Текст книги "Нарко. Коготь ягуара"

7

Кастельянос однажды был женат, но недолго, и его жена перебралась в Мексику, так что в то первое утро Монтойя позвонил его родителям по беспроводному телефону и передал трубку ему.

– Скажи им, чтобы собрали деньги. Пятьсот тысяч песо. Я перезвоню им через два дня, и если деньги у них будут, я скажу им, куда их доставить.

– У них нет таких денег! – запротестовал Кастельянос. – Они простые люди.

– У них есть дом. У тебя есть дом. Пусть продадут оба и получат их.

– На это уйдет не одна неделя!

– Я не тороплюсь, – бросил Монтойя. – Но чем быстрее они будут действовать, тем раньше я смогу тебя отпустить.

Пока они говорили, отец Кастельяноса ответил на звонок. Агилар слышал его голос, доносящийся из трубки, тонкий и далекий. Казалось, Кастельянос даже забыл, кто ответит на звонок.

– Алло? Отец? Это ты? Это я, Лео.

В трубке прозвучал вопрос. Кастельянос выслушал, а потом описал свое бедственное положение.

– Им нужно полмиллиона песо, или меня убьют. Да! Да, убьют, клянусь. Нет, не могу объяснить, просто… вы должны добыть деньги. Должны.

Монтойя выхватил у него трубку.

– Он прав, сеньор Кастельянос. Я перезвоню через два дня, чтобы узнать, есть ли они у вас. Если не будет, я начну делать Лео больно. Сразу я его не убью, но плохо ему придется. Чем раньше вы добудете деньги, тем в лучшем виде его получите. Но если обратитесь в полицию, больше вы его не увидите. Разве что на том свете.

И дал отбой, не дожидаясь ответа.

– Два дня, Лео. Потом?.. – он пожал плечами. – Не хотел бы я быть на твоем месте.

Когда Кастельяноса заперли в комнате, Агилар воспользовался телефоном, чтобы позвонить Луизе. Ответив на звонок, она была почти в истерике.

– Где ты? Что происходит? Я так тревожилась!

– Не могу тебе сказать, где я, детка, – ответил он.

– Почему? Что ты делаешь?

– Этого я тебе тоже сказать не могу.

– Хосе, скажи же мне, что происходит! Я не понимаю!

– Я ничего не могу тебе сказать, Луиза. У меня все отлично. Я не в беде, и мне ничего не угрожает. – Он надеялся, что хоть это правда. – Какое-то время меня домой не жди, может, пару дней. Но я в порядке. Ты должна просто мне верить. Ты мне веришь?

– Конечно, верю. Я просто… не знаю. Вот уж не думала, что может стрястись что-то подобное. Он выдернул тебя из дома, и ты просто ушел с ним, бросив меня… Я так напугана, Хосе.

– Бояться нечего, детка. За пару дней с тобой ничего не случится. Я позвоню, когда смогу, но ты мне звонить не можешь. Не тревожься, у нас с Альберто все под контролем.

Монтойя слушал, так что Агилар не хотел говорить ей, что по окончании все может увенчаться хорошим бонусом. Но это тоже была правда.

Как только она более-менее успокоилась, Агилар сказал ей, что любит и попытается позвонить снова как можно скорее. А потом остался только он наедине с Монтойей и чувством опустошения, которое приходит после всплеска адреналина. И рухнул в кресло.

– Два дня, правда? – проговорил.

– Не меньше двух. Возможно, проторчим здесь дольше. Теперь все зависит от его родных.

– А потом мы его отпустим?

– Когда они заплатят, мы его отпустим. Если заплатят.

– Но они ведь заплатят, да?

– Я их не знаю, а ты? – криво усмехнулся Монтойя. – Некоторые семьи платят. Некоторые нет. Нипочем не знаешь, пока это не случится.

– А ты… ты уже делал это прежде?

– Однажды. Был как ты, а не во главе. Командую первый раз.

– И как тогда прошло?

Скривившись, Монтойя развел руками.

– Прошло… нехорошо прошло. Будем надеяться, на сей раз будет лучше.

* * *

На все про все ушло пять дней. За это время Монтойя дважды позволил Агилару позвонить Луизе. Каждый раз она проявляла все большее нетерпение, озлобление и тревогу. Каждый раз он из кожи вон лез, чтобы обнадежить ее, но правда в том, что он и сам не знал, чем все это обернется. Тревожился из-за их дежурств в полиции, но Монтойя заверил его, что их «прикроют», что бы это там ни означало. Агилар боялся, что, когда они вернутся, все будут знать, что они на жалованье у Эскобара. Но когда поднял этот вопрос с Монтойей, старший полицейский просто рассмеялся, не вдаваясь в дальнейшее обсуждение.

В доме имелись телевизор, радио, кровати, диваны, обеденный стол и стулья и кухня, забитая продуктами и алкоголем. Кастельянос этих частей дома не видел. Он был либо привязан к кровати, либо прикован в ванной. Порой, если он вдруг начинал артачиться, его оставляли в ванне, пустив холодную воду на час, а то и поболее. По большей части он проявлял покладистость. Они готовили ему в кухне простую еду или выходили за продуктами и приносили что-нибудь и ему. Он много ныл, но когда начинал уж очень действовать на нервы, ему напоминали о ванне, и он затыкался. При нем они колпаков не снимали, так что лиц их Кастельянос не видел. В других комнатах они пили, ели и курили марихуану, слушали радио, болтали, играли в карты. Когда удавалось, спали, заранее не ведая, не устроит ли Кастельянос бучу и не придется ли его утихомиривать.

Наконец его родители, родственники и друзья наскребли полмиллиона и доставили их по названному Монтойей адресу. Вскоре после доставки ему позвонили на беспроводной телефон. Он слушал внимательно, с угрюмым видом, потом положил трубку на стол. За окном было темно; звонок разбудил Агилара.

– Деньги на месте, – сказал Монтойя.

– Значит, теперь мы его отпустим?

– Теперь мы его убьем.

– Но ведь он расплатился!

– Эскобар хочет, чтобы люди знали: если они ему задолжали, то обязаны расплатиться без понуканий. Только подумай, во что ему это обошлось – этот дом, наше жалованье, прочие расходы. Он вернул только долг, а не остальные издержки на все это.

– Но…

– Раньше он похищал людей ради выкупа, – оборвал его Монтойя. – Больше он этим не занимается. Теперь он делает это лишь затем, чтобы вернуть свое – то, что ему задолжали. Ему и самому этого не хочется, но некоторые, вроде Кастельяноса, вынуждают его. Он хочет донести мысль.

– Я не хочу никого убивать, – уперся Агилар. – Потому и пошел в полицию.

– Он слышал наши голоса. Запомнил их.

– И что? Он не сможет доказать…

– Все решено, – снова перебил его Монтойя. Пошарив в кармане, дал Агилару ключ от машины. – Мы делаем, что скажут. Выводи машину из гаража.

Агилар взял ключ. И пока шел в гараж и распахивал широкие ворота, у него мелькнула мысль взять да просто уехать. Можно захватить Луизу и…

И что? Куда им податься? В Боготу? В Панаму? В Мексику? Как они будут жить – без работы и почти без денег? А как же их родные? Уж наверняка Эскобар накажет их за измену Агилара. Нет, побег – не вариант.

Вместо того он вывел «Рено» на улицу – было только-только начало пятого утра, еще темно, – вернулся в гараж и закрыл ворота.

И только тогда впервые заметил слив в полу, в самом центре помещения, и как бетон полого спускается к нему.

Когда он вошел в дом, Монтойя надел балаклаву из треников и бросил Агилару другую. Агилар последовал за ним в комнату Кастельяноса.

– Сегодня твой счастливый день, Лео, – сообщил Монтойя. – Твоя родня заплатила. Пошли.

– Правда? – удивился Кастельянос. – Как?

– А мне-то какое дело? – отмахнулся Монтойя. – Знаю только, что заплатили. Пошли.

Кастельянос расплылся в улыбке. Монтойя освободил его от пут, и тот потер намятые веревкой запястья.

– Можно мне одеться?

– Конечно.

Его одежда была грудой свалена в углу. Агилар поднял ее и протянул пленнику.

– Быстрей! – торопил Монтойя.

Дело шло небыстро. Последние пять дней Кастельянос почти не двигался, и суставы у него закоченели. Стараясь натянуть вещи, он морщился от явной боли. Монтойя, закурив, нахмурился.

Когда пленник оделся, они направились в гараж. Агилар пошел первым, но Монтойя протиснулся мимо него, пустив Кастельяноса вперед. У двери гаража тот замешкался, и Монтойя толкнул его.

– Ступай! Ты что, не хочешь уходить?

– Еще как хочу, – ответил Кастельянос. Открыл дверь и вышел, сделал пару шагов, но тут остановился и обернулся. – А где машина?

Увидев стоящего перед собой Монтойю с вытянутой рукой, сжимающей пистолет, он ошеломленно разинул рот.

– Н-нет, – пролепетал Кастельянос.

Монтойя спустил курок.

Первый выстрел попал Кастельяносу во внутренний край левого глаза, расплескав кровь, ошметки мозга и осколки черепа по всему пустому гаражу. Жидкость из взорвавшегося глаза потекла по лицу.

Ноги Кастельяноса подкосились, и он мешком рухнул на пол. Встав над ним, Монтойя выстрелил еще дважды – в грудь. При этом тело конвульсивно дергалось, но только от ударов пуль. Кастельянос уже испустил дух.

Агилар взирал на это с какой-то незаинтересованной отрешенностью. Ожидал, что его стошнит, но тошноты не чувствовал. Вообще ничего, словно внутри все онемело. Будто Кастельянос был и не человеком вовсе, а каким-то витринным манекеном или персонажем из мультика. Агилар не мог вызвать у себя никакого чувства ужаса или скорби, хотя страшился этого мгновения с той самой поры, как переставил машину. Теперь оно настало, а он даже не в силах почувствовать.

Гадал, что это говорит о нем. И это ему совсем не нравилось.

– Чего к месту присох? – резанул Монтойя. – Открывай ворота и подгони машину как можно ближе.

Агилар повиновался, изо всех сил стараясь не наступать на кровь. Распахнул ворота гаража и частично загнал «Рено» внутрь. Хотел было открыть багажник, но Монтойя приказал:

– Нет, сунь его на переднее сиденье. А ты поедешь сзади.

– На переднее?

– Я так и сказал.

Монтойя по-прежнему сжимал в руке пистолет, и на губах у него играла странная полуулыбка. Боясь его провоцировать, Агилар распахнул переднюю пассажирскую дверцу. Вдвоем они подняли Кастельяноса с пола и взгромоздили в машину, втолкнув на сиденье и разместив так, будто он собрался в поездку. О том, чтобы не касаться крови, нечего было и думать; к моменту, когда труп усадили, рубашка и джинсы Агилара пропитались насквозь. Один раз голова Кастельяноса перекатилась ему на плечо, и щека нежно коснулась щеки Агилара будто любовной лаской. И наконец он ощутил, как содержимое желудка подкатывает под горло, и едкий вкус желчи.

Значит, у него все-таки есть предел. Как ни странно, это его ободрило. И все-таки он помог устроить покойника в «Рено», а после, когда Монтойя сдал задом из гаража, покорно забрался на заднее сиденье.

– А как же пол гаража? – спросил. – И вся эта кровь?

– Кто-нибудь придет убрать, – ответил Монтойя. – Не наша проблема.

Они ехали минут тридцать, добравшись в деловую часть Медельина, мимо парков, музеев, церквей и высоких офисных зданий. Монтойя не поддавался ни на какие попытки Агилара узнать, куда они направляются. Наконец он подкатил к Каррера 55, где располагается администрация города. Заметив, как Монтойя то и дело бросает взгляд в зеркало заднего вида, Агилар обернулся и увидел, как позади них трогается полицейский автомобиль.

– Это полиция! – выговорил.

– И что?

– А то, что у нас труп на переднем сиденье!

– И? – Монтойя пожал плечами и подкатил к бордюру менее чем в квартале от мэрии.

– Что будем делать?

Монтойя заглушил двигатель.

– Уходим. Или хочешь остаться тут с ним?

Он ступил на мостовую, обошел машину и широко распахнул пассажирскую дверцу.

Агилар выскочил из машины.

– Но… как же полиция?

– Это наша попутка, – Монтойя махнул рукой полицейской машине, притормозившей позади них.

Последовательность событий, разыгравшихся за последний час, ошеломила, буквально контузила Агилара. Минуту спустя он уже с удобством катил на заднем сиденье полицейской машины, разившей, как и машина Монтойи, горьким дымом «Пьельрохи».

* * *

Переступая порог квартиры, он не знал, куда прятать глаза от стыда. Он был участником похищения и убийства человеческого существа. За хлопоты ему вручили пачку денег, которые он пока не потрудился пересчитать, но явно превышавшую пятьдесят тысяч песо.

И почему-то деньги только усугубляли дело.

Сняв обувь, он прошел в спальню. Постель была пуста, но дверь ванной закрыта.

– Луиза, я здесь, – сказал он.

– Выйду через минутку.

Пройдя к кухонной раковине, он, как мог, отдраил руки и лицо. Она еще не вышла, так что он вернулся в спальню и стащил с себя окровавленную одежду. Но вместо того чтобы сунуть ее в корзину для стирки, свернул тугим комом и сунул в мусор. Все, что было на нем, больше ни на что не годно. Хотелось бы ему так же легко стащить с себя кожу.

Наконец Луиза вышла. Увидела Агилара, стоящего среди спальни нагишом, и бросилась к нему. В окна начали сочиться первые лучи рассветного солнца.

– Ох, Хосе, ты в порядке?

– Я в ажуре, детка, – ответил он. – Ты-то как?

– Я… мне было одиноко. И тревожно.

– Тревожиться не о чем. Просто дело. Все позади.

– Дело? Ты весь в крови! От тебя разит дымом, выпивкой и скотобойней.

– Мне нужен душ.

– Что происходит, Хосе? Мне ты можешь сказать. Я твоя жена.

– Знаю, детка. Потому-то и не могу сказать. Чем меньше ты знаешь…

– Что? Чем меньше я знаю, тем что?

– Ничего. Я просто не хочу, чтобы ты пострадала. Не знаю, что я с собой сделаю, если ты как-нибудь пострадаешь.

– Разве кто-то собирается причинить мне вред? Я в опасности? А ты?

Агилар положил ладони ей на плечи. Луиза была на грани истерики, и надо было успокоить ее, чтобы можно было пойти в душ.

– Нет никакой опасности, детка.

– Ты уверен? Ручаешься?

– Ручаюсь.

Он поклялся никогда не лгать Луизе – когда ухаживал за ней и еще раз, когда они только-только поженились. Он нарушал эту клятву, но вряд ли хоть раз настолько безоглядно, как теперь. Он помог убить человека. Этот человек не был похож на бандита, но на самом деле Агилар о нем толком ничего и не знал. Чтобы оказаться в долгу у Пабло Эскобара, без уголовных связей не обойтись, а раз так, кто-нибудь может пуститься на поиски его убийц.

Да и полицейские – во всяком случае, честные. Труп бросили посреди улицы, где в утренние часы царит оживленное движение, в шаге от мэрии Медельина. Потребуют провести расследование. Насколько трудно будет установить его причастность к преступлению? Участие в нем приняли не меньше трех офицеров полиции; если хоть один разговорится, с ним покончено.

Непохоже, чтобы Луиза ему поверила, и Агилар не знал, как убедить ее в том, что сам считал заведомой ложью.

– Детка, мне нужно в душ. Деньки выдались тяжелые. Я устал.

– Ты пьян?

– Нет. Выпил капельку текилы вчера вечером вместе с Альберто. И чуток пивка позавчера. Вот и все.

Вид у Луизы был печальный. Пожевав нижнюю губу, она потупила взор.

– Я даже не знаю тебя.

– Знаешь, детка. Это просто я. Мне просто надо было выполнить работу. Было скверно, но теперь все позади.

– Ладно, – помолчав, проронила она. – Иди в свой душ. А когда выйдешь, мне надо тебе кое-что сказать.

– Что-то хорошее?

– По-моему, да. Надеюсь, да. Но пока что не очень уверена.

– Что? Скажи сейчас.

– Позже, когда будешь чистым.

Если у нее есть вести, которые помогут стереть из памяти образ Кастельяноса на полу и лужи крови под ним, с омерзительной дырищей рядом с вытекшим глазом, он должен их услышать.

– Нет, сейчас. Прошу, Луиза, сейчас же. Мне надо знать.

– Ну, я не совсем так себе представляла, как скажу тебе, но… – Лицо ее просветлело, губы изогнулись в улыбке, засиявшей в ее взоре. – …Я беременна!

Слезы навернулись Агилару на глаза, переполнили их и побежали по щекам. Он шмыгнул носом, а потом заплакал.

Прижимал Луизу к своему обнаженному, окровавленному телу и пытался убедить ее, что это слезы радости. И не был уверен, что преуспел в этом.

8

Никаких бедствий, рисовавшихся воображению Агилара, так и не случилось. Вместо того чтобы предать его остракизму и поруганию, товарищи-офицеры хвалили и поздравляли его. Некоторые – наверное, честные – проигнорировали его пятидневную отлучку, но даже им хватало ума не выказывать осуждения. Начальники взирали на него, будто он сдал какой-то экзамен, доказав свою лояльность, и теперь можно вверить ему более ответственные обязанности. Ему выделили собственный автомобиль, «Ниссан Патрол» – постарше, зато не такой прокуренный, как машина Монтойи, сидеть в которой все равно что барахтаться в пепельнице. Частенько он по-прежнему ездил с Монтойей – в конце концов, они ведь напарники, даже свели подобие дружбы, – но порой давали и самостоятельные задания. Разрешили забирать машину домой, так что с поездками на автобусе было покончено.

Он по-прежнему отправлял обязанности полицейского, но все чаще и чаще его отзывали в сторонку для исполнения поручений организации Эскобара. И каждое сопровождалось денежной премией, а поскольку он теперь откладывал деньги к рождению ребенка, они стали важны как никогда.

Однажды пополудни, две недели спустя после гибели Лео Кастельяноса, они с Монтойей сидели в «Ниссане» Монтойи. Хотя дорожное движение было довольно насыщенным, они стояли, перекрыв правую полосу на Каррера 34A, одной из оживленнейших артерий города, глядя на проезжающие мимо автомобили. Шоферы давили на гудки и показывали непристойные жесты, но Агилар и Монтойя только посмеивались. Им поручено дело, и они будут стоять здесь, пока не настанет пора ехать.

Потом мимо проплыл серый «Мерседес» с водителем спереди и единственным пассажиром сзади – седеющим вельможей в фетровой шляпе. Это и есть их объект. Дав «Мерседесу» отъехать на квартал вперед, они влились в дорожное движение, вызвав новый шквал гудков и проклятий, и последовали за ним. Таиться было ни к чему: полицейские автомобили могут разъезжать по городу где вздумается, не давая никаких объяснений и оправданий.

Проехав за «Мерседесом» пару миль, Монтойя включил мигалку и сирену. Автомобили, отделявшие их от «Мерседеса», мало-помалу освобождали путь, и наконец «Мерседес» сбросил ход и остановился на обочине. Монтойя и Агилар вылезли из машины и подошли к нему с обеих сторон.

Водитель покинул «Мерседес», не дожидаясь их подхода – высокий, крепкого сложения, с круто выпяченным подбородком, словно демонстрирующим, что он ничего не боится. С его стороны был Монтойя, Агилар с другой.

– Какие-то проблемы, офицеры? – осведомился водитель. – Вам известно, кто мой пассажир?

– Известно, – отрубил Монтойя. – Потому-то мы и здесь. Не прогуляться ли тебе пешком?

– Пешком?! – с негодованием переспросил водитель. – Я за него отвечаю! Я…

Выхватив пистолет из кобуры, Монтойя приставил его к массивному подбородку.

– Тогда выбирай. Либо прогуляйся, либо твои близкие будут собирать твой череп в кювете по кусочкам.

Казалось, водитель так и лопался от желания высказаться, но не осмелился, а просто стремительно развернулся и зашагал по дороге.

Пассажир «Мерседеса» смотрел, как уходит водитель, с боровшимися на лице замешательством и страхом. Распахнув заднюю дверцу, Агилар скользнул внутрь.

– Послушайте! – взбеленился старик. – Это моя машина! Это мой водитель! И…

– Мы знаем, кто вы, судья Молина. Не волнуйтесь, ни вы, ни ваш водитель не пострадаете, если только пойдете нам навстречу.

– Пойти навстречу? На вас форма полиции. Вы ездите на полицейской машине! Вы что, работаете на медельинский картель?

Агилар видел эти слова, замусоленные газетами, но в лицо ему их высказали впервые. Медельинский картель. Звучит очень по-деловому, подумал он.

И предпочел пропустить вопрос мимо ушей.

– Вы ведете дело против человека по имени Алехандро Коста. Он невиновен.

– Виновен или нет, не мне решать, – возразил судья. – Это дело присяжных.

– Быть может, обычно, – отозвался Агилар, – но не на сей раз.

Дверца с другой стороны от судьи Молина открылась, и внутрь забрался Монтойя. Судья передвинулся в центр, не желая касаться ни того, ни другого. Агилар видел, что его водитель, уже отошедший на целый квартал, продолжает шагать.

– Мы не просим, судья Молина, – проговорил Монтойя. – Мы объясняем вам, как это будет. Как должно быть.

– А если я откажусь?

– Сами видите, как легко до вас добраться, – вступил Агилар. – Понятное дело, мы знаем, где вы работаете. Знаем, где вы живете. Знаем, где делает покупки ваша жена Сильвия. Знаем, по какой дороге ваши дочери ходят в школу. Знаем, где квартира вашей любовницы.

– На вашем месте, – подхватил Монтойя, – я бы не отказывался.

– Это очень скверная мысль, – присовокупил Агилар. – И дорого вам обойдется.

– Дорого?

– Принятие верного решения может быть весьма финансово прибыльным для вас. Неверное – и могут пострадать люди. Верное – и люди обогатятся. Совсем не сложно.

– Вы, преступники, думаете, что можете распоряжаться приличными, законопослушными людьми. Что ж, я этого не потерплю! Я… – он вдруг осекся. Наверно, подумал Агилар, переваривает то, что ему рассказали о его частной жизни – жене, дочерях и любовнице. Раз им все это известно, значит, безопасности для него нет нигде. Вероятно, думает и о деньгах.

– Невиновен, – повторил Агилар. – Недостаточность улик, недостоверные показания свидетелей.

– Честно говоря, обвинение представило это дело спустя рукава, – произнес Молина.

– Вот и я так думаю, – поддержал Агилар. Он не присутствовал ни на одном из слушаний и не слыхал никаких отчетов о них, но хотел ободрить судью.

Алехандро Коста – банкир, выполнивший для Эскобара несколько транзакций с недвижимостью. Официально собственность была очень ценной, купленной значительно дороже, чем она того стоила. Неофициально же изрядную цену покупки Эскобару возместили сразу по завершении оформления купчей. Позже ту же недвижимость продадут, снова по взвинченной цене, сделав «прибыль» Эскобара чистыми, законными деньгами. Коста сдуру сознался одному из нижестоящих членов штата банка, а тот направился прямиком к властям. Прокурор – питающий политические амбиции молодой человек из элитного колумбийского рода – хотел добиться самого сурового наказания в чаянии убедить Косту дать показания против Эскобара. Пока что тот упорствовал, и Агилару с Монтойей поручили позаботиться, чтобы так оно и осталось.

– Пожалуй, я мог бы устроить такой вердикт, – вымолвил Молина.

– Так было бы лучше всего, – согласился Монтойя. – Для всех. Особенно для вас.

– И надо сделать это побыстрее, – добавил Агилар. С каждым днем Коста беспокоился все больше и больше. – Одна неделя. Не больше.

Молина кивнул. Он у них в руках. И Агилар, и Монтойя покинули «Мерседес» одновременно, будто заранее это отрепетировали.

– Погодите! – крикнул Молина. – Как я… как мне добраться домой отсюда? Вы отослали моего водителя прочь!

– А вы не умеете водить? – осведомился Агилар.

– Нет, – признался Молина. – Ни разу не приходилось.

– Пожалуй, пора научиться, – бросил Монтойя. Они с Агиларом со смехом вернулись к «Ниссану». Судья выбрался со своего заднего сиденья на подгибающихся ногах и неуклюже сел за руль. Когда они укатили, он так и сидел там с потерянным видом.

* * *

– У тебя есть при себе деньги? – ни с того ни с сего поинтересовался Монтойя. Они бесцельно колесили с самого противостояния с судьей Молина.

– Есть немного.

– Сколько?

– Тысяч тридцать песо, – ответил Агилар. Не так уж давно он и не мечтал иметь при себе сразу такую сумму. Теперь же это были деньги на карманные расходы.

– Хорошо, – Монтойя сделал правый поворот, словно ему для разнообразия пришла в голову какая-то цель поездки. – Прокатимся за покупками.

– За покупками?

– У тебя когда-нибудь были враги, Хосе? В смысле настоящие враги, готовые без колебаний убить тебя или того, кто тебе дорог.

Долго Агилару ломать голову не пришлось.

– Вообще-то нет. Дрался в школе, но ничего серьезного.

– А теперь есть. Может, ты их пока не знаешь, и они могут тебя не знать. Но работа, которую мы делаем… некоторым людям не по нутру. Опасным людям. Как ты обеспечишь безопасность Луизы?

– Об этом мне тревожиться не приходилось, – отозвался Агилар. – Личное оружие при мне. Нож.

– Какой нож?

– Швейцарский армейский. У него есть лезвия на любой случай.

– Для убийства он не очень подходит.

– Мне просто нравится носить нож.

– Зачем? Ты много занимаешься резьбой по дереву? Открываешь вино? Для чего он?

Агилар на несколько секунд задумался. Монтойя заехал в незнакомый ему район. Вокруг было много мелких домишек, во дворах которых густо росли цветущие деревья.

– Когда я был мальчишкой, телевизор нам был не по средствам. Но порой отец водил меня в дом друзей посмотреть «Тарзана». Он вырос в лесу, мой отец. Он всегда любил рассказы про Тарзана, так что, когда намечался показ североамериканского телесериала, он хотел, чтобы я увидел его героя. Я до сих пор помню имя актера – Рон Эли. Он не расставался с ножом – это было его главное оружие. Так что после этого я тоже с ножом не расстаюсь.

– Из-за Тарзана, – произнес Монтойя.

– Это верно. Он герой моего отца, а отец был моим героем. Тогда я видел в этом смысл.

– Умеешь им пользоваться?

– Однажды я убил им крысу. Она была в доме, напугала мать. Я перерезал ей горло, прежде чем она успела укусить или поцарапать меня. – Он содрогнулся при воспоминании. – Кровь была повсюду.

– Ладно, не сомневаюсь, что нож мы тебе тоже раздобудем. Но я хочу, чтобы у тебя была защита понадежнее. Ты ведь не хочешь, чтобы кто-нибудь причинил вред Луизе, а?

– Конечно, не хочу.

– Тогда решено, – Монтойя сделал последний поворот налево и остановился перед домом, ничем не выделявшимся среди прочих в этом районе.

– На магазин не похоже, – заметил Агилар.

– Тогда это как раз то, что нужно. Пошли.

Монтойя повел его к передней двери дома. Она была деревянной, покрашенной в ярко-красный цвет, с полированными латунными ручками и прочими финтифлюшками. Агилар обратил внимание, что двор хорошо ухожен, а глинобитные стены чистые. Монтойя стукнул в дверь дважды, выдержал паузу, а потом еще дважды.

Дверь открыла молодая женщина, озарившая их улыбкой. Она привлекательна, подумал Агилар: с длинными волосами и сияющими глазами, крепким, мускулистым телом, облаченным в майку с узкими бретельками и обтягивающие синие джинсы. Она бросилась Монтойе на шею с объятьями, воскликнув:

– Альберто! Как здорово тебя видеть!

– Я тоже рад тебя видеть, Хулиана, – сказал он, обняв ее в ответ. Когда она его отпустила, он сообщил: – Это мой друг Хосе. Хулиана сможет доставить все, что нам надо.

– Угостить вас вином? Или йербой?[14]14
  Букв. «трава», как часто называют мате.


[Закрыть]

Мате Агилару не помешал бы; адреналин после наезда на Молину выветрился из организма, оставив по себе ощущение усталости, притупив все чувства. Но Монтойя отмахнулся:

– Да нет, некогда рассиживаться. Нужно только прихватить пару вещей.

Хулиана нахмурилась, но впустила их в дом. Гостиная ничуть не отличалась от гостиной почти любого дома – стулья, диван, низкий столик, книжные шкафы. Но хозяйка повела их в комнату, выглядевшую как спальня. Снаружи.

Внутри же она напоминала арсенал.

На всех стенах были навешаны оружейные стеллажи, представившие взору винтовки и пулеметы всех размеров и видов. На столах лежали реактивные гранатометы, пистолеты, автоматы, ножи, мечи, топоры и много чего еще. Изрядная часть одного стола была отведена под гранаты и прочую взрывотехнику. В одном углу к стене прислонилась базука. От запаха ружейного масла чуть ли не кружилась голова.

– Осмотритесь, – предложила Хулиана. – Дайте мне знать, если приглядите что-нибудь себе по вкусу.

– Я уже приглядел то, что мне по вкусу, – с этими словами Монтойя схватил Хулиану за задницу.

Она со смехом взвизгнула, выворачиваясь из его хватки.

– Можешь получить, – поведала она. – Но вряд ли это тебе по карману.

– Вообще-то смотрит Хосе. Во всяком случае, стволы.

– Что-нибудь специальное? – осведомилась она. – Могу заказать другие, если нужно что-то особенное.

– Нет, – отозвался Агилар. – Я даже не знал, что мы заедем. Монтойя сделал мне сюрприз.

– Он такой, – подтвердила Хулиана. – Он подкидывал мне сюрпризы невесть сколько раз.

Агилар разглядывал стены. Узнал дробовик «Ремингтон», «Узи», «ХК». Другие различал по типам, даже если не знал марок. Он не знал, что Монтойя считает нужным иметь в доме. Базука устрашит нападающих, но вряд ли Луиза это поддержит.

– Можешь не торопиться, – заверил Монтойя.

Агилар и не торопился. Брал оружие, прикидывал его на вес, поднимая на уровень плеча и прицеливаясь. Некоторые стволы казались чересчур тяжелыми, некоторые чересчур легкими, другие казались неудобными или слишком хлипкими.

Наконец он остановил выбор на пистолете-пулемете MAC-10 с магазином на тридцать патронов. В последний момент докинул 23,5-сантиметровый нож Боуи – североамериканского производства, почти неописуемо красивый. Обух клинка был покрыт зубцами, кроме последних семи сантиметров, плавно сходивших к чудовищно острому кончику. Изогнутая часть была отточена до такой же остроты, как и лезвие. Верхняя часть гарды была отогнута вперед, к кончику, а нижняя загибалась назад для защиты руки. В кулаке нож покоился так, будто сделан в точности под его руку. В комплекте с ним шли кожаные ножны с кармашком на кнопке, где помещался оселок. Кожа, побуревшая от возраста, была достаточно прочной, чтобы держать нож, но и достаточно мягкой, чтобы на ощупь казаться нежной, как любовная ласка.

– И это, – сказал он, кладя его рядом с MAC-10.

– Он любит ножи, – растолковал Монтойя. – Из-за Тарзана.

– У него хороший вкус, – одобрила Хулиана. – Значит, только эти два?

– И восемь коробок патронов для MAC, – откликнулся Монтойя.

Агилар зарделся. Он-то об этом чуть не забыл. Без них от пушки проку мало. Зато нож вполне самодостаточен.

Ему было не по нутру краснеть перед чужими людьми, потому что его пятнистая кожа краснела неравномерно. Белые места, рубцовая ткань после ожога, никогда даже не розовела. Зато здоровые участки густо краснели, еще более подчеркивая его уродство.

Хулиана и бровью не повела, словно не заметила. Мысленно подсчитав, назвала цену. Агилар поглядел на Монтойю, и тот кивнул. Сумма оказалась вполне в рамках тридцати тысяч, что были у него с собой, так что Агилар отмусолил банкноты и вручил их Хулиане.

Провожая их к двери, Хулиана снова обняла Монтойю. А потом, к изумлению Агилара, повернулась к нему и заключила в крепкие объятья. И удивила еще больше, смачно поцеловав в щеку.

– Возвращайся в любое время, Хосе, – сказала она. – У меня всегда есть новый товар.

Вернувшись в «Ниссан», Монтойя одарил Агилара широкой улыбкой.

– Теперь ты упакован, братан. Этот нож получше, чем у Тарзана.

– Спасибо, что привез, – ответил Агилар. – Она милая.

– И правда, очень милая, – согласился Монтойя. Потом, внезапно посерьезнев, добавил: – Но уж позаботься научить Луизу этим пользоваться.

– «Маком»?

– Да. Ты же не всегда дома, знаешь ли. Она должна иметь возможность постоять за себя.

И повел машину прочь от дома Хулианы. Агилар ушел в собственные мысли, ломая голову, как растолковать Луизе, что она должна научиться обращаться с автоматическим оружием. И едва расслышал, как Монтойя возгласил:

– Твоя жизнь переменилась, Агилар. Ты даже не представляешь как. Она будет лучше, чем ты мог себе вообразить. Но заодно и опаснее. Зачастую то и другое идут рука об руку.