Текст книги "Большая кража"

Глава 11

В сущности, первая часть была легкой. Система аварийной сигнализации – мой старый друг. Я имел дело с десятком подобных. Двумя десятками. Технология устаревшая. У меня это заняло всего пару минут, хотя я тщательно проверил, нет ли каких-нибудь нововведений.

Меня это немного озадачило. Поразительно, что люди с кучей денег, которым нужно бы иметь надежную сигнализацию, экономят на ней. Возможно, у них большие страховки. Как я надеялся ради их же блага.

На крышу я тоже забрался без особого труда. Единственная сложность состояла в том, что пришлось делать это дважды. Картины были слишком большими, и одновременно их нести было очень неудобно. Но все остальное оказалось несложным.

И потом сама сигнализация. На каждой двери и на каждом окне имелось по два соприкасающихся сенсора, и если они размыкались – если открывалась дверь или окно, – включалась сигнализация. Примитивно. Лишь немногим лучше, чем жестяная банка с камнями, балансирующая на дверной коробке. Я мог бы пройти через сенсоры с завязанными глазами.

Но не стал. Я провернул все без шума и пыли, следя за тем, чтобы не возникло ничего непредвиденного. Из сурового опыта я знал: когда все идет как по маслу, потом в качестве компенсации может возникнуть что-то нехорошее. Пятое Правило Райли: если тебе все кажется простым, ты что-то упустил. Может быть, это суеверие, но у меня ощущение, что всегда в конечном итоге платишь за «простоту».

Вот почему я глядел во все глаза. Я пару раз обошел всю крышу, высматривая то, что мог пропустить: камеры, сенсоры, соседа, наблюдающего из окна. Я также осмотрел все ближайшие здания и улицу внизу. Ничего, как мне и показалось. Никаких сложностей не возникло. Нетипично, но так бывает. Отмахнувшись от чувства тревоги, я приступил к работе.

Я не спешил. Световой люк был заключен в металлическую раму, что заставляет людей думать: ух ты, металл – это надежно. На самом деле знаете что? Это совсем ненадежно. Потому что рама, удерживающая стекло, крепится на десяти винтах. И гений, который устанавливал эту штуку, оставил головки винтов незакрытыми. Мне понадобились лишь пневмодрель на батарейках и маленькая насадка с крестообразным шлицем. За пять минут я не торопясь отвинтил все винты и положил их на кусок клейкой ленты, чтобы не укатились и не потерялись. Неторопливо, спокойно и просто.

Потом я так же осторожно снял крышку светового люка, положил ее рядом и достал кольцо нейлонового шнура, один конец которого привязал к прочной стойке на крыше. Потом сбросил свободный конец в открытый люк и спустился вниз с первой картиной под мышкой.

Всего за пару минут я вскарабкался наверх, а потом спустил второе полотно. И затем подошел к внутреннему сейфу. Сигнализация и замок на сейфе были примерно на одном уровне с системой внешней сигнализации. Я отключил сигнализацию кусочком станиоли. Замок на сейфе был старого кулачкового типа и более тугой. Я приложил к нему свой стетоскоп, и для открывания его потребовалось почти тридцать секунд. Я убрал внутрь картины Моник, вынул две, которые они заменили, и повторил весь процесс в обратном порядке. Запер сейф, забрался на крышу, поставил на место световой люк и включил сигнализацию.

Аккуратно завернув две картины, я соскользнул на землю в проулок за зданием. Там меня ждал микроавтобус, на боку которого была надпись: «СИСТЕМЫ АВАРИЙНОЙ СИГНАЛИЗАЦИИ „НОЧНОЙ ДОЗОР“». Я осторожно положил картины внутрь и сел на водительское место. И уехал в темноту, довольный тем, что все прошло гладко. Я посчитал это хорошим знаком. Если все остальное пройдет так же хорошо…

Знаю. На самом деле большое «если». Но пока все было проще простого. По-настоящему хорошее начало. Это было что-то. Однако я понимал, что долго так продолжаться не может. В каком-то смысле я и не хотел. Мне нужен был вызов и ощущение того, что я совершаю нечто немыслимое. Поскольку это я. Но до сих пор была стандартная рутина. И еще один день будет таким же, ничего необычного.

Но послезавтра? Возможно, тогда я пожелаю себе чего-нибудь попроще.

* * *

Жизнь успешного дизайнера трудна. На протяжении многих лет это борьба за восхождение на вершину, но когда достигнешь ее – если достигнешь, – еще труднее удержаться там. Однако Ирэн Колдуэлл была борцом и отличным дизайнером, и она переиграла конкурентов, попав в топ-список дизайнеров в радиусе трех штатов, предлагая лучшее по приемлемым ценам. Ей не было равных в осведомленности о новых дизайнерах, мебели и современном искусстве. Она всегда находила способ угодить своим клиентам, в то же время ненавязчиво подталкивая их к вырабатыванию изумительного вкуса. Чтобы достичь своего положения, она надрывала задницу…

Но по временам она спрашивала себя, а стоит ли оно того?

Как и в это утро. Поезд подземки, на котором она ехала, намертво встал между станциями, где проторчал тридцать восемь минут, а люди в толпе в час пик беспомощно стояли, притиснутые друг к другу, и обливались потом. И разумеется, здесь не работала сотовая связь, так что Ирэн не смогла позвонить тем, с кем должна была встретиться, и предупредить, что задерживается. Когда поезд в конце концов тронулся, она уже на час выбивалась из графика, и это страшно злило ее. У Ирэн обычно все было под контролем, что, вероятно, и делало ее эффективным специалистом, и для нее состояние полной беспомощности было невыносимо. Кроме того, она придерживалась пунктуальности и терпеть не могла, когда опаздывали другие. А сейчас она сама опаздывает на час, не успев даже начать свой рабочий день.

Наконец поезд извергнул из себя толпу раздраженных пассажиров, и Ирэн практически пустилась бегом. Оказавшись на улице, она все-таки смогла позвонить первому клиенту и предупредить, что опоздает, но необходимость извиняться разозлила ее еще больше, и к тому моменту, когда она добралась до своей студии «Сохо», Ирэн была готова содрать шкуру с любого, кто окажется у нее на пути. В нетерпении топая ногой, она отключила аварийную сигнализацию студии. Обычно на отключение всей системы уходило несколько секунд – это была очень хорошая система, необходимая потому, что Ирэн часто держала в своем сейфе весьма ценные предметы искусства. Разумеется, сейф тоже имел свою сигнализацию.

Когда лампочка на ее автокликере зажглась зеленым светом, Ирэн отперла входную дверь и поспешила к сейфу. Она прошла через рабочую зону, взглянув на большие настенные часы, и увидела, что опаздывает на час и три минуты.

– Черт, черт, черт! – воскликнула она.

Отключив сигнализацию сейфа, Ирэн поспешно схватила картину, которую собиралась отвезти утром клиенту, – чудесного Джаспера Джонса. Она приобрела его по сносной цене и перепродала клиенту с небольшой выгодой для себя. Она совершенно не упрекала себя за это, ведь ее клиентом был Элмор Фитч, грубый, невоспитанный миллиардер, щедро жертвовавший движению белых националистов. Он выбрал эту картину в основном потому, что художник был белый и знаменитый и что цвета на картине сочетались с его диваном. У такого откровенного обывателя и урвать не грех, с удовлетворением подумала Ирэн. Искусство вечно, а придурки приходят и уходят, сказала она себе.

Ирэн осторожно положила картину на рабочий стол, с любовью глядя на нее. Великолепно! Как и всегда, Ирэн испытывала восторг в присутствии столь великого произведения. Господи, превосходная картина! Но не кажутся ли сегодня утром краски более яркими и свежими? Она чуть нахмурилась, обводя полотно взглядом. Ничего не изменилось. Вероятно, дело просто в освещении. Иногда утренний свет, проникая через световой люк, придает всему бо́льшую яркость. А картины после ночи в сейфе вряд ли могут обновиться. Ирэн ненадолго задержала взгляд на полотне, позволив себе немного помечтать. Когда-нибудь у нее будет свой Джаспер Джонс. И может быть, Раушенберг… Как тот, который лежит у нее в сейфе и которого завтра она отвезет другому клиенту. Когда-нибудь…

Настенные часы громко затикали, выдергивая Ирэн из недолгой грезы. Уже час и пять минут опоздания.

– Черт бы все побрал! – выругалась она и, аккуратно завернув картину, торопливо вышла за дверь.

* * *

Наконец наступила осень. Стоял один из тех дней, когда у вас возникает желание остаться в Манхэттене и жить вечно. Светило солнце, воздух был таким прозрачным и чистым, что можно было глубоко вдохнуть и не закашляться – даже на Таймс-сквер. И хотя можно было еще обойтись без пальто, чувствовалось, что скоро настанут холода и мне понадобится нечто большее, чем старая куртка «Янкиз». Но пока все было замечательно. В такой день даже озабоченные ньюйоркцы, идя по улицам, улыбаются.

В Нью-Йорке все ходят пешком, но в такой день, казалось, им нравится это делать. Прекрасная погода взывала к местным жителям, приглашая выйти из дому и наслаждаться, пока можно, ведь приближается зима, а она в этом году будет злющей.

Я тоже немного прошелся пешком. И даже особо не спешил. Черт, я совсем не прочь слегка расслабиться, даже когда работаю. А я как раз работал. Я никогда об этом не забываю и не пренебрегаю ничем, относящимся к моему делу. Как я уже упоминал, Первое Правило Райли: дело прежде всего. Но на мои дела никак не повлияет, если я потрачу две лишние минуты на удовольствие и немного замерзну в первый замечательный осенний день. Как только я насытился прогулкой и почувствовал себя виноватым, тут же нырнул в переулок, словно Человек-Паук, но, в отличие от него, я не переодевался. И не изменился. Однако я все же залез на крышу.

По крышам я двигался гораздо проворнее. И таким образом компенсировал те несколько минут, которые потерял, неторопливо прогуливаясь по улице. Мама называла подобное времяпрепровождение дуракавалянием. Иногда она использовала в своей речи устаревшие словечки, характерные для жителей Юга. Я так и не понял большинства из них. Во всяком случае я не валял дурака на крыше.

Я носился по городу – вверх, потом вниз до уровня улицы, чтобы перейти Пятую авеню, потом снова вверх и так до Вест-Энда, а затем вниз на Шестьдесят шестой улице. В такой день, как этот, мне нравилось перемещаться паркуром. Каждый раз, улетая в пространство, я ощущал, что буду жить вечно.

Когда я наконец спустился на Шестьдесят шестой улице, то улыбался. В нескольких шагах от меня была моя цель, одна из последних работающих телефонных будок в Манхэттене. Я люблю эти старые штуки. Не поймите меня превратно. Я не противник хай-тека. Каждый день я пользуюсь прогрессивными техническими игрушками, и чем они круче, тем лучше. Но все же мне очень обидно, что телефонные будки отмирают. В особенности это обидно человеку, которому время от времени необходимо сделать звонок, не оставляющий сотового сигнала, никакой идентификации, ничего, что позволило бы отследить его. Конечно, кто-нибудь может определить, откуда исходит вызов, но к тому времени, как он сможет что-то предпринять, я уже буду далеко.

В то утро именно это я и замышлял. Так что мне идеально подходила старая телефонная будка на Шестьдесят шестой улице Вест-Энда.

Я проскользнул в будку без проблем. Представляете, никто ею не воспользовался! Даже чтобы помочиться. Я опустил в прорезь 25 центов и набрал номер, который запомнил этим утром. После трех гудков ответил женский голос. Нечто среднее между роботом и дорогой проституткой. Если вдуматься, хорошая шутка.

– «Грей Вулф секьюритис», офис Элмора Фитча. Чем я могу вам помочь?

– Да, здравствуйте, – произнес я с британским оксфордским акцентом, которым пользовался и прежде; должен сказать, у меня здорово получалось. – Я звоню из «Сотбис». У меня чрезвычайно важное сообщение для мистера Фитча.

– Прошу прощения, но мистер Фитч сейчас на конференции, – ответила женщина, и ответ прозвучал настолько автоматически, что вполне мог быть записан.

– Ну разумеется, на конференции, – сказал я легким снисходительным тоном, то есть мало просто произносить слова, как британец, надо еще встать в позу. – Уверен, не будь он на конференции, мы все ужасно встревожились бы. Так что будьте умницей и просто передайте ему сообщение, хорошо? Как я уже говорил, это очень срочно.

– Да, сэр, представьтесь, пожалуйста.

– Передайте мистеру Фитчу, что картина Джаспера Джонса, недавно приобретенная им, – это подделка, – сообщил я, очень довольный, как и любой британец, когда что-то идет не так. Я имею в виду для кого-то другого. – Если он внимательно рассмотрит нижний левый угол полотна, то найдет подтверждение этому. Осматривать придется очень тщательно, но, уверяю вас, доказательство именно там. Нижний левый угол, хорошо? Будете паинькой и сделаете это? Замечательно.

– Ваше имя, сэр? – повторила женщина.

– Теперь, пожалуйста, постарайтесь, чтобы он немедленно получил это сообщение, ладненько? Замечательно. Спасибо. – И я повесил трубку.

Я был уверен, что действовал превосходно и достаточно раздражающе. Это в сочетании с оксфордским акцентом заставит несчастную женщину предположить, что я какой-то высокопоставленный придурок. Она подумает, будто я важная птица, и передаст сообщение. «Замечательно», – фыркнув, сказал я сам себе. Интересно, почему они всегда это говорят? Идиотская привычка. Чертовы британцы!

А потом я выкинул из головы все глупости про англичан и пошел обратно по Вест-Энду. Телефонный звонок и паркур были забавой, но с этой частью покончено.

Дела приобрели серьезный оборот.

Глава 12

Фрэнк Делгадо прибыл в Сиракьюс с утра пораньше на следующий день. В последний раз он был здесь лет двенадцать назад. В городе мало что изменилось. Это был все тот же Сиракьюс. Листья успели пожелтеть и упасть на землю, устилая ее жухлым ковром. Но от этого Сиракьюс не стал нравиться ему больше.

Полицейский участок находился в том же месте, и Делгадо припарковал машину, вошел и предъявил свои документы. Никаких проблем. Копы без труда нашли нужный файл. Конечно, поначалу не обошлось без некоторых проволочек. Делгадо этого ожидал. Находясь на службе в ФБР, он занимался оперативной работой на местах и хорошо знал, что ни один местный коп, дорожащий своим нагрудным знаком, не станет из кожи вон лезть только потому, что его попросил о чем-то федерал. Однако Делгадо проявил терпение, и в конечном итоге, когда местные копы дали понять, что им наплевать на фэбээровца, они отослали его к сержанту Валдуччи, здоровяку лет пятидесяти с небольшим, косая сажень в плечах, с ручищами, как у моряка Попая. Макушка у него была лысая, по краям – венчик из коротких седых волос и густые черные брови.

– Мы любим сотрудничать с ФБР, спецагент Делгадо, – сказал он, и его гигантские черные брови зашевелились. – Пойдем посмотрим документы.

Кивнув, Делгадо последовал за сержантом.

– Вот блин! – достав папку, произнес Валдуччи. – Запечатана… Постановление суда. Преступник – студент.

– Был студентом, – поправил Делгадо. – Это было двадцать лет назад.

– Угу, – промычал Валдуччи. – Но папка по-прежнему запечатана. Это может означать, что он исправился и его больше не арестовывали… – Он вопросительно поднял свои внушительные брови.

Делгадо промолчал.

– О-о! Вот так, значит? – Нахмурившись, сержант смахнул пыль с папки. – Могу попросить, чтобы ее распечатали, но это займет какое-то время. Минимум пару недель, но скорее несколько месяцев. – Дернув плечами, он взглянул на Делгадо. – Если только ты не сумеешь потянуть за ниточки в ФБР.

Делгадо изучал лицо Валдуччи. Одна важная причина, почему ему необходимо было заглянуть в эту папку, состояла в том, что к копии отчета об аресте из ФБР не прилагалась фотография. Возможно, ее изначально не включили из соображений защиты подростка. Также ее могли изъять позже по каким-то более серьезным причинам. Так или иначе, Делгадо по-прежнему в точности не знал, как выглядит Райли Вулф. Поэтому, если Валдуччи будет увиливать, продолжая старую игру копов с федералами, Делгадо надо найти обходной путь и открыть папку.

Однако темные глаза смотрели на него из-под внушительных бровей с бесконечным терпением. Делгадо кивнул. Сержант вовсе не придурок. Папка, запечатанная судом, должна быть распечатана тоже судом. Как и сказал Валдуччи, на это могут уйти недели или месяцы, и в конечном итоге к концу отпуска Делгадо вернется в исходную точку. Если только…

– Написано что-нибудь снаружи? – спросил он.

Опустив взгляд, сержант перевернул папку и кивнул:

– Здесь написано: «Отослано на хранение в службу по делам несовершеннолетних, отдел пробации округа Джефферсон». – Он снова поднял глаза. – Округ Джефферсон, это Уотертаун. На север отсюда.

– Я знаю, где это.

– Значит, получается, он был там им известен, они приехали сюда и арестовали его. – Сержант хлопнул ладонью по папке и вновь пошевелил бровями. – Тебе не нужна эта папка. В округе Джефферсон есть то, что тебе требуется.

Делгадо кивнул:

– Спасибо.

И не успел сержант Валдуччи убрать папку, как Делгадо уже исчез.

* * *

Путь на машине до Уотертауна занял чуть более часа. Делгадо всю дорогу ехал по федеральной автостраде 81. В нескольких милях от Сиракьюса, после Ливерпуля, транспортный поток поредел. До самого Уотертауна он ехал со скоростью восемьдесят миль в час. С автострады Делгадо съехал на Арсенал-стрит, по которой и пересек весь город. Город заметно разросся с тех пор, как он в последний раз был здесь по делу системы безопасности в Форт-Драме. Уотертаун разросся благодаря тому, что Форт-Драм стал больше и значительнее. Быстрое увеличение численности жителей позволило открыть в последние годы такие рестораны фастфуда, как «Арбис» и «Тако Белл». Но дело было не только в масштабе, дух города тоже изменился. Открылась даже пара ресторанов суши, что было бы немыслимо в угасающем Уотертауне «синих воротничков», который Делгадо знал прежде.

Город с его обилием новых магазинов, торговых центров и кафе здорово изменился. Но офис отдела пробации размещался прямо на Арсенал-стрит, и заблудиться было невозможно. Через двадцать минут после съезда с федеральной трассы Делгадо уже стоял перед столом, показывая свои документы миловидной афроамериканке средних лет, в блузке бледно-лилового цвета. Выражение ее лица говорило, что она все видела, и это в основном просто утомляло ее. На табличке, стоящей на столе, значилось: «МЭВИС УОЛКОТТ, директор службы по делам несовершеннолетних». Скользнув взглядом по его нагрудному значку, она нахмурилась, потом подняла глаза на его лицо.

– Хорошо, – произнесла она. – Как я могу помочь ФБР, спецагент Делгадо?

У стены стоял складной металлический стул. Делгадо пододвинул его к столу и сел.

– Я собираю материалы на человека, бывшего в вашей системе двадцать лет назад.

Губы миз Уолкотт дрогнули. Вероятно, она намеревалась улыбнуться, но до этого не дошло.

– Это было еще до меня.

Делгадо кивнул:

– Мне бы хотелось взглянуть на его папку.

– У интересующего вас человека есть имя?

– Райли Вулф, – ответил Делгадо, внимательно наблюдая, нет ли признаков узнавания, но их не было.

– Почему вас интересует мистер Вулф? – спросила миз Уолкотт.

– Он опасный преступник.

Не зная Фрэнка Делгадо, миз Уолкотт ждала подробностей. Но их не было. Наконец она подняла брови со словами:

– Что ж, почему бы и нет. – Она взяла со стола телефон и секунду спустя сказала в трубку: – Триш, посылаю к тебе человека. Нет, агент ФБР. Делгадо. Что? Он сам тебе все расскажет. – Закончив разговор, она пояснила: – Триш Волчински, отдел документов. – Он поднялся, чтобы уйти, и она добавила: – Предупреждаю, спецагент Делгадо, Триш любит поболтать.

Делгадо лишь кивнул:

– Спасибо вам за помощь.

Предупреждение миз Уолкотт не было преувеличением. Не успел Делгадо войти в комнату, а Триш уже говорила:

– Должно быть, вы из ФБР, верно? Ага, конечно, кто еще это может быть? Не так уж много народа сюда приходит… Еще бы! Архив, да? Кому захочется иметь дело с запыленным хламом? Но должна сказать, вы совсем, ну совсем не похожи на агента ФБР. То есть я не хотела вас обидеть, но знаете… Вы больше похожи на копа, занимающегося наркотой. А что это вообще такое – Управление по борьбе с наркотиками? Я хочу сказать, эти парни более… знаете, не такие, как я, они просто… понимаете, я родом из Детройта, приехала сюда, потому что мой муженек служил в Форт-Драме. Десятый дивизион. Его перевели сюда, и я подумала: какого черта, не такое уж это плохое место! То есть зимой здесь адски холодно, поэтому, знаете ли, они и поставили здесь Форт-Драм. Потому что зима…

– Мне нужно посмотреть папку, – произнес Делгадо гораздо громче, чем собирался.

Но Триш это, похоже, не смутило.

– Конечно, обязательно. Зачем бы вы тогда пришли сюда? Но должна сказать, все документы у нас теперь в компьютере. Что абсолютно НЕ проще и НЕ удобнее, чем нам обещали…

– Этот документ двадцатилетней давности, – заметил Делгадо.

– О’кей, конечно, нет проблем. И это местный подросток, в то время попавший в нашу систему, да? То есть Мэвис не сказала, но я просто догадалась, что…

– Он пользовался именем Райли Вулф, – пояснил Делгадо. – Не думаю, что это имя, данное ему при рождении.

– Ну да, иногда они так делают. Пожалуй, неплохая идея и все такое, когда человек нарушает закон и скрывается…

– Нужная дата здесь, – сказал Делгадо, передавая ей копию протокола задержания из Сиракьюса.

– Ладно, это здесь. О’кей. Ага, этого не будет в компьютере, а будет в старомодной бумажной папке, то есть вон там. Знаете, несколько лет назад собирались перевести все старые бумажные документы в электронную форму. Но потом они вдруг – я имею в виду правительство, наверное, не знаю какое, местное или в Вашингтоне… Так или иначе, вероятно, какой-то придурок из Конгресса решил сэкономить, и на нас не стало хватать бюджета, так что…

Не переставая тараторить, Триш помчалась в заднюю часть комнаты и принялась водить пальцем по ящикам картотеки, монотонно проговаривая даты и вкрапляя случайные комментарии о компьютерах, картотеке, зиме, своем муже. Этого хаотичного шума было так много, что Делгадо отключился и не прислушивался к ее словам, пока поток ее речи внезапно не прекратился.

– Ха! – произнесла она и, взглянув на него, нахмурилась. – Папка должна быть прямо здесь, но…

Делгадо прошел через комнату к открытому ящику картотеки, пока Триш придерживала пальцем желтовато-зеленую карточку.

– Прямо здесь, – уверенно сказала она. – Точно, папка должна быть здесь, судя по дате и…

– Вы уверены? – спросил Делгадо.

– О-о, абсолютно уверена, у меня нет ни малейшего сомнения. Она должна быть здесь, и видите, вот пустой файл, из которого она исчезла. Следовательно, она здесь была, а теперь ее нет, и это должно означать…

Но Делгадо не стал слушать, что это должно означать. Он вышел из помещения, не дожидаясь, пока Триш закончит фразу. Он уже понял, что это значит.

Райли Вулф побывал здесь первым.

Разумеется, подумал Делгадо. Естественно, он заметал следы. Невозможно было узнать, когда это было – двадцать лет назад или вчера. Для человека со способностями Райли пробраться в эту комнату и выйти из нее – просто детская игра. Он мог прийти днем в одном из своих маскарадных костюмов. С той же легкостью, как мог ночью проходить мимо охраны. Не имеет значения, как он это сделал. И Делгадо не сомневался в том, кто это сделал.

И хотя Делгадо был несколько разочарован, но, подходя к машине, он уже знал свой следующий шаг. Уотертаун по-прежнему небольшой город, а двадцать лет назад был и того меньше. Это намного упрощало поиски. Несколько мгновений с телефоном и «Гуглом», и он получил адрес.

Проехав на юг около мили, Делгадо остановился у старшей школы Уотертауна. Это была единственная старшая школа в городе, не считая католической. Делгадо решил рискнуть и начать с государственной школы.

Его нагрудный знак помог ему очень быстро попасть в кабинет директора, где за столом с табличкой «ДЖЕЙН КРОНК, директор» сидела встревоженная женщина в брючном костюме. При его появлении она встала и протянула ему руку.

– Если вы по поводу одного из наших учеников, мне придется иметь дело с кучей бумаг от судьи, – вместо приветствия сказала она.

Пожав ей руку, Делгадо сел.

– Это бывший ученик, – уточнил он. – Прошло двадцать лет. – Не имея привычки проявлять инициативу, он замялся, но добавил: – Я собираю биографические сведения.

Миз Кронк постояла еще немного, наблюдая за ним, потом хмыкнула и села на свое место.

– Полагаю, это что-то другое. – Она откинулась на спинку кресла. – Хорошо… Что вы можете рассказать мне, мистер… Я должна называть вас «агент»? У нас тут нечасто бывают федеральные агенты, и я не знаю протокола.

– Спецагент Фрэнк Делгадо. Можете называть меня Фрэнком.

Она вскользь улыбнулась ему деловитой улыбкой:

– Хорошо, Фрэнк. Что вы можете рассказать мне об этом бывшем ученике?

– Мало что, – ответил он. – Я надеялся, у вас в штате есть преподаватель, работавший в то время.

– Двадцать лет назад? Полагаю, у нас три таких преподавателя, – сказала она, загибая пальцы левой руки. – Мистер Дойч, учитель по прикладному искусству, работает здесь двадцать семь лет. Миз Каприно, примерно тот же стаж, наверное, двадцать восемь. Она преподает английский. И мистер Бердичевски работает у нас тридцать четыре года. – Она подняла бровь.

– Сначала учитель труда, пожалуйста, – сказал Делгадо, потом на миг задумался, решив, что Райли прогуливал английский при любой возможности. – Какой предмет у Бердичевски?

– Алгебра, – ответила миз Кронк. – И он ведет шахматный клуб.

Делгадо кивнул:

– Потом поговорю с ним.

Миз Кронк склонила голову набок:

– Никакого интереса к учительнице английского?

– Если понадобится, – ответил Делгадо.

– Хорошо. Конференц-зал дальше по коридору. Можете им воспользоваться. – Она повернулась, чтобы показать дорогу. – Я скажу Эбби, чтобы пригласила их по очереди. – Задержавшись у двери, директор повернулась к нему лицом. – Хотите кофе? – спросила она не совсем уверенно.

– Да. Благодарю вас, – отозвался Делгадо.

Кофе оказался довольно скверным, но Делгадо было наплевать. Он сидел за столом в конференц-зале, прихлебывая кофе, когда Эбби, ассистентка миз Кронк, привела первого учителя, мистера Дойча. Это был дородный мужчина с коротко подстриженными волосами и обширной татуировкой на предплечье. При беглом взгляде Делгадо успел разглядеть орла, глобус и якорь эмблемы Корпуса морской пехоты. Пока Делгадо задавал вопросы, Дойч сидел напротив практически навытяжку. Обдумывая каждый вопрос по несколько секунд, он неторопливо отвечал. Но Делгадо узнал только, что Дойч отслужил два срока в корпусе. Он никогда не слышал о парне по имени Райли Вулф и не помнил студентов, учившихся у него двадцать лет назад, за исключением одного мальчугана, которому отрезало палец ленточной пилой.

Мистер Бердичевски тоже не помог. У Райли всегда были способности к планированию, и Делгадо подумал: есть шанс, что тот занимался шахматами. Но у Бердичевски не было полезных ответов. Возможно, у него ухудшилась память, и вообще, он выглядел более пожилым, чем Дойч. Сетка кровеносных сосудов на носу указывала на запойного пьяницу. В любом случае пользы от него не было никакой.

Не питая особой надежды, из привычки к педантичности Делгадо попросил позвать третьего преподавателя, учительницу английского миз Каприно. Со спокойной грацией и уверенностью вошла приятная женщина лет пятидесяти, с ярко-рыжими волосами, села, улыбнулась ему и скрестила руки на столе перед собой.

– Спасибо, что согласились поговорить со мной, миз Каприно, – начал Делгадо.

Она наклонила голову:

– Эбби сказала, вы спрашивали о каком-то бывшем ученике? Одном из моих учеников?

– Не знаю, – ответил Делгадо. – Я не знаю даже его настоящего имени.

– Неужели? – Миз Каприно посмотрела на Делгадо. – А его ненастоящее имя знаете?

Делгадо чуть не улыбнулся. Ему нравилась эта женщина.

– Он называет себя Райли Вулф.

К его удивлению, миз Каприно откинула голову назад и расхохоталась громким хриплым смехом, от которого едва не затряслась мебель. Делгадо смотрел, как она смеется, проникаясь к ней все большей симпатией. Смех этот был настолько искренним и заразительным, что он почувствовал, как дергаются уголки его рта.

– О господи! – наконец выговорила миз Каприно, вытирая слезу в уголке глаза. – Подумать только. – Тихо засмеявшись, она снова взяла себя в руки. – Я всегда знала, что из этого мальчика выйдет что-то особенное.

– Так оно и вышло, – сказал Делгадо.

– Ну надо же! Полагаю, это не имеет отношения к проверке биографических сведений для престижной государственной службы?

– Не имеет, – ответил Делгадо. – Значит, вы его знали?

– Да, знала. – Она продолжала улыбаться. – И мне он нравился, мистер Делгадо. Признаю, он не всегда был… но он умный парнишка, и он очень любил читать. Всегда просил меня порекомендовать ему новые книги, в том числе и весьма прогрессивных авторов. – Каприно подняла глаза и встретилась взглядом с Делгадо. – Знаете, мало кто из учеников старшей школы читает «В сторону Свана».

– Не могу вообразить почему, – отозвался Делгадо. – Миз Каприно, можете назвать его имя, данное при рождении?

Покачав головой, она печально улыбнулась:

– Насколько я знала, как и все прочие здесь, Райли Вулф и есть его имя, данное при рождении. И он был здесь новым человеком. Но во всех официальных документах он был записан как Райли Вулф. Серьезно, зачем пятнадцатилетнему парню менять имя? И каким образом? Я хочу сказать, чтобы поступить в школу, ему пришлось бы подделывать все документы: выписки, свидетельство о рождении, социальную страховку. Пятнадцатилетнему парню? – Она улыбнулась. – Конечно, как я сказала, он действительно был не по годам развитый.

Делгадо чуть подался вперед:

– Вы говорите, он был здесь новым человеком?

– Да, конечно, никто не видел его здесь прежде. И он не лез из кожи вон, чтобы завести друзей.

– Вы знаете, где он жил до переезда сюда?

– Нет, вряд ли я видела выписку, а он ничего не рассказывал. Но его документы, вероятно, были в порядке – вопросов никогда не возникало. И он действительно был очень хорошим учеником.

Делгадо кивнул. Его не сильно удивило, что миз Каприно назвала его развитым не по годам. У того Райли Вулфа, которого он знал, не возникло бы никаких проблем, моральных или практических, с подделкой документов. Но Делгадо все же одолевали сомнения: был ли юный Райли настолько умелым, или ему помогали взрослые?

– Он рассказывал что-нибудь о своей семейной жизни? – спросил Делгадо.

– Не много. Он упоминал свою мать. Полагаю, он очень ее любил.

– Большинство мальчиков любят своих матерей.

Миз Каприно энергично мотнула головой:

– Не в такой степени. Он был абсолютно ей предан. То, как он о ней говорил… Именно поэтому, как раз перед выпускным классом, он пришел повидаться со мной. Попрощаться, потому что предполагалось, что он будет заниматься у меня по углубленной программе…