Текст книги "Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны"

– Вот что, Константин Константинович! Я давно хотел назначить тебя начальником моего штаба.

Начальник штаба – мозг соединения! Не забудем, однако, что речь идет не о регулярной армии, а о партизанском отряде, где часто сам командир с автоматом лежит в цепи. От штабной работы Косенко то и дело приходилось отрываться. Пришлось ему оторваться от штабной работы и в Ново-Басанском лесу, на Полтавщине…

Был момент, когда, взяв Ново-Басанский лес в железное кольцо, враг начал прочесывать его. Немцы прорезывали лес танками и бронемашинами, поливали его огнем из самолетов. Три часа длился неравный бой, ибо силы фашистов превосходили и по численности, и по технике. Три часа, сужая кольцо, немцы ходили в атаку. Надо было, учитывая условия, рассредоточить силы и в разных местах неожиданно прорвать железный обруч. Александр Каменский приказал разделить отряд на две части и в этот смертельный момент каждой части действовать самостоятельно.

– Одним отрядом буду командовать я, другим ты, – сказал своему начальнику штаба Каменский. – Встретимся и объединимся в Кобещанском лесу. Прощай!

Это была самая памятная, по напряженным сражениям, ночь. Лил дождь, и темень должна была быть непроницаемой, как сажа, но в лесу было светло, лес пылал, с треском валились деревья, то здесь, то там фонтаном поднималась земля. И сквозь этот ад прорывались отважные партизаны. Не стало обоза: подводы и запасы были брошены. Не стадо обозников: все, даже женщины, даже больные и раненые, вооружились.

Маневрируя, прощупывая кольцо противника, отряд Александра Каменского нашел, наконец, уязвимое место и обрушил на него всю свою силу. Несколько раз обе стороны бросались в рукопашную. Был убит один из минометчиков отряда, и – одновременно – отказал миномет. Под ливнем немецких пуль Александр Каменский бросился к миномету, исправил его и начал обстреливать фашистов. И бой был выигран, кольцо сломано! Ночь вновь стала ночью, и в темноте можно было держать путь на Кобещанский лес.

Но тут Александр Каменский натолкнулся на раненого. Это был партизан из отряда Константина Косенко, раненый спасся чудом, в нем едва теплилась жизнь. С трудом рассказал он, что начальник штаба терпит поражение, отряд его попал не в обычное, а в двойное, в тройное окружение!

И вот из только что завершенного боя Александр Каменский вновь бросился в огонь – на выручку своего друга Косенко. И вновь запылал лес, вновь стало светло, как днем… «Батько», к тому времени раненый, бился за своего «сынка», и «сынок» почуял это и из последних своих сил бросился в последнее за эту ночь сражение. Опять отряд стал единым, – с двух сторон партизаны били по одному месту…

Чтобы дать представление об этом «месте», скажем, что тут были сосредоточены и танки, и танкетки, и минометы, и пулеметы. Но дружба советских людей была сильнее смерти, – и в объятых пламенем танках гибли и задыхались гитлеровцы, подбитые танкетки умолкали, выбывали из строя минометы и пулеметы.

…Был конец ночи, ливень не прекращался. По дороге шел отряд имени Сталина. Дорога вела в Кобещанский лес. На трофейных, только что отбитых у немцев лошадях сидели два друга: Александр Каменский и Константин Косенко. Молодой начальник штаба поддерживал раненого командира. Кругом было множество друзей, все они являлись членами одной семьи, многонациональной, крепкой и единой. Уверенно и твердо они шли в ночь, к новым боям, к победе, которая, как заря, должна была подняться над теменью, над залитыми братской кровью равнинами и лесами, над этой раскисшей и трудной дорогой…

В одном местечке немцы не оставили в живых ни одного еврея, за исключением нескольких ремесленников и инвалидов. Они вывели слепого Озера, обложили его камнями и деревянными колодами и выкрикнули команду: «Jude, rechts! Jude, links!»[36]36
  «Еврей, направо! Еврей, налево!» – Прим. ред.


[Закрыть] Озер споткнулся и упал, поднялся на ноги, снова упал и произнес: «Shma Yisrael»[37]37
  На иврите «Слушай, Израиль» – еврейская молитва, к которой иногда прибегают в случае неминуемой смерти. – Прим. ред.


[Закрыть].

Немцы вошли в дом жестянщика Земаха и стащили его жену Рахиль с кровати, где она лежала уже много лет, парализованная на обе ноги. Двое из них схватили ее под мышки, а остальные кричали:

– Вперед! Ты, жена свиньи!

Однажды Земах нашел ее лежащей на полу израненной. Когда он поднял ее и положил на кровать, она тихо сказала ему:

– Земах, пожалуйста, пожалей меня, дай мне яд.

Земах как-то раздобыл для нее порошок, завернутый в кусок ткани, но каждый раз, когда он кормил Рахиль с ложки, он забывал положить яд в блюдо… Он стоял у входа в свою кузницу, рука в кармане, пальцы держат порошок. Он хотел достать свой курительный табак, но в последнее время его рука почему-то тянулась к ядовитому порошку.

Сегодня должен был наступить конец. Он избавит ее, свою Рахиль, «и они больше не будут ее мучить», – решил он.

Внезапно он услышал снаружи звук колес. Пьяный немец въехал в кузницу на мотоцикле. Земах сразу понял, что коляска не подлежит ремонту.

– Чем я могу вам помочь?

– Коляска должна быть отремонтирована к вечеру.

– Хорошо, – сказал Земах и пошел к мешку с углем.

– Нет, нет, ты не должен использовать огонь. Еврейский жестянщик должен уметь гнуть железо без огня, – сказал немец, садясь на мешок с углем. Он вынул пистолет и спросил: – Ты понял?

– Я все прекрасно понял, – сказал Земах.

– Заткнись, сука, – крикнул немец.

Земах сделал вид, что не расслышал; он оглядел кузницу, как будто что-то искал, подошел к стене, снял широкий кусок листового железа, пощупал его и наклонился, как будто хотел что-то поднять.

– Сядь, еврей, – крикнул немец. – Долго ты еще собираешься бездельничать?

Он наклонился, чтобы взять кусок листового железа из рук Земаха.

Земах быстро поднял руки и, выдохнув так, будто бил тяжелым молотом по наковальне кузницы, накинул кусок листового железа на голову солдата и со всей силы затянул его, как будто наматывал веревку на шею.

Немецкий солдат тяжело застонал. Земах продолжал крутить кусок листового железа, которое держал в руках, прижимая голову немца к полу, затем оттащил его к стене, бросил на него мешок с углем и вышел из кузницы, не закрыв за собой дверь.

– Доброе утро, Земах, – поздоровался Гирш-строитель, случайно проходивший мимо.

– Откуда ты идешь, Гирш?

– Из леса Ягилы.

– Как там чувствуют себя партизаны?

– Пока что очень хорошо. Они целы и невредимы.

– Проходи, пожалуйста, в дом, я хотел бы тебе кое-что показать, – сказал Земах.

Он стащил мешок с углем с мертвого немца.

– Ты видишь, Гирш?

– Вижу. Да благословит Бог руки, которые это сделали! Ты должен немедленно бежать в лес, к партизанам, к своим «сыновьям». Ты слышишь меня?

– Да, я слышу. Сегодня всему этому придет конец. Сегодня… Одну минутку, пожалуйста.

Гирш посмотрел на него в изумлении.

– Пойдем, Гирш.

Он уже готов был вернуться к жене, когда они увидели темный дым, поднимающийся густым столбом, а в воздухе запахло смолой.

– Они снова подожгли город! – сказал Гирш. – Кажется, твой дом тоже горит, Земах!

Дойдя до места пожара, они обнаружили, что от его дома и его парализованной жены Рахили осталась лишь куча пепла. С минуту они стояли молча. Затем Земах повернулся в сторону леса и пошел приветствовать своих «сыновей», партизан.

В моем соединении сражались люди всех профессий, всех возрастов, мужчины и женщины. Среди наших бойцов были русские, украинцы, белорусы, узбеки, евреи, татары, киргизы. В партизанских отрядах, в семье партизан сталинская дружба народов нашла свое ярчайшее выражение. Люди различных национальностей, которые под живительным солнцем Сталинской Конституции породнились навеки, и в минуту смертельной опасности для нашей Родины оставались братьями…

Самуил Готсбан

Самуил Готсбан был студентом Ленинградского института физкультуры. Во время войны с белофиннами он вступил добровольцем в Красную армию и стал танкистом.

В августе 1941 года немцы окружили танк Готсбана. Тяжелораненый танкист попал в плен. В лагере военнопленных, – там было 20 тысяч человек, немцы пытали и расстреливали наших людей, мучили их голодом и жаждой. Но Готсбану удалось бежать из лагеря.

Бежал он также из Киева, куда на свою беду пришел в дни еврейского погрома, который устроили немцы. В пути, однако, его арестовали и посадили в набитую людьми теплушку. Люк теплушки был завинчен, люди задыхались без воздуха. Ночью, когда поезд тронулся, Готсбан отвинтил люк и вместе с несколькими смельчаками выпрыгнул из теплушки. Женщина, случайно проходившая мимо, указала им дорогу к партизанам.

Так попал к нам Готсбан.

…Шел бой на подступах к Ковелю. В первых рядах одного из партизанских отрядов соединения дрался Самуил Маркович Готсбан. В этом сражении он уничтожил 12 немецких солдат и офицеров. В другом бою на железной дороге Ковель – Сарны, когда группа немцев пыталась обойти нас с тыла, Готсбан первый заметил врагов и обстрелял их из автомата. Шесть немцев под меткими выстрелами Готсбана мертвыми упали на землю.

Готсбан был не только смелым и метким стрелком, но прекрасным диверсантом-подрывником! Он участвовал в подрыве шести немецких эшелонов и вместе с другими партизанами уничтожил шесть паровозов и 72 вагона с военными грузами.

Большую работу провел Готсбан по организации подпольных групп. На Волыни при его участии было создано двенадцать подпольных комсомольских организаций и три районных комитета. Готсбан пользовался большим авторитетом не только в своем отряде, но и во всем соединении. За боевые заслуги в партизанской борьбе он награжден орденом Красного Знамени.

Александр Маргулис

В том же отряде, в рядах которого воевал Готсбан, командиром взвода был Александр Маркович Маргулис. Партизаны относились к нему с горячей любовью и уважением. И было за что. Он принимал активное участие во всех боях отряда, лично уничтожил 12 немецких солдат и офицеров. Особенно отличился он при взятии города Брагин в 1943 году. Взвод Маргулиса зашел в тыл немецкой группе, спешившей на помощь гарнизону города, и атаковал ее. Потеряв 30 человек, немцы бежали. Взвод захватил пушку, два миномета и два пулемета.

В бою под Ковелем Маргулис, как всегда, был впереди своего взвода. Его бойцы уничтожили более 70 немцев и взяли в плен 18 солдат и офицеров.

Но сам Маргулис в этом бою пал смертью храбрых. Все мы сохранили светлую память о нем – отважном командире, воспитавшем своих бойцов в духе горячей любви и преданности Родине.

Дуся Баскина

Добрым словом мне хочется вспомнить одну из наших медицинских сестер Дусю Баскину. Ни один бой не проходил без ее участия. Под градом пуль она перевязывала раненых, выносила их с поля боя. Сорок девять раненых бойцов и командиров спасла она под огнем противника. На отдыхе, в пути она не отходила от тех, кто нуждался в медицинской помощи, в ласковом слове.

Дуся Баскина была не только медсестрой, но и смелым и опытным подрывником. Она участвовала в подрыве 16 вражеских эшелонов.

Незадолго до войны Баскина окончила акушерские курсы. У нас ей доводилось работать и по этой своей специальности. В деревнях, куда мы заходили, она в любое время дня и ночи отправлялась на помощь роженицам. Случалось ей принимать младенцев и в местах, захваченных немцами. Прислонив автомат к стене, прислушиваясь к каждому шороху, она работала быстро, спокойно, тщательно, как работала в мирное время в больнице. За свою смелость и мужество она по заслугам была удостоена двух правительственных наград.

Борис Баскин

…Огромной выдержки и храбрости требует специальность разведчика. На каждом шагу его подстерегает опасность, ежеминутно он рискует жизнью. Одним из лучших разведчиков был брат Дуси – Борис Баскин.

Как-то на подступах к Ковелю Баскин наткнулся на вражескую засаду. Началась перестрелка. Разведчик был один. В жестокой схватке он уничтожил четырех врагов и, раненый, продолжал отстреливаться, пока на помощь ему не подоспели другие партизаны.

Евсей Григорьевич Баскин

Мужественным бойцом проявил себя однофамилец Баскиных Евсей Григорьевич. Он был и радистом, и работал в нашей походной типографии. Он принимал радиограммы, печатал и распространял известия с «Большой земли». Эти известия были для партизан дороже хлеба.

Ефим Литвиновский

Яростно дрался с немцами Ефим Владимирович Литвиновский. Он не шутя называл себя «выходцем с того света». И действительно: Литвиновский пришел к нам, вырвавшись, что называется, из объятий смерти.

Когда началась война, Литвиновскому было двадцать лет. Он жил в Куйбышеве, был студентом, учился пению. В Красную армию ушел добровольцем. В одном из боев он был ранен и, раненый, попал в плен. Его перебрасывали из лагеря в лагерь и, наконец, отправили в Собибор. Теперь уже все знают, как немцы убивали людей в таких лагерях, как Освенцим, Майданек, Собибур. Но когда в 1943 году Литвиновский рассказывал нам о чудовищных зверствах немцев, о кострах из трупов, о «банях», в которых уничтожали заключенных, о том, как фашистские людоеды истребляли тысячи детей, – мороз продирал по коже.

Литвиновскому «повезло»: в числе других немцы приказали ему сжигать трупы убитых. Это дало возможность Литвиновскому и его товарищам принять активное участие в восстании[38]38
  14 октября 1943 года более 400 узников концлагеря Собибор подняли восстание, убив десять эсэсовцев и 38 украинских охранников; почти половина из них выжила, разделилась на шесть групп и вскоре после этого присоединилась к советским партизанам. – Прим. ред.


[Закрыть]. Выждав день, когда немецкая стража ушла на стрельбище, узники Собибура подняли восстание. Они захватили склад оружия, убили оставшихся в лагере немцев. Но прорваться им сразу не удалось: ворота охраняли немецкие пулеметчики. Восставшие топорами проделали проходы в колючей проволоке, подорвались на немецких минах, открыв безопасный проход остальным. Долго отстреливались бежавшие, долго бродили по лесам. Вместе со своим товарищем по лагерю Цодиком-Хаимом Левиным, каменщиком из Каунаса, потерявшим всю свою семью, Литвиновский после мучительных странствий пришел в наше соединение. Литвиновскому и Левину было за что мстить немцам.

…Если разведка – опасное и трудное дело, то и связь в наших условиях была не менее трудна и опасна. Одни связные находились в отрядах, другие – в населенных пунктах. И те и другие должны были соблюдать величайшую осторожность. И те и другие постоянно рисковали жизнью.

Была у нас группа связных-подростков. Во главе стоял четырнадцатилетний Арон, сын партизанки, которую все звали «Дуся-белошвейка» в отличие от Дуси Баскиной. Арон был отважным и дисциплинированным связным. Вожак подростков, он приберегал самые ответственные задания для себя. Никакая опасность не страшила мальчиков, любую работу молодые патриоты выполняли добросовестно и в срок…

Среди командиров-евреев надо отметить начальника штаба одного из наших отрядов – Левина, который быстро ориентировался в обстановке и прекрасно разрабатывал планы уничтожения немецких групп и гарнизонов.

Много и плодотворно работал в нашем соединении кинооператор Михаил Моисеевич Глидер. Его кадры вошли в картину «Народные мстители», за которую он удостоен Сталинской премии[39]39
  Другой рассказ о Глидере приводится ниже в этой книге. Упомянутый фильм, вероятно, находится в фондах РГБ. Редактор работает над тем, чтобы получить его копию. – Прим. ред.


[Закрыть]. Двенадцать раз Глидер выходил на диверсии. При его участии было подорвано десять эшелонов врага. Часто он шел в бой не только со своим аппаратом, но и с винтовкой.

Хорошо потрудился в нашем соединении и фотокорреспондент Яков Давидзон.

Было в нашем соединении немало людей, не принимавших непосредственного участия в боевых операциях, но помогавших соединению работой по своей специальности.

Я уже упомянул о «Дусе-белошвейке», обшивавшей наших партизан. Нигде одежда не изнашивается так быстро, как во время постоянных походов в лесу. Работа портных приобретала для нас поэтому особое значение.

Не покладая рук шил обмундирование портной Щегловский. В наших условиях он умудрялся делать обмундирование удобным, прочным, теплым.

Старательно трудился шапочник Сорин. Он был большим мастером своего дела и умел сочетать удобство и тепло головного убора с личными, порой прихотливыми вкусами отдельных партизан.

С большой благодарностью вспоминают наши партизаны кожушника Годеса. В его кожухах можно было не бояться метели и вьюги, часами лежать без движения на снегу, выслеживая врага.

К сожалению, я не запомнил фамилии партизана, изготовлявшего нам колбасу. Помню только, что звали его Исааком. Колбасы он делал чудесно. Не во всяком гастрономическом магазине можно получить такие разнообразные и вкусные колбасные изделия, какими он кормил бойцов.

Не забыть нам и нашего фармацевта Зяму Ароновича Носелевича. Ему было под шестьдесят. Вся его «аптека» помещалась на возу. Носелевич содержал ее в идеальном порядке. На каждой остановке он раздавал лекарства больным. Медикаментами «аптеку» пополняли разведчики.

…Большинство наших бойцов составляла молодежь. Она часто вспоминала мирные дни, когда можно было свободно погулять, повеселиться, послушать музыку, потанцевать, устроить вечер самодеятельности. И не только вспоминала: в свободные минуты, в дни затишья, мы умели и отдыхать, и веселиться. И, надо сказать, были у нас неплохие музыканты. Скрипачи Гурарий и Шварц как будто угадывали, где их ждут. На память, на слух играли они нам любимые мелодии, песни, танцы. Исполняли они и произведения Чайковского, Глинки, Шопена, Штрауса.

…Многие евреи приходили к нам целыми семьями. Мужчины воевали, а старики, женщины и подростки работали в нашем «тылу». Помню несколько таких семей – Якубовичи, Карасики, Давидовичи, Сировские, Непомнящие.

Наш партизанский долг заключался не только в том, чтобы воевать с захватчиками и палачами народа. Воюя с врагом, мы в то же время старались помочь населению бодрым словом и делом и – главное – спасали людей, вырывали их из рук фашистских убийц.

Как-то встретили мы в лесу группу оборванных, изголодавшихся стариков, женщин и детей. Была зима, им грозила гибель. Посоветовавшись, мы решили взять их с собой. Так образовался у нас первый гражданский лагерь. Потом появились еще два таких лагеря. Больных и немощных мы устраивали в надежных местах. Поправившись, многие из них затем переходили в соединение и становились бойцами.

Жители наших гражданских лагерей помогали нам, чем только могли. Каждый лагерь был прикреплен к одному из наших батальонов. Когда мы пускались в путь, население лагеря шло за нами вместе с нашим обозом, под специальной охраной. В целом через наши лагеря прошло более пяти тысяч евреев. Пробыли они с нами около десяти месяцев и почти все затем были переправлены на «Большую землю».

Занимая населенные пункты, соединение первым долгом освобождало заключенных. Так, при взятии Корюковки Черниговской области мы освободили 25 евреев, в Софиевке Новозыбковского района – 18, в Брагине – 14, в Любешове – восемь, и по нескольку человек в других местах.

* * *

…Хочется мне упомянуть еще об одном товарище, который не принадлежал ни к партизанам, ни к гражданскому населению, но встреча с которым была огромной радостью для нас. В январе 1944 года наши разведчики впервые встретились с красноармейской разведкой, посланной в глубокий тыл врага. Командиром красноармейцев оказался Леонид Леонтьевич Левитас, уроженец Урала…

Зима сорок первого года была суровой и началась рано: уже 10 октября выпал первый снег, и тем, кто попал в район немецкого наступления и потерял связь с Советской Армией, пришлось и трудно, и горько.

Тяжело было и Израилю Лапидусу, попавшему в окружение в районе Вязьмы. Не одну неделю, скрываясь, бродил он по лесам. Отыскать партизан ему не удалось, и он повернул в сторону Минска. Оттуда в первые дни войны Лапидус ушел в армию. В этом городе он вырос, жил в нем, был общественным деятелем, партийным работником.

В крестьянском кожухе, обросший густой русой бородой, пришел Израиль Лапидус в оккупированный немцами Минск.

Колючая проволока опоясывала древние узкие улицы старого города. Смерть начиналась за оградой гетто, в котором томилось 70 тысяч евреев, и тем не менее Израиль Лапидус стал искать вход за эту ограду.

После пяти часов дня Минск замирал. Только отдельные выстрелы да глухие шаги немецких патрулей нарушали тишину.

Долго искал Лапидус, откуда можно было бы пробраться в гетто. Возле войлочной фабрики на Колхозной улице он увидел пустырь и ямы на месте сожженных немцами домов. Он прополз несколько десятков метров, пересек рубеж и оказался внутри гетто. Уцелел ли тут хоть один близкий? Сколько жителей этого некогда живого и шумного района Минска знал Лапидус! Он добрался к дому своих родственников. Какое счастье! Они были живы. От них Лапидус услышал рассказ о первом еврейском погроме, учиненном немцами 7 ноября; о том, что среди многих других погибли и его родители, погиб его сын. Он кинулся разыскивать жену, нашел ее и оставшегося в живых старшего сына.

Горящий жаждой мести врагу, Лапидус решил начать действовать: сколотить партизанский отряд, вывести из гетто и как можно скорее включить во всенародную борьбу с фашистскими варварами.

Лапидус разыскал своих старых товарищей: Давидсона, Лосика, Гантмана, Кравчинского, и вместе с ними приступил к созданию партизанского отряда. Нелегко было работать в гетто. Но Лапидус понимал, что дух узников гетто не сломлен и воля их не раздавлена. И он стал присматриваться к каждому, стараясь представить себе, как будет вести себя этот человек в лесу, в суровых условиях партизанской жизни.

Многие бывшие товарищи Лапидуса – рабочие Минска – были в армии. Многие эвакуировались. Большинство жителей гетто никогда не держало в руках оружия, но у каждого из них было свое горе, и каждый мечтал об этом оружии: огонь ненависти опалил сердца людей. Однако Лапидус отбирал не просто тех, в ком бурлило желание мести: он искал людей с выдержкой и умением управлять собой. Он хорошо представлял себе бесчисленные испытания, которые ожидали будущих партизан.

С большой предусмотрительностью и осторожностью вербовались участники отряда. В гетто были немецкие шпионы, и необходимо было держать в строжайшей тайне все приготовления.

Лапидус поручил наборщикам Оппенгейму и Рапопорту достать оборудование для типографии. Наборщикам удалось связаться со своими старыми товарищами, жившими вне гетто, и те помогли им найти шрифты. Выносить шрифты приходилось по частям: в карманах, под одеждой, маленькими горсточками. Это было делом трудным и опасным, однако к концу зимы в гетто оказалась своя типография с небольшим запасом бумаги, с печатной краской и двумя пудами типографского шрифта.

Первая листовка, которую выпустили народные мстители, была обращена к жителям гетто. Она заключала в себе призыв к сопротивлению, она вселяла надежду на то, что придет день, когда Минск снова станет свободным советским городом. Для каждого, кто прочитал эту листовку, она была словно глоток воды, доставшийся человеку, измученному жаждой.

* * *

Зима прошла в напряженной подготовке. Трудней всего было достать и пронести в гетто оружие, после долгих усилий удалось раздобыть 12 гранат, три нагана и три винтовки с 500 патронами. Это было все, чем располагала вначале эта группа мстителей гетто, и она берегла оружие, как величайшую драгоценность.

Еще было холодно, и листья на деревьях не распустились, но зима уже ушла. К этому времени с помощью подпольной большевистской организации гетто Израиль Лапидус окончательно отобрал 48 человек. И вот наступил решающий день! 10 апреля 1942 года в обычный утренний час, когда рабочие команды, построившись, выходили за пределы гетто, 48 человек собрались в условленном месте на Раковской улице. Они ничем не отличались от других таких же невольников: те же желтые знаки[40]40
  Желтые заплаты или звезды были знаком того, что они евреи. – Прим. ред.


[Закрыть] на груди и на спине у каждого, те же мешки с рабочим инструментом за плечами, но среди инструмента – винтовки, а в карманах гранаты.

Благополучно, командой прошли они по Шпалерной улице, по Республиканской и Шорной, вышли на Ново-Московскую, а оттуда на Слуцкое шоссе. Сорок восемь человек покинули город. Лишь только они вышли за его границы, как сорвали друг с друга желтые заплаты – клеймо рабства.

На Слуцком шоссе отряд разбился на группы в два-три человека, которые пошли на порядочном расстоянии друг от друга. Впереди был Израиль Лапидус с женой и старшим сыном.

Пройдя более 40 километров вдоль шоссе, люди отряда собрались снова вместе, и тут выяснилось, что не все дошли, что уже оказались первые жертвы отважного предприятия.

Повернув в сторону деревень Рудково и Колодино, отряд остановился в лесу. Крестьян этих деревень хорошо знал Лапидус. С первого же часа он отчетливо сознавал, что воевать отряд его сможет лишь при условии, если прочно свяжется с местным населением.

От крестьянки Маруси в деревне Рудково Лапидус узнал все, что было нужно на первых порах; это помогло ему ориентироваться в лесу. У Маруси была своя дума в тот час, когда она принимала людей из гетто; спустя несколько недель, когда партизаны начали действовать, она пришла к Лапидусу и стала проситься в его отряд.

Остановившись в лесу, отряд начал строить шалаши, пока еще не пришло время думать о прочном устройстве.

В гетто оставалось немало людей, ждавших выхода. Вскоре к ним Лапидус послал трех партизанок – Патент, Дукер и Борзин. Крестьянки переодели их в деревенскую одежду, дали им две подводы с картофелем: на одной ехала Борзин, на другой – Патент и Дукер. Женщины благополучно добрались до Минска и снова проникли в гетто. Никогда до сих пор не знавшие, что такое разведка, они сумели безупречно выполнить задание. Снова по списку, данному Лапидусом, стали составлять группу, и группа эта, так же обманув бдительность немцев, сумела вырваться из их лап. Женщины повели ее уже знакомым путем и благополучно привели в лес под деревней Рудково.

Отряд увеличился. Следовало присвоить ему название. Все сознавали, что имя отряда должно быть понятным и близким сердцу каждого. Кто-то предложил:

– Назовем отряд именем великого полководца Кутузова.

Предложение было принято всеми.

Прошло несколько дней, и снова две партизанки отряда имени Кутузова, Патент и Дукер, отправились в Минск. Они ехали, как и в первый раз, переодетые крестьянками с чужими документами. Но возле Шацка их задержали, привели в гестапо и несколько дней безуспешно допрашивали. Женщины никого не выдали. Их стали пытать. Они продолжали молчать. Ничего не добившись от мужественных женщин, немцы их расстреляли.

Лапидус послал в гетто Асю Биндер: надо было вывести новую группу. Биндер отважно двинулась по дороге, на которой уже нашли свою гибель две ее подруги. Она добралась до Минска и сумела в точности выполнить боевое задание.

Не раз еще женщины отряда имени Кутузова отправлялись выполнять важнейшие и опасные поручения. Партизанки отважно шли на самые тяжелые дела. В качестве примера самоотверженности женщин-партизанок расскажем о Лее Борзин. Она успела за короткое время стать профессиональной разведчицей. Однажды, когда партизаны должны были напасть на местечко Узляны, Лея Борзин проникла в немецкую комендатуру местечка. Она получила все сведения, в которых нуждались партизаны. Однако, когда она уже выбралась из местечка, ее задержали. Ее доставили на станцию Руденск и долгое время жестоко мучили, но она ничего не открыла врагу, никого не выдала. Ей зверски выкололи глаза. В Руденске, на площади, ее, избитую, ослепшую, повесили…

В результате живой связи, налаженной с помощью проверенных товарищей, отряд имени Кутузова с каждым днем пополнялся людьми, которым удалось вырваться из гетто или бежать из окрестных сел, стонавших под фашистским игом. Когда отряд вырос до ста человек, Лапидус начал боевые действия.

Первое нападение отряд совершил на деревню Хотляны. В этом селе было 12 полицаев, которые, как пауки, присосались к крестьянам. Партизаны напали на село ночью, разгромили волостное правление, порвали телефонные провода, уничтожили предателей-полицаев. Захватив немецкий магазин, партизаны раздали все, что в нем было – серпы, косы, обувь, точильные камни, – крестьянам.

Операция была проведена хорошо, без потерь, и воодушевила всех. Партизаны стали проситься на новые боевые операции. В деревне Дощенко они, таким же образом напав внезапно, сожгли всю документацию, которая касалась задолженности крестьян. В имении Самойлово, бывшем совхозе, они расстреляли немца-управляющего, уничтожили полицейских, захватили оружие, увели 26 лошадей, 30 коров, захватили десять тонн зерна. Скот и хлеб партизаны раздали крестьянам.

* * *

Так все крепче и крепче становились связи партизан с крестьянами. Все чаще из сел стали приходить к Лапидусу люди с просьбой принять их в отряд, который с самого начала стал интернациональным, одним из многих отрядов, какие были разбросаны по всем лесам Белоруссии.

Отряд жил дружной жизнью: в глухие темные ночи люди уходили на операции. Они пробирались и по топким болотам, и по снегу. Они шли след в след, укрытые маскировочными халатами и похожие друг на друга. Они собирались в землянках, где крепыш-сибиряк Данила Столбов слушал рассказы старого минского сапожника Вульфа Лосика, а украинка Галина Крайко с увлечением следила за тем, как показывал разные театральные сцены сын Лапидуса, Миша, ставший отважным партизаном. Их и закалила общая ненависть к врагу.

Люди отряда с великим упорством изучали оружие: нужно было овладеть не только русской винтовкой, но и трофейным оружием. Минский слесарь Токарский наладил в лесу мастерскую, в которой приводили в порядок и боевое состояние добытое партизанами оружие. Нужно было достать взрывчатку, и партизаны стали извлекать ее из брошенных по лесам снарядов.

Отряд устраивал засады и диверсии на железных дорогах, нападал на комендатуры, волостные и разные другие «управления», которые пытался создать враг.

В течение первых 15 месяцев отряд имени Кутузова совершил 21 диверсию, пустил под откос 21 поезд с живой силой противника, провел 14 засад, уничтожил много сотен немцев. Из месяца в месяц он наносил тяжелый урон врагу, громил его базы, разрушал мосты, выводил из строя магистраль Осиповичи – Минск.

Много трудных боев выдержали партизаны. Люди, вышедшие из гетто, закалились в этих боях. Школьник Миша Лапидус бесстрашно кидался к немецким машинам, забирался наверх и в упор расстреливал немцев. Подросток Абрам Жительзей отлично кидал гранаты. На счету Лазаря Ласина, шестнадцатилетнего юноши, оказался с десяток пущенных под откос поездов.

На счету Фимы Шнейдера – не один и не два умело проведенных взрыва. Так дрались недавние школьники, выходцы из гетто. От них не отставали и старики – шестидесятилетний Лейба Стругач, старый сапожник Воробейчик.

Тончайшие, но крепкие нити протянулись из леса под Руденском во многие села Белоруссии: партизаны распространяли среди крестьян сводки Совинформбюро, проводили политбеседы.