Текст книги "Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны"

В еврейском подполье Варшавы, Белостока и других гетто шла страстная дискуссия. Что им делать? Остаться в гетто или уйти в лес? Это был прежде всего моральный вопрос:

имели ли они право оставить население гетто, чтобы в одиночку противостоять врагу, или они должны были остаться и возглавить борьбу, когда наступит решающий момент истребления? После продолжительных дебатов возобладало мнение оставаться в гетто как можно дольше, несмотря на все трудности, и покидать его только в последний момент, когда уже не будет возможности бороться или защищать население гетто [Friedman P. 1973: 276].

Немцы прекрасно понимали еврейскую психику и хорошо знали, в чем состоит слабая сторона евреев. Принцип коллективного возмездия был тесно связан с крепкими семейными узами среди евреев, и в этом евреи были уязвимы. По иронии судьбы, то, что раньше было великой силой еврейского народа, теперь превратилось в пагубную ловушку. Сплоченная структура семьи не позволяла одному или двум ее членам оставить остальных, поскольку всей семье было крайне сложно бежать из гетто. Намерение покинуть деревню или бежать из гетто или лагеря в надежде попасть к партизанам подразумевало болезненное решение оставить жену, мать, отца и ребенка.

В беседах автора с отцом эта тема подчеркивается постоянно, и она пронизана чувством вины, даже если отъезд означал возможность осуществить «некумах» (на идише – «месть») за семью:

Разве я чем-то отличаюсь от своих родителей или дочерей, чтобы я жил, а они умерли? Нет, мы были одинаковыми. Почему же тогда я остался жив? Возможно, я не смог бы им помочь, если бы остался, но, по крайней мере, мы были бы вместе до конца.

Надежда на выживание

Как уже говорилось, помимо всех скрытых уловок, полуправды, коварных ухищрений, используемых нацистами для того, чтобы заманить в ловушку евреев (и весь мир), самым эффективным инструментом был масштаб совершаемого ими зла. Это, как было показано, привело к многочисленным способам адаптации к непостижимости времени. Одним из основных стремлений человека является выживание. Надежда умирает последней. У многих евреев было чувство, что их не убьют; что они слишком ценны; что немцам «нужен» их труд, их таланты или даже их деньги. Они не хотели рисковать. Они считали, что если они будут подчиняться закону, то их пощадят. Короче говоря, сопротивление означало самоубийство; отказ от сопротивления означал жизнь, а зачем рисковать ею? Держитесь за жизнь как можно дольше[23]23
  Эта дилемма наглядно изображена в пьесе Артура Миллера «Это случилось в Виши» [Miller 1971: 283–342].


[Закрыть].

Ортодоксальные евреи зачастую отказывались принимать участие в военном сопротивлении. Сопротивление для них противоречило Божьему закону; оно было равносильно самоубийству, а самоубийство считалось грехом. Лучше было довериться Богу и Его суду. До самого конца, считали они, нужно исполнять волю Божью, оставаться в живых и не рисковать смертью. Единственными целями человека должны быть Кевод Хашем (на иврите «религиозная честь») и Киддуш Хашем («освящение имени Бога», «религиозное самопожертвование»).

Эта форма ненасильственного сопротивления (в некоторых отношениях почти гандистская) стала очень спорной темой. Некоторые читатели скажут, что такая форма пассивного сопротивления вовсе не является сопротивлением – это трусость и человеческая слабость, и кроме того, она привела к гибели многих евреев, которые могли бы спастись (или погибнуть в ходе активного бунта), если бы не послушали раввинов. Один из партизан, Моше Флеш, у которого автор брал интервью, испытывал подобные чувства:

Из-за Бога и религиозных ортодоксов погибло много евреев, потому что это удерживало народ от борьбы. Раввины имели сильную власть над народом. Из-за этого мне пришлось на время отойти от своей религии и перейти к борьбе.

Ненасильственное сопротивление принимало разные формы: существовали молитвенные группы и классы иврита, которые собирались в гетто и лагерях, несмотря на суровые наказания; были попытки спасти свитки Торы из горящих синагог, хотя многие люди при этом погибли; были истории о хасидах, которые молились и танцевали в религиозном экстазе до последней минуты своей жизни! Являются ли эти поступки проявлением храбрости или трусости?

Отсутствие оружия, отсутствие доверия

Одними из самых серьезных препятствий для сопротивления, после того как были преодолены психологические, теологические и семейные барьеры, были, прежде всего, отсутствие оружия и, впоследствии, отсутствие связи между евреями и внешним миром, а также отсутствие подготовленного руководства. Однако все сводилось к самому главному: в любом восстании лишь незначительное меньшинство способно сопротивляться, и эти немногие должны иметь чем дать отпор, и вот в этом успех не всегда сопутствовал евреям.

Как утверждает Филипп Фридман в своей статье «Jewish Resistance to the Nazis» («Еврейское сопротивление нацистам»):

Постоянное, бесперебойное снабжение оружием – непременное условие для операций сопротивления. Большинство нееврейских подпольных движений получали огромное количество оружия и другие материалы от своих правительств в изгнании и от союзных правительств. Но ни в одной стране с еврейским подпольем не обращались наравне с признанными национальными подпольными организациями [Friedman P. 1973: 277][24]24
  Об отсутствии оружия и недоверии см. [Foxman 1968: 123–124].


[Закрыть].

Все, что должно было получить еврейское подполье, прежде должно было пройти через недружественные национальные каналы, и часто на их запросы отвечали прямым отказом, как в Виленском и Белостокском гетто, или запрашиваемое приходило слишком поздно и в смехотворно малых количествах, как в Варшавском гетто. Во время восстания в Варшавском гетто под руководством Мордехая Анелевича, после длительных и бурных переговоров с польским подпольем, еврейские партизаны в конце концов получили только 50 револьверов, 50 ручных гранат и четыре килограмма взрывчатки. Все это нужно было использовать, чтобы отбиваться от целых артиллерийских полков и воздушных атак – при этом некоторые револьверы оказались неисправны и бесполезны. Одна из основных причин, почему евреи получали так мало помощи от Армии Крайовой, польской подпольной армии, крупнейшего подпольного движения в Польше, заключалась в том, что ее руководство было пронизано антисемитизмом [Suhl 1975: 6].

Каждый пистолет, каждая граната и каждая винтовка были на вес золота – потому что довольно часто каждый экземпляр приходилось покупать за золото на черном рынке у нелегальных торговцев оружием и дезертиров из армии, красть у охранников, солдат и крестьян или изготавливать на маленьких подпольных заводах и в ремонтных мастерских [Friedman P. 1973: 277].

Помимо нехватки оружия, между евреями и окружающими сообществами не хватало доверия и взаимопонимания. Отчасти это было связано с антисемитизмом, а отчасти с откровенным страхом перед немцами, которые могли отомстить за сотрудничество с врагом (евреями, коммунистами и партизанами). По словам Эриха Гольдхагена, евреи жили не только как рыбы во враждебном море, но и как рыбы на враждебной земле. Все это препятствовало эффективной координации между еврейскими и нееврейскими боевыми группами.

Ко всему этому добавлялось отсутствие компетентного еврейского руководства. Опытные и авторитетные лидеры общин были безжалостно депортированы и уничтожены во время первых облав. Еврейские интеллектуалы, профессионалы, политические и профсоюзные лидеры, бывшие еврейские офицеры и солдаты, а также главы религиозных общин одними из первых были отправлены в трудовые лагеря или сразу убиты под различными предлогами.

К счастью, в первые годы войны нацисты не уделяли особого внимания молодежи и женщинам, поэтому руководство и рядовые члены молодежных организаций (например, «Бетар», «Хахалуц», «Дрор», «Ха-шомер Ха-цаир» и сионистские молодежные движения) выжили и стали колыбелью еврейского подполья в гетто, а позднее и в лесах.

Оценка и заключение

После суда над Эйхманом, состоявшегося около 15 лет назад, возник миф о еврее как о трусливой овце. Скоро ли на смену ему придет другой миф: о евреях как о могучих суперменах? Правда, как и сама жизнь, как и сама война, гораздо сложнее.

Как мы должны оценивать самих партизан? Стоит ли преувеличивать их роль во время Второй мировой войны? Это такая романтичная группа! Должны ли мы переоценивать их значение? Должны ли мы прославлять их? Ответы, конечно, зависят от нашей цели и от нашей роли. Религиозные и политические лидеры используют славу прошлого для укрепления своей системы убеждений или поддержания приверженности своему режиму, чтобы научить свой народ урокам прошлого и вдохновить его на будущее. Но роль историка и социолога более сложна и гораздо менее грандиозна: рассказать историю как можно более правдиво. В прошлом роль евреев в сопротивлении умалялась либо по причине невежества, либо из-за откровенных предрассудков. Многие западные историки не владели теми языками (иврит и идиш), на которых рассказывалось о еврейском участии, а многие восточноевропейские историки находились под политическим давлением или были антисемитами. В любом случае истинная история так и не стала достоянием общественности.

Следить за тем, чтобы жизненно важная роль еврейских бойцов не была забыта, оставалось еврейским писателям.

Но как же оценить этих бойцов? С военной точки зрения советское партизанское движение имело определенный успех – такой, какой может иметь любое движение сопротивления, когда ему противостоит первоклассная военная держава, но этот успех был сильно ограничен несколькими факторами, некоторые из которых были описаны выше. Партизаны испытывали трудности от трех основных проблем, связанных с нерегулярностью, неэффективностью и контролем[25]25
  Подробнее по теме см. [Howell 1956: 209–213; Macksey 1975].


[Закрыть].

Проблема контроля была важным фактором. Роту или батальон бойцов зачастую очень трудно контролировать даже с расстояния в несколько сотен метров. Для сравнения, задача эффективного управления 60–80 тысячами партизан в том или ином секторе, разбитых, как они были разбиты, на множество слабо сплоченных отрядов в 100 и более километрах за линией противника и в тысяче километрах от центрального командования, даже при наличии надежной связи, практически невыполнима.

Во-вторых, существовала проблема неэффективности. Партизаны никогда не могли противостоять отборным полкам немецкой армии лицом к лицу, даже в тех районах и в тех обстоятельствах, которые они сами выбрали, и кроме того, они могли «захватить» только ту местность, которая была тактически невыгодна, неважна для немцев в данный период или которую из-за нехватки личного состава немцы не могли или не хотели занимать или зачищать. В тех районах, в которых немцы хотели избежать столкновения с партизанами, они просто обходили их стороной. Несмотря на то что с партизанскими отрядами часто было чрезвычайно трудно бороться, тем не менее немцы, когда видели необходимость зачистить участок тыла и не были слишком заняты на фронте, почти всегда справлялись с этой задачей.

В-третьих, существовала проблема неопытности. Такая неопытность, по словам историка армии США Эдгара Хауэлла, является большой слабостью большинства движений сопротивления, и советское движение не было исключением. Партизаны были «нерегулярными силами» во всех смыслах этого слова. Они никогда не оснащались, не обучались и не управлялись как регулярная армия и не могли приблизиться к регулярной армии по эффективности и силе. Слишком часто бойцы были лишены энтузиазма и недисциплинированны. Руководство часто было слабым. Учитывая эти факторы, неудивительно, что некоторые военные эксперты считали партизан не более чем «третьесортным ополчением» [Howell 1956: 210][26]26
  Однако Хауэлл не совсем прав, так как партизанские отряды играют важную роль и вне военного дела. Но, даже отмечая это, следует указать, что отдельные партизанские движения были достаточно эффективны. Наиболее заметными были партизаны генерала Тито в Югославии. В его рядах боролось около 2000 евреев, а первым и ближайшим соратником Тито был еврей Моша Пияде. Кроме того, советское партизанское движение сыграло чрезвычайно важную роль в сдерживании давления на немцев и их союзников, поскольку помогало СССР восстанавливать свои силы для продолжения борьбы.


[Закрыть].

Говоря все это, не стоит принижать сильные стороны партизанского движения, особенно в 1943–1944 годах. У него был большой запас людских ресурсов, на которые можно было положиться – людских ресурсов, отличавшихся врожденной силой, неприхотливостью, привычных к трудностям и часто хорошо знакомых с местностью, в которой они действовали. Более того, партизаны наносили удары по врагу, даже если не могли победить его. Каждый обрыв рельсов, каждая поврежденная или уничтоженная единица подвижного состава, каждый убитый, раненый или отвлеченный немецкий солдат, каждая задержка поездов с припасами наносили урон. С геополитической точки зрения партизаны были гораздо более успешны в том, чтобы не позволить немцам когда-либо полностью перейти к оккупации и экономическому управлению завоеванной территорией. Советские партизаны и их государственные комиссары также являлись фактором распространения и поддержания коммунистического контроля над территориями, которые были либо враждебными, либо нейтральными по отношению к СССР. И наконец, партизаны позволяли тем людям, которые к ним присоединялись, с достоинством и честью отомстить немцам.

Так что, несмотря на многочисленные слабости, партизанское движение и евреи в нем сыграли важную роль. Оно позволяло не просто не умереть, а достойно жить[27]27
  Частично текст о препятствиях на пути к сопротивлению был опубликован в [Porter 1979: 190–195]. Печатается с разрешения редакторов.


[Закрыть].

Часть первая
Пролог

Введение

Несмотря на изобилие литературы о холокосте, серьезные пробелы все еще остаются. Мы располагаем военными хрониками и историческими документами; мемуарами генералов и государственных деятелей; теологическими эссе и дневниками выживших; рассказами из первых рук и из вторых рук; библиографиями и обзорами – и все же, несмотря на огромное количество публикаций, остаются буквально миллионы неевреев, которые не знают, что такое холокост, и тысячи евреев, которые также не знают, что это значит.

Одним из таких пробелов является роль еврейского сопротивления в противостоянии геноциду и, в частности, роль партизанского сопротивления. Многое известно о сопротивлении в гетто (особенно в Варшавском гетто) и концентрационных лагерях (особенно в Треблинке и Аушвице), а также о роли евреев в военных подразделениях союзников. Однако значительный вклад евреев в партизанскую войну становится известен только сейчас. Некоторые книги, такие как «Soviet Partisans in World War II» («Советские партизаны во Второй мировой войне») Джона А. Армстронга, содержат лишь разрозненные упоминания о евреях. И лишь немногим (в большинстве своем журналистам и писателям, а не ученым) удалось собрать и представить масштаб вооруженного сопротивления.

Сделать это попытались четыре еврея: Моше Каганович в своей книге «Войны еврейских партизан в Восточной Европе» (на иврите и на идише); Юрий Суль в книге «They Fought Back: The Story of Jewish Resistance in Nazi Europe» («Они дали отпор: История еврейского сопротивления в нацистской Европе»); Биньямин Вест в книге «Их было много: Еврейские партизаны в Советском Союзе во время Второй мировой войны» (на иврите); и Рубен Айнштейн в своем 1000-страничном опусе «Jewish Resistance in Nazi-Occupied Eastern Europe» («Еврейское сопротивление в оккупированной нацистами Восточной Европе») – самой полной истории еврейского сопротивления, написанной на английском языке.

Тем не менее многое еще предстоит сделать. Например, есть фильмы, романы и пьесы, посвященные холокосту, но в большинстве из них не отражена роль партизан. Однако существует большой массив литературы, основанной на личных воспоминаниях евреев и неевреев, в большинстве своем на русском, польском, идише и иврите, которая ждет перевода и издания на английском языке.

Ниже представлены несколько рассказов русско-еврейского писателя Шмуэля (Самуила) Персова (1890–1952). Персов родился в Почепе Черниговской губернии Белоруссии (сейчас – территория Брянской области. – Прим. ред.). До 13 лет он учился в ешиве, а затем доучивался у писателя и преподавателя А. Н. Генсина. В 1905–1906 годах он активно участвовал в деятельности Бунда, а затем эмигрировал в США. Однако с началом русской революции 1917 года Персов вернулся в СССР. Он был расстрелян по приказу Сталина 12 августа 1952 года вместе с 25 другими еврейскими писателями и художниками из числа крупнейших представителей советской еврейской интеллигенции[28]28
  Первоначально этот текст был написан на основании неполной и недостоверной информации о деле и фактических обстоятельствах суда, которые с тех пор были прояснены благодаря публикации ранее недоступных документов из советских архивов, включая стенограммы судебных заседаний. См. [Rubenstein 2005]. – Прим. ред.


[Закрыть]. Из-за параноидальной фобии Сталина по поводу еврейской угрозы его режиму более 400 ведущих деятелей еврейской культуры погибли в результате казней, пыток или в тюремном заключении.

Персов создал множество рассказов о советской жизни, включая «Kornbroit» («Ржаной хлеб») и «Royter Horn» («Красный рог»). Во время Второй мировой войны он много писал о еврейских партизанах в лесах и гетто. Этой теме он посвятил книгу на идише «Dain Nomen iz – Folk» («Твое имя – народ. Зарисовки о еврейских партизанах»). Она включает 21 фактографический рассказ о еврейском сопротивлении и о партизанах, которые пожертвовали своими жизнями ради спасения еврейского народа.

Многим читателям стиль Персова может показаться наивным, героическим, «пропагандистским» – в какой-то степени так оно и есть. В годы войны более 90 советских писателей были заняты в пропагандистской работе, связанной с войной. Слова этих «трубадуров» национального эпоса отражали политические цели, которым они были призваны служить. Они были ограничены рамками официальной советской идеологии, и для того, чтобы пройти цензуру, утвержденные темы необходимо было развить свежо и оригинально. На еврейских писателей ложилось дополнительное бремя – они считали необходимым доказывать своим нееврейским читателям, что евреи во время войны были не трусами и предателями, а, по сути, верными сынами и дочерьми своей страны в борьбе с фашизмом.

В первом рассказе Персова «Твое имя – народ» под «народом» подразумевается не еврейский, а советский народ. Еврей как боец, как партизан должен был быть представлен как часть целого народа, борющегося за выживание. Отчасти эта перспектива была столь важна потому, что, по крайней мере в начале войны, Сталин рекомендовал прессе и другим средствам массовой информации не делать упор на преследовании нацистами евреев, а подчеркнуть преследования в отношении всех советских народов – украинцев, белорусов, грузин и других. Сталин хотел, чтобы борьба велась во имя любимой страны, земли и дома, а не как оказание помощи евреям. Именно по этой причине в начале нацистского вторжения в СССР многие еврейские общины были застигнуты врасплох.

После войны ситуация ухудшилась. Курс полностью переменился, а подлинная история уничтожения евреев и еврейского сопротивления замалчивалась. Более того, позже, при Хрущеве, евреи были представлены как пособники нацистов в войне против СССР!

Как и все рассказы в этой книге, рассказы Шмуэля Персова следует рассматривать на этом фоне. То же касается воспоминаний партизанских лидеров Орланда и Линькова, которые следуют за Персовым. Советскую литературу военного и послевоенного времени также следует рассматривать в контексте этих огромных ограничений. Мы сможем оценить нашу собственную свободу как писателей и читателей сегодня, когда поймем, какое давление оказывалось на советских писателей, интеллектуалов и простых граждан. Персов погиб, как и многие другие писатели, поэты и мыслители, во время сталинских чисток, но он выполнил свою задачу, изобразив евреев активными борцами и преданными гражданами.

Наше сегодняшнее отношение к Советскому Союзу остается двойственным; хотя СССР продолжает подавлять евреев в культурном и религиозном плане, тысячи восточноевропейских евреев тем не менее были спасены советской армией и флотом благодаря их доблестной победе над нацизмом. За это мы находимся в долгу перед советским народом и его руководителями.

Батальон отступал.

Немцы неустанно наступали со всех сторон. Оставался лишь один путь – берег реки. Но моста поблизости не было, а наводить военный мост не было времени, поэтому оставалось только броситься в воду и вплавь перебраться на противоположный берег, но партизаны знали, что это бурная и глубокая река.

Два красноармейца, будучи хорошими пловцами, вызвались проверить реку, чтобы найти место, где не так глубоко и дно более твердое, так как кроме пехоты нужно было переправить всю колонну с транспортом. Командиры с нетерпением оглядывались вокруг, наблюдая за тем, что происходит у реки. В любой момент немцы могли предпринять атаку, и в этих неблагоприятных условиях весь батальон мог быть уничтожен. Времени было в обрез.

Один из пловцов доплыл до середины реки и начал погружаться под воду. В этом месте волны были очень высокими.

Другой заходил в воду несколько раз, затем на мгновение исчез. И вдруг всплыл…

На берегу росло напряжение. К командиру привели старика.

– Мы его поймали, он без документов, – сказал часовой.

– Ты кто? – спросил командир.

– Еврей.

– Вижу. Спрошу еще раз: кто ты и откуда?

– Из города Хачкловирта, из еврейской части Найе Лебен, недалеко отсюда. Немцы взяли, – старик разрыдался, как ребенок. – Так вышло, что в тот день меня не было дома, и поэтому я выжил. Но другие… – он сделал отчаянный жест руками. – Убийцы не пощадили даже младенцев.

– И что ты делаешь здесь, на фронте?

– Вы думаете, я знаю, что я делаю?.. Я брожу по окрестностям… Возможно, я мог бы добраться до партизан, где я мог бы найти местных крестьян; они знают меня, и вы… Вы, кажется, тоже русский, как и я. Вы арестовали меня, держите под прицелом… Как будто я…

В этот момент командиру сообщили, что два солдата вернулись со следующей новостью:

– Это не река, это черт знает что. Дно мягкое и полно ям.

– Но оставаться здесь невозможно, – сказал командир.

– Товарищ! – еврей подошел к нему ближе. – Если вы мне позволите…

– Не перебивать, – сердито ответил командир.

Но еврей настаивал:

– Я местный. Я родился здесь. Я знаю эту реку как свои пять пальцев.

И, не дожидаясь ответа, он быстро начал раздеваться. Стоя нагишом, старик был похож на маленького шаловливого мальчика, приклеившего бороду к подбородку, чтобы выглядеть смешным. На спине у него были десятки следов от банок, выглядевшие совсем свежими[29]29
  Речь идет о медицинских банках. – Прим. ред.


[Закрыть]. Был пасмурный день, и завывал холодный ветер. Не раздумывая он прыгнул в воду, поплыл в сторону противоположного берега, нырнул, а затем всплыл на некотором расстоянии. Тем, кто стоял на берегу и наблюдал за евреем, то ныряющим, то всплывающим, казалось, что он показывает им какие-то фокусы. Вдруг он всплыл на поверхность и радостно воскликнул:

– Вот нужное место.

Солдат подплыл к тому месту, где стоял еврей.

– Да, это то самое место, вода не слишком глубокая, а дно твердое.

Еврей поплыл к противоположному берегу, двигаясь зигзагами, ныряя в определенных местах, затем снова всплывая, и, как опытный инструктор, давал указания солдату, плывущему рядом с ним:

– Сюда! Плыви вправо! Еще немного. Вот так, вот так!

Еврей переправил солдата на противоположный берег реки, а затем поплыл обратно к месту, где его ждал батальон. Когда он вышел из воды, он посинел от холода, а зубы его стучали. Чтобы согреться, он начал прыгать. Командир снял с себя шинель и сказал:

– Вот, возьми это, старик. Надень, чтобы согреться!

Батальон перешел на другой берег со всеми солдатами и машинами. Только командиры и несколько взводов остались позади. Повернувшись к еврею, командир сказал:

– Ты согрелся? Нам пора переходить на другой берег.

– Ты возьмешь меня с собой? – спросил еврей.

Командир сердито ответил:

– Что за вопрос! Давай, старик, поторопись!

Еврей не успел встать. Вокруг него начали рваться один за другим снаряды. Раздавались стоны раненых. Когда командир оглянулся на еврея, тот был уже мертв.

Те, кто уже перебрался на противоположный берег, открыли по немцам ответный огонь. Командиры стали переплывать реку так быстро, как только могли, унося с собой раненых и мертвого еврея. Когда весь батальон был вне опасности, один из солдат похоронил еврея в военной шинели командира, которая теперь была пропитана кровью.

У открытой могилы комиссар произнес речь:

– Это его кровь. Он пролил ее за нас и за весь народ; и вот что мы скажем ему в час расставания: да будет благословенна память о тебе, старик…

После паузы комиссар спросил:

– Как его звали?

Никто не знал. Все стояли молча, смущенные. Вдруг командир повысил голос и сказал:

– Я знаю твое имя, убитый брат. Твое имя – народ!

Батальон вскинул ружья, сделал три залпа, а затем двинулся дальше.