Текст книги "Чинди"

Джек Макдевит
Чинди

Посвящаю Сьюзан и Харлану

Автор выражает признательность: Дэвиду Л. Доусону, доктору медицины из НАСА, и Уолтеру Квирли за техническую помощь; Холи Макклу за чинди; Кристоферу Шеллингу за соответствие титулам; Ральфу Вичинансе за то, что всегда оказывался на месте; Саре и Бобу Швагер за их работу над рукописью. Сюзан Эллисон и Джинджер Бьюкенен, всегда указывавшим верный путь, и, как всегда, Морин.

Не пользуйтесь сплавным деревом для добычи огня, потому что чинди может сбросить этот огонь в море и при свете его будет выслеживать вас.

Табу индейцев племени навахо

В ночных лесах,

За краем света,

Деревья вечно зеленеют.

Айви Хамон. Избранные поэмы. 2114

Мы по-прежнему собираемся вокруг костров, рассказывая друг другу различные истории, задаваясь вопросом, а что же происходит там, в темноте. И по-прежнему так и не знаем этого. По-прежнему не можем заглянуть за пределы бледного ореола мерцающего света.

Спенсер Эббот. Передача гармоний. 2201

Рвущиеся из Вавилона и Ура,

Из Афин, Александрии и Рима

Голоса тысяч поколений

Тревожат и

Понуждают нас…

Тайа Косанна. Долгий взгляд. 2044

Пролог
2220, июнь

Я не знаю, кем именно кажусь миру; но сам себе всегда представляюсь всего-навсего маленьким мальчиком, который играет на морском берегу и время от времени развлекается тем, что отыскивает особенно плоскую гальку или особенно красивые раковины, в то время как великий океан истины лежит неоткрытым прямо перед ним – передо мной.

Исаак Ньютон. 1725

Когда «Бенджамин Л. Мартин», или для его капитана и пассажиров просто «Бенни», вошел в учебники истории, он находился на границе исследованной территории, на орбите вокруг нейтронной звезды, значащейся в каталоге под номером VV651107.

Командовал «Бенни» Майкл Ленгли, в прошлом шесть раз женатый, отец троих детей, излечившийся наркоман, некогда студент-теолог, актер-любитель, непрофессиональный музыкант и адвокат, лишенный практики. Порой казалось, что Ленгли «прожил» с полдюжины самых разных жизней, но, разумеется, особой заслуги в этом не было: долгожители, разменявшие вторую, а то и третью сотню лет, давно никого не удивляли.

Находившийся на борту отряд исследователей состоял из одиннадцати ученых разного профиля: физиков, геологов, планетологов, климатологов и специалистов в нескольких более загадочных областях. Подобно всем работникам Академии, они чрезвычайно серьезно относились к своей работе: измеряли, зондировали, регистрировали температуру всех доступных планет, спутников, звезд или пылевых облаков. И, конечно, особенно предпочитали работать с аномалиями (когда удавалось их отыскать). Ленгли понимал, что это безрассудная игра: если бы кто-нибудь из них провел в пограничной зоне столько, сколько провел он, то наверняка все, что они считали странным, замечательным или «ни в какие ворота», произошло бы тысячи раз на протяжении нескольких дюжин световых лет. Вселенная была до бесконечности повторяющейся. И в ней не существовало аномалий.

Взять, к примеру, вот эту нейтронную звезду. Она походила на серый бильярдный шар – или походила бы, если заставить ее светиться. Была лишь несколько километров в поперечнике, по размерам чуть меньше Манхеттена, но массой в несколько раз превосходила Солнце. Имела такую плотность, что искажала пространство и время, отклоняла проходящий мимо свет других звезд, размывая его в гало. И устраивала разрушительные игры с часами и другими системами «Бенни», порой заставляя их «бежать» в обратную сторону. Гравитация на ее поверхности была столь высока, что Ленгли, сумей он приземлиться там, весил бы около восьми миллиардов тонн.

– Обутый или босиком? – спросил он астрофизика, который представил ему расчеты.

Несмотря на столь необычайные параметры объекта, в ближайших его окрестностях существовало по меньшей мере еще с полдюжины подобных. В действительности поблизости «плавало» множество мертвых звезд. Никто не обращал на них внимания, потому что они не производили никакого типичного «шума» и были почти невидимы.

– Что и делает это место интересным, – объяснила ему Ава, – особенно если принять во внимание, что вот эта звезда собирается столкнуться с вон той. – Она постучала пальцем по экрану, но Ленгли все равно не понял, о какой именно звезде речь. – У нее четырнадцать планет, ей около девяти миллиардов лет, но этот монстр собирается все разметать. И, скорее всего, вдобавок разрушит солнце.

Ленгли уже слышал все это несколькими днями ранее. Но знал, что на его веку ничего подобного не случится.

Ава Экарт была одной из немногих на корабле, кто жил, похоже, не только своей профессией. Эта чернокожая женщина, очень привлекательная, педантичная, приятная в общении, любительница танцев, получала удовольствие от бесед о работе, но обладала редкой способностью вести их на языке, понятном непрофессионалу.

– Когда? – спросил Ленгли. – Когда все это должно произойти?

– Примерно в ближайшие семнадцать тысяч лет.

Ну, опять за свое. Нужно набраться терпения.

– А вы не можете ждать?

В ее темных глазах заплясали огоньки.

– Считайте, что угадали, – сказала Ава. И ее внутренний огонь угас. – Главная проблема пребывания здесь в том, что все интересное всегда происходит в жутко неудобном для нас временном масштабе… – Она взяла две кружки.

Может быть, он тоже хочет кофе?

– Нет, – запротестовал он. – Спасибо, но я и так уже целый день только за счет этого сохраняю бодрость.

Ава улыбнулась, налила себе кофе и опустилась в кресло.

– И все-таки, – созналась она, – мне хотелось бы быть здесь, когда это случится. Увидеть нечто такое…

– Через семнадцать тысяч лет? Ну-ну…

– Ну да, ну да. – Она по-прежнему оставалась задумчивой. – Но даже если прожить достаточно долго и дождаться, потребуется еще несколько тысяч лет, чтобы наблюдать за самим процессом. Как минимум.

– Вот почему мы занимаемся моделированием?

– Но это все не то, – заявила Ава. – Это совсем не то, что находиться непосредственно на месте событий. – Она тряхнула головой. – И даже будучи здесь, мы слишком ограничены в своих возможностях. Возьмем для примера звезду. – Она имела в виду небесное тело «одиннадцать ноль семь», по орбите вокруг которого они сейчас вращались. – Мы здесь, но не можем подойти достаточно близко, чтобы как следует рассмотреть ее.

Ленгли указал на крупное изображение на экране.

– Я имею в виду, по-настоящему рассмотреть ее, – продолжила Ава. – Пройтись по поверхности. Заставить ее хоть немного светить.

– Прогуляться по ней.

– Да! – Ава не сумела скрыть воодушевления. Одета она была в зеленые шорты и белый свитер с надписью «Университет Огайо». – Ведь антигравитацию мы уже смогли освоить. Но здесь требуется улучшенный генератор.

– Очень-очень улучшенный.

Обращаясь с экрана, система ИИ, искусственного интеллекта корабля, обычно использовала изображение Ахава. Как и все подобные системы на исследовательских кораблях, искусственный интеллект откликался на имя Билл.

Непреклонный, будто стальной, взгляд суровых глаз, небольшие бачки и раздуваемый ветром черный рубчатый свитер были слишком хорошо знакомы Ленгли, чтобы тут же привлечь его внимание. Пассажиров при появлении Ахава обычно охватывала тревога. Обладай Билл самосознанием (которого, по заверениям его создателей, был лишен), Ленгли наверняка бы думал, что его забавляют их переживания.

– Капитан, – сказал Билл. – Мы встретились с неожиданно любопытным феноменом.

Это было необычное замечание. Как правило, Билл лишь сбрасывал информацию, не позволяя себе ее тенденциозной «подачи».

– Что это значит, Билл?

– Сейчас все уже закончилось. Однако ранее имели место радиосигналы неприродного происхождения.

– Радиопередача?

– Да. На частоте 8,4 гигагерц.

– Содержание передачи? Кто и откуда вел ее?

Бегающий по сторонам взгляд замер.

– Не могу ответить на эти вопросы, капитан. Я не распознал ни язык, ни систему.

Ленгли и Ава переглянулись. Они были очень далеко от дома. И больше здесь никого не было.

– Сигнал был направленный, – добавил Билл.

– Не рассеянный?

– Нет. Мы прошли через него несколько минут назад.

– А ты сумел разобрать вообще хоть что-то, Билл?

– Нет. Но сигнал был явно искусственного происхождения. Отрицать это было бы неразумно.

Ава не сводила глаз со звездной карты на экране, как будто ожидала увидеть там нечто удивительное.

– Какой, по-твоему, уровень достоверности этого, Билл? – спросила она.

– Девяносто девять и восемь, при стандартных методах оценке.

На одном из вспомогательных экранов побежали строки символов.

– Вот как это выглядит. Я заменил повторяющиеся формы импульсов символами.

Капитан самих форм импульсов не видел, но принял утверждение Билла без возражений.

– Ты хочешь сказать, Билл, что здесь есть другой корабль?

– Я говорю только, что был сигнал.

– Откуда он шел и куда направлен? – спросила Ава.

– Не могу утверждать точно. Но, похоже, он берет начало около «одиннадцать ноль семь». В районе нейтронной звезды. Предполагаю, на орбите возле нее что-то есть. Мы прошли через сигнал слишком быстро, чтобы запеленговать его.

Ленгли нахмурился, глядя на экран. Он наблюдал за пробегающими символами, пока они не замерли.

– Вот вся передача, – сообщил Билл. – Хотите, чтобы я повторил запись?

Ленгли взглянул на Аву. Та отрицательно покачала головой.

Ленгли посмотрел на изображение ИИ. Осунувшееся усталое лицо. Мрачная важная персона – тот облик, который Билл принимает, когда что-то случается.

– Билл, мы можем снова отыскать этот сигнал?

ИИ колебался.

– Направленный сигнал?.. Если предположить, что он исходит с более низкой орбиты, чем наша, то стоило бы подождать, пока мы вновь не пересечемся.

– Сколько это может занять времени?

– Нет полноты данных.

– Предположи.

– Вероятно, несколько месяцев.

Ленгли просто не верил в происходящее. Только не здесь. Вероятнее всего, это ложный сигнал, пришедший откуда-то еще.

– Можешь ты как-нибудь оценить местоположение источника, Билл?

– Нет, капитан. Для этого необходимо второй раз засечь этот сигнал.

Ленгли пристально посмотрел на Аву.

– Это попросту какой-то сбой. Нечто подобное время от времени случается. Помехи в системе.

– Может быть, – проговорила она.

– Билл, запусти диагностику. Посмотри, нет ли какой-нибудь внутренней неисправности, которую можно было бы принять за радиоперехват.

– Я уже проделал это, капитан. Все системы, похоже, в порядке.

Ава чуть прищурилась, словно внимательно куда-то вглядывалась.

– Давай разберемся с этим с помощью Пита. – Пит Дамон руководил программой исследований и считался лучшим из физиков. В значительной степени – благодаря своей работе ведущим научно-популярных выпусков «Всеобщих новостей», которые сделали очень много для того, чтобы добиться экономической поддержки организаций, подобных Академии, хотя и были причиной зависти многих коллег Пита.

Ленгли слышал голоса за спиной – пассажиры были заняты текущими экспериментами. Хотя возраст объекта «одиннадцать ноль семь» составлял лишь двести миллионов лет, эта нейтронная звезда образовалась более двух миллиардов лет назад. Когда Ава попыталась объяснить, как это возможно, почему у самого «дна» гравитационного поля объекта время идет гораздо медленнее, чем здесь, в менее «сдавленной» части Вселенной, рассудок капитана отказывался даже пытаться осознать эту идею. Разумеется, Ленгли не сомневался, что все это именно так, но попытки задуматься над подобными вопросами вызывали у него головную боль.

Ава включила один из вспомогательных экранов, вызвала Пита и вступила с физиком в торопливый диалог. Посмотрев на свои экраны, Пит нахмурился и покачал головой.

– Такое невозможно, – заявил он.

– Вы полагаете, это следует проигнорировать? – спросила Ава.

Очередной взгляд на экраны. Пара фраз, брошенных в сторону фигур, скрывающихся в темноте. Мелькание пальцев на клавиатуре.

– Нет, – сказал он. – Сейчас я поднимусь.

Захлопали, открываясь и закрываясь, люки кают. Ленгли услышал шаги и возбужденные голоса.

– Похоже, ты расшевелила аборигенов, Ава, – сказал он.

Она выглядела довольной.

– Кто бы сомневался.

На мостике появились несколько человек. Пит. Рик Стокард, канадец. Хэл Паквуд, который впервые отправился в долгий рейс и сводил всех с ума бесконечными разговорами о том, как его восхищает все вокруг. Мириам Кэпп, которая занималась экспериментами, связанными со временем. И еще двое или трое. Все тяжело дышали.

– Где источник сигнала? – Этот вопрос звучал со всех сторон. – Мы действительно что-то слышали?

– Мы все еще принимаем его?

– Господи, Майкл, – воскликнула Тора Кавалла, астрофизик с неутолимым сексуальным аппетитом, – мы уже смогли установить источник? Ты считаешь, там кто-то может быть?

– Да – мы, – сказал Ленгли.

Он обращал мало внимания на Тору. Ее поведение раскалывало экипаж, вдобавок она, похоже, думала, что окружена сплошь идиотами. Такое отношение к окружающим могло остаться незамеченным, скажем, в Калифорнийском технологическом. Но в замкнутой приятельской среде, перемещающейся на скоростях, превышающих скорость света, когда люди месяцами вынуждены жить бок о бок, Тора порождала атмосферу клаустрофобии и подозрительности.

– Разумеется, мы начеку. Но не ждите многого. Мы не имеем представления, где искать этот источник. А никакое сканирование вблизи этой груды железа не внушает доверия. Гравитация безнадежно исказит данные.

– Продолжайте слежение, – произнес Паквуд таким тоном, будто они уже отвечали за это.

– А нет ли других, правдоподобных объяснений? – спросила Тора. Она нахмурила широкие светлые брови. Астрофизик была по-настоящему заинтригована этим событием.

– Никогда нельзя сбрасывать со счетов неисправность оборудования. Но Билл говорит, что все в порядке.

Тора бросила быстрый взгляд на Пита. Ее серые глаза упрашивали его переориентировать работу экспедиции на охоту за этим сигналом.

– Мы никак не можем, – заявил Пит, – запросто отмахнуться от этого, пока не представляем, чем именно вызвана эта передача.

Он был высок, длинноног, внушителен и серьезен. Его плутоватые глаза неизменно внушали мысль о том, что он что-то скрывает. Ленгли подумал: «Пит напоминает очень довольного собой карманника». Но физик всегда держал слово. И ему всегда можно было верить.

– Так что же на самом деле вы получили, Майк? – осведомился он.

– Это был одноразовый перехват. Билл не предоставил нам никаких данных, кроме самого факта.

– Можно прослушать запись? – поинтересовался Паквуд.

– Билл, – приказал Ленгли, – запусти запись. На этот раз со звуком.

Запись длилась около двух секунд: серия коротких резких и высоких звуков и закорючки на экране.

– Мы можем прочитать любые из них? – спросил Пит.

– Нет, – ответил Ленгли. – Нулевой вариант.

Члены исследовательской команды очень серьезно переглянулись друг с другом. Появились еще двое участников.

– Это должно означать, что где-то здесь есть еще один корабль, – сказал Пит. – Или какой-то орбитальный аппарат.

– Но никого из наших здесь нет, – сообщила спокойная, очень молодая женщина-техник, только вошедшая в отсек. Ее звали Ванда. – Я проверила, дважды.

Пит кивнул.

– А что здесь делать еще кому-то? – удивилась Тора.

– Мы же здесь, – возразил Ленгли.

Тора покачала головой.

– Но ведь датчики ничего не уловили?

Ленгли только что проверил панель состояний. Но теперь сделал это еще раз. По-прежнему все спокойно.

– Если бы там что-то было, – заметил Стокард, – я думаю, мы увидели бы это. – Он держался грубовато и напористо. Человек, который в другое время выбрал бы карьеру военного.

– Ну, – сказал Паквуд, – в местах вроде этого условия частенько бывают весьма странными. Пространство свертывается, время внутри и снаружи искажается очень значительно. И по-прежнему…

– А почему бы нам не развернуться и не пройти там вновь? – проговорил Пит. – Поискать тот самый район?

– Невозможно. У нас нет излишков топлива на полный разворот. Если вы хотите возвратиться в ту самую точку, вам придется ждать, пока мы не завершим полный оборот.

– Долго ждать?

– Несколько месяцев.

Все посмотрели на капитана, но он ничем не мог помочь. Ленгли никогда не пытался сделать нечто экстраординарное. Он водил корабли Академии в дальний космос на протяжении почти сорока лет и доподлинно знал о нейтронных звездах одно: никто другой еще ни разу не крутился около них.

С тех самых пор, как исследователи стали совершать дальние путешествия, используя сверхсветовые скорости, они нашли только одну внеземную цивилизацию, если ее так можно назвать. Обитатели планеты Нок прошли путь развития длиной примерно в четырнадцать тысяч лет, но только сейчас оказались на этапе завершения промышленной революции. Для этого, несомненно, было много разного рода причин, и они постоянно вели войны друг с другом.

В ряде других мест обнаружились сплошные руины. Что хочешь, то и делай. Ленгли сам видел около тысячи подобных Земле миров, и среди них не нашлось и тридцати, где существовала бы хоть какая-то жизнь. А две трети найденных форм жизни были одноклеточными.

Нет. Что бы ни перехватил (или думал, что перехватил) Билл, это не могло объясняться присутствием чужого корабля с экипажем пришельцев. Но понять восторг пассажиров было очень легко.

– Какие соображения, капитан? – спросил Пит после долгих колебаний. – Вы можете провести диагностику, чтобы определить истинность перехвата?

– Уже сделано. Билл нигде не обнаружил никаких сбоев.

Но, разумеется, в таком случае работа самого Билла оказывалась под вопросом….

– Хорошо. Что еще мы могли бы сделать?

– Произвести реконфигурацию спутников и перезапустить их, чтобы они вели поиск источника. После этого мы вернемся к выполнению своей миссии. И по ее завершении отправимся домой.

Пита не обрадовала подобная стратегия.

– А что со спутниками?

– Если они что-то найдут, они передадут результаты.

– Вы по-прежнему думаете, что это такой долгий процесс?

– Прошу прощения, Пит, но более легкого способа практически не существует.

– Сколько же потребуется спутников?

Их оставалось только семь. Он собирался пожертвовать несколькими частями программы.

– Чем больше мы их запустим в том направлении, тем больше шансов получить результат.

– Тогда так и сделаем, – сказал Пит. – Запустите их все. Ну, может быть, оставьте парочку.

1
2224, июнь

Люди склонны верить, что счастье в равной степени плод таланта, упорного труда и настоящей удачи. Трудно отрицать роль труда и везения. Что же касается таланта, я бы заметил, что это, главным образом, способность правильно выбрать момент, чтобы вмешаться.

Гарун аль Монидес. Размышления. 2116

Присцилла Хатчинс не относилась к тем женщинам, которые легко увлекались, но во время памятных событий у Протея она была очень близка к тому, чтобы пасть жертвой гибельной страсти к Пастору Броули. Не из-за его приятной наружности, хотя Бог свидетель, он был невероятно обаятелен. И не из-за родства душ. За эти два качества она и любила его. Но если расспросить ее с пристрастием, она бы, вероятно, сказала, что существует еще одна причина – его тактичность.

Разумеется, на самом деле пастором он не был, а, согласно легенде, происходил из старинного рода баптистов-огнепоклонников. Хатч знала его как случайного соседа по столу за обедом и просто как человека, с которым иногда сталкивалась в дверях Академии. Возможно, поэтому более веской причиной был голос среди пустоты космоса и одиночества, которое охватывало ее во время бесконечных полетов на «Сиренити», «Глори Пойнт» и «Фарвей». Броули был из тех редких людей, с которыми можно молчать и тем не менее чувствовать себя уютно.

Главное, он оказался в нужном месте, когда она отчаянно нуждалась в нем. И заметьте, не для того, чтобы спасти ей жизнь. Сама Присцилла в тот момент не подвергалась реальной опасности. Но Пастор снял с нее бремя страшного решения.

Дело было так: Хатч на корабле Академии «Уайлдсайд» выполняла рейс до станции «Ренессанс», находившейся на орбите Протея – гигантского водородного облака, которое в течение миллионов лет сжималось и в конечном счете должно было стать звездой. Его ядро бешено пылало, подверженное огромному сжатию, но вспышка ядерной реакции пока не наблюдалась. Вот почему станция помещалась именно там. Чтобы следить, как любил говорить Лоуренс Даймен, за процессом. Но были и такие, кто, считая станцию «Ренессанс» уязвимой, а процесс непредсказуемым, пытались закрыть ее и отослать назад персонал. Да, это было не то место, куда стремилась бы попасть Хатч.

Внутри облака дул незатихающий ветер. Почти в сутках полета от него Хатч прислушивалась к его вою и попыткам «ухватить» корабль. Она пыталась сосредоточить внимание на легком завтраке из поджаренного хлеба и фруктов, когда заметила первые признаки того, что должно произойти.

– Большой выброс энергии, – сообщил Билл. – Гигантский, – добавил он. – За пределами шкалы.

В отличие от своего «сородича», ИИ корабля «Бенджамин Мартин», здешний Билл был приспособлен к широкому диапазону внешних воздействий и использовал все свои наиболее достоверные ощущения, чтобы порадовать, внушить беспокойство или пригрозить, в зависимости от своего расположения духа. Теоретически, он был запрограммирован на такое «поведение», чтобы обеспечить капитана подлинным «товарищем» на время долгих полетов. Иначе Хатч была бы на корабле одна-одинешенька.

Сейчас Билл походил на любвеобильного дядюшку, который, однако, склонен выпить лишку и придерживается вполне очевидного взгляда на женщин.

– Ты считаешь, мы должны срочно эвакуировать их? – спросила она.

– У меня недостаточно данных, чтобы произвести положительную оценку, – сказал он. – Но думаю, нет. Я хочу сказать, что это небесное тело находится здесь уже давно. Несомненно, оно вряд ли разлетится на куски при нашем появлении.

Подходящая надпись для надгробья, если будет, на что его поставить.

Разумеется, они не могли заметить эти выбросы энергии без сенсорных датчиков. Разве можно было бы разглядеть здесь хоть что-то без датчиков? Светящийся туман, сквозь который двигался «Уайлдсайд», ограничивал зону визуального наблюдения тридцатью километрами.

Это был водород, подсвеченный пламенем ядра. На экранах Присциллы Протей нелегко было бы отличить от настоящей звезды, не будь фонтанов-близнецов, бьющих из его полюсов.

Хатч смотрела на изображение: обширные выплески плазмы, катящиеся сквозь облака, истинный ад, источник куда больших волнений и тревог, чем поведение обычной звезды – возможно потому, что не имел прогнозируемого пика, а, казалось, собирался заполнить собой всю Вселенную.

Когда рассматриваешь это облако со стороны, полюсные фонтаны-выбросы придают ему чрезвычайно элегантный вид, хоть сейчас в Сорбонну, а лучи, образованные не вполне стабильными заряженными частицами, казалось, вырывались из космического маяка, который произвольно менял свое положение на скалистых утесах. Станцию «Ренессанс» разместили на экваториальной орбите этого облака, желая изучить возможное влияние случайного взрыва на электронные устройства.

– Когда ожидается вмешательство в процесс ядерной реакции? – спросила Хатч.

– Вероятно, уж никак не в ближайшее тысячелетие, – сказал Билл.

– Должно быть, эти люди сошли с ума – сидя здесь в таком густом тумане!

– Несомненно, за последние сорок восемь часов условия значительно ухудшились. – Билл с привычным самодовольством бросил в ее сторону снисходительный взгляд и дал справку: – Здесь говорится, что они устроены весьма комфортно. Бассейны, теннисные корты, парки. И даже уединение на морском берегу.

Будь Протей центром Солнечной системы, легкая дымка над его внешним краем наверняка поглотила бы Венеру. Ну, может быть, поглотила – не слишком удачное слово. Скрыла бы от глаз – так, может быть, вернее. В конце концов, когда давление достигнет критического значения, запустится ядерная реакция, и внешняя, водородная, вуаль окажется отброшена, а Протей превратится в звезду класса G, возможно, чуть более массивную, чем Солнце.

– Да разве дело в том, сколько у них там парков, если объект проявляет нестабильность!

ИИ дал Хатч понять, что нисколько не одобряет ее точку зрения.

– Случаи проявления простейшими звездами класса G нестабильности неизвестны. Такой объект подвержен случайным бурям, что мы сейчас и видим. Думаю, ты напрасно беспокоишься.

– Может быть. Но если такая «погода» считается здесь нормальной, мне бы не хотелось оказаться поблизости, когда грянет настоящая буря.

– Мне и самому не хотелось бы. Но если положение начнет меняться, пока мы еще здесь, нужно быть готовыми с достаточной легкостью избежать проблем.

Будем надеяться.

«Такое событие невероятно», – уверял ее офицер-диспетчер. (Он явно злоупотреблял этим словом.) Протей как раз сейчас проходит период «тарахтения» перед заводкой двигателя. Это нормально. И причин для беспокойства нет, Хатчинс. Ты находишься здесь всего лишь как фактор безопасности.

Хатч была на «Сиренити», собиралась встать на ремонт, когда пришел вызов. Лоуренс Даймен, начальник станции «Ренессанс», тот самый Даймен, который всего пару месяцев назад утверждал, что Протей надежен, как Солнце, и настаивал на том, чтобы, вопреки совету нескольких уважаемых людей из Академии, оставить все как есть, теперь требовал подстраховки. Так что давайте пошлем старушку Хатчинс посидеть на вулкане.

И вот она здесь. С инструкциями быть в постоянной готовности, помогать Даймену, а в случае возникновения проблем следить за тем, чтобы спаслись все участники экспедиции. Хотя никаких проблем быть не должно. В смысле, все они специалисты по простейшим звездам и утверждают, что дела идут прекрасно. А страховка нужна лишь на всякий случай.

Она проверила список. Тридцать три члена экипажа станции, личный состав и исследователи-практики, в том числе трое студентов-выпускников.

Соберись они все бежать, на «Уайлдсайде» стало бы тесновато. На корабле было место на тридцать одного человека плюс пилота, но вполне можно раза в два уплотнить отсек-другой, а также были дополнительные койки, которые потребуются при перегрузках.

Это было временное задание – Академия обещала подогнать с Земли «Лакран», который сейчас серьезно ремонтировался, чтобы лучше выдержать здешние условия (фактически оснащался броней), а через несколько недель должен был заменить суденышко Хатч как постоянный эвакуационный корабль.

– Хатч, – сказал Билл. – Входящее сообщение. С «Ренессанса».

Она уже была на мостике, где проводила большую часть времени, когда летала на почти пустом корабле.

– Переключай их сюда, – приказала она. – Пора бы познакомиться.

Ее ждал приятный сюрприз. Она поймала себя на том, что не отрываясь глазеет на привлекательного молодого техника с каштановыми волосами и блестящими глазами, который во время прямого и обратного прохождения сигнала смотрел на нее с пьянящей улыбкой. На нем были белые облегающие брюки, и Хатч поневоле подавила вздох. Черт возьми. Слишком долго она была одна.

– Привет, «Уайлдсайд», – проговорил техник. – Добро пожаловать на Протей.

– Привет, «Ренессанс». – Она сдержала улыбку. Задержка при обмене сигналами составляла чуть больше минуты.

– С вами хочет поговорить доктор Харпер. – Юноша уступил место высокой смуглой женщине, явно привыкшей давать указания. Хатч узнала Мэри Харпер, которую помнила по видеорепортажам. Говорила Мэри четко, не мямлила и смотрела на Хатч, как на задержавшегося с ленчем посыльного. В течение всей долгой битвы Харпер стояла плечом к плечу с Дайменом, препятствуя закрытию станции.

– Капитан Хатчинс? Мы рады, что вы здесь. Зная, что есть находящийся в готовности корабль, все мы чувствуем себя чуть более уверенно. На всякий случай.

– Рада быть вам полезной, – произнесла Хатч.

Харпер слегка смягчила тон.

– Я понимаю, вас отозвали сюда, когда вы направлялись домой, и просто хочу, чтобы вы знали, как высоко мы ценим то, что вы прибыли сюда по первому требованию. Вероятно, в этом не было особой нужды, но мы подумали, что предусмотрительность не повредит.

– Разумеется.

Харпер начала говорить что-то еще, но передачу оборвала пронесшаяся буря. Билл попробовал переключать каналы и нашел один работающий.

– Когда вас можно ожидать? – спросила Мэри.

– Завтра утром, около шести.

Харпер беспокоилась, но пыталась скрыть это за холодной улыбкой, с которой она ждала, пока ответ Хатч дойдет до нее. Услышав его, она кивнула, и Хатч готова была поклясться, что эта женщина тайком продолжает считать про себя.

– Хорошо, – сказала Мэри с показной веселостью. – Мы вас встретим.

«На этот раз мы высаживаем не так много гостей», – подумала Хатч.

Станция регулярно готовила для «Сиренити» отчеты, содержавшие сведения о температуре на различных уровнях атмосферы, оценку степеней сжатия и плотности облака и множество других подробностей.

«Уайлдсайд» дрейфовал в гиперкоммуникационном потоке данных между «Ренессансом» и «Сиренити» и, следовательно, мог в течение нескольких минут принимать эти передачи. Хатч наблюдала за числами, покрывавшими рябью с полдюжины экранов, и за случайными периодами анализа сигнала, который осуществлял ИИ «Ренессанса». И ничего не понимала. Температура ядра и скорость ветра были обычными метеоотчетами. Но, кроме этого, время от времени передавались изображения простейшей звезды, залегающей в самом центре облака.

– Насколько они правы в том, – задала она вопрос Биллу, – что до начала ядерной реакции еще тысяча лет?

– Сейчас они не высказывают такого мнения, – отозвался Билл. – Но, насколько я понимаю, есть вероятность того, что механизм ядерной реакции уже запущен. Собственно, процесс мог начаться около двухсот лет назад.

– А они могут не знать об этом?

– Нет.

– Я всегда считала, что, когда процесс начинается, обычно это сопровождается мощнейшим взрывом.

– Нет. Происходит следующее. Звезда после своего рождения несколько веков будет сжиматься. Она изменит цвет на желтый или белый. И значительно сократится в размерах. Этот процесс не обязательно приводит к взрыву.

– Приятно слышать. Стало быть, эти люди еще не сидят на пороховой бочке.

Изображение дяди Билла улыбнулось. Он был одет в желтую рубашку с расстегнутым воротником, широкие синие брюки и комнатные тапки.

– На пороховой – точно не сидят.

Корабль вышел из потока данных, и сигнал исчез.

Хатч скучала. Прошло около шести дней с тех пор, как она покинула «Сиренити», и она тосковала по обществу. Ей очень редко доводилось путешествовать без пассажиров, и ей это не нравилось. Тогда ей приходилось убеждать Билла, который заранее знал, когда она затоскует, что он ни при чем. Вот и сейчас она произнесла:

– Это не потому, что ты плохой товарищ.

Изображение мигнуло и исчезло, чтобы мгновенно смениться эмблемой «Уайлдсайда»: орел, парящий рядом с полной луной.