Текст книги "Другая сестра Беннет"

– 15 –

Не имея больше цели, Мэри с трудом заполняла долгие часы каждого своего дня. Она читала до боли в глазах, не в силах, однако, вызвать в себе тот энтузиазм, который когда-то так овладел ею. Она играла на фортепиано до тех пор, пока у нее не немели пальцы, а когда они вконец переставали ее слушаться, выходила из дома и отправлялась по знакомой дорожке в Меритон. Никто не предлагал составить ей компанию, да она ее и не искала. По возвращении Мэри даже не спрашивали, где она была и что делала. Во время ежедневных трапез разговоры за столом то затихали, то снова текли по кругу, редко требуя от нее ответа. Ей нечего было добавить к торопливым отчетам Лидии и Китти о приездах и отъездах их любимых офицеров или к конфиденциальному рассказу матери о новой горничной ее сестры Филлипс. И она больше никогда не пыталась встревать в разговоры между мистером Беннетом и Элизабет. В основном Мэри сидела молча, почти не обращая внимания на то, о чем болтают вокруг. Потому поначалу она едва обратила внимание на заявление матери о том, что соседний дом в Незерфилде наконец сдан. Однако миссис Беннет была так взволнована этой новостью и так часто возвращалась к ней, что вскоре даже Мэри узнала, что молодой человек с большим состоянием прибыл с севера Англии, бросил лишь один взгляд на Незерфилд и тут же согласился на все условия аренды. Оказалось, что нового жильца зовут мистер Бингли и он холост, хотя мать Мэри твердо решила, что его положение надолго таким не останется.

– Вы должны знать, – сказала миссис Беннет мужу однажды утром за завтраком, – что я подумываю о том, чтобы он женился на одной из наших девочек.

– Неужели вы считаете, – спокойно ответил тот, – что его главным намерением поселиться здесь было выбрать себе жену из числа наших дочерей? Это кажется весьма маловероятным стимулом для годовой аренды даже на самых выгодных условиях. Тем более что он еще не видел ни одной из них.

– Это можно быстро исправить, если вы навестите его. Как только вы представитесь, ничто не помешает и нам нанести ему визит. Однако мы не можем сделать этого, пока вы не знакомы – это было бы невежливо.

– Не уверен, что могу согласиться с вами. Почему мы должны быть скованы традициями? Не вижу причин, почему бы вам и девочкам не навестить нашего соседа тогда, когда вы того захотите. Или, быть может, им следует пойти туда одним? Вы по-прежнему так же красивы, как и все наши дочери, и мистеру Бингли можете понравиться больше всех.

Миссис Беннет не собиралась позволять комплиментам мужа сбить себя с толку, какими бы правдивыми его слова ей ни казались.

– Пойдемте, Мистер Беннет. Вы же знаете, мы не можем нанести ему визит, пока этого не сделаете вы. Это было бы действительно очень странно.

– Возможно, вы правы. Может быть, будет проще, если я напишу мистеру Бингли, заранее дав свое согласие на то, чтобы он женился на той из наших дочерей, которую сам предпочтет? Это могло бы сэкономить массу времени и хлопот.

– Я уверена, что это очень дурно с вашей стороны – дразнить меня таким образом. Если вы не пойдете к нему, то другие уж точно не будут так осторожны. Что, если сэр Уильям Лукас доберется туда раньше вас? Вы будете счастливы, если Шарлотта Лукас поселится в Незерфилде? Каждая минута промедления может вызвать необратимые последствия.

Мистер Беннет откинулся на спинку стула, довольный тем, что его жена так сильно взволнована.

– Я признаю, что вы стоите перед дилеммой. Что же важнее для вас? Приличное поведение или перспектива потерять столь многообещающего зятя? Не уверен, что могу что-то посоветовать. Что скажешь, Мэри? Я знаю, что ты молодая женщина, способная к глубоким размышлениям, читаешь великие книги и выписываешь из них цитаты.

Мэри удивленно подняла глаза. От удивления все разумные ответы из ее головы вылетели, и она даже не смогла придумать, что сказать. Отец некоторое время смотрел на нее, весьма довольный, а потом вновь повернулся к жене.

– Пока Мэри приводит в порядок свои мысли, давайте вернемся к мистеру Бингли.

Пока родители продолжали препирательства, Мэри ошеломленно сидела. Неужели мистер Беннет знал о маленькой книжечке, которую она собиралась ему подарить? Нет, она никому ее не показывала. Та по-прежнему лежала в ящике ее стола, а на первой странице стояло его имя с тем посвящением, которое ему уже не суждено было прочесть. Возможно, он заметил, сколько часов она проводила в его библиотеке, переписывая цитаты, однако ничего не мог знать о цели ее стараний. По лукавому выражению лица мистера Беннета было ясно, что Мэри правильно поступила, ничего ему не показав. Он бы этого не оценил. Ее ученые амбиции казались ему такими же нелепыми, как те долгие часы, которые Китти и Лидия проводили, украшая шляпки или обсуждая достоинства пряжек для обуви.

Настроение Мэри за ужином и завтраком было хуже обычного. Пренебрежение, выказанное отцом, тяжело давило на нее, и пока мистер Бингли оставался главным предметом разговоров, ей нечего было сказать. Затем, на третий вечер, настроение за столом внезапно поднялось. Их мать сияла, а Лидия и Китти смеялись, толкая друг друга в бок. Даже мистер Беннет выглядел довольным, удовлетворенный своим розыгрышем, который дал ему все, чего он так желал.

Вскоре выяснилось, что, хотя мистер Беннет столь упорно твердил семье, будто не станет навещать мистера Бингли, на самом деле он в то же утро отправился в Незерфилд и засвидетельствовал свое почтение. Он с самого начала собирался поехать туда, но решил не отказывать себе в удовольствии подразнить жену. Миссис Беннет это не волновало. Она была счастлива, что первое препятствие на пути к браку одной из ее дочерей с мистером Бингли было преодолено, и не сомневалась: все дальнейшие трудности могли быть преодолены с той же легкостью.

Через несколько дней мистер Бингли сам приехал в Лонгборн, чтобы нанести ответный визит мистеру Беннету, однако, к крайнему огорчению миссис Беннет, к нему не допустили никого, кроме ее мужа. Все время они провели в библиотеке, а единственным, что удалось разглядеть женской половине семьи из окна второго этажа, когда гость уезжал, были его синий жакет и вороной конь.

Встретив заявление миссис Беннет о нечеловеческом пренебрежении к ее чувствам, потому что он не представил ей мистера Бингли, мистер Беннет ответил, что у молодого человека имеются дела в Лондоне и нет времени для увеселительных встреч.

– Но он очень настаивал, чтобы я передал его извинения вам и всем молодым леди в доме. Он добавил, что надеется иметь удовольствие видеть всех нас на следующем балу в Меритоне, который он намерен посетить. И поскольку две сестры будут сопровождать его вместе с другими друзьями и родственниками, он с нетерпением ждет возможности ввести их в вашу компанию, как и самого себя. До утомительности вежливый молодой человек, на мой взгляд.

Китти и Лидия громко приветствовали эту новость. Когда они убедились, что мистер Бингли не состоит в полку и не носит мундира, их интерес к нему несколько поубавился. Однако приезд других молодых людей был прекрасной для них перспективой, которую можно было встретить только с энтузиазмом, потому что среди новых знакомых могли оказаться и офицеры.

– 16 –

Поскольку до очередного бала оставалось всего несколько недель, миссис Хилл вскоре принялась за работу: чистила и штопала платья, что-то приносила и уносила – словом, делала все возможное в стремлении подобрать наряды всей семьи так, чтобы они не слишком уступали столичным нарядам, которые наверняка наденет женская половина гостей мистера Бингли. Однажды вечером, войдя в свою спальню, Мэри застала миссис Хилл за внимательным изучением того платья, которое она покупала для предыдущего бала, – та расправляла аккуратный лиф и отряхивала кремовые с золотом юбки.

– Не следует ли вам его надеть, как считаете? Это был бы очень подходящий случай, чтобы вновь его всем показать.

– В последний раз оно не принесло мне большой удачи.

Миссис Хилл положила платье и села на кровать.

– Я видела мистера Спарроу в Меритоне на прошлой неделе. Он сказал мне, что Джон уехал в Лондон, чтобы выучиться на врача. Он остановил меня на улице и выглядел очень довольным. Он уверен, что после учебы у его сына будет своя контора в городе, по гинее за прием, а также личный экипаж.

Мэри подошла к окну. Она не хотела, чтобы миссис Хилл видела сожаление, которое, как она подозревала, было слишком отчетливо написано на ее лице. Теперь у нее не осталось ни малейшего шанса извиниться за свое поведение. Она никогда не сможет загладить вину за то, как обошлась с ним.

– Я лишь хочу сказать, – продолжила миссис Хилл, – что вам не стоит беспокоиться о том, что вы снова увидите его на балу. – Она взяла платье и аккуратно повесила его. – Он славный малый, но вам не подходит.

– Он был добр ко мне и щедр и, казалось, наслаждался моим обществом. Для меня этого было достаточно.

– Ваши родители никогда бы этого не потерпели.

Мэри задумалась. Ее отец, подумала она, с его противоречивым характером, возможно, наслаждался бы, наблюдая подобную связь и смакуя возможности, которые она предлагала, чтобы проявить свое остроумие за счет всех заинтересованных сторон. Ее мать, однако, никогда бы не оценила шутку. Она воспротивилась бы, направив в это дело все свои немалые запасы гнева, и ее слово было бы последним в этом вопросе, по крайней мере до тех пор, пока молодой мистер Спарроу, помощник окулиста, не превратился бы в доктора Спарроу, состоятельного врача.

– Возможно, я просто неудачно выбрала время. Если бы мистер Спарроу уже владел упомянутым вами экипажем, все могло бы сложиться совсем иначе.

Миссис Хилл пожала плечами.

– Боюсь, так уж устроен мир.

– Мы ведь только танцевали. Я не собиралась выходить за него замуж. Да и как я могла, если едва его знаю? Мне просто нравилось с ним разговаривать. Никто никогда раньше не искал моего общества и не слушал с интересом, что бы я ни говорила. Он заметил меня и заставил улыбаться, чем заслужил презрение окружающих. А я была так потрясена их предубеждением, что приняла поражение и убежала. Это была несправедливая плата за его доброту.

– Ну, что сделано, то сделано.

Миссис Хилл встала – у нее было много работы, а из холла уже слышался нетерпеливый голос Лидии.

– Случались вещи и похуже, и мужчины и женщины доживали до того, чтобы рассказывать всем свои истории. Но я надеюсь, вы пойдете на бал, а не останетесь дома размышлять о том, чего уже нельзя изменить. И я думаю, вам стоит надеть ваше новое платье. Оно идет вам, а сейчас просто зря висит в шкафу.

В течение следующих нескольких дней мысли Мэри метались туда-сюда – она никак не могла решить, последовать совету миссис Хилл или нет. Иногда Мэри трепетала, размышляя о новом бале, ведь она уже испытала на себе опасности и унижения, подстерегающие неопытных девиц. Но другая часть ее была охвачена желанием спрятаться ото всех. Мэри подозревала, что если не пойдет, то ей будет легче отказаться в следующий раз, а затем и в следующий – до тех пор, пока она не превратится в полную затворницу. Нет, чего бы ей ни хотелось, но она должна была пойти.

Хотя в конце концов она и убедила себя в правильности решения, ничто не могло заставить Мэри надеть золотое с кремовым платье. Его нежная красота не соответствовала ее настроению. Вместо этого, не обращая внимания на мольбы миссис Хилл, она надела простое платье и закрутила волосы в некрасивый узел на затылке. Взглянув в зеркало, она увидела бесцветную девушку с бледным лицом и в непримечательном одеянии. В ней не было ничего такого, что могло бы привлечь чье-либо внимание; даже самой себе она казалась почти невидимкой. Несколько мгновений Мэри просто смотрела на свое отражение без всякого выражения, а затем сунула очки в маленькую сумочку. Не было никаких причин не брать их с собой.

По дороге в Меритон она почти ничего не говорила, но мать и сестры с лихвой компенсировали ее молчание. Китти и Лидия, решив не пропускать ни одного танца, уже спорили, с кем и в каком порядке им танцевать. Миссис Беннет не скрывала своего нетерпения увидеть наконец мистера Бингли и заявила, что ей почти так же не терпится познакомиться и с остальными членами его компании, ибо кто знает, может быть, в ней найдется еще один достойный молодой человек? Джейн и Элизабет отказывались думать о том, что сулит им бал, однако Мэри показалось, что даже в них она уловила волнение. Только она не почувствовала ничего, когда экипаж, наконец, въехал в деревню.

– 17 –

В залах Меритона было так же жарко и людно, как Мэри помнила. Зеленые ветки на стенах были столь же очаровательны, свечи столь же бесчисленны и, судя по выраженному запаху горелого жира, как и прежде, так же дешевы. Через большие двойные двери она увидела, как и в прошлый раз, накрытый на столе щедрый ужин. В центре бального зала пары уже начали занимать свои места для следующего танца. Все было так же, как и тогда, когда Мэри была здесь в последний раз, но на этот раз она лучше понимала, где ее место. Она решительно направилась к стульям, на которых расположились чьи-то матери, тетки и бабушки, и принялась искать место, чтобы сесть среди них. Ее сестры тоже претендовали на эти места, однако Мэри понимала, что они будут использовать их только набегами, чтобы отдохнуть между танцами и оказаться на более выигрышной позиции, прежде чем появится другой партнер и увлечет их на паркет. Мэри, подозревавшая, что ее пребывание здесь продлится дольше, устроилась на стуле, стоявшем чуть в стороне от входа – там она надеялась быть менее заметной.

Так она и провела около получаса: присоединиться к оживленной толпе на паркете ее не приглашали. Устремив взгляд на музыкантов на балконе, играющих с такой энергией, Мэри почти чувствовала жар их усилий. Возможно, подумала она, именно там, наверху, ей и следовало быть – заниматься делом, которое доставляло бы ей удовольствие, вдали от неудач, подстерегавших внизу. Углубившись в размышления, Мэри все же уловила возникшее возбуждение в кружке сидевших рядом женщин. Проследив за их взглядами, кивками и жестами, она увидела, как в комнату вошла небольшая группа людей и остановилась, принявшись наблюдать за происходящим. Никого из них Мэри не узнала, но по одежде и манере держаться можно было догадаться – на бал, наконец, прибыли мистер Бингли и его друзья.

Мистер Бингли – ибо, когда он стоял впереди небольшой группы, подталкивая их вперед, можно было почти не сомневаться в том, кто он такой, – оказался красивым молодым человеком с веселым, обаятельным выражением лица. Позади него стояли две женщины, одетые по первой моде, и Мэри решила, что это его сестры. Им гораздо меньше, чем брату, хотелось нырнуть в переполненный людьми зал. Ни одна из них не улыбалась. Троицу сопровождали еще два джентльмена. Один из них, который, как выяснилось позже, был мужем старшей сестры, не привлек особого внимания, однако другой быстро приковал к себе взгляды всех присутствовавших в комнате. Этот мужчина был высок, красив, а также известен всем как владелец прекрасного поместья в Дербишире. Какое-то время его внешность и история привлекали внимание мужчин и возбуждали интерес женщин, однако манеры мистера Дарси быстро свели на нет всеобщее одобрение. Выражение его лица было серьезным и суровым, а сам он не делал никаких попыток снискать расположение публики и, в отличие от своего друга, казалось, совсем не получал удовольствия от своего положения. Готовность мистера Бингли угождать и довольствоваться предлагаемым вниманием была встречена гораздо более охотно. Он позволил представить себя всем, кто только пожелал познакомиться с ним, похвалил убранство зала, живость музыки и богатый ужин; а когда объявил о своем намерении участвовать в каждом танце, его победа над своим задумчивым и молчаливым другом стала окончательной.

Не ускользнуло от всеобщего внимания и то, что мистер Дарси танцевал только с женщинами из своей компании, в то время как мистер Бингли выбирал партнерш из числа меритонских дам. Мэри смотрела, как он повел Шарлотту Лукас на паркет. Это был неожиданный жест – его выбор Джейн для следующего танца, казалось, больше соответствовал естественному порядку вещей. Джейн, подумала Мэри, была сегодня особенно привлекательна, ее холодная и невозмутимая красота казалась особенно притягательной среди шумихи и жара бала. Бингли танцевал с ней с явным удовольствием и, казалось, не хотел отпускать, ища ее общества даже после того, как танец закончился, и разговаривая с ней с большим оживлением. Сама же Джейн лишь скромно отворачивалась от его оценивающих улыбок. Он позовет ее снова, подумала Мэри, если не сейчас, то позже. Это будет победоносная ночь для Джейн.

Она удивилась, когда к ней подсела Шарлотта Лукас. Мэри избегала ее с последнего бала. Она не сомневалась: в том, что произошло тогда, во многом виновата она сама, однако часть вины возлагала и на Шарлотту. Сквозил ли намек на удовольствие в том, как она высказала Мэри свое предупреждение о Джоне Спарроу? Звучала ли нотка зависти в ее настойчивом требовании, чтобы Мэри отказала ему? Это были недостойные мысли и Мэри стыдилась их высказывать, но, не имея пока возможности избавиться от них, она решила не находиться рядом с Шарлоттой до тех пор, пока не с ними не справится. Однако, поскольку мисс Лукас приветствовала ее с явным дружелюбием, Мэри решила сделать все возможное, чтобы ответить ей взаимностью.

– Ты спряталась в этом укромном уголке, – начала Шарлотта. – Уверена, что правильно поступаешь? Никто не позовет тебя танцевать, если ты невидима для человеческого глаза!

Говоря это, она улыбнулась, но за ее добродушием проглядывало напряжение.

– О, я прекрасно себя здесь чувствую. Отсюда все видно, и я ничего не упущу, – откликнулась Мэри.

– Позволь усомниться. Наблюдать за происходящим – это совсем не то же самое, что быть его частью. Кое-что ты упускаешь, можешь быть уверена.

– Думаю, для меня это лучшее место.

– Возможно – если ты уже решила сдаться без боя.

Расстроенная таким поворотом разговора, Мэри попыталась перейти на более легкомысленный тон.

– Ну что ж, твоя собственная удача не останется незамеченной сегодня вечером. Ты была первой, с кем танцевал мистер Бингли, – какая честь быть отмеченной таким образом!

Мэри старалась говорить как можно искреннее и шутливо. Она не очень-то любила Шарлотту, но ей не нравилось видеть ее в таком мрачном настроении.

Шарлотта взглянула в сторону площадки, где мистер Бингли повел Джейн уже на второй танец.

– Да, – задумчиво ответила она. – Я была лишь вежливым выбором, доказательством, если желаешь, его хороших манер и готовности очаровать нас всех. Но он не смотрел на меня так, как уже смотрит на Джейн.

Мэри проследила за взглядом Шарлотты. И правда, мистер Бингли был теперь полностью поглощен ее сестрой – он не отрывал от нее глаз, пока та шла вдоль рядов танцующих.

– Я прекрасно знаю, что мне делать и что говорить дальше, – продолжала Шарлотта. – Я должна улыбаться, кивать и смотреть равнодушно на свою отставку, смеясь и поддразнивая Джейн по поводу ее нового завоевания. Именно так я и поступлю. Я к этому привыкла. Но вот что я тебе скажу, Мэри, – не уверена, что смогу делать это и дальше.

Мэри беспокойно заерзала на стуле. Внезапная откровенность Шарлотты встревожила ее, и она не знала, что ответить.

– Мне почти двадцать семь лет. Я уже десять лет хожу на такие балы, и ни разу никто не взглянул на меня с тем восхищением, с каким мистер Бингли сейчас смотрит на Джейн. Ни разу я не была той, вокруг кого собираются другие женщины, поздравляя и восклицая. Нет, моим уделом всегда было радоваться победам подруг. – Шарлотта рассеянно натянула перчатки. – Видит бог, я многого не жду. Но хотелось бы и мне получить что-то свое, пока не стало слишком поздно, – какой-то знак привязанности, знак того, что кто-то захотел и предпочел именно меня.

– У тебя есть родители, которые любят тебя, – отважилась вмешаться Мэри, – и братья и сестры, о которых нужно заботиться.

– Да, – ответила Шарлотта, – и я понимаю, что этого должно быть достаточно, но с каждым днем обнаруживаю – это не совсем так.

Мэри неуверенно потянулась к руке Шарлотты. Она не решалась продолжить разговор, узнавая в словах мисс Лукас те же самые страхи, которые начинали проявляться и в ее собственных мрачных размышлениях. Что, если она так никого и не встретит? Настроение Мэри упало, когда она оглядела комнату. Ни один из мужчин, которых она там увидела, не предпочел бы ее более красивым, шумным и более живым девушкам, которые, с такой уверенностью кокетничая, расхаживали по залу. Это был всего лишь второй бал, но Мэри уже чувствовала, что потерпела крах. Сможет ли она вынести десять лет унижений и отвержения с той стойкостью, которую проявляла Шарлотта? Мэри отдернула руку, боясь, что ее прикосновение вызовет в Шарлотте бурю эмоций, на которые она не знала, как реагировать. Она чувствовала силу отчаяния мисс Лукас, и это опечалило ее. Но тут Шарлотта подняла глаза, и на ее лице появилось обычное выражение приятного ожидания.

– Но вот и Лиззи! И в самый подходящий момент, чтобы рассеять эту тьму.

Мэри прищурилась, как Джон Спарроу велел ей не делать, и заметила Элизабет у края площадки для танцев, пробиравшуюся к ним сквозь толпу. Кратко поблагодарив пропускавших ее людей, она придвинула к девушкам стул.

– Мне нужно рассказать такую историю, что я просто не могла ждать, поэтому тут же отправилась вас искать. Нельзя сказать, чтобы это отразилось на мне приятным образом, но это настолько хорошая шутка, что я решила выторговать ваш смех ценой моего достоинства – именно так!

Прежде чем Мэри или Шарлотта успели что-то ответить, Элизабет продолжила свой рассказ. Оказалось, что, когда начался предыдущий танец, у нее не было партнера – «это, можно сказать, было первым моим несчастьем». Лиззи была вынуждена сидеть и наблюдать за происходящим со своего места в нескольких рядах от площадки. Она пробыла там всего несколько минут, когда заметила, что мистер Бингли и его высокий друг подошли и остановились перед ней. Она не собиралась слушать их разговор, но, право же, они говорили так решительно, что невозможно было не обратить на это внимания. В общем, вольно или невольно, она подслушала, как мистер Бингли ругал мистера Дарси за его нежелание танцевать. Зал, настаивал он, полнится очаровательными женщинами, каждая из которых была бы рада встать на паркете рядом с ним. Почему же он не попросит какую-нибудь счастливую девушку стать его партнершей? Такая отчужденность, говорил мистер Бингли, вовсе не к лицу мистеру Дарси, и не надо ему расхаживать по комнате с таким очевидно недовольным видом.

– Мне не терпелось услышать, как он ответит на столь справедливый упрек, – продолжала Элизабет. – Однако друг его нисколько не смутился. С некоторой теплотой он ответил, что мистер Бингли танцевал с единственной красивой девушкой в зале, под которой он, конечно, подразумевал Джейн. Но его друг не был готов так легко сдаться. Хотя он согласился, что Джейн действительно «самое прекрасное создание, которое он когда-либо видел» – и, пожалуйста, обратите внимание, это были именно его слова, – он продолжал упорствовать: возможно, с большей галантностью, чем с тактом. А как же ее сестра, спросил он. Она достаточно хорошенькая и не обручена. Не хочет ли мистер Дарси, чтобы нас представили?

Лиззи на мгновение замолкла, чтобы перевести дух.

– А затем этот гордый человек – я думаю, теперь мы все знаем, что его зовут мистер Дарси, – поворачивается, смотрит мне прямо в глаза и говорит, – и я могу понять его, если он думал, будто я его не слышу: она недурна, однако ж недостаточно хороша, чтобы увлечь меня!

Элизабет со смехом перевела взгляд с Мэри на Шарлотту.

– Что думаете? Разве это не самое невероятное, что вы слышали?

– Что ж, справедливо говорят, что случайные слушатели никогда не услышат о себе ничего хорошего, – сказала Мэри.

– Если это так, то я, несомненно, понесла заслуженное наказание, – заявила Элизабет. – Недурна! Слышали ли вы когда-либо столь же бессмысленное определение?! Недостаточно хороша, чтобы увлечь меня, – как будто у нас, женщин, нет другого занятия, кроме как выставлять себя перед мужчинами в надежде на внимание!

– Это наводит на мысль о большой самонадеянности с его стороны, – задумчиво произнесла Шарлотта.

– Да, но я рада, что это услышала, ведь это дало мне возможность составить о нем свое мнение. Сначала я не знала, что и думать, когда услышала упреки в его холодности и недостатке вежливости, но тогда я только видела его дурное поведение. Теперь же, когда я своими ушами услышала, что он столь же неприятен, как кажется, то я без колебаний осужу его за это!

Шарлотта утешительно улыбнулась.

– Мне жаль, что ты так разочаровалась в своем новом знакомом, Лиззи. Однако не похоже, чтобы его безразличие глубоко ранило твое сердце.

– Нет, посмею сказать, что я смогу это пережить. – Лиззи встала и оглядела зал. – Я лишь сожалею, что у меня вряд ли появится возможность отплатить ему той же монетой. Мне бы очень хотелось, чтобы его гордость была так же уязвлена, но я не думаю, что наши пути снова пересекутся. И, как, я уверена, согласится со мной Мэри, нет никакого смысла в том, чтобы стремиться к тому, чего мы не можем получить. Потому я не буду размышлять о том, как плохо со мной поступили. Вместо этого поищу себе что-нибудь выпить, а также партнера, у которого, как я надеюсь, будет достаточно хороший вкус, чтобы найти меня более чем просто «недурной» – или который, по крайней мере, воздержится от выражения любого противоположного мнения, пока не уйдет туда, где я его не услышу.

– У Лиззи никогда не будет недостатка в поклонниках, – заметила Шарлотта, провожая ее взглядом. – Она всегда будет привлекать внимание, куда бы ни пошла.

– К ней невозможно оставаться равнодушным, – согласилась Мэри. – Ты всегда знаешь, что она находится с тобой в одном помещении. Даже когда она ничего не говорит, у нее такой вид, будто она может сказать что-то остроумное.

– Тогда как мы с тобой… Прошу, не держи на меня обид, если я скажу, что не думаю, будто люди с таким же нетерпением ждут от нас каких-то слов. Мы не сияем так же, как она.

Мэри мрачно посмотрела на подол своего бесцветного платья. Быть может, ей все-таки следовало надеть то золотое? Даже если бы никто другой не обратил на него внимания, она сама, возможно, почувствовала бы себя менее невзрачной.

– Думаю, ты права.

Они сидели молча, каждая созерцая бездну из удовольствия и возможностей, которая пролегала между ними и Элизабет. Наконец, Шарлотта заговорила спокойным решительным тоном, которого Мэри раньше от нее не слышала:

– Я открою тебе один секрет, Мэри. Я дала себе слово, что больше не приду на эти балы незамужней женщиной. Если в следующем году я все еще буду одна, то надену чепец и объявлю себя старой девой.

– В самом деле, Шарлотта, о чем ты говоришь? Я вижу, ты сегодня в дурном настроении, но это слишком важный шаг, чтобы сделать его без серьезного обдумывания. Вы обсуждали это с Лиззи?

– Конечно нет, она никогда меня не поймет. Но я думаю, что ты могла бы. И я надеюсь, ты позволишь мне немного объяснить.

– Я с радостью выслушаю тебя, если ты этого хочешь.

Шарлотта смотрела вдаль. Выражение ее лица невозможно было прочесть.

– Когда я была примерно твоих лет, то считала, что замужество – это награда за хорошее поведение и терпение. Я думала, если буду послушной и стану делать то, что мне скажут, то неизбежно стану чьей-нибудь женой, и раз этого не случилось в этом году, то наверняка случится в следующем. Я ждала и ждала, улыбалась и улыбалась, и вот я все так же здесь – та же одинокая женщина.

– Неужели это столь ужасная судьба? – рискнула спросить Мэри. – Когда смотришь на то, как некоторые мужья и жены живут вместе, кажется, что брак не всегда приносит счастье.

– Неужто ты всерьез думаешь, что жизнь старой девы лучше? – воскликнула Шарлотта, слегка вспылив. – Подумай о незамужних женщинах, которых ты знаешь, – о тех, что живут так, как позволяют им родители, зарабатывающих себе на жизнь несколькими уроками игры на фортепиано или скромным пошивом одежды. О тех, над которыми все насмехаются и которых презирают. Нет, для образованной женщины, воспитанной благородной, как мы с тобой, будущее не имеет никакой перспективы, кроме брака или несчастья.

– Но если таково твое мнение, почему ты так охотно принимаешь жизнь, которую презираешь? Решаешь надеть чепец и предаться существованию, которое считаешь невыносимым?

– Я полагаю, что мне следует иметь в виду столь ужасную перспективу, чтобы сосредоточиться на ее альтернативе. Я понимаю, что приближаюсь к опасному возрасту и должна действовать быстро или не действовать вообще.

– Не уверена, что понимаю тебя, – сказала Мэри. – Что же ты можешь сделать в подобной ситуации? Неужели ты намерена ходить и упрашивать мужчин жениться на тебе?

– Нет, – печально ответила Шарлотта. – Я еще не настолько смела. Однако не стану скрывать, что готова сделать все возможное – в рамках приличий, конечно, – чтобы найти достойного человека в мужья. Если такой человек завтра предстанет передо мной, не думаю, что у него будет хоть шанс от меня ускользнуть.

Ее голос звучал беспечно, но Мэри ни на секунду не усомнилась в том, что она говорила искренне.

– Иногда я думаю, – продолжала Шарлотта, – что, должно быть, для некоторых мужчин, особенно тех, кто не имеет большого опыта в обществе, это большое облегчение, когда женщина отбрасывает благоразумие и без колебаний сообщает, с какой готовностью она согласилась бы стать его женой. Вероятно, это ужасно – не знать заранее, каким будет ответ на предложение руки и сердца. Уверенность в согласии должна быть огромным стимулом для самого акта предложения.

– Но ты ни слова не сказала о любви. Ты действительно считаешь, что это хорошая идея – вступать в брак, где нет чувств?

– Ну, ты же знаешь, я не романтичная натура. Последние десять лет излечили меня от этого. Я не Лиззи, которая всегда будет желанна. Женщины вроде меня, не обремененные выбором женихов, должны научиться сдерживать свои чувства. Я уверена, что сейчас согласилась бы на любого, у кого есть хоть немного собственных денег и кого нельзя назвать дурным человеком. Я уже не ищу великой любви. Удобный дом и степенная жизнь – вот и все, чего я хочу.

Шарлотта повернулась и взглянула на Мэри в упор.

– Надеюсь, я тебя не шокировала. Я так долго размышляла об этих вещах, что для меня большое облегчение открыть свой разум и поговорить о них с кем-нибудь. По самым разным причинам я решила, что ты поймешь ход моих мыслей.