Текст книги "Стена"

Среди этих прекрасных чудовищ возвышалась Анасази. Хью не видел лишь ближайшего, так и не пройденного до конца впервые маршрута, который вчера лишил жизни по меньшей мере двух молодых женщин. Он вытянул шею, но так и не смог разглядеть ни висящего на веревке тела, ни каких-либо следов восхождения, ни даже обширной крыши Глаза циклопа.

Сейчас Огастин, вероятно, уже спустился к телу своей подруги. Как спасатель, он, несомненно, уже встречался со смертью. Но этот случай оставит в его душе такой шрам, какого он пока что не может даже представить себе. Хью знал это наверняка. Потеря любви никогда не дается легко.

– Ну и каковы мои шансы? – внезапно спросил Льюис.

Хью подумал, что он говорит о предстоящем подъеме или недельном восхождении. Поэтому он беспечно махнул рукой.

– Только синее небо, – произнес он нараспев.

На небе не было ни облачка. В ослепительных солнечных лучах бойко кружились горные ласточки. Стоял изумительный день, достойный рая.

Льюис не улыбнулся в ответ. Его глаза прятались за тонкими, чрезвычайно стильными солнцезащитными очками. Хью с запозданием понял, что друг спрашивал его о беседе с Рэйчел, состоявшейся вчера вечером. Немного поразмыслив, он решил не отвечать. В предстоящие дни у них будет вполне достаточно времени для того, чтобы внимательно приглядеться к прожитым жизням. И похоронить своих женщин.

– Время идет, – сказал Льюис.

Он покрутил головой и плечами, как боксер, готовящийся к выходу на ринг. Хью проверил страховку и похлопал его по плечу. Льюис двинулся вверх по стене.

Во время дальнейшего пути они сделали множество ошибок: путали веревки, роняли снаряжение, не понимали команд друг друга. Льюиса это очень расстраивало.

– Неужели эта гадина одолеет нас? – пробормотал он в один из таких случаев.

Хью смотрел на жизнь более спокойно. Он нисколько не тревожился из-за медлительности. Шел лишь первый день восхождения. Они еще успеют приноровиться к той жизни, которую ведут на больших стенах.

Они не ходили вдвоем более трех десятков лет. Разумнее было бы совершить сначала несколько коротких простых маршрутов, потратив неделю-другую, чтобы восстановить взаимодействие до интуитивного уровня. Вместо этого они кинулись на утес с той же опрометчивостью, с какой иные бросаются с него.

Около четырех часов они решили, что на сегодня хватит. Начало положено. Четыреста футов по вертикали, конечно, не бог весть что. Но они смогли прорваться через первую линию обороны Анасази и приблизиться к своему давнему ритму. Можно было бы до заката пройти еще один отрезок вверх, но это было чревато опасностью спуска в темноте.

Пока они готовились спускаться по веревке, Хью попытался разглядеть хоть какие-нибудь признаки присутствия спасателей.

– А ведь ты был уверен, что мы что-нибудь увидим, – сказал он.

Льюис сделал большой глоток воды.

– Был. Но мы ничего не увидели.

– Они собирались назвать свой маршрут Стеной троянок. Мне сказал один из рейнджеров.

Льюис фыркнул.

– Вот и накликали несчастье. Пленницы и рабыни! Надо же придумать такое дурацкое название!

– Тут ты загнул, Луи. Ведь только женщины там и уцелели.

– Что-то я тебя не понимаю.

– После той эпической войны. Ну, знаешь, те, что были не моложе Эль-Кэпа.

Льюис не поддержал шутку.

– Из них не уцелел никто, Хью. Они все погибли.

Насмешка Льюиса расстроила Хью. Он подумал, что, возможно, они раздражены после трудного дня. Они не на шутку устали. А громада Анасази, несмотря на все усилия, вздымалась высоко над ними.

– Постарайся все же воздать им должное, – сказал он. – Они были смелы, как чертовки. Воительницы. Амазонки.

– Иисус! – воскликнул Льюис.

– Но ты же бард. Где же твое поэтическое чувство?

– Это никакая не поэзия. Это гордыня. Рэйчел напичкала этим дерьмом наших девочек. Она говорила: мечта должна быть большой! Еву просто оклеветали! Ты можешь в один прекрасный день стать президентом! Вся эта фигня насчет женщины-богини растет в мозгах, как на дрожжах, и вдобавок еще и заразна. Они почему-то уверены, что могут танцевать в огне и не обжигаться.

Хью уперся ногами в скалу. У него тоже было горько на душе, но его чувство было совсем не таким, как у Льюиса.

– Раз уж они, по твоему мнению, были здесь не на месте, то, может быть, и нам с тобой тут нечего делать, – возразил Хью. – И ты после этого еще рассуждаешь о гордыне…

– Я только предлагаю посмотреть, куда это их заводит.

– Эти женщины пожертвовали всем, что у них было.

– Они крепко лажанулись, Хью. Только потому, что высунулись слишком далеко.

В памяти Хью возникло недавнее зрелище: девушка, лежащая на камне в лесу, словно человеческая жертва на алтаре.

– Ты несправедлив, – сказал он.

– Я говорю о том, как я это вижу, – заявил Льюис.

Хью фыркнул.

– Видишь? Да ты ничего не видишь!

– Сегодня утром ты устроил мне экскурсию, спасибо тебе. Кровь на камнях. Кровь на деревьях. Вот и вся история.

Хью, нахмурившись, поглядел на него.

– На ее месте мог оказаться любой из нас.

– Только не я.

– Неужели? Кажется, кто-то тут рассуждал о гордыне…

Льюис, примерившись, выпустил из рук связку карабинов, проводил ее глазами и прислушался к слабому звону, с каким она ударилась внизу, под деревьями, о камни.

– Что ты делаешь, Хью?

Что он делал? Это была вовсе не та обычная перепалка, какую они вели постоянно, никогда не уставая, на любую тему: хоть о переходе Боба Дилана на электрогитару, хоть о том, что ценнее для человечества – вымышленная «Гора-аналог» Рене Домаля или настоящая К-2.<sup>[19]19
  Домаль, Рене (1908–1944) – французский писатель, декадент и эзотерик, альпинист-любитель.
  К-2 (Чогори) – вторая по высоте горная вершина. Ее высота составляет 8611 м над уровнем моря.


[Закрыть]</sup>

Они спорили об этих вещах с таким жаром, что сплошь и рядом забывали, о чем шла речь. Сейчас все было по-другому. Погибшие женщины служили только предлогом.

– Я думаю, что, пожалуй, будет лучше рассортировать кое-что прямо здесь, – сказал Хью, хотя не мог бы точно указать, о чем именно говорит.

– Хорошая мысль, – отозвался Льюис. – Я хочу сказать, что если ты имеешь намерение слинять, то было бы хорошо, чтобы ты сначала предупредил меня.

– Слинять?

– Да, ты меня правильно расслышал.

Так вот в чем было дело!

Льюис спорил не с ним, а сам с собой. Гибель женщин разозлила его. И в то же время напугала. И подхлестнула. Говоря о женской гордыне, он подразумевал свою собственную. Это не Хью хотел сойти с маршрута – такого у него даже в мыслях не было, – а Льюис.

На больших восхождениях человек много чего узнает о себе самом и о своих товарищах. Хью бывал в экспедициях, участники которых оказывались на грани убийства или самоубийства. Если Льюис сомневался в успехе или если у него всерьез пошаливали нервишки, то сейчас было самое время признаться в этом. Шлем, сказал себе Хью. Он должен был понять все это в тот самый момент, когда появился шлем.

Им совершенно не требовалось орать друг на друга. Как-никак они были вполне взрослыми мужчинами. Просто что-то не удалось. Почти всегда людские взаимоотношения рано или поздно доходили до стадии, на которой союз должен был распасться. Они могли махнуть рукой на Эль-Кэп и разойтись каждый своей дорогой, не тая в душах никакого зла.

Хью собрался было сказать, что не было никакого смысла подхлестывать сдохшую лошадь. Виагра для души.

В конце концов, они оба просто слишком стары для этих игр.

Но прежде чем он успел произнести слово, прежде чем собрался с духом сказать, что их восхождение на этом заканчивается, мимо них промелькнула какая-то тень. На белом камне возникла, взявшись ниоткуда, тонкая красная полоска.

Оба альпиниста схватились за страховочные веревки и плотно прижались к скале, словно пытались размазаться по ней. В этот миг обоих посетила одна и та же мысль: камень. Сверху обрушился камень. Если упал один, за ним, скорее всего, посыплются и другие.

Кровь воспринималась вовсе не как кровь. Гораздо больше говорили о происшедшем тень и короткий, уже смолкший свистящий звук. Оглянувшись через плечо, Хью увидел плывущие в воздухе перья. И что еще поразительнее – крыло. Крыло птицы. Крыло без тела, падавшее на расстоянии менее десяти футов от стены.

– Что за чертовщина! – воскликнул Льюис.

– Наверно, камень попал в какую-то птицу.

Как будто такое происшествие само по себе не было почти невероятным, Хью, скосив глаза, увидел сокола, стремительно уносившегося через Долину.

– Ты видел? – спросил он. Да, виновником здесь был вовсе не камень. – Боже мой!

Они только что стали свидетелями убийства.

Оторванное крыло трепетало в воздухе, поддерживаемое восходящим потоком, наводя на мысль о звуке – или виде – хлопка одной ладонью. Это было удивительное, величественное и ужасающее мгновение.

По идее, в этом не было ничего сверхъестественного. Крупные соколы-сапсаны всегда устраивали гнезда на узких скальных выступах, и потому в их гнездовой период часть Эль-Кэпа была закрыта для людей. Хью слышал о том, что в момент броска на добычу они достигали скорости свыше двухсот миль в час. Ласточки и стрижи встречались повсеместно. Здесь шло непрерывное состязание хищника и добычи, но редко когда его удавалось увидеть в столь явном виде. И никогда – настолько близко.

Убийство, совершенное соколом, отрезвило их. И заставило прервать стычку, прежде чем она успела перейти в необратимую стадию.

Переведя взгляд на Льюиса, Хью увидел, что его лицо забрызгано кровью ласточки. Протянув руку, он прикоснулся кончиком пальца к щеке Льюиса. Прикосновение разрушило стену, возникшую было между ними.

Льюис повернулся к Хью, в его черных очках сверкнули два одинаковых солнца. Хью показал ему каплю крови ласточки. Льюис тоже дотронулся до лица Хью и показал, что на напарника тоже попала кровь. Отмечены оказались оба.

Свобода, которую обретаешь в горах, никогда не бывает полной. За то, чего они пытались достичь, поднимаясь вверх, придется заплатить, неизбежно придется. Слова Льюиса прозвучали эхом того трепа о святых и серафимах, раздававшихся здесь несколько десятков лет назад. Но в том давнишнем трепе имелась немалая доля истины. Они были благословлены устрашающим зрелищем, не виданным нигде, кроме как здесь. Внезапно он всей душой захотел новых и новых впечатлений.

Но в следующую секунду Льюис заговорил.

– Нужно спускаться. – Его тон звучал непреклонно.

Сердце Хью оборвалось. Неужели все кончено? Он тяжело вздохнул.

– Что еще тебе нужно? – спросил Льюис, не отрывая глаз от плывущего в воздухе крыла, переворачиваемого ветром.

Хью заставил себя не уговаривать своего спутника продолжить восхождение. Было опрометчиво идти в одной связке с человеком, который лишь наполовину в горах, а наполовину погружен в себя. Нет, все действительно кончено. Значит, надо сворачиваться. Прогулялись, и хорош.

– Ладно, – сказал он.

– Нам необходимо отдохнуть, – сказал Льюис.

Не отправляться по домам. Не распрощаться со стеной. Не стереть следы своего пребывания здесь. Хью поглядел на Льюиса, ощущая, как в нем оживает надежда. Просто – отдохнуть.

Льюис размазал пальцем струйку крови, оставшуюся на камне, и внимательно рассмотрел результат своего деяния.

– Нам придется прилично поработать завтра. И послезавтра.

– И послепослезавтра, – добавил Хью.

Льюис запрокинул голову, пытаясь рассмотреть вершину.

– Братец, туда еще ой как далеко.

9

Когда с верхушек скал исчезли отблески заката и сгустилась тьма, они устроились на земле под нависающей уступом скалой рядом со своими огромными рюкзаками, набитыми снаряжением. Они решили обойтись холодным привалом, без огня. И разговаривать старались потише.

Хотя ночевки у стен Эль-Кэпа не всегда были незаконными.

Казалось бы, только вчера Хью, Льюис и многие другие, как пираты или разбойники с большой дороги, захватили подножия Эль-Кэпа. Льюис дал им наименование «феллахи», что означало «люди, поселившиеся на руинах цивилизации». Слово было позаимствовано из шпенглеровского «Заката Европы», излюбленной книги философствующих молокососов, каковыми все они тогда и являлись.

Хью тогда возражал: «Ты называешь все это руинами цивилизации? Какой цивилизации? Какие руины? Это Долина, а не какой-то протухший город».

«И это ты называешь жизнью?» – яростно орал Льюис, подразумевая, что он, несомненно, прав и спорить с ним совершенно бессмысленно.

В светлое время суток они штурмовали никем еще не пройденные стены. По ночам они отдыхали, но и в это время проигрывали, шаг за шагом, минута за минутой, все, что сделали и что предстояло сделать, в своих мыслях.

Запасшись распродаваемыми по дешевке просроченными армейскими сухими пайками, салями и целыми головками висконсинского чеддера, они разводили по ночам небольшие костры, развешивали кое-как постиранную одежду на ветках деревьев, играли на плохоньких гитарах и с завистью прислушивались к доносившимся из ближних кустов звукам, сопровождавшим совокупление немногочисленных пар, присутствовавших среди них. Это была своеобразная академия, больше всего соответствовавшая тому, что Джон Муир когда-то назвал «университетом дикой природы». Они читали и обсуждали все, от Витгенштейна, «Дельта-блюза» и «Бомбы» до «Тибетской Книги мертвых» и портретов голеньких красоток с вклеек «Плейбоя». Когда пиво и дешевое вино заканчивались, они прекрасно обходились речной водой из Мерседа. Пока альпинисты сидели по своим излюбленным пещерам и норам, рейнджеры обращали на них мало внимания.

Теперь, облокотившись на камни, с набитыми желудками, Хью и Льюис сошлись на том, что день сегодня был очень хорош. Ни один ни другой не упоминали о коротком споре, случившемся наверху. Льюис не мог отрешиться от впечатления, произведенного на него соколом, прикончившим свою добычу. Этот случай буквально омолодил его и погрузил в благоговейный восторг. Сам Льюис назвал событие жертвоприношением богам.

– Значит, теперь мы еще и боги? – не удержавшись от иронии, спросил Хью.

– Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Древних. Аватар и дэвов. Мировую душу. Космические течения. Или я еще и должен подыскать всему этому имя? Хью, нам было назначено судьбой оказаться там. Причем в единственную определенную минуту. Это ни в коем случае не было совпадением. Мы были обязаны увидеть то, что увидели. Неужели ты этого не чувствуешь? Прямо перед нашими глазами свершилось кровавое жертвоприношение. Что еще может ждать нас там? Я не знаю. Но мы должны узнать. Мы должны забраться туда так высоко, как только сможем.

Вновь вернулся Льюис былых времен, молниеносный, неудержимый, несравненный Льюис, обладатель пламенного духа. Он выпускал слова, как пулеметные очереди, предназначенные не для того, чтобы уничтожить, а лишь поранить, проникнуть в суть момента и ухватить его значение, прежде чем оно улетучится.

Хью хорошо помнил их паломнические поездки в Сан-Франциско в поисках битников, героев Льюиса, его «подполья», хипстеров – не хиппи, которые были только подражателями. Льюис отказывался признать, что он опоздал на десять лет, что битники сделались рокерами или попросту вымерли. Он был уверен, что они все еще должны существовать где-то в этом городе. Но от битников в конце шестидесятых оставались только «Городские огни», книжная лавка, в которой Ферлингетти<sup>[20]20
  Ферлингетти, Лоренс (р. 1920) – американский поэт, один из основателей движения битников в Сан-Франциско в 50-х гг.


[Закрыть]</sup> арестовали, когда он выставил на продажу свои «Завывания».

Пока Энни и Рэйчел пытались продать или обменять собранные в Йосемите дикие цветы, чтобы раздобыть «травки» или такой безобидной вещи, как марокканская краска для век, Хью, следом за Льюисом, бродил среди стеллажей. Именно там Хью купил записную книжку в кожаном переплете, которая стала его библией. А Льюис больше всего на свете желал отыскать одну определенную книгу, которая, как он был уверен, непременно приведет его к просветлению: седьмой выпуск альманаха «Черная гора», где публиковались Уильям Бэрроуз, Роберт Крили, Джек Керуак, Гэри Снайдер и многие другие. Шли годы, а книга никак не попадалась. В конце концов он нашел решение: завести свой собственный книжный магазин. «Рано или поздно она у меня окажется».

Во время обратной дороги из Фриско в синем «фольксвагене-жуке» Хью все четверо, донельзя усталые и счастливые, делились своими впечатлениями и хвастались покупками, от папиросной бумаги «зигзаг» доаюрведических пряностей и последних новостей из Вьетнама. Кто-то обязательно добывал какую-нибудь редкость вроде планшеток для спиритических сеансов, китайской «Книги перемен» или «Камасутры».

Хью откинул голову назад и уперся затылком в скалу. Перед ним возникло лицо Энни, молодое лицо, в которое он когда-то влюбился, а не ошпаренная горячими песками красноглазая маска, являвшаяся ему в кошмарах. Какой же красивой она была! Временами ему не хватало ее прямо до физической боли. Этой ночью ему было просто больно, болели каждый мускул и каждый сустав. Он прогнал видение жены.

– Давай-ка спать, Льюис, – сказал он.

Завтра утром они оставят этот мир и перейдут в другой. Всю следующую неделю они будут устраиваться как придется, когда на карнизах, а когда и в гамаках над пропастью. Оказавшись наверху, они будут шататься, как пьяные, так как временно лишатся чувства равновесия. И после восхождения они еще долго будут просыпаться среди ночи – в их телах сохранится привычка к повышенной осторожности. Но в эту последнюю ночь перед выходом на стену у них еще оставалась возможность отойти в сторону, спокойно помочиться, как это делают все нормальные люди, и снова почувствовать под спинами твердую землю.

Но Льюису еще не хотелось спать. Смерть ласточки изрядно взбудоражила его. Он зачем-то пересказал кантовский парадокс о голубе, в котором птица решает, что без воздуха, оказывающего сопротивление крыльям, ей будет гораздо легче летать, и в конце концов падает в пустом пространстве и разбивается. Льюис имел для этой притчи универсальное применение, придавая ей самые разные значения в зависимости от своего настроения и цели. Нынче вечером голубь служил лишь средством подвести итог дня. Природа была устрашающе величественной. Троянки подлетели слишком близко к солнцу. Завтра наступала очередь его и Хью.

– Аминь, – пробормотал Хью, и сон унес его прочь.

Проснувшись, он никак не мог понять, что же внезапно вырвало его из глубокого сна. Он лежал неподвижно, ожидая, что случится дальше.

В узком просвете между стеной и лесом сияли звезды. Ни храпа, ни дыхания Льюиса не было слышно. В лесу было тихо. Хью уже собрался закрыть глаза, когда увидел тень, скользнувшую среди верхних ветвей.

До полнолуния оставалось еще несколько ночей, и, следовательно, тени в лунном свете были малозаметны. Впрочем, света хватило для того, чтобы заметить предмет, скользивший от одного дерева к другому. Этот предмет, вернее, это существо двигалось, оставаясь выше его. Вот оно застыло, то ли отдыхая, то ли принюхиваясь. Хью неподвижно замер в спальном мешке. Он пытался прикинуть истинный размер этого существа и понять, имело ли оно крылья.

Казалось, что существо (или все-таки предмет?) колебалось на ветру. Не успев набрать в грудь воздуха, он увидел в слабом свете луны еще одну такую же приближающуюся фигуру. Она метнулась вверх, затем сложилась и повисла на другом дереве. Менее чем через минуту мимо промчалась пляшущая стайка белых бабочек. Хью проводил их недоуменным взглядом. К какому виду могли относиться эти ночные существа?

Потом в его памяти всплыло то, что осталось от женского восхождения.

Спускаясь по закрепленным наверху веревкам, Хью и Льюис видели разбросанные по целым акрам древесных верхушек вещи женщин, которых они так и называли троянками. Это больше всего напоминало последствия кораблекрушения. Одежда и детали снаряжения, широким веером разбросанные по самым верхним веткам. Аккуратно, будто руками, подвешенная парка. Спутанные петли веревок. Полиэтиленовые пакеты плыли среди секвой, как флотилия медуз.

Вот и все, что от них осталось, понял Хью, глядя на призрачные фигуры, колебавшиеся над ним. Полиэтиленовые пакеты и изорванные до состояния конфетти книги в мягкой обложке. Все это медленно опускалось вниз, так осадок опускается на морское дно. Длинные предметы, такие как веревки, вероятно, останутся на вершинах и за несколько ближайших лет медленно выцветут добела. Все остальное за зиму попадает на землю, где или разложится, или смешается с мусором, набросанным другими альпинистами.

Он попытался определить время по звездам, но почти сразу же отказался от этого намерения. Сейчас они жили в мире, где не было места часам или сотовым телефонам. Он взглянул на вещи – теперь они превратились в рухлядь, – вывалившиеся из Глаза циклопа. Поселившиеся на руинах цивилизации.

Он почти заснул снова, когда услышал звонкий стук камня о камень и даже сел от неожиданности. Звук повторился – щелк-крак, – свидетельствуя о том, что существо идет по осыпающемуся склону, а потом послышалось басовитое гортанное рычание.

Мусорщики, подумал Хью. Хотя, по всей вероятности, не медведь. Медведи предпочитали оставаться ближе к центральному поселку, где меню было гораздо богаче.

Снова загремели камни. На сей раз Хью увидел среди деревьев мельтешащих светлячков. В Йосемите? При таком холоде?

В призрачном свете материализовался человек или призрак человека. Можно было разглядеть, что он очень худ. Лесной житель. Эта мысль должна была сразу все сказать Хью. Но почему-то не сказала. Он был слишком заинтригован, чтобы окликнуть фантом издали. Он ждал, пока светящееся пятно выйдет из-под прикрытия деревьев и подойдет поближе.

Это были не светлячки, а воротник, покрытый светящимся составом.

Хью включил свой головной фонарь.

Джошуа громко взвыл.

Он выглядел устрашающе – грива и борода затвердели от грязи, в зубах зажат нож. Светящаяся полоса лежала поверх густых волос, покрывавших грудь. Словно какой-то абориген автомобильного кладбища, он нарисовал на голой груди полосы и круги – похоже, губной помадой и тавотом. Лицо он зачернил, а в беспорядочно торчащие волосы воткнул множество перьев.

Сумасшедший дикарь пробирался, пригнувшись, среди валунов, определенно направляясь к Хью. Теперь он держал нож в своей здоровой руке. Лезвие было совершенно черным, как кусочек ночи.

– Джошуа! – крикнул Хью, рассчитывая, что безумец остолбенеет от звука собственного имени.

Но Джошуа, вместо того чтобы остановиться, с криком кинулся вперед. Хью попытался выбраться из спального мешка, но запутался в нем ногами. Тогда он резко дернулся и умудрился подняться на ноги.

Луч света от фонаря заметался в темноте. Потерял Джошуа. Нашел его. Тот уже вскинул нож над головой. Камень или нож? Каменный нож. Он сверкнул в свете фонаря.

Нож прорезал тьму и свет. Хью упал назад. Джошуа снова вскинул руку. Хью перекатился и дернулся в сторону. Проклятый мешок.

Фонарь был его единственным оружием. Он направил свет в глаза Джошуа. Сделал это он, вскинув руку, словно физически отталкивая нападающего, и это пусть на мгновение, но сработало. Джошуа зашатался, ослепленный. Но все так же продолжал размахивать ножом, то сливавшимся с темнотой, то сверкавшим на свету. Хью наконец-то вылез из спального мешка.

Что за чушь! – думал он. Такого просто не могло случиться. На этого парня шла самая настоящая охота. Он должен был сейчас находиться в нескольких милях отсюда. А вместо этого застает врасплох его самого, Хью, без штанов, босиком, в одном нижнем белье и с руками, замотанными пластырем для восхождения.

– Льюис, – закричал он.

Что ему делать? Бежать? Вверх или вниз?

– Она рассказала мне, что ты с ней сделал, – заявил Джошуа.

На сумасшедшем теперь красовалось небольшое ожерелье. Хью узнал нефритовые, бирюзовые и прочие бусины из волос девушки. Безмозглая тварь!

– Прекратите, – сказал Хью. – Вы меня убедили. Мы уйдем. Все эти места останутся вашими.

Его противник был животным. Нет, чудовищем. Он, наверно, думал, что ему принадлежит все здесь – лес, тени, камни, мертвые души. Джошуа снова и снова пытался ударить его ножом. Хью уворачивался, направляя луч света ему в глаза и пытаясь ослепить. Затем он уперся в стену, пошарил по ней в поисках зацепок для подъема, но она оказалась гладкая, как лед. Если на ней и были выступы, все равно залезть достаточно быстро не получилось бы. Дикарь добрался бы до него, прежде чем он успел бы подняться на три фута. Где же Льюис?

– Можете забрать нашу еду, – продолжал уговоры Хью. Этот урод уже сожрал его грушу. Даже сейчас, оказавшись в смертельной опасности, он продолжал злиться в первую очередь на это. – Берите все, что захотите.

Грудь Джошуа бурно вздымалась. Он хрипел. Красная помада и темное машинное масло на его ребрах, выделявшихся, как у отощавшей собаки, наводили на мысль об индейской боевой раскраске.

– Не нужно бегать. Не нужно прятаться.

Джошуа, хромая, подходил ближе. Посоха у него не было. Неужели в этом все дело? Вот он снова поднял нож, зажатый в кулаке лезвием вниз. Хью хватило присутствия духа, чтобы заметить, что лезвие сделано из черного обсидиана.

– Висмилля! – рявкнул Хью даже не осмысленно, а под влиянием какого-то порыва. Во имя Бога, если перевести с арабского.

Джошуа остановился. Слово – не то непонятный звук чужого языка, не то командирский напор, с каким оно было произнесено, – обескуражило его.

– Что? – Джошуа поднял голову, прислушиваясь то ли к тому, что делалось в лесу, то ли к голосам, которые звучали в его мозгах. – Что?

Нужно запутать его в различных реальностях, сказал себе Хью. Добавить еще один голос к тем, что слышатся ему. Задурить ему мозги.

– Она там лежала, – сказал Хью. Девушка. Твоя добыча, добавил он про себя. – Я накрыл ее. Мы встречались, вы и я. Куда она делась, Джошуа?

– Она… – полоумный неопределенно помахал рукой, – там. Везде, куда я иду. – Невеста из его бредового морока.

– Вы помните меня, Джошуа?

– Я знаю тебя.

– Все будет хорошо. Уберите ваш нож. – Успокой его. Пусть уляжется его ярость. А потом перебей ему ноги.

– Ты не знаешь! – взвыл Джошуа.

– Все изменится к лучшему, – сказал Хью.

Джошуа начал раскачиваться, стоя на месте.

– Мы пришли туда, чтобы… Парень, да, парень… Она ни с кем… Не шашни…

– Куда вы дели ее, Джошуа?

Из-за деревьев показалась темная фигура и стремительно бросилась к ним.

Джошуа вылетел из круга света от фонаря Хью. Стремительностью его движение походило на удар сокола, напоминавший по своим последствиям маленький взрыв. Захрустели камни осыпи, одновременно зарычали два мужских голоса.

Хью тут же нащупал их лучом. Льюис пытался повалить сумасшедшего, стиснув изнуренное существо своими огромными ручищами.

– У него нож, – крикнул Хью, подхватывая с земли камень.

Льюис выпустил противника и оттолкнул его от себя. Джошуа сумел удержаться на ногах. Держа его в луче фонаря, Хью швырнул камень, ударившийся в землю вдали от цели. Он бросил другой. К нему присоединился и Льюис.

– Лежать, грязный подонок! – проорал Льюис.

Они засыпали одичавшего безумца градом камней, которые, правда, главным образом летели мимо. Часть существа Хью хотела прекратить обстрел. Каким бы ужасным ни был этот человек, он нуждался в помощи. Лечении. Его нужно было запереть в комнату с резиновыми стенами. В то же время Хью хотел искалечить этого шакала, если не…

Увесистый камень угодил Джошуа в плечо. От удара тот упал, но тут же на четвереньках устремился прочь. Хью швырнул еще один камень. Громко завывая от боли, Джошуа нырнул в лес.

Хью устремил ему вслед луч фонаря, но он уперся в деревья, как в стену крепости. Джошуа снова удалось сбежать.

– Ты мертвец! – оглушительно проорал Льюис в сторону леса. – Ты навлек на себя проклятие, Джошуа. – Он набрал полную грудь воздуха. – Ты выпустил дьявола на свободу. Птицы, белки и жуки, все они – его глаза. Ты только что вляпался в самую большую кучу дерьма всех времен. Ты меня слышишь? От него не скроешься. Он идет за тобой!

Хью стоял, согнувшись, и хватал ртом воздух.

– Что это за проклятие? – спросил он.

Льюис тоже нагнулся, упершись руками в колени.

– Психологические этюды, дружище. Борьба с безумием его же собственным оружием. Он верит в дьявола, значит, надо подсунуть ему дьявола. Посмотрим, долго ли он сможет прожить с этим.

– На тебе кровь? Он ранил тебя?

Это оказался всего лишь тавот. Льюис стер грязь пригоршней земли.

– Черт возьми, что ему было нужно?

– Всего-навсего убить меня. Я не знаю, в чем дело. И сомневаюсь, что он хоть что-то понимает. У него в голове звучат голоса. Он опять говорил о ней.

– О той девушке?

– Да, о той самой девушке, о ком же еще?

Хью, осторожно ступая, брел босиком вниз по склону, высматривая что-то среди камней.

– Вот оно, – сказал он.

Обсидиановое лезвие восьми дюймов длиной было тщательно отбито, не уступая остротой хирургическому скальпелю. Ручка была сделана из оленьего рога.

– Он, наверно, потратил на это не один месяц.

– Вот и трофей, – сказал Льюис. – Ты одолел этого урода. Тебе и владеть его оружием. Оставь его себе.

Они вернулись к своим мешкам со снаряжением.

– И что дальше? – сказал Хью.

– Ты о чем?

– Сам знаешь. Как мы поступим?

Обсуждать предстоящее восхождение можно до бесконечности. Альпинисты занимаются этим постоянно, преувеличивая опасность, запугивая друг друга в шутку и всерьез до тех пор, пока не покажется, что, пожалуй, лучше вовсе не выходить из собственной кухни. Но он должен был дать и себе, и напарнику возможность обдумать свое ближайшее будущее. События развивались быстро.

Льюис пожал плечами.

– Он не смог ничего тебе сделать. Мы все еще живы и здоровы.

– Мы могли бы спуститься и сообщить, – сказал Хью.

– И признаться в том, что мы нарушили запрет и заночевали под скалой, да?

– Что мы можем рассказать такого, чего они еще не знают? – задумчиво произнес Хью. – Что в лесу бегает на свободе сумасшедший инвалид с непредсказуемым поведением?

– Мы обезоружили его. Мы напугали его и поставили ему несколько синяков. Теперь им осталось только связать его.

– А это не наше дело.

Они зажгли фонари, осветив свою провизию и снаряжение, разложенные аккуратными кучками.

– Лезем, как и собирались, – сказал Льюис после не слишком продолжительной паузы.

– Полностью с тобой согласен, – отозвался Хью.

– Значит, решено?

О том, чтобы вновь ложиться спать, не было и речи. До рассвета, вероятно, оставались считанные часы. Они дружно решили получше использовать свои запасы адреналина и еще раз выйти с первыми лучами солнца.

– Мы сами виноваты, – сказал Льюис. – Никогда не надо спускаться вниз на ночевку. Раз уж вышел на стену, значит, надо идти дальше. Сами, можно сказать, предложили кому угодно нападать на нас. В этом суть притяжения. Земля пытается затянуть в себя, только и всего. Я и сейчас чувствую ее притяжение, как изнурительную болезнь. Инерция. Болото. Прежде чем ты успеваешь что-то понять, оказывается, что ты просиживаешь задницу в откидном кресле и, затаив дыхание, следишь за пляской теней в электронно-лучевой трубке. Это борьба за реальную действительность, Гарп. Тяжелая битва – каждым вдохом, каждым ударом сердца. Мы должны убраться отсюда. И немедленно.