Текст книги "Королевская отравительница"

Рэтклифф выглядел почти легкомысленно возбужденным, как будто он собирался поесть вкусного. Оуэн посмотрел на него с беспокойством, наполовину скрывшись за герцогом Хорватом.

Потом послышался звук. Топот сапог, но шаг был неровный, почти запинающийся. Оуэн подкрался, прячась за герцогом, чтобы увидеть, как один из слуг открыл дверь. Трубач поднес рог к губам и выдул несколько пронзительных тонов, объявив, что входит король Северн Аргентайн, победитель битвы при Амбионском холме.

Страшный владыка Кередигиона.

Все в зале с почтением встали.

Старший брат короля Эредур – до самой смерти – был приятным, дружелюбным человеком. Сильным и смелым и, сказать по правде, большим любителем женской красоты. Он был старшим из четырех братьев, двое из которых сейчас мертвы. Король Северн – самый младший, последний наследник великого дома, который правил веками. Родился он искореженным, как дубовый корень. Он равен своему брату по силе и смелости, но у него нет ни капли его мягкосердечия.

Говорят, язык короля острее его кинжала. Порезавшись однажды, я с этим согласен.

Доминик Манчини, шпион у Владычицы Потока

Глава третья
Король Северн

Тень прошла под неверным пламенем факела, когда король проковылял в зал. Именно тень на полу Оуэн увидел сначала, и его глаза расширились от растущего ужаса. Вот он, человек, который вызвал его в Кингфонтейн. Король, которого все боялись.

Король Северн шагнул вперед неверной походкой, его лицо исказилось от гнева, или боли, или того и другого. Что с самого начала поразило Оуэна, так это чернота его одежды. Его высокие черные сапоги были обшиты множеством пряжек, а двойная строчка из золотой ленты вдоль швов изображала цветы остролиста. Его черный кожаный камзол, украшенный бархатом и шелком, едва скрывал черную же кольчугу, которая слегка позвякивала, когда он хромал. Длинная золотая цепь обозначала его статус. Поверх рукавов были прочные черные кожаные наручи, а руки стиснуты в сильные жилистые кулаки, один из которых сжимал рукоять кинжала, прикрепленного к поясу. Черный плащ из тонкой ткани трепетал при ходьбе, не скрывая искривленные позвоночник и плечи. Они делали его походку неровной, но он шел слишком быстро, чтобы увечье могло ему помешать.

Он отмахнулся, нахмурившись, как будто фанфары раздражали его слух, а затем поднялся на помост, вызывающе хромая, и рухнул на трон.

При решительной позе короля легко было не заметить, что одно плечо у него выше другого. Его поза почти скрывала это, особенно когда он опирался локтем на подлокотник и придерживал подбородок указательным и большим пальцами. У него были длинные черные волосы, без единого проблеска седины, заправленные под черный берет с жемчужиной, свисавшей с королевского герба. По какой-то причине Оуэн ожидал, что король будет седовласым и бородатым. Северн не был ни тем ни другим. Лицо короля было бы красивым, если бы не гнев, который, казалось, искажал все его черты. Он вздохнул и бросил взгляд на собравшихся.

– Ваше величество, – сказал Рэтклифф, расшаркиваясь в поклоне.

Лорд Хорват склонил голову, лишь чуть поклонившись.

– Вон! – рыкнул король, пренебрежительно махнув слугам, которые сунулись к нему с серебряными подносами. Слуги порскнули прочь и покинули зал.

Король посмотрел на герцога, а затем, казалось, заметил Оуэна, прячущегося за ним. Когда взгляд темных глаз упал на Оуэна, у мальчика скрутило живот. Он не сможет говорить. Он слишком напуган.

– Она послала младшего, – пренебрежительно сказал король. Его губы презрительно скривились. Он фыркнул. – Я удивлен. Ну, они сделали свой ход. Теперь мой черед. – Он подвинулся на сиденье, морщась от боли, которую причинило ему это движение. Левой рукой он до половины вытащил кинжал из ножен, а затем толкнул его обратно. Этот жест поразил Оуэна, тем более когда он повторился.

– Даже Хорват удивился, увидев вас на ногах, сир, – учтиво сказал Рэтклифф. – Раны еще причиняют вам боль, мы все это видим.

– Я взошел на трон не для того, чтобы хныкать, – прервал его король. – Если бы я потерял ногу при Амбионском холме, то приполз бы в Кингфонтейн, цепляясь руками. Мне не нужны няньки. Мне нужны верные люди. Все мои враги пали. За единственным исключением. – Он одарил Оуэна пронзительным, гневным взглядом. Тот быстро моргнул, впав в панику. – Как тебя зовут, мальчик?

Губы Оуэна не слушались. Оуэн знал, что они не шевельнутся. Он стоял, трепеща, прямо перед королем. Язык пересох так, что казалось, во рту у него песок.

Король раздраженно нахмурился, ожидая ответа, который нельзя было вырвать у мальчика даже пыткой. Голова Оуэна кружилась от ужаса, мышцы застыли от страха, оледенели, сделав ноги столь же беспомощными, как губы.

– Парня зовут Оуэн, – произнес Хорват своим грубым голосом. – И я не слышал от него ни слова с тех пор, как мы покинули Таттон-Холл.

– Немой? – Король Северн мрачно усмехнулся. – Отличное приобретение для двора. Здесь слишком уж шумно. – Он снова переместился на троне. – Как они восприняли новости в Таттон-Холле, Стив?

– Очень болезненно, как вы можете себе представить, – медленно выговорил Хорват.

Король усмехнулся.

– Могу. – Он снова перевел взгляд на Оуэна: – Твой старший брат был казнен в водопаде, потому что твой отец не был мне верен. Он не погиб в бою с честью, как сын этого благородного герцога.

Родители рассказали Оуэну о судьбе брата, и мальчик вздрогнул, представляя, как Йорганон срывается с водопада, привязанный к лодчонке. Это была принятая в королевстве форма казни, хотя мальчик никогда ее не видел. Было ужасно думать, что такое может случиться и с другими родными.

– Его зять, – вставил Рэтклифф.

Король одарил Рэтклиффа презрительным взглядом.

– Как ты думаешь, Дикон, эта разница меня волнует? Муж его дочери погиб при Амбионском холме, и тем не менее он выполнил свой долг, охраняя это отродье, вместо того чтобы вернуться домой, утешить дочь и внучку. Его долг… – хрипло прошептал он, подняв вверх острый палец, как шип. – Долг полностью управляет им. Вот почему я ему доверяю, Рэтклифф. Вот почему я доверяю вам обоим. Вы помните тот стишок, который подкинули герцогу накануне битвы? «Стив Хорват, ты дерзок, но все равно хозяин твой Северн продан давно»[1]1
  Парафраз эпиграммы, которую Шекспир приводит в «Ричарде III» – «Джек Норфолк, ты дерзок, но все равно, хозяин твой Дикон продан давно» (перевод Анны Радловой). – Прим. пер.


[Закрыть]. Записку оставил в его палатке один из наших врагов, возможно, отец этого парня, чтобы смутить разум Стива сомнениями и страхом. Ты помнишь, что сделал Стив, Дикон?

Рэтклифф скрестил руки на широкой груди, во взгляде – раздражение.

– Любой мог оставить эту записку, мой сюзерен. Я до сих пор провожу расследование…

– Это имеет значение, Дикон? – вскипел король. – Это мог быть один из твоих шпионов, вполне допускаю. Это мог быть тот, кто отравил королеву. Хорват сразу отдал мне записку. Холодный, как лед с северного ледника, откуда он родом. Где его род правит веками. Долг. Верность. Это драгоценные камни, которые стоят дороже золота. – Он наклонился вперед и опустил ладони на свой кинжал, снова повторив этот жест – вытащил его наполовину, прежде чем убрать обратно в ножны. Каждый раз, когда он это делал, Оуэн вздрагивал.

– Я тоже был при Амбионском холме, – сказал Рэтклифф, в голосе слышалась мольба. – Это мой шпион обнаружил предателя во время битвы.

Губы короля искривились в улыбке.

– Я не забуду этой доброй услуги, друг мой. Ты верен, поэтому я доверил тебе шпионскую службу, но я не забыл, что некоторые из этих людей пытались убить меня. – Он усмехнулся. – Хорват всегда был верен.

Лицо Рэтклиффа покраснело от гнева.

– Нечестно, мой господин, швырять это мне в лицо. Тогда не я возглавлял эту службу. Это сделал лорд-камергер, и вы отправили его в водопад за преступление.

– Я сделал это в гневе, – ответил король, откинувшись назад. Покачал головой. – Я должен был предать его суду. – Он разгладил камзол на груди, наруч поблескивал в свете факелов. – О, это были мрачные дни. Предательство на каждом углу. Мой брат Эредур не позволял посуде соскользнуть со стола. Но когда он умер, вся она рухнула. – Его лицо немного смягчилось, как будто память о брате до сих пор его ранила. Затем выражение лица ожесточилось, и он снова посмотрел на Оуэна.

– Ты мой заложник, – сказал он жестоким тоном. – Ты – залог верности своей семьи. Твой старший брат был заложником перед тобой, и он мертв. Если твоя мать думает, что я пощажу ребенка за их предательство… – Он умолк, а потом едва не зарычал от гнева: – Тогда они действительно не понимают решимости и строгости своего короля. Ты под моим надзором, Оуэн Кискаддон, и будешь делать то, что мне угодно. Ты останешься во дворце. – Он жестом обвел зал. – Теперь это твой дом. Бросай монеты в фонтан, мальчик, чтобы твои родители сохраняли мне верность. – Его лицо исказилось от с трудом подавляемого гнева. – Я чуть не казнил и твоего отца в Амбионе. Но я учусь терпению. – Он усмехнулся, его губы изогнулись в бешеной ухмылке. – Будь уверен, я испытаю твоего отца, парень. Надеюсь, он дорожит твоей жизнью больше, чем жизнью твоего брата. Рэтклифф, мальчик под твоим попечением. Найди ему комнату и гувернантку. Я хочу видеть его каждый день за завтраком с другими детьми.

Оуэн вздрогнул. Он был слишком напуган, чтобы понять все, что говорил король, но одно было ясно: все было сложнее, чем объяснили родители. Они сказали, что король вызвал его во дворец, чтобы он был его подопечным. Теперь он увидел, что его передали другому человеку, который явно не любит детей. Они сказали ему не бояться, потому что во дворце много добрых людей. Это еще одна ложь. Он был смущен, напуган и тосковал по дому.

– Он… теперь моя проблема? – сказал Рэтклифф с явным разочарованием и горечью. – Я думал, что вы отдали его Хорвату!

Король посмотрел на потолок, как будто он искал источник терпения в стропилах.

– Он герцог Севера, Дикон! Его зять мертв, и он должен утешить свою дочь и внуков. Битва выиграна! Но я не успокоюсь, пока мы не добьемся мира в ближайшие месяцы! За последние два года у меня не было ничего, кроме неприятностей и бедствий! – Его голос превратился в гром. Он начал подниматься с трона, но почти мгновенно упал обратно. Наверное, нога причиняла ему боль. – Ты курируешь Разведывательную службу. Найди человека, чтоб он приглядывал за мальцом, вот все, что я требую! Ради Потока! Прекрати ныть!

Лицо Рэтклиффа было черно от ярости, но он промолчал. Король вздрогнул и уселся обратно на трон, сжав губы от гнева и боли.

Крепкая рука легла на плечо Оуэна. Мальчик поднял голову и увидел, что рука принадлежит Хорвату, который смотрел на него сверху вниз. Он ничего не сказал, но на лице его читалось сочувствие.

Рэтклифф быстро пришел в себя, хотя был все еще красен от оскорбления.

– Ладно, мой господин. Позвольте мне найти няньку для младенца, – саркастически произнес он.

Оуэн уже не был младенцем, но, к его ужасу, на глазах его выступили слезы, и он начал тихо плакать. Он только начал доверять Хорвату, и теперь этот человек уезжал на Север. Отныне опека над ним будет в руках Рэтклиффа, который принадлежал к тем нетерпеливым, яростным типам, которых Оуэн боялся больше всего. Его собственные родители отдали его в заложники королю, способному в одно мгновение наброситься даже на своих ближайших союзников.

– Он плачет? – с отвращением сказал Рэтклифф. – Ну, еще слезы, чтобы заполнить фонтаны. Вытри глаза, парень. Давай… прекрати это немедленно!

Маленькое сердце мальчика разрывалось на части, и он мог остановить слезы не лучше, чем водопад, ревущий снаружи.

– Прекрати! – рявкнул Рэтклифф, топнув ногой.

В зале раздался женский голос. Он был нежен и в то же время властен.

– Что нужно прекратить, милорды, так все эти вопли. Вы напугали бедняжку до безумия.

Оуэн обернулся, чтобы взглянуть на даму, но его глаза слишком опухли от слез, чтобы видеть лицо за ее длинными золотыми волосами. Она опустилась на колени перед ним и достала кружевной платок, которым вытерла глаза Оуэна. Затем убрала руку Хорвата с плеча Оуэна и на ее место положила свою маленькую руку. Расплывчатая картина стала более четкой, он увидел девушку немногим старше его сестры Джессики. У нее были зеленые глаза с голубыми крапинками и самое прелестное лицо, что он когда-либо видел.

Из всех мифов Кередигиона самым распространенным был миф о Владычице Потока. Девушка ласково улыбнулась, с сочувствием и теплом глядя ему в глаза. Она была воплощением легенды о Владычице – Госпоже мудрости, сострадания и непревзойденной доброты, способной повергнуть даже закаленного в боях рыцаря на колени силой своего присутствия. Как и в легенде, пришелица, казалось, усмирила бурю, которая бушевала всего несколько минут назад.

– Дядя, – сказала леди, глядя на человека на троне. – Позволь мне отвести мальчика на кухню и угостить медовым печеньем, пока лорд Рэтклифф занимается его обустройством. Ты разрешишь?

Когда Оуэн случайно взглянул на короля, он был потрясен произошедшими с ним переменами. Буря гнева миновала, и мрачный взгляд смягчился, когда он посмотрел на племянницу. Его рука по-прежнему лежала на рукояти кинжала, но не пыталась его вытащить. Хмурое выражение сменилось легкой спокойной улыбкой.

– Если хочешь, Элиза, – сказал он, затем жестом показал, что отпускает их.

– Давай свою руку, – сказала леди, медленно поднимаясь и предлагая свою. Оуэн принял предложение с жадностью. Пальцы ее были восхитительно мягкими. Она была в платье из нежнейшего лавандово-голубого шелка и широком белом сюрко, схваченном золотым поясом.

Оуэн оглянулся на герцога, желая поблагодарить его, но все еще не мог говорить. Сохранять молчание было так больно!

Герцог смотрел в глаза Оуэна, выражение лица старика было нечитаемым для столь маленького мальчика. Из-за бороды нельзя было разглядеть очертания рта. Герцог кивнул Оуэну, словно извиняясь за свой отъезд. Оуэн отцепился от его плаща, служившего убежищем, и последовал за леди.

Глава четвертая
Кухарка и дворецкий

Вид дворцовой кухни вызвал улыбку на лице Оуэна – впервые после того, как он покинул дом. Точно так же, как на кухне в Таттон-Холле, здесь было шумно, многолюдно и интересно. Со вбитых в стены крюков свисали кольца колбас. Скамьи и столы были завалены лоснящейся рыбой и заставлены корзинами с зеленью. Была выгородка, где развешаны пучки специй. Потолки были сводчатыми, по всей кухне расставлены стулья, скамейки и столы. Повсюду сновали слуги – тащили фляги с вином, блюда с хлебом и сыром. Даже на пол, выложенный маленькими плитками, было интересно смотреть. На пороге хрустели охапки сосновых веток, но пол внутри был ровным и гладким, и Оуэн подумал, что здесь он сможет набрать плитки для своих игр.

– Ты улыбаешься! – восторженно произнесла Элиза, нежно сжимая его руку. – Тебе нравится кухня?

Он энергично кивнул, уставившись на женщину, которая вынимала из печи хлеб. Кухня была на нижнем этаже дворца, поэтому здесь были мощные опоры, способные поддерживать гигантский замок, но были и высокие окна, и они были открыты, впуская свет и воздух. Они придавали кухне яркий и веселый вид, совершенно отличный от большого зала.

Элиза провела его через толпу поварят и служанок, подведя к женщине возле очага, которая поставила поддоны и выкладывала хлеб. Женщина была низенькая, с рыжевато-каштановыми волосами, выбивавшимися из-под чепца, и носила фартук до самого пола. На щеке у нее был небольшой шрам. Когда она увидела принцессу, ее глаза блеснули радостью.

– Что за счастье, принцесса! Вы украсили мой день. Ваша матушка сияла красотой в свое время, но вы сияете еще ярче. А теперь глянем на тебя, мальчик. Чем порадуешь старую кухарку?

Принцесса Элиза была гораздо выше кухарки, но ласково обняла ее, прежде чем опуститься на колени рядом с Оуэном. Провела по его голове, что было немного щекотно, а затем взяла за плечи, словно представляя всем вокруг.

– Лиона, это Оуэн Кискаддон. Он гость во дворце и останется здесь.

Выражение лица кухарки стало еще радостней.

– Младший брат лорда Йорганона! Такой взрослый молодой человек! – весело сказала она. Задумчиво огладила подбородок. – Вам должно быть десять лет!

Оуэн разрумянился от удовольствия и покачал головой:

– Мне всего восемь.

– Восемь! Удивительно. Я бы не догадалась. Хотите медовое печенье, мастер Оуэн?

Он улыбнулся, осторожно кивнув. Она подмигнула ему, указывая следовать за ней. Подняла крышку с глиняной крынки и вытащила круглое плоское печенье с рифлеными полосками. Торжественно предложила ему, а затем поднесла другое печенье принцессе, также подмигнув ей.

Оуэн откусил кусочек и сразу понял, что захочет еще. Печенье было тонким, хрустящим снаружи и нежным внутри. Чувствовался вкус и меда, и патоки, и еще чего-то странного, ароматного, он не мог определить чего. Он жадно ел, наблюдая, как вокруг них кипит жизнь кухни – на плитах большие чаны с супом, куски сырого мяса, слуги режут соломкой морковь, картофель, тыкву и лук.

– Как поживает королева, ваша матушка? – тихо спросила Лиона у Элизы, понизив голос.

– С ней все хорошо, спасибо, – сказала Элиза, любезно улыбаясь. – Я видела ее вчера в святилище.

Лиона помрачнела.

– Я скучаю по ее величеству, – призналась она. – Какой это был великий дворец. Сколько пиров и балов, сколько дней рождения здесь праздновали! Замок стал совсем мрачным с тех пор, как король прибыл с Севера. Вот почему я отказываюсь закрывать окна. Нам нужно больше света. Даже цветок увядает без солнца.

Ее слова заставили Оуэна взглянуть на ближайшее окно, высоко над ними. Через него он видел, как поднимается один из шпилей замка. Это была стройная башня… та, которая навела его на мысль о кинжале. Он задумался, где ночует король. Легкий холодок пробежал по его спине при виде башни, возвышающейся над ними.

Он знал ответ прежде, чем доел медовое печенье.

– Ну у вас и аппетит! – сказала Лиона. Она была не намного выше его, и ему нравилось, что она такая маленькая. Она взъерошила его волосы. – Посмотрите на себя, Оуэн. Что это за полоса в волосах? Это мука? – Она коснулась белой пряди на его голове, и он наклонился к ней.

– Я тоже это заметила, – сказала принцесса. – Просто небольшая прядь… белая как снег. Я полагаю, когда волосы отрастут, это будет незаметно.

Сам Оуэн не особо задумывался о своих волосах, но люди всегда обсуждали эту метку. Волосы и волосы. Ну и что в этом странного?

Принцесса коснулась руки кухарки.

– Можно ли ему побыть здесь немного? Когда я вошла в зал, там все кричали, и, как я могу судить, он был испуган.

Кухарка неодобрительно покачала головой.

– Кричать перед таким молодым человеком – что за ужасные манеры! Оуэн, вы можете приходить ко мне на кухню так часто, как захотите. Ваш брат всегда был здесь желанным гостем. Если кто-то решит обругать вас, я его сама обругаю, будь то сам король! Никогда не серди кухарку, иначе молоко скиснет! Приходите сюда, когда вам будет страшно или одиноко. Ну же, Оуэн? Составите мне компанию?

Он улыбнулся, глядя на балки и висящие на колышках горшки.

– Мне здесь нравится, – сказал он застенчиво, чувствуя себя намного спокойнее теперь, когда он был вдали от ярости короля. Оуэн не хотел встречаться с ним снова, но знал, что ему каждый день придется делить с ним завтрак.

Принцесса снова опустилась на колени рядом с Оуэном. Ее глаза были серьезными, и она ласково коснулась его, как будто знала его всегда.

– Лиона тебя всегда приветит. Пойду помогу мастеру Рэтклиффу выбрать тебе гувернантку. – Она погладила его по руке. – Я буду с тобой, Оуэн. И Лиона тоже. Здесь еще много… верных. – Она помедлила, прежде чем произнести последнее слово. Затем выпрямилась. Ее платье переливалось на свету, а лучи сияли в золотых волосах. Она выглядела как королева.

– Спасибо, – пробормотал Оуэн, не отрывая от нее взгляда.

Ноздри Лионы сжались.

– Следующая порция хлебов готова. По запаху слышу. Я буду присматривать за мальчиком, принцесса. Не бойтесь. Нас здесь много. Он не окажется без пригляда. – Она бросила на Оуэна интригующий взгляд. – Мой муж – лесоруб замка, – загадочно сказала она. – Он знает, где здесь лучшие места, и не будет против спутника в походах по окрестностям. Он решает, какое из королевских деревьев оставить, а какое срубить и пустить на дрова. Сейчас он в лесу, иначе бы сидел здесь, с кружкой пива в руках, положив ноги на бочку. Но, как вы видите, я держу кухню в чистоте, чтобы он знал, что грязные башмаки следует оставлять снаружи. Позвольте мне угостить вас еще! – Она снова подмигнула и быстро подошла к глиняной крынке с печеньем.

Подошла другая девушка, чтобы вынуть хлеб из духовки.

– Спасибо, Лиона, – сказала принцесса.

– Все, что угодно для семьи вашего высочества, – ответила Лиона. Ее взгляд был мрачным и серьезным. Она снова обняла Элизу.

– Теперь я должна позаботиться о том, чтобы найти подходящую гувернантку, – сказала принцесса, напоследок взъерошив волосы Оуэна.

Кухарка с тоской посмотрела на принцессу, когда та выходила из кухни, но, как только она ушла, выражение лица кухарки изменилось с задумчивого на раздраженное. Сердце Оуэна упало. Все это было притворством?

– А вот и он пришел, – ехидно сказала Лиона. – Достаточно, чтоб пудинг скис. Это королевский дворецкий, мастер Бервик. Он с Севера, Оуэн. Тамошним людям нельзя доверять. Мне жаль вашего лорда отца. Честно-честно. Я дала обещание, и я сдержу его. Я позабочусь о вас, молодой человек. На кухне вам всегда будут рады. – Она улыбнулась ему, чтоб подбодрить.

Стук сапог привлек внимание Оуэна. Быстро приближался, хрипя на ходу, морщинистый старик с дочерна загорелой кожей – высокий, толстый, с лысой макушкой, испещренной коричневыми пятнами, но его уши и шею окружали густые курчавые волосы. Он носил королевскую ливрею, черную с золотом, с эмблемой вепря.

– Глянь на ся, – насмешливо сказал он Лионе. – Стоишь бездельно пред ужином?

Оуэн всегда напрягался, чтобы понять людей с сильным северным акцентом. Как будто они слишком спешили, чтобы произнести все слоги в словах.

– Когда пирог с перепелиных яйц для хозяина приготовишь? Иль не начала?

Глаза Лионы сузились.

– У тебя нет дел, Бервик, что ты лезешь ко мне на кухню?

– Вмешался б, если б он осерчал. Хозяин нетерпелив и лентяев не любит.

– Называешь меня лентяйкой? – спросила она, ее голос стал жестче. – Ты представляешь, сколько нужно времени, чтобы накормить обитателей дворца такого размера? Сколько хлебов мы выпекаем за день?

– Пятьсот шесть, – сказал он с усмешкой и щелкнул пальцами. – Я подсчитываю мешки с мукой. Учитываю яйца и дрожжи. Я дворецкий короля и управлял его замком на Севере…

– Который был намного меньше этого, могу напомнить тебе, Бервик!

Оуэн уставился на высокого дворецкого. От него пахло чем-то странным – возможно, капустой.

Его взгляд привлек внимание старика.

– А это что за щенок? Еще чей-то папаша провалил дело?

– Это сын герцога Кискаддона, – сказала Лиона, притягивая Оуэна к фартуку. – И он не щенок, грубиян эдакий, а благородной крови.

Дворецкий с удивлением посмотрел на Оуэна.

– Пфе! – пробормотал он. – Малыш Кискаддон! Тогда мне его жаль. Старший брат закончил рекой.

Лиона явно рассердилась:

– Он подопечный короля. Что в этом жалкого?

Дворецкий фыркнул:

– Подопечный? Думаю, нет. Он заложник короля. Просто немного поболтал с герцогом Хорватом, прекрасным могущественным лордом, он ворочается на Север. Дни парня сочтены.

Выражение лица Лионы стало жестким, она побледнела.

– Прекрати подобные речи, – сказала она сердито. Жестом пригласила Оуэна сесть на ближайший ящик, а затем подошла к Бервику и о чем-то тихо заговорила с ним.

Оуэн сидел на ящике, и его радость от того, что он нашел кухню, стала угасать. От угроз снова разболелся живот. Несмотря на то что кухня была уютной, теплой и так чудесно пахла хлебом, он не мог отвести глаз от шпиля, похожего на кинжал, виднеющегося из окна. Казалось, король наблюдает за ним даже здесь.

– Следи за речами, ведьма! – сердито сказал Бервик. – Хозяин может вызвать нового повара с Севера, и что ты будешь делать? Но если ты не будешь спорить и сделаешь, как я говорю, все у тебя будет. – Он мрачно посмотрел на Оуэна и покачал головой, как будто мальчик уже был холодным куском дохлой рыбы.

Глаза Лионы вспыхнули гневом, когда она вернулась, энергично вытирая пальцы о передник. Быстро пробормотала что-то себе под нос.

– Мне нужно приготовить королевский ужин, – наконец сказала она, понизив голос. Оуэн заметил, что она больше не смотрела ему в глаза. – Раньше вокруг было больше резвящихся детей. Когда правили король и королева, все было по-другому. Это таким, как Бервик, надо следить за речами. – Ее губы сжались. – Если бы Бервик знал, если бы он только знал… – Она бросила на мальчика заговорщический взгляд и еще понизила голос: – Ты боишься, Оуэн?

Он уставился на нее и молча кивнул.

Она поспешно подошла к другому столу, а затем принесла миску с мукой. Разбила яйцо и вылила желток в миску. Затем начала замешивать тесто своими сильными пальцами. Оуэн почувствовал, что она хочет сказать больше, поэтому просто ждал.

Она снова оглядела кухню, убедившись, что рядом никого нет.

– Мы с мужем часто гуляем по окрестностям, – сказала она тихо, почти шепотом. – Он знает про это лучше всех. Есть дверь привратника, которая всегда открыта. Всегда. – Она снова огляделась, и, когда продолжила, ее голос стал еще тише: – Оуэн, родители отправили тебя сюда не для того, чтобы тебя убили. У тебя есть друзья. Как принцесса. Как я. Мать принцессы находится в святилище Владычицы. Она там уже два года, с тех пор как брат ее мужа занял трон. Может, она поможет тебе, Оуэн. Ты знаешь, где находится святилище?

Оуэн уставился на нее, его сердце быстро забилось.

– Мы миновали его… по дороге сюда.

– Да. – Она мяла тесто так, будто пыталась задушить Бервика. – Если ты войдешь в святилище, даже король не сможет заставить тебя выйти. Там ты будешь в безопасности. – Она оглянулась на переполненную кухню, ее взгляд с беспокойством метнулся туда-сюда. – Если ты смелый маленький мальчик.

Слабая искра надежды зажглась в его груди.

– Я смелый, – прошептал он, пристально глядя на нее. Но когда он посмотрел на нее, он снова увидел в окне башню, похожую на кинжал.