Текст книги "Мертвый сезон. Мертвая река"

– Ну что вы, – с улыбкой проговорил он, – мы же не сделаем вам ничего дурного. Мы просто хотим свести знакомство с новенькими.

– Мы самые обычные местные ребята, – добавил Джейми, – и к гостям очень даже хорошо относимся. А вы, барышни, откуда?

– Из Н-Нью-Йорка, – с запинкой, хотя и предельно спокойно произнесла Лора.

Джоуи щелкнул пальцами:

– О-па, а мы так и подумали. По номерам догадались. Мы с братишкой Джейми вечно подмечаем такие вещи. И то, что вы симпатичные девчата, тоже сразу поняли. У нас чувство прекрасного – о-го-го какое развитое!

При этих словах оба аж зашлись в очередном приступе хохота. Джоуи продолжал барабанить ладонью по крыше автомобиля, и Лора, воспользовавшись моментом, проворно подняла стекло со своей стороны. Братья заметили это и как-то насупились. Подойдя ближе, Джоуи хлопнул ладонью по стеклу и бросил с досадой:

– Да на фига?

– А вам, ребята, что здесь надо?

В дверях магазина, почти закрывая телом весь проем, стояла его толстая хозяйка в выгоревшем платье. Рядом с ней на крыльце выстроились Джим, Ник и Дэн. Для женщины ее комплекции голос у нее оказался на редкость тонким, писклявым. Тем не менее при его звуках оба Пинкуса замерли. Явно сдерживая гнев, женщина продолжала стоять, упершись мясистыми руками в бока, и Мардж отчетливо увидела проступившие у нее на подмышках белые пятна высохшего пота.

– Да вот, сигареты хотели купить, – смиренно проговорил Джоуи.

– Ну так покупайте, – сказала хозяйка. Казалось, наступило временное перемирие. – И оставьте этих людей в покое.

Глянув напоследок на сидящих в машине девушек, парни последовали ее совету.

– Что-то долго вас не было, – бросила Мардж, открывая окно и смотря на Дэна.

Улыбнувшись вслед братьям, он сел в машину и сказал:

– За пиво надо было расплатиться.

Мардж с силой хлопнула его по спине, и тут расхохотались уже обе девушки. Ник с Джимом снесли по ступеням крыльца две коробки с пивом.

– Похоже на то, что наши мальчики задумали организовать грандиозную вечеринку, – заметила Мардж, высовываясь из окна.

– На неделю деревенской жизни этого даже мало, – с улыбкой ответил Джим. Мардж поймала себя на мысли о том, что улыбка делала его просто неприлично красивым.

– Я и не знала, что ты до этого дела так охоч, – сказала она.

– Только в обществе твоей сестры, – парировал он.

– Кинь мне ключи, – сказал Ник, обращаясь к Дэну. – Надо поставить это в багажник.

Тот потянулся к замку зажигания и через окно протянул ключи Нику. Мужчины втиснули коробки между запасным колесом и своими сумками. Старые модели «Доджей» всегда оснащали такими багажниками, что туда и крокодил помещался.

Джим опустил руку на плечо Ника и, приблизив к нему свое лицо, сказал:

– Смотри-ка, что у меня есть.

Вынув синюю сумку – с виду в точности такую, какие берут с собой на борт военные летчики, – он расстегнул на ней молнию и извлек наружу объемистую деревянную коробку, заполнявшую едва ли не все ее нутро. Щелкнув замочком, он распахнул ее. Внутри лежало что-то, плотно завернутое в полотняный, тоже застегнутый на молнию куль. По очертаниям предмета Ник сразу сообразил, что перед ним револьвер.

– Ну, как тебе? – спросил Джим.

– Боже правый… – только и смог проговорить Ник.

– Хорошо, что эти парни не слишком долго действовали нам на нервы. А то мне очень не хотелось бы пускать в ход эту штуку.

Джим вынул револьвер из коробки и отложил сумку в сторону.

– Нехило, – пробормотал Ник. – Для чего он тебе понадобился-то? – Такого большого пистолета ему еще не доводилось видеть даже в кино – тяжеленного, солидного.

– «Магнум», сорок четвертого калибра, – пояснил Джим. – Пару лет назад купил его в здешних местах – мы тогда в Портленде съемку проводили. Кстати, единственный штат, где продажа «магнумов» официально разрешена законом. Так, небольшой сувенир.

– Ничего себе сувенирчик.

– А потом взял с собой в Нью-Йорк – ведь никогда нельзя сказать заранее, что тебя ждет в Нью-Йорке. Хотя, по правде говоря, так пока ни разу им и не воспользовался. Вот и подумал, что если дом Карлы взаправду находится в такой глуши, как она нам его описала, можно будет от нечего делать пострелять по какой-нибудь мишени. Авось пару перепелок подстрелим.

– Из револьвера?

– Ну, вдруг подвернется случай?

Ник повертел оружие в руке.

– «Магнум», говоришь?

– Точно. Прямо как в «Грязном Гарри» с Клинтом Иствудом. Когда стреляет, рядом с тобой будто граната взрывается. Зацени. – Покопавшись в синей сумке, он вынул коробку с патронами и еще одну – поменьше, пластмассовую. – Тут беруши лежат, – пояснил Джим. – Стрельнешь разок без них – и на неделю оглохнешь. Приедем на место, можно будет пару раз пальнуть для пробы.

– А что, мне нравится. Карла в курсе, что у тебя есть такая игрушка?

– Нет, конечно. Я тебе первому показал. Неужели ты думаешь, что нашим дамочкам пришлась бы по душе мысль о том, что я через пять штатов нелегально перевожу подобную вещь? Пускай даже здесь его продают совершенно официально. О таком лучше молчать в тряпочку. Потом покажу, когда уже поздно будет бояться.

– Меня бы хоть просветил, – заметил Ник. – Как-никак, моя машина, и все такое.

– И ты бы разрешил мне взять его с собой?

– Нет, наверное.

– Ну вот и я о чем, – улыбаясь, резюмировал Джим, и Ник не смог сдержать ответной улыбки. Не такой уж плохой парень этот актер. В самом деле, почему бы не повеселиться – тем более что тебе за это ничего не будет. Интересно, а Джим тоже так же думал? Судя по всему, он собирался рассказать остальным о револьвере лишь незадолго до их отъезда, что нисколько не меняло сути вопроса: обратный провоз оружия оставался так же вне закона. Вот уж когда крик поднимется – в самый раз пробки в уши совать.

Оба услышали нетерпеливое «уф-ф-ф» Лоры, призывавшей их поторапливаться. Ник захлопнул крышку багажника, и оба мужчины направились к передним дверцам.

– Запаску надо было проверить, – пояснил Джим. – Карла говорила, очень ухабистые здесь дороги. А по мне – ничего такие. – Он глянул на Ника и улыбнулся.

– А что за пиво ты взял? – спросил Дэн.

– «Будвайзер», – ответил Ник.

– Не в жестянке, надеюсь?

– Нет, в стекле.

– Наш человек! – одобрил Джим. – Ну, погнали уже на поиски Карлы. Провинция, держись!

17:45

Карла провела день одна, и по большей части – дома. Около полудня она отправилась на короткую прогулку к ручью, поддавшись непреодолимому желанию устроить пикник у воды. Сэндвич она несла в коричневом бумажном пакете, совсем как школьница.

Она перелезла через камни, двигаясь вверх по течению в поисках удобного места. Вдоль илистых берегов она заметила отпечатки лап какого-то животного – наверное, енота, – идущие к кромке воды, а также несколько больших следов ботинок с рифленой подошвой. Она задалась вопросом, не тот ли их оставил человек, которого она увидела накануне?

Она нашла небольшую полянку, где ручей расширился и вода текла медленнее. По гальке ей удалось пробраться к единственному огромному камню в центре ручья. Камень лежал под ярким солнечным светом, а остальная часть поляны была погружена в тень. Она могла сидеть там, есть сэндвич, слушать, как журчит вода и смотреть на резвых водомерок, пробегающих по умиротворенной глади. Примерно полчаса, проведенные ею там, прошли безмятежно, но бодряще. Лес обступил ее со всех сторон, сумев сроднить в себе радикально противоположные начала – тишину и оживленность. Все эти деревья, рыбы, насекомые и птицы, чье пение неслось буквально отовсюду, представлялись ее зрению и слуху красивым средоточием жизни, звука и движения. И все же наиболее сильное впечатление производила тишина – спокойная, дремотная даже, но каким-то чудом трепещущая от переполнявшей ее энергии.

Это ее глубоко успокоило. Если бы она могла чувствовать себя так все время, многие вещи сделались бы намного проще, намного яснее, чем они были на самом деле. Чудесные здесь все-таки места. Завтра ее друзья соберутся здесь, и Карла была уверена – им тут все понравится точно так же, как ей.

Тяжело было возвращаться домой. Дом был по-своему хорош и очарователен, но на самом-то деле Карла приехала сюда именно за этим – за голосами природы и первозданным покоем чащ, за прохладой и тенью лесного полога. «Ну что ж, – подумалось ей, – как гости отъедут – у меня будет предостаточно времени на такой вот релакс. А интересно все же – после всей здешней прелести какой покажется жизнь на Манхэттене?»

Она скомкала бумажный пакет, бросила его в воду и проследила взглядом за тем, как течение, не торопясь, уносит его незнамо куда. В нескольких ярдах от нее ручей мелел, и потому поток там проносился гораздо медленнее. Вскоре бумажный комок превратился в крохотную коричневую точку на блестящей поверхности воды, а потом и вовсе исчез. Карла слезла с валуна, снова перебралась на берег и медленно побрела в сторону дома.

Остаток дня она посвятила работе над рукописью. «Неплохо будет, – подумала она, – еще до приезда гостей провести кое-какую подготовительную работу. А там уж покатится».

Обе двери дома она оставила открытыми настежь, чтобы издалека услышать мотор любой проезжающей машины. За весь день, правда, проехали мимо нее лишь раз: по грязи пробуксовал, тарахтя, серый пикап, – и был таков.

И снова – тишь да гладь.

Карла улыбнулась. Да, местечко и впрямь захолустное, и она тут – совсем одна. Ну, хорошо хоть, что в прокате догадалась взять машину поновее – такая, глядишь, и не встанет посреди дороги. Ей не улыбалась перспектива голосовать у обочины, чтобы добраться до города, а в этакой местности ждать попутку можно хоть целый день. Одно хорошо – она точно не пропустит прибытие гостей. Их приближение она услышит еще минут за пять до того, как они сами увидят ее дом со стороны дороги.

Дело клонилось к сумеркам. На улице снова усилился ветер. Листья кружились у окна. Карла надеялась, что они скоро прибудут. Час назад она поставила жаркое в духовку, думая, что такое блюдо она сможет «реанимировать», даже если они припозднятся к столу. Однако было бы намного лучше, если бы они подъехали в ближайший час. Тем более в ней самой проснулся голод. Насыщенный мясной аромат, плывший по комнате, кружил голову.

Карла уложила рукопись в папку и отнесла ее к себе в спальню. Этот вечер выдался гораздо более теплым, чем минувший, и она решила немного подождать снаружи. Натянув свитер, она открыла переднюю дверь и ступила за порог.

Что-то заставило ее опустить глаза, прежде чем она сделала второй шаг, – и, что бы это ни было, она была чертовски этому рада. Она не могла поверить своим глазам. «О боже, – подумалось ей, – какая гадость!»

И ведь надо же – ступи она хоть на полшага правее, обязательно вляпалась бы. Чуть согнув ноги в коленях, Карла уставилась на пол, испытывая сильное омерзение и какую-то тупую досаду – как кто-то, с кем по-свински обошлись в Хэллоуин, подстроив реальную гадость.

Похоже, где-то рядом была очень большая собака.

Очень упитанная собака.

Собака, повадившаяся гадить на чужие пороги.

Господи…

Затем она присмотрелась немного внимательнее. «Тут побывали две собаки, – решила Карла, – или, может быть, одна, но очень странная». Один стул был намного темнее другого. «Как мило с их стороны, – подумала она, – навалить одну кучку поверх второй, приятельской. Исключительный подход. Интересно, куда эти сруны сдымили?»

Карла оглянулась. Обошла дом. Ничего. Попадись они ей – она была готова содрать с них шкуру живьем!.. Откуда они пришли и куда пропали? Нигде – и никого.

«Тоже мне, мастера маскировки».

Она зашла внутрь и стала искать, чем бы убрать бардак. Возле раковины валялось полотенце, оставшееся после вчерашней уборки. Сложив его в несколько слоев, Карла взяла целую пригоршню экскрементов и выбросила их в мусорный бак за домом. Почти сразу ей стало ясно, что одной ходкой дело не ограничится. Пришлось топать в дом за ведром. Налив воды и разболтав в ней хлорки, она стала щеткой оттирать остатки пятна – сначала стоя, а потом и вовсе опустившись на колени.

Так она и стояла на четвереньках, когда к дому подкатила машина. Очень вовремя – ибо к тому времени Карла уже успела справиться со своими негодованием и отвращением. Вся эта история начала казаться ей даже в чем-то смешной.

Первым из машины вышел Джим. Карла встала, а он подошел к ней, улыбнулся и заключил ее в объятия. По-прежнему стоя с щеткой в руке, она тоже постаралась обнять его в ответ.

– Мне тут собака навалила на коврик, – сказала она. – Добро пожаловать в глушь.

18:40

Питерс похлопал Шеринга по плечу и пригласил пройти в кабинет. Он снял шляпу и солнцезащитные очки, положил их на стол и уселся поудобнее.

– Дверь затвори, – напомнил он помощнику.

Шеринг сделал то, что ему сказали, и встал столбом, ожидая. Питерс тяжко вздохнул. Вид у шефа был усталый, потрепанный. Шеринг по собственному опыту знал, чем это, как правило, грозит, и не ждал от рабочего дня поблажек. За дверями кабинета у него на столе лежал очередной незавершенный рапорт – о столкновении трех машин на Первом шоссе. Глядя на Питерса, он понял, что дописывать бумажку придется сверхурочно, а сдавать – не в срок.

– Ну что ж, – сказал Питерс, – похоже, кое-что у нас уже есть. Я поговорил с нашей Джейн Доу. На самом деле это у нас миссис Морин Вайнштейн из Ньюпорта, Род-Айленд, сорока двух лет, и, если я правильно запомнил, приехала она сюда, чтобы навестить сына и невестку в Сент-Эндрюсе. Машину она бросила где-то между Лаббоком и Уайтингом – она не может сказать, где именно.

– У нее был «Шевроле Нова» семьдесят восьмого года, черный?

– Он самый.

– Уиллис недавно отчитался, что такие колеса нашли полчаса назад, в трех милях на север от Дэд-Ривер.

– Значит, эта потеряшка нам и нужна. Документы нашлись?

– Один момент. – Шеринг вышел за дверь, вернулся к своему столу и перебрал какие-то бумаги. Он быстрым шагом вернулся на ковер к Питерсу:

– Проверил. Автомобиль зарегистрирован на Альберта Вайнштейна, Ньюпорт, Род-Айленд. Уиллис не обнаружил никаких доказательств кражи, хотя машина была взломана. Вещи разбросаны по переднему сиденью, кошелек пуст. В бумажнике восемьдесят пять долларов и пачка кредитных карт. Странно, не правда ли?

– Странно. И мы до сих пор точно не знаем, с чем имеем дело.

– Это почему же?

– Миссис Вайнштейн говорит, что за ней гнались агрессивно настроенные дети.

– Подростки, в смысле? Шпана?

– Нет. Именно что дети. Недоросли, семь-восемь лет, максимум десять. Да, сказала она, что там и пара подростков была в деле, но в основном – лица сильно моложе. И да, вот еще что – это были, как она заявила, дикие дети. Выряженные в шкуры, как дикари. Звучит знакомо, Сэмми?

Челюсть у Шеринга отвисла.

– Джордж, надеюсь, ты не шутишь, – пробурчал он.

– Я серьезнее некуда. То же самое сказал нам наш друг, копатель моллюсков, около шести месяцев назад. Старый джентльмен с пустой литровой бутылкой сивухи. Послушать его – так по береговой линии бродила «дикарствующая молодежь» в шкурах. Только еще он сказал, что там были и люди постарше – взрослые, возможно. Мы вообще записали его показания?

– Нет, Джордж, мы кинули его в вытрезвитель.

– Ага, припоминаю. Так вот, наша миссис Вайнштейн утверждает, что их было не меньше дюжины. Машину она остановила из-за того, что увидела маленькую девочку на обочине. Полуголую маленькую девочку. Как она к ней вышла – тут на нее и накинулись. Ее били прутьями по спине, Сэмми, – так и гнали, как пастух телку, с дороги до побережья. Миссис Вайнштейн считает, что конечной целью их действий был насильственный отъем у нее жизни – мокруха, по-простому, – и знаешь, Сэмми, я почему-то склонен ей верить. Вот почему миссис Вайнштейн решила, что, даже если прыгнет с обрыва на скалы, шанс выжить у нее еще худо-бедно сохранится.

– И как она сейчас? Получше?

Питерс нахмурился:

– Как сказать. Врачи все спорят, обе ноги ей нужно ампутировать или все-таки одну. – Он встал из-за стола, прошел к настенной карте и принялся водить по ней пальцем. – Я тут подумал… Помнишь, как мы месяц назад с тобой сидели в «Карибу» и болтали насчет статистики пропаж людей? Если ей верить, за последние несколько лет процент пропаж людей в северной части побережья – больше, чем между Джонспортом и всем, что ниже. Ну, не то чтобы сильно больше, но что-то здесь все равно не бьется – к югу-то плотность населения намного выше, чем у нас, города крупнее.

– Я помню про этот разговор, – подтвердил Шеринг.

– А теперь, – продолжал Питерс, – обрати внимание на тот факт, что в подавляющем большинстве случаев исчезали рыбаки, ловцы омаров и всякая молодежь. Мы тогда заявили в ответ на это, что океан к северу гораздо более неспокойный – и это вполне объясняет факт исчезновения первых двух категорий лиц. А поскольку работы в наших местах почти нет и процент безработицы среди молодежи особенно высок, сюда же можно присовокупить и третью категорию. Правильно? Ну, в общем, отбрехались мы тогда. А вдруг, Сэм, мы все же ошиблись? Что, если причина другая – как быть тогда, а?

Шеринг поднял на начальство недоумевающий взгляд:

– Но тут о детях разговор, Джордж.

– Джентльмен с сивухой упоминал и взрослых. Ну хорошо, посмотри-ка сюда. Вот Дэд-Ривер. А вот примерно в миле, если вдаваться в море, – тот самый Кэтберд-Айленд. Где у нас не далее как год назад пропала компашка рыбаков. В каком районе, говоришь, тот чудик видел малышню?

– Южнее Катлера.

– То есть разброс у нас – от силы три мили. А теперь вообрази, что на этом отрезке побережья творится что-то нехорошее.

– Что?

– Если б я знал. Я сегодня весь день мозги себе перетряхиваю – пытаюсь вспомнить, с чем еще ассоциируется этот Кэтберд-Айленд, да и весь райончик. И вот вспомнил-таки. Трехлетней давности дело, июль – парнишка по фамилии Фрейзер… сечешь, к чему я?

– Конечно. Он вздумал в шторм покататься на лодке.

– Не в шторм. Просто в ветреную погоду. Но ты вспомни, что тогда говорил его отец. Лодка была большая и прочная, а сам парень – сколько ему тогда было? Восемнадцать или девятнадцать лет. И с лодкой он мог управляться как никто другой. Так что непогода была ему нипочем.

– Джордж, ты же знаешь, наше море удальцов не любит. Одна ошибка – и заказывай поминки.

– Так мы тогда отцу и сказали. Может, так и случилось. Может, я гоняюсь за тенями при свете луны. Но подумай, сколько этих статистических данных о пропавших без вести за все годы связано с рыбалкой или катанием на лодках. Заставляет призадуматься – в Бар-Харборе тоже ведь полно ценителей водных прогулок, но у нас показатели выше. Так вот, возвращаясь из больницы после разговора с миссис Вайнштейн, я прикинул: а может, у нас такой высокий процент пропаж людей на общую численность населения именно потому, что народу тут немного живет? Возьми что само побережье, что этот поганый остров – туда вообще никто не лезет. А там, куда никто не лезет, легко и спрятаться… так схорониться, что на много лет ни одна живая душа про тебя не вспомнит. Если вести себя тише воды и ниже травы, конечно.

– Как подпольщики, да?

– Ага, что-то в этом роде.

Шеринг подумал об этом. В словах Питерса был определенный смысл – правда, чтобы свести все воедино, нужно было придерживаться довольно гибкого подхода. В общем-то, ничего невозможного здесь не было. Уйма людей прячется от здешних слабых намеков на цивилизацию… в основном дети, но есть и взрослые… какая-нибудь ветхозаветная секта, возможно. Хотя… секта здесь… в штате Мэн? Да все бы уже давно на ушах стояли.

С другой стороны, в разгар туристского сезона на побережье появляется столько лодок, что исчезновения пары-тройки никто не заметит. И еще – через штат Мэн в Канаду в обоих направлениях вдоль побережья курсирует целая кавалькада машин (впомнить хотя бы случай миссис Вайнштейн); многие из них совершают весьма дальние рейды. И если на столь большом отрезке пути кто-то вдруг потеряется, потом будет непросто определить, где именно пропажа произошла. Особенно если вовремя припрятать саму машину. По дорогам бродит масса местных оболтусов. Их совсем нетрудно подловить – а полиция потом скажет: ну ничего, молодежь перебесится да возвратится…

Значит, странное прибрежное сообщество подпольщиков состоит из «потеряшек»?

Или оно в ответе за все исчезновения?

Что так, что этак – слишком много вопросов остается.

Кроме того, Шеринг давно научился доверять интуиции Питерса. Несмотря на все разговоры шефа о том, что он, Сэм, дескать, домогается его места, на самом деле Шерингу хотелось совсем другого, а именно – и дальше работать с этим усталым тучным мужиком и еще многому научиться у него, а отнюдь не сидеть в его кресле. Если в штате и имелся лучший, чем Питерс, полицейский, то Шерингу о таком пока не доложили. Разумеется, ему хотелось получить повышение по службе – возможно, очень даже хотелось, – однако он был вполне готов ждать того момента, когда Питерс сам дозреет до этого.

– То есть проблема в том, чтобы определить, где именно нам искать, – пробормотал Шеринг. – Я бы прочесал пять квадратных миль, двигаясь от Катлера к Дэд-Ривер. Как бы изнутри, от внутренней части округа, к побережью.

Питерс кивнул.

– Только людей надо будет побольше взять, – добавил помощник.

– Обязательно. И знаешь что, Сэм? Начни-ка собирать их сию секунду.

– Добро. Когда выдвигаемся? Сегодня вечером?

– Конечно. Ночь должна быть хорошей, ясной. Можно пойти, пока у нас еще светлое небо над головой. И прежде, чем нам придется вылавливать кого-нибудь из воды.

– Хорошо. Я позвоню жене.

– Да, и постарайся заручиться помощью того джентльмена с сивухой. Как, говоришь, его зовут?

– То ли Дамер, то ли Доннер… как-то так. Я найду его.

– Только давай с этим делом в темпе, Сэм.

– Темп – это то, что помогает мне оставаться худым, – Шеринг ухмыльнулся.

– Следи за языком, сынок, – отмахнулся Питерс.

19:30

Мардж была на кухне и мыла посуду. «В ее духе, – подумала Карла, – не провести в доме и двух часов, но уже взвалить на себя половину грязной работенки. – Она посмотрела на то, что осталось от жаркого. – Даже на сэндвич не наскребется, – вынесла она вердикт, счистила все объедки в мусорное ведро и взяла полотенце.

– Давай я буду хотя бы вытирать, – сказала она.

– Давай, – разрешила Мардж.

«У меня крутая сестра», – признала Карла. Ей было приятно, что Мардж сейчас рядом. Ей было трудно понять семьи, где братья или сестры вечно цапались друг с другом или не ладили в принципе. У них вот все проходило отлично. Более того, Мардж была, пожалуй, единственным на земле человеком, с кем Карла могла по-настоящему ужиться. Ссорились они крайне редко, а если такое и случалось, то длилось совсем недолго, и потом никто ни на кого не держал зла. Скорее всего, так получалось потому, что они ни в чем никогда не соперничали. В этом-то все чудо. А на чудеса, даже такие маленькие, редко кому везет.

Выглянув в окно, Карла увидела, что остальные стоят на крыльце, курят и о чем-то болтают. «Пусть они побудут там еще немного», – пожелала она.

– Карла, мы могли бы с тобой как-нибудь поговорить? – вдруг спросила Мардж.

– Конечно. О чем?

– Да так… о всяком. Давно мы по душам не общались. Целую вечность, сдается мне.

– По поводу Дэна?

– Да, и о нем тоже. – Мардж прополоскала стакан от мыльной пены, явно будучи в мыслях где-то очень далеко отсюда. – Знаешь, на что я потратила всю последнюю неделю?

– На что?

– На походы к психотерапевтам. К трем разным, чтоб ты понимала.

– И как оно?

– Ну, не сказать, что безнадежно, – ответила Мардж таким голосом, будто этот факт ей самой показался откровением. – Эта самая первая, женщина, полчаса слушала меня, ну и сказала, что выпишет мне рецепт.

– На что?

– На антидепрессанты, наверное. Но я сказала, мне не нужно. Потом был мужчина. И он тоже предложил медикаментозное решение. Правда, после того, как я немного полежу в стационаре.

– Боже… В больнице?

– Ага. Он выявил у меня клиническую депрессию.

– И он, по-твоему, прав?

– Ну, сейчас мне получше. Если сравнивать с ситуацией трехмесячной давности. В ту пору да с такой хандрой… у меня бы сил не хватило сходить к врачу. И это заставляет меня задуматься… о том, что я все-таки как-то пережила эти три месяца.

– Значит, этот твой врач ни черта не смыслит.

Мардж оторвала взгляд от посуды и улыбнулась.

– Мне понравился третий. Он не стал предлагать подсаживаться на таблетки или лечь в больницу. Мы с ним целый час проболтали о том о сем, и под конец он заявил, что, как ему кажется, мы с тобой просто конкурентки по жизни.

– Конкурентки? Ты… ты думаешь, он прав?

– Не исключено.

– Но за что нам с тобой конкурировать, господи?

– Знаешь, я постоянно ощущаю такую давящую бесцельность. Вся моя жизнь пустая до одури.

Карла не удержалась от смешка.

– Ты такого никогда не испытывала? – понимающе уточнила Мардж. – Ну и хорошо. Это когда все, что ты делаешь, ни к чему не ведет и ничего не стоит.

– Если что-то, чем ты занимаешься, доставляет тебе удовольствие, значит, не нужно думать о том, насколько это полезно. Смысл жизни в том, чтобы жить. Ты зря тратишь свои нервы и время на то, чтобы решить, насколько ты хороша в том-то или полезна в чем-то. Это тупо и скучно. Достаточно просто быть хорошим человеком.

– Дэн говорит, что я хороший человек.

– Он прав.

– Он постоянно привирает.

– Но не в этом случае.

– Мне и в самом деле кажется, что я постоянно конкурирую с тобой и при этом почти всегда проигрываю. – Мардж вздохнула. – Как, черт побери, тебе удалось остаться цельной личностью? Я на протяжении всех этих лет была просто ничтожеством. – Впихнув на полку последнюю вымытую тарелку, она повернулась к сестре. – Как так вышло?

– Никакое ты не ничтожество, – возразила Карла.

– Мне никогда не встать во главе «Дженерал Моторс».

– А ты что, хотела бы? Вот так новости.

В этот момент распахнулась задняя дверь и в кухню вошли Ник, Дэн, Лора и Джим.

– Ну что, в червы[5]5
  Популярная карточная игра для четырех игроков, где главной задачей является набор наименьшего числа очков. Каждая игра состоит из нескольких раундов, и количество очков, полученных игроком в раунде, определяется количеством черв во взятках, собранных данным игроком. В игре используется обычная колода из 52 карт.


[Закрыть]? – потирая ладони, спросил Ник. «Ну конечно, «в червы» – это единственная карточная игра, в которой у тебя есть шансы», – про себя усмехнулась Карла. Она повернулась к сестре и одними губами выговорила: «Позже потолкуем». Мардж кивнула, и сестры заняли свои места за столом вместе с друзьями. Карла подала кофе, и начался первый раунд, хотя Лора поначалу не хотела играть со всеми, желчно распинаясь о том, как глупо торчать дома в свою первую ночь в сельской местности. Но она устала так же, как и остальные, – слишком устала, чтобы «навести тут шороху», как она сначала предложила. Лора, подумала Карла, любила быть у всех на виду. Она взглянула на грудь блондинки под футболкой и подумала: «Во многих отношениях, хо-хо».

* * *

Снаружи женщины наблюдали за карточной игрой – и ничего не понимали. Одна из них была пухлой, бледной, с ничего не выражающим взглядом, кривой, вислой челюстью и острым подбородком. На ней болталось что-то, что было платьем давным-давно, а теперь больше походило на простой хлопчатобумажный мешок. Другая была моложе, стройнее и могла бы считаться привлекательной, если бы не нездоровый цвет ее кожи, длинные волосы цвета крысиного меха и потухший взгляд. На ней была старая клетчатая рубашка, слишком тесная для груди, и мешковатые брюки цвета хаки. Этим скудным гардеробом она безмерно гордилась – хотя, если бы ее спросили, она бы не смогла вспомнить почему.

Они смотрели молча, бледные, как опарыши, в лунном свете. Они видели, как один человек тасовал карты и раздавал их, видели, как каждый из игроков раскладывал кусочки картона веером и медленно выбрасывал по одному. Все, что женщины видели, они почти сразу забывали. Они будто ждали чего-то, что не произошло; ждали, пока не кончилось терпение, а затем единодушно развернулись и пошли прочь, направляясь к ручью.

В высокой траве стрекотали сверчки, но они замолчали, стоило женщинам пройти мимо. На мгновение глубокая тишина окружила дом, а затем прошла – как рука через пламя свечи. Изнутри донесся смех.

Снаружи легкий холодок говорил о том, что зима не за горами. Вскоре голоса в траве утихнут, уступив темные часы зову ночных птиц и ветру.

19:50

Женщины прошли полмили до берега. Их путь был освещен луной. Этот путь они хорошо знали. Уже больше года дом пустовал, и они стали считать его практически своим, хотя по-прежнему старались, чтобы их там не увидели. В двух милях к северу был еще один дом, но там круглый год жила семья. Они видели острый топор мужчины у поленницы и трех высоких сильных сыновей, возившихся с автомобилем во дворе. Примерно в трех с половиной милях к юго-востоку стоял второй дом, но рядом проходило шоссе, и там было небезопасно.

Однако этот дом уже давно пуст. Здесь играли дети, творя детское волшебство на чердаке во тьме. Молодая женщина кивнула сама себе, провела грязной мозолистой рукой по груди. Вскоре они, возможно, снова сыграют здесь.

Они шли по тропе, пока перед ними не открылся огромный небесный купол, и они не увидели море. Перед ними лежала широкая полоса пляжа, неподвижная и кипенно-белая на фоне изменчивого движения волн. Само море представляло собой дикий союз света и движения под спокойным, не особо чутким надзором неба, луны и звезд.

Если другие женщины знали друзей, книги, игры, мужей, эти две знали песок, небо и море. Больше – практически ничего.

Там, где тропа уходила в песчаные дюны, они на мгновение остановились, тупо глядя на воду. Там был остров, на чьей земле незапамятные колена породили женщин. И хотя остров был слишком далеко, чтобы его можно было увидеть, их глаза нашли местечко на горизонте, где он должен был находиться. Они не питали никаких чувств к этому месту, кроме чувства связи, – но связь была сильной. На глазах женщин маленькие ночные птицы клевали песок у береговой линии. Поодаль лесные жабы охотились на мотыльков и улиток. Женщины пошли дальше. Их пещера находилась всего в нескольких ярдах от пляжа.

Ночная сырость вывела на свет крабов-призраков. Излюбленной игрой женщин было давить их. Быстрого шага вправо или влево было достаточно, чтобы краб расплескался на шесть-семь футов вокруг. Женщинам нравилось наблюдать за их быстрыми и пугливыми движениями бочком. Но одни только пугалки – это скучно. Давить кого-то – куда веселее.

Дышали крабы жабрами, постоянно требующими увлажнения, поэтому днем рыли во влажном песке глубокие норы, а ночью или в особо смурную, дождливую погоду шли на охоту. Ночью их бледные тела так плотно сливались с песком, что их можно было увидеть только в момент движения. Тогда казалось, будто сам пляж ожил и шевелится под ногами. Женщины смеялись и гонялись за крабами, воображая, будто даже песок боится их, спешит поскорее убраться с дороги.

20:05

Мужчина был обнажен, когда женщины вернулись в пещеру. Его красная рубашка, рваные джинсы и тяжелые ботинки висели на стойке над огнем. Костер они разжигали из хвойных пород дерева – те давали хороший густой дым. Ему и в голову не приходило, что на протяжении нескольких последних месяцев здесь воцарилась стойкая вонь мочи, дерьма, сырости и гниющего мяса – мерзостное амбре буквально пропитало все его тело. Впрочем, ничего этого он даже не замечал, думая сейчас только о том, что жившая в доме женщина тоже развела костер. Запах ее костра вскоре позволит ему подкрасться к ней так, что она и не заметит.