Текст книги "Вероятно, Алекс"

О.

Боже.

И что из этого? Да, он обладает определенным шармом, причем порочным. Привлекательность, основанная на чистой химии. Совершенно натуральная и ровным счетом ничего не значащая.

Поскольку я ушла на перерыв, а в музее холодно, на мне кардиган, скрывающий то, что происходит сейчас с моей грудью. Катастрофа предотвращена. Мысль о том, что до нее было рукой подать, окатывает ситуацию хрестоматийным ушатом холодной воды. Смех, да и только. Это всего лишь старый дурачок Портер. Чего мне бояться? Нечего.

Чтобы доказать это самой себе, я отклоняюсь назад, поднимаю голову и смотрю ему в глаза, в которых стоит вызов.

– Свяжись с Грейс и скажи, что я немного опоздаю.

Его улыбка способна зажечь маяк. Он быстро выходит на связь с Пенгборном, обрисовывает ему ситуацию и дает пожилому охраннику описание парней, сопровождая его предписанием проследить за ними по мониторам видеонаблюдения. Но не успевает предупредить Грейс, как наши воришки уже уходят.

Сокола на месте нет. Я даже не заметила, когда они его взяли, но ребята жмутся друг к другу, а рюкзак с припрятанной в нем птицей болтается на плече того, что пониже.

– Портер! – возбужденно шепчу я, дергая его за рукав.

– Вижу, – отвечает он, оглядывая комнату из-за наклоненной ветки пальмы.

Потом опять выходит на связь с Пенгборном, тоже наблюдающим за происходящим.

– Я сделал запись, – подтверждает старый курильщик, слова которого льются из крохотной рации у Портера на плече.

Если не считать утерянных ключей, это самое волнительное событие, случившееся в жизни наших двух секьюрити за последние несколько месяцев.

– Бери их тепленькими, Портер, а я пока присмотрю за ними с небес.

С небес. Имеется в виду комната охраны. Интересно, Портер действительно за мной из нее наблюдает или это банальный треп?

Парень с сонными глазами застегивает рюкзак на молнию, перебрасывает его на правое плечо, оглядывается по сторонам, потом воришки проходят под мостом и идут дальше прогулочным шагом, будто сегодня воскресенье и они не имеют никакого отношения к совершенному только что преступлению. Вот это выдержка!

– Пора, – говорит Портер и легонько хлопает меня по запястью, тем самым призывая выбираться из нашего тайника. – Будем топать за ними на безопасном расстоянии, при этом не отпуская слишком далеко. Выходов здесь много, и им, по всей вероятности, это известно. Быстрее всего из музея можно улизнуть через главный вход или магазин сувениров, с другой стороны, там их нам проще всего отследить. Если воспользуются пожарными выходами, завоет сирена тревоги, но парням ничего не помешает побежать и оторваться от нас – именно так меня в прошлом году и сделали те, кто украл наручники Джея. Кроме того, в музее также имеются служебный вход и ворота грузового двора.

– Они поворачивают направо, – говорю я, – идут в главный зал.

– Это исключает три из четырех пожарных выходов. Не смотри на них слишком пристально. Делай вид, что мы с тобой ведем дружескую беседу. Хорошо, что на тебе сейчас нет музейного жилета. Со стороны ты выглядишь как посетительница, обратившаяся ко мне за помощью. Или моя девушка, навестившая меня в обеденный перерыв.

– Размечтался, – чуть не давлюсь я.

– Что? Неужели я так плох на твой вкус, так отдающий шампанским?

– Не смеши меня. Портер фыркает:

– Ты важничаешь, будто кинозвезда, в своих дорогущих шмотках, катаешься на «Веспе» да еще имеешь мамочку-адвоката в Вашингтоне, округ Колумбия…

Он говорит беззлобно, почти даже поддразнивая меня – совсем не как во время наших обычных пререканий, – но вот суть его речей меня действительно удивляет. Я останавливаюсь, однако он подталкивает меня двигаться дальше:

– Ты хочешь поймать этих парней? Они поворачивают в Египетский зал. Кто-то из них вполне мог меня видеть, поэтому нам надо соблюдать осторожность.

Мы на секунду замираем на месте, Портер заглядывает в зал.

– Откуда ты знаешь, что моя мама – адвокат? – спрашиваю его я.

– Грейс сказала.

Ух ты!

– Мои шмотки не дорогие, а винтажные. Я не виновата, если твое чувство стиля способно оценить лишь моду начинающих наркоманов да бездельников, без конца шляющихся на пляже.

– Ай-яй-яй, Райделл, – говорит он, прикидываясь обиженным, – ты глубоко ранила мою нежную душу.

– А «Веспу» мне купил отец. Она не новая и не крутая, всего лишь восстановленная.

– Твоя модель стоит больше нового двухколесного друга. Это известно любому, кто в этом разбирается. Для коллекционеров скутеров Ков – настоящий рай. Тебе надо купить для него самый надежный замок.

– Я не дура, – звучит мой ответ.

– Вот черт!

– Что такое? – говорю я, пытаясь заглянуть за угол.

– Тот, что в поло, меня явно засек. Они делают круг и возвращаются в главный зал. – И Портер опять связывается с Пенгборном: —Ты их все еще видишь?

– Ага, они прямо под камерой в коридоре, – доносится из рации голос пожилого охранника, – похоже, направляются в главный зал.

Музей закрывается в пять, сейчас уже пятый час, и в это время дня оба крыла заполняют посетители, решившие заглянуть сюда на обратном пути к теплому солнышку и свежему воздуху. Наши негодники смешиваются с толпой, и на какое-то время мы их теряем. У меня ускоряется пульс, я несколько раз встаю на цыпочки, пытаясь высмотреть их поверх голов медленно движущегося человеческого потока.

– Прекрати, – говорит Портер, – ты нас обнаружишь. Я вижу их. Они держатся южной стены и, по всей видимости, не собираются пользоваться главным входом или магазинчиком сувениров.

– Думаешь, направляются к служебному входу?

– Может быть. Или же прямо в крыло Джея, чтобы прошмыгнуть через аварийный выход.

Ноги у Портера длиннее моих, поэтому мне, чтобы от него не отстать, приходится прибавить шагу.

– Никаким шампанским мой вкус не отдает. И если у меня есть чувство стиля, то из этого еще не следует, что я сноб. А на тот случай, если ты не заметил, сообщаю, что теперь я живу не с мамой, а с отцом. И работаю здесь, наверняка получая намного меньше вас, мистер Мне-Восемнадцать-Лет-Я-Могу-Работать-Полный-День-И-Заниматься-Сексом-На-Законных-Основаниях.

– Только не с такой, как ты, – это как раз незаконно, потому как ты еще не достигла совершеннолетия.

И то правда.

Не успеваю я придумать ответ поостроумнее, как мы уже оказываемся в конце коридора, а наши воришки резко сворачивают вправо.

Портер был прав: ни главный вход, ни магазинчик сувениров их не интересуют. Но сворачивать в крыло Джея или пользоваться служебным ходом они тоже не собираются.

– Что за… – шепчет Портер. – Они что, решили заняться спелеологией?

Парни действительно направляются в глубь главного зала, устремляясь прямиком к сияющему зеву пещеры. Почему именно туда – я не понимаю. Выхода там нет, лишь темная, извилистая дорожка, заканчивающаяся у входа в пещеру…

– Камера видеонаблюдения там есть? – спрашиваю я.

– Даже несколько. Хотя качество изображения с них оставляет желать лучшего, – признает Портер.

– Они пытаются от нас оторваться.

Он секунду размышляет над моим предположением, после чего с его губ срывается негромкое ругательство. Мы устремляемся к зеву пещеры, парни впереди скатываются вниз по каменным ступенькам и исчезают под сталактитами, подсвеченными жутковатого вида оранжевыми светильниками. Дорожка змеится среди скал, образуя несколько ответвлений, то расходящихся, то сходящихся снова, образующих посредине что-то вроде сдобного кренделя, за которым расположен вход в центральную пещеру. Воришки разделяются.

– Ты давай налево, – говорит Портер, – а я направо. Как только засечешь его, не спускай с него глаз.

– Встретимся в главной пещере.

Я быстро спускаюсь вниз по ступеням, ощущая на бегу, как меня обдувает поток холодного воздуха. В пещере темно и страшно, железные перила, установленные здесь еще в те времена, когда музей только-только открылся, кажутся какими-то липкими, от чего у меня мороз идет по коже, поэтому я стараюсь к ним не прикасаться. Из-за этого бежать становится труднее, тем более что в пещере сыро и темно, а подвешенные довольно низко вдоль прохода светильники хоть и способны создать соответствующее настроение, но в качестве освещения, когда ты кого-то преследуешь, все же не годятся. На мое счастье, посетителей в этом подземелье болтается не очень много, а тех, кто несется по нему во весь опор, и того меньше. В нескольких ярдах впереди, на следующей площадке лестницы, я замечаю белое поло.

Смотреть в этом подземелье особо нечего, особенно по сравнению с остальными залами музея, битком набитыми экспонатами, здесь лишь несколько информационных табличек, рассказывающих о подземельях Калифорнии и обитающих в них животных, да пара скамеек, где могут передохнуть любители острых ощущений, насладившись темнотой и мрачным видом. Я проношусь мимо женщины, присевшей на одной из них, заворачиваю за угол «кренделя» и направляюсь к главной пещере, сияющей красно-зелеными огнями.

В каменистых стенах зияют природные расселины, из-за которых пещера будто разделена на множество отсеков. Самое что ни на есть подходящее местечко, чтобы спрятаться, и наши малолетние негодяи это хорошо знают. Несколько человек сгрудились вокруг основного информационного стенда, установленного на том самом месте, где Вивьен с Джеем нашли пиратское золото. На плоском камне восседает убого выполненный ларец, набитый бутафорскими дублонами. Смех, да и только. Мне заранее жалко каждого, кто бросит на него взгляд, в том числе и меня саму.

Но еще больше меня беспокоит тот факт, что я потеряла дурацкого пацана, за которым должна была следить. Наконец вдали появляется Портер. Он слегка кивает мне головой, но по изгибу его брови становится понятно, что отыскать парня с рюкзаком ему тоже не удалось. Что за чудеса? Я еще раз оглядываюсь по сторонам и засекаю краем глаза какое-то движение: из большой расселины в каменистой стене выскальзывают две белые кроссовки. Не тот, что в рубашке поло, а его приятель с рюкзаком на спине, который маленькой, трусливой обезьяной бросается наверх, перепрыгивая через две ступеньки.

Поскольку Портеру сейчас не до него, мне его упускать нельзя. Я устремляюсь за ним, топоча ногами по каменным ступеням – наверх по той же лестнице, по которой только что спустилась, только вдвое быстрее.

Парень с рюкзаком бросает через плечо взгляд. Теперь он знает, что я его преследую, и даже не думает останавливаться. Жаль. Но и я отказываться от своего тоже не собираюсь.

Оказавшись у входа в пещеру, он на какое-то время замирает в нерешительности, выискивая глазами дружка, который взлетает по ступеням с другой стороны. После чего они бросаются вперед через главный зал.

Портер велел не устраивать скандалов… И что мне теперь делать? Неужели я должна дать этим двум соплякам уйти? Ну нет! Тут же приходит решение.

Я как можно быстрее несусь за ними. Они чуть не сбивают с ног целую семью, члены которой с видом перепуганных уток на пруду бросаются прочь с дороги.

– Держите их! – кричу я.

Но останавливать воришек никто даже не думает.

Мне в голову приходит мысль о том роковом дне несколько лет назад, когда зеваки на пляже не помогли Портеру спасти от акулы отца. Если посторонние люди не пришли на помощь, когда человеку грозила смерть, то препятствовать двум пацанам выбежать из музея они тем более не станут.

В висках молотит пульс, я обегаю стойку информации и вижу, что они опять разбегаются в разные стороны. Тот, что в поло, выбирает для себя легкий путь и бросается к главному выходу, обладающему сразу двумя преимуществами: (1) там нужно преодолеть только одну дверь, у которой (2) сегодня дежурит Гектор, самый ленивый охранник во всем нашем музее.

Но тот, что с рюкзаком, бросается к будке по продаже билетов и расположенным рядом с ней турникетам. Там, по идее, должен быть Фредди, но, поскольку желающих посетить музей сейчас практически нет, он, вместо того чтобы стоять на страже, треплется с Гектором. Турникеты остались без присмотра.

С видом ловкого, заправского зайца, никогда не платящего за метро, парень с рюкзаком одним махом преодолевает преграду. Впечатляет. Точнее, могло бы впечатлить, если бы с его плеча в этот момент не сорвался рюкзак и не зацепился за планку турникета. Пока он отчаянно пытается ее отцепить, я иду в обход и бегу к проходу для инвалидных колясок.

Откидываю задвижку.

Он отцепляет лямку.

Выскальзываю наружу, он рвется вперед, я бросаюсь за ним…

Прыгаю ему на спину.

Мы валимся на пол.

Из меня вышибает дух, коленка больно врезается в плитку пола. Он вскрикивает. Я нет.

Все, ублюдок у меня в руках.

– Слезь с меня, бешеная сука! – извивается он подо мной, пытаясь ударить локтем в ребра.

Я хватаю его за руку и прижимаю к полу. Из моей груди, жадно вдыхающей воздух, вырывается злобный хохот. Я настолько запыхалась, что даже не могу ничего сказать.

– Ну уж нет, держи его крепче, – раздается рядом победоносный голос.

Я поворачиваюсь и выплевываю попавшие в рот волосы. Портер тащит за руку парня в рубашке поло. Он не запыхался даже вполовину моего. Вот что такое дурацкие гены сёрфера. В то же мгновение появляются Фредди и Гектор, как водится, с глупым видом тараща глаза. А вслед за ними и Грейс – наконец-то хоть один здравомыслящий человек.

– Что здесь, черт возьми, происходит? – спрашивает она.

– Присмотрите за ним, – велит Портер их троице, укладывая мальчишку в поло на пол.

После чего помогает мне подняться с воришки с рюкзаком.

– Она сумасшедшая, – без конца повторяет тот, – она мне ногу сломала.

– А ты как думал, она на картофельных драниках знаешь сколько сил наела, – говорит Портер, рывком поднимая на ноги парня, который протестует, прихрамывает, но держится все же хорошо.

– Ай! – ноет он.

– Заткнись, крыса воровская. – Портер хватает парня за ворот рубашки, вырывает у него из рук рюкзак и бросает мне: – Проверь.

Я расстегиваю молнию. Внутри лежит статуя, завернутая в толстовку с капюшоном. Я поднимаю ее вверх, будто трофей. Парень стонет и пытается вырваться.

– Не дергайся, – говорит Портер, укладывая его на пол рядом с приятелем в поло и нажимая кнопку рации на плече. – Ни ты, ни твой дружок, которого нужно каждый день воспитывать увесистыми пинками под зад, никуда сейчас не пойдете, а будете сидеть на попе ровно до тех пор, пока мой друг, мистер Пенгборн, не сделает звоночек нашим друзьям из департамента полиции Коронадо Ков. Ну что там, Пенгборн? – спрашивает он, склонившись к рации.

– Дело сделано, – отвечает ему Грейс голосом пожилого охранника.

Пока мальчишки в панике обмениваются испуганными взглядами, вокруг собирается небольшая толпа. Я разглаживаю юбку и вдруг вижу, что из грязной царапины на коленке течет тоненькая струйка крови. Плевать. Я все еще пребываю под пьянящим воздействием адреналина.

Портер ухмыляется и поднимает бровь:

– Бейли, черт возьми, ты его сцапала. Можно сказать, обрушилась безудержным атомным вихрем. Не думал, что в тебе скрываются такие способности.

Я, честно говоря, тоже.

– Никто не может совершить кражу под носом у Сэма Спейда и безнаказанно уйти, – говорю я.

Он поднимает ладонь, я отбиваю, но вместо того, чтобы просто подставить мне пятерню, он сплетает свои пальцы с моими и слегка их сжимает. Это длится всего какую-то секунду, но по моим ощущениям намного дольше. Когда же Портер отпускает мою руку, я превращаюсь в тугой комок хаоса: в пальцы, там где он к ним прикасался, будто вонзили тысячу игл, мозг лихорадочно пытается осмыслить происходящее. Что это было – обычный жест дружелюбия или какое-то специфическое рукопожатие сёрферов?

Теперь Портер, сидя на корточках, оглядывает мою коленку.

– Эге, – говорит он, ощупывая нежными пальцами кожу вокруг раны, – да ты здорово ударилась.

– Ага, перестань ее ковырять, – говорю я, впрочем, без всякой злобы.

– С тобой все в порядке? – спрашивает он, на этот раз уже тише.

– Все хорошо.

Он кивает, встает и показывает рукой на сокола жестом, который может означать только одно – дай-дай. Когда я вручаю ему птицу, он поворачивается к двум гнилушкам и говорит:

– К вашему сведению, эта безделица ничего не стоит. Если бы вы немного быстрее шевелили задницами, то самое большее получили бы за нее на аукционе eBay паршивые десять долларов, а мы просто заказали бы на следующий день по Интернету копию. Но теперь вам придется входить в подростковую жизнь с записью об уголовном правонарушении.

– Да пошел ты, – говорит воришка в рубашке поло, – мой отец адвокат. Могу спорить на сто баксов – он добьется, чтобы вас с этой сукой отсюда уволили.

Из магазинчика по продаже сувениров появляется мистер Кавадини и поспешно направляется к нам. В ответ на слова воришки Портер показывает на меня большим пальцем и говорит:

– Неплохая затея. Ее мать тоже адвокат.

Адвокат по бракоразводным делам, к тому же живущая на противоположном конце страны, но кому до этого какое дело? Мы с Портером обмениваемся понимающими улыбками. Кто бы мог подумать, что мой злейший враг может стать таким замечательным партнером? Напарник в таком деле, как раскрытие преступления, – это предел мечтаний. Не абы что. Вообще-то мне надо выбросить из головы все эти мысли и особенно обескураживающее столкновение наших энергетических полей перед тем, как мы отправились в погоню за этими пацанами. Его пальцы, сжимающие мои. И понимающую улыбку. Тьфу ты.

Весь этот замысловатый клубок надо быстро распутать, и я знаю, с какой стороны к нему подступить.

СООБЩЕСТВО КИНОМАНОВ «ЛЮМЬЕР»

ЛИЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ>АЛЕКС>НОВЫЕ!

@mink: Я подготовила твой гороскоп.

@alex: Да ты что? Давай выкладывай, у меня сегодня был ДЕЙСТВИТЕЛЬНО трудный день, и некое руководство к действию мне не помешает.

@mink: Хорошо, в таком случае слушай: если жизнь неожиданно дает тебе шанс попробовать что-то новое, воспользуйся им.

@alex: А если это новое впоследствии обернется сплошной головной болью?

@mink: Что наводит тебя на такую мысль?

@alex: Инстинкт. Не забывай – я уже когда-то обжегся. @mink: Инстинкт одно, а разум другое. @alex: Но ни то, ни другое сейчас, похоже, не на моей стороне.

Глава десятая

«История всей моей жизни.

Мне всегда достается не леденец, а только палочка от него».

Мэрилин Монро, «В джазе только девушки» (1959)

Итак, вперед. Сегодня у меня выходной, и я дрейфую в сторону «Киллианз Уэйл Турз». Утро туманное и пугающе серое. Настолько туманное, что уже полдень, а океана по-прежнему почти не видно. Как по мне, так в самый раз. Туристов вокруг намного меньше обычного. В моем распоряжении словно оказалась вся набережная.

И что из того, что я дважды меняла решение? В конце концов, все равно ведь не отступилась и пошла. Это Алекс. По крайней мере, я надеюсь, что это он. Если так, я его узнаю, потому как успела неплохо изучить. Узнаю или нет? Мы с ним несколько месяцев общаемся по Интернету. Нас можно назвать родственными душами. Может, и не так много, но я и Алекс все же друзья. Нас объединяют узы, выходящие далеко за пределы общих интересов.

Потом вся эта ситуация с Портером. После того как вчерашних воришек забрали копы – не папин сержант Мендоза, а двое самых обычных полицейских, – Портеру пришлось сесть за составление объяснительной по поводу случившегося, поэтому я с ним больше не виделась.

Что вообще-то хорошо, потому как все эти сумбурные чувства, которые он во мне вызвал… в общем, они представляют собой лишь побочный продукт адреналина и ликования, вызванного поимкой двух малолетних негодяев.

Как бы там ни было, в эту минуту я о Портере Росе не думаю. Особенно о его пальцах, которые сплелись с моими, когда я после победы отбила ему пять. Для моего мозга они запретная тема. Будто акцентируя на ней внимание, вдоль побережья разносится протяжный корабельный гудок, от которого я подпрыгиваю на месте. Здесь водятся драконы, Райделл. Держись от них подальше, если понимаешь, что для тебя хорошо и что плохо.

Я изгоняю Портера из головы и шагаю дальше. Появляется сине-оранжевый логотип «Киллианз Уэйл Турз». Мы покажем вам развеселого кита! Ничего себе, если это и есть семейный бизнес Алекса, я понимаю, почему ему так ненавистно здесь работать. Полнейшая глупость и зеленая тоска. Заведение стоит в окружении двух других – проката велосипедов «Вдоль берега» и кабинки, торгующий билетами на колесо обозрения. Я слоняюсь в районе проката велосипедов, пока не узнаю белокурую шевелюру Патрика.

Он работает. По всей видимости, один.

Я немного жду, пока он машет рукой в сторону набережной, показывая очередным туристам, как добраться в тумане до какого-то места, потом, пока меня не покинула храбрость, делаю три больших шага и останавливаюсь рядом с резной скамейкой в форме кита рядом с окошком по продаже билетов. При моем приближении бросаются врассыпную несколько чаек.

– Привет, – говорю я, – помнишь меня?

– Девушка из «Хижины», – отвечает он. На нем оранжевая ветровка и белые шорты. Бакенбарды сегодня подбриты короче, чем тогда в забегаловке, утренний бриз то и дело швыряет ему на глаза прядки белокурых волос. – Я никогда не забываю киноманов, с которыми встречаюсь. Совсем другое дело их имена. Не напомнишь мне, как…

– Бейли, – в смятении отвечаю я.

Он щелкает пальцами:

– Да-да, Бейли. Патрик, – говорит он и протягивает руку, я пожимаю ее, усиленно делая вид, что тоже запамятовала, как его зовут.

Затем пускаюсь в объяснения, понимая, что теперь надо играть искуснее, чем предполагалось ранее:

– Мне просто захотелось прогуляться и посмотреть, нет ли на набережной магазина, торгующего подержанными ДВД. – Я прекрасно знаю, что таковой здесь действительно имеется, потому как посещала его уже три раза. – А потом увидела тебя и подумала: может, ты знаешь?

Работа настолько топорная, что мне даже плеваться хочется, хотя он, похоже, ничего не заметил.

– Да, здесь есть такое местечко, называется «Видео-Бластер», в самом центре пешеходной зоны. У входа висит гигантский бластер, будто позаимствованный из научно-фантастического фильма. Мимо такого точно не пройдешь.

Вот черт! Все намного труднее, чем казалось ранее. Разве я вчера вечером по Интернету ему не намекала? Если, конечно, не ошиблась в своем предположении о том, что это Алекс…

– У тебя, случайно, не намечается через пару минут перерыв? Может, сходим туда вместе и что-нибудь мне выберем? – слышу я собственные слова. – Ты как-то говорил о кофе, но если…

Мой голос становится все тише и тише.

Ну же, давай. Если это действительно Алекс, он наверняка вспомнит мой вчерашний гороскоп… Ведь в Сети он неизменно внимателен и запоминает все, что я ему говорю. Всегда находит смешными мои шутки и не забывает остроты, звучавшие даже несколько месяцев назад. И вдруг не может вспомнить, как меня на самом деле зовут? Похоже, я правильно сделала, что не сказала ему о своем приезде сюда.

Он нерешительно перегибается через стойку и бросает взгляд сначала в одну сторону, потом в другую, всматриваясь в туман:

– Ладно, почему бы и нет. Клиентов мало, те, кто недавно отправился на экскурсию, вернутся не скоро, поэтому я вполне могу позволить себе минут тридцать. Подожди меня, я только опущу ставни и повешу табличку.

Я протяжно вздыхаю.

Патрик закрывает окно металлическими жалюзи и на несколько секунд исчезает. А когда появляется вновь через боковую дверь будки, в руке у него красуется табличка «ОТПРАВИЛСЯ НА ВСТРЕЧУ С КИТАМИ! БУДУ ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО МИНУТ», которую он тут же вешает на забранное ставнем окно.

– Ну вот, Бейли, теперь можем идти, – говорит он, сопровождая свои слова обаятельной улыбкой.

Чувствуя себя немного лучше, я шагаю с ним в ногу, направляясь к пешеходной зоне. По дороге он задает мне вежливые вопросы – давно ли я поселилась в городе, откуда приехала? Из округа Колумбия? А президента я видела? А на экскурсию в Белый дом ходила? А в Дюпонт Серкл[9]9
  Дюпонт Серкл – исторический квартал в Вашингтоне.


[Закрыть] была?

К тому моменту, когда мы подходим к гигантскому бластеру, я успеваю задать ему только два вопроса: как долго он живет в Коронадо Ков (всю жизнь) и где учится (в Беркширской академии). Это такая частная школа. Его слова повергают меня в шок. В моем представлении Алекс никогда не принадлежал к категории парней, которые учатся в частной школе. Когда мы переступаем порог магазинчика, я пытаюсь осмыслить услышанное.

В «Видео-Бластере» стоит тот изумительный запах плесени и пыли, который можно встретить лишь в лавках, торгующих подержанными вещами, хотя возраст входящих в его ассортимент товаров в общем случае не превышает нескольких лет. Он специализируется на пошлых научно-фантастических картинах, и папа, который от них без ума, давно облюбовал себе это местечко. Стены у кассы обклеены постерами с киногероями и украшены парой игрушек, сзади висит телевизор, на котором идет «Годзилла». Двое длинноволосых мужчин среднего возраста, когда мы проходим мимо них, больше обращают внимание на экран, нежели на нас. И слава богу, ведь мы с папой были здесь буквально пару дней назад и у меня нет ни малейшего желания быть узнанной.

В магазине оживленнее, чем я ожидала, поэтому его нельзя назвать подходящим местом для уютного романтического свидания, в ходе которого люди хотят ближе узнать друг друга, но делать теперь нечего. Это все, с чем можно работать. Мы проходим мимо полки с информацией об ожидающихся дисках Блю-Рей, на которые принимаются предварительные заказы, а когда Патрик ведет меня в отдел киноклассики, я усиленно делаю вид, что не знаю, куда мы идем.

– А неплохой у них сейчас выбор, – говорит он, поворачивая в пролет между двумя полками, – я был здесь буквально вчера. Ты только посмотри! – Он что-то хватает и протягивает мне. – В этой коробке – коллекция классических гангстерских фильмов начиная с тридцатых годов. Причем задаром.

Я беру в руки коробку и смотрю на обратную сторону:

– Если по правде, я не могу назвать себя фанаткой гангстерских фильмов.

– Шутишь? А «Белая жара»? А «Лицо со шрамом» 1932 года? Для того времени это было нечто невообразимое и выходящее за любые рамки.

– Ну да, – протяжно говорю я, возвращая коробку, – но мне не нравится, когда много стреляют.

– В самом деле? – произносит он, ставя коробку обратно на полку. – Ты, наверное, пацифистка, да?

– Почему это?

Он поднимает руки:

– Все-все, сдаюсь. Я ничего не говорю, можешь увлекаться чем угодно, просто мне кажется, что кино есть кино и политические взгляды на произведение искусства переносить не стоит.

Вот черт. Что, собственно, происходит? Я делаю глубокий вдох и на мгновение замираю. Может, я сама во всем виновата? По какой-то причине в этот момент мне хочется казаться значительнее, чем есть на самом деле.

– Дело не в этом. Мне пришлось столкнуться с чем-то подобным на собственном опыте, так что… словом, это не для меня. Просто не в моем вкусе, не более того.

– О господи, – отвечает он и сочувственно кладет мне на плечо руку, точнее, лишь кончики пальцев. – Извини, я подумал, что… в общем, повел себя как идиот. Прощаешь?

– Прощаю, – с улыбкой говорю я.

– Эй, а как насчет «Завтрака у Тиффани»? Эту картину все любят.

Он серьезно? Нет, я конечно же люблю Одри Хепберн, но все же не могу смотреть, как Микки Руни играет явно карикатурного японца, над которым все потешаются и смеются. Нет уж, увольте. Поэтому так Патрику и говорю. В пользу этой картины его аргументация не так сильна, но он никак не может поверить, что я не собираюсь превозносить ее до небес.

Странно. Магическое заклинание кино потеряло силу. Конечно же, общаясь в Интернете, мы часто не соглашаемся друг с другом, но как-то добродушно. А вот с глазу на глаз все выглядит… я бы сказала, слишком лично. Полка за полкой мы осматриваем весь отдел классических фильмов, но ни один из них не находит особого отклика одновременно в душе каждого из нас. Такое ощущение, что мы совершенно разные люди, и чем больше пробуем друг друга на вкус, тем меньше испытываем взаимную симпатию. Я раздражаюсь по поводу и без повода и отпускаю глупые шутки, которые он отказывается воспринимать.

Нет, здесь что-то не так.

Хуже всего, что Патрик это тоже замечает.

– Иногда у них кое-что припрятано в глубине магазина, – произносит наконец он после нескольких долгих секунд мучительного молчания. – Пойду спрошу Генри, нет ли у них чего нового, подожди меня, я буду через минуту.

Отлично. Теперь я еще должна переживать, что он решил от меня улизнуть. Первый раз отважилась пригласить на свидание парня, о котором грезила несколько месяцев, а в итоге все пошло наперекосяк. Если он через минуту не вернется, надо будет всерьез подумать о том, чтобы удрать самой.

– «Завтрак у Тиффани» совершеннейшая ерунда, не заслуживающая тех хвалебных слов, которые так любят произносить в ее адрес.

Я замираю на месте. Вокруг никого нет. Бросаю взгляд на проход, сначала в одну, потом в другую сторону. Мне что, это приснилось? Или кто-то другой, услышав, как мы с Патриком обсуждали этот фильм, тоже о нем заговорил и мне невольно пришлось стать свидетелем этого разговора?

– Вообще-то картина не задумывалась как любовная история. Что в данной ситуации выглядит весьма иронично.

– Эй? – шепчу я.

Коробка с одним из дисков смещается в сторону, и я вижу перед собой глаза человека в проходе напротив. Я отодвигаю другой диск и обнаруживаю за ажурным металлическим каркасом полки другие фрагменты лица: небритый подбородок, вялая ухмылка, выгоревшие на солнце прядки волос. Портер. Мои руки сжимаются в кулаки.

– Какого черта ты здесь делаешь?

– У меня сегодня выходной.

– И поэтому ты повсюду за мной шляешься? – злобно бросаю я.

– Это не я за тобой, а ты за мной шляешься. Когда ты с торжественным видом вплыла в магазин с Патриком Киллианом под ручку, я уже был здесь.

Я встаю на цыпочки, чтобы посмотреть на него поверх полки. Он поднимает голову, встречается со мной взглядом и поднимает брови, что тут же придает его лицу выражение элегантности. Сердце в груди опять пускается в галоп. Почему он так на меня действует? Неужели мое тело рядом с ним в принципе не может вести себя нормально?

– Откуда ты его знаешь? – горячо шепчу я, глядя по сторонам, не слышит ли меня в этот момент Патрик.

Его нигде не видно – он либо в глубине магазина, либо вообще ушел.

Портер небрежно упирает локоть в полку с фильмами.

– Мы знакомы с детства. Он считает себя киноманом, потому что компания его семьи спонсирует местный фестиваль. Это тебе не хухры-мухры.

Погодите-ка – одну лишь злосчастную минуту! В моей голове оглушительно звонят тревожные колокола. Алекс наверняка упомянул бы, что его семья выступает в роли спонсора фестиваля. Обычно такими вещами хвастаются перед друзьями-киноманами и запретная зона подробностей личной жизни здесь в расчет не идет. Этого он бы от меня точно не утаил. Бред какой-то. Но Портер не врет – теперь я припоминаю: Патрик, дав мне программку кинофестиваля, сказал, что она «только что из типографии». Неужели он получил экземпляр раньше других только потому, что его отец спонсирует это мероприятие? Брошюра по-прежнему лежит у меня в сумочке, и мне приходится сделать над собой усилие, чтобы не вытащить ее и не попытаться отыскать на страничке спонсоров фамилию Киллиан.