Текст книги "Волга. История главной реки России"

Как мы уже видели, российское правительство могло в любой момент переместить в любой другой регион казаков, каковы бы ни были их связи с прежними районами и реками. В XVII веке другие категории служилых людей тоже были переведены правительством к границам ради укрепления контроля над этими территориями. Стрельцов, как мы уже говорили, расквартировали в Астрахани. Так называемые однодворцы были отдельной категорией служилых: им давали мелкие участки земли на южных границах в обмен на военную службу, которая главным образом означала защиту границ государства от набегов[315]315
  Происходя по большей части из западно– и южнорусских земель, однодворцы к XIX веке утратили постепенно все свои привилегии, превратившись, как правило, в крестьян. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. В XVIII веке и однодворцы, и стрельцы устарели как класс, однако продолжали проживать в городах и селах Поволжья, занимаясь сельским хозяйством и мелочной торговлей. В 1780 году в одной только Казанской губернии было зарегистрировано 447 однодворцев мужского пола[316]316
  Полянский Ф. Я. Городское ремесло и мануфактура в России XVIII в. М.: Издательство Московского университета, 1960. С. 32.


[Закрыть].

Правительство пыталось ввозить в Поволжье новых людей, которые, как предполагалось, будут лояльны к режиму. В 1730–1740-е годы отставных солдат (в основном из русских крестьян) поощряли селиться на «пустых» поволжских землях, снабжая клочком земли и выделяя на семью 5–10 рублей[317]317
  ПСЗ. № 7315. Т. 10. С. 207, 6 июля 1737 года; № 7571. Т. 10. С. 487, 30 апреля 1738 года; № 7757. Т. 10. С. 729, 16 февраля 1739 года; № 8623. Т. 11. С. 664–65, 27 сентября 1742 года.


[Закрыть]. В 1764 году те же стимулы были предложены вышедшим в отставку солдатам за согласие переехать в Астраханскую губернию[318]318
  ПСЗ. № 12174. Т. 16. С. 786–90, 5 июня 1764 года.


[Закрыть]. Однако соглашались немногие. На 1763 год в Казанскую губернию переехали только 3480 отставных солдат с семьями[319]319
  ПСЗ. № 11902. Т. 16. С. 339. 22 августа 1763 года.


[Закрыть]. В 1737 году на Волге к западу от Самары был основан город Ставрополь (то есть «город креста»), как военное поселение калмыков, обратившихся из буддизма в христианство. Две тысячи калмыков были насильно переселены сюда из Саратовской губернии. Однако город развивался медленно, к тому же многие калмыки присоединились к пугачевскому восстанию. После его подавления город пришлось реорганизовать, поскольку там почти не осталось населения.

Екатерина II взяла вопрос заселения Волги в собственные руки, своим указом учредив колонии немецких иммигрантов на землях по обоим берегам реки близ Саратова. На Екатерину большое впечатление произвели идеи того времени о том, что увеличение населения приводит к увеличению благосостояния страны, а также представление о том, что отсталость России во многом коренится в низкой плотности населения. В 1762 году она выпустила манифест, принимавший «на поселение в Россию» любых иностранцев, за исключением евреев, что должно было пойти на пользу отечественному сельскому хозяйству и ремеслам. Манифестом следующего года отдельно поощрялось расселение в Саратовской губернии. Предлагались существенные блага: земля, помощь в основании поселений, право свободного вероисповедания, освобождение от налогов на несколько лет и от рекрутской повинности. Манифесты не были рассчитаны специально на иммигрантов из немецких государств, но на практике именно они (особенно Гессен) оказались наиболее восприимчивы к призывам документов. Екатерина (сама будучи немкой), вероятно, была только довольна этим обстоятельством: она и ее советники предполагали, что трудолюбивые немецкие крестьяне принесут пользу экономике империи и, возможно, подадут пример ленивым русским крестьянам. В 1764 году земли для поселения в Саратовской губернии были выделены. Через два года прибыло около 30 тысяч колонистов. Часто они оказывались в чистом поле без какого-либо жилья, так что пережидать первую зиму им пришлось в вырытых землянках. С 1764 по 1768 год по обоим берегам Волги было основано 104 колонии[320]320
  Bartlett R. P. Human capital: the settlement of foreigners in Russia, 1762–1804. Cambridge; New York: Cambridge University Press, 1979. P. 75.


[Закрыть]. Из-за болезней, засухи и нехватки семян число поселенцев сократилось до 23 тысяч, но колонии постепенно развивались: в 1798 году численность колонистов составила 39 тысяч, а в 1811 году – 55 тысяч человек[321]321
  Koch F. C. The Volga Germans: in Russia and the Americas. P. 69.


[Закрыть].

Расселяя немецких колонистов в Поволжье, русское правительство, однако, исходило из ряда предположений. Первое состояло в том, что колонии улучшат методы ведения сельского хозяйства в Поволжье и приведут к процветанию региона. На деле же, как мы увидим в главе 8, немецкие колонисты были сильно ограничены в действиях и передвижениях, что препятствовало какому бы то ни было сельскохозяйственному или коммерческому развитию. Второе – в том, что земли, выделенные российским правительством, «пустуют», хотя на самом деле они использовались местными кочевниками под пастбища. Колонии оказали значительное отрицательное воздействие на кочевые племена, чей образ жизни и так уже находился под угрозой из-за постепенного наступления на их земли помещиков и крестьян и урезания былых привилегий. Немецкие колонии на восточном берегу Волги мешали традиционным путям передвижения кочевых ногайских и киргизских племен[322]322
  Имеются в виду казахи. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Те ненавидели поселенцев и часто совершали на колонии опустошительные набеги.

Калмыки, жившие на западном берегу Волги и в степях между Волгой и Доном, были стеснены Царицынской сторожевой линией гарнизонов и новыми поселениями немецких колонистов. Один из них так красноречиво описал положение:

«Посмотрите, как ограничивают ваши права. Русские чиновники обманывают вас, а правительство хочет обратить вас в крестьян. Берега Яика и Волги застроены казачьими станицами, а северные границы ваших степей заселили немцы. Еще немного – и Дон, Терек и Куму тоже колонизируют и вас отбросят в безводные степи, а ваши стада, единственный источник вашего существования, исчезнут»[323]323
  Цит. по: Khodarkovsky M. Where two worlds met: the Russian state and the Kalmyk nomads, 1600–1771. Ithaca: Cornell University Press, 1992. P. 230.


[Закрыть].

Выбор был неутешителен: «Либо нести ярмо рабства, либо покинуть Россию и тем самым положить конец всем вашим страданиям». Так и произошло. В 1771 году около 150 тысяч калмыков с земель между Волгой и Доном просто свернули шатры и вместе с семьями и стадами отправились в земли предков на границе с Китаем. Екатерина II была в ярости: ее планы заселения Волги не предусматривали «потери» подданных. Однако она никак не могла помешать их долгому пути на восток. Переход стал трагедией калмыцкого народа: по дороге их неоднократно атаковали враждебные племена, а зима оказалась слишком суровой. Погибло до 100 тысяч человек[324]324
  В историографии приводятся разные подсчеты погибших, от 15 до 100 тыс. человек. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Те же, кто выжил, поступили на службу к китайскому императору, тем самым просто променяв угнетение со стороны одной империи на гнет со стороны другой.

Тщательное наблюдение велось и за другими потенциально ненадежными социальными группами. Судя по всему, слежка за реакцией населения на императорские указы и сообщения о местонахождении, правовом статусе и занятиях людей отнимали непропорционально большое количество времени у губернских чиновников, возможно потому, что от второразрядных служащих здесь практически не требовалось проявлять инициативу. В 1843–1844 годы местные чиновники после приказа Сената произвели подсчет цыган в своих уездах. Екатерина II отнесла цыган к государственным крестьянам, но они до сих пор считались отдельной категорией общества: к ним относились с подозрением, считая ворами и барышниками. Подсчитали, что в середине XIX века во всей империи было около 47 тысяч цыган. За их перемещениями следили. После указа Сената в Казанской губернии выявили 25 цыганских семей в Спасском уезде и 7 семей в Царевококшайске (ныне Йошкар-Оле – столице Республики Марий Эл). В самой Казани цыган оказалось 44 мужского пола и 39 женского пола; город спрашивал, не переселить ли их из центра в деревни[325]325
  Национальный архив Республики Татарстан (далее НАРТ). Ф. 1. Оп. 2. Д. 393. Канцелярия казанского губернатора, 1843–1844 годы.


[Закрыть].

Описаний цыган на Волге очень мало. Одно из исключений – свидетельство Чарльза Скотта, совершившего путешествие вниз по Волге в середине XIX века. В Нижнем Новгороде он слышал впечатляющий хор, участники которого «происходили из цыганской расы»:

«Их было около двадцати человек обоих полов, но преобладали женщины. Было бы трудно по их костюму или манерам установить какую-либо связь между этими людьми и теми бродягами, которых можно найти в России и в других частях Европы. Мужчины были одеты в вечерние костюмы и сияющие туфли и были очевидно горды собою, выставляя вперед груди в белых галстуках; прекрасные фигуры женщин были облачены в шелковые и атласные платья, покрой которых одобрили бы и в «Пальмире» [Санкт-Петербурге]; но смуглый цвет лица, правильные черты и сверкающие черные глаза сразу выдавали их происхождение. В их песнях была дикая, завораживающая гармония; мимикой и жестами они с большой достоверностью передавали страсти, о которых пели»[326]326
  Scott C. The Baltic, the Black Sea and the Crime. London: R. Bentley, 1854. P. 93–94.


[Закрыть].

В 1854 году самарский губернатор получил запрос о подробностях нахождения всех киргизов, живших в губернии без письменного дозволения, включая названия всех деревень и число лошадей, находящихся в их собственности[327]327
  Государственный архив Самарской области (далее ГАСО). Ф. 1. Оп. 8. Т. 1. Д. 108. Самарская губернская канцелярия, 1854.


[Закрыть]. В 1861 году в Самарской губернии переписали всех калмыков, живущих в городах и селах губернии[328]328
  ГАСО. Ф. 1. Оп. 1. Т. 1. Д. 2060. Самарская губернская канцелярия, 1861.


[Закрыть]. Впоследствии производилась также перепись иудеев и баптистов. Ситуация с обращенными язычниками и мусульманами будет изложена в следующей главе. Многонациональный и многоконфессиональный состав Поволжского региона продолжал считаться потенциально ненадежным и подвергался пристальному наблюдению.

* * *

Были и другие, не столь очевидные способы придания русской имперской идентичности изначально нерусскому региону. Одним из них стала архитектура. Ранним проявлением российской доминации были кремли, которые строились во всех городах, захваченных у татар или вновь построенных в качестве опорных пунктов на реке. Кремли строились на возвышении – не только в оборонительных целях, но и для визуальной демонстрации власти Российского государства над городским населением. В стенах кремля находились основные символы власти империи – православный собор и дом губернатора, а также другие главные административные здания. Когда Пугачев подошел к Казани, он занял и практически уничтожил нижнюю часть города, включая татарский квартал, но взять кремль не смог.

Во второй половине XVIII века Екатерина II предложила крупным городам перестроить деревянные здания в новые каменные в духе классицизма. Но действовать нужно было не как попало: она потребовала представить подробные планы, которые должна была одобрить лично. Улицы должны были быть прямыми и широкими, а городские планы – радиальными или в виде решетки. Правительственные здания должны были производить внушительное впечатление и располагаться в районе центральной площади; нужно было предусмотреть строительство школ и других важных для общества заведений[329]329
  Jones R. E. Urban Planning and the Development of Provincial Towns in Russia during the Reign of Catherine II in the eighteenth century in Russia / ed. J. G. Garrard. Oxford: Clarendon Press, 1973. P. 321–344.


[Закрыть]. Иными словами, города должны были быть «европейскими», а не «азиатскими», что утверждало русское культурное превосходство. На самом деле указ имел такое же значение для Москвы и других городов в Центральной России (конечно, за исключением Санкт-Петербурга, изначально выстроенного по плану) и основанных русскими волжских городов (Саратова, Самары, Царицына), как и для традиционно нерусских городов вроде Казани и Астрахани.

Первым городом, перестроенным в соответствии с утвержденным планом, стала Тверь на Верхней Волге, центр которой незадолго до того практически сгорел. Кроме того, Екатерина II выделила 200 тысяч рублей на перестройку Казани после разрушений, вызванных пугачевским восстанием[330]330
  Alexander J. T. Emperor of the Cossacks. P. 196.


[Закрыть]. Новые города должны были отличаться не только большей гигиеной и меньшей пожароопасностью: их единообразие показывало, что все это составные части одной империи, которые служат той же административной цели, что и представители государственной власти. Доминирование русской культуры укрепляли и другие памятники. После победы над Наполеоном на холме недалеко от кремля был воздвигнут мемориал в честь павших во время взятия Казани в 1552 году[331]331
  ПСЗ. № 26633. Т. 34. С. 32–33. 23 января 1817 года.


[Закрыть].

Еще одним путем утверждения единой культуры – по большей части русской, европейской – было образование и искусство. Программы национальных школ, в которые допускались как русские, так и дети других народностей, утверждались государством. В школах при Екатерине II, помимо других предметов, требовалось изучать специально созданный учебник «О должностях человека и гражданина», который побуждал учащихся отдавать гражданский долг государству. При Александре I в 1819 году учебник был отозван: было решено, что он содержит революционные идеи, и программа стала более консервативной, большее внимание стало уделяться изучению православной веры. Однако русское правительство совершенно не возражало против устройства школ для нерусских учащихся – армян в Астрахани и татар в Казани – и даже поощряло их создание. Контролировать мусульманские школы при мечетях в волжских городах государство стало лишь в конце XIX века. Только тогда использование русского языка в школах стало важным средством русификации нерусских народов Поволжья.

Екатерина II очень заботилась о своем образе и о необходимости стать «российской императрицей» для всех своих подданных – не в последнюю очередь потому, что трон она узурпировала, свергнув легитимного царя – своего мужа Петра III. По рождению она, конечно же, была немкой и воспитывалась в лютеранской вере. Ее чувствительность в этом вопросе, разумеется, была задета, когда она узнала, что Пугачев заявляет о себе как об «истинном царе».

Одним из способов укрепления своей легитимности было посещение своих разнообразных владений со всевозможными приличествующими церемониями. Она собиралась показать себя своим «людям» – по крайней мере, тщательно отобранным для этих целей. Это было вполне в русле европейских традиций: короли и королевы устраивали «монаршие процессии», а местные бароны приносили им клятвы верности, что по сути устанавливало королевский контроль над их владениями. Цари обычно совершали паломничества по святым местам, укрепляя тем самым свои связи с православием, но светских путешествий по стране обычно не предпринималось. Петр I, впрочем, посетил многие крепости и города России, имевшие значение для его военных кампаний. В июне 1722 года он побывал в Астрахани, готовясь к Персидскому походу, посетил местный кремль и осмотрел флот[332]332
  Рыбушкин М. Записки об Астрахани. 3-е изд., доп. Астрахань: Волга. 2008. С. 133–135.


[Закрыть]. Однако маршруты поездок Екатерины были с самого начала избраны так, чтобы установить ее власть над новыми подданными и новыми землями. Неудивительно, что первым из таких путешествий стала в 1767 году поездка по Волге, кульминацией которой стала остановка в многонациональной Казани.

Екатерина отплыла в мае 1767 года с флотилией из четырех галер, специально построенных для этой поездки и получивших знаменательные имена «Тверь», «Волга», «Ярославль» и «Казань»; еще от 10 до 20 судов перевозили свиту из 2000 человек[333]333
  Лучшее описание турне Екатерины см. в статье: Ибнеева Г. В. Путешествие Екатерины II по Волге в 1767 году: узнавание империи // Ab Imperio. 2000. № 2. С. 87–104. См. также Hausmann G. Mütterchen Wolga, P. 173–188 и Ибнеева Г. В. Имперская политика Екатерины II в зеркале венценосных путешествий. М.: Памятники исторической мысли, 2009. С. 182–195.


[Закрыть]. В ходе путешествия, длившегося более шести недель, императрица посетила села, монастыри, исторические достопримечательности (в том числе руины древнего города Булгара на Волге, где она выразила озабоченность из-за того, что памятники истории подвергаются вандализму со стороны местного духовенства), все крупные города на Верхней и Средней Волге: Тверь, Углич, Рыбную слободу (переименованную в ее правление в Рыбинск), Ярославль, Кострому, Нижний Новгород, Чебоксары, Казань и Симбирск. Повсюду, где она появлялась, ей выказывали всяческую преданность местные дворяне, купцы и священнослужители. Она проводила мероприятия для местных элит, ездила по церквям и монастырям и бывала на народных празднествах.

С одной стороны, путешествие призвано было дать Екатерине более четкое представление о ее империи перед сбором Уложенной комиссии. Она отметила, например, что купцам Нижнего Новгорода недостает капитала; повидала города на Верхней Волге – Тверь и Ярославль, игравшие ключевую роль в поставке зерна и других товаров в Санкт-Петербург и Москву. Она сполна оценила красоту и потенциал своего царства, о чем и сообщила несколько скептически настроенной аудитории в России и за ее пределами. 5 мая она писала Вольтеру, что «час от часу берега Волги становятся лучше». О том же самом она писала и своим ближайшим советникам в России. Никите Панину она сообщала: «Люди здесь по всей Волге богаты и благополучны». Михаилу Воронцову писала: «Река Волга намного превосходит Неву [в Санкт-Петербурге]»[334]334
  СИРИО. Т. 10. С. 193, 207, 210.


[Закрыть]. Она сумела проявить себя как истовая приверженка православия, посещая религиозные обряды, в том числе крестный ход в Твери. В то же время на встрече со староверами в небольшом процветающем городке кораблестроителей Городце на Волге к северу от Нижнего Новгорода она сумела выступить как просвещенная, веротерпимая государыня, спокойно относящаяся к неправославным христианам. Простые люди охотно выражали благодарность императрице, тем более что ее приезды сопровождались массовыми торжествами и фейерверками.

Посещение Казани, однако, имело наибольшую значимость (в «Санкт-Петербургских ведомостях» ее путешествие описывалось как «Плавание Ее Императорского Величества в Казань», хотя вообще-то круиз завершался в Симбирске). Этот город был завоеван Иваном IV у мусульманских ханов и имел смешанное русско-татарское население (в то время русских в Казани жило больше). Екатерина встретилась в Казани с мусульманскими лидерами, а также с православным духовенством, как она поступала и в Городце. Владимир Григорьевич Орлов, младший брат фаворита Екатерины, даже посетил службу в мечети и погостил у татарских купцов. В то время он был директором Академии наук и, как типичный деятель Просвещения, хотел классифицировать и идентифицировать встреченных во время путешествия людей (позже он выступил спонсором этнографических экспедиций по России, в том числе и волжской экспедиции немецкого натуралиста Петра Симона Палласа, описанной в главе 7).

Для Екатерины это была граница между Европой и Азией в пределах ее империи. «Наконец-то я в Азии», – писала она Вольтеру. Далее она с энтузиазмом добавляла: «В городе здесь население состоит из двадцати различных народностей, совсем не похожих друг на друга»[335]335
  СИРИО. Т. 10. С. 204.


[Закрыть]. Она специально посетила татарский квартал города, где в ее честь устроили народный праздник. Современному читателю зрелище может показаться довольно гротескным: представители разных народов – татары, чуваши, мордвины, удмурты, марийцы – представлялись ей и ее свите в доме губернатора и танцевали для нее в национальных костюмах[336]336
  Ибнеева Г. В. Путешествие Екатерины II по Волге в 1767 году: узнавание империи. С. 100.


[Закрыть].

Плавание Екатерины вниз по Волге отразилось во множестве од. Они были написаны в духе того времени, но имеют большое значение с точки зрения изображения Волги. В середине XVIII века реки и моря стали частыми гостями поэзии, но Волга по-прежнему считалась просто одной из крупных рек империи, подобно Дону и Днепру. Однако накануне путешествия Екатерины реку стали связывать с крупнейшими историческими событиями, сформировавшими Российскую империю.

Поэт Василий Майков написал две оды о Екатерине и Волге. В первой оде, созданной в 1763 году, когда Екатерина уже побывала в Ярославле, но еще не отправилась в плавание по Волге, он писал, как река неохотно течет на юг к Каспийскому морю, хотя хотела бы остаться у ног Екатерины. Река спрашивает:

 
Почто мне не дано судьбою
Свой бег сдержать и быть с тобою,
Монархиня, российский свет?
 

Во второй оде, написанной уже в 1767 году, Волга по сути становится верной подданной императрицы и так восхищается ею, что усмиряет свои воды, дабы облегчить монаршее путешествие:

 
Я зрю перед собой прекрасные луга;
Там вижу грады я, как кедры возвышенны,
Обременяющи крутые берега,
В которых Волга льясь, в восторге удивилась,
Увидя по себе Екатеринин ход,
Стремление свое сдержав, остановилась
И тем умножила быстротекущих вод,
Которыми покрыв каменья все и мели,
Творя владычице своей свободный путь[337]337
  Эта часть основана на пересказе работы Ториямы «Images of the Volga River in Russian Poetry».


[Закрыть].
 

Ода Державина, процитированная в начале главы, увековечивала поездку императрицы и отражала ту власть, которую обрело над Волгой Российское государство. Конечно, поэты писали ради славы и удовольствия императрицы и преумножения славы Российской империи. Однако в процессе Волга впервые начинает считаться русской рекой – верной подданной русской императрицы.

Однако укротить Волгу в поэзии было проще, чем в реальности. Так или иначе, к началу XIX века Поволжье стало более интегрированным в Российскую империю регионом, а традиционные свободы казаков и местных народов были значительно сокращены. Военное и бюрократическое присутствие государства укрепилось, а автономия казаков и нерусских народов значительно ослабела. Границы империи, которые нужно было охранять, сместились к югу (Северный Кавказ) и востоку (Оренбург и Сибирь). Это не означало, что Поволжье стало однородной территорией. «Двадцать народностей», поразивших Екатерину и Орлова в 1767 году, представляли многонациональный и многоконфессиональный состав населения Среднего и Нижнего Поволжья. Власть империи нужно было распространить и на нехристиан – язычников, мусульман, буддистов. Этот процесс был сложен и часто включал в себя противоречащие друг другу меры, но был необходим для поддержания нормального функционирования идеологически единой империи. К нему мы и обратимся.