Текст книги "Разрыв во времени"

Все это – ничего?

Мими, Ксено и Паулина поехали в Раундхаус все вместе.

Раньше в этом здании располагалось трамвайное депо, а теперь его перестроили под театр и концертный зал.

Ксено все-таки уговорили остаться.

– Что с Лео? – спросил Ксено в машине, когда они проезжали мимо Лондонского зоопарка. – Какая муха его укусила? Он как медведь, в попу ужаленный.

– Мешугенер, как он есть.

– Что значит «мешугенер»?

– Лео псих! Он всегда получал то, что хочет, и все делал по-своему. Поэтому он не умеет контролировать свои чувства, желания и вспышки ярости. Лео – типичный альфа-самец. Они никогда не взрослеют, просто становятся злее.

– Это из-за ребенка, – сказала Мими. – Он не хочет второго ребенка.

– Все будет хорошо, – сказала Паулина. – У Лео доброе сердце.

– Он меня больше не любит.

Ксено и Паулина посмотрели на Мими. А потом заговорили разом.

Конечноонтебялюбитонтебябоготворитон безтебяжизнинемыслиттыдлянего всеонзнаетчтобезтебяегожизнь будетпустойутебяпростотакой периодподавленноесостояниеэтонормально когдаужескоророжатьдаможетбытьонневсегдапроявляетзаботуноон следитзакаждымтвоимшагом

– Мне кажется, у него кто-то есть.

Ксено и Паулина промолчали.

– Когда мы познакомились с Лео, – сказала Мими, – он только и делал, что важничал и похвалялся. Хотел произвести на меня впечатление дорогущей машиной, шикарными ресторанами, золотой кредиткой, открывающей доступ в музеи и художественные галереи после закрытия. Он водил меня в Лувр и музей Орсе в часы, закрытые для посещения. Нанял нам персонального экскурсовода. Лео хотел рассмотреть поближе «Мону Лизу» и «Происхождение мира».

– Супермодель и порнозвезда, – сказал Ксено. – Узнаю старика Лео.

– Он купил открытки с репродукциями обеих картин и рассматривал их в машине по дороге в отель. «Самая знаменитая женщина в мире после Мадонны, – сказал он, глядя на «Происхождение мира», – и никто не знает, как она выглядит».

– Я сказала: «Это порнография в чистом виде. У нее нет головы. Нет лица. Нет личности». Он напрягся и сказал: «Это писалось как порнография, но стало истолкованием всей порнографии. Две эти картины, если поставить их рядом, объясняют, почему мужчины воспринимают женщин как угрозу. Из вашего тела выходит мир и… – тут он взмахнул репродукцией «Моны Лизы», – мы понятия не имеем, что у вас в голове. Знаешь, как это страшно?»

– Он так сказал? Лео?

– Да. И рассказал, что когда его мать уходила от его отца, она пришла попрощаться с Лео, и он не понимал, почему она уезжает, и она сказала, что он еще маленький и все поймет, когда вырастет. «И вот я вырос, – сказал мне Лео. – И до сих пор не понимаю».

– А потом?

– А потом он разорвал обе открытки и выбросил их в окно.

– Почему ты мне никогда не рассказывала об этом?

– Почему ты считаешь, что у Лео есть любовница? – спросила Паулина.

– Лео – собственник, но он боится сближаться с людьми. Если он заведет любовницу, тем самым он оттолкнет меня от себя.

Или просто столкнет… подумал Ксено, но вслух не сказал.

Пока Мими беседовала со звукорежиссером на сцене, Паулина отозвала Ксено в сторонку.

– Нам надо поговорить.

– Что случилось, Паулина?

– Я беспокоюсь. Есть одна старая поговорка: «Беда к беде липнет». Мими права. Лео ведет себя странно. Последние две-три недели. Он тебе что-нибудь говорил? О ребенке? О Мими?

– Нет. Просто он бесит меня больше обычного, но он мой друг, и я не обращаю внимания на его закидоны. Ты меня знаешь: в неприятности я не лезу.

– Думаешь, у него кто-то есть?

Ксено покачал головой.

– Наоборот. У него нет никого. Вообще никого. Понимаешь, о чем я? Потому что он просто в упор никого не видит. Я думал, это из-за того, что он весь в работе. Но он весь в себе, да?

– Да, он замыкается на себе. В этом он мастер. Но что-то тут есть еще… Ксено… почему ты уезжаешь?

– У меня есть дела. Я нужен сыну. Но если честно, то да… я чувствую, что мне здесь не рады и я уже злоупотребляю гостеприимством.

– Ты – член семьи.

– Ты – еврейка.

– Ну, так сделай приятное еврейской тете, мечтающей о большой дружной семье. Да, это только мечта, но ведь хорошая же мечта, правда?

– Мне надо уехать, самое позднее – в понедельник.

– Мими нужен друг. А Лео не самый устойчивый человек.

– Мы все неустойчивы в какой-то мере. Он словно карикатура на неустойчивого человека, вот и все.

– Он словно карикатура на неустойчивого человека, который в конечном итоге такой и есть.

Лео лежал на белом диване в своем белом кабинете и наблюдал, как взлетают самолеты. Он думал о фильме про Супермена, в котором Лоис Лейн погибла и Супермен раскрутил Землю в обратную сторону и повернул время вспять. Катастрофы не происходит. Лоис Лейн не умирает.

Как сделать так, чтобы Мими не умерла?

Мими не умерла – она готовится дать новую жизнь.

В моем понимании она умерла.

Кого колышет твое понимание?

Меня. Мне нужен душевный покой.

Лео думал о прошлом, поворачивая время вспять. Банковские дела требовали его присутствия в Англии. Он попросил Мими поехать с ним, выйти за него замуж, но она отказалась. Он вернулся в Англию. Он не звонил Мими. Она не звонила ему.

А потом…

Потом он попросил Ксено поехать в Париж и разыскать Мими.

В Париж Ксено приехал на поезде, вышел на Северном вокзале, спустился в метро, на четвертую линию, доехал до Сите, а дальше пошел пешком. Мимо здания префектуры полиции, по мосту через Сену. Собор Парижской Богоматери был слева. Книжный «Шекспир и компания» [6]6
  «Шекспир и компания» – легендарный книжный магазин. В 20‑х годах ХХ века в нем собирались такие писатели, как Эзра Паунд, Эрнест Хемингуэй, Джеймс Джойс и Форд Мэдокс Форд.


[Закрыть] – прямо по курсу. Когда-то Ксено там работал – целое лето – и спал в подсобке среди стопок книг, на кровати, оккупированной блохами.

Он перешел через дорогу и увидел у входа в магазин его владельца, вспыльчивого грубияна Джорджа Уитмена. Тот сидел на древнем красном мопеде и беседовал с Мими.

Джордж любил хорошеньких девушек. Ему самому было уже хорошо за восемьдесят, а его дочери – двадцать с чем-то, что говорило о Джордже немало. А еще он любил книги и писателей. Если мужчина не был писателем, Джордж его ни в грош не ставил. Ксено не был исключением.

Ксено подошел к ним. Джордж сердито нахмурился.

– Ты кто такой?

Ксено протянул руку для рукопожатия.

– Добрый день, мистер Уитмен… Я Ксено. Я здесь работал… Я…

– Ксено? Что еще за имечко? – пробурчал Джордж. – В первый раз тебя вижу.

– Это мой друг, – сказала Мими.

Джордж кивнул и завел мопед. Клубы черного дыма окутали проходивших мимо туристов.

– Я уеду на час, а твой друг пусть поможет тебе присмотреть за магазином, – сказал Джордж. – И постарайтесь меня не разорить.

– Привет, Ксено, – сказала Мими. – Добро пожаловать в Париж.

Мими вошла в магазин и уселась за кассой напротив входной двери.

– Я часто присматриваю за его магазином.

– И тебя никто не узнает?

– Люди думают, что я просто похожа. На меня. А я на себя похожа, да.

Ксено рассматривал книги на полках, пока Мими обольщала американских туристов, чтобы те купили всего и побольше.

– Я хочу создать игру, которая будет как книжный магазин, – сказал Ксено. – Смысловые пласты, уровни, поэзия и сюжет. Шанс потеряться и снова найти себя. Ты мне поможешь? Мне нужна женщина.

– Почему женщина?

– Вы видите мир по-другому.

– Я не интересуюсь компьютерными игрушками.

– Поэтому мне и нужна твоя помощь. Я запущу время по кругу, как в календаре майя. Каждый уровень в этой игре будет как интервал времени – отдельный, но прозрачный, чтобы за тобой могли наблюдать с других уровней и ты сам сознавал, что есть и другие уровни. Может быть, ты сможешь действовать на разных уровнях одновременно, я пока не решил. Знаю только, что это будет игра о том, чего нам не хватает.

– И чего нам не хватает?

– Я хотел, чтобы ты мне сказала. Чего нам не хватает?

Мими вдруг погрустнела. Она долго молчала, а потом спросила:

– Тебя прислал Лео?

– Да… Мими, ты знаешь, зачем я здесь. Лео тебя любит.

– Так любит, что за год ни разу не позвонил?

– А ты ему позвонила?

Мими вновь промолчала.

Джордж вернулся в отвратительном настроении и привез новую кошку. Сказал, чтобы все выметались из магазина, потому что кошатине надо освоиться. Туристов и местных книголюбов вытолкали на улицу. Джордж запер дверь на замок.

– Разве это не плохо для бизнеса? – спросил Ксено.

– Я не теряю деньги, только когда магазин закрыт. Так никто не крадет книги.

Дверь распахнулась и снова захлопнулась.

Мими и Ксено оказались снаружи. Мими рассмеялась и взяла Ксено за руку.

– Теперь нам не хватает только омара, – сказала она.

– Чтобы съесть?

– Чтобы выгуливать на поводке. Ты читал Жерара де Нерваля?

Ксено даже не знал, кто это.

– Он тебе понравится. Один из моих любимых французских поэтов. У него был домашний питомец, омар, и Нерваль выгуливал его на поводке по набережной Сены.

– Что с ним стало?

– С омаром?

– С поэтом.

Ксено на секунду приобнял Мими за плечи.

– Он жил в девятнадцатом веке, – сказала она. – Еще до того, как Осман разрушил весь старый Париж. Это был средневековый город. Жерар де Нерваль жил в доме, похожем на мой: постройка семнадцатого века, маленькие комнаты, маленькие окна, выходящие в крошечный двор-колодец. Квадратик неба, как крышка. Он влюбился в женщину из низов и стыдился своей любви. Однажды ночью ему приснилось, что во двор упал ангел, величественный и огромный. Падая, ангел сложил крылья и оказался в ловушке. В темные окна летели перья. Одна старуха принялась набивать ими подушку. Если бы ангел попробовал вырваться, расправив крылья, он бы снес все ближайшие дома. Но если не вырвешься, то умрешь. Через несколько дней Жерар де Нерваль повесился в подвале под решетчатым люком на улице. Человек, проходивший мимо, глянул вниз и увидел, как он болтается там в одиночестве и темноте.

– Ужасная история, – сказал Ксено.

– Но что делать, – сказала Мими, – если, чтобы освободиться, надо разрушить все вокруг?

– А если нет, то умрешь? – спросил Ксено.

– Да. Если нет, то умрешь.

Был август. Набережные Сены превратились в приморскую фантасмагорию, отчасти – plage, отчасти – ряды палаток с едой и кафе на открытом воздухе. Стояла жара. Люди были расслаблены и беспечны.

Ксено сказал:

– Насчет Лео…

Мими кивнула и стиснула его руку. Отчасти – поддержка, отчасти – понимание.

Какое-то время они шли молча.

Ксено нравилось держаться за руки с женщинами, которые ему нравились. Ему нравились женщины. До тех пор, пока они не пытались с ним сблизиться. А они вечно пытались – и некоторым казалось, что у них получилось. С мужчинами было проще. Честный, бесхитростный секс, часто – вообще анонимный. Незнакомец из тьмы, чье имя (на одну ночь) было любовь.

Ксено не выносил избыток душевной близости. Он был одиночкой и интровертом, с пылом и страстью к жизни, которую люди ошибочно принимали за общительность. Его интересовало буквально все, он проявлял к людям искреннюю заботу и доброту, и если он присутствовал рядом, то присутствовал целиком. Но никогда не боялся закрыться и быть один.

Лео отправил Ксено к Мими, чтобы тот попросил ее дать ему – Лео – еще один шанс.

– Я сам все испорчу. Увижу ее – потеряю голову. Ты объяснишь лучше.

– Что ты хочешь, чтобы я ей сказал?

– Я не знаю! Подробную форму «Я тебя люблю».

Лео дал Ксено листок бумаги, исписанный от руки.

– Вот подробная форма.

Ксено начал читать и едва не рассмеялся, но его друг был так серьезен и так взволнован, что пришлось сдержать смех. Ксено только кивнул и продолжил читать.

– Я много над этим работал, – сказал Лео.

1) Могу ли я жить без тебя? Да.

  2) Хочу ли я жить без тебя? Нет.

  3) Часто ли я думаю о тебе? Да.

  4) Скучаю ли я по тебе? Да.

  5) Думаю ли я о тебе, когда я с другой женщиной? Да.

  6) Считаю ли я, что ты не такая, как все остальные женщины? Да.

  7) Считаю ли я, что я не такой, как все остальные мужчины? Нет.

  8) Речь идет о сексе? Да.

  9) Речь идет только о сексе? Нет.

10) Чувствовал ли я что-то подобное раньше? Да и нет.

11) Чувствовал ли я что-то подобное после встречи с тобой? Нет.

12) Почему я хочу на тебе жениться? Меня бесит сама мысль о том, что ты выйдешь замуж за кого-то другого.

13) Ты красивая.

Им захотелось пить, и они зашли в бар, где продавали l’eau в красивых синих бутылках. Ксено достал из кармана листок бумаги и передал его Мими. Она рассмеялась.

– Нет, послушай, – сказал Ксено. – Пусть оно смотрится неуклюже, но он пишет правду. У него такой способ, чтобы быть уверенным.

Мими покачала головой:

– Я не знаю.

– Тогда скажи «да».

– Pourquoi?

Они пошли дальше. Они говорили о жизни, как о потоке. О небытии. Об иллюзии. О любви, как теории, испорченной практикой. О любви, как о практике, испорченной теорией. Они говорили о неосуществимости секса. Для мужчин секс воспринимается иначе? Секс с мужчиной? Что ощущаешь, когда влюбляешься? А когда разлюбляешь?

Любовь, как падение в бездну.

Почему надо падать?

– Существует одна теория, – сказал Ксено. – Ее придумали гностики в пику христианам, в самом начале: наш мир создан не Богом, который отсутствует в мире, а падшим ангелом наподобие Люцифера. Неким темным ангелом. Мы не грешим и не сбиваемся с пути истинного; это не наша вина. Мы такими рождаемся. Все, что мы делаем, – это падение. Даже ходьба – контролируемое падение. Но это не грех и не слабость. Если мы это поймем – если примем гностицизм, – нам будет легче переносить боль.

– Боль любви?

– А что еще у нас есть? Любовь. Недостаток любви. Потеря любви. Положение в обществе, власть… даже страх смерти… Это само по себе вторично. То, на чем мы стоим – или падаем с этой платформы, – только любовь.

– Весьма романтичные речи для человека, который не связывает себя никакими обязательствами.

– Мне нравится сама идея, – сказал Ксено. – Но мне также нравится идея жить на Луне. К сожалению, она далеко, и там нет воды.

– Но ты приехал сюда, ко мне, потому что ты хочешь, чтобы я вышла замуж за Лео.

– Я всего лишь посланник.

Они зашли в ресторанчик на углу и сели на открытой веранде. Неподалеку какой-то мужчина выгуливал двух далматинцев. Бросал им красный теннисный мячик. Черный, белый и красный. Черный, белый и красный. К вечеру стало прохладнее.

Они заказали артишоки и морского окуня. Они сидели бок о бок, и Мими помогала Ксено читать меню на французском.

– А ты? – спросила она.

– Я переезжаю в Америку – вся игровая индустрия сосредоточена там.

– Но мы же не потеряемся?

– Мы никогда не потеряемся.

А что, если бы у нас не было тел? Если бы мы общались, как бесплотные духи? Тогда я не заметил бы твою улыбку, твои изящные формы, как волосы падают тебе на глаза, твои руки на столе, с тонкими золотистыми волосками, как ты ставишь ноги на перекладину стула, не заметил бы, что у меня глаза серые, а у тебя зеленые, что у тебя глаза серые, а у меня зеленые, изгиб твоих губ, не заметил бы, что ты маленькая, но у тебя длинные ноги, длинные, как предложение, которое я не могу закончить, что у тебя тонкие, нежные руки, и ты сидишь рядом со мной, сидишь совсем близко, чтобы я объяснила тебе французские названия блюд, и мне нравится твой акцент, мне нравится, как ты говоришь по-английски, и то, как ты говоришь «морской окунь», так никто еще не говорил, и это уже не копченая рыба, а слово, похожее на (слово, первым пришедшее на ум, слово, которое ты гонишь прочь: слово «любовь»). Ты всегда не застегиваешь верхнюю пуговицу на рубашке? Только самую верхнюю пуговицу? Чтобы я представила твою грудь по звериной лапке волос, которая мне видна? Она не блондинка. Нет. Мне кажется, от природы она брюнетка, но мне нравится, как она красит волосы прядями. Мне нравится, как она сбросила туфли, спрятав ноги под стол. Я смущаюсь, когда ты так на меня смотришь, пока мы беседуем. О чем мы говорим?

Она заказала ром.

Официант принес бутылку «Сент-Джеймса» и грохнул ею о стол.

– Иногда я себя чувствую Хемингуэем, – сказала Мими. – В одиннадцать утра – устрицы и коктейль с черносмородиновым ликером. Позже, для вдохновения, ром «Сент-Джеймс». Очень брутально.

Ксено понюхал. Жидкость для розжига угля. Но он все равно налил себе.

Мими пила кофе. Мимо прошла пара, мужчина и женщина. Они громко ругались из-за химчистки. Вот так оно и бывает. Встречаешь кого-то, и весь горишь, и ждешь не дождешься, когда можно будет раздеться. А через год вы ругаетесь из-за химчистки. Несовершенство заложено в конструкцию.

С другой стороны, подумал Ксено, красота потому и красота, что она несовершенна.

Мими сидела, приподняв колени. Голые ноги. Глаза, как светлячки.

Ксено улыбнулся. Что там было у Лео в тринадцатом пункте списка? Ты красивая.

Они доели и собрались уходить, как вдруг из окна дома на другой стороне маленькой площади донеслась музыка. «Останься» Джексона Брауна.

Ксено поднялся и стал танцевать. Мими взяла его за руки. Они обнимали друг друга, и улыбались, и танцевали.

– Останься… еще ненадолго.

– Хочешь, дам тебе книжку Жерара де Нерваля? – спросила Мими. – У меня дома есть сборник.

Они подошли к дому на Сен-Жюльен-ле-Повр, держась за руки.

На лестнице было темно. Ксено поднимался, держась за кованые перила семнадцатого века, а узкая лестница уходила спиралью вверх, огибая площадки, как повторяющийся сон, и все двери в другие квартиры были закрыты.

Мими открыла дверь в свою квартиру. Внутри было темно, только свет уличных фонарей проникал в большое окно. Уходя, Мими не задернула шторы. Сейчас она подошла к окну и встала там, словно в раме, сама в синем платье, на фоне желтого света, словно набросок себя самой кисти Матисса.

Ксено встал у нее за спиной. Он не закрыл входную дверь. Он двигался так тихо, что Мими, кажется, не услышала, как он подошел. Ксено хотелось бы знать, о чем она думает.

Он стоял у нее за спиной, совсем близко. От нее пахло лаймом и мятой. Она обернулась. Обернулась прямо в него. Ксено обнял ее, и она положила голову ему на грудь.

Секунду они стояли, обнявшись, потом Мими взяла Ксено за руку и подвела к своей кровати – большой bateau lit у дальней стены. Мими подняла руку и погладила Ксено по шее.

На площадке снаружи – электрический свет, чьи-то шаги на лестнице, женщина жаловалась на жару, жаловалась на французском. Мужчина что-то бурчал в ответ. Пара прошла мимо двери в квартиру Мими, медленно поднимаясь с покупками, никто даже и не заглянул в открытую дверь.

А потом Ксено быстро спустился по лестнице.

Вечер концерта. Гости уже собирались за столиками в Раундхаусе.

Лео явился в футболке с надписью: Я ОТНОШУСЬ К ОДНОМУ ПРОЦЕНТУ.

– Сними, – сказала Паулина.

Лео послушно снял футболку.

– Хочешь, чтобы я пришел на банкет голый по пояс?

– Когда ты уже повзрослеешь?

Лео не пришел на банкет. Он исчез. На самом деле он наблюдал за происходящим с верхней галереи над столами и сценой. Наблюдал за тем, за что он заплатил. Все шло отлично. Благотворительный аукцион собрал уже больше 50 000 фунтов.

– Где его черти носят? – спросила Паулина у Ксено.

Лео сидел в темноте и ждал выступления Мими. Она вышла на сцену – уверенно и естественно, как всегда. Когда отгремели аплодисменты, она произнесла речь, положив руку на свой живот с восьмимесячным будущим ребенком. Речь о том, как хорошо знать, что твой ребенок защищен. Что у него есть будущее. Что у тебя, как у матери, есть уверенность в завтрашнем дне. За себя и своего ребенка. И ты можешь рожать, ничего не боясь. Она говорила, как женщина, как мать мальчика, как мать будущего ребенка, которого носит под сердцем. Чудо жизни. Каждой матери хочется, чтобы ее дитя улыбалось, росло и знало, что такое любовь.

Потом она спела. Три песни. Публика просто безумствовала.

Аплодисменты никак не смолкали. Какой-то мужчина выкрикнул из зала:

– Пять тысяч за еще одну песню.

– Мудак, – произнес Лео вслух. – Думаешь, можешь купить мою жену за какие-то вшивые пять тысяч? Да ты даже не купишь одну из ее сережек.

Лео посмотрел вниз. Ксено сидел, поставив локти на стол. Он подпирал подбородок рукой и не сводил глаз с Мими. Она ему подмигнула.

Лео откинулся вместе со стулом назад. Не удержал равновесие и упал. С грохотом. Все подняли взгляды. Мими взглянула на галерею. Увидела Лео. Он увидел ее лицо, на котором на долю секунды промелькнуло смятение, тревога и… что еще… страх?

Но она уже пела. Она была настоящим профессионалом. Она спела еще одну песню и приняла аплодисменты с улыбкой. Потом подняла руку. Прикоснулась к своему животу. И ушла за кулисы.

Лео спустился с галереи за сценой, в коридор, ведущий в гримерку.

– Мими!

Она вышла к нему. Она была очень сердита.

– Ты куда делся? Тебя все искали. Почему ты сидел наверху? Где ты был?

Лео не ответил. Он притянул Мими к себе и яростно поцеловал в губы.

Она оттолкнула его:

– Ça suffit!

– Прекратить?

– Я еду домой. Камерон ждет у служебного входа.

– Я еду с тобой.

– Лео, в чем дело?

Он чуть не сказал: «Ты меня больше не любишь». Она чуть не сказала: «У тебя кто-то есть, да?»

Но она развернулась и молча направилась к служебному входу.