Текст книги "Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц"

Глава 8. Эксперименты

Аушвиц, июнь 1941 года

Ожидая ответа Варшавы, Витольд слушал, не появится ли на Би-би-си хоть какое-то упоминание об их лагере, но ничего не было. Немцы захватили Балканы и разгромили англичан на Крите. В Северной Африке люди Роммеля двинулись на Каир. Ежедневно заключенные уходили на работу и возвращались под звуки военных маршей, которые исполнял лагерный оркестр. Иногда они видели, как эсэсовцы по вечерам играют со своими детьми на берегу реки Солы или загорают в своих садах[335]335
  Ciesielski, Wspomnienia, p. 45–47; Höss, Commandant, p. 157.


[Закрыть].

Наступили теплые летние дни. Положение заключенных немного облегчилось, но теплая погода вызвала вспышку тифа в лагере. Болезнь разносили вши, которыми кишели грязные, переполненные бараки. Заключенные заражались, когда чесали места укусов, после чего инфицированные тифом фекалии насекомых попадали под кожу. Тиф начинался с гриппоподобных симптомов, тело и руки покрывались красными пятнами, словно россыпью маленьких драгоценных камней. Болезнь быстро развивалась: высокая температура, лихорадка, потеря сознания и катастрофическая иммунная реакция, когда бактерии колонизировали стенки кровеносных сосудов и жизненно важных органов[336]336
  Redzej, [Raport 1943], AAN, 202/XVIII/1, p. 39; Kłodziński, Dur, p. 47.


[Закрыть].

«На второй неделе эпидемии палата с больными сыпным тифом похожа скорее на палату с пациентами сумасшедшего дома в стадии обострения, чем на обычную больницу», – писал один врач. Пациентов приходилось связывать, чтобы они не могли напасть на персонал или выброситься из окон или с лестницы. Четыре госпитальных блока были забиты обезумевшими узниками, чьи крики не давали покоя всему лагерю. Лекарств никаких не было, и показатели выживаемости были низкими, но те, кому удавалось выжить, приобретали иммунитет против повторного заражения[337]337
  Allen, The Fantastic, loc. 319; Diem, Wspomnienia, vol. 172, APMA-B, p. 9.


[Закрыть].

Лагерный оркестр. 1941 год.

Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау

Самым простым способом сдержать эпидемию была бы борьба с антисанитарией, но эсэсовцы применили другие методы, например общелагерную дезинсекцию – заключенных погружали в ванну с раствором хлора. Деринг и санитары слышали, как врачи-эсэсовцы говорили о необходимости очистить палаты. «Какой смысл держать в госпитале столько больных заключенных?» – заявил только что прибывший врач, штурмбаннфюрер СС Зигфрид Швела. Некоторые врачи-эсэсовцы начали экспериментировать и, пытаясь умертвить больных, вводили пациентам разные вещества: перекись водорода, бензин, гексобарбитал, эфир[338]338
  Wachsmann, KL, p. 246.


[Закрыть].

На Деринга и прочий младший медперсонал оказывали всё большее давление, заставляя принимать участие в убийствах. Эсэсовцы выяснили, что инъекция фенола, сделанная прямо в сердце, действовала быстрее всего и помогала избавляться от дюжины пациентов в день. Врачи-эсэсовцы называли эти убийства актами милосердия. «Долг врача – лечить пациентов, но только тех, кого можно вылечить. Остальных мы должны избавить от страданий», – заявил Швела[339]339
  Iwaszko et al., Auschwitz, vol. II, p. 296, 322; Diem, Wspomnienia, vol. 172, APMA-B, p. 120; Pilecki, [Raport 1945], PUMST, BI 874, p. 54.


[Закрыть].

Горячечные видения. Станислав Ястер. Ок. 1942 года.

Предоставлено семьей Славинских

Однажды Деринг занимался заключенным, лежавшим под наркозом на операционном столе. Немецкий врач указал ему на шприц, наполненный желтовато-розовой жидкостью, и сказал, что это глюкоза. Но взгляд немца выдал его волнение. Деринг взял шприц, понимая, что это фенол[340]340
  Hill, Williams, Auschwitz, p. 63; Jaworski, Wspomnienia, p. 183.


[Закрыть].

«Простите, я не могу этого сделать», – тихо сказал Деринг и положил шприц на стол. Немец казался скорее разочарованным, чем разозленным. Он запретил Дерингу выходить из блока две недели и поручил кому-то другому – возможно, Клеру – сделать инъекцию этому заключенному. Пациент вздрогнул и умер, на его груди расплылось розовое пятно. Деринг, которому позже предъявят обвинение в военных преступлениях за экспериментальные операции, в других случаях все-таки подчинялся приказам немцев, полагая, что так он может спасти больше жизней[341]341
  В 1947 году польское правительство обвинило Деринга в военных преступлениях, связанных с его деятельностью хирурга во время нацистских экспериментов на половых органах заключенных мужчин и женщин, преимущественно евреев. Деринг, который в то время находился в Лондоне, был арестован, и британские власти начали расследование. Деринг настаивал, что он был одним из нескольких заключенных, кому немцы приказали проводить операции, и что у него не было другого выхода, кроме как подчиниться. Расследование длилось год и семь месяцев, но в итоге Деринга освободили и позволили ему остаться в Соединенном Королевстве (IPN, GK_174_183_pda, BU_2188_14, BU_2188_15, GK_164_27_t1).


[Закрыть].

Утром 22 июня на перекличке Витольд почувствовал странное непривычное настроение в лагере. Охранники казались тихими, подавленными, почти испуганными. Капо били заключенных меньше, чем обычно. Быстро распространились слухи: Германия напала на Советский Союз. Витольд искал Деринга: он хотел узнать, что сообщают об этом по радио. Гитлер ненавидел коммунизм, но никто не ожидал, что немцы откроют второй фронт. И все же Би-би-си подтвердила, что рано утром Германия напала на Советский Союз. Немцы собрали самую большую армию в мировой истории – четыре миллиона солдат, шестьсот тысяч танков и моторизованных транспортных средств – и растянули фронт на полторы тысячи километров. Следом шли айнзацгруппы СС и военизированные подразделения полиции (полиция порядка), которые проводили «зачистку» от коммунистов и евреев призывного возраста, обвинявшихся в сочувствии к коммунистам. Гитлер еще не озвучил «окончательное решение еврейского вопроса». Он считал, что коммунизм придумали евреи, чтобы подчинить себе арийскую расу, и что евреи в Советском Союзе являются солдатами вражеского лагеря. Гитлер объявил: настал час принять меры против «этого заговора еврейско-англосаксонских поджигателей войны и еврейских властителей большевистского центра в Москве». Не прошло и нескольких недель, как эсэсовцы начали убивать еврейских женщин и детей[342]342
  Garliński, Fighting, p. 71; Stargardt, The German, p. 158; Snyder, Black, loc. 475; Wachsmann, KL, p. 259–260; Dwork, van Pelt, Auschwitz, p. 258–262. Хёсс 23 июня приказал до смерти забить евреев из штрафного блока – возможно, в качестве символического вклада в дело нацистов (Hałgas, Oświadczenia, vol. 89, APMA-B, p. 165; Setkiewicz, Pierwsi, p. 26; Kobrzyński, Wspomnienia, vol. 129, APMA-B, p. 28).


[Закрыть].

Витольд почти ничего не знал о событиях на востоке. Вероятно, он считал, что, оправдывая свое нападение на Советский Союз еврейским вопросом, Гитлер руководствуется обычной риторикой нацистов. Рассматривая это вторжение с военной точки зрения, Витольд испытал прилив надежды. Гитлер способен нанести Сталину сокрушительный удар, но немцы будут сражаться на двух фронтах и, несомненно, потерпят поражение. Значит, Польша сможет вернуть свою независимость. Его уверенность разделяли и другие. В тот вечер он увидел, как ликующая толпа собралась вокруг полковника Александра Ставажа, одного из вновь прибывших заключенных, когда тот чертил на плацу схему разгрома Германии[343]343
  Rawicz, [Pobyt], p. 21.


[Закрыть].

Через несколько дней появились новости о стремительном продвижении Германии по занятым Советским Союзом восточным провинциям Польши. Пал Брест, затем Белосток, Львов, Тарнополь[344]344
  После 1944 года – Тернополь.


[Закрыть], Пинск. Красная армия терпела поражение так быстро, что сообщения Би-би-си стали напоминать нацистскую пропаганду. Каждую неделю сотни тысяч советских солдат попадали в плен. Их держали в огромных загонах, не давая ни еды, ни воды. Сталинский режим оказался на грани краха. Нацисты разрабатывали планы долгосрочной оккупации советской территории[345]345
  Речь идет о так называемом генеральном плане «Ост» – программе нацистского правительства по «освобождению жизненного пространства» для немцев, предусматривавшей «германизацию» Восточной Европы, массовые этнические чистки и принудительное выселение с оккупированных областей СССР местных жителей. Прим. науч. ред.


[Закрыть]. В июле, через несколько недель после начала вторжения, в Аушвиц привезли несколько сотен советских военнопленных, и капо, вооружившись лопатами и кирками, до смерти забили их в гравийных карьерах[346]346
  Dwork, van Pelt, Auschwitz, p. 262; Wachsmann, KL, p. 259–260, 279; Czech, Auschwitz, p. 74.


[Закрыть].

Летом 1941 года заключенными овладело отчаяние – немцы одерживали победу за победой. Почти каждый день кто-нибудь из узников бросался на забор из колючей проволоки, чтобы умереть от 220-вольтного разряда или от автоматной очереди. Заключенные называли это «пойти к проводам». Эсэсовцы не убирали трупы до вечерней переклички, и тела так и висели на проводах, словно искореженные чучела[347]347
  Ciesielski, [Raport 1943], AAN, 202/XVIII/1, p. 8; Pilecki, [Raport 1945], PUMST, BI 874, p. 39; Redzej, [Raport 1943], AAN, 202/XVIII/1, p. 41a; Porębski, Oświadczenia, vol. 22, APMA-B, p. 59; Wolny, Oświadczenia, vol. 33, APMA-B, p. 19; Lasik et al., Auschwitz, vol. I, p. 67.


[Закрыть].

Сильнее всего упали духом самые молодые подпольщики Витольда. «Вижу, что ты поддаешься унынию», – мягко сказал Витольд Эдварду Чещельскому, которого все звали Эдек. Этот девятнадцатилетний юноша с ямочкой на подбородке и детскими щеками тоже работал в столярной мастерской[348]348
  Ciesielski, Wspomnienia, p. 69.


[Закрыть].

Эдвард Чещельский. Ок. 1941 года.

Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау

– Помни, что нам ни в коем случае нельзя сломаться. Победы немцев лишь отдаляют их окончательное поражение. Но рано или поздно оно случится.

– Я надеюсь только на вас, – ответил Эдек, вытирая слезы перевязанной рукой[349]349
  Ciesielski, Wspomnienia, p. 69.


[Закрыть].

А ночью Витольд успокаивал своего соседа по матрасу – Винценты Гаврона, тридцатитрехлетнего художника с татранского нагорья южнее Кракова. Витольд рассказывал ему о своих похождениях во время войны с большевиками. Молодой человек обычно засыпал к тому моменту, когда Витольд вспоминал, как скакал верхом на лошади на позиции противника. Однако в глубине души Витольда мучили сомнения. А что, если Германия все же победит? Может быть, лучше восстать и умереть в бою?[350]350
  Gawron, Ochotnik, p. 72–99.


[Закрыть]

⁂

Через несколько недель на утренней перекличке комендант Хёсс сделал необычное объявление. Хёсс был худощавым человеком, с поджатыми губами и темными глазами. Заключенные, выстроенные в шеренги, напрягали слух, чтобы расслышать его слова.

– Все больные или инвалиды могут заявить об этом, и их отправят в санаторий, – сказал Хёсс. – Там всех вылечат. Пожалуйста, регистрируйтесь в бельевом блоке[351]351
  Kowalski, Niezapomniana, p. 231.


[Закрыть].

Витольд с беспокойством наблюдал, как разношерстная толпа двинулась к складскому блоку, чтобы записаться. Он разыскал Деринга, который сказал, что персоналу госпиталя приказано составить список «неизлечимых больных». Деринг пообещал узнать подробности. Влияние Деринга выросло после того, как он убедил немцев назначить его на должность главного хирурга и организовать операционную со столом, эфиром, набором скальпелей, ножницами, пилами и зажимами. Эсэсовцы планировали использовать Деринга и операционную для отработки на заключенных своих хирургических приемов. Но Деринг смотрел на это иначе. Новая должность давала ему возможность принимать пациентов и определять, следует ли им оставаться в отделении для выздоравливающих. Иными словами, он смог организовать убежище для подпольщиков. Деринг спросил Бока, собираются ли эсэсовцы лечить так называемых неизлечимых больных, и Бок заверил его в искренности немцев[352]352
  Kłodziński, Pierwsza, p. 43; Cyra, Dr Władysław, p. 75.


[Закрыть].

План госпитального блока с новой операционной (Стефан Марковский, послевоенные годы): 1 – комната санитаров; 2 – лестница; 3-7 – кабинеты врачей; 8 – приемный покой; 9 – смотровая; 10, 11 – архив; 12 – туалеты; 13 – душевая; 14 – кухня; 15-16 – палаты.

Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау

Деринг предоставил СС список больных в начале июля, а 28 июля в госпиталь для дальнейшего отбора прибыла медицинская комиссия. Погода стояла теплая, поэтому доктор-эсэсовец Попирш расположился на улице. Штурмбаннфюрер СС Хорст Шуман, директор так называемого санатория, занял место за столом, и к нему начали подходить заключенные. Клер взял медицинские карты самых больных заключенных и отправил этих людей в бельевой блок, где они прошли дезинсекцию и получили свежую форму и одеяла[353]353
  Czech, Auschwitz, p. 75; Strzelecka, Voices, vol. 3, p. 12; Ławski, Wspomnienia, vol. 154/154a, APMA-B, p. 21; Hałgas, Oddział, p. 53.


[Закрыть].

«Везунчики», – шептали те, кто остался. В течение нескольких часов пациенты шли на все более отчаянные уловки, стараясь попасть в список: симулировали кашель, хромоту, подкупали медперсонал хлебом. «Возьмите меня, возьмите меня», – крикнул один из заключенных, Александр Колоджейчак, и поднял руку, показывая отсутствующий большой палец – последствие старой травмы. Шуман любезно кивнул и добавил его имя в список, который разросся до 575 человек, что составило примерно пятую часть от числа пациентов госпиталя[354]354
  Kłodziński, Pierwsza, p. 43; Czech, Kalendarz, p. 75.


[Закрыть].

Больные уже шли к ожидавшему их поезду, когда один из врачей СС проговорился Дерингу. Заключенных везли вовсе не в санаторий. Они направлялись в секретный медицинский центр в Зонненштайне, под Дрезденом. Этот объект был частью нацистской программы по устранению граждан Германии, являвшихся психически больными или инвалидами. Так называемая программа T4 была создана в 1939 году. В ее рамках нацисты разрабатывали методы уничтожения больших групп людей. Участвовавшие в этой программе врачи впервые стали применять массовое отравление газом: людей оставляли в закрытом помещении и заполняли его угарным газом. Эта программа была секретной, но после того как в течение двух лет были убиты десятки тысяч человек, в том числе много детей, обо всем, что там происходило, стало известно. Общественность возмутилась, и нацисты были вынуждены приостановить программу[355]355
  Dering, [Wspomnienia], p. 81; Wachsmann, KL, p. 243–252.


[Закрыть].

Гиммлер рассматривал программу Т4 как один из способов устранения «непродуктивных элементов» из концентрационных лагерей – в течение зимы 1940 года в концлагерях значительно увеличилось число заболевших. Весной 1941 года Гиммлер совместно со специалистами, работавшими над программой Т4, решил отобрать больных заключенных для массового отравления газом[356]356
  Wachsmann, KL, p. 243–252. Программа T4 получила свое название по адресу ее головного офиса в Берлине – Тиргартенштрассе, 4.


[Закрыть].

Деринг растерянно наблюдал, как заключенные шли к ожидавшему их поезду. Эсэсовцы разложили в вагонах матрасы, подушки и принесли кофейники, чтобы сохранить ощущение праздника. Увидев, как пациенты охотно забираются в вагоны и обустраиваются там, огромный капо Кранкеманн не выдержал[357]357
  Dering, [Wspomnienia], p. 81.


[Закрыть].

Говорят, он выпалил: «Идиоты, вас всех отравят газом!» Последовала паника, заместитель коменданта Фрич выхватил пистолет и приказал повесить Кранкеманна на его же собственном ремне на стропилах вагона. Другого капо, однорукого Зигрута, заставили лезть в вагон[358]358
  Kłodziński, Pierwsza, p. 39–40; Rawicz, [Pobyt], p. 20; Lasik et al., Auschwitz, vol. I, p. 86; Czech, Kalendarz, p. 75; Stapf, Oświadczenia, vol. 148, APMA-B, p. 101; Dobrowolska, The Auschwitz, loc. 3922; Gawron, Wspomnienia, vol. 48, APMA-B, p. 77. По другой версии, и Кранкеманна, и Зигрута повесили в поезде сами заключенные (Pilecki, [Raport 1945], PUMST, BI 874, p. 50).


[Закрыть].

Через несколько дней в лагерь привезли вещи и одежду убитых. Один из врачей СС рассказал Дерингу, что всех их отравили угарным газом, за исключением Зигрута, которого заключенные убили в поезде. Деринг никому не говорил о своих страхах, возможно, надеясь, что это неправда, но теперь это уже не имело никакого значения. Новости потрясли медперсонал. Мысль о массовом уничтожении вызывала ужас, не сравнимый с прежним. «Отныне мы понимали, что немцы могут делать все что угодно», – вспоминал один санитар.

⁂

Прошло несколько недель после истории с поездом в Зонненштайн, и Швела потребовал новый список неизлечимых больных. Появились слухи, что будут формировать еще один состав. Витольд через подпольщиков старался предупредить как можно больше заключенных, чтобы те не записывались в «санаторий» добровольно. Деринг помог выписаться всем, кто хоть немного держался на ногах. Общее число обреченных уменьшилось, но в госпитале оставались еще сотни больных. Деринг предоставил Швеле список десятка самых тяжелых больных в надежде, что этого будет достаточно[359]359
  Dering, [Wspomnienia], p. 28; Kowalski, Wspomnienia, vol. 96, APMA-B, p. 203.


[Закрыть].

В конце августа эсэсовцы приказали отмыть блоки тщательнее обычного и предупредили заключенных, что следующий отбор может начаться в любой день. Деринг удвоил усилия, выписывая своих подопечных и подготавливая тех, кто пока еще должен был оставаться в госпитале: он объяснял, что нужно говорить, чтобы казаться как можно более здоровым, когда немцы начнут отбраковку. К сожалению, некоторые заключенные не слушали его, предпочитая верить обещанию Швелы отправить их на курорт[360]360
  Dering, [Wspomnienia], p. 81.


[Закрыть].

Деринг и Витольд думали, что эсэсовцы отправят новый поезд с заключенными в Дрезден. Но, судя по ряду признаков, у немцев был другой план. Они приказали освободить штрафной блок в углу лагеря и забетонировали окна цокольного этажа. Некоторые заключенные решили, что немцы строят бомбоубежище, опасаясь наступления союзников. Другие сомневались. Дважды объявлялось о закрытии лагеря, заключенным запрещалось покидать свои бараки, но в итоге ничего не произошло, и всех выпустили[361]361
  Kłodziński, Pierwsze, p. 83–84.


[Закрыть].

На самом деле теперь эсэсовцы планировали провести следующую серию казней внутри лагеря – механизм массового отравления газом уже был хорошо отработан. Более того, нацисты собирались расширить эту программу, чтобы справиться с ожидаемым наплывом советских военнопленных. Гиммлер заключил соглашение с немецкими военными о транспортировке в Аушвиц 100 000 советских пленных. Большинство из них он надеялся использовать для рабского труда, а коммунистов и евреев – выявить и уничтожить[362]362
  Kielar, Anus Mundi, p. 61; Pilecki, [Raport 1945], PUMST, BI 874, p. 50; Wachsmann, KL, p. 267.


[Закрыть].

Сентябрьским утром в госпиталь пришел Швела в сопровождении двух врачей. Было объявлено о начале отбора. Небо затянули серые тучи, воздух был тяжелым от влаги. Запах хлора в блоках бил в нос, но не мог скрыть зловоние. Швела, «маленький, кругленький, рыжевато-белокурый немец с добродушным лицом» (как описывал его Деринг), сел за стол и приказал заключенным выходить вперед по одному. Он курил и добродушно улыбался, указывая на кандидата и обещая облегчение, а пепел с его сигарет падал на пол, пока Клер отмечал номера. Деринг мог бы спасти нескольких больных, но Швеле требовалось определенное количество. Отобрали практически весь блок туберкулезных больных, и никаких отсрочек для заразных не рассматривалось[363]363
  Wachsmann, KL, p. 267; Dering, [Wspomnienia], p. 80.


[Закрыть].

Швела добавил в свой список около двухсот пятидесяти фамилий и в полдень объявил, что абсолютно удовлетворен. Он отправил медицинские карты в главное здание госпиталя, и санитары начали перевозить больных в подвал штрафного блока, чтобы те дожидались там предполагаемого поезда. Многие больные не смогли пройти необходимых ста метров самостоятельно, и санитары несли их на носилках до ступеней подвала, а затем тащили в нижние камеры на закорках[364]364
  Czech, Auschwitz, p. 85; Kłodziński, Pierwsze, p. 84.


[Закрыть].

Санитар Ян Вольный вспоминал, что человек, которого он нес на спине, так сильно обнимал его за шею, что невозможно было дышать, и не хотел отпускать его, когда они добрались до душных, слабо освещенных комнат. Ян смог освободиться от объятий этого человека только после того, как эсэсовец ударом сбил их обоих с ног. Ян оглянулся и увидел, как свет из лестничного проема на мгновение выхватил лицо этого больного человека, и поспешил прочь[365]365
  Kłodziński, Pierwsze, p. 84.


[Закрыть].

«По их испуганным лицам было видно: они догадываются, что сейчас умрут», – вспоминал Конрад Шведа, другой санитар. Он был священником и шепотом молился о тех, кого носил. Пациентов, которые были без сознания, складывали друг на друга, будто они уже умерли[366]366
  Kłodziński, Pierwsze, p. 84.


[Закрыть].

Остальным заключенным приказали оставаться в своих блоках. Везде ощущалось напряжение и нервозность. Никто не мог уснуть, но и говорить не хотелось.

⁂

Вечером Витольд услышал звук мощных дизельных двигателей. Кое-кто из заключенных осмелился выглянуть из окон. Позже они вспоминали, что увидели колонну грузовиков, везущих новую партию узников. Люди были в грязной военной форме. Это были советские пленные – около шестисот человек. Эсэсовцы конвоировали их в закрытый двор штрафного блока[367]367
  Kielar, Anus Mundi, p. 60; Kłodziński, Pierwsze, p. 87; Czech, Auschwitz, p. 86; Piper, Auschwitz, vol. III, p. 57, 117.


[Закрыть].

Грузовики отъехали, и лагерь погрузился в напряженную тишину. После полуночи Витольд услышал крики из штрафного блока. Голосов было много – высоких, низких. Слышны были отдельные слова, но разобрать их было невозможно. Эти ужасные звуки раздавались какое-то время, затем все стихло[368]368
  Kłodziński, Pierwsze, p. 88.


[Закрыть].

На следующий день, в субботу, по лагерю поползли слухи. Один заключенный видел эсэсовцев в противогазах, другой слышал, как немец жалуется, что «советские» догадались, что их ждет. В понедельник, после вечерней переклички, заключенных опять заперли, и опять что-то происходило в штрафном блоке. На следующее утро санитар по имени Тадеуш Словачек нашел Витольда и передал сообщение от Деринга. Тадеуша била дрожь, глаза округлились от ужаса. Тадеуш сказал, что той ночью, когда Витольд слышал крики, отравили газом восемьсот пятьдесят человек. Пациенты, которых они притащили, и прибывшие позже советские пленные были мертвы. Тадеуш и другие санитары почти всю ночь выносили трупы. Комендант Хёсс вызвал работников госпиталя на улицу и взял с них клятву хранить увиденное в тайне. Затем он повел их в подвал штрафного блока, надел противогаз и спустился вниз. Через несколько мгновений он появился и подал санитарам знак войти вслед за ним[369]369
  Czech, Auschwitz, p. 86–87; Diem, Wspomnienia, vol. 172, APMA-B, p. 131. «Впервые [я видел] столько отравленных газом мертвых людей, – вспоминал Хёсс на суде. – Я почувствовал себя некомфортно и вздрогнул, хотя я думал, что смерть от газа выглядит хуже, чем оказалось» (Langbein, People, p. 303).


[Закрыть].

Двери камер были открыты, и в тусклом свете единственной лампочки санитары увидели, что было внутри. Камеры были настолько плотно набиты мертвецами, что тела людей стояли вертикально, их конечности сплелись, глаза были выпучены, рты открыты, зубы обнажены в беззвучном крике. Одежда была разорвана в тех местах, где они хватались друг за друга, у некоторых были следы укусов. Везде, где виднелась плоть, кожа имела темный синеватый оттенок. Одна и та же картина открывалась в каждой камере. Дальше по коридору находились пациенты госпиталя – их в камеры набилось не так много. Похоже, они поняли, что произойдет, поэтому у некоторых изо рта и ноздрей торчали тряпки. На полу валялись маленькие голубые шарики, которые кто-то из санитаров опознал как вещество, используемое для дезинсекции – «Циклон Б». Здесь уже пахло разлагающейся плотью[370]370
  Pilecki, [Raport 1945], PUMST, BI 874, p. 39.


[Закрыть].

У нескольких санитаров началась рвота, но Генек, работник госпитального морга, не потерял самообладания и велел остальным убирать тела пациентов – они не так сильно переплелись друг с другом, как пленные. Санитары стали носить тела наверх в душевую, по двое на каждый труп, но оказалось, что быстрее просто тащить их по гладкому полу. Пациенты были голые, а на пленных оставалась одежда, и их надо было раздеть. Одежду, сигареты, памятные мелочи побросали в кучу. Иногда кто-нибудь из эсэсовцев тихонько клал в карман какую-нибудь безделушку, думая, что никто не видит[371]371
  Diem, Wspomnienia, vol. 172, APMA-B, p. 131; Kielar, Anus Mundi, p. 64.


[Закрыть].

Снаружи остался Теофиль, другой работник морга. Он следил за погрузкой трупов на телеги, где мертвые подвергались последнему унижению: им открывали рты и выдирали плоскогубцами золотые коронки и зубные протезы. Затем тела доставляли в крематорий. Санитары работали всю ночь, но осилили только половину камер.

К концу своего рассказа Тадеуш еле ворочал языком, слова были почти неразличимы. Разве вы не видите, сказал он, это только начало. Теперь, когда немцы поняли, как легко убивать, что мешает им отравить нас всех?[372]372
  Pilecki, [Raport 1945], PUMST, BI 874, p. 39.


[Закрыть]

На следующую ночь санитары вернулись в штрафной блок, чтобы закончить выгрузку трупов. Тела начали раздуваться и были скользкими из-за моросившего дождя. Чтобы крепче держать тела, санитары цепляли к рукам и ногам мертвецов свои ремни. Генек увидел, как одна из телег, куда загрузили восемьдесят тел, качнулась и опрокинулась, и одного из санитаров засыпало грудой трупов, которые скользили по земле, как мокрая рыба. Другие санитары поспешили на помощь задыхающемуся товарищу. Охранники СС засмеялись и привели еще нескольких медработников, в том числе Деринга, чтобы таскать тела в крематорий. Морг был уже полон, и трупы сложили у двери[373]373
  Kłodziński, Pierwsze, p. 89; Kielar, Anus Mundi, p. 66.


[Закрыть].

Витольд не мог понять, чего добиваются нацисты. Отравление неизлечимых больных недалеко от Дрездена, по крайней мере, имело хоть какой-то смысл – нацисты избавлялись от тех, кто не мог работать. Но зачем СС убивать советских пленных, не заставив их поработать? Витольд знал: этот эксперимент представляет собой новое, ни с чем не сравнимое зло, способное повергнуть союзников в шок и показать им, насколько важен этот лагерь для нацистов. Четырнадцатого сентября из лагеря освободили одного из санитаров, Мариана Дипонта. Он наверняка передал в Варшаву первый устный отчет очевидца массового отравления газом. Витольд пытался собрать больше информации, но эксперимент в штрафном блоке пока не повторялся[374]374
  Pilecki, [Raport 1945], PUMST, BI 874, p. 40. В отчете W Витольд указывает его имя в кратком списке освобожденных из лагеря заключенных вместе с именами Александра Велопольского и Чеслава Вонсовского (см. ниже). Во втором списке он перечисляет освобожденных заключенных, которые передавали донесения, но там не упомянуты ни Дипонт, ни Велопольский, ни Вонсовский. Похоже, Витольд делал различие между членами своей организации, которые доставляли донесения, и теми, кто в ней не состоял. В любом случае Дипонт рассказал в Варшаве о массовом отравлении газом советских пленных (Pilecki, Report W, p. 6).


[Закрыть].

Неделю спустя блок Витольда выбрали как дополнительное помещение для дезинсекции. Витольда перевели в барак, расположенный рядом с крематорием. Похолодало, дул порывистый ветер. Вот-вот должна была начаться перекличка, и Витольд поспешил выйти из здания. Он увидел, как охранники-эсэсовцы прикладами подгоняют в крематорий длинную колонну голых мужчин, построенных по пять человек в ряд. Витольд подумал, что это советские пленные, которых привезли накануне вечером и которым будут выдавать нижнее белье и одежду, хотя непонятно, зачем для этого использовать крематорий.

Той ночью он узнал, что эсэсовцы высыпали «Циклон Б» на кричавших людей через специально просверленные отверстия в плоской крыше. Витольд понял чудовищную логику убийства советских пленных в крематории. Если травить людей прямо у печей, нет необходимости возить трупы через весь лагерь. Кроме того, в морге есть система вентиляции, и остатки «Циклона Б» будут быстро выветриваться. Но он не понимал, что стал свидетелем создания в лагере первой газовой камеры, где можно убивать людей в промышленных масштабах. И не мог осознать идеологическую подоплеку массовых убийств[375]375
  Pilecki, [Raport 1945], PUMST, BI 874, p. 39; Rablin, Oświadczenia, vol. 29, p. 81; Wachsmann, KL, p. 268–269; Höss, Commandant, p. 147.


[Закрыть].

Он предположил, что советских пленных убивают, потому что их негде расселить. Его догадка подтвердилась, когда несколько блоков оцепили забором из колючей проволоки и обозначили как «лагерь для советских военнопленных»[376]376
  Nowacki, Wspomnienia, vol. 151, p. 107; Pilecki, [Raport 1945], PUMST, BI 874, p. 40.


[Закрыть].

В октябре прибыл первый грузовой состав с тысячами советских пленных. Людей заставили раздеться и прыгнуть в цистерну с вонючим дезинфицирующим средством, после чего погнали в лагерь. Раздался крик: «Идут!» Капо заперли остальных заключенных в бараках. Было ясно и холодно, уже наступили первые морозы, и окна блоков затянула изморозь. Витольд мельком видел советских солдат, сидевших на улице на корточках, голых и дрожащих. У некоторых эсэсовцев были фотоаппараты, и они фотографировали. Пленных оставили во дворе, и всю ночь они выли от холода[377]377
  Czech, Auschwitz, p. 93–102; Gawron, Ochotnik, p. 145; Wachsmann, KL, p. 280; Nowacki, Wspomnienia, vol. 151, APMA-B, p. 107–109.


[Закрыть].

На следующее утро заключенные увидели, что советские пленные так и сидят на улице, скорчившись, неподвижные и посиневшие от холода. Ледяной северный ветер нагнал темные тучи. Михал, друг Витольда из столярной мастерской, пошел посмотреть на пленных. «Этих людей собираются прикончить, – сказал он, вернувшись. – Капо говорит, что их оставят на улице до вечера». Пленных ни разу не кормили[378]378
  Gawron, Ochotnik, p. 148.


[Закрыть].

– Кто убивает военнопленных, тот никогда не победит, – заметил один из заключенных. – Когда противник узнает об этом, начнется смертельная схватка[379]379
  Gawron, Ochotnik, p. 148.


[Закрыть].

Когда-то Витольд думал о своей работе в лагере как о своего рода игре, но теперь все изменилось. В этой смертельной игре победителей быть не могло.

Составы с советскими военнопленными приходили почти ежедневно. Витольд понимал, что о зверствах немцев необходимо сообщить в Варшаву. Но, учитывая роль Советского Союза в разрушении и оккупации его родины, он должен был преодолеть некий психологический барьер. И действительно, его тон при описании издевательств над советскими пленными на удивление сдержан. В какой-то момент он задумался об объединении с советскими пленными. Но поляки, ухаживавшие за ними в некоем подобии госпитального блока, рассказывали, что эти люди слишком сломлены и деморализованы. Витольд решил приложить максимум усилий к тому, чтобы сообщить на волю об их ужасном положении. Он подготовил второе устное донесение об экспериментах с отравлением газами и о прибытии большого числа советских военнопленных. Вероятно, Витольд передал донесение через еще одного освобожденного, Чеслава Вонсовского, который вышел из лагеря 22 октября[380]380
  Rawicz, [List], 25 сентября 1957 года. Письма Равича любезно предоставлены Анджеем Кунертом, если не указано иное. См. примечание выше о вероятной роли Вонсовского.


[Закрыть].

Морг крематория в Аушвице.

Предоставлено Ярославом Федором

К началу ноября число советских пленных составляло около десяти тысяч человек – почти столько же, сколько и поляков. Советских заключенных отправили на строительство нового лагеря для ста тысяч военнопленных. Строительство велось в трех километрах от Аушвица, в районе болот и березовых рощ, которые и дали название этому месту – Бжезинка, или Биркенау по-немецки. Советские пленные разбирали небольшую польскую деревню рядом со стройкой и складывали стройматериалы для новых бараков. Эсэсовцы планировали построить 174 кирпичные казармы на восьмидесяти одном гектаре заболоченной местности[381]381
  Dwork, van Pelt, Auschwitz, p. 263–268. Новый крематорий изначально планировали построить в основном лагере, но впоследствии его решили разместить в Биркенау.


[Закрыть].

Витольд мог только догадываться о предназначении нового лагеря: его размеры свидетельствовали о том, что нацисты планируют сделать новый лагерь центральным местом содержания советских заключенных. Скорее всего, предположил Витольд, их будут истязать непосильной работой. Каждый день советские пленные тащились с работы, хромая и толкая тележки с телами своих товарищей, уже мертвых или неспособных двигаться. Крематорий не справлялся с нагрузкой, поэтому эсэсовцы закапывали трупы в лесах возле Бжезинки, а когда земля замерзла, стали складывать тела умерших в одном из советских блоков в главном лагере. Сначала заполнили подвал, затем – следующие два этажа. И мертвые заменили живых[382]382
  Setkiewicz, Zaopatrzenie, p. 58.


[Закрыть].

Джон Гилкс

Витольд понял, что нужно собрать данные о смертности в лагере. Один из подпольщиков устроился в бухгалтерию лагеря, где заключенные работали клерками. Его информатор сообщил, что за месяц умерло примерно 3150 советских военнопленных – больше, чем поляков за весь первый год существования лагеря. Витольд осознавал, что преступления нацистов множатся и необходимо заставить союзников отреагировать. Его следующий курьер, плотник Фердинанд Тройницкий, был освобожден в середине ноября. Фердинанд доставил в Варшаву новости о Биркенау и самые последние данные. Геодезист Владислав Сурмацкий покинул лагерь несколько недель спустя с таким же сообщением. В каждом случае Витольд отводил освобождаемого в сторону и заставлял повторять донесение снова и снова. Витольд должен был убедиться, что посланник запомнил все подробности и понял, как использовать эти факты[383]383
  Schulte, London, in Hackmann, Süß, Hitler’s, p. 211; Olszowski, Więźniarska, p. 182–187; Höss, The Commandant, p. 137; пример того, как заучивались донесения, см. здесь: Rawicz, [Raport], дата неизвестна.


[Закрыть].

Витольд постепенно начал приходить к мысли, что единственный выход для заключенных – поднять в лагере восстание. Обстановка не становилась более благоприятной. Наоборот, за последние месяцы гарнизон СС удвоился – теперь его численность составляла около двух тысяч человек. Если заключенные поднимут восстание, большинство людей Витольда будут убиты. Их жизни станут платой за уничтожение лагеря. Чтобы восстание имело хоть какой-то шанс на успех, Витольду потребуется помощь полковников. Он долго наблюдал за полковниками, и его уважение к ним росло. Они создавали ячейки Сопротивления, и все это время им удавалось избежать обнаружения. Вместе с людьми полковников у Витольда будет почти тысяча человек – достаточно для того, чтобы нанести ощутимый удар[384]384
  Rawicz, [List], 1957.


[Закрыть].

Витольд знал: военный этикет предписывает ему отдать руководство объединенным подпольем кому-то из офицеров. Витольда восхищал Кажимеж Равич – худощавый офицер из Быдгоща в Западной Польше. Во время немецкого вторжения подразделение Равича было одним из немногих, сражавшихся до конца. Однажды холодным ноябрьским вечером Витольд и Равич встретились у госпитального блока. Равич согласился с Витольдом, что тысяча человек может уничтожить хотя бы часть лагеря и близлежащих железнодорожных путей, что позволит некоторым заключенным бежать. Он также сообщил, что у него есть канал связи с Варшавой, и предложил отправить план восстания на утверждение руководству подполья[385]385
  Из беседы с Равичем, 5 марта 2017 года; Rawicz, Oświadczenia, vol. 27, APMA-B, p. 38; Pilecki, [Raport 1945], PUMST, BI 874, p. 55.


[Закрыть].

Витольд понимал, что на планирование восстания уйдет несколько месяцев, а организация боевого отряда таких размеров – весьма опасное дело. Но теперь он шел на работу воодушевленным вновь обретенной целью. Он работал на территории старой сыромятни за пределами лагеря. Там собрали несколько сотен квалифицированных рабочих. Это были кожевники, слесари, кузнецы и портные, которые в прошлом имели собственные мастерские, а теперь должны были производить продукцию для лагеря. Но капо организовали небольшой бизнес и предлагали услуги заключенных эсэсовцам. Немцы постоянно приходили в мастерские, и Витольд ощущал чудовищную близость к своим мучителям. Вот мимо прошел Хёсс, чтобы заказать модель самолета для старшего сына. Затем появился Фрич, желавший получить подсвечники с чеканкой с изображением Белоснежки и семи гномов. Фриц Зайдлер, который угрожал заключенным неминуемой смертью в первую же ночь их пребывания в лагере, подошел прямо к столу в мастерской резьбы по дереву. За этим столом друг Витольда Винценты работал над портретом Гитлера для их капо. Зайдлер посмотрел на них и на картину. Все напряглись в ожидании его вердикта[386]386
  Gawron, Ochotnik, p. 103, 131.


[Закрыть].