Текст книги "Человек теней"

Но Элеанор Бэйл здесь не было.

Найквист спросил у стоявшего ближе всех мужчины:

– Здесь только что никто не проходил? Девушка-подросток?

Мужчина посмотрел на него, как на пришельца с другой планеты. Найквист обратился ко всей толпе.

– Где она? Куда она пошла?

Никто ему не ответил. Найквист потряс головой, пытаясь прогнать лишние мысли. Он взглянул на три выхода. Звуки музыки сводили с ума, и он оглянулся, чтобы посмотреть, откуда она доносится.

По другую сторону пламени на деревянном ящике, пошатываясь, стоял старик. Найквист подошел к нему. Музыкант был одет в куртку явно не по размеру и шляпу, кривовато сидевшую на голове. К подбородку он прижимал изогнутый корпус скрипки. Вдоль шеи быстро двигался смычок, а пальцами правой руки мужчина иногда пощипывал струны, выдергивая отдельные ноты. Сочетание этих движений создавало дикую, энергичную музыку. Перед ящиком стояла миска, в которой поблескивали две-три монеты, словно ожидая, что к ним присоединится еще несколько. Рядом в такт мелодии танцевала маленькая девочка. Музыка очаровала и Найквиста. Мелодия постоянно крутилась у него в голове – неужели он где-то слышал ее? Если бы только скрипач прекратил импровизацию и не добавлял свои ноты в оригинал, сыщик бы ее точно узнал. И вдруг, прекратив играть, старый музыкант посмотрел вниз, и Найквист заглянул в его черные как смоль глаза. Он был слепым, его невидящий, темный взгляд уперся в детектива, и тот не мог не бросить пару монет в оловянную миску.

В этот момент к ним подошел маленький мальчик. У него в руках была зеленая спортивная сумка, которую он держал перед собой, гордо, словно трофей – сумка Элеанор.

– Вот, это она обронила.

Найквист с благодарностью принял ее.

Он двинулся по улицам, возвращаясь к входу в отель – туда, где стояла его машина. Виски пульсировали от воздействия яркого света, глаза заливал пот. Он чувствовал слабость. По дороге проносились облака пыли. В голове звучал шепот, словно пыль говорила с ним: все, что не движется, мы накроем тебя, мы тебя похороним. Отплевываясь от пыли, попавшей ему в рот, Найквист поднял глаза на небо, которое висело всего в нескольких метрах над головой и состояло из тысяч тесно расположенных ламп. Свет повсюду был ровный и безмятежный. Он не отражался в определенном направлении и не отбрасывал тени. Автомобиль был раскален. Он забрался внутрь, положил сумку девушки на сиденье рядом и немного подождал, пока заработает вентилятор. Найквист потерял шляпу, но не мог вспомнить, когда и где. По привычке он взглянул на часы, хотя это было бессмысленно, и вдруг заметил пятна крови на ладони. Они заставили его вспомнить об осколке лампочки и о том, как девушка-подросток колола себя им. Эти неприятные образы прочно застряли у него в голове.

И они не покидали его во время всего пути ко Второму участку.

Путеводитель: город света

Когда путешественник прибывает в Дневной район, над улицами он видит постоянную дымку, вызванную миллиардами источников света, которые город использует в своем непрерывном стремлении к блеску. Настоящее небо, вид которого даже самые старые жители района не могут вспомнить, скрыто за огромной запутанной сетью неоновых вывесок, флуоресцентных изображений, огненно-красных ламп, огней горелок, полированных стальных стоек и декоративной мозаики из стекла. Каскады света этого купола и его сияющие хаотические лучи разнообразных форм и оттенков мечутся между блестящими стенами административных и муниципальных зданий. Немного ниже, на любой доступной поверхности закреплены дополнительные источники освещения, добавляющие городу свою лепту блеска. На проводах, растянутых вдоль дорог, раскачиваются китайские фонарики, машины и пешеходы купаются в свете движущихся за ними прожекторов. На улицах глаза слепят лампочки красного, белого, желтого и оранжевого цветов; блики света танцуют на каждом магазине, скамейке, доске объявлений и киоске. С дорожных знаков свисают хрустальные люстры. Некоторые из этих огней официально установлены советом Дневного района, но множество других вывешивают сами жители. Деревья вдоль аллей оплетены гирляндами из светящихся шариков, а на тротуарах и асфальте блеском падающих звезд искрятся дорожные катафоты [1]1
  Устройство, предназначенное для отражения луча света в сторону источника с минимальным рассеиванием.


[Закрыть]. В воздухе витают крупные частицы золота и серебра, прилипающие туда, где приземляются – к проезжающим машинам, стенам и к самим людям. И везде, куда ни глянь – вокруг, сверху и снизу, – крошечные фрагменты зеркального стекла рассеивают свет. Постоянно раздается глухой гул электрических приборов. Вспыхивают и плавятся бесконечные линии проводов. Город трескается от жары. И всякий раз, когда идет дождь, медленно просачиваясь через верхний купол, из поврежденных устройств летят искры. А потом, словно цветные призраки, над улицами проплывают многочисленные радуги. Люди поклоняются таким явлениям, принимая их как доказательство того, что Бог света и тепла взирает на них благосклонно. Ибо тьма была изгнана из Дневного района и отправлена в небытие. Это величайшее достижение! Город пульсирует всеобъемлющим сиянием. Люди говорят о жертвах, которые должно приносить общество и отдельные жители, дабы поддерживать то, что они называют Свечением. Обещанные жертвоприношения оплетают круглые фонарные столбы или тщательно расположены на электрических щитах и подстанциях. На улицах распевают молитвы. Но, несмотря на все эти усилия, та или иная лампочка время от времени откручивается из-за одной из ламп, висящих выше. Она падает с неонового неба и становится просто еще одним штрихом цвета в спектре, который заметен только тогда, когда на тротуаре разлетается фонтан стеклянных осколков. И взгляды людей устремляются вверх, и они с ужасом думают о внезапном наступлении ночи, которая снова падет на них и накроет город темнотой.

Хроностазис[2]2
  Хроностазис – ощущение застывшего времени. Это случается, когда ваш мозг сталкивается с принципиально новым явлением или задачей и на секунду как бы «столбенеет».


[Закрыть]

На обратном пути в центр Найквист остановился в Мерцающем городке – месте, где многие приезжие поначалу ищут жилье и работу. Он увидел нескольких недавно прибывших, которые пытались отбросить свои старые представления о времени и свете. Они выглядели озадаченными и обеспокоенными. Они были совсем не в теме и, похоже, очень мучились, пытаясь разобраться в перекрестных течениях. Потребуются годы для того, чтобы их биологические часы полностью приспособились к новым ритмам. Найквист увидел, как один старик чуть не упал, лихорадочно пытаясь настроить точное время города на наручных часах. Он выглядел как человек, балансирующий на натянутом канате. Тогда как стоявшая возле него молодая пара уже чувствовала себя в этом городе как дома. Это было отчетливо видно, потому что они легко переходили от одной шкалы времени к другой, настраивая на своих часах соответствующее время. На их лицах расплылись широкие улыбки. О, как замечательно сбежать от строгих рамок общего времени!

Найквист, как и многие коренные жители, часто спрашивал новичков о мире за пределами города, отчаянно нуждаясь в знаниях. И ни в чем больше. Он смирился со своим местом в этом мире и теперь шел по главной улице, едва замечая различия в его жителях. Его сопровождали постоянный гул, треск и шипение электрических цепей и газовых горелок. В дверях магазина стояла хронолог и зазывала покупателей: «Теперь доступны новые шкалы. Не пропустите!» Над улицей сияющим светом переливались огромные рекламные щиты. Самым заметным из них было изображение знаменитой актрисы Аннабеллы Темпо, держащей в руках циферблат, на котором быстро вращались стрелки, управляемые скрытым механизмом. Аннабелла рекламировала «Счастливое изумительно-блестящее время» – один из недавних коммерческих графиков. Ее зубы ярко блестели в свете дуговых ламп.

Найквист вошел в бар, выбрав его исключительно потому, что тот выглядел более пустым, чем остальные. Он заказал сэндвич и пиво. Бармен старательно вытирал стойку полотенцем и поднял глаза на посетителя лишь по окончании работы.

– Который час на ваших часах? – спросил он.

Найквист машинально взглянул на запястье, но все что он увидел, – размытое пятно.

– Я… я не уверен.

– Не уверен? Что это за ответ?

Найквист сосредоточился на циферблате. Он почувствовал слабость, как будто время ускользало от него, но, наконец, с облегчением разглядел цифры.

– Сейчас шесть двадцать пять, – ответил он.

Но названное время ничего для него не значило. Ведь определенно он в какой-то момент подводил стрелки? Почему он не мог вспомнить?

– Утра? – недоверчиво спросил бармен.

– Думаю, да…

– Ну, тогда я не могу продать вам алкоголь.

Найквист устремил взгляд на экран, висящий над баром, на котором поверх изображения двух бокалов пенистого пива красовался лозунг: «Время выпить! Наш спонсор – пивная компания «Троица». Согласно часам под лозунгом, сейчас было двенадцать сорок шесть. Бармен улыбнулся.

– Извини, приятель, для тебя слишком рано.

Найквист огляделся. Несколько человек расположилось за разными столами, а на стуле перед барной стойкой сидел тип, выглядевший как заядлый пьяница. Его губы сжались в жестокой усмешке. Он читал выпуск «Сигнального огня». Найквист повернулся к бармену.

– Просто дайте мне пива.

– Никакой выпивки до двенадцати. Хочешь, чтобы это место закрыли?

Сдерживая гнев, Найквист закатал рукав и изменил время часов на время бара. После этого бармен с грохотом опустил на стойку бокал пива, а привлеченный шумом старый пьяница рассмеялся, и изо рта у него брызнула пена. Его голос резанул по ушам:

– Еще одна жертва, видели?

Найквист покачал головой, не желая вступать в разговор, но мужчина размахивал перед ним газетой.

– Ртуть снова убил. В этот раз на рынке Фаренгейт. Прямо там, в толпе.

Найквист слышал новости по автомобильному радио: в последнем выпуске говорилось о серии убийств, когда на жителей нападали на улице или городской площади или даже в частном доме. Но никто не видел ни убийцу, ни то, как он совершает свои злые деяния. Все видят только результат – мертвую жертву.

– Нанес удар прямо посреди толпы, понимаешь, – повторил старик с пенистой усмешкой. – И потом исчез! Пуф! Просто испарился. Незамеченным. – Он сделал паузу, чтобы глотнуть своего пойла, а затем сложил руки и произнес молитву Спасителю:

– Господь Аполлон, защити нас от всякой тьмы!

Ничего не говоря, Найквист кивнул в знак согласия, но вдруг вмешался бармен, который произнес:

– Да, это правда. Я думаю, что Ртуть движется так быстро, что никто не может увидеть, как он появляется, убивает или исчезает.

Выпивоха скорчил гримасу, злобно оскалив почерневшие зубы – вместо одного, словно отражатель, блеснула алая стекляшка, имитирующая драгоценный камень.

– Нет, он невидимый, как призрак.

В ответ бармен загоготал, что заставило старика вновь и вновь повторять:

– Невидимый, невидимый! – Его будто заклинило. – Невидимка, невидимка, невидимка!

Найквист промолчал, взял пиво и сумку девушки и двинулся к столику. Он прошел мимо молодой женщины, которая как-то странно дергалась. Она, похоже, не могла задержать взгляд на конкретном предмете.

– Вы в порядке, мисс?

Она повернулась к нему лицом. В глазах промелькнуло понимание, но через секунду ее взгляд быстро переместился на плакат, висевший на стене. К ним подошел бармен и, вытирая стол, сказал:

– Не беспокойтесь о Марии. На ее часах нет цифр. – Он легонько постучал пальцем по голове. – Полночь души. Печально. Но так оно и есть.

Найквист кивнул. Хроностазис. Этот синдром становился все более распространенным явлением. Некоторые жители Дневного района настолько путались во всех этих временах, что уже не могли воспринимать происходящее. Время замедлялось до нуля, и люди оказывались в пространстве, где ничего не происходило.

Найквист снова посмотрел на часы. Циферблат все еще был немного размытым. У него что-то с глазами? Тем не менее он четко различал все другие объекты.

Он задумался: неужели это начало болезни – хроностазиса?

Вздрогнув от этой мысли, Найквист сел за столик и ждал, пока принесут сэндвич. Стол стоял возле окна, о которое снаружи бились полчища мух, разъяренных жарой и светом. Такое же безумие овладевало Найквистом, он испытывал неосознанное желание вырваться на свободу. Чтобы взять себя в руки, он открыл зеленую спортивную сумку и начал перебирать вещи Элеанор Бэйл. Сначала вытащил несколько предметов одежды, под которой нашел кожаный кошелек. Внутри были деньги, довольно много денег, учитывая то, что девушка являлась беглянкой. В кармашке на молнии он обнаружил клочок бумаги с написанным на ней семизначным числом, – вероятно, чей-то номер телефона. Найквист отложил его в сторону и вернулся к сумке, где следом нашел открытку на имя Элеанор, отправленную по адресу резиденции семьи Бэйл в Ночном районе. На ней был изображен пляж на юге Франции, а на обратной стороне находился текст: «Это удивительное путешествие! Но я очень скучаю по тебе. Передай от меня привет Полуденному подземелью!» Открытку подписал кто-то по имени Эбигейл. Возможно, подруга, путешествующая за границей, пока Элеанор оставалась дома.

Найквист продолжил осмотр. Он вытащил белый конверт, внутри которого обнаружил единственную фотографию. Это было изображение мужчины в возрасте двадцати лет или около того. Найквист изучил лицо мужчины. Он выглядел так, словно не доедает, но впалые скулы лишь усиливали выражение его лица, прекрасно очерчивая темные пронзительные глаза. Длинные черные волосы свисали завитыми прядями. На обратной стороне фотографии было написано два слова: Энджелкрофт Силуэт. Найквист размышлял о том, что это может означать, когда бармен принес его заказ. Возможно, имена? Или одно имя? Имя человека на фотографии?

Откусив от сэндвича, Найквист вернулся к осмотру сумки Элеанор. Он нашел еще несколько личных вещей, но ничего из них не вызывало интереса, пока он не вытащил пару маленьких стеклянных флаконов, каждый из которых был украшен крошечным изображением полумесяца и наполнен ярко-оранжевой жидкостью. Он вспомнил парня в комнате 347 и его измазанные губы. Найквист был знаком как минимум с шестью разными видами стимуляторов и бо́льшую часть из них принимал в молодости. Он положил флакончики на ладонь. Ему и раньше попадались такие предметы, но увы, он мало что знал о содержащихся в них наркотиках.

На дне сумки оставался один предмет, представляющий интерес, – нечто, обернутое желтой пылезащитной тканью.

Найквист осторожно развернул ее и обнаружил фигурку. Это было странно выглядящее существо из тонкой черной кожи. К туловищу прикреплялись длинные тонкие руки и ноги, а лицо было повернуто в профиль – с острым рыльцем и двумя рогами, выступающими из копны волос на куполообразной голове. По всему телу были проделаны ромбообразные отверстия, покрытые кусочками прозрачного пластика золотого, красного или голубого цвета. Фигурка смотрелась примитивной, но выполнена была мастерски. Более того, существо было похоже на кроху-демона.

Найквист положил все обратно в сумку. Вот они, несколько драгоценных вещей Элеанор Бэйл, ее загадочная коллекция. Куда они его приведут?

Крик с другого стола отвлек его. Послышался звон бьющегося стекла.

Это была Мария, женщина, болеющая хроностазисом. Она поднялась на ноги. Вытянув руки перед собой и судорожно сжимая пальцы, она словно пыталась схватить какой-то неуловимый предмет. Рот беззвучно открывался и закрывался, пока, наконец, с ее губ не слетело:

– Который час? Который час?

Найквист вскочил на ноги, чтобы помочь ей, но бармен опередил его. Он схватил женщину за запястья и твердо, но любезно говорил с ней, стараясь успокоить. Но Мария все продолжала задавать свой вопрос:

– Который час? Который час? Который час?

Рассеивающий пыль

Бесконечные лучи света, пересекаясь в воздухе, каскадом сыпались из мерцающих окон финансового района и причудливо переплетались в паутине серебряных нитей, которые простирались над передним двором центра «Ариадна». Все мерцало и искрилось своим особенным оттенком света. Найквист вошел через главный вход. В приемной было множество настенных часов. Найквист никогда не был здесь раньше, предпочитая встречаться со своими клиентами на нейтральной территории – в кафе или барах, и теперь выглядел неуместным, потрепанным, усталым бедняком по сравнению с бойкими хорошо одетыми мужчинами и женщинами, которые проходили мимо него. Все они перемещались в общем ритме корпоративного временно́го графика. Он чувствовал себя как танцор со сломанной ногой – нелепый, ничуть не соответствующий имиджу компании. Секретарша за столом смерила его настороженным взглядом, когда он заявил о цели прибытия.

– Боюсь, мистер Бэйл не сможет сейчас с вами встретиться. Он на совещании.

Найквист нахмурился.

– Когда я могу его увидеть?

– Вы хотите записаться на прием?

– Это срочно.

– По какому делу?

– По личному.

Найквист понимал, что пришелся ей не по нраву. У него было ощущение, что она вполне может нажать скрытую кнопку под столешницей.

– В три пятнадцать вас устроит? – спросила она с улыбкой.

Найквист внимательно посмотрел на наручные часы, его руки при этом задрожали. Часы показывали двадцать две или двадцать пять минут второго. Или ближе к половине? Что-то вроде этого.

– В три пятнадцать? – повторил он.

– Да.

Найквист уставился на боковую стену, где все циферблаты показывали разное время. Под каждым из них была табличка с указанием разных временных шкал: Основное бизнес-время, Международное время связи, Время отдыха руководства, Время финансовых операций и другие. Цифры в глазах расплывались, и он почувствовал головную боль. Второй бокал явно был ошибкой. Он уже не мог вспомнить, сколько часов прошло с тех пор, как он сошел с поезда на станции «Утро».

– Какое сейчас у вас точное время? – спросил он.

Секретарша указала на стену справа от ее стола. Найквист перевел туда взгляд и увидел часы с надписью «Внутреннее время центра «Ариадна», согласно которым в здании было два сорок пять.

– Хотите подождать?

Найквист едва услышал голос секретарши. Его так и подмывало изменить время на своих часах, чтобы соответствовать временной шкале здания. Его руки сжимались и разжимались, пока он пытался совладать с внезапным порывом.

– С вами все в порядке, сэр? Вы плохо выглядите.

– Речь идет о его дочери! Скажите это мистеру Бэйлу. Речь идет о Элеанор.

– Простите, я не…

Чтобы удержаться на ногах, Найквист схватился за край стола. Он ощутил головокружение и уже собирался пробраться к выходу, когда из ближайшего коридора появилась импозантная, элегантно одетая женщина. Она сразу взяла ситуацию в свои руки, поприветствовав Найквиста, как будто он был ее старым другом:

– Вот вы где! Надеюсь, мы не доставили вам неудобств. Мистер Бэйл сейчас вас примет.

Найквист никогда прежде не видел эту женщину.

Они вместе ехали на лифте. Она представилась как Пирс. Без миссис, без мисс, вообще без имени.

– Надеюсь, новости хорошие, – сказала она. – Мистер Бэйл очень обеспокоен всей этой ситуацией.

Найквист молчал.

– Что же, я могу понять вашу сдержанность. Это деликатное дело.

Найквист кивнул. За густым слоем пудры и яркой помадой лицо Пирс не выдавало никаких эмоций. У нее была уверенная осанка и фигура той, кто проводит больше часов в тренажерном зале, чем за рабочим столом, а пиджак и юбку словно специально скроили для подчеркивания таких форм. Ее светлые волосы были зачесаны и уложены в ровную прическу, напоминающую ему шлем воина. Для сравнения Найквист взглянул на свое отражение в зеркальной стене кабины лифта. Вид был, мягко говоря, так себе.

Несколько минут спустя он стоял в офисе сэра Патрика Бэйла и, ссутулившись, рассказывал о том, как позволил Элеанор сбежать.

– Как такое могло произойти? – спросил Бэйл. – Если бы я хотел, чтобы работа была выполнена плохо, я бы попросил полицию найти ее.

Найквист не чувствовал, что должен извиняться.

– По крайней мере…

– Что?

– По крайней мере, мы знаем, что Элеанор жива. По крайней мере, мы видели ее.

– Я плачу вам не за то, чтобы смотреть на нее, Найквист. Где она?

Патрик Бэйл был высоким, привлекательным, несколько искусственно сохранившимся мужчиной в возрасте 40 лет. Его волосы казались слишком темными, а выражение лица слегка потрясенным, что стало результатом растягивания естественных черт путем хирургического вмешательства. Его офис выглядел обыденно, однообразно, не выдавая никаких личных особенностей хозяина, в то время как самого мужчину, похоже, переполнял сдерживаемый гнев или извращенное желание. По выражению его лица трудно было что-то понять.

Найквист достал из кармана кошелек Элеанор.

– Ваша дочь его потеряла.

Бэйл схватил его, достал пачку купюр и сказал:

– Хорошо. Без денег она долго не продержится. Девочка испорчена до предела.

– Вы знали, что она принимает наркотики?

Бэйл выглядел уязвленным этим вопросом.

– Наркотики? Нет. Нет, она не…

– Не принимает?

– Она бы не посмела.

Для Найквиста это прозвучало скорее как угроза, чем как суждение, основанное на наблюдении. Не опустошая перед Бэйлом сумки, он протянул ему фотографию молодого длинноволосого парня.

– Вы знаете этого человека? – спросил он.

Под ровный гул потолочных вентиляторов Бэйл уставился на фотографию. Он немного подумал, прежде чем ответить.

– Нет. А нужно?

– Ваша дочь носит эту фотографию с собой.

– Это поможет нам ее найти?

– Переверните ее.

Перевернув фото, Бэйл посмотрел на два слова, написанных на обратной стороне.

– Вам это ни о чем не говорит?

– Энджелкрофт. Силуэт… Нет. Ничего. – Он положил фотографию на стол. – Мне все равно, Найквист. Я просто хочу вернуть мою дочь.

– Все в ваших руках.

– Вы что-то не договариваете?

Найквист посмотрел на него.

– Забавно. Я мог бы задать тот же вопрос.

Бэйл встал из-за стола.

– Я не позволю насмехаться над собой.

Найквист взял фотографию.

– Мне нужно поговорить с ее матерью.

– В этом нет необходимости.

– Позвольте мне решать.

– Послушайте, вы переходите все границы!

– Иногда нужно это делать, мистер Бэйл. Если вам важен результат.

– Моя жена Кэтрин… Боюсь, она редко покидает Ночной район. – Он улыбнулся. – А сейчас прошу прощения, у меня важные дела.

Найквист не сдвинулся с места, сказав:

– Вы не задаете правильных вопросов.

– Что?

– О Элеанор. Вы не спрашиваете меня, как она себя чувствует.

Прошло несколько мгновений. Бэйл, не мигая, смотрел на Найквиста, на его гладком лице не дрогнул ни один мускул. Когда он, наконец, заговорил, его губы едва двигались.

– Я вполне понимаю, что вы…

– А что я? Проблема не во мне.

Отвернувшись, Патрик Бэйл подошел к окну офиса и посмотрел на город. Найквист последовал за ним. Через тонированное стекло они молча смотрели на огромную сеть ламп всевозможных форм, размеров и цветов, которая простиралась откуда-то сверху, образуя неоновое небо. Четырьмя пролетами ниже Найквист мог видеть, как среди постоянного блеска нижнего уровня города по улице вяло двигаются машины.

Голос Бэйла был тверд и бесстрастен:

– Этот город не знает покоя. В нем никогда не прекращаются движение и работа. И из-за этого Дневной район постоянно требует больше сияния, больше тепла, больше мощности. Но прежде всего ему нужно больше времени. Различных видов времени. Время для каждого случая, настроения и желания. Люди требуют этого. И мы здесь, в Центре «Ариадна», должны управлять этим временем так, как сочтем нужным. – Фразы прозвучали так, словно говорила хорошо спроектированная машина. – У нас есть двести тридцать пять новых временных шкал на продажу. Заявки на них поступают постоянно. Некоторые шкалы – это обычные варианты, но многие из них довольно поразительны в своей оригинальности.

Он повернулся к Найквисту, его голос становился более настойчивым – машина набирала обороты.

– Я выбрал эту работу. Пока город полностью не остановится, я здесь. – Его глаза загорелись любовным блеском. – Я буду проводить людей через сеть их путаницы, предлагая надежду, добавлять еще несколько часов, минут и секунд к их жизни.

Найквист улыбнулся.

– Хорошая речь. Вы устанавливаете правила, по которым живет город.

– У нас должны быть правила.

– И вы зарабатываете на этом немало денег.

– К чему вы клоните, Найквист?

– Некоторые люди запутались во времени. У них серьезные проблемы.

– Вы говорите о Элеанор?

– Я вижу это все чаще и чаще, у многих людей. Они называют это хроностазис.

– Все мы должны чем-то жертвовать.

Услышав это заявление, Найквист опешил.

– О чем вы говорите?

– Наш город – особенное место, жизненный эксперимент, если хотите. Мы раскалываем время на составные части и восстанавливаем его с нуля. Это требует мужества и умения, а также большого желания. Желания людей, чтобы день мог длиться вечно.

– И неважно, кто страдает от этого?

Бэйл моргнул.

– Мы принимаем все необходимые меры предосторожности. Но вы же знаете о пиратах и контрабандистах с их дешевыми кустарными графиками. В этом и заключается опасность. В чем моя вина, если люди злоупотребляют товарами?

Найквист обвел глазами офис и с легкой улыбкой сказал:

– Люди предсказывают еще одну временную катастрофу.

– Эти так называемые эксперты…

– Мы только недавно пережили последнюю.

Бэйл затаил дыхание.

– Думаете, мне легко дается эта работа? Вы так думаете?

Найквист пожал плечами.

Голос Бэйла помрачнел.

– Поэт Теннисон описал время как «маньяка, рассеивающего пыль». Но что еще я могу сделать? Что еще? – Он повернулся и посмотрел прямо на Найквиста, его глаза наполнились эмоциями, настолько холодными, что это было почти невозможно понять. Затем его взгляд опустился, и он заметил несколько пятен темно-красного цвета на рубашке Найквиста. – Что это? Кровь? На вашей одежде кровь…

– Да. Кровь вашей дочери.

– Что? Ее ранили?

– Она сама это сделала.

Выражение лица Бэйла изменилось – уголки глаз сморщились, открыв некоторые черты, упущенные при последней медицинской процедуре. Первая истинная эмоция. Найквист почувствовал, что сыпет соль на рану, когда шагнул вперед со словами:

– Ваша дочь страдает. Она несчастна.

– Несчастна?

– Я не знаю, мистер Бэйл, что заставило ее сбежать. Но, бог мой, девочка таки сбежала.

Президент компании несколько раз покачал головой, прежде чем посмотреть на Найквиста. Вечно меняющиеся цвета города отражались на его лице мерцающими узорами. Секунды шли одна за другой. Патрик Бэйл закрыл глаза. Через мгновение, когда он снова открыл их, его лицо вновь стало лицом манекена.

– Я хочу, чтобы моя дочь нашлась. – Слова прозвучали в равномерном ритме – машина вернулась. – Если можете, сделайте это для меня. Остальное неважно.

Часы и тени

Офис Найквиста находился в Дневном районе, на Девятом участке, известном также как Горячее Тело. Давным-давно он был процветающим местом, популярным среди туристов из внешнего мира. Участок постепенно терял свои позиции на рынке, чтобы в итоге стать районом проституток. Позже из других кварталов сюда переехали некоторые художники, чтобы создать эту странную гибридную зону. Найквисту нравилась ее атмосфера, когда он находился вне офиса, ее улицы, залитые различными оттенками красного, интенсивное чувство жизни, преобладающее в таких местах, и человеческое существование на необработанных землях. Ходили слухи, что совет города хочет освободить эту территорию, но пока художественные и сексуальные странности процветали и вольготно распространялись.

Припарковав машину на обычное место, Найквист двинулся назад, по главной улице. Повсюду были все обычные подозреваемые: уличные поэты наряду с моделями и актрисами, специализирующимися на шаблонах тепла и света на полуобнаженных телах. На мощеном бульваре авангардные загорелые торговцы открыли магазин, где продавались зеркала, стеклянные баночки и вставные лезвия, сияющие вспышками алого света. Немного дальше труппа актеров показывала свои освещенные сценки с участием бога Гелиоса и его золотой колесницы. Сверху раздался скрежет. Найквист поднял глаза и увидел, как усердно работает группа лампочных верхолазов. В целом чем беднее район, тем ближе к улице неоновое небо, поэтому здесь было легко различить механиков. Они были одеты в плотные, термостойкие костюмы и очки для защиты глаз, а вокруг поясов завязали холщовые сумки с инструментами, запасом новых лампочек и другими электрическими запчастями. Приятно было наблюдать за их ловкими движениями, когда они цеплялись за стены и металлические конструкции с помощью крючков, страховочных веревок и присосок, а затем взбирались вверх ногами к куполу из ламп, похожие на беспокойных пауков.

Найквист свернул в переулок и вошел в магазин под названием «Разнообразные удовольствия». С потолка свисали хрустальные люстры, а на полках было выставлено множество интересных предметов – куклы-вуду, черепа змей и птиц, старые карты города с изображениями все большего распространения света, распятия, старинные граммофоны, странные хирургические инструменты и т. п. Сексуальные аксессуары, которыми славился магазин, едва отличались от некоторых других невинных устройств. Штора на окне висела неровно, из-за чего лучи света, попадавшие внутрь, пронизывали пыльный воздух серыми и белыми полосками. По всему магазину раздавался звук тиканья настенных часов, часовых кукол, механических устройств и множества наручных часов, висевших на золотых и серебряных цепочках. Здесь Найквист всегда испытывал ощущение, будто он ходит внутри машины, предназначенной только для тиканья и звона.

В магазине работала семья Линдси – супружеская пара, шестидесятилетние голубки.

– Джонни, дорогой! – воскликнула Алана Линдси. – Где ты так долго пропадал?

Найквист положил зеленую сумку из шотландки на прилавок.

– В Ночном районе, – ответил он.

– О, ты провел там слишком много ночей, и это разъедает твою душу. Мы почти не ходим туда последнее время.

Найквист потер глаза.

– Ты хотя бы нормально спал?

– Часок здесь, часок там.

Это была правда.

Она поджала губы.

– Ты должен тщательнее следить за днями и ночами, Джонни. Убедись, что ты знаешь, что есть что, и где заканчивается одно, а начинается другое. А потом делай выбор!

Найквист кивнул.

– Это хороший совет. – Он залез в сумку и вытащил желтую ткань с завернутым в нее содержимым. – Не знаете, что это такое?

Алана посмотрела на странную фигурку и позвала своего мужа из задней комнаты. Миг – и Джуд Линдси появился рядом. Он был одет в свой обычный яркий наряд.

– Так, посмотрим, что у нас здесь? – пробормотал он и осторожно поднес кожаную фигурку к свету лампы.

– Есть какие-нибудь догадки? – спросил Найквист.

Джуд кивнул.

– Конечно. Это ваянг-кулит.

– Что?

– Теневая кукла. Используется в яванском театре.

Найквист мало что знал об этом.

– Она с Явы?

– Нет, нет, – ответил Джуд. – Это не один из традиционных персонажей, насколько я могу судить. Но хорошо сделан, заметь. О да, кукла исполнена мастерски. Видишь, обычно сюда и сюда, к рукам и шее, прикрепляются палки, и кукловод может заставить их ходить и бегать, прыгать и молиться. Все что угодно.