Текст книги "Волга. История главной реки России"

Глава 5
Укрощение Волги
Российская империя на рубежах

Пристойно, Волга, ты свирепо протекала,

Как для побед Татар тобой царь Грозный шел;

Ты шумом вод своих весь полдень устрашала,

Как гром тобою Петр на гордых Персов вел;

Но днесь тебе тещи пристойно с тишиною:

Екатерина мир приносит всем собою.

Г. Р. Державин «На шествие императрицы в Казань» (1767)[274]274
  Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота. – СПб.: Изд. Имп. Академии наук, 1866. Т. 3. Стихотворения. Часть III. С. 239.


[Закрыть]

Ода Гавриила Державина отражает контраст «поведения» Волги во времена Ивана IV, Петра I и Екатерины II, показывая, что во время путешествия императрицы в начале правления воды реки утихомирились – были по сути «усмирены» Российским государством. Российская империя, как и все прочие империи, должна была упрочить контроль над новыми территориями и новыми границами, но экономическое и стратегическое значение Волги делало эту задачу еще более важной.

Мы уже видели, что российское правительство быстро перешло от завоевания Казани и Астрахани к попыткам контролировать и обживать новую границу на юге. Мятежи и смуты конца XVII–XVIII веков тем не менее обнаружили полную анархию в среднем и нижнем течении реки и показали, насколько трудно подавить возникающие здесь крупные восстания. Только во второй половине XVIII века правительство смогло взять под контроль все Поволжье, в особенности участок от Казани до Астрахани. Политика государства отличалась решительностью и в то же время гибкостью. С одной стороны, правительство физически увеличивало российское присутствие в регионе, посылая полки, гарнизоны и чиновников в города и заселяя крестьянами деревни и села. С другой стороны, нерусским народам предоставлялась определенная институциональная автономия: при условии согласия на подчинение России они тоже получали определенные выгоды. Терпимость Российской империи к культурной самобытности, не угрожающей центральной власти, привела к возникновению термина «империя различий». Это был весьма практичный способ управления периферией ограниченными силами бюрократии и армии. В результате уже к началу XIX века волжские земли вдоль всего течения полностью вошли в состав империи. Нельзя сказать, чтобы мятежи совсем перестали вспыхивать в городах и селах (это случалось и в ХХ веке) или чтобы кочевые племена полностью осели на земле, но так или иначе эра великих казацких и крестьянских восстаний на Волге подошла к концу. Новой беспокойной южной границей Российской империи стала уже не Волга, а Северный Кавказ.

* * *

После разгрома восстаний Разина и Пугачева власти первым делом, как мы видели в прошлой главе, проводили масштабные и жестокие репрессии. На самом деле Екатерина II, понимая, что жесткое подавление предыдущих восстаний вызвало возмущение именно в тех районах, которые первыми откликнулись на зов Пугачева, просила местные власти ограничить число казней, но тщетно. Впрочем, в иных отношениях Екатерина проявила безжалостность, стирая с карты все отсылки к зачинщикам и основным территориям поддержки восстания Пугачева. Реку Яик, соответствующее казачье войско и городок переименовали: река и поныне зовется Уралом. Казачья станица, в которой родились и Разин, и Пугачев, была перемещена на другой берег Дона и названа Потемкинской в честь фаворита Екатерины Григория Потемкина[275]275
  Ныне станица Пугачевская в Волгоградской области. – Прим. пер.


[Закрыть]. Волжское казачье войско, размещавшееся главным образом в Дубовке на правом берегу Волги к северу от Царицына (его члены не были зачинщиками мятежа, но многие из них примкнули к Пугачеву, когда он дошел до Волги), было расформировано, а оставшихся 540 казаков перевели на Северный Кавказ, где они вошли в состав оборонительной линии по Тереку[276]276
  ПСЗ. № 14464. Т. 20. С. 374–375. 5 апреля 1776 года.


[Закрыть].

Однако подобные репрессии не могли полностью решить проблему мятежей на Волге. Разин смог успешно вскрыть слабость обороны поволжских городов. Пугачев терпел поражения в каждой битве с регулярной армией, но быстро сокрушить его мятеж или помешать разрушению большей части Казани оказалось невозможно. В Астрахани и Казани кровавая баня, устроенная не только военным, но и чиновникам, показала уязвимость назначенцев из центра. Требовалось усилить военный контроль над регионом. Это было достигнуто после того, как у казаков и других нерегулярных воинских формирований отобрали независимость, усилили присутствие правительственных вооруженных сил (главным образом армии, но также и военного речного флота) и укрепили гарнизоны.

Разин и Пугачев были донскими казаками. Однако к моменту начала пугачевского восстания район войска Донского уже был полностью интегрирован в Российскую империю. Вот почему Пугачев опирался на проживавших восточнее яицких казаков, сопротивлявшихся распространению государственного контроля на их территории. После пугачевского восстания ощущение «казацкой вольницы» стало быстро исчезать. Самым очевидным проявлением этого стал тот факт, что казачьи войска теперь легко расформировывались, создавались и переводились в другую часть империи. Отмена волжского казачьего войска стала не единственным наказанием за казачье своеволие. В 1775 году Запорожская Сечь – гораздо более крупное казачье формирование на берегах Днепра на территории современной Украины – была расформирована, а самих казаков оттуда переселили на Северный Кавказ. С Дона, как и с Волги, казаков тоже перевели на Терек на Северном Кавказе, который стал новым южным рубежом империи. Кроме того, с Волги и Дона казаков насильно перемещали в Оренбургскую губернию и Сибирь. Новые казаки и новые казачьи войска могли формироваться и распускаться государством, что подрывало их ощущение независимости и ощущение собственной идентичности. В 1788 году тысячу ямщиков – государственных крестьян, чьей задачей было держать лошадей на крупнейших почтовых станциях в России, – попросту произвели в казаки[277]277
  ПСЗ. № 16718. Т. 22. С. 1117. 7 октября 1788 года.


[Закрыть], а в 1824 году оренбургскими казаками стало более 8000 солдат регулярной армии[278]278
  «Опись 1000 дел казачьего отдела» // Труды Оренбургской ученой архивной комиссии. Т. 24. Оренбург, 1913. С. 145–146. № 713.


[Закрыть].

В то же время искоренялось любое подобие демократического принятия решений в казацкой среде – они были полностью под властью местной российской администрации во всех губерниях, где проживали. Казаки всегда хорошо дополняли регулярную российскую армию в качестве легкой кавалерии и разведчиков. Во время наполеоновских войн начала XIX века они уже полностью входили в состав армии Российской империи и были важным элементом почти во всех крупных битвах; казачья конница сыграла важнейшую роль в битве при Бородино и в преследовании наполеоновских войск во время их отступления из России в 1812–1813 годах. К этому времени казачий генерал Матвей Платов уже мог призывать казаков «пожертвовать всем ради защиты… престола»[279]279
  Цит. по: Longworth P. The Cossacks. London: Constable, 1969. P. 242.


[Закрыть]. Таким образом, за одно поколение казаки превратились из потенциальных волжских мятежников в самых преданных слуг царя и защитников царского режима.

Во время восстания Разина в конце XVII века города на Волге и в других регионах защищались членами особой военной касты – так называемых стрельцов, появившихся при Иване IV и принимавших участие в 1552 году во взятии Казани. К XVII веку стрелецкое войско стало уже устаревать. Многие из стрельцов, размещенных в отдаленных волжских городах, были плохо вооружены, их дисциплина хромала, а местной торговле они уделяли не меньше времени, чем делам обороны. Часть стрельцов, защищавших Астрахань от Разина и его войска в 1670 году, на самом деле перешли на сторону мятежников. В 1680-е годы, после восстания Разина, в Царицын и Астрахань были направлены большие подкрепления: более 10 тысяч человек в Астрахань и более 2 тысяч – в Царицын[280]280
  Дубман Э. Л. Промысловое предпринимательство и освоение Понизового Поволжья в конце XVI–XVII вв. С. 69.


[Закрыть]. Путеводитель того времени отмечал, что в 1690-е годы в Астрахани было 80 пушек и город был «укреплен деревянными бастионами»[281]281
  The New Atlas: or, Travels and Voyages in Europe, Asia, Africa and America. London: F. Cleave [etc.], 1698. P. 172.


[Закрыть]. Однако такое укрепление не помешало очередному восстанию стрельцов в Астрахани в 1705 году, описанному в предыдущей главе.

В 1680–1690-е годы в Москве стрельцы участвовали во многих мятежах и восстаниях. После этих выступлений стрельцы перестали быть отдельным военным сословием, а большинство уцелевших вошло в состав новой петровской регулярной армии. Петр I модернизировал армию, введя новую современную боевую тактику и новые училища для офицеров, а также учредив промышленность, позволившую российской армии стать самодостаточной. В то же время непривилегированные члены общества – крестьяне и городские простолюдины – должны были нести воинскую повинность и избирались от общин голосованием (этот процесс более подробно описан в главе 8). За XVIII век русская армия стала крупнейшей в Европе. Согласно крупнейшему советскому исследователю истории русской армии, на момент начала правления Екатерины II в 1762 году она насчитывала 104 654 человека; в 1774 году ее численность составила 180 879 человек, а в 1791 году – 279 575[282]282
  Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XVIII веке (очерки). М.: Воениздат, 1958. С. 311–322.


[Закрыть]. Эти числа, впрочем, скорее формальны, нежели реальны: на самом деле многие рекруты по дороге в расположение армии умирали или дезертировали; так или иначе это было огромное войско, которое побеждало пугачевских повстанцев во всех организованных битвах. Неспособность армии подавить пугачевское восстание после освобождения Оренбурга и Казани была частично связана с иными факторами: занятость большей части русских вооруженных сил на Балканах в Русско-турецкой войне (которая закончилась только в июле 1774 года); самоуспокоенность многих командиров и правительственных чиновников после битвы под Оренбургом; удача Пугачева, сумевшего ускользнуть по степи вниз по Волге; просто огромные размеры и удаленность Поволжья, позволившие Пугачеву перегруппироваться. К 1801 году в русской армии было уже более 440 тысяч человек; к концу наполеоновских войн эта цифра достигла 700 тысяч[283]283
  Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XIX веке. М.: Наука, 1973. С. 3.


[Закрыть]. Более того, армия состояла из одних и тех же людей. Неудачливые крестьяне и горожане забривались в солдаты на всю жизнь (после 1793 года – на 25 лет, но для большинства рекрутов это и был пожизненный срок). Это значило, что со второй половины XVIII века постоянная обученная армия могла подавлять любые волнения и не была склонна к переходу на сторону восставших. Войска регулярно использовались для подавления мятежей крепостных – как на Волге, так и на уральских заводах.

Армия по преимуществу была русской и православной. Большинство офицеров во второй половине XVIII века были этнически русскими, хотя в офицерском корпусе всегда было много остзейских немцев (чаще всего лютеран по вероисповеданию) и иностранных наемников. Армия, победившая под Оренбургом восставших башкир и подчинившая население после восстания, была в первую очередь русской армией, служащей интересам империи, однако инородческие волжские племена тоже обязаны были становиться рекрутами или заниматься принудительным трудом в интересах армии. В 1718 году мордовских и чувашских крестьян заставили валить лес по берегам Волги для строительства русского флота[284]284
  Сенюткин С. Б. История татар Нижегородского Поволжья с последней трети XVI до начала XX в. С. 226.


[Закрыть]. В 1722 году рекрутский набор в регулярную армию стал распространяться на татар, мордвинов и марийцев (а татарских мальчиков в возрасте 10–12 лет могли забрать в юнги) на тех же основаниях, что и на русских крестьян[285]285
  ПСЗ. № 3884. Т. 6. С. 483. 19 января 1722 года.


[Закрыть]. Кочевые племена Поволжья, в том числе башкиры и калмыки, в XVIII и начале XIX века использовались как нерегулярные войска[286]286
  Джунджузов С. В. Калмыки в Среднем Поволжье и на Южном Урале. Оренбург: Издательский центр ОГАУ, 2014. С. 83, 119, 122, 155, 185.


[Закрыть]. Во время Наполеоновских войн из башкир было сформировано 28 полков, каждый по 500 человек; они сражались при Бородине, Дрездене и Лейпциге[287]287
  Baumann R. F. Subject Nationalities in the Military Service of Imperial Russia: The Case of the Bashkirs // Slavic Review. 1987. Vol. 46. № 3–4. P. 492–493.


[Закрыть].

Быть солдатом-мусульманином в русской императорской армии в то время не считалось проблемой – во многом потому, что по сути пожизненная служба означала большую лояльность армии или своему полку, чем месту происхождения солдата. Многие мусульмане Поволжья записывались в казачьи войска на Тереке на Северном Кавказе. В 1826 году Черниговский пехотный полк, служивший на Кавказе, включал в себя нескольких представителей нерусских народностей из Казанской и Симбирской губерний. Среди них были 28-летний Платон Егоров, мордвин из Симбирской губернии; 21-летний Якуб Тиморалеев, татарин из Казанской губернии; 28-летний Козьма Михайлов, крещеный мариец из Казанской губернии; 22-летний Семен Симонов, крещеный чуваш из Симбирской губернии» 21-летний Мустай Баязитов, татарин из Казанской губернии[288]288
  Декабристы об Армении и Закавказье / Ред. Нерсисян М. Г. Ереван: Изд-во АН АрмССР, 1985. С. 267–305.


[Закрыть].

Проблемой России в начале XIX века был не недостаток войск для подавления мятежей и контроля населения, а сложность размещения их в империи в мирное время и логистические сложности отправки их на места народных волнений. Плохое качество дорог оставалось серьезным препятствием: войска можно было отправить из Московской губернии по большому тракту в Нижний Новгород или Казань, но в Среднее и Нижнее Поволжье приходилось добираться только по реке или проселочными дорогами. Большая часть регулярной армии была расквартирована в центральных и западных губерниях для готовности к кампаниям в Центральной Европе, а не в Поволжье[289]289
  LeDonne J. P. The Grand Strategy of the Russian Empire, 1650–1831. New York: Oxford University Press. 2004. P. 44–47, 124–129.


[Закрыть]. В XVIII веке была предпринята попытка улучшить главные дороги – не только ради перемещения войск и улучшения торговли, но и для того, чтобы чиновники из Москвы могли доехать до губерний и провести ревизии; однако к югу от Нижнего Новгорода коммуникации оставляли желать много лучшего.

Правительство, как мы уже упоминали, также устроило дополнительные «линии» гарнизонов для защиты и контроля границ. Эти гарнизонные войска были дополнением к регулярным и насчитывали в 1764 году около 65 тысяч человек по всей империи. К 1774 году их численность достигла почти 90 тысяч, но к 1800 году упала до 77 500[290]290
  Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XVIII веке (очерки). М., 1958. С. 326–327.


[Закрыть]. По мере того как Российская империя расширялась на юг и восток, «линии» становились все длиннее, а также добавлялись новые. В 1731 году была создана так называемая Царицынская сторожевая линия, связавшая Дон и Волгу, и для ее охраны с Дона было переселено 500 казаков. После башкирских восстаний 1730-х годов появилась новая линия – от Самары на левом берегу Средней Волги (там, где река поворачивает на восток[291]291
  Имеется в виду Самарская (Жигулевская) лука. – Прим. пер.


[Закрыть]) до Яика. Там разместили 200 казаков, а к 1840 году на линии проживало уже 16 тысяч человек (мужчин и женщин). Эти укрепления были устроены для защиты от «других» жителей Поволжья: татар на Средней Волге; калмыков на юге; ногайцев и киргизов на востоке.

В 1737 году для охраны города было основано астраханское казачье войско, доходившее до крепости Черный Яр к югу от Царицына. Сначала войско было небольшим, но в 1760-е годы значительно увеличилось, и к 1770 году в Астрахани было расквартировано уже шесть полков казаков и татар. Набегов все еще страшились, и калмыков в городе не размещали, поскольку, по словам одного британского путешественника, «калмыкам не очень доверяют, особенно в Астрахани»[292]292
  Cook J. Voyages and Travels through the Russian Empire, Tartary, and Part of the Kingdom of Persia. Edinburgh, 1770. Vol. 1. p. 345.


[Закрыть]. Гарнизон был настолько силен, что Пугачев предпочел его обойти и разумно сосредоточиться на атаке хуже укрепленных крепостей. В 1830-е годы астраханское казачество насчитывало более 18 тысяч человек[293]293
  Цыбин В. М., Ашанин Е. А. История волжского казачества. С. 29–30.


[Закрыть]. Гарнизон Саратова после восстания Разина тоже укрепили, но это не спасло город, который сдался Пугачеву без боя. Неудивительно, что Пугачев обходил стороной крупные и хорошо укрепленные крепости вроде Яицкого городка, но легко брал небольшие отдаленные крепости. В «Капитанской дочке» Пушкина – повести о пугачевском бунте, написанной в 1836 году, – герой прибывает в дальний гарнизон и поражается тому, что видит:

«Я глядел во все стороны, ожидая увидеть грозные бастионы, башни и вал; но ничего не видал, кроме деревушки, окруженной бревенчатым забором. С одной стороны стояли три или четыре скирда сена, полузанесенные снегом; с другой – скривившаяся мельница, с лубочными крыльями, лениво опущенными. «Где же крепость?» – спросил я с удивлением. «Да вот она», – отвечал ямщик, указывая на деревушку, и с этим словом мы в нее въехали»[294]294
  Пушкин А. С. Капитанская дочка // Пушкин А. С. Собрание сочинений в 10 томах. М.: ГИХЛ, 1959–1962. Т. 5. С. 304–305.


[Закрыть].

Расширение гарнизонных войск увеличило и возможности Российской империи по контролю границы по Волге. Кроме того, теперь эти войска могли лучше оборонять города от мятежников и быстрее мобилизоваться на подавление восстаний в городах, селах и на заводах Поволжья. Конечно, это не значило, что теперь рубежные земли были полностью безопасны, а противники усмирены. Расстояния, на которые простирались «линии», были просто слишком велики, чтобы их можно было адекватно охранять. Даже гарнизоны крупнейших крепостей не особенно впечатляли. Путешественник Джордж Фостер писал, что гарнизон Астрахани в начале XIX века состоял из «примерно полутора тысяч человек, больше напоминавших ополчение, чем регулярные войска, и явно лишенных какой-либо военной дисциплины»[295]295
  Forster G. A Journey from Bengal to England… and into Russia by the Caspian Sea. London: R. Faulder and son, 1808. Vol. 2. P. 303.


[Закрыть]. И действительно, гарнизонную службу часто несли пожилые и физически малопригодные воины. Она была своего рода пособием для старых солдат, которым некуда больше было податься. Гарнизонные документы, которые попадали мне в руки, свидетельствуют о значительном количестве солдат старше 60 лет, а некоторым было даже за 70! Другие пожилые солдаты на старости лет женились на местных уроженках (нередко нерусского происхождения), тем самым часто заводя вторую семью[296]296
  Hartley J. M. Russia, 1762–1825: military power, the state, and the people. Westport, Conn: Praeger, 2008. P. 30; Hartley J. M. Siberia: a history of the people. New Haven: Yale University Press, 2014. P. 93.


[Закрыть]. Гарнизоны были лучшим вариантом в стране, где не было домов инвалидов для солдат на пенсии: в конце XVIII века в Москве многие ветераны попросту побирались. Гарнизонные войска, таким образом, были надежнее и многочисленнее, чем во время казачьих восстаний, но сами по себе не могли обеспечить стабильность на Средней и Нижней Волге.

Нельзя было ожидать от регулярной армии и гарнизонных служб и прекращения волжского пиратства, о котором говорилось в прошлой главе. Саму Астрахань защищала Каспийская флотилия, учрежденная Петром I в 1722 году для Персидской кампании 1722–1723 годов. В 1750 году эта маленькая флотилия состояла из трех кораблей с матросами[297]297
  ПСЗ. № 9771. Т. 12. С. 317–319. 26 июня 1750 года.


[Закрыть]. Пугачевское восстание, однако, обнажило слабость государственного контроля над рекой, а немногочисленные корабли, которые все же защищали волжские города, были захвачены пугачевцами. Силы речной обороны были учреждены только Павлом I (годы правления 1796–1801) в 1797 году. Он приказал построить девять вооруженных гребных судов: три должны были курсировать между Астраханью и Царицыном, три – между Царицыном и Казанью и еще три – от Казани выше по течению. В 1800 году число этих заградительных судов увеличилось до 12, но все равно этого было недостаточно, чтобы контролировать все среднее и нижнее течение Волги[298]298
  Плешаков И. Н. Гардкоуты в Саратовском Поволжье: из истории речной стражи XVIII – первой половины XIX в. // Военно-исторические исследования в Поволжье. Т. 7. Саратов, б. г. С. 20–24.


[Закрыть]. В начале XIX века ответственность за постройку заградительных судов частично была возложена на сами волжские города.

Однако шайки разбойников продолжали орудовать на Волге. В 1820-е годы путешествовавших по реке в Астрахань предупреждали, что нужно брать с собой пистолеты из-за угроз со стороны воров и бандитов[299]299
  Glen W. Journal of a Tour from Astrachan to Karass. Edinburgh: David Brown, 1823. P. 7.


[Закрыть]. В 1821 году правительство получило отчет о разбое «в нижнем течении Волги, от Костромы до Астрахани, особенно в Казанской и Нижегородской губерниях»[300]300
  Истомина Э. Г. Водный транспорт России в дореформенный период. М.: Наука, 1991. С. 137.


[Закрыть]. В 1829 году Николай I подошел к вопросу более серьезно и издал особые распоряжения о защите главных рек, в том числе Волги и некоторых ее притоков – например, Камы и Оки. Например, он приказал разместить в Казани 18 судов с 90 солдатами и 9 офицерами для защиты от речных пиратов. У офицеров были значительные официальные полномочия: они могли пытать пойманных разбойников, бить их кнутом или прогонять сквозь строй. В результате к 1850-м годам опасностей на Волге стало гораздо меньше. К этому времени разбойники стали значительно меньше угрожать торговле, что позволило развить и речной туризм[301]301
  Плешаков И. Н. Гардкоуты в Саратовском Поволжье: из истории речной стражи XVIII – первой половины XIX в. // Военно-исторические исследования в Поволжье. Т. 7. Саратов, б. г. С. 26.


[Закрыть].

Российское государство в конце XVIII века расширяло свое присутствие на Волге, не только увеличивая количество солдат, но и назначая больше правительственных чиновников. Пугачевское восстание обнажило тот факт, что управляется Россия плохо и недостаточно. Пугачев получил поддержку во многом благодаря осуждению коррумпированных чиновников, в том числе судей-лихоимцев. Губернаторы в волжских городах не смогли защитить ни города, ни села от пугачевцев и их пропаганды. По мнению Екатерины II, первоначальный успех восстания был связан со «слабостью, ленью, нерадением о должностях своих, праздностью, ссорами, несогласием, лихоимством, притеснением и неправосудием частных правителей»[302]302
  Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002. С. 443.


[Закрыть]. Не то чтобы российское правительство до восстания не догадывалось о недостатках губернского руководства. Одним из первых деяний Екатерины II после восшествия на престол стал созыв большой Уложенной комиссии, состоявшей из представителей со всей России (142 депутата от дворян, около 200 представителей государственных крестьян и других общественных групп, в том числе 44 от казаков и 54 от нерусских народов)[303]303
  В историографии можно встретить и другие подсчеты из-за разных подходов к разделению депутатов на группы: например, 161 депутат от дворянства, 208 депутатов от городов, а крестьянских, казацких и иноверческих депутатов – 167 человек. См. Латкин В. Н. Законодательные комиссии в России в XVIII в. СПб., 1887. С. 251–252. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Выборы представителей проходили довольно хаотично: например, Астрахань и Саратов послали по пять человек, а Казань – всего двоих (одного русского и одного татарина)[304]304
  Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002. С. 239.


[Закрыть]. Комиссия собралась в 1767 году и тотчас получила от Екатерины длинный «Наказ», во многом скопированный с трактата Монтескье «О духе законов» и других современных трудов европейских мыслителей и призванный задать направление последующим дебатам.

Прежде чем комиссия собралась, группам выборщиков было предложено дать собственные «наказы» выбранным представителям. Эти «наказы» с мест очень отличались по тону от принципов, содержавшихся в «Наказе» самой Екатерины. Вместо того чтобы искать в будущем новые формы управления, судебной практики и общественного порядка, эти «наказы» были обращены в прошлое и требовали прежде всего защиты и сохранения традиционных привилегий. Это было характерно как для казаков и представителей нерусского населения, обеспокоенных потерей своей «воли», так и для русских дворян, настаивавших, что только они могут владеть крепостными. В этом отношении взгляды местных представителей не особенно отличались от позиции сторонников Разина или Пугачева. В местных «наказах» также, впрочем, критиковались продажные судьи и чиновники, недостаток врачей в губерниях и общая слабость управления в сельской местности. «Наказы» из Поволжья в этом отношении не отличались от остальных, но отражали также и местные заботы нерусского населения. Например, татары из Симбирской губернии жаловались, что их право не платить подушный налог нарушается; казаки с Волги и Астрахани были обеспокоены необходимостью защитить свои права на рыболовство; новообращенные чуваши из Симбирской губернии указывали, что суды не защищают их от крепостных из соседних крупных поместий; звучали сетования на набеги калмыков, на слишком медленное судебное производство; татары из Казанской губернии возмущались нарушениями в ходе рекрутского набора и «лихоимством» местных судов[305]305
  СИРИО. Т. 115. С. 304, 307, 310, 353–54, 359, 513, 577.


[Закрыть].

Таким образом, Екатерина II была полностью в курсе ограниченных способностей местных управляющих органов, но с 1768 по 1774 год она была слишком занята внешними делами и не успевала решить эти проблемы. Только после заключения в 1774 году мира с Османской империей она сумела переключить внимание на губернское управление – пугачевское восстание сделало этот вопрос еще более насущным. В 1775 году она подписала закон о новой структуре губернского управления. Империя делилась на провинции (губернии), а в их пределах на районы (уезды). Новые, гораздо более продуманные структуры должны были прийти на место прежних в судах, финансовых учреждениях и других органах управления. В губерниях создавались новые должности – как для штатных чиновников, так и для избранных на эти посты оплачиваемых представителей разных общественных групп (нижние суды были устроены по сословному принципу, так что существовали отдельные суды для дворян, мещан и государственных крестьян). В 1782 году вступил в силу указ об учреждении полицейских сил в губернских городах. В 1785 году Екатерина II выпустила «Жалованную грамоту городам», согласно которой в каждом городе для решения административных и финансовых вопросов учреждался особый совет – дума – с представителями разных слоев городского населения, разбитого теперь на шесть групп.

Может показаться странным, что в ответ на жалобы о плохих чиновниках было создано еще больше должностей для чиновников, большинство из которых к тому же не имели никакой юридической или управленческой подготовки, а просто были избраны на соответствующие посты представителями собственной социальной группы. В XVIII веке управление в России было совершенно недостаточным, и чиновников в стране (в процентном отношении) было намного меньше, чем в других европейских государствах: в 1763 году в центральном и местном управлении было задействовано около 16 500 чиновников, в то время как в Пруссии, занимавшей менее одного процента от территории России, чиновников было около 14 тысяч, при этом государственная служба была намного более структурирована[306]306
  Jones R. E. Catherine II and the provincial reform of 1775: a question of motivation // Canadian Slavic Studies. 1970. Vol. 4. №3. P. 511.


[Закрыть]. Возмущение, на котором отлично сыграли и Пугачев, и тем более Разин, вызывало представление, часто на редкость точное, о могущественных губернаторах (в то время воеводах), бравших взятки и/или несправедливо угнетавших городскую и сельскую бедноту. Например, один правитель региона, населенного главным образом марийскими крестьянами, как утверждалось, в 1762–1763 годах брал взятки рожью, овсом, медом и другими товарами[307]307
  Кузьмин Е. П. Повседневный быт Царевококшайских воевод XVIII века // Города Среднего Поволжья: история и современность. Сборник статей. Йошкар-Ола: Марийский государственный университет, 2014. С. 44.


[Закрыть]. Число местных чиновников по всей империи с 12 712 в 1774 году выросло до 27 000 в 1796 году. Существенно увеличив количество и распространение местных правительственных чиновников, государство надеялось уменьшить власть отдельных представителей бюрократии. На практике это хотя и не могло помешать коррупции среди первых лиц губерний, но хотя бы увеличило шансы на то, что об особенно наглых злоупотреблениях сообщат в столицу. В начале XIX века после сообщений о пытках в судах было проведено расследование в отношении казанского губернатора, а новый губернатор Иван Борисович Пестель (отец Павла Пестеля, вождя крупного восстания 1825 года) был подвергнут следствию в 1803 году после сообщений о непорядках в его хозяйстве и огромных взятках, которые он брал[308]308
  Бикташева А. Н. Казанские губернаторы в диалогах властей (первая половина XIX века). Казань: ИД ЯСК, 2008. С. 53–61, 65–71.


[Закрыть].

В простом увеличении количества губернских чиновников были и другие преимущества. В городах и селах стало проще собирать налоги, а сборщики стали более профессиональными. Более эффективной стала борьба с бегством крепостных, которые часто вливались в шайки волжских разбойников. К концу XVIII века были введены работающие методы выслеживания и ловли беглых крестьян и либо возвращения их к хозяевам, либо продажи (задешево) местным помещикам[309]309
  Информация из неопубликованной статьи Андрея Горностаева «Чичиковы XVIII века и преследование беглых душ» (доклад представлен на 10-й Международной конференции группы изучения истории России XVIII века в Страсбурге в июле 2018 года).


[Закрыть]. Городская администрация стала более эффективна и обеспечила жалованье и статус по крайней мере самым богатым купцам. Увеличение числа судов и судейских чиновников привело к определенным подвижкам во множестве неразрешенных дел, на которые часто жаловались в «наказах». Законами Екатерины II в России вводились зачатки полиции. Указ 1775 года назначал в каждый уезд исправника, избираемого из числа местной знати, во всех городах тоже появлялся полицмейстер с широкими полномочиями по поддержанию закона и порядка. В 1782 году в городах была формально учреждена полиция с широким спектром обязанностей: от арестов и наказаний мелких воров и поддержания порядка до обеспечения морали путем недопущения смешивания полов в общественных банях!

В то время никто не утверждал, будто местная администрация внезапно стала эффективной и свободной от коррупции. В Ярославле на северной Волге должности на всех уровнях удалось укомплектовать способными людьми – по крайней мере, согласно официальному отчету 1778 года[310]310
  Научно-исторический архив Санкт-Петербургского института истории РАН. Фонд 36. Дело 477. Л. 612–13. Отчет из Ярославля, 1778.


[Закрыть]; но в более отдаленных городах на Средней и Нижней Волге, подверженных нападениям бунтующих казаков или инородцев, этого сделать не удавалось. Например, в Астраханской губернии в низовьях Волги просто не удалось найти достаточно дворян, чтобы они заняли открывшиеся для них должности: в этой губернии представителей русской знати попросту было мало[311]311
  Карабущенко П. Л. Астраханская губерния и ее губернаторы в свете культурно-исторических традиций XVIII–XIX столетий. Астрахань: Издательский дом «Астраханский университет», 2011. С. 161.


[Закрыть]. Юридическое образование и рост того, что мы сейчас назвали бы правовым самосознанием, развивались медленно. Первый русский по национальности профессор юриспруденции в Московском университете был назначен в 1773 году и сам он получил образование в Глазго. «О праве здесь можно говорить только в шутку. Его не существует, а то, что здесь выдается за право, скрывает такие пороки, которые заставляют меня вздрагивать», – писала путешественница англо-ирландского происхождения в начале XIX века[312]312
  Wilmot M., Wilmot C. The Russian Journals of Martha and Catherine Wilmot 1803–1808. London: Macmillan and Co, 1934. P. 308–309.


[Закрыть]. Взятки были распространены повсеместно: не только в судах, но и среди сборщиков налогов и полицейских[313]313
  См. Hartley J. M. Bribery and Justice in the Provinces in the Reign of Catherine II // Bribery and blat in Russia: negotiating reciprocity from the Middle Ages to the 1990s / ed. Lovell S. et al. Houndmills, Basingstoke, Hampshire: New York: Macmillan Press; St. Martin’s Press // association with School of Slavonic and East European Studies, University of London, 2000. P. 48–64.


[Закрыть]. Развивать государственную службу на должном уровне в России стали лишь в XIX веке. Большинство судей и исправников, назначенных в губернии из числа знати после 1775 года, были отставными армейскими офицерами без малейшего юридического или управленческого опыта.

Постепенно ситуация становилась лучше, но на это требовалось время. В конце 1780-х годов саратовские крестьяне составили жалобу, которую словно бы писал Разин или Пугачев:

 
Теперь же известно всему свету,
Что от исправника и секретарей житья нам нету.
По повелению их головы сотские воры
Поминутно делают поборы.
Поступают с нами бесчеловечно,
Чего не слыхано было вечно.
Прогневали Тебя, Небесного Царя,
Что имеем у себя
Исправника дурака,
Вора заседателя,
А плута секретаря,
Кои разорили нас вконец.
Не оставили ни кур, ни овец.
Прежде тиранили, ненавидя христианские веры,
Ныне же мучают нас, если не дадим денег или овса меры.
И мы все свои прибытки и доход
Употребляем для земского суда на расход[314]314
  Жалоба саратовских крестьян на земский суд // Русский архив. Т. 46. 1908. С. 215–216.


[Закрыть].
 

Новые губернские чиновники были преимущественно русскими или русифицированными остзейскими немцами, что укрепляло власть российского правительства и над русскими подданными, и над нерусскими народами. Главные выборные должности в новых организациях местного самоуправления, особенно в судах, занимали русские помещики, поэтому на некоторые должности в губерниях, где помещиков было мало, кандидатур найти не удавалось (нерусские крестьяне в Поволжье были государственными, а не крепостными на землях дворян). Впрочем, в то время российское правительство позволяло нерусским народам иметь собственные институты низкого уровня, в том числе суды, и до известной степени пользоваться собственными правовыми системами. Это было не столько свидетельство государственной терпимости, сколько практичный и дешевый способ управлять подданными разных этноконфессиональных групп. Например, как мы увидим, собственные городские учреждения были в Астрахани у армян, а казанские татары имели собственные суды (глава 9). В этих судах использовались национальные языки, хотя часто требовался и перевод на русский. Только в конце XIX века государство посчитало нужным вмешаться и провести стандартизацию учреждений и права, объявив русский язык языком управления на всех уровнях.

* * *

Российская империя (а также СССР) осуществляла контроль за своими подданными, насильно перемещая их на другие территории. Ограничение передвижений было основой крепостного права (см. главу 3), окончательно введенного в России в 1649 году. Но горожане тоже были прикреплены к своему месту жительства: для переезда им требовалось формальное разрешение. Все это было верно для Европейской России (в Сибири крепостных было очень мало, однако применялись иные формы ограничения в передвижении), но сама природа Поволжья препятствовала контролю над расселением и перемещением людей: по обоим берегам реки жили скотоводы-кочевники; многонациональное и многоконфессиональное население традиционно пользовалось большей автономией, чем русские крепостные и мещане; река и ее берега служили убежищами беглым крестьянам, которые могли влиться в артели речных работников без необходимости отвечать на лишние вопросы. В XVIII–XIX веках государство смогло значительно лучше контролировать размещение волжского населения и в процессе изменило его социально-этнический состав и до определенной степени добилось большей лояльности оседлых жителей.