Текст книги "Волга. История главной реки России"

Монастыри на Волге часто выполняли обязанности государства. С одной стороны, их крепкие стены были еще одной линией обороны от врагов; с другой, по меньшей мере в поздний период они должны были заниматься обращением местных крестьян-язычников в христианство. Это, в свою очередь, теоретически должно было еще больше насаждать среди местных крестьян идеологию русского православного государства. Однако на практике монастыри не имели ничего против неправославных крестьян на своих землях, если от них можно было получить солидные доходы. Крестьяне на монастырских землях могли быть как коренными жителями любой национальности, так и русскими, переведенными с других монастырских земель в Центральной России. Они назывались монастырскими, или церковными, крестьянами и в принципе мало отличались по статусу от крепостных. Только во второй половине XVIII века монастырские и церковные земли были секуляризированы и эти крестьяне стали государственными, то есть начали нести налоговые и иные повинности непосредственно перед государством, после чего финансовая мощь церкви уменьшилась как на Волге, так и в других частях империи.

Первое монастырское поселение на новых землях появилось в Свияжске, основанном в 1551 году Иваном IV в качестве сборного пункта для войск перед нападением на Казань. Здесь русские войска получили благословение перед битвой. К 1568 году монастырю принадлежало 14 деревень и 83 крестьянских домохозяйства[199]199
  Кузнецов И. Д. Очерки по истории чувашского крестьянства. Т. 1. С. 79.


[Закрыть]. Монастыри быстро укрепляли свои позиции в Казани, а затем их начали учреждать по всему течению Волги от Казани до Царицына. Они служили своеобразными аванпостами Русского государства. Некоторые монастырские комплексы были так велики, что больше напоминали небольшие города. Спасо-Преображенский монастырь под Самарой на Средней Волге в 1670-е годы имел обширные земельные владения и более 1000 крестьян, включая чувашей и беглых[200]200
  Дубман Э. Л. Хозяйственное освоение Среднего Поволжья в XVI веке. По материалам церковно-монастырских владений. Куйбышев: КГУ, 1991. С. 24–25.


[Закрыть]. Макарьевский Желтоводский монастырь был основан в селе Макарьево на Волге и к 1650 году владел почти 250 крестьянами. Помимо выращивания пшеницы, монастырь имел два зернохранилища, сады и конезавод, занимался торговлей рыбой. Общий доход монастыря в начале XVIII века составлял внушительную сумму – более 2000 рублей (для лучшего понимания скажем, что в конце XVIII века вице-губернатор получал 1000–2000 рублей в год, а губернатор – 3000–4000 рублей)[201]201
  Соколова Н. Б. Хозяйственно-торговая деятельность Макарьевского Желтоводского монастыря в XVII в. // Верхнее и Среднее Поволжье в период феодализма. Горький: ГГУ, 1985. С. 43–49.


[Закрыть]. В монастыре проводилась главная волжская ярмарка, пока ее во второй половине XIX века не перенесли выше по течению, в Нижний Новгород.

Монастыри получали значительные доходы не столько благодаря сельскому хозяйству, сколько благодаря привилегиям по ловле рыбы и контролю рыбной промышленности на Волге. До 1750-х годов за транспортировку товаров вверх и вниз по Волге взимались пошлины; монастыри часто располагались на речном пути и могли эти пошлины брать, а также транспортировать собственную рыбу и другие товары. Многие монастыри нажили на такой торговле поразительные богатства. Например, Зилантов Успенский монастырь получил право взимать пошлины со всех товаров, провозимых по его землям на Волге[202]202
  Romaniello M. P. Controlling the frontier: Monasteries and infrastructure in the Volga region, 1552–1682 // Central Asian Survey. 2000. Vol. 19. № 3–4. P. 426–440.


[Закрыть]. Торговля рыбой Савво-Сторожевского монастыря в Симбирске в 1700 году оценивалась в невероятную сумму – 10 миллионов рублей[203]203
  Дубман Э. Л. Промысловое предпринимательство и освоение Понизового Поволжья в конце XVI–XVII в. С. 108, 114.


[Закрыть].

Волга становилась ключевым внутрироссийским торговым путем, и контроль со стороны монастырей был способом укрепления государственного контроля над транспортировкой товаров по реке. Большое значение имела торговля солью – не в последнюю очередь потому, что на соль была установлена царская монополия. Соль поступала с озера Эльтон – крупнейшего соляного озера в Европе неподалеку от современной границы с Казахстаном. Эту торговлю в 1630-е годы описывал Олеарий: «Русские ведут обширную торговлю солью, свозят ее на берег Волги, насыпают большими кучами и развозят по всей России»[204]204
  Олеарий, А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. С. 400.


[Закрыть]. Богородский монастырь в Свияжске играл важную роль в этой прибыльной волжской торговле после того, как получил разрешение ввезти из Астрахани более 135 тонн соли[205]205
  Romaniello M. P. The Elusive Empire. P. 102.


[Закрыть]. Монастыри могли взимать пошлину за транспортировку соли по Волге. Даже когда внутренние пошлины в середине XVIII века были отменены, оставались еще монополии на такие товары, как соль, водка и аптечный ревень. В 1600 году в Самаре построили отдельную пристань для судов, перевозящих соль из Астрахани и с озера Эльтон.

Русское правительство проявляло недвусмысленные намерения поглотить новые земли на юге и управлять ими. Это достигалось сочетанием демонстрации силы – учреждением гарнизонов с солдатами – и заселением земель посредством жалования имений служилым людям и монастырям и либо переводом на эти земли крестьян, либо закрепощением уже проживавших там местных народов. Принятие титула «царь Казанский и Астраханский», создание Казанского приказа для управления новыми территориями и поощрение учреждения на них монастырей ясно говорило о том, что эти земли должны быть полностью включены в Российскую империю.

Однако земли Среднего и Нижнего Поволжья по-прежнему были дикими рубежами. Города и монастыри обязательно окружались оборонительными стенами, но и те не всегда могли сдержать нападения кочевых ногайцев, киргизов, казахов и калмыков. Военные гарнизоны были призваны защищать города, но на практике, как оказалось, были недостаточно сильны для отражения набегов. Ногайцы нападали на Самару в 1615 и 1622 годах[206]206
  Гурьянов Е. Ф. Древние вехи Самары. Куйбышев: Кн. изд-во, 1986. С. 48.


[Закрыть], а калмыки взяли город в 1639 и 1670 годах и сожгли его[207]207
  История Самары (1586–1917 гг.) / Под ред. Э. Л. Дубмана, П. С. Кабытова, О. В. Леонтьевой. Самара: Самарский ун-т, 2015. С. 81.


[Закрыть]. В начале XVIII века Джон Белл, шотландский врач и путешественник, отмечал, что укрепления Казани призваны отражать нападения татар[208]208
  Bell J. Travels from St Petersburg in Russia, to Diverse Parts of Asia. Glasgow: Robert and Andrew Foulis, 1763. P. 27.


[Закрыть]. Самара была особенно уязвима, поскольку стояла на восточном берегу Волги и тем самым была в большей мере подвержена набегам кочевых племен с востока, но и Саратов, построенный на западном берегу, подвергся нападению в 1612 году, а в 1620-е и 1630-е годы несколько раз разграблялся ногайцами[209]209
  The History of the Tatars since Ancient Times. Kazan: Sh. Marjani Institute of History, 2017. Vol. 4. P. 247, 249.


[Закрыть]. Каждый набег влек за собой постройку новых укреплений и появление новых гарнизонов, но и это не останавливало кочевников. А если уж и города были уязвимыми, то деревни оставались почти беззащитными.

Среднее и Нижнее Поволжье служили границей между более оседлыми западными землями и открытой степью на востоке, уязвимой для нападений кочевых племен. Но Царицын подвергался атакам и с юга: калмыки совершали набеги на город в 1681 и 1682 годах. А в 1705 году кубанские татары тоже напали на Царицын с юга, похитили скот, взяли в плен многих русских и по сути «разрушили» город[210]210
  Водолагин М. А. Очерки истории Волгограда 1589–1967. М.: Наука. 1968. С. 21–22.


[Закрыть]. Он продолжал подвергаться набегам татар с Причерноморья и Северного Кавказа. И «враг» не всегда был внешним. Крепостные – русские и нерусские – нередко поднимали восстания против помещиков и государственных сборщиков налогов, да и солдаты, расквартированные в волжских городах, – стрельцы и казаки, – были ненадежны и могли с вызывать волнения в той же степени, что и усмирять их. К истории войн и восстаний на Волге мы и переходим.

Глава 4
Опасности на Волге
Пираты, разбойники и казаки

В 1743 году британский торговец Джонас Хенвей плыл по Волге в Персию и стал свидетелем ужасного наказания воров, которое должно было послужить примером для остальных. Их пустили по Волге на плотах, где были устроены виселицы:

«…довольно много железных крюков, на которые их подвесили за ребра. Этот плот пустили по реке, над головами преступников прикрепили таблички с именованием их злодеяний, а жителям всех городов и деревень на берегах реки дали строгий наказ под страхом смерти не только никак не помогать несчастным, но и отталкивать плот от берега, если он пристанет рядом… эти преступники порой висели так живыми по три, четыре и даже пять дней»[211]211
  Hanway J. An Historical Account of the British Trade over the Caspian Sea, Dublin: Printed for William Smith, and Richard James, 1754. Vol. 1. P. 70.


[Закрыть].

Эта мучительная смерть должна была служить предостережением остальным. Вместе с тем эта казнь свидетельствует о серьезности угроз со стороны разбойников на Волге.

Убийства и другие преступления ежедневно случались в стране, где какая бы то ни было полиция отсутствовала вплоть до самого конца XVIII века[212]212
  Первые полицейские подразделения в крупных городах были сформированы при Петре I, но они были малочисленны и не особо эффективны. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] и где власти полагались на небольшие и часто ненадежные гарнизоны в деле подавления мятежей или поиска беглецов и разбойников. Крестьяне могли нападать на своих помещиков или монастыри, могущественные бояре и дворяне силой забирали поместья своих более бедных соседей, в Москве и других городах нередко вспыхивали жестокие бунты, особенно во время чумы или экономического кризиса; солдаты, расквартированные в городах и деревнях, вступали в стычки с хозяевами, не расположенными их кормить; набеги на деревни с целью собрать налоги или рекрутов часто приводили к преступлениям с обеих сторон; шайки беглых крестьян, дезертиров и сбежавших преступников грабили кого попало и нападали на отдаленные села. Религиозные праздники почти всегда заканчивались пьянством и драками. Самым опасным временем была Пасха: один дипломат отмечал, что «разгул и безумие русских в эти дни неописуемы»[213]213
  Слова ганноверского посланника Фридриха Христиана Вебера (ум. 1739, находился в России в 1714–1719 годах). Цит. по: Вебер Ф.-Х. Из книги Фридриха-Христиана Вебера «Преображенная Россия» (Часть I). Приложение о городе Петербурге и относящихся к этому замечаниях / Пер. Ю. Н. Беспятых // Беспятых Ю. Н. Петербург Петра I в иностранных описаниях. – Л.: Наука, 1991. – С. 102–138.


[Закрыть]. Нечетко очерченные границы России были уязвимы для набегов враждебно настроенных соседей, но даже города Центральной России порой оказывались в кольце разбойников. В 1728 году в Нижнем Новгороде на Средней Волге пришлось расквартировать целый пехотный полк для борьбы с разбойниками в городе и вокруг него[214]214
  ПСЗ. № 12187, т. 16, с. 807, 27 июня 1764 года (роспуск этого особого полка).


[Закрыть]. Деревянным городам часто угрожали пожары, в ходе которых лихим людям всегда было чем поживиться. В 1750 году в Нижнем Новгороде публично выпороли нескольких крестьян за мародерство на пожаре[215]215
  ПСЗ. № 9707, т. 13, с. 191, 6 февраля 1750 года.


[Закрыть]. Кровавые стычки между жителями могли возникнуть почти в любое время – что на Волге, что в других местах. Как правило, больше всего доставалось бедным и безгласным. Русские, по словам Адама Олеария, посетившего Россию в составе посольства герцога Голштейн-Готторпского, «вообще весьма бранчивый народ и наскакивают друг на друга с неистовыми и суровыми словами, точно псы»[216]216
  Олеарий, А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. С. 186.


[Закрыть]. В 1767 году купцы из Сызрани на Средней Волге жаловались, что один богатый купец «захватя весьма долговременно одного из купцов, Федора Заварзина, бил мучителски плетми неведом за что»[217]217
  Цит. по: Курмачева М. Д. Города Урала и Поволжья в крестьянской войне 1773–1775 гг. М.: Наука, 1991. С. 47.


[Закрыть].

Любая поездка была крайне рискованным предприятием для путешественников. Перед тем как отправиться в нее, обычно совершали некие магические ритуалы. Дороги были ужасны, из-за выбоин телеги и экипажи часто переворачивались. Весной и осенью лили дожди, превращавшие дороги и вовсе в непролазные болота. Санные пути зимой часто оказывались более быстрыми, но внезапно налетавшие метели и бури несли смертельную опасность. Но угрожала не только стихия, но и люди: шайки грабителей и дезертиров бродили по всей Руси, нападая на беззащитных путешественников. В Сибири банды беглых преступников располагались вдоль всех немногочисленных дорог, ведущих по обширной территории. Их прозвали «армией воеводы Кукушкина», поскольку появлялись они весной, вместе с кукушками. Все деревья вдоль одной из дорог на Санкт-Петербург были спилены, чтобы разбойники не могли среди них укрыться. Однако дорога по Волге между Нижним Новгородом и Астраханью славилась как одна из самых опасных, не в последнюю очередь из-за того, что альтернативных путей здесь попросту не было. В состав шаек разбойников входили казаки, дезертиры, беглые крестьяне и заводские рабочие с Урала.

В 1466 году Афанасий Никитин, тверской купец, поплыл вниз по Волге, направляясь в Индию. Его отряд без особых приключений миновал Казань, но в Астрахани был атакован и ограблен татарами. Один из его товарищей был убит, а четырех русских взяли в плен, несмотря на яростное сопротивление (купцам удалось застрелить двоих нападавших)[218]218
  Хожение за три моря Афанасия Никитина. Тверь: Архивный отдел Тверской области, 2003. С. 112.


[Закрыть]. Адам Олеарий плыл по Волге в 1633 году на корабле, снабженном «всякого рода зельем и снарядами, пушками для металлических и каменных ядер, гранатами и другим оружием на случай нападения разбойников». Его предупреждали о казаках, «которые разбойничают на Волге и вряд ли оставят нас в покое», и о местных марийцах, описанных как «жестокий, бесчеловечный народ, любящий разбои более Господа Бога своего»[219]219
  Олеарий, А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. С. 359.
  Второе описание относится не к марийцам, а тоже к казакам. – Прим. пер.


[Закрыть]. В 1734 году шайка беглых крестьян разбила лагерь на волжском острове близ Чебоксар и начала «убивать и грабить» многих купцов, ходивших по реке[220]220
  Дмитриев В. Д., Селиванова С. А. Чебоксары: очерки истории города XVIII века. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 2011. С. 102.


[Закрыть]. Автор путевых заметок 1742 года пытался приободрить будущих путешественников, но не скрывал возможных опасностей: «Сплав по Волге ниже Саратова вовсе нельзя считать опасным, если у вас хороший корабль и отлично вооруженный отряд. Тогда можно не опасаться калмыков или русских разбойников»[221]221
  Spilman J. A Journey through Russia by Two Gentlemen who went in the Year 1739. London: R. Dodsley, 1742. P. 6–7.


[Закрыть]. Хенвей, процитированный выше, путешествовал в 1740-е годы и отмечал, что на реке часто встречаются шайки разбойников, состоящие из 30, 40 или даже 80 человек, так что суда приходится проводить под конвоем.

При этом разбойники могли лишить денег и ценностей не только незадачливых путешественников. Шайки бандитов стекались на Волгу, привлеченные огромной стоимостью товаров, которые ввозились из Персии и с востока (главным образом это были рыба, соль и шелка), а также вниз по течению из северной России (меха). К тому же все эти товары были удобны для транспортировки и ликвидны. Награбленное можно было легко сбыть в таких городах, как Астрахань, где почти не задавали вопросов о происхождении товара. Разбойники должны были полностью использовать краткий период навигации (обычно с марта–апреля до ноября), а затем отступить на сушу или перенести свои нападения на пограничные территории. У разбойников были весельные плоскодонные лодки (так называемые струги), отлично приспособленные для стремительных набегов на торговые суда. Эти лодки могли быстро перемещаться и легко маневрировать среди множества песчаных отмелей, островков и небольших притоков на Средней и Нижней Волге (см. главу 10), что позволяло легко совершать неожиданные нападения на одиночные суда и быстро ретироваться с добычей. Особенно удобным местом для разбойничьих судов была «великая излучина» реки к северу от Саратова и к западу от Самары.

Разбойники могли безнаказанно орудовать по всей Волге. Корабли, идущие вверх по реке против течения, были тяжело нагружены товарами и двигались медленно. Даже если суда шли караваном, одно или два из них легко могли отбиться от основной группы, особенно если навигация была затруднена из-за отмелей и низкого уровня воды. Вооружить же судно так, чтобы оно смогло отбить нападение целой шайки разбойников, было почти невозможно. Даже если и попадались профессиональные солдаты, нанимать и кормить их было так дорого, что такая цена была попросту заградительной: все путешествие оказывалось невыгодным. Более того, существовала опасность того, что вооруженная охрана при нападении может попросту перейти на сторону бандитов, как и недовольные корабельщики вместе со всей командой. Поэтому купцы заранее мирились с тем, что часть груза будет утрачена – либо из-за разбойников, либо из-за каких-либо неблагоприятных природных явлений. В 1744 году Сенат приказал местным властям «искоренять разбойников и воров», но это указание было бессмысленным без вооруженной помощи со стороны правительства[222]222
  Кирокосьян М. А. Пираты Каспийского моря. Астрахань: Чилим, 2007. С. 105.


[Закрыть]. Только когда грабеж и набеги переросли в подобие общего восстания, решено было привлечь регулярную армию, о чем и пойдет речь ниже.

Река была главным источником добычи, но поселения на Средней и Нижней Волге тоже подвергались набегам разбойников. На восточном берегу кочевые всадники часто вторгались в села, пугая жителей и сея разрушения. Особенный ужас вызывали кочевники-ногайцы. Враждебность ногайцев во многом была связана с тем, что поселенцы наступали на их пастбища, распахивали землю и ограничивали передвижения стад; но нельзя забывать и о том, что деревни поселенцев можно было попросту как следует пограбить. Особенно ценились лошади, но похищали также и людей обоих полов, чтобы продать их в рабство по высокой цене или потребовать выкупа. Немецкие колонисты, заселившие восточный берег Волги, часто страдали от опустошительных набегов ногайцев и других кочевников. Весной 1774 года на несколько колоний на восточном берегу напали всадники-киргизы; одна деревня была разрушена до основания, ее жителей истребили после жестоких мучений, 300 человек были взяты в плен[223]223
  Koch Fred C. The Volga Germans: in Russia and the Americas, from 1763 to the present. University Park: Pennsylvania State University Press, 1977. P. 106–107.


[Закрыть].

* * *

В прошлой главе мы видели, что на русские крепости и города часто нападали ногайцы и калмыки. Однако на Волге наибольшую угрозу закону и порядку несли казаки. Набеги казаков начались с середины XVI века – примерно со времен завоевания Казани и Астрахани. В 1554 году сообщалось, что около 300 казаков «воруют на Волге»[224]224
  Кирокосьян М. А. Пираты Каспийского моря. С. 49.


[Закрыть]. В 1600 году отряд из 500 казаков разграбил Царицын: пограбив «на Волге и на море» «торговых людей», «воровские казаки… хотят, придя к городу, и людей побить»[225]225
  Водолагин М. А. Очерки истории Волгограда 1589–1967. С. 19.
  На самом деле в источнике речь идет о том, что Царицын представлял собой серьезную помеху для казачьей вольницы. В цитате из отписки царицынского воеводы Л. Волконского говорится лишь о намерениях казаков, а не о том, что город был взят и разграблен. Скорее всего, этого не произошло. – Прим. пер.


[Закрыть]. В 1631 году более тысячи казаков прибыли на Волгу с Дона и стали совершать набеги на дельту Волги, на саму Астрахань, а также на побережье Каспийского моря, включая Персию[226]226
  Кирокосьян М. А. Пираты Каспийского моря. С. 56.


[Закрыть]. Порой казаки враждовали с кочевыми племенами и другими инородцами с востока и юга (например, в 1655 году казаки взяли в плен 400 татар)[227]227
  Цыбин В. М., Ашанин Е. А. История волжского казачества. Саратов: Приволж. кн. изд-во, 2002. С. 34.


[Закрыть], но наибольшую угрозу они несли, когда им удавалось привлечь кочевников и озлобленных жителей городов и сел на свою сторону; в этом случае набеги представляли значительно более серьезную опасность для стабильности государства.

Кто такие казаки? В русском языке слово «казак» имеет тюркское происхождение. Изначально оно обозначало разбойников, воинов и бродяг, живших в XV веке в степях. Они могли иметь как тюркское, так и славянское происхождение. К XVII веку большинство казацких общин на рубежах империи состояли из русских или украинцев. Многие из них происходили из беглых крепостных или государственных крестьян, бежавших на юг и образовавших на рубежах страны и на берегах великих рек (Дона, Днепра, Яика-Урала, Терека и Волги) своеобразную вольницу. Таким образом, казаки – это не отдельная этническая группа, хотя в Советском Союзе таковая и выделялась; однако они, безусловно, сформировали внутри Российской империи отдельную идентичность и уникальный образ жизни, сохранившийся до падения империи и вновь проявившийся в постсоветской России.

По мере продвижения Российской империи на юг основывались «черты» крепостей на Волге и других важнейших маршрутах, о чем мы писали в прошлой главе. Дело не ограничивалось отправкой в крепости солдат: новые земли должны были заселяться новыми жителями. Для этого некоторые казацкие общины – казачьи «войска» – были либо формально учреждены русским государством, либо образовались на границах и в южной части великих рек самостоятельно. Казаки должны были служить государству, образуя на юге защитный барьер; входить в состав гарнизонов и участвовать в военных кампаниях. Взамен им давали земли, права на вылов рыбы и платили за военную службу; более того, они могли пользоваться значительной автономией – выбирать собственных лидеров (атаманов), проводить массовые казачьи сходы, бывшие примером своеобразной демократии, и вершить собственный суд.

Хотя на практике в казачьих общинах всем заправляли богатые и могущественные старейшины, а за военную службу казакам платило Русское государство, сами они считали себя подлинно «вольными» по духу людьми, действующими по собственным правилам. Более того, так считали и остальные. Выше всего ценились успехи в верховой езде и личная храбрость; занятия сельским хозяйством презирались – по крайней мере, в начале XVII века. Для Русского государства казаки были явлением неоднозначным: они были неоценимы для отражения нападений татар, ногайцев и калмыков, привлекались к военным походам в качестве нерегулярного войска; однако казаки были постоянным источником смуты и угрозы закону и порядку в стране. Только в конце XVIII – начале XIX века казаков удалось окончательно обуздать (см. следующую главу), так что они стали опорой царской власти и начали ассоциироваться с репрессиями в отношении всех, кто выступал против нее.

Казаки расселились по волжским крепостям вскоре после взятия Казани и Астрахани. Одним из самых известных первых волжских казаков был Василий Тимофеевич, прославившийся под прозвищем Ермак[228]228
  Имя и происхождение Ермака являются предметом научных споров. «Василий Тимофеевич» лишь один из вариантов его имени и отчества. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. В начале 1580-х годов он поступил на службу к богатому и влиятельному семейству Строгановых, возглавил казачий отряд, посланный Строгановыми за Уральские горы, и разбил сибирского хана в битве у его столицы Искера. После этого Ермак объявил Сибирь владением царя Ивана IV, продемонстрировав большое значение нового региона с помощью невероятно ценных мехов, отправленных в подарок царю. О происхождении Ермака известно мало, как и о его внешности (Ремезовская летопись утверждает, что он был «велми мужествен и разумен, и человечен, и зрачен, и всякой мудрости доволен, плосколиц, черн брадою и власы прикудряв, возраст [рост] средней, и плоск, и плечист»[229]229
  Ремезовская летопись по Мировичеву списку // Сибирские летописи / Сост. А. И. Цепков. Рязань: Александрия, 2008. С. 344.


[Закрыть], но все это лишь предположения).

Все это не помешало городу Новочеркасску на Дону объявить Ермака своим уроженцем и поставить ему памятник. В постсоветской России в 2009 году выпустили 10-рублевую марку с его портретом. Мы знаем, что Ермак проводил суда Строгановых по Каме и Волге, а до того на Волге разбойничал, так что можно предположить, что и родом он был с Волги. Ермак был отважным, бесстрашным, беспокойным удальцом; он возглавил небольшой отряд, состоявший главным образом из казаков, и привел его к целому ряду удивительных побед над инородцами, значительно превосходившими казаков числом, пусть и вооруженными куда более примитивно. После смерти Ермака (примерно в 1585 году) его фигура мифологизировалась: в частности, в народных песнях он обрел волшебную способность излечивать от недугов, что роднит его со Стенькой Разиным и Емельяном Пугачевым, о чьих деяниях на Волге пойдет речь ниже.

Формально войско волжских казаков было образовано в начале XVIII века, и тысяча казачьих семейств переехала в город (по-казачьи – станицу) Дубовку на правом берегу Волги, к северу от Царицына. Волжских казаков всегда было сравнительно мало, и, хотя они участвовали в восстаниях XVIII века на Волге, их нельзя назвать подстрекателями этих бунтов. Эту честь следует оказать донским казакам.

Донское казачье войско в конце XVII века стало самым крупным и значительным казачьим сообществом в Российской империи. Донские казаки жили в основном рыболовством и скотоводством, время от времени совершая набеги по Черному и Каспийскому морю. Донские казаки гордились своей самостоятельностью: они имели свою столицу Черкасск, где проводились сходы, и настаивали на том, чтобы общаться с русским правительством через Посольский приказ – тогдашнее министерство иностранных дел. Однако на деле донские казаки зависели от русского правительства, получая от него выплаты за военную службу, а в конце XVII века у донцов наметились серьезные общественные и экономические проблемы. Частично они были связаны с повышением налогов в военное время и неурожаями, частично – с притоком в Придонье новых беглых крестьян, тоже желавших пользоваться ограниченными ресурсами, что привело к усилению противоречий внутри казачества между «старыми» и «новыми» поселенцами, между богатыми и бедными; наконец, еще одной причиной стало укрепление баз Османской империи на северном берегу Черного моря. Это сочетание факторов привело к тому, что самые отчаянные казаки направились на восток – в сторону Волги и Каспийского моря – в поисках добычи. По сути донские казаки вели безнадежную борьбу с Русским государством, которое все более прочно брало под контроль свои границы. Однако в то время это было неочевидно, да и вряд ли могло послужить утешением жертвам двух крупнейших казачьих восстаний того периода на Волге. Возглавляли эти восстания Стенька Разин (1667–1671 годы) и Емельян Пугачев (1773–1775 годы).

Стенька Разин происходил из семьи коренных и сравнительно зажиточных донских казаков, однако в какой-то момент – возможно, после казни брата за дезертирство во время Русско-польской войны 1654–1667 годов – стал ненавидеть любую власть. Он был харизматическим предводителем – храбрым, видным собой, смелым стратегом, который, судя по всему, инстинктивно понимал настроения простых казаков, крестьян и горожан. Среди его сторонников были небогатые казаки, жаждавшие добычи; обнищавшие горожане, разделявшие ненависть Разина к богатым купцам и царским чиновникам; солдаты из недоукомплектованных гарнизонов, изменившие присяге ради собственного спасения; эксплуатируемые речные работники (дядя Разина три года работал бурлаком на Волге)[230]230
  Родин Ф. Н. Бурлачество в России. М.: Мысль, 1975. С. 53.


[Закрыть]; крестьяне (русские и нерусские), стремившиеся отомстить своим хозяевам из знати или монастырей; калмыки, пользовавшиеся беспорядками, чтобы совершать набеги на левый берег реки; насильно обращенные в православие татары; староверы (раскольники, отказавшиеся в середине XVII века принять изменения в ритуалах православной церкви, о чем подробнее речь пойдет в главе 6), бежавшие из Центральной России и расселившиеся в отдаленных деревнях на Волге.

На протяжении четырех лет Разин благодаря значительному таланту и способности вести за собой приверженцев сеял разрушения в низовьях Волги. Его отряд, состоявший примерно из тысячи человек, вышел с Дона в апреле 1667 года и почти немедленно напал на крупный караван судов с богатым грузом и захватил его; уцелевшим предложили присоединиться к разбойникам, а всех, кто отказался, сбросили в реку. Разинцы прошли по реке мимо Царицына на Нижней Волге (откуда по ним не стали стрелять из крепости) и вскоре взяли Яицкий городок (после пугачевского восстания город переименовали в Уральск, ныне – Орал в Казахстане) на реке Яик. Одни солдаты перебежали к Разину, других, оставшихся верными коменданту крепости, истребили. В следующем марте Разин и его отряды вышли из Яицкого городка и поплыли в Каспийское море, совершая набеги на области современного Дагестана вплоть до Баку. Казаки Разина сдерживали персидскую армию и флот в течение следующих полутора лет, но очень дорогой ценой, и в августе 1669 года Разин вернулся на Волгу. Здесь он заключил договор с астраханским губернатором: царь милует казаков, если они сдадут пушки и суда и возвратят награбленные у персов товары и пленников. Разин согласился и триумфально вошел в Астрахань, где, однако, весьма разумно отказался расставаться с судами и орудиями.

Разин уже начинал обретать легендарный статус, который только укрепился после рассказа (скорее всего, вымышленного) о том, что ради спокойствия своих товарищей-казаков он бросил в Волгу прекрасную персидскую (или татарскую) княжну. Людвиг Фабрициус, голландец на русской службе, уверял, что был свидетелем эпизода, и приводил такое красочное объяснение:

«Стенька, уже три года так удачлив, столько захватил добра и денег с помощью водяного бога Ивана Гориновича, а обещаний своих не сдержал. Ведь когда он впервые пришел на своих челнах на реку Яик, он пообещал богу Гориновичу: «Буду я с твоей помощью удачлив – то и ты можешь ждать от меня лучшего из того, что я добуду». Тут он схватил несчастную женщину и бросил ее в полном наряде в реку с такими словами: “Прими это, покровитель мой Горинович, у меня нет ничего лучшего, что я мог бы принести тебе в дар или жертву, чем эта красавица”»[231]231
  Фабрициус Л. Записки // Записки иностранцев о восстании Степана Разина. Л.: Наука. 1968. Т. 1. С. 48.


[Закрыть].

В сентябре 1669 года Разин со своим отрядом ушел из Астрахани с большой добычей и вернулся на Дон, остановившись только в Царицыне, чтобы выпустить узников из острога.

Все описанные деяния Разина можно назвать довольно традиционными, хотя и очень частыми разбойничьими набегами на Нижнюю Волгу, однако его следующее предприятие, состоявшееся в 1670 году, было куда более опасным: это была прямая атака на общественную элиту и чиновников – якобы с целью защитить царя от их тлетворного влияния. Он заявил, что поведет своих людей, числом около 7000, «итти з Дону на Волгу, а с Волги итти в Русь против государевых неприятелей и изменников, чтоб им из Московского государства вывесть изменников-бояр и думных людей и в городех воевод и приказных людей» и «чорным людем дать свободу»[232]232
  Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Сборник документов. М.: Изд-во АН СССР, 1954. Т. I. Док. № 171. С. 235.


[Закрыть]. Его месть государственным элитам была ужасной. Первым пал Царицын, где испуганные горожане открыли ворота в надежде на то, что их пощадят. Разин приказал казнить губернатора[233]233
  Воеводу. Должность губернатора появилась в России при Петре I. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] и нескольких оставшихся верными тому солдат, а последнего выжившего, Тимофея Тургенева, подвергли мукам: его истыкали пиками, пронзили копьем и бросили в Волгу[234]234
  Водолагин М. А. Очерки истории Волгограда 1589–1967. С. 28; Avrich P. Russian Rebels 1600–1800. New York: Schocken Books, 1972. P. 79.


[Закрыть]. Гарнизон вынужден был сдаться Разину: всех офицеров утопили в Волге, а простым солдатам пришлось стать гребцами на судах мятежников.

Затем восставшие повернули на юг, захватив Черный Яр – крепость на Волге, где солдаты взбунтовались против офицеров. Заодно удалось захватить деньги и товары у местных купцов. Потом силы Разина взяли Астрахань: помимо тактики внезапных нападений, в этом помогла поддержка мятежных и охваченных паникой солдат гарнизона, обративших оружие против своих офицеров. Разин устроил настоящее царство террора. В правительственном документе говорилось, что он «подобен волку, напавшему на христианское стадо»[235]235
  Цит. по: Avrich P. Russian Rebels. P. 87.
  Взята цитата о Разине, которого высшие чины православной церкви воспринимали как «пагубного волка от стада Христова», из «Сказки всяких чинов людям о сдаче Астрахани восставшими и ликвидации восстания» 15 января 1672 года. См. издание: Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Сборник документов. М.: Изд-во АН СССР, 1954. Т.III. Док. № 166. С. 183. – Прим. науч. ред


[Закрыть], мучая и убивая чиновников и их детей, а также богатых торговцев (русских и приезжих) и духовенство. Кровь рекой текла по улицам. Фабрициус писал, что шайки Разина «вешали людей за ноги или прокалывали человеку ребра и затем подвешивали его на железные крюки»[236]236
  Фабрициус Л. Записки. С. 47.


[Закрыть]. Такова была участь секретаря астраханского губернатора; сам губернатор подвергся пыткам и был сброшен с башни. Не щадили никого из богатых и привилегированных слоев общества:

«Два сына боярина Прозоровского были повешены за ноги, и после того, как они провисели целые сутки, казацкий офицер Лазарь сжалился над ними и срезал их обоих с виселицы. Младший [8 лет] был еще в полном сознании, только ноги у него совсем омертвели. Его отнесли к матери, а старшего [16 лет], полумертвого, тоже сбросили с высокой башни, и бедному юноше пришлось повторить путь отца»[237]237
  Там же. С. 53.


[Закрыть].

Летом 1670 года Разин вместе с 6000 верных казаков поплыл вверх по Волге из Астрахани, по дороге набирая новых сторонников в Черном Яре и Царицыне. Саратов, где был слишком небольшой гарнизон, сдался без боя. На всем пути Разина крестьяне – русские, чуваши, марийцы, мордвины – с сочувствием воспринимали его призыв расправляться с «недобрыми боярами» и мстили своим хозяевам, а иногда и представителям духовенства, не поддерживавшим мятеж. На одно из своих судов Разин посадил фальшивого «патриарха Никона» и приглашал крестьян целовать его крест. При этом Разина поддерживали и староверы, яростно выступавшие против реформ православной церкви, проведенных настоящим Никоном, но тот родился на Волге[238]238
  В селе Вельдеманово, примерно в 110 км южнее Нижнего Новгорода. Ныне часть городского округа Перевозский Нижегородской области. – Прим. науч. ред.


[Закрыть], так что Разин, вероятно, считал, что присутствие самозванца придаст серьезности его намерениям. К сентябрю мятежники дошли по реке до Симбирска, откуда надеялись двинуться к Казани и Нижнему Новгороду. Однако, несмотря на численное превосходство, даже после месячной осады они не смогли взять отлично укрепленную крепость.