Текст книги "Обреченная"

– Посмотрим, что у вас получится, Кейси. А как вы планировали подступиться к этой теме?

– Отыскать одного из самых блестящих в мире издателей и представить публике его реакцию на событие.

«Похоже, эта женщина ничего не стесняется».

Она смотрела прямо на него. Макаллистеру показалось, что он заметил искорку обещания где-то в конце пути, предложение награды, однако приписал это все тому же заложенному природой в самце чувству, которое крепко держало его на месте и не давало стремительно уйти к себе в каюту.

– Может быть, – продолжала она, – мы могли бы побеседовать об этом завтра за ланчем, если вы будете свободны? На «Верхней палубе» очень симпатично.

«Верхней палубой» назывался самый шикарный ресторан на корабле. Кожа и серебро. Свечи. Барочные украшения. На настоящем рояле играют Баха.

– Мне она кажется не вполне удобной, – отозвался он.

– Хорошо, – сказала Кейси. Она была сама уступчивость. – Где бы вы предложили встретиться?

– Спрошу у вас, как у понятливого и смышленого журналиста. Собираясь взять у кого-нибудь интервью о значении «Титаника» или «Ранкосаса», где бы вы предложили побеседовать?

Она смутилась.

– Н-ну, не знаю…

– Поскольку оба судна давно восстановлены и вполне приспособлены для посещений, лучшим местом, безусловно, была бы каюта на самом корабле.

– О! – воскликнула она. И опять: – О! Вы о высадке на поверхность?

Подразумевал ли он именно это? Вполне возможно. Событие подобного рода непременно осветят. И участие в нем не нанесет вреда его репутации. Он, пожалуй, сумел бы правильно интерпретировать события. Мир умников, сентименталистов и моралистов в течение следующих нескольких дней будет переживать нечто необычайное, извлекая уроки из смерти разумных существ. (О том, насколько разумных, эссе, разумеется, упоминать не будет.) Как обычно, это событие будет преподнесено как предостережение от Всевышнего. Ему пришло в голову, что если хоть одно из этих несчастных созданий и в самом деле будет обнаружено, то раздастся душераздирающий вопль негодования, призывающий к отчаянным попыткам спасти его, – возможно, даже на палубах «Вечерней звезды».

«А в самом деле, почему бы и нет?»

– Да, – решительно проговорил он. – Если хотите поговорить об Обреченной, то сама Обреченная – вот место, куда нам следовало бы отправиться.

Она колебалась.

– Не понимаю, как мы это устроим? Туда что, посылают какие-нибудь группы?

Он рассмеялся.

– Нет. Но, уверен, это поправимо. У нас есть два дня. Я посмотрю, что можно сделать.

Макаллистер вернулся в свою отдельную улучшенную каюту, запер дверь и опустился в кресло.

Эта журналистка напомнила ему Сару.

Нет, не внешне. Черты лица у Сары были мягче, волосы чуть темнее и не такие пышные. Обе женщины были одного роста, но стоило вглядеться получше, и уловить сходство во внешнем виде становилось очень сложно.

И все же оно существовало.

Наверное, глаза. Но у Сары глаза были зелеными, а у Кейси – голубыми. Тем не менее он узнал этот решительный взгляд и, наверное, еще что-то в ее облике – как она улыбалась уголками губ или как говорила сипловатым мягким голосом, считая, что это работает на нее, – разницы почти не было. Либо просто-напросто разыгралось его неистовое воображение – ведь он отправился в рейс, который, вне всякого сомнения, войдет в историю, и Сара сейчас могла бы быть с ним.

Проведя двадцать лет в беспрестанных нападках на брак – этот институт порока для обоих полов, этот постепенно смыкающийся капкан, – однажды вечером на презентации группы молодых журналистов он познакомился с Сарой. Она пригласила его на ужин, потому что на этой встрече работала, и в число ее задач входило взять у него интервью. В то время он слыл в Америке, наверное, самым известным женоненавистником. Он всегда утверждал, что «великая страсть» быстро изнашивается. И даже установил собственный предел: один год, три месяца и одиннадцать дней.

С Сарой ему не удалось проверить справедливость этих цифр. Спустя восемь месяцев после того, как он встретил ее, через три недели после свадьбы она погибла в кораблекрушении. Его там не было, поскольку, когда это произошло, он работал в офисе «Премьера».

Это случилось давным-давно. И все же не было ни дня, когда бы он не вспоминал и не думал о ней.

У Сары часто менялось настроение: она то казалась мрачной, то веселилась от души, то впадала в раздумья, то громко смеялась. Ее фамилия была Дингл, и она часто говорила, что вышла за него замуж исключительно ради того, чтобы ее сменить, – поскольку, по ее словам, та всегда смущала ее.

Он не мог объяснить, почему в эти мгновения в каюте ему вспомнилась Сара.

Это было просто глупо. Видимо, он старел.

В автобаре он заказал свежесрезанные ягоды земляники и вывел на дисплей библиотечный каталог. Там он отыскал роман Рэмси Таггарта, который давно хотел просмотреть. Таггарт считался одним из его открытий, но начинал плыть по течению. Макаллистер имел с ним беседу и указал, что тот делает не так. Тем не менее последняя книга – отчаянно скучная мелодрама об-адюльтере-в-горах – не свидетельствовала об улучшении. Если тенденция продолжится и в этой самой последней книге, то у Макаллистера не останется другого выбора, кроме как расшевелить его более серьезными мерами. Публичными высказываниями.

Он думал и думал о разговоре с Кейси, поскольку ему казалось, что он упустил какие-то детали. Он не был из числа тех, кого беспокоит мнение других, и все же добровольно согласился на интервью, которое давать ему сейчас было не с руки.

«Почему?»

Постепенно ему стало казаться, что ему хочется спуститься на поверхность Малейвы-3. Побродить среди развалин и проникнуться величием окружающего. Пропитаться до мозга костей ощущением надвигающейся катастрофы. «А что, если остаться на поверхности обреченной планеты и наблюдать за титаническими разрушениями?»

Чтобы уладить эти вопросы, ему нужно было склонить на свою сторону Эрика Николсона.

Николсон, капитан «Вечерней звезды», был человеком небольшого роста, но очень сильным – как физически, так и душевно. К примеру, он гордился своей должностью и расхаживал с высоко поднятой головой, как индюк. Говорил он отстраненно и тихо, словно изрекал божественные заповеди на горах, и не сомневался, что ему внимают.

Согласно расписанию следующего вечера, Макаллистер ужинал за одним столом с капитаном. Это сулило возможность приватно побеседовать с ним о делах. Теперь главным было найти достаточно веские для Николсона причины отправить на поверхность посадочный модуль корабля. С Макаллистером внутри.

Наконец перед ним появилась книга, и он приступил к чтению. Хотя раз или два оглядывал помещение, желая вновь убедиться, что он совсем один.

5

Все важнейшие мысли, какие приходят мне в голову, приходят тогда, когда я собираюсь куда-нибудь уезжать.

Грегори Макаллистер. Вавилонские заметки

К исследовательской команде «Уайлдсайда» добавилось двое с борта «Венди». Хатч встретила их в специальном отсеке. Они обменялись приветствиями.

Келли Колье, на голову выше Хатч, была одета в стандартный комбинезон «Венди Джай» с голубой отделкой. Она тепло пожала руку Хатч и сказала:

– Я рада, что меня включили в команду.

Азиатское происхождение Чианга Хармона проявлялось в разрезе его глаз, но ничего больше Хатч так и не высмотрела. Ширококостный, широкоплечий темный шатен, он казался втройне неуклюжим. Хатч тотчас решила, что он ей нравится. Помимо всего прочего, она поняла, что он испытывает к Келли не только профессиональный интерес.

– Вы когда-нибудь прежде спускались на неисследованную планету? – спросила она.

Келли ответила утвердительно. Хотя призналась, что ни разу не выбиралась за пределы баз и аванпостов.

– Я не бывала в таких местах, где могли бы возникнуть проблемы, – сообщила она.

С другой стороны, Келли умела пользоваться «оводом».

– У нас на борту нет ни одного «овода», – заметила Хатч.

Келли приподняла брови.

– Вы собираетесь высадиться на потенциально опасную планету без оружия?

Хатч показала ей лазерный резак.

– Что это? – спросила Келли.

Хатч включила резак. Появилось тонкое лезвие белого света.

– Лазер, – ответила она. – Прорезает насквозь все что угодно.

– Мне бы не хотелось, чтобы местные аллигаторы подобрались ко мне чересчур близко.

– Мне очень жаль, – сказала Хатч. – Однако ничего другого у нас нет. Придется пользоваться этим.

На борту имелось с полдюжины лазеров. Скорее всего, они были несколько эффективнее резака Бини Колдфилд, который та использовала в битве с кардиналами. Этот основной инструмент археолога в умелых руках мог оказаться весьма действенным оружием. Однако Хатч испытывала сомнения, можно ли доверять его добровольцам. И решила, что если не доверять, то и вовсе не стоило за это браться.

Она долго размышляла об опасных животных, обитающих на Обреченной. Нельзя повторять прежние ошибки. Хатч набрала брошюр с изложением обязательных требований к поведению и действиям участников подобных операций, раздала всем по экземпляру и категорически настояла, чтобы каждый прочитал инструкцию и расписался в этом, прежде чем дискуссия будет продолжена. Она объяснила, что любое нарушение будет караться тем, что виновника отправят обратно на корабль. Причем немедленно.

Все поняли?

Все.

Она провела их по «Уайлдсайду» и все показала. В общей комнате они обнаружили Сколари с Эмбри. Чианг спросил их, собираются ли они спуститься на поверхность. Те ответили отрицательно, причем оба смотрели смущенно и с некоторым негодованием. Келли взглянула на Хатч, и было абсолютно ясно, какое мнение о них она составила.

– Почему? – невинно спросила Келли. – Такой шанс выпадает лишь раз в жизни.

– Я не археолог, – ответил Сколари, оправдываясь. – Честно говоря, я считаю эту затею чертовски глупой. На планете полным-полно диких зверей, и в любое время она может развалиться на части. Я не намерен торчать там, когда это случится. Ради нескольких глиняных горшков.

Эмбри улыбнулась и промолчала.

Хатч жалела, что в группе мало молодых мужчин, поскольку предполагала, что им предстоит вырезать из стены камни с выгравированными надписями и переносить их на посадочный модуль. Гравитация на Обреченной составляла 0,92 g. Нормальная для Земли. На Пиннакле гравитация была 0,89 – именно к этому уровню и привыкла Тони. Все же какое-то подспорье, хотя от работы грузчика это не избавляло.

К ним присоединился Найтингейл, и все снова обменялись приветствиями, а Хатч представила его остальным. Затем пришла пора инструктажа. Хатч объяснила, что очень важно делать снимки всего, что они обнаружат. Попросила производить замеры и наносить на карту места находок.

– Все это нужно делать до того, как прикасаться к чему-либо, – пояснила она. Потом описала возможные проблемы – не только угрозу нападения рептилий, но и все, чем опасны любые древние строения. – Будьте предельно осторожны. Полы могут оказаться очень ветхими и проломиться, а потолки обрушиться. Острые предметы не проткнут ваши костюмы с защитным полем, но могут проделать дырочки в вас.

Она предложила Найтингейлу рассказать о его впечатлениях. По понятным причинам он был весьма сдержан, но предостерег всех от того, чтобы недооценивать опасность.

– Рептилии на Обреченной развивались на два миллиарда лет дольше. У них очень острые зубы, хотя некоторые выглядят вполне безобидно. Ничему не доверяйте.

Хатч раздала резаки и объяснила, как ими пользоваться. Еще она предупредила, как следует действовать, если что-то пойдет не так. Понаблюдав, как добровольцы упражняются, Хатч потребовала от каждого продемонстрировать сноровку.

– Будьте осторожны, особенно в закрытых помещениях. Резак – безусловно самое опасное из всего, с чем вы можете на этой планете столкнуться.

Найтингейл, услышав это замечание, нахмурился. Но не проронил ни слова.

Она закончила инструктаж, затем помогла Чиангу освоиться со скафандром. Другие уже имели опыт работы с использованием поля Фликингера.

За ужином она подсела за столик к Сколари и Эмбри. Даже если между ними возникла напряженность, казалось, все рассеялось. Эмбри даже отвела Хатч в сторону, чтобы извиниться.

– Надеюсь, вы не приняли это на свой счет, – проговорила она. – Мои претензии – исключительно к руководству. У них было довольно много времени, чтобы заняться этим, а не дергать людей в последний момент…

– Я все прекрасно понимаю, – успокоила ее Хатч.

Посадочный модуль загрузили всем необходимым, и он был готов к вылету. Хатч открыла грузовой трюм и посмотрела в лица своим четырем пассажирам.

– Наш рацион рассчитан на десять суток, – сказала она. – С запасом. В полдень возле башни температура по Цельсию – несколько градусов ниже нуля. Атмосфера такая, что вполне можно дышать, но в ней чуть больше азота, чем вы привыкли. Этого достаточно, чтобы почувствовать некоторую спутанность сознания и истому. Поэтому когда мы выйдем наружу, то останемся в скафандрах. Никакого биологически опасного воздействия там нет. Мне бы хотелось еще раз подчеркнуть: никто не отделяется от группы и не бродит сам по себе. – Она внимательно поглядела на каждого, чтобы удостовериться: ее хорошо поняли и будут подчиняться.

Хатч была готова оставить на орбите любого, кто проявит нерешительность. Однако все кивнули.

– Сутки на Обреченной, – продолжала она, – имеют продолжительность девятнадцать с небольшим часов. Мы приземлимся около башни в середине ночи и останемся в посадочном модуле до рассвета. А потом действуем по обстоятельствам.

Кстати, мы спустимся прямо в снег. Поскольку там близко экватор, вряд ли он очень глубок, но никакого способа удостовериться в этом нет. – Она взглянула на Найтингейла. – Рэнди, хотите что-нибудь добавить?

Он остановился.

– Просто мне хотелось бы усилить значимость сказанного Хатч. Будьте осторожны. Пусть один защищает спину другому. Нужно постараться, чтобы никто из нас не остался там.

В его голосе чувствовалась легкая напряженность.

– Я хочу попросить всех участников экспедиции сначала говорить, что вы собираетесь делать, а уж затем действовать, – заявила Хатч. – С привычками бороться трудно. Но я ожидаю немедленного подчинения в ответ на любое требование.

У вас будет специальный бронежилет, который вы должны надеть после того, как активируете скафандр. В этот жилет вы можете положить инструменты, сэндвичи – короче говоря, все что угодно. Там же постоянно держите резак, но ни в коем случае не кладите его в брюки или карман рубашки. Причина проста: если он вам понадобится и окажется внутри скафандра, вы не успеете вовремя выхватить его. А если умудритесь включить его через скафандр, то рискуете остаться без ног.

Есть вопросы?

Вопросов не было.

Хатч сверила часы.

– Через восемь минут стартуем. Это я говорю на тот случай, если кто-то хочет принять душ.

Если верить экспертам, столкновение должно было произойти через двенадцать дней, а это значит, в действительности у них в запасе было всего около недели. После этого оставаться на поверхности планеты станет чрезвычайно рискованно. Поэтому Хатч решила лететь сейчас же.

Энтузиазм Келли передался остальным, и они смело погрузились в посадочный модуль. Все были изрядно возбуждены, и даже Найтингейл, казалось, избавился от скверного настроения.

Они стартовали под аплодисменты. Через полчаса угодили в снежную бурю и наконец выскочили из нее в мрачное, сплошь затянутое облаками небо на высоте четыре тысячи метров. Местность внизу окутывала тьма. На экранах иногда тускло вырисовывались покатые холмы и широкие равнины, где порой встречались островки леса. Несколько обширных ровных поверхностей могли быть замерзшими озерами. В двухстах километрах севернее, за горной грядой, простирался океан Кораджио.

Посадочный модуль использовал реактивные ракетные двигатели, что преследовало две цели: возможность маневрирования в пространстве и функционирование в качестве летательного аппарата. Модуль представлял собой исключительно маневренное транспортное средство, в основном благодаря спайковой технологии, за счет которой главным образом и обеспечивалась его грузоподъемность, возможность парить в воздухе и приземляться на любой умеренно плоской местности. Он также был способен покинуть атмосферу, не растрачивая водородное топливо в чрезмерных количествах.

Энергией все системы снабжал реактор прямого преобразования Буссарда-Лигона.

Хатч слышала, как добровольцы обсуждали свои опасения – что-то ждет их, когда они доберутся до башни? – и думала о том, что ответственность за них лежит на ней. Она не смогла бы выполнить поставленную Академией задачу в одиночку и все же чувствовала, что только Найтингейл осознает всю рискованность предприятия. Хатч еще ни разу не руководила людьми в столь опасной обстановке. Она понимала, что ошибки Найтингейла обошлись слишком дорого и виноват именно он, и поэтому размышляла о том, почему пошла на такой огромный риск. Что, черт подери, она сама знала о том, как сохранить жизнь людям в условиях, весьма подробно описанных Келли как «агрессивная окружающая среда»? Она серьезно подумывала отказаться от всего, возвратиться на «Уайлдсайд» и отослать Гомес уведомление о своей отставке.

Однако если она это сделает, то никто и никогда не узнает, кто построил башню.

Хатч засекла строение и вывела изображение на экран. Тот отобразил ночную тьму, но не такую густую, как если бы Хатч пользовалась обычными оптическими приборами. Башня выглядела древней, темной, заброшенной. Призрачной.

Хатч осторожно спускалась – почти вертикально, используя спайк и реактивные двигатели. Ее приборы не обнаруживали под снегом достаточно прочную поверхность, чтобы выдержать летательный аппарат.

Область бурана осталась позади, но на ветровые стекла все еще налипали снежные комья. С другой стороны, ночь была спокойной, только ветер шумел. Температура воздуха снаружи была –31º по Цельсию. На небе, в прорехах между облаками, виднелись звезды.

Хатч включила посадочные огни.

Келли расположилась рядом с ней, и на ее черты падал отсвет с панели управления. Наблюдая за ней, Хатч поняла, что все ее предупреждения о необходимых мерах предосторожности уже забыты.

– Келли – наш второй пилот, – объявила она. – Если со мной случится нечто непредвиденное, и я… – Она заколебалась. – …И я погибну, Келли займет мое место. Примет на себя командование.

Келли покосилась на нее, но промолчала.

– Уверена, что ничего не случится, – добавила Хатч.

Участок земли вокруг башни был плоским, блеклым и пустынным. На западном горизонте были разбросаны холмы, кое-где виднелись то вкрапления леса, то парочка одиноких деревьев.

– Я сяду как можно ближе к башне, – сообщила Хатч.

Снег, казалось, шел здесь вечно, тихо падал и опускался в полную темноту. Ей подумалось, что это серьезный аргумент о пользе наличия луны.

Посадочный модуль тихо заурчал, и башня, холодная и темная, стала приближаться.

Для приземления Хатч могла бы воспользоваться ИИ, однако в обстоятельствах подобного рода предпочитала управлять сама. Ей вовсе не хотелось рисковать, если произойдет что-то неожиданное, поскольку ИИ всегда действует исходя из заданной цели.

Она уменьшила реактивную тягу. Снежный покров казался нетронутым.

Трудно было поверить, что на этой гладкой белой поверхности некогда стоял целый город.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы оценить его размеры. Стена, к которой примыкала или не примыкала башня, тянулась под снегом на полтора километра, затем поворачивала на север, через какое-то время снова поворачивала, потом еще раз, и наконец возвращалась к башне, которая представляла собой северо-западный угол фортификационных сооружений.

Город, очевидно, раскинулся на вершине одного из низких холмов.

Посадочный модуль падал в тьму.

– Спокойно, – сказала Келли так тихо, что Хатч решила: Колье считает, что она ее не слышит.

Удерживая нос модуля направленным вверх, Хатч ослабляла действие спайка и приближалась к земле – так человек спускается по лестнице в темную комнату.

Вокруг вихрился ветер, и она почти чувствовала его сквозь корпус. Хатч чуть-чуть добавила мощности, почти остановив падение посадочного модуля. В кабине царила тишина.

Аппарат коснулся снежного покрова.

Она дождалась, когда посадочный модуль замер, и выключила двигатели. На ветровое стекло упало несколько снежинок.

– Славный снежок, – заметил Найтингейл.

– Хатч, ты села? – раздался голос Марселя.

– Угадал, – ответила она.

За время своей карьеры Хатч побывала, наверное, на двадцати планетах и лунах. И вот в пятый раз она приземлилась на планету, о которой почти ничего не знала, и впервые возглавляла экспедицию.

До башни было метров двадцать.

Хатч навела на нее прожекторы посадочного модуля. Щербатая, истерзанная свирепыми и долгими зимами башня была круглой, не более трех этажей в высоту, хотя Хатч оценивала ее по человеческим меркам. Широкой башня не была: Хатч сумела бы обойти ее за минуту.

У башни имелось восемь окон, причем все на разных уровнях, и каждое смотрело в другую сторону. Самое нижнее располагалось так, что через него легко было проникнуть внутрь. Верх башни окружало двойное кольцо карнизов, выступающих прямо над верхним окном. Венчала сооружение выпуклая крыша.

Хатч активировала скафандр и ощутила знакомый толчок, отделяющий ее от сиденья и спинки кресла, словно вокруг образовалась воздушная подушка. Келли проверила радиосвязь с Хатч и кивнула. Все в порядке. Она натянула вспомогательный жилет, попросила Тони передать с заднего сиденья минисканер, пристегнула его и положила в кармашек резак.

– Что вы собираетесь делать? – тревожно осведомился Найтингейл.

– Исторический момент. Его стоит запечатлеть. – Келли хлопнула внутренним люком модуля, выровняла в кабине давление, чтобы оно соответствовало давлению снаружи, и встала с сиденья. – Прошу всех надеть скафандры. Переключить систему воздухообеспечения в режим преобразования.

Этот режим позволял системе отсеивать все лишнее из чужой атмосферы, чтобы участникам экспедиции не приходилось таскать на себе баллоны с воздухом.

Келли раздала генераторы Фликингера. Группа пристегнула их к поясам и активировала скафандры. Включились преобразователи, осуществляя подачу воздуха.

– У меня не работает, – сообщила Тони.

Келли посмотрела, произвела настройку воздушного генератора и снова включила его.

– Попробуй еще раз.

Поле Фликингера тихо зашипело, и Тони подняла большой палец.

– Отлично.

– А я уж решил, – произнес Чианг, – что мы будем ждать до утра.

– Будем, Чианг. Мне бы хотелось, чтобы ты постоял у люка.

– Хорошо, – согласился он, поднимаясь. И через секунду спросил: – Зачем?

– На случай просчетов, разных нежелательных сюрпризов – да чего угодно. – Хатч взглянула на часы. – До рассвета примерно два часа. Как только рассветет, мы отправимся к башне.

– Да ничего там от нас не сбежит, – заметил Чианг. – Хотя, почему бы нам не взглянуть на нее прямо сейчас?

– Только когда будет светло.

Хатч настроила сенсоры и прошлась ими вдоль лесной полосы, по тем местам, где, по ее мнению, могли скрываться рептилии. Если их нет в самой башне.

Замерцали зеленые огоньки, открылся внешний люк.

– Оттуда что-то двигается, – сообщила она. – Интересно, что.

И с этими словами она спустилась по трапу.

Чианг включил фонарь, и в луче света заискрился снег.

– Как ночью на Рождество.

Хатч проверила землю и провалилась в снег почти до середины икр. Поле Фликингера сохранило для нее тепло и сухость.

– Снег довольно мягкий, – сообщила она.

– Да, я вижу.

Башня нависала над ней. В западной части неба ярко-зеленой звездой горел Морган, затмевая своим сиянием даже Денеб. Пришелец находился за 84 миллиона километров отсюда, и планеты стремились навстречу друг другу с относительной скоростью семьдесят километров в секунду. Сама башня наводила только тоску. Груда каменных блоков и ничего более. Хатч сфотографировала ее. Потом еще раз.

Затем она взглянула на ряд деревьев. Кто-то – Найтингейл, решила она – весьма недипломатично осведомился, умеет ли Келли управлять посадочным модулем.

Хатч не услышала ответа. По-видимому, Келли оказалось достаточным лишь взглянуть на Найтингейла.

Хатч встала лицом к посадочному модулю, тщательно осмотрела его опытным глазом, настроила свет и сфотографировала.

– Отлично, – сказала Келли. – А теперь возвращайся.

Это был именно тот снимок, который Хатч хотелось сделать – снимок, который она повесит где-нибудь в каюте, которую, возможно, когда-нибудь будет занимать. Она слегка изменила ракурс и отошла подальше от летательного аппарата, так, чтобы на фотографии запечатлелись и нос воздушного судна, и башня.

– Превосходно, – проговорила она.

Рассвет пришел серый и безрадостный.

Здешнее солнце было больше земного. Однако оно казалось туманным и совершенно неощутимым, будто было так называемым «ложным солнцем», видимым с Великих Равнин Северной Америки.

Период обращения Обреченной вокруг своей оси составлял девятнадцать часов шесть минут и одиннадцать секунд. Светило располагалось на несколько миллионов километров ближе к планете, чем Солнце к Земле, однако Малейва была старше и холоднее.

На крыше башни лежал снег. Хатч думала о том, кто жил в этом здании и как давно. И куда они пропали?

Возможно, эта башня отмечала место какой-то решающей битвы или пункт, где враждующие силы сошлись, чтобы учредить союз. В более теплые времена на этом холме Платон мог бы вести дискуссии. Или Солон устанавливать законы.

Кто знает? Никто никогда не узнает этого – она в силах спасти здесь лишь жалкие крохи.

Они вышли из посадочного модуля, проверили приборы и стали пробираться по снегу к окну, находившемуся на уровне земли. По всей башне был слышен еле уловимый шепот ветра. Снег с шорохом падал и громко скрипел под ногами, нарушая обычную тишину.

Вдалеке показались две птицы, быстро летящие на северо-восток. Найтингейл повернулся, посмотрел на Хатч и почувствовал, как по телу побежали мурашки. Но не промолвил ни слова.

Птицы летели, описывая огромные медленные круги, расправив крылья, вверяя себя потоку воздуха.

В окне была рама, в которой уцелело несколько осколков, из чего можно было сделать вывод, что некогда здесь было стекло. Внутри здания они увидели комнату, совершенно пустую, если не считать нескольких деревяшек и обломков.

Наверх шла узкая деревянная лестница. Ее ступени, расположенные очень близко друг к другу, были весьма неудобны для человеческих ног.

Хатч настроила сканер, чтобы все запечатлеть, повесила его на шею и пролезла в раму. Голову пришлось пригнуть. Пол казался прочным. Скрытый слоем снега и земли, он был сделан из толстых досок. Хатчинс изучила стенную штукатурку, местами осыпавшуюся, грязную и испещренную какими-то отверстиями. На стене она увидела несколько рядов полок.

Потолок был заметно ниже двух метров. Иными словами, недостаточно высоким, чтобы Хатч могла выпрямиться в полный рост.

Она заглянула в другую комнату, туда, где находилась лестница, и увидела далее третье помещение.

Очевидно, лестница вела на верх башни. И вниз на несколько этажей. Она была изготовлена из дерева.

Хатч сделала знак остальным: входите.

Чианг ударился головой о потолок. Посыпалась пыль.

В верхних и нижних помещениях тоже было по окну, с виду таких же, как и находящееся на уровне земли, вот только выходили все они в разные стороны.

Исследователи поднялись еще на один уровень. Все двигались скрючившись, чтобы не набить шишек.

– Марсель оказался прав насчет этих людей, – пробормотала Келли. – Они были меньше самого низенького человека.

После первичного осмотра люди вернулись к посадочному модулю, и Хатч распределила инструменты: светящийся шнур и мел, чтобы отмечать места, где были сделаны находки; линейки и лампы, баллончики со сжатым воздухом, чтобы сдувать пыль, и тому подобное – все, о чем она сумела вспомнить. Она сказала группе, что если кто-нибудь наткнется на любую необычную находку, пусть сразу сообщает ей. Вообще, пусть ставят в известность обо всем, что сочтут нестандартным.

Когда вовсю разгорелся день, они разбрелись по башне. Побывали на восьми этажах над землей. Внизу насчитали еще шесть уровней. На самом верху башни помещалась единственная комната с на удивление высоким потолком, где все, кроме Чианга, смогли стоять во весь рост. Там исследователи обнаружили крюк и нашли на полу два предмета. Один мог оказаться звеном цепи. Другой – сломанной деревянной треногой.

– И что ты думаешь по этому поводу? – спросила Тони.

– Наверное, этим пользовались, чтобы точить топоры, – предположила Келли. – Смотри: кладешь сюда камень…

На каждом этаже имелась закопченная ниша – скорее всего, бывший очаг. Ко всему прочему на самом нижнем этаже сооружения нашлась дверь, ведущая на север. Вероятно, в город. Она была закрыта, заметно деформирована и никак не поддавалась. Они решили сначала завершить изучение здания, а уж затем разбираться с ней.

Комнаты были почти пусты: кресло, которое можно было назвать игрушечным, плоский кусок дерева, некогда, видимо, служивший столешницей, кучка тряпок, один ботинок и еще обломки чего-то, настолько разрушенного, что просто нереально было представить его назначение.

Ботинок был очень маленький, словно его тачали для эльфа.

Однако «столешница» стала открытием.

– На ней гравировка, – произнес Чианг.

Надпись практически стерлась, и ее почти невозможно было разобрать. Даже Хатч не могла понять, что это: какие-то условные обозначения предметов, просто геометрические фигуры, пиктограммы или буквы.

Треногу также украшала гравировка. И тоже до того стертая, что нельзя было и надеяться уловить ее смысл. Они внимательно изучали треногу, когда их раздумья прервал голос Марселя:

– Мы только что получили сообщение из Академии. Полагаю, тебе будет интересно узнать, как они назвали это место.

– В самом деле? Как?

– Точка Бербеджа.

– Они назвали его в честь Бербеджа?

Этот сенатор всегда считался в Академии примером того, как не нужно управлять финансовыми фондами.

– Ну да.

– Господи! Может быть, они пытались этим что-то сказать?

– Вряд ли. Мне кажется, это они так заискивают.

– У тебя что-нибудь еще, Марсель?

– Да. Аналитики просмотрели снимки на предмет оставшихся городов. Сейчас мы обнаружили девять, большинство под толщей льда, все погребено. Кстати, у них есть защитные и оборонительные сооружения. Стены.

– Эта запирается.

– Ага. Примитивная цивилизация. Впрочем, есть одно исключение. Одно сооружение без ограды, но оно на острове. Вот «академики» и называют их именами тех, кто, с их точки зрения, дает им или добывает для них деньги. У нас теперь есть Блицберг, Корман-сити, Кэмпбеллвилль…

– Ты шутишь?