Текст книги "Другая сестра Беннет"

– 11 –

По пути домой Лидия находилась в своем лучшем расположении духа. За весь вечер ей пришлось просидеть только два танца и удалось познакомиться с тремя новыми офицерами, о которых она до сих пор и не слышала. Лидия потчевала сестер подробным отчетом о своих успехах, но те не были очень внимательной аудиторией. Джейн и Китти вскоре уснули. Элизабет смотрела в окно, а Мэри играла со своими перчатками, сплетая пальцы вместе и вновь расплетая их. Мысли ее витали далеко. Наконец, задетая невыносимым отсутствием интереса к своим победам, Лидия огляделась в поисках подходящего предмета для насмешек.

– А что же ты, Мэри? Я видела, как ты танцевала с двумя кавалерами, хотя, надо заметить, один из них был школьником, а другой – лавочником. Какой триумф на твоем первом балу!

Мэри со злостью бросила перчатки на колени, на что и рассчитывала ее сестра.

– По крайней мере, они оба были джентльменами, чего нельзя сказать о некоторых партнерах, с которыми ты так отчаянно желала быть увиденной!

Лидия, предпочитавшая ссору тишине, громко рассмеялась.

– Ты же не хочешь сказать, что мистер Спарроу – джентльмен? Даже ты не можешь так считать. У его отца магазинчик в Хартфорде. Полагаю, мы можем с нетерпением ждать, когда ты будешь там работать, днем бегая в зеленом фартучке, а по ночам сверяя счета?

– Видимо, ты забыла, – ответила Мэри, – что у нашего дедушки была контора в Меритоне, а дядя до сих пор ее содержит. Разве ты не считаешь их джентльменами?

– Право, Мэри, как тебе не стыдно! – воскликнула миссис Беннет. – Твой дед был адвокатом, как и твой дядя. Это настоящая профессия, не то что торговля.

– А как же дядя Гардинер? Он же торговец, не так ли? – возразила Мэри, разъяренная в той же степени, что и ее мать.

– У него свои склады! – воскликнула миссис Беннет. – И огромный дом на Грейсчерч-стрит. Это совсем разные вещи.

– Во всяком случае, – заключила Лидия, довольная тем, что все рассержены, – если мне когда-нибудь понадобятся очки, а я искренне надеюсь, что этого никогда не случится, я непременно обращусь к вам. Надеюсь, за такое близкое родство мне предложат приличную скидку.

Миссис Беннет, все еще страдая от тех оскорблений, которые, как она полагала, были нанесены ее семье, презрительно покачала головой. Ничто не было важнее для нее, чем благополучно выдать замуж дочерей. Однако было немыслимым, что одна из них свяжет себя с человеком, который выписал счет мистеру Беннету.

– Я танцевала с ним всего два раза, – сказала Мэри тихим, обреченным голосом.

– Это вдвое больше, чем я позволила бы, если бы вовремя вас увидела, – заявила миссис Беннет. – Не желаю больше слышать об этом мистере Спарроу. По правде говоря, я поражена его самонадеянности.

Мэри не произнесла больше ни слова. По прибытии в Лонгборн она спешно поднялась в свою комнату и закрыла за собой дверь. На стук миссис Хилл она не ответила, и какое-то время просто смотрела в темноту сухими глазами. Затем зажгла свечу и разделась. Мэри повесила новое платье, и его золотые нити какое-то время еще блистали в свете свечи, пока она, наконец, ее не задула.

– 12 –

Мэри избегала всех попыток миссис Хилл выяснить, как прошел бал. Она то пряталась в своей спальне, ссылаясь на головную боль, то уходила в сад, гуляя в одиночестве среди кустов. Что могла она сказать, чтобы не повлечь о себе дурные мысли? Она нанесла оскорбление человеку, который так хорошо с ней обращался. Он искал ее общества, когда никто другой и не думал о ней, а она наградила его самым отвратительным отказом. Ей было стыдно. Почему она так быстро сдалась после предостережений Шарлотты Лукас? Почему так покорно отступила, боясь неодобрения матери? Не то чтобы это было ей в новинку. Мэри была уверена, что ни Элизабет, ни Лидию не удалось бы запугать так легко, в то время как ее… Мэри покачала головой, презирая себя за слабость.

В дни после бала не было ни единого момента, когда она не мучилась бы чувством вины или злости по отношению к себе. На третью ночь, уже приготовившись ко сну, она придвинула стул к окну спальни, открыла его и уставилась в темный, безмолвный сад. Так вот кто она? Трусиха, у которой не хватило смелости следовать собственным желаниям? Глупая девчонка, которая была слишком застенчива, чтобы довериться собственным суждениям, и слепо подчинилась тому, что сказали ей другие люди?

Мэри вдохнула прохладный ночной воздух и плотнее закуталась в шаль. Совсем не так она чувствовала себя, когда Джон Спарроу пригласил ее на танец. Тогда она была бесстрашной. Тогда она знала, чего хочет. Прикусив губу, она заставила свой разум проясниться. Мэри была вынуждена признать: ее разум вообще не сыграл никакой роли в том, что произошло. Когда мистер Спарроу пригласил ее во второй раз, когда он протянул ей руку, она не обратилась к своему разуму, которым всегда так гордилась. Она ничего не обдумывала. Она не колебалась между «да» и «нет». Она не думала о том, как это будет выглядеть, или о том, что скажет ее мать. Она вообще ни о чем не думала; ею полностью управляли чувства. Ею двигало лишь удовольствие, которое она испытала, когда мистер Спарроу пригласил ее на танец, и радостное возбуждение, которое росло в ней, когда она следовала за ним в толпу.

Пока это продолжалось, все было чудесно. Дрожь восторга пробежала по ее телу, едва она вспомнила, что почувствовала, когда он улыбнулся ей. Но затем вмешалась Шарлотта, и Мэри сдалась, и в итоге оба оказались унижены. Что касалось ее самой, Мэри была почти уверена, что сможет это вынести. Однако ей было невыразимо больно от мысли, что она причинила боль Джону Спарроу, чьим единственным грехом было внимание, проявленное к ней.

Мэри встала и принялась расхаживать по спальне. Такое ужасное событие никогда не должно повториться. Это она была во всем виновата. Эмоции предали ее. Глупые, неуправляемые чувства привели ее к ошибке, причинив страдания человеку, который этого не заслуживал. Этим чувствам больше нельзя было доверять. Они должны быть приручены и задавлены, а сама она должна была найти другую, более надежную, опору.

Мэри села за стол, и ее взгляд упал на кучу сваленных на нем томов. Она нежно провела рукой по их корешкам, и тут ее осенила идея настолько очевидная, что невозможно было понять, почему это не пришло ей в голову раньше. Ее спасут книги. На их страницах она найдет все, что нужно, чтобы уберечь себя от дальнейших ошибок. Писатели, чей потенциал намного превосходил ее собственный, могли сказать ей, как быть. Их выводы могли направить ее, показав, что она должна сделать, чтобы поступать правильно. В одно мгновение она поняла, что книги, которые она так жадно поглощала, были не просто интеллектуальными абстракциями. Такой вдумчивый читатель, как она, мог бы относиться к ним как к справочникам – к руководствам по обучению, из которых можно было бы извлечь правила для спокойного и рационального существования.

Тревога охватила Мэри, ее мысли лихорадочно метались в голове. Да-да, во всем этом был смысл. Чтение могло указать ей путь, если бы она захотела. На мудрость веков, несомненно, положиться было разумнее, чем на ее собственные нелепые сантименты. Но если она хотела усвоить и понять то, что могла почерпнуть в книгах, ум ее должен был быть ясным, восприимчивым и незамутненным сильными эмоциями. Если она хотела поступить правильно, то должна была побороть собственные страсти. Сердце подвело ее, и теперь его место занял разум. Именно ее разум, а не эмоции – вот на что должна была она полагаться в будущем. Она должна больше думать и меньше чувствовать. Так она больше не причинит вреда ни себе, ни другим.

Мэри вернулась на место у окна. Из кухни доносились приглушенные голоса – миссис Хилл и слуги убирали остатки ужина. Мэри сидела совершенно неподвижно, закрыв глаза и убеждая себя примириться с принятым решением. Но, несмотря на все ее попытки, волна негодования невольно поднялась внутри нее, протестуя против пути, на который она намеревалась встать. Знала ли она действительно, от чего собиралась отказаться? Готова ли была никогда больше не испытывать того восхитительного волнения, которое охватило ее, когда она танцевала с Джоном Спарроу? Никогда не чувствовать себя так восторженно и не отдаваться полностью во власть прекрасного момента? Когда Мэри вспомнила то мимолетное счастье, часть ее содрогнулась от того, насколько жестоко она собиралась поступить по отношению к себе самой. Но потом вспомнила лицо Джона Спарроу, когда она отвергла его. Его выражение ранило ее до глубины души. Нет, она уже сделала свой выбор. Закрыв окно, Мэри подошла к кровати. Завтра же она приступит к исполнению своего плана. Она лежала с открытыми глазами, уставившись в потолок. Медлить не имело смысла.

– 13 –

На следующее утро, после завтрака, Мэри отправилась в библиотеку. Она была рада, что мистера Беннета там не оказалось, – будет легче найти то, что ей нужно, не ощущая на себе его скептичный взгляд. Мэри прошла мимо томов по философии и истории, которые обычно привлекали ее внимание, мысленно откладывая Локка, Гоббса и Руссо на неопределенное будущее. Она решила начать с более прямых наставлений, которые могла применить на практике. Прошло некоторое время, прежде чем она наткнулась на нечто похожее: в самом углу обнаружилась коллекция маленьких книжек, названия которых навели ее на мысль, что это именно то, что она искала. Мэри взяла «Послание с благородными и нравственными советами к молодой леди» и «Введение в обязанности женщин» и положила их на свой рабочий стол. Обе книги были очень пыльными. Уже очень давно никто не снимал их с полки. Мэри достала носовой платок, стерла большую часть пыли и улыбнулась, представив себе, что сказала бы Лидия, если бы ей их подарили. Но какое ей было до этого дело? Может, книги и не понравились бы ее сестре, но для ее целей они годились идеально. Добавив несколько подобных работ к своей стопке книг, Мэри забрала их в комнату, чтобы почитать в уединении.

Большая часть книг ненадолго задержала ее внимание. Даже в своем подавленном состоянии Мэри не слишком оценила работы писателей, которые настаивали на том, что женщине, которой посчастливилось иметь хоть какую-то ученость, следовало сделать все возможное, чтобы ее скрыть. Их мнение слишком напоминало мнение ее матери. Быть может, подумала Мэри, именно миссис Беннет и приобрела эти книги? Эта мысль никак не улучшала ее отношения к ним, и Мэри начала разочаровываться по поводу раздобытых книг. Наконец, уже собираясь сдаться, она наткнулась на небольшой сборник проповедей. Мэри никогда не слышала о его авторе, Докторе Фордайсе, но, перелистывая страницы, быстро обнаружила, что его идеи ей гораздо больше по вкусу.

В отличие от своих коллег-авторов, он считал печальным тот факт, что женщина остается необразованной, а возможности ее интеллекта – забытыми и неиспользуемыми. Для него склонность к серьезному чтению была превосходным качеством в женщине, привычкой, которую следовало культивировать, а не скрывать. Очень жаль, добавлял он, что множество дам читает лишь романы. Такие произведения не могли пополнить запас их знаний, вместо этого они предлагали ложную и вводящую в заблуждение картину мира. Мэри остановилась на этом месте. Миссис Беннет была большой любительницей романов. Доктор Фордайс сделал несколько превосходных замечаний. Мэри решила, что продолжит читать эту книгу.

Сделав это, она обнаружила, что доктор Фордайс действительно имел некое представление о многих страстях, одолевавших ее мать. По его мнению, часы, потраченные на женские безделушки, такие как платье, прическа и другие украшения, были потрачены впустую. Это были бессмысленные развлечения, которыми не должна была заниматься ни одна разумная женщина. Истинная красота, по его заявлению, не имела ничего общего с внешностью. Истинная красота была внутри – являлась продуктом хорошо управляемого ума и правильно сформированного понимания мира. Эти качества, а не хорошенькое личико, по его мнению, представляли собой истинное мерило ценности женщины. Мэри взяла карандаш и тщательно подчеркнула это предложение. Это было настолько противоположно всему, во что верила ее мать, что не могло не удовлетворить ее.

Однако, продолжал доктор Фордайс, прискорбно, что для некоторых глупцов красивая внешность остается единственным критерием, по которому судят о женщине. Но те, кто более проницателен, понимают, что зрелый и просвещеный ум – награда неизмеримо большей ценности. И только это мнение действительно имеет значение. Точка зрения тех, кто ценит более поверхностные качества, не стоит внимания. Женщина, осознавшая этот важный момент, не станет утруждать себя погоней за пустой модой. Она использует свое время более разумно, стремясь усвоить любое знание, которое поможет ей сделать правильный выбор в ее путешествии по жизни.

Ликуя, Мэри закрыла книгу. Она нашла то, что искала. В словах доктора Фордайса она увидела полное опровержение картины мира миссис Беннет, в то время как ее собственные страсти были полностью и без остатка оправданы. Впервые после бала ее отчаяние немного рассеялось. За окном ее спальни сад сверкал первым налетом морозного инея. Бледное солнце сияло в ярко-голубом небе. Мэри не замечала этого, безразличная ко всему, кроме своего нового чувства – ощущения того, что теперь у нее появилась цель. Она достала из ящика стола лист бумаги и начала записывать те отрывки из доктора Фордайса, которые ей особенно понравились. Она была права, думая, что чтение – это ответ. Учеба, тяжелая работа и доктор Фордайс не дадут ей снова допустить ошибку.

Неделями Мэри без устали занималась в библиотеке, делая заметки обо всем, что читала, покрывая страницу за страницей своим аккуратным почерком. Прочитав от корки до корки Фордайса, она перешла к другим писателям, снискавшим его одобрение, а от них, через сноски и ссылки, направилась к другим подобным работам. Редко кто бывал в библиотеке, кроме нее и отца, но и он никогда не интересовался тем, что делает дочь. В его безразличии не было ничего нового, но теперь, когда Мэри почувствовала, что встала на действительно важный путь, это начало ее раздражать. Ей очень хотелось знать, что он подумает о задаче, которую она перед собой поставила. Мистер Беннет был начитанным человеком, единственным членом семьи, кроме нее самой, питавшим страсть к научным трудам. Если кто-то и должен был понять, насколько остро ее желание найти рациональный способ жить, так это был он.

Мэри отложила ручку и уставилась в застывший библиотечный воздух, представляя, что было бы, если бы это случилось. Она представляла, как объясняет отцу свои планы, спокойно и уверенно, безо всякого смущения, которое обычно охватывало ее в присутствии мистера Беннета. Он слушал, не насмехаясь и не выказывая пренебрежения. По мере того, как говорила, она становилась все увереннее, расцветая в тепле его одобрения. Мост был переброшен, между ними образовалась связь – они стали партнерами в общем деле. С тех пор библиотека больше никогда не пребывала в молчании. Она была полна оживленных разговоров, когда отец и дочь делились своими мыслями друг с другом. Мистер Беннет спрашивал мнение Мэри о писателях, работы которых она читала, и предлагал имена тех, с кем она еще не успела ознакомиться. Медленно, но уверенно Мэри чувствовала, что проникает не только в разум отца, но и в его сердце – туда, куда до сих пор допускалась только Лиззи.

Где-то далеко в глубине дома хлопнула дверь, послышался крик слуги, и Мэри внезапно очнулась от своих грез. В реальном мире выражение лица ее отца, когда он переворачивал страницы своей книги, было таким же саркастичным и таким же недосягаемым, как и всегда. Только в мечтах Мэри могла набраться смелости приблизиться к нему. Попытаться сделать это здесь, в библиотеке, лицом к лицу… нет, этого она не могла. Мэри не знала, с чего начать. Она видела, как в смятении отступает под властью его безжалостной улыбки. И все же она не могла сдаться. Мечта, в которой отец становился интеллектуальным наперсником Мэри, была слишком соблазнительной, чтобы от нее отказываться. Если она не могла собраться с духом, чтобы подойти к мистеру Беннету, то нужно было найти какой-то другой способ поделиться с ним своими надеждами.

Ответ в конце концов пришел ей в голову однажды утром, когда она оказалась в Меритоне. Мэри не хотела уходить из библиотеки, но миссис Хилл уговорила ее надеть пальто и выйти на свежий воздух. Она в одиночестве неторопливо прогуливалась по тихим улочкам, а мысли ее бесцельно кружились в голове. Только когда Мэри оказалась на окраине деревни, ее сразила мысль, одновременно волнующая и ужасная. Что, если она встретит там Джона Спарроу? Мэри остановилась и неподвижно застыла посреди зарослей крапивы, размышляя. Если их пути пересекутся… если он увидит ее… возможно, он спросит, как она поживает… она ответит… он снова заговорит… и тогда, возможно, она сможет извиниться, объяснить, что произошло… и тогда он…

– Нет, – сказала она себе, – это глупо.

Это была именно та глупость, которой она не хотела предаваться. Так не пойдет. Если они встретятся, все, чего она могла ожидать, – это того, как он отрывисто приподнимет шляпу, направляясь мимо своей дорогой. Он не остановится, чтобы поговорить.

Глаза Мэри наполнились слезами. Может быть, ей стоит вернуться? Но это доказывало бы, что она еще более малодушна, чем думала до сих пор. Утерев лицо, она подняла воротник, чтобы защититься от холода. Она пойдет в Меритон, но ни на минуту не позволит себе думать о Джоне Спарроу.

Мэри храбро пошла по единственной улице, не глядя ни направо, ни налево, но, дойдя до ее конца, уже не имела ни малейшего представления, что ей делать дальше, потому что покинула Лонгборн без всякой цели. Мэри подумала, что могла бы заглянуть в какой-нибудь магазинчик – так поступили бы ее сестры, – но галантерейные лавки, где Китти и Лидия тратили свои карманные деньги, ее не интересовали. Вместо этого она направилась к канцелярским магазинам.

Сквозь стекло витрины Мэри с тоской смотрела на пухлую кремовую бумагу, тонкие острые карандаши и ароматизированный воск для печати. Красивые письменные принадлежности всегда привлекали ее, а эти были особенно хороши. Как приятно было бы найти какое-нибудь полезное занятие, для которого их можно было бы использовать. Они стали бы идеальным материалом для написания небольшой книги. Например, разными цветными чернилами можно было бы очень красиво проиллюстрировать любимые высказывания. Пока Мэри жадно рассматривала товары, ей пришло в голову, что такая книга стала бы прекрасным подарком для ее отца и продемонстрировала бы ему не только силу привязанности дочери, но и степень ее начитанности. Она могла выбрать отрывки из книг своих любимых авторов, переписать их на страницы своего дневника и преподнести так, чтобы заинтриговать мистера Беннета и произвести на него впечатление. Так ей бы удалось сказать то, что она не могла сказать, отразив всю глубину ее заинтересованности. Ее работа, несомненно, стала бы лучшим защитником ее амбиций, чем все, что она могла сказать ему вживую.

Мэри все больше и больше приходила в волнение от этих мыслей. Прежде всего перед ней вставал интеллектуальный вызов – решить, какие отрывки включить в ее сборник. Но также было бы очень славно сделать эту маленькую книжку такой же приятной для глаз, как и для ума. Она купит самый лучший томик, который сможет себе позволить, с мягкой кожаной обложкой и хорошей бумагой. Ей понадобится новый набор ручек, несколько цветных чернил и, возможно, линейка из черного дерева – она всегда мечтала о такой. Войдя в магазин канцтоваров, чтобы сделать покупки, Мэри испытывала невероятное воодушевление. И оно не покидало ее всю дорогу домой, пока она обдумывала, как будет выглядеть первая страница ее книги. Только усевшись за письменный стол, Мэри поняла, что ушла из Меритона, так и не увидев Джона Спарроу. Она ощутила острый укол сожаления, но не позволила этому чувству полностью овладеть собой. Открыв чистую страницу, Мэри достала линейку, собрала все свои ручки и принялась писать.

– 14 –

Мэри работала не спеша, заботясь о том, чтобы все было сделано наилучшим образом. Временами ей не терпелось показать отцу свой маленький дневник и узнать, наконец, что о нем подумает мистер Беннет, но она подавила в себе желание поторопиться – в ней росло понимание истинного значения задачи. Мэри давно уже перестала воспринимать свою работу как обычный сборник. Теперь она знала: это нечто гораздо большее. Это станет призывом для отца признать ее такой, какой она была на самом деле, – его единомышленницей, дочерью, которую так легко полюбить, стоит лишь обратить на нее внимание. Именно это убеждение заставляло Мэри усердно работать день за днем, час за часом, украшая поля и каждый номер страницы цветными завитушками. Она была готова на все, чтобы сделать книгу совершенной в своем роде.

Однажды холодным днем, когда совсем не характерный для сезона ливень заставил всех, кроме самых отчаянных, сидеть дома, в библиотеке у Мэри появилась компания. Пока Мэри занималась за столом, разложив вокруг себя бумаги, неподалеку от нее, на подоконнике, поджав колени и держа в руке книгу сидела Элизабет. Она знала правила, которые соблюдали все посетители библиотеки мистера Беннета, а потому большую часть времени покорно молчала. Однако то и дело с ее уст срывался веселый смешок, и, наконец, она не смогла сдержаться и расхохоталась в голос. Мэри подняла глаза, удивленная таким нарушением дисциплины, но Лиззи лишь улыбнулась, бросив извиняющийся взгляд на отца, в котором не было ни капли стыда.

– Простите, папа. Я не хотела мешать вам.

Мистер Беннет снял очки и посмотрел на Элизабет с такой теплотой, что у Мэри сжалось сердце. Быть может, когда он прочтет ее сборник, то будет смотреть на нее так же?

– Что же ты читаешь, моя дорогая, что доставляет тебе такое удовольствие?

– Это роман мисс Берни «Эвелина». Я читала его столько раз, а он все равно заставляет меня смеяться.

Мистер Беннет опустил свою книгу.

– И какую же его часть ты находишь самой забавной?

– Комические персонажи описаны очень хорошо, но, думаю, больше всего я наслаждаюсь теми моментами, когда юмор совершенно не задумывался. Кто не улыбнется герою, который не только холост и поразительно красив, но и обладает доходом в десять тысяч фунтов в год? И кого не позабавит героиня, достаточно мудрая, чтобы соединить в своей особе выдающуюся красоту и ум столь возвышенный, что герой совершенно готов пренебречь тем, что она из простой семьи?

Элизабет закрыла книгу, лицо ее от удовольствия просто светилось.

– Я лишь удивляюсь тому количеству времени, которое им потребовалось, чтобы понять, что они созданы друг для друга. Я предполагала, что такая замечательная пара признает свою судьбу на первых же десяти страницах книги. Так что да, я смеюсь, но, должна признаться, и завидую такому прекрасному завершению их истории. Если бы все было так в реальной жизни!

– Именно такого счастливого конца я и хотел бы пожелать тебе, Лиззи, – мягко сказал отец. – Я бы и сам все устроил, если бы это было в моих силах.

– Вы не должны опасаться за меня, папа, – ответила Элизабет. – Я гораздо разумнее, чем кажусь на первый взгляд. Уверяю вас, я вполне готова согласиться на нечто или, лучше сказать, на кого-нибудь гораздо более обыденного, чем герой мисс Берни.

Мэри с болью наблюдала за проявлением близости между Элизабет и их отцом, осознавая, что она сама была исключена из нее. Привязанность, которая так легко жила между ними, была именно тем, что она жаждала испытать на себе. Она взглянула на записи, аккуратно разложенные на столе, и на книги, помеченные полосками бумаги в тех местах, которые ей понравились. Вот для чего она все это делала. Вот почему она так неустанно трудилась, день за днем. Ей хотелось только одного: чтобы мистер Беннет взглянул на нее с той же нежностью, с какой он теперь смотрел на Лиззи.

Однако она не должна была пускать свои мысли в этом направлении – это только расстраивало ее и отвлекало. Она должна сосредоточиться на чем-то менее печальном. Мэри увидела, как Лиззи вновь взялась за книгу. Уже очень давно Мэри не читала романы. Ее не удивляло, что миссис Беннет получала от них удовольствие, но ей было трудно поверить, что Элизабет, с ее острым умом, так снисходительно относилась к подобным произведениям.

– Но, Лиззи, – осмелилась она спросить, – если ты такого неважного мнения об этих книгах, почему же ты продолжаешь их читать?

– Ты совершенно не поняла то, что я имела в виду, – ответила Элизабет. – Это критика, которую я произношу любя. Несмотря на все мелкие недостатки Эвелины, она всегда будет моим верным другом.

– Но разве это не трата времени, которое можно было бы провести с гораздо большей пользой? Доктор Фордайс утверждает, что романы совершенно непригодны для чтения женщинами. Их мораль часто оставляет желать лучшего, и в них нет ничего стоящего, чтобы рассказать нам, они не дают никаких надлежащих наставлений.

Элизабет выпрямилась, и ее лицо приобрело серьезное выражение.

– Для меня это одна из главных рекомендаций для подобных книг. Я не хочу, чтобы мне говорили, что я должна думать, каждый раз, как я переверну страницу. И я не согласна, что в таких книгах нет ничего стоящего. Это произведения, в которых раскрывается самое глубинное знание человеческой природы и описываются величайшие силы разума. Нет, я не стану оставаться в стороне и не оставлю романы без защиты.

Мэри порылась в своих записях в поисках любимой цитаты.

– Доктор Фордайс говорит, что книги по истории и философии более полезны для женского ума. Они расширяют границы нашего разума, в то время как романы только возбуждают наши страсти.

– Не понимаю, почему разумная женщина не может наслаждаться и тем и другим. Я сочла бы оскорблением отказывать себе в удовольствиях, доставляемых мне мисс Берни, потому что это якобы сделает меня менее восприимчивой к философствованиям мистера Юма[1]1
  Дэвид Юм.


[Закрыть]. Доктора Фордайса, однако, я предоставлю тебе и не стану бороться за его компанию.

Мистер Беннет, с интересом наблюдавший за разговором, громко рассмеялся.

– Превосходно сказано, Лиззи! В самом деле, превосходно! И ты совершенно права по поводу Фордайса. Полная безвкусица. Сплошное ханжество и раболепство, не заслуживающее серьезного внимания.

Мэри опустила глаза, не в силах вынести тех нежных улыбок, которыми обменялись отец и сестра. Она знала, что Лиззи одержала над ней победу. Но унижение от поражения не шло ни в какое сравнение с болью, которую она испытала, услышав, с каким презрением мистер Беннет отзывается о ее любимом докторе Фордайсе. Ей никогда не приходило в голову, что отец не разделит ее восхищения его идеями.

Элизабет спрыгнула с подоконника, намереваясь уйти. Великодушная даже в своей победе, она протянула книгу сестре.

– Оставить тебе мой экземпляр «Эвелины», Мэри? Думаю, ты могла бы насладиться им, если бы позволила себе.

– Если ты хочешь, я могу попробовать, – тихо ответила Мэри.

Когда она не протянула руку, чтобы взять книгу из рук сестры, Элизабет положила ее среди других томов на стол, где та, как заметила Мэри, совершенно заслонила собой изрядно потрепанный томик Фордайса.

Как только Элизабет ушла, мистер Беннет вернулся к своему чтению, а на его лице появилось едва заметное выражение удовольствия. Мэри опустилась на стул и задумалась. Когда она заговорила, голос ее прозвучал очень громко среди библиотечной тишины.

– Папа, – рискнула она. – Могу я задать вам вопрос?

Мистер Беннет поднял глаза, словно удивленный, что Мэри все еще была там.

– Неужели вы и вправду такого плохого мнения о докторе Фордайсе? Я изучаю его уже некоторое время.

– Боюсь, эти часы вряд ли были потрачены с пользой. Я считаю его книги скучным и бесполезным чтением, но ты, возможно, могла прийти к иным умозаключениям.

– Могу я узнать ваше мнение о других авторах, труды которых я изучала? Проповеди Блэра? Свидетельства христианства Пейли? Книги Ханны Мор о женском образовании?

– Что ж, Пейли по крайней мере неплохой мыслитель. Полагаю, ты можешь извлечь некоторую пользу из его высказываний. Остальные же совершенно бесполезны, если только у тебя нет вкуса к скучному морализаторству и напыщенным мнениям самого очевидного рода.

Мэри на мгновение закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Она явно совершила большую ошибку в своих суждениях. Как могла она быть настолько глупа, чтобы вообразить, будто мистер Беннет одобрит авторов, чьи слова она переписывала так тщательно и с таким нетерпением?

– Если вы не одобряете писателей, которых выбрала я, быть может, вы можете предложить кого-то из тех, чье творчество вы цените и кто мог бы мне понравиться?

– Не уверен, что осмелюсь это сделать. Твои вкусы кажутся очень… ревностными для такой юной девушки. Судя по всему, ты не очень стремишься к чему-то яркому, светлому или веселому.

– Нет, папа, не стремлюсь. Я хочу впитывать полезную информацию, а не развлекать себя.

– В самом деле? Что ж, лучший совет, который я могу тебе дать, – это следовать своим инстинктам. Они станут гораздо лучшим проводником, чем все, что я смогу предложить. Так или иначе они направят тебя к тому, что ты надеешься найти.

Мистер Беннет снова взялся за книгу, и Мэри поняла, что разговор окончен. Собрав свои бумаги, она закрыла за собой дверь библиотеки и пошла в спальню. Теперь она поняла, что сборник цитат, над которым она трудилась с таким усердием, будет совершенно бесполезным. Мистер Беннет не нашел бы в нем ничего достойного восхищения. На каждого писателя, которого она включила в свой список, он смотрел с презрением. Сидя за письменным столом, Мэри переворачивала страницы маленькой книжечки, глядя на записи, сделанные ею с надеждой, которая стоила ей стольких часов бесплодных усилий. Любящий отец был бы доволен подарком независимо от его содержания, потому что это были труды его отпрыска, но Мэри знала, что от мистера Беннета ожидать такой снисходительности не имело смысла. Это никак не улучшило бы его отношение. Напротив, лишь подтвердило бы его мнение о ее глупости. Подтвердило бы, что она не достойна быть замеченной, оцененной или любимой. Это, бесспорно, не заставило бы его смотреть на нее так же, как он смотрел на Лиззи. С каменным лицом Мэри выдвинула ящик туалетного столика, положила туда свой сборник и с грохотом задвинула ящик обратно.