Текст книги "Чинди"

– Тебе нужна помощь?

– Сам справлюсь.

Хатч услышала, как он пошевелился, как щелкнула крышка портативного компьютера, услышала шорох его одежды, а возможно, багажа. Наконец до нее донеслось мягкое шипение поля Фликингера, сформировавшегося, едва Тор активировал свой защитный костюм. В куполе погасли огни, открылся люк, и Кирби вошел во внутреннее пространство. Появилось изображение. Он взглянул на нее и помахал рукой.

Ну кто бы мог подумать? Хатч несколько лет назад попрощалась с ним и испытала настоящее потрясение, когда он покачал головой и заявил: «Жаль, что она так это воспринимаешь». После чего просто исчез из ее жизни. Этот человек отказался от нее очень легко.

Тогда ее гордость была уязвлена, но, пожалуй, оно и к лучшему. А теперь, разумеется, он снова оказался рядом.

Хатч помахала в ответ. Тор был в серой рубашке с вышитым на груди драконом, шортах цвета хаки и теннисных туфлях. Он не менялся.

Тор вел себя с ней до того осторожно, что она испытывала сомнения по поводу его чувств. Однажды снежным вечером в ресторане «Карлайль» на Потомаке (странно, как это она запомнила все мелочи), Хатч пришла к выводу, что он влюблен в нее. Она осознала, что это так, несмотря на все попытки Тора скрыть истину, – и испугалась. Пора уходить. Ее ждал звездный танец. Она успела на грузовой рейс до «Колеса».

И вот теперь он здесь. Тор Виндерваль. Ее Тор.

– Подведи нас поближе, Билл, – приказала Хатч. – Опускай и ставь на землю грузовой воздушный шлюз.

Когда приземлился посадочный модуль, Тор перетаскивал из купола свое оборудование, баллоны с водой и воздухом. Хатч активировала собственный костюм и, испытывая сложные чувства, вышла наружу.

Выглядел Тор хорошо. Он неуверенно улыбнулся ей, и как будто целые годы исчезли, а раскинувшиеся над ними гигантские кольца смело прочь, и Хатч с Тором вновь оказались на берегу Потомака.

– Приятно видеть тебя, Хатч, – сказал он. – Много времени прошло.

Глаза у него были голубые, черные волосы спадали на лоб. Теперь они были чуть длиннее, чем она помнила.

– Мне тоже приятно видеть тебя, Тор, – ответила она. На самом деле что-то изменилось – что-то в его поведении и в глазах. Она обратила внимание, что он идет, не выпуская из рук своих вещей и устремив взгляд в пространство, куда-то между ней и посадочным модулем.

Хатч готовилась оказаться в объятиях. Но Тор лишь коротко коснулся ее и поцеловал в щеку. Поле Фликингера отозвалось на касание его губ вспышкой.

– Никак не ожидал встретить тебя здесь, – проговорил он.

– Что это за смена фамилии, Тор?

– А кто купил бы картины у человека с фамилией Виндерваль?

– Например, я.

Он усмехнулся.

– Всего одну.

Хатч заметила среди его вещей мольберт.

Он проследил за ее взглядом.

– Да, вот почему я здесь, – заметил он. Он взял длинный тубус, открыл его и извлек холст. Затем он развернул его и поднял перед ней. Ему удалось точно изобразить на картине газовый гигант, зависший во всем его великолепии над лунным пейзажем. Небосвод был заполнен кольцами; в ночном небе плыли два спутника-луны, почти полные. На фоне окаймленной лентами планеты Хатч заметила силуэт сверхсветового корабля.

– Красиво, – сказала она. Тор далеко ушел от прежних прилизанных бесплодных пейзажей, которые когда-то показывал ей в Арлингтоне.

– Тебе нравится?

– О да, разумеется, Тор. Но как тебе удалось проделать такую работу? – Она оглянулась и осмотрела безвоздушные скалы. – Ты писал это, сидя внутри?

– Да нет. Я сидел вон там. – Он показал на валун, который мог служить как подставкой, так и местом для сидения.

– И при работе ничего не замерзало?

– Холст изготовлен из специальной ткани. Пастели же сделаны по особому рецепту: используя наименее летучие связующие вещества. – Он взглянул на свою картину, улыбнулся, очевидно, волне довольный, и убрал ее. – Работать здесь пастелью очень хорошо.

– Но зачем?

– Ты это серьезно?

– Конечно. Это же наверняка стоит целого состояния: добраться сюда и нарисовать картину?

– Деньги – не самоцель, Хатч. Больше не самоцель. Ты вообще-то представляешь, сколько это будет стоить, когда я вернусь?

– Ни малейшего понятия.

Он просто кивнул, как бы подтверждая, что сумма за пределами разумного.

– Уму непостижимо, что мы встретились в таком месте. – Он присел, обхватил руками колени. – Ты красива, как и прежде, Хатч.

– Спасибо. Кстати, поздравляю, Тор. Я рада за тебя.

Тор в зареве колец смотрелся довольно эффектно. Он вытащил пульт дистанционного управления, направил его на купол и нажал кнопку. Купол провис, свернулся и уменьшился до размеров обычного рюкзака. Они подхватили его вместе с баллонами воздуха и воды и перенесли в посадочный модуль.

Джордж и остальные уже ждали. Дальше Тору жали руку, смеялись, разливали выпивку, шумно обсуждали тот удивительный для них факт, что Тор и Хатч знакомы, без конца повторяли, как рады вновь видеть его, и наперебой рассказывали, как получилось, что они отправились за главным призом.

Тора просили показать работы, и он показывал, а все охали и ахали. Аликс с восхищением спросила, как он собирается назвать картину.

Этот вопрос ему должна была бы задать Хатч.

– «Ночной перелет», – ответил Тор.

7

…Что-то из удивительной и загадочной вселенной обязательно проявит себя.

М-р Микобер, персонаж романа «Давид Копперфильд». Чарльз Диккенс. 1850

В течение последней недели путешествия Тор не делал никаких попыток восстановить их отношения на прежней основе. Не было ни тайных улыбок, ни намеков, ни уединенных встреч в разных уголках корабля, где ей случалось бывать.

Тем не менее присутствие на борту бывшего «возлюбленного» меняло эмоциональный климат и создавало решительно неловкую ситуацию.

В первые два дня пребывания Тора на борту Хатч проводила с пассажирами куда меньше времени, ограничиваясь почти одним только пребыванием на мостике. Но, поскольку оказалось, что Тор старается не создавать проблем, она постепенно вернулась к обычному режиму.

В последние дни сближения с 1107 она провела достаточно времени в разговорах с Пастором. Ну, может быть, слово разговоры не вполне точно отражало суть их общения. Их разделяло расстояние в два световых часа, приходилось пользоваться гиперсвязью, и беседы состояли из длинных монологов и долгого ожидания и ничуть не напоминали обмен фразами с собеседником, сидящим в той же комнате. Даже имеющие многолетнюю практику всякий раз нервничали при таких переговорах.

Хатч давным-давно научилась понимать все возможные странности и несоответствия в такой беседе. Она умела выделять в разговоре наиболее значимое. То, что выражалось не в словах или их звучании, а скорее во взаимных сиюминутных реакциях людей. Это был и неожиданный блеск понимания в глазах, и поднятая рука – жест, сопровождавший требование дополнительных разъяснений, – и знаки одобрения, испуга или расположения, которые может вызывать определенная фраза. Что толку, например, сказать: «Мне хотелось бы проводить с тобой больше времени», обращаясь к неподвижному изображению, и ждать ответа час с лишним.

Поэтому Хатч не говорила ничего подобного, ничего личного. Ничего, что она не могла бы передать Пастору постепенно, используя его реакции как руководство и к своему поведению, и к ходу беседы. Ей нравился Пастор, нравился больше, чем все прочие, встреченные ею за долгие годы. Хатч наслаждалась, тратя часы на короткие разговоры с ним, когда рассказывала ему о прочитанном и о том, в каком восторге сейчас, когда они так близко подошли к 1107, все пассажиры.

Такое общение поначалу было нечастым, может быть, пара бесед в день, и сосредоточивалось, главным образом, на экспедиции: воодушевление контактеров Пастора было до мелочей схоже с отчаянием ее собственных пассажиров. В группу на «Кондоре» входило десять человек: шестеро мужчин и четыре женщины. Пять работников акционерной компании, один председатель Всемирного продовольственного фонда, два президента университетов. Еще один был известным католическим епископом, который получил признание после того, как затеял полемику с Ватиканом. И еще с ними летел знаменитый комик Гарри Брубейкер.

– Гарри, – сказал Пастор, – заявил, что он всего лишь занимается сбором материала.

Его группа сделала упор на другом. Не имея желания выискивать всякие обломки оборудования, они лелеяли слабую надежду, что планетная система в точке «B» – место обитания вполне развитой цивилизации.

– На самом деле никто не признается, что им это крайне интересно, но все загораются, как только появляются хоть какие-то свидетельства.

Присутствие епископа очень удивило Хатч.

– Он заинтересовался возможностью контакта совсем недавно, – сообщил Пастор. – Но думает, что в конечном счете мы ищем неожиданной встречи, которая призовет все человечество усомниться в существовании Бога. И что мы получим возможность расширить кругозор. И непременно хочет быть участником этого события.

Она видела, как поблескивали его глаза, когда он описывал душевное состояние своих пассажиров.

– Я знаю, что ты думаешь, Хатч, – продолжал Пастор. – Все верно. Меня мало заботит научная сторона этой проблемы, но если мы действительно что-то найдем, не избежать шумихи и рекламы, а это не может повредить независимому подрядчику. Я был бы рад, если бы это произошло.

Между прочим, я хотел тебе кое-что рассказать…

И он пустился описывать двух своих пассажиров, пойманных на месте преступления в одном из складских отсеков.

– Они старались выбираться из кают и возвращаться туда незаметно, так что…

Кто-то из «злоумышленников» случайно включил следящую телекамеру, и картина их совокупления транслировалась на все мониторы корабля.

– Но все кончилось хорошо, – добавил Броули. – Группа в общем-то спокойная, мирная.

Со временем их беседы утрачивали безличность. Одним из особых свойств внешнего огромного пространства, было возникавшее у астронавтов ощущение совместной изоляции во враждебной среде, и иногда это соблазняло ее сказать больше, чем допускало благоразумие.

Ночью, когда Хатч случайно разбудили шаги в коридоре (кто-то шел за полуночной легкой закуской или, может быть, на тайное свидание), она на мгновение позволила себе вообразить, что это шел Пастор – к ней.

Окружение Джорджа широко пользовалось возможностями фильмотеки «Мемфиса».

Их очень привлек поставленный на Бродвее около 1947 года «Южный Тихий океан»: Джордж увидел себя Эмилем, Аликс радостно запрыгала, отхватив роль Нелли, а Герман стал Лютером Биллисом. Хатч играла Лайт, красавицу-островитянку.

Они наблюдали за парением воздушных шаров над Альбукерком на знаменитой «шахматной» гонке 2019 года. Прослушали концерт Маровица, и еще один, кажется, «Трэпдорз» (Пит играл на саксофоне, а Аликс исполняла вокальную партию). Они присутствовали вместе с Гейблом и Ли на премьере «Унесенных ветром» в 1939 году.

Посмотрели футбольный матч девятнадцатого столетия, между Испанией и Британией, и поучаствовали в игре «Филлис»[1]1
  Филли (Philly) – разговорное название г. Филадельфия.


[Закрыть] – «Кардиналс» 20-х годов.

Последнее предложение исходило от Германа, и ему пришлось объяснять всем правила игры. Начинающим игру, «главным забивающим» у «филадельфийцев» стала Хатч, которая считала, что отлично выглядит в форме. Она начала игру в одиночку, с движения к центру.

Позже она спросила Германа, почему каждый игрок, чтобы ударить по мячу, прокручивает биту три или четыре раза и лишь затем наносит удар.

– Когда ты возле подающего, – объяснил Герман, – удар с одной «раскрутки» считается более легким. И можно действовать гораздо быстрее.

Тор развлекался тем, что делал углем наброски портретов разных участников. Пит с саксофоном, надвисшая над микрофоном Аликс, Герман как моряк времен Второй мировой войны.

Должно быть, он услышал вопрос Хатч, потому что набросал, как она в форме «Филлис», пригнувшись, делает четыре прокрутки перед ударом.

Она пришла в полный восторг и вывесила это произведение искусства на мостике.

Им оставалось три дня полета до 1107, когда Пастор сообщил, что «Кондор» вышел в точку «B» и готовится к обратному «прыжку» в субсветовое пространство.

– У нас все волнуются, – говорил он. – Эти ребята действительно готовы высадиться там, Хатч, и я от души надеюсь, что мы обязательно найдем что-то.

– Я тоже надеюсь на это, Пастор.

Утром он передал первый отчет.

– Мы прибыли, но оказались посреди пустыни. И до сих пор пытаемся отыскать в этой системе какие-нибудь планеты. Вряд ли мои пассажиры понимают, как это так: там должна быть целая громадная планета, а мы никак не можем ее отыскать. Я пытаюсь объяснить, что округа тоже огромна, но до них это не доходит.

Ее собственные пассажиры следили за происходящим со смешанными чувствами. Они бы никогда не признались в этом, но им действительно не хотелось, чтобы их соратники добились успеха в точке «B». Если открытие должно было произойти, они бы очень хотели, чтобы это случилось на 1107. В точке «А».

– Сколько времени пройдет, прежде чем они узнают, как выглядит их система? – спросил Джордж.

– Они не получат данных о всей системе, – ответила Хатч. – «Кондор» не предназначен для крупномасштабной картографии и прокладки курса. Их задача – поиск планет в биозоне и попытка пеленгации входного сигнала. Это может занять пару дней. Или больше. Если им не повезет.

Но интерес Джорджа показывал, что в жизни «Мемфиса», едва только другой корабль приступил к активным исследованиям, произошли перемены. Развлекательный круиз был окончен, и с этой минуты каждый ожидал новостей из точки «B».

Сообщения, поступавшие от Пастора, отражали подобное же состояние умов и на «Кондоре». Не то чтобы он заявил об этом прямо, но его голос заметно посерьезнел.

– До сих пор никаких признаков планет, – сказал он. – Солнце класса G. Они должны быть где-то здесь.

Некоторые известия о поисках пришли к вечеру второго дня.

– Мы нашли газовый гигант. Но это не то, что мы ищем.

Этой ночью, когда Хатч отправилась спать, никто не расходился. Но утром по-прежнему не было ничего нового. А затем, когда часть пассажиров завтракала, раздалось:

– Преимущественно сухопутный мир. Облака. Есть океаны. Но никаких электромагнитных излучений.

Отчетливо слышный вздох обежал стол.

– В эфире полнейшая тишина, – сказал Пастор.

* * *

Хатч нравилось на мостике ночной порой, когда пассажиры уже спали, и корабль более или менее отдыхал. Странно, но когда она путешествовала одна, все было не так. Сознание постороннего присутствия вдруг выходило на первый план, как будто вмешивался племенной инстинкт, рождавший особую уверенность, проистекавшую из того факта, что за этими светящимися инструментальными панелями – ее единокровные братья.

В темноте она улыбнулась.

В холодильнике у Хатч хранился приличный запас французского шампанского, предназначенный для торжественного случая, когда (и если) «Мемфис» добьется успеха. В случае же неудачи шампанское тоже могло пригодиться – возможно, чтобы отпраздновать день рождения или завершение Тором очередной серии эскизов. В эту последнюю ночь перед обратным «прыжком» в субсветовое пространство Тор удивил ее, появившись на мостике. Она оказалась с ним один на один впервые, с тех пор как он ступил на борт.

– Очень странно, – произнес Тор, – видеть тебя в роли официального лица.

Хатч попыталась слегка сгладить неловкость.

– Это всего лишь работа.

Он медлил, топчась у люка, не решаясь войти.

– Я провела некоторые исследования в области изобразительного искусства, – объявила Хатч. – Скажу, что ты профессионал.

Он кивнул.

– Спасибо. В общем, да. Сейчас я в состоянии содержать себя.

– Ты добился гораздо большего. Теперь ты ведешь жизнь, о которой мечтал. Многим из нас это не удается.

– Ты тоже добилась этого.

– Не совсем.

– Разве тебе не хотелось пилотировать эти штуки?

– Да. Но это оказалось вовсе не тем, чего я ожидала.

– В каком смысле?

– Тор, это не так упоительно, как кажется.

– Нет, это кажется просто упоительным. – Он огляделся вокруг, желая убедиться, что никто не идет, и понизил голос. – Можно, я скажу тебе кое-что?

Ох-хо-хо.

– Разумеется.

Его взгляд встретился с ее.

– Мне очень жаль, что я потерял тебя.

Хатч смотрела вниз, на консоль, не зная, как ответить.

– Я не собираюсь в очередной раз обсуждать это. И не собираюсь доставлять тебе неудобства своим поведением. Я просто хочу, чтобы ты знала. – Тор пристально посмотрел на нее. – Доброй ночи, Хатч.

Хатч смотрела, как он идет к выходу.

– Тор, – позвала она.

Он обернулся, и она увидела короткую вспышку надежды.

– Я знаю, что тебе очень тяжело. – Хатч хотела добавить, что готова всегда оставаться ему другом, на которого можно положиться, но решила: глупо, и осеклась. – Большое тебе спасибо.

Он кивнул и вышел. А она подумала, что ее последнее замечание было не намного умнее, чем то, которое она «проглотила».

Пастор возник вновь, когда «Мемфис» уже был готов совершить собственный «прыжок».

– По-прежнему никаких деталей. Но планета находится точно в середине биозоны этой планетной системы. Мы видим голубое небо. Континенты и океаны. Епископ предложил назвать ее Тихая Гавань. Плохие же новости заключаются в том, что по-прежнему нет никаких признаков электронной активности и телескопические камеры не обнаружили света на темной стороне. Может быть, мы все еще слишком далеко. Но пока планета кажется пустынной.

Картинку на экране сменило изображение звездного поля. Телекамера была нацелена на световое пятнышко. На два световых пятнышка.

– Вот как это выглядит в главный телескоп, – продолжил он. – У нее есть большая луна.

– Ну, – сказал Джордж, – вероятно, он прав. Они все еще очень далеко. Или, вероятно, это не та планета. Разве в этой системе нет других?

Пастор промолчал.

– Я спрошу, когда представится случай, Джордж, – пообещала Хатч. – А пока давайте пристегнемся и посмотрим, что есть у нас.

Она удалилась на мостик. К тому времени, когда она оказалась там, на промежуточной консоли горело шесть зеленых огней. Это означало, что всех пассажиров надежно удерживают ремни безопасности.

И Хатч отправила корабль в субсветовую зону на довольно большом расстоянии от 1107. Аликс и Ник вышли из «прыжка» не в лучшем виде. Аликс не удержала ленч, а Ник страдал от приступа головокружения. Но эти симптомы не были уникальны. Любителей переживать «прыжок» не существовало, возникающие при переходе неприятные ощущения давали самые непредсказуемые побочные последствия, и с этим трудно было что-то поделать. Хатч и сама временами чувствовала недомогание.

– Активируй сенсоры дальнего действия, – велела она Биллу.

Экраны вспыхнули и показали множество звезд, но и только. На самом деле – неожиданно много для окрестностей нейтронной звезды.

– Вокруг лишь темнота, – прозвучал комментарий Германа из общего отсека.

Хатч транслировала результаты работы телескопических камер на большие стенные экраны.

– Насколько мы далеко? – спросил он.

– Мы в пустыне, – ответила Хатч. – В восьмидесяти астрономических единицах от нейтронной звезды.

Аликс поинтересовалась, сколько времени, на ее взгляд, может потребоваться для обнаружения сигнала.

Хатч вывела на экран изображение «Мемфиса» со всеми его наружными антеннами.

– Вот эти штуки могут нам помочь, если удача будет на нашей стороне. Передача ведется очень узким лучом, а мы не можем применить широкое маневрирование, не обрушив параболические антенны. Но у нас есть очень хорошая идея насчет того, где именно следует искать, и это тоже плюс.

– Как же ты определяешь свои координаты? Здесь все с виду одинаковое.

Хатч вывела на экран «картинку» с одного из спутников, оставленных здесь еще «Бенни».

– С помощью вот этого.

Аликс кивнула, но по ее лицу было ясно, что она ничего не поняла.

– Ты так и не сказала мне, сколько на это уйдет времени.

– Если повезет, может, всего пара дней.

– Это по предварительной оценке Академии, – заметил Пит. – Когда я был здесь с «Бенджамином Мартином», сигнал было чрезвычайно трудно, почти невозможно поймать. А вдруг нам не повезет?

Над корпусом «Мемфиса» разворачивались в пространстве и распускались, подобно цветкам, четыре «тарелки», освобожденные от удерживавших их труб. Их шарнирные соединения медленно вращались, пока антенны не раскрылись полностью и не нацелились в сторону нейтронной звезды. В воображении Хатч «Мемфис» обретал сходство со старым кораблем восемнадцатого столетия, который дерзко поднимал паруса.

– Приближаемся к району поисков, – сообщил Билл.

– Гарантий никаких нет, – заявила Хатч. – Мы – в огромном открытом космосе. И не можем охватить все. Но Джордж молодец – он позаботился о датчиках и об аппаратуре связи. Кроме того, у нас есть несколько спутников, чтобы запустить при необходимости. Они тоже будут помогать нам. И я думаю, что если это здесь, то мы очень быстро найдем его.

Билл чрезвычайно осторожно проделывал все необходимые для расширения фаз поиска маневры. Перемена курса при развернутых антеннах напоминала попытку передвинуть платформу, груженную шарами для боулинга.

Хатч на каждой итерации учитывала обратный ход «тарелок», но Билл запустил моделирование и пришел к заключению, что это приводит к возрастанию нагрузок и износу оборудования.

– Эта система, – объявил ИИ, когда Хатч осталась одна, – требует некоторого усовершенствования.

Еще к ним поступила пара ложных сигналов тревоги. Нейтронная звезда выбросила мощное облако электромагнитного излучения. На «Мемфисе» уже пытались зарегистрировать это как искомые сигналы, когда Билл объявил, что на связи «Кондор».

– Мы нашли еще две планеты, – сообщил Пастор, отвечая на вопрос Джорджа. – Но ни одна из них не расположена в биологической зоне. Обе совсем близко, но не в кассу. Одна из них, несомненно, окажется пустыней, вторая царством льда и камня.

Кстати, разве я не говорил тебе, что луна Тихой Гавани равна почти четверти самой планеты? Мы даже можем различить у нее атмосферу. Она, похоже, тонкая, но все же есть.

Подожди секунду, Хатч. – Он отвернулся полистать что-то рядом с телекамерой и при этом смотрел очень удивленно. Хатч услышала, как он произнес: «Ты уверен?»

Последовало множество кивков, множество разговоров. Пастор взглянул на нее с экрана и сказал:

– Я сейчас вернусь. – После чего она осталась смотреть на его пустое кресло.

Броули отсутствовал очень недолго. Когда он опять занял свое место, его голубые глаза сияли.

– Есть своего рода лунная база, Хатч. Думаю, что мы-таки откопали золото.

Хатч транслировала это сообщение по всему кораблю и несколько минут спустя услышала одобрительные восклицания. Что касается Пастора, то его похлопали по спине и кто-то вложил ему в руку стакан. В воздухе мелькнула скрученная спиралью бумага.

– Я появлюсь, когда мы узнаем больше.

За несколько минут возбуждение переросло в чувство утраты.

– Вот куда надо было лететь, – произнес Ник, обращаясь к Хатч. – Мы просчитались.

Они не стали тратить время на выяснение, чья это была ошибка.

– Я думал, что мы сделали оптимальный выбор, – сказал Джордж. – Мы знали, что здесь есть что-то, проявляющее в настоящее время значительную активность. И мне в голову не пришло, что они найдут что-то там. – У него был убитый вид. – Ты прав, – обратился он Герману. – Я проиграл.

Пока они все вместе переживали сразу и радость и печаль, одна из «тарелок» свалилась со своего основания. Хатч взяла ранцевый реактивный двигатель и отправилась заниматься восстановлением, но только приступила к установке «заплат», как Билл сообщил, что «Кондор» опять на связи.

– Открытая передача, – приказала она. Это давало возможность всем пассажирам слышать очередное сообщение.

Пастор не скрывал восторга.

– На планете обнаружена растительность. А еще видны разнообразные структуры. Города. Может быть, каналы. Но никаких признаков чего бы то ни было на орбите. Думаю, на луне есть вода. Но, вероятнее всего, это не живая планета.

Хатч закончила ремонт, спустилась и вошла внутрь. Все ждали ее. С таким видом, будто уже решили: хорошенького понемножку.

– Сколько потребуется времени, чтобы доставить нас туда? – спросил Джордж.

– Несколько часов. Вы хотите сделать именно это?

– Да.

– Вы уверены?

– Разумеется, уверены.

Герман выглядел так, будто всю ночь играл в карты и только что крупно проигрался. Аликс сверлила Хатч взглядом, словно та завела их черт знает куда. Тор уставился куда-то в пространство, как всегда, когда дела шли наперекосяк. Даже Пит, который, может быть, и должен был бы вести себя умнее, хмурился. Только Ник не казался расстроенным. «Но иметь дело с печальными событиями – его профессия», – подумала Хатч.

– Ладно, – сказала она. – Будем готовиться к старту.

Изображение Билла появилось на вспомогательном экране прямо перед ней. Это означало, что он предлагает ей побеседовать с ним без посторонних. Но время было позднее, и Хатч устала.

– Да, Билл, – вздохнула она, – в чем дело?

Сейчас он был в берете и улыбался. Возможно, желая пробить брешь в общем унынии.

– Цель обнаружена, – объявил он.

Джордж вскинул сжатый кулак. Аликс буквально упала в объятия Германа, и Хатч стала свидетелем смены настроений в высшей лиге. Они жали друг другу руки, похлопывали Хатч по спине. Тор даже обнял ее. Позже он подмигнул ей.

– Решил воспользоваться случаем.

Итак, они решили остаться – ведь кто знает, куда это могло завести? – да и потом на Тихой Гавани они могли быть только вторыми, а разве кто-нибудь помнит, кому довелось возглавить вторую экспедицию к Американскому континенту? (Хатч думала, что это наверняка снова был Колумб, но утверждать с уверенностью не могла.) Она вскрыла шампанское, и они выпили за здоровье Билла, который застенчиво улыбнулся, снял берет и скромно заметил, что просто делал свою работу.

Сигнал, казалось, исходил прямо от 1107.

– Сколько времени мы его наблюдали? – спросила Хатч.

– Всего пару секунд. Но я знаю теперь, где искать. Мы снова зафиксируем его менее чем через час. Тогда можно будет проследить его до источника. Если хотите.

– Что он представляет собой? – осведомился Джордж. – Это передача?

– Не могу прочесть содержание. Но форма та же, что и при самом первом перехвате.

– А ты смог бы сделать перевод, если бы получил более длинный образец?

– Трудно сказать. Возможно. Вы предполагаете, что в нем есть какой-то смысл?

– А как же иначе? – удивилась Аликс.

– Это может быть текстовое сообщение, – заметила Хатч. Она отправила Пастору уведомление о происшедшем. И приблизительно в то же время пришла очередная информация с «Кондора».

– Великие новости. Мы засекли сигнал со стороны одиннадцать ноль семь. Он направлен точно на Тихую Гавань.

Он прервал связь, и на экране вновь появился Билл.

– Капитан, они переслали нам весь принятый ими блок данных.

– Да?

– Форма сообщения не идентична. И при появлении в точке «B» сигнал гораздо сильнее, чем должен быть.

– Значит, здесь есть и другие передатчики, – подытожила Хатч.

– Не стану спорить. Наличие ряда передатчиков говорит о том, что они смешивают сигнал от трех источников. Вероятнее всего, все они находятся на орбите вокруг нейтронной звезды.

Это была бессонная ночь. Билл повторно обнаружил сигнал и ориентировал телескопические камеры в сторону его источника.

– Ничего видимого, – доложил он.

Хатч развернула «Мемфис», и они подошли к мертвой звезде еще ближе, следуя по направлению передачи. Через двадцать минут после их маневра на экране вновь появился Пастор. Потрясенный.

– Мы на орбите около планеты Тихая Гавань. И у меня плохие новости. Судя по ее виду, мы, похоже, дали ей крайне неудачное имя. Чрезмерно разогрета. Перед нами мертвый мир. Здесь очень высокий уровень радиации. Повсюду одни руины. Полное впечатление, что там, внизу, отгремела ядерная война.

Изображение Пастора мигнуло и сменилось картиной заполненного водой кратера, окруженного развалинами. Земля была черной и серой, лишь местами покрыта редкими бурыми пятнами, возможно, растительностью.

– И так почти повсюду.

Изображения начали быстро меняться. Каменное крошево, горы обломков, громадные дыры, пробитые в земле. Мертвые города. Всюду виднелись разрушенные здания. Чаще всего только стены или фундаменты. А вот одинокий дом.

– Мы не заметили никаких признаков наземных животных, за исключением нескольких длинношеих существ, похожих на жирафов, и птиц. Множества птиц. Однако мы будем продолжать осмотр, хотя никто из нас не надеется найти что-либо. Кто-то проделал ради этого основательную работу.

Том хочет отправить вниз группу высадки, но у нас нет возможности «очистить» после этой акции посадочный модуль, так что я разрешения не даю. И, как следствие, у нас возникли небольшие разногласия. Руководитель экспедиции настаивает на срочной отправке запроса в Академию, требуя, чтобы они взяли ответственность на себя, не обращая на меня внимания. Разумеется, в Академии не пойдут на это. Если кто-нибудь погибнет, то отвечать будет руководящая верхушка, сидящая дома.

База на луне тоже кажется мертвой. Думаю, так и должно быть. В данный момент мы не знаем, какова картина там.

Последовала серия изображений, а затем вновь вернулся Пастор.

– Рады слышать о вашем успехе, – сказал он. – Хотя о чем бы ни говорилось в их передачах, не похоже, чтобы до сих пор кто-то их слушал.

Они сидели притихшие, ошеломленные. Хатч почувствовала, как на мгновение их коснулся охотничий азарт. Затем переключилась на свой канал связи с «Кондором».

– Пастор, у тебя есть хоть какое-то представление о том, как давно все это случилось?

Ответ пришел спустя час с небольшим.

– Явно не в ближайшем прошлом, – сообщил Пастор. – Часть развалин уже заросла, но, не спускаясь вниз и не имея образцов, говорить трудно. Ты спрашиваешь, что я думаю? Могу предположить, что с тех пор прошло пятьсот, может быть, шестьсот лет. Но это всего лишь мои соображения.

Нет никаких признаков того, что здесь кто-то выжил. Мы уже искали хоть какие-то признаки, но не заметили ничего движущегося: ни лодок, ни сухопутного транспорта, ничего.

Я, кажется, упоминал про дороги? Это шоссе и автострады, проложенные когда-то, очень давно. Здесь четыре континента, и часть дорог пересекает их от берега до берега. Похоже на устаревшую глобальную транспортную систему. И большинство гаваней явно искусственно улучшены. В них полно утонувших кораблей.

По экрану вновь побежали картины. Корабли сильно напоминали те суда, которые до недавнего времени странствовали по земным морям. «Разумеется, – подумала Хатч, – только такой подход и имеет смысл. Сколько есть других способов построить корабль?»

А вот – сомнений не было – остатки аэропорта. Башня полностью снесена, ангары и терминалы разрушены, взлетные полосы заросли кустарником. Но ошибиться невозможно. Им даже удалось различить на краю взлетного поля обломки нескольких самолетов. Винтовых.