Текст книги "Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны"

В партизанский отряд вступили шесть человек. Все они были евреями. Вместе с ними пришел Гершель Розен, печник из белорусского городка на реке Сож.

Никто не назначал его командиром группы, но поскольку только у него была винтовка, его автоматически признали главой всех шестерых. Винтовку он нашел в лесу, по которому бродил несколько недель подряд, скрываясь от немцев. Остальных пятерых евреев он случайно встретил там же. Со всеми ними приключилась одна и та же беда. Их изгнали из их родных мест. Куда бы ни приходили немцы, они убивали евреев. Только эти шестеро выжили. Им удалось бежать, и они скитались по лесам и дорогам, пока не добрались до партизанского лагеря.

Уже в первые дни их пребывания в партизанском батальоне командир – он был главой города – поручил Гершелю Розену очень трудное задание: сорвать работу на фабрике, производившей валенки в его городке. Эта фабрика была широко известна, а маленький городок гордился своими высококачественными изделиями. Неужели эти валенки будут греть ноги немцам?.. Никогда! Гершель хорошо знал фабрику. Его частенько вызывали туда класть печи.

– Хорошо! – ответил он командиру. – Только проследи, чтобы все шестеро получили оружие.

Но оружия у отряда почти не было. К тому же партизаны в тот же день должны были выйти на боевое задание, так что в итоге Розену дали только еще одну винтовку.

Вооружившись двумя винтовками, тремя бутылками с керосином, пакетами с мякиной и несколькими коробками спичек, пятеро евреев во главе с Гершелем отправились на свое первое задание. Гершель, отличный мастер, работал не только в своем городке, но и выполнял кое-какую работу в соседних деревнях. Он знал все дороги и тропинки в округе.

Он повел группу под покровом темноты окольными путями через болота. Холодный и сильный осенний ветер пробирал их до костей. Каждый шорох листвы пугал. Постепенно их глаза привыкли к темноте. Вскоре они пересекли болота и увидели раскинувшийся вдали, на вершине горы, маленький городок. Там, наверху, находилась фабрика. Гершель знал, что фабрику окружал дощатый забор. Он даже помнил, где в нем была дыра. Когда он строил там печи, ему приходилось привозить на фабрику красный песчаный суглинок из близлежащих ям. Вот здесь были ямы. Только теперь они были засыпаны.

Гершелю хотелось упасть на землю и поцеловать их. В этих ямах с красным песком были похоронены замученные до смерти евреи, евреи из городка, где он родился. Рыдать? Нет! Для этого сейчас не было времени. Пришло время отомстить немцам. Гершель начал ползти вперед, за ним последовали остальные пятеро. Вот деревянный забор, а вот место с двумя недостающими досками. Теперь мужчины находились на заднем дворе фабрики. Они пытались спрятаться в тени, отбрасываемой от склада. Здесь был вход на фабрику. Вооруженный немецкий солдат стоял на страже и насвистывал про себя меланхоличную мелодию. Вдруг свист прекратился. Ему набивают рот мякиной, и он падает на землю. Через мгновение он был уже мертв. Других охранников на заднем дворе не было.

Об этом Розен знал еще до того, как он сбежал из своего городка. Каждому из мужчин он поручил отдельную часть работы. Двое были отправлены на склад, где было полно валенок. Остальные трое должны были поджечь всю фабрику. Сам он должен был заняться чердаком. Согласно плану, все здания нужно было поджечь в одно и то же время. Вот он, Гершель, на вершине чердака. Он чувствует запах горелых кирпичей. Он проводит руками по дымоходу, который сам построил еще до войны, льет на них керосин и зажигает спичку. Огонь вспыхивает сразу же. Ветер оказался большим подспорьем для партизан. Искры переносятся на соседние здания, и небо становится красным. Немцы начинают тушить первое, но ветер отбрасывает их назад. Партизаны, воспользовавшись столпотворением, выходят на задний двор через то же отверстие, бегут через болота и возвращаются в лес. Всю ночь немцы вели огонь по убегающим партизанам. Некоторые из них дошли даже до болот, но дальше продвинуться не решились. Кое-кто забрел в болота и погиб там. Спастись из болот могли только те, кто знал все тропинки в округе.

Шесть партизан с Гершелем во главе, вооруженные теперь двумя винтовками и одним автоматом, медленно вышли из болот в лес, который становился все гуще и гуще, по мере того как они удалялись от фабрики. Небо над головой теперь было красным от пламени. Раньше эта фабрика производила около 600 пар валенок в неделю. После этой операции немцам не удалось запустить ее ни на один день. Она была сожжена дотла вместе со всеми цехами и зданиями.

За два года Гершель Розен, живой и сердечный человек, превратился в безжалостного партизана. Его товарищи иногда напоминали ему о его работе на фабрике.

– Моя работа – строить печи для людей, чтобы им было тепло, но гитлеровцам я поддаю жару, – отвечал он с грустной улыбкой.

Он всегда был очень грустным. Целых два года он не мог свободно ходить по городку, в котором родился. Все 50 лет своей жизни этот печник провел только в одном месте, в своем городке. Там он видел много радостных и печальных дней. Когда немцы напали на его страну, его волосы поседели, а глаза потускнели. Но его руки были сильными, они умели держать автомат и миномет. Его душа стремилась в городок, где он родился, чтобы увидеть свой дом, уголок, где он провел всю свою жизнь. Но немцы превратили городок в опорный пункт. Туда невозможно было добраться. Городок стоял на вершине горы, с которой открывался вид на окрестности. Немцы держали его под надежным наблюдением.

Пришло время, и Красная армия отвоевала городок. Он снова оказался в советских руках. Одним из первых в него вошел Гершель Розен, бывший печник, теперь ставший партизаном. Невозможно было узнать улицы и переулки. Все было разрушено. Здесь стоял его дом, красивый и ухоженный. Теперь от него осталась лишь груда обгоревших деревьев и кирпичей.

Немцы перед уходом опустошили дом. Куча все еще тлела. Если бы не уцелевший от пламени фундамент, он бы не узнал свой дом. У него был свой метод закладки фундамента для печей. Он часто хвастался:

– Свою работу я узнаю даже с закрытыми глазами.

Увидев разрушения в своем городке, Гершель обратился к главе города и сказал:

– Отправьте меня в ряды Красной армии.

Глава ответил:

– Ты прав, Гершель, я отправлю тебя в армию. Ты снова будешь строить фабрику.

Гершель был удивлен и сказал:

– Подходящее время нашли вы для шуток…

Но глава ответил серьезно:

– Нет, мы должны восстановить фабрику немедленно. Зима близко, а каждая пара валенок стоит хорошего автомата.

И каменщик Гершель «пошел на войну», чтобы построить печи сгоревшей фабрики и обеспечить солдат Красной армии новыми валенками.

Атака была предпринята поздно ночью. Партизаны окружили деревню со всех сторон. Вскоре они разотрут немецкий батальон, как червяка. Грохот пуль был оглушительным. В темноте выстрелы вспыхивали, как молнии. Из дверей хлева навстречу партизанам вышла группа людей. Они были безоружны и приближались с поднятыми над головой руками. Один из них держал белый носовой платок. Комиссар партизан дал команду отвести их за хлев и выделить людей для охраны. На рассвете, после того как партизаны покончили с немцами, комиссар пришел в хлев. Трудно описать, что увидели его глаза при свете дня. Даже на такого человека, как он, много повидавшего на своем веку, эта сцена произвела страшное впечатление.

Один из них, плохо говоривший по-русски, пробормотал:

– Мы – евреи…

Поскольку они не говорили по-русски, их нельзя было понять. Комиссару нужен был переводчик. Он послал за жестянщиком Абрамелем, и тот заговорил с ними на идише.

– Кто вы такие? Говорите!

– Врачи, юристы, инженеры, художники, ученые, из Вены и Будапешта. Фашисты создали из нас специальную роту и отправили на Восточный фронт на принудительные работы, прокладывать дороги, корчевать лес, добывать камень, носить землю. Нас было несколько сот человек, но страшный голод и жуткий холод, нечеловеческое обращение и тяжелый, непосильный труд, болезни и эпидемии – все это тяжело сказалось на наших людях. Мы, оставшиеся в живых, все еще держимся.

Комиссар хотел знать, где они живут. Один из ученых людей из Будапешта криво улыбнулся и сказал:

– Здесь, в пустом хлеву. Немцы запретили нам носить теплые пальто и переписываться с семьями.

– Им было разрешено лишь умереть, – сказал переводчик Абрамель.

– Что они собираются делать? – спросил комиссар у Абрамеля-переводчика.

На это Абрамель ответил:

– Ну, они вышли к нам навстречу с белым флагом…

Комиссар записал их имена и забрал с собой в лес.

Так в нашей роте оказалось 42 потенциальных партизана.

Эти 42 человека с волнением наблюдали за действиями партизан. Павшего в последнем бою партизана везли хоронить. У открытой могилы все они поклялись отомстить за кровь своего товарища. Они подняли партизанский флаг и взяли на караул. Утром, во время переклички, дежурный зачитал имена новичков. Партизан Абрамель научил их, что нужно говорить, когда будут называть их имена.

– Отвечайте как все: «Здесь».

Затем было названо имя товарища, павшего в предыдущий день. Партизан, стоявший справа, ответил:

– Он погиб в бою с врагом.

Новички попросили Абрамеля объяснить, почему называлось имя павшего товарища.

– Вы ошибаетесь, – ответил он. – Такой человек никогда не умирает…

Когда новичков отправили в баню, они попросили разрешения помыться отдельно, но выполнить их просьбу было сложно. Поскольку вариантов не было, они разделись на глазах у всех партизан. Теперь те увидели на их телах раны, нанесенные немцами.

Венский врач негромко сказал:

– За малейшую провинность они били нас палками, как собак.

Что мог сказать им жестянщик Абрамель? У него не было слов.

Он мог только сжимать кулаки и зубы и выражать свою ярость, чтобы бороться. Его жена и дети лежали там, в общей яме, вместе с тысячами других убитых евреев.

Он никогда не видел людей, омывающих себя с таким экстазом. Больше года их тела не видели ни капли горячей воды. Им было запрещено мыться в немецкой бане. У них отобрали даже зубные щетки. После бани они снова стали похожи на людей.

– Вы хотите быть вместе или разделиться по отрядам? – спросил комиссар.

Партизан Абрамель ответил:

– Почему вы должны их об этом спрашивать?

* * *

Среди партизан, действовавших в брянских лесах, появилась еврейская группа, состоявшая из 42 человек. Комиссар обратился к переводчику Абрамелю:

– Они должны принять присягу; переведи им присягу на идиш.

Для Абрамеля это была нелегкая задача. Присяга начиналась со слов: «Я, советский гражданин, добровольно…» Но они не были советскими гражданами. Абрамелю пришлось хорошенько подумать, чтобы облечь присягу в правильную форму. Он повернулся к комиссару и сказал:

– Что вы думаете о присяге в таком варианте: «Я, свободный сын своего истерзанного народа, иду добровольцем»?

– Отлично, просто отлично, – ответил комиссар.

Весь батальон со всеми взводами стоял по стойке смирно, пока каждый из 42 человек приносил присягу на идише. Новые партизаны шли как во сне. Только вчера они были словно человеческий мусор, всегда на виду, над ними смеялись и издевались, а сегодня они были равными среди равных с партизанами-ветеранами, участвовали в их подготовке, вместе слушали обзоры политической ситуации, одевались как они, ели и пили со всеми за одним столом. Командиром еврейской группы был молодой русский. Именно он научил их пользоваться огнестрельным и другим оружием. Он научил их партизанской тактике, особенно ночным боям.

– Ночь – наш верный союзник, – говорил он им при любом случае.

Однако по ночам некоторым из них было трудно передвигаться или точно целиться. Часто они падали на землю. Комиссар присутствовал на их подготовке. Лица у некоторых выглядели изможденными. Он отдал приказ освободить их от участия в боевых действиях. Они были оскорблены. Проклятые фашисты отняли у них очки и растоптали их своими тяжелыми каблуками, но лишить их права бить немцев – неужели они с этим смирятся?

– Посмотрим; продолжайте обучение, – ответил комиссар.

Через несколько дней группа разведчиков отправилась на задание. Когда они вернулись, то прихватили с собой несколько пар очков. Комиссар раздал их тем из еврейской группы, кому они были нужны больше остальных.

– Они сняли их с мертвых немцев. Примерьте их, пожалуйста.

Знаменитый ученый из Вены отвернулся и вытер слезу. Жестянщик Абрамель увидел это и сказал:

– Обычно, товарищ профессор, партизаны не проливают слез, но эта капля имеет особую цену…

Их не посылали на боевые задания. В их обязанности входило помогать роте в лагере. В русских валенках, немецких военных шинелях и зимних шапках-ушанках врачей и художников, приехавших из Вены и Будапешта, невозможно было отличить от жестянщика Абрамеля или крестьян и лесорубов брянских лесов. Равные среди равных, все вместе они вели уникальную жизнь партизан. Они участвовали в красноармейском празднике, а когда собирались в землянке, носившей претенциозное название «Центральный партизанский клуб», приехавшие из Вены и Будапешта пели свои местные песни. Партизаны аплодировали им с большим энтузиазмом и просили повторить еще и еще!

На следующий день после праздника был отдан приказ уничтожить немецкий батальон. Партизанский отряд был поднят по тревоге.

– Есть ли у вас силы, чтобы пойти в атаку? – спросил комиссар.

Еврейский отряд в составе 42 человек отправился на свое первое боевое задание. Соединение, состоявшее из 150 партизан, получило задание уничтожить два немецких батальона. Еврейский отряд, возглавляемый русским командиром, атаковал справа. В начале боя один из новых партизан был ранен, но он перевязал рану и продолжал сражаться. Группа рассеялась и стала ползти по снегу. Вдруг один из партизан услышал тихий шепот на немецком. Венские ученые ответили на родном языке шептавшего. Немцы решили, что это их люди, и все поднялись на ноги. Еврейские партизаны выпустили по ним град пуль. Некоторые из гитлеровцев упали на землю, шестеро подняли руки, а один сделал вид, будто собирается сдаться, но тут же открыл огонь из автомата. Три еврейских партизана были убиты на месте. Командир бросился вперед, крича:

– За кровь наших товарищей… за наших матерей и жен – огонь!

Отряд бросился на врага с примкнутыми штыками. Врачи, юристы, ученые, артисты кололи, стреляли, бросали ручные гранаты, как будто всю жизнь только и делали, что воевали.

После успешного выполнения задания бойцы отряда вернулись на место боя и привезли трех погибших товарищей. Они похоронили их, как это было принято у партизан, с воинскими почестями, поклявшись у открытой могилы отомстить врагу за кровь своих товарищей. Вечером на перекличке дежурные партизаны зачитывали имена убитых. Жестянщик Абрамель, стоявший справа, мрачно отвечал, когда называли имя каждого:

– Пал в бою против захватчиков.

Теперь еврейские партизаны понимали, что убитые тоже живы – живы в памяти своих товарищей и живы в списках партизанских мстителей. Возможно, кто-то из них падет в бою, но тем не менее в группе всегда будет 42 человека. Ибо все сорок два честно выполнили клятву: «Я, свободный сын своего истерзанного народа, иду добровольцем».

Еще будучи совсем маленькими, Рейзел и Ганна были близкими подругами. Они вместе ходили в одну школу и вместе получили свои первые паспорта. Когда началась война, они обе пошли в школу медсестер, чтобы вместе отправиться на фронт.

Но когда пришли немцы, подруги были вынуждены расстаться. Еврейке Рейзел было запрещено брать воду из того же колодца, из которого брала воду Ганна. Ганне было категорически запрещено даже смотреть в сторону Рейзел. Еврейская девочка должна была носить желтый знак на рукаве. Но это было еще не все. Немцы согнали всех евреев в гетто – в несколько полуразрушенных домов у реки. Покинуть это место означало расстрел. Если еврея видели на рынке покупающим продукты, это означало смерть на месте. Если нееврей из Белоруссии приносил в гетто несколько картофелин или буханку хлеба, казнили и еврея, и белоруса.

Однажды, когда евреев вывели на работу, Рейзел удалось бежать и, пробираясь по обочинам и тропинкам, добраться до своей подруги. Ганна была потрясена, увидев, как сильно изменилась высокая, цветущая семнадцатилетняя девушка.

– Ганна, – крикнула Райзел, – мир для меня рухнул! Я собираюсь повеситься…

В голове Ганны мелькнула мысль.

– Рейзел, мы должны добраться до своих в тылу врага. Мы убежим вместе.

Рейзел была взволнована. Она была готова. Но тут же ей стало грустно. Ее еврейские глаза и вьющиеся волосы могли выдать ее. Ганна успокоила ее:

– Рейзел, я одолжу тебе свой паспорт.

– А ты? Ты-то как справишься? – спросила Рейзел.

– Я, с моим лицом…

Ганна хотела шуткой снять тяжесть с сердца Рейзел. Ведь у Ганны были светлые волосы, серо-голубые глаза и типичное лицо белоруски.

– Но…

– Никаких «но», – сказала Ганна.

Она убрала фотографию Рейзел из паспорта и приклеила на ее место свою.

Затем обе подруги отправились к партизанам. Они старались держаться подальше от деревень, чтобы не встречаться с людьми. На третий день им нужно было раздобыть еды. Для этого они зашли в деревню. Зде сь их поймали полицаи. Староста сразу же отпустил Рейзел. У нее были настоящие белорусские документы. Она была свободна; но Ганну он задержал. Ганна сделала знак Рейзел: «Не оставайся здесь!..» Но Рейзел не двигалась с места. Как она могла оставить свою подругу?

Староста повел Ганну на допрос, и, как выяснилось позже, это был тяжелый допрос.

– Почему, – кричал староста, – ты ходишь без паспорта? Должно быть, ты еврейка!..

Ганна обратила внимание на свою внешность и типичный белорусский выговор. Но староста и слышать об этом не хотел.

– Вот, посмотри на нее, – он указал на Рейзел. – Она выглядит как настоящая еврейка, но когда ты видишь ее паспорт, ты сразу понимаешь, кто она. А ты?.. Сколько тебе лет?

– Семнадцать, – ответила Ганна.

Немцы оповестили всех своих командиров и полицейские участки, что из городка Н. (здесь они указали название городка), из гетто, за день до того, как там были убиты все евреи, сбежала семнадцатилетняя девушка…

Рейзел шагнула вперед. Ганна подмигнула ей, чтобы она молчала. У Рейзел подогнулись колени. Толкнув ее в грудь, староста вытолкал Рейзел из кабинета, а Ганне сказал:

– Вот мы и нашли тебя, моя птичка. Ты та еврейка, которую мы ищем.

Рейзел до вечера ждала свою подругу за деревней, но Ганна так и не пришла. С наступлением темноты из соседнего леса вышла группа детей. Рейзел спряталась возле поваленного дерева. Когда вокруг стало тихо, девушка побежала куда глаза глядят. На следующий день ее снова арестовали, на этот раз двое мужчин в лесу. Они попросили у нее паспорт. Они внимательно изучили ее лицо и удостоверение.

– Это очень подозрительно, – сказал один из них. – Ты выглядишь как еврейка, а имя у тебя белорусское! Пойдем с нами!

По тайным лесным тропам он привел ее к месту, где передал ее другому караульному. Так она переходила от одного караульного к другому, пока не попала к командиру лесного лагеря. Рейзел рассказала ему, что с ней произошло, добавив сквозь слезы:

– Я должна была сказать им, что это я сбежала и что паспорт принадлежит Ганне, а потом…

– Тогда бы они убили вас обеих, – перебил командир. – Теперь слушай! Ты больше не можешь спасти ни свою подругу, ни свою семью, которую убили. Тебе лучше остаться с нами здесь!

Так Рейзел осталась в партизанском лагере. Ей дали винтовку и научили обращаться с ней. Каждый выстрел вызывал дрожь в ее сердце. В конце концов она попросила, чтобы ее перевели в роту полевых медсестер, ведь они с Ганной учились на медсестер.

– Конечно, конечно, – согласился командир.

Однако начальник караула без ее ведома решил поставить ее на дежурство.

Лес был густым и труднопроходимым. На одно из деревьев прыгнула белка, и ветка слегка покачнулась. С дерева посыпался свежий снег. Рейзел испугалась. Она крепко сжала винтовку в руках, но сразу же обнаружила «виновницу» и успокоилась. Затем она снова услышала шорох среди деревьев и решительно крикнула: «Хальт!» Ответа не последовало.

Через несколько минут она услышала шорох ближе и отчетливее. Рейзел крикнула:

– Кто идет?

Не получив ответа, она выстрелила. Стоявший рядом караульный не стрелял. Она сжала винтовку с большей силой. Она была во всеоружии. Вокруг было абсолютно тихо. Оказалось, что командир проверял девушку. Он приказал всем караульным вокруг не стрелять, услышав ее выстрелы. Сам он проскользнул в отведенное ей для охраны место, словно вражеский лазутчик. «Хорошо, – улыбнулся он про себя. – У девушки острый слух, и она знает, как пользоваться винтовкой».

– Ну что, товарищ боец, – спросил он девушку, когда та вернулась с дежурства. – Что-нибудь произошло за время дежурства?

– Да, кое-что случилось. Мне даже пришлось стрелять, но следов врага я не видела.

Рейзел продолжала учиться нелегкому делу боевого партизана. Вскоре она закончила обучение. Вместе с батальоном она вышла на боевое задание. По дороге батальон разбил лагерь, чтобы подготовиться к бою. Рейзел огляделась и увидела поваленное дерево. Это было то самое дерево, возле которого она пряталась две недели назад. Рядом находилась деревня… Она подошла к командиру и попросила его отправить ее с несколькими бойцами на разведку. Возможно, она сможет узнать, куда делась Ганна. На рассвете командир поручил группе партизан-ветеранов «прощупать пульс» немецкого батальона, расквартированного в деревне. Один из них быстро вернулся с важной новостью: две недели назад партизанский отряд прошел через деревню и убил старосту.

– А что с девушкой Ганной? – взволнованно спросила Рейзел.

– Мне ничего не известно, – ответил партизан.

Немцы обнаружили партизанский батальон и поручили хорошо оснащенной роте уничтожить его. Партизанский командир встал и заявил:

– Не немцы нас уничтожат, а мы их.

Все взводы и роты были подняты по тревоге. Небольшой партизанский отряд выдвинулся вперед к маленькому дальнему мосту. Рейзел понимала, что сможет сделать горстка людей. Она была немного растеряна, и все происходящее казалось ей сном. Всего две недели назад она ждала возвращения Ганны. Смерть преследовала ее повсюду, куда бы она ни пошла. Теперь она стояла здесь, вооруженная автоматом и ручными гранатами, готовая встретить подлых немцев как партизанка. Было обнаружено, что по снегу приближается десять немецких танков. Они были все ближе и ближе. Но почему батальон не кричит: «Смерть захватчикам!»? Почему партизаны не рвутся вперед и не обстреливают их? Танки приблизились к небольшому мосту. Через мгновение они будут на мосту. И вдруг она услышала несколько взрывов. Танки остановились на месте. Немцы выскочили из танков, стреляя во все стороны. Партизаны, которые заминировали мост, выскочили из своих укрытий, открыли огонь по немцам и перебили их. Для Рейзел это был первый и решающий урок партизанского метода ведения войны. Вдруг из связного конвоя пришел товарищ с новостью, что на другом фронте немцам удалось разбить партизанский батальон на несколько рот, так что теперь каждой роте придется сражаться с немцами в одиночку. Помощи было ждать неоткуда. Командир приказал своим бойцам лечь на снег. Когда появились немцы, он скомандовал: «Огонь!»

Рейзел произвела тридцать два выстрела из своей автоматической винтовки, заменила обойму и снова стала стрелять в сторону врага. Но и немцы не жалели боеприпасов. Их пули били совсем рядом с девушкой. Пули свистели над ее головой, как мухи. Там, куда они попадали, поднимались хлопья снега. Вражеские войска начали обстреливать партизан. Рейзел казалось, что скоро пуля попадет в нее, и тогда…

– Куда ты целишься? – прервал ее мысли товарищ.

Девушка навела винтовку на место, откуда с безумным упорством приближались немцы. Они не ползли, а шли напролом. Она видела, что ряды атакующих редели. Поле боя было усеяно убитыми и ранеными немцами. К вечеру бои стали стихать.

Немцы не любили вступать в ночные бои. Но ночь была лучшим другом партизан. Роты батальона воссоединились, и командир подготовил его к ночной атаке. Немцы знали, что партизаны будут атаковать их ночью. Им прислали подкрепление в виде двух батальонов и около сотни полицаев. Они заняли все кирпичные дома в деревне и въезд в деревню. Партизаны забросали их множеством ручных гранат. Рейзел метала ручные гранаты с большим мастерством. Над полем боя взошел месяц. Стало легко определить точки, откуда немцы вели огонь. Но месяц пришел на помощь и немцам. Они пробили бойницы во въездной стене. Они вели непрерывный огонь по всей деревне. Особенно отличался пулемет, установленный слева от места боя, поэтому был отдан приказ заставить его замолчать. Партизаны продолжали стрелять, но и немцы не прекращали огня. Вдруг Рейзел поползла вперед в сторону въезда. Немцы, бросавшие множество ручных гранат, едва не попали в девушку. Пригнувшись, она подбежала к въездному ограждению, проскочила вдоль него и оказалась рядом с немецкой огневой позицией. Партизаны прекратили огонь. Ни одна партизанская пуля не должна была попасть в товарища. Рейзел собрала все свои силы и ударила рукояткой автомата по торчащему стволу немецкого снайпера. Ствол вывернулся, и пулемет замолчал.

Девушка двинулась обратно. Она была от партизан в 10–15 шагах. Внезапно она упала, не проронив ни слова. Автомат выпал из ее рук. Она почувствовала ужасную боль выше колена; ее пальцы коснулись мокрого и болезненного места, а затем стали нащупывать автомат. Но силы покинули ее, и она не могла подняться на ноги. Она почувствовала, что кто-то пытается ее поднять, и узнала двух товарищей по роте. Пули и осколки снарядов свистели вокруг, оглушая их. Одного из товарищей ранило, его место занял другой. Девушка начала терять оставшиеся силы и слабо прошептала:

– Хватит, оставьте меня здесь.

Партизаны не уступили ее просьбе и осторожно вынесли ее из района боевых действий со словами:

– Ты имеешь право платить за наши жизни своей, а мы нет?

– Раньше это сделала Ганна, а теперь вы. Хватит! – умоляла она их, теряя сознание.

Она пришла в себя на следующий день. Командир склонился над ее кроватью и сказал, словно обращаясь к собственной любимой маленькой дочери:

– Дитя мое, с минуты на минуту должен прибыть врач из другой роты. Мы рассчитались с немцами… Две трети из них вчера были уничтожены. Правда, мы тоже понесли большие потери.

Он вздохнул. Рейзел снова начала терять сознание, у нее поднялась температура. Она была тяжело ранена. Она слышала голоса вокруг себя. Она чувствовала, что ею занимаются. Ей показалось, что она увидела Ганну, но ее веки были тяжелыми, как свинец, и она не могла их поднять. Затем она почувствовала, как кто-то нежно поцеловал ее. Ей показалось, что она чувствует дыхание Ганны на своих пылающих губах.

– Ах, какой сон… – она открыла глаза. – Ганна, это ты?

– Да, – был ответ.

Ганна склонилась над своей больной и израненной подругой. Вкратце она рассказала ей следующее: утром она попала в руки старосты, а вечером немцы позвонили ему и приказали перевести еврейку в маленький городок N, так как обычно убитых евреев хоронили в одной могиле. Староста выбрал двух полицаев, которые должны были отвезти ее туда, но вечером в деревню пробрался партизанский отряд, проезжавший мимо. Они убили старосту и полицаев, но она, Ганна, выжила. В партизанском отряде она исполняла обязанности медсестры. Врач брал ее с собой на все сложные операции. Рейзел от радости не могла произнести ни слова. Ганна гладила ее, говоря:

– Через месяц ты снова будешь здорова.

– Возьми назад свой паспорт, – вспомнила Рейзел. – Он мне больше не нужен. Мы теперь среди своих, вместе выполняем одно общее дело. Мы – партизанки.

Обе девушки знали это, и они собирались и дальше выполнять свою задачу – спасать жизни партизан.