Текст книги "Элиза и ее поклонники"

Глава 13

После разговора с Элизой у Филиппа отлегло от сердца. Да, признаться, он был рад, что история с письмом приняла такой безобидный оборот. Мысли о том, какие последствия настигнут эту девушку, окажись она в объятиях недостойного мужчины, можно было, выражаясь канцелярским языком, сдать в архив.

Ближайшим вечером фон Фрайбергов ожидало в гости знакомое французское семейство. Это обстоятельство слегка огорчало Филиппа: он предпочел бы провести время с хозяевами белого дворца и впервые более или менее обстоятельно поговорить с их старшей дочерью. К примеру, о литературе. Что побудило молоденькую графиню заняться написанием эпистолярного романа? Быть может, ее вдохновил Руссо? Или Гёте?

Откровенно говоря, Филипп немного сомневался в том, следовало ли Элизе браться за роман. Не потому, что она женщина. Бывают ведь и женщины-писательницы. Просто сейчас ему не приходило в голову ни одного имени. Нет, положим, сам по себе литературный труд вполне приличествует дамам, но вот выбранный Элизой предмет… Подобает ли барышне писать о тайной страсти?

Сравнение губ с лепестками розы – это еще куда ни шло. Подобное часто встречается в стихах. Но вот ощущение от прикосновения кожей к коже… Как невинная девочка додумалась до такого? Интересно было бы прочесть все письмо. Раньше Филипп не подозревал, что девичье воображение способно заходить настолько далеко.

Твоя кожа касается моей…

Филипп тряхнул головой, отгоняя от себя воспоминание о декольтированной груди Элизы.

* * *

Вечером Филипп наведался в гостиницу «Лис», где встретил господ фон Глессема и фон Штайнхайма, сидевших за кружкою пива. Завязался дружеский разговор.

– Так вы приятель Франца фон Фрайберга? – спросил герр фон Глессем. – Жаль, что он сам не пришел.

– Сегодня он должен быть на ужине вместе со всем семейством, – отвечал Филипп.

– Вы живете у них во дворце? – осведомился герр фон Штайнхайм. – Не припомню, чтобы я видел вас в «Баденском дворе», а ведь это, как известно, единственный здешний отель, пригодный для проживания.

– Да, я гость фон Фрайбергов.

– Вам можно позавидовать, – вздохнул герр фон Глессем и, встретив вопросительный взгляд Филиппа, пояснил: – Их дочка прехорошенькая, вы не находите? На прошлом бале мне посчастливилось танцевать с ней. Она была сама легкость и грация. Вы, часом, не знаете, есть ли у нее уже поклонник?

– Не знаю, к сожалению. Как я уже говорил, мы с Францем друзья по университету. С его семьей я знаком мало.

Филипп немного покривил душой, поскольку не был готов продолжать разговор об Элизе фон Фрайберг – тем паче после того, как сделался в некотором роде ее доверенным лицом.

– Как жаль! Стало быть, вы не подскажете мне, какие цветы барышня предпочитает?

– Увы.

– Попробуй орхидею, – предложил герр фон Штайнхайм. – В прошлом году я поднес это экзотическое растение моей Хильдегард. Она пришла в такой восторг, что немедленно со мною и обручилась. Теперь я счастливый супруг! – Он удовлетворенно улыбнулся. – Однако глаза-то мои никуда не делись, и я не могу не согласиться с тем, что юная графиня – лакомый кусочек. Желаю тебе удачи, Антон! – при этих словах герр фон Штайнхайм многозначительно подмигнул своему другу.

Филипп промолчал. Беседа приняла неприятный ему оборот. Конечно же, прежде он сам сто раз говаривал в мужской компании о женщинах. Но сейчас речь зашла о девице, которую он лично знал и с которой его связывали почти семейные узы. Хотя он все же не был ее братом, у него почему-то возникло желание обсудить с господами политическое положение во Франции.

Некоторое время они возбужденно говорили о Карле Х и о том, что выход двух министров из кабинета Полиньяка усилил волнения по всей стране. После этого маленькая компания распалась: герр фон Штайнхайм отправился в отель к жене, герр фон Глессем решил сыграть партейку, а Филипп солгал, что условился о встрече с Францем.

Возвратившись во дворец фон Фрайбергов прежде хозяев, молодой барон поднялся в отведенную ему комнату и взял книгу, но скоро ее закрыл: его, как ни странно, одолела усталость. Раздевшись и приготовившись ко сну, он подошел к кровати и откинул сперва покрывало, затем одеяло.

Что это? Письмо? Письмо в постели?

Почерк Филипп сразу же узнал. Послание, начинавшееся словами mon amour, было адресовано, разумеется, не ему, а героине романа Элизы фон Фрайберг. Состояло оно из трех страниц, которые Филипп, движимый любопытством, тотчас пробежал глазами.

Сначала герой пространно воспевал красоту своей возлюбленной. Ах, ну почему для женщин так важно то, что на них надето? Впрочем, ежели убрать лишние детали и сделать язык менее вычурным, то этот абзац, пожалуй, зазвучит так, как если бы его написал мужчина. Подобным же образом следовало переделать сцену с гуляющей парой. «Лепестки роз» можно было оставить. Как и последние строки уже знакомой Филиппу страницы.

Он улыбнулся. Продолжение оказалось невиннее, чем он предполагал.

Моя рука чувствует твое прикосновение – как в тот раз, когда твои пальцы, освобожденные от кружев перчатки, переплелись с моими.

Навеки твой А.

Какое имя спрятала Элиза под этой буквой? Надо будет спросить – при удобном случае, разумеется. Скоро состоится новый бал. Во время танца они смогут поговорить, не привлекая к себе внимания.

Филипп сел за маленький письменный стол и взял перо, решив не откладывать правку: возможно, завтра же утром он сумеет незаметно возвратить Элизе ее работу. Только, само собой, он не станет подкладывать листки ей в постель!

В ту постель, на которой она спит и видит вполне невинные сны.

Филипп улыбнулся.

Глава 14

Назавтра в полдень Элиза села за рояль и стала играть. Маменька и баронесса фон Лаутербах тоже спустились в музыкальный салон. Maman расположилась со своим вышиванием на канапе, а тетя Берта откинулась на спинку кресла и слушала, закрыв глаза.

Элиза завершила сонату нежным пиано, и вдруг мужской голос произнес:

– Сударыня, вы позволите мне перевертывать для вас страницы?

Музыкантша слегка вздрогнула от неожиданности. Она не заметила, что Филипп фон Хоэнхорн вошел и стоял возле фортепиано. Она посмотрела на него. Он приподнял брови, и на губах его заиграла заговорщицкая улыбка. Элиза поняла.

– Буду вам признательна, – сказала она.

Филипп подошел еще ближе, чтобы видеть ноты и вовремя их перелистывать. «Он, наверное, музыкален», – подумалось ей.

Однако дело было, конечно же, не только в музыке. Заслонив пюпитр от взглядов маменьки и тетушки, Филипп подсунул под ноты сложенные рукописные листки.

Элиза благодарно кивнула. Она как раз искала способа, чтобы наладить дальнейший обмен черновиками. Идти к барону в спальню – во второй раз она бы на такое не решилась! Вчера ей сделалось неловко, когда она, пряча главу своего романа от слуг, приподняла покрывало на кровати гостя и увидела его ночной колпак и рубашку. Случалось, что братья показывались ей в таком одеянии, но то братья, а Филипп фон Хоэнхорн – чужой мужчина, и представлять себе, как он раздевается…

Вдруг нестройное созвучие заставило пианистку вздрогнуть. Элиза ошибалась крайне редко.

– Прошу прощения, – быстро промолвила она, бросив взгляд на маменьку. – Я давно не играла этого пассажа.

– Ваша игра превосходна, графиня, – произнес барон, и его похвала показалась Элизе искренней.

– Благодарю вас, но, думаю, на сегодня довольно. Покамест я вас оставлю, но мы снова встретимся на бале, не так ли?

– Непременно, и я очень этому рад.

Герр фон Хоэнхорн так подвинул ноты, чтобы Элиза могла незаметно забрать письмо и спрятать в карман своей широкой юбки. Сделав это, она встала и, кивнув, направилась к двери. Выходя, она слышала, как маменька спросила:

– Вы тоже играете на фортепьяно, барон?

– Ребенком играл, но теперь, к сожалению, нет.

Элиза тихо притворила дверь и поспешила в свою спальню. Ей не терпелось узнать, что же исправил Филипп фон Хоэнхорн, взглянув на ее сочинение глазами мужчины.

Она не могла не признать: теперь письмо зазвучало более энергически и… волнующе. Описание платья заменено было описанием самой героини, ее тела: тонкой талии, грациозного изгиба шеи, обтянутых чулками лодыжек, изредка показывавшихся из-под платья.

«Так вот что мужчины находят достойным упоминания! Как любопытно! – подумала Элиза. – Интересно знать, смотрел ли он когда-нибудь на меня таким же взглядом?»

* * *

Перед розовым балом залу великолепно убрали. Повсюду стояли букеты, и у каждой дамы в волосах была роза. Maman подобрала для Элизы пышный белый бутон, подходящий к платью. Он очень украсил прическу – высокий пучок, обернутый тонкими косицами.

Элиза чувствовала себя превосходно. Стоило ей войти в залу, господа тут же обступили ее и стали просить, чтобы она вписала их в свою бальную книжку.

Лорд Дэллингем ждал фон Фрайбергов перед входом и был, по видимости, слегка разочарован тем, что его приглашение оказалось не первым: графиня уже отдала два вальса барону фон Хоэнхорну. Элиза сочла нужным сделать это заранее, ведь ей непременно нужно было обсудить со своим литературным советчиком исправленное им письмо. Чтобы предпочтение, отданное ею этому молодому человеку, не бросалось в глаза, она также вписала в бальную книжку имя своего брата. А если Франц не захочет танцевать, то всегда найдется другой охотник.

Или же Элиза ненадолго покинет бальную залу и впервые за несколько дней с глазу на глаз побеседует с Анной, которая до сих пор не знала, какого помощника нашла ее подруга для своих литературных занятий. «Интересно, что она скажет?» – подумала Элиза.

* * *

– Ты с ума сошла! – воскликнула Анна, покачав головой.

Юная баронесса фон Креберн ненадолго отпросилась у своих родителей, однако вместо того, чтобы направиться в специальную комнату для дам, вовсе выскользнула из курзала. Стоя перед его освещенными окнами, подруги могли наконец поговорить.

– А что мне еще оставалось делать? – возразила Элиза, защищаясь. – Должна же я была объясниться, чтобы он не думал обо мне дурно!

– Ну так и объяснилась бы. Но зачем же брать Филиппа фон Хоэнхорна в помощники? Разве это не безумие?

– По-моему, нет. Ты не представляешь себе, сколько пользы может принести моему роману эта затея. Советы нашего гостя бывают очень ценны. Однако это только советы. Пишу по-прежнему я, а он только указывает мне, где я не сумела правильно передать, как мыслит мужчина.

Анна улыбнулась.

– Как мыслит мужчина? Я и сама могу тебе об этом рассказать. Мыслит он не слишком ясно и потому даже после свадьбы продолжает заводить новые знакомства среди женщин.

Элиза широко раскрыла глаза.

– Уж не хочешь ли ты сказать…

– Увы. Нынче мы получили письмо от моей старшей сестры. Она горько сетует на то, что ее муж развлекается (в худшем смысле этого слова) с какой-то театральной девицей.

– Не может быть!

– Именно так и есть. Маменька пропустила этот пассаж, когда читала письмо вслух, но я заглянула в него прежде, чем ей передать. – Анна вздохнула. – Насколько я поняла, с подобной неприятностью Каролина сталкивается уже далеко не впервые.

Элиза нахмурилась. Как такое возможно? Разве брачные узы не священны для обоих супругов? С другой стороны, с чего бы она стала сомневаться в правдивости слов Анны?

– А что ты называешь развлечением в худшем смысле слова? Думаешь, муж твоей сестры целовал другую женщину… э… в разные места?

– Это по меньшей мере. Наверное, он еще сделал что-то со своим мужским органом. Когда они с Каролиной приезжали к нам в последний раз, я слышала, как она сказала… – Анна прикусила губу.

– Ах, ну говори же скорей!

– Она сказала… – Анна опять умолкла. – Ай! Зачем же щипаться? Ну, изволь. Она сказала: «Ты не умеешь держать свой член при себе!»

Не вполне поняв смысл этих слов, Элиза ощутила то смутное волнение, которое возникало у нее при встрече с чем-либо недозволенным.

– Член? – осторожно переспросила она.

Анна кивнула.

– Надо полагать, речь шла не о руке и не о ноге, а о том, что еще по-латыни называется пенисом. Даже у маленьких мальчиков это есть – такой отросточек спереди. Чтобы справлять малую нужду. Однажды я видела, как пеленают моего племянника, ну и заметила эту штучку. Если они с ней рождаются, то вряд ли она потом отпадает.

С последним умозаключением Элиза поспорить не могла, однако представить себе, что мужчины прячут в штанах такой вот… пенис…

Вероятно, ей следовало побольше узнать о мужском теле? Ведь эти знания, пожалуй, были бы полезны для написания романа? Но… не идти же с такими вопросами к герру фон Хоэнхорну!

Глава 15

Со смешанными чувствами смотрел Филипп на многочисленных поклонников молодой графини фон Фрайберг, толпившихся в перерывах между танцами вокруг нее самой и ее родителей. С одной стороны, он радовался успеху Элизы, с другой —опасался, что теперь ему не удастся потанцевать с ней. Он очень глупо сделал, что не явился на бал к самому началу. Когда он вошел, графиня как раз приготовлялась танцевать с сияющим лордом Дэллингемом. Ему, Филиппу, она дружески улыбнулась, но до сих пор у них не было даже минутки для разговора.

Несколько раздосадованный тем, что недооценил популярность дебютантки, он без большой охоты стал ангажировать других дам. Сперва он танцевал с миловидной, но молчаливой фройляйн фон Биндхайм, затем с фройляйн фон Райнек, сообщившей ему по секрету свое имя – Margaux.

– Papa сперва хотел назвать меня Margot, – призналась она, – однако маменька решила, что будет очень похоже на escargot[10]10
  Улитка (фр.).


[Закрыть], а ей не хотелось, чтобы меня сравнивали с улиткой.

– Уверяю вас, такое сравнение никому не пришло бы в голову, – отвечал Филипп.

– Вы очень любезны, – произнесла фройляйн фон Райнек, с надеждой глядя своему кавалеру в лицо сияющими голубыми глазами.

Эта Марго была привлекательной барышней с округлыми щечками, светлыми волосами и довольно-таки пышным бюстом, однако Филипп, вопреки собственным ожиданиям, не получал удовольствия, танцуя с ней. То и дело посматривал он на двери залы, за которыми исчезла Элиза со своей подругой. «После этого вальса, – думал он, – я стану у входа и, когда графиня вернется, скажу ей… Однако же! Что я ей скажу? Быть может, условлюсь с ней о месте, где мы могли бы оставлять друг для друга письма?»

Музыка перестала играть. Филипп с поклоном поблагодарил фройляйн фон Райнек за танец и проводил ее к родителям, после чего сразу же направился к двери. Некая немолодая дама в бордовом платье впилась в него пронзительным взором. Имени ее он не помнил, помнил только, что она приходится какой-то родственницей фон Райнекам. Ответив на его вежливое приветствие, она хотела было завести с ним беседу, но в этот самый момент знакомое ему существо в белом впорхнуло в двери залы и шутливо тронуло его веером.

– Барон! Вы, наверное, меня искали? Следующий танец ваш!

Стараясь не показывать, как он рад столь своевременному появлению графини, Филипп с поклоном предложил ей руку. Она коротко приветствовала бордовую матрону и направилась со своим кавалером к середине залы.

– Я и не знал, что этот вальс мой, – тихо сказал он. – Мы с Францем, к сожалению, пришли на бал недостаточно рано, чтобы успеть ангажировать даму, пользующуюся таким успехом, как вы.

– Этого-то я и опасалась, зная своего брата. Потому заранее вписала вас обоих в мою бальную книжку. Кроме этого вальса я оставила за вами еще и последний танец. Пожалуйста, имейте это в виду.

Филипп не сдержал улыбки. Сестрица его друга оказалась особой не только предусмотрительной, но и довольно коварной.

– Так вы тоже хотели со мной говорить? – спросил он, кружа ее против часовой стрелки.

– Ну разумеется! Я хотела поблагодарить вас за труд. Вы улучшили мое письмо, и притом сделали это деликатно.

– Я рад был помочь, – ответил Филипп, не покривив душой. – Ежели вам снова потребуется…

– Само собой… Или вы думали отказаться?

– Что вы! Нет!

Элиза удовлетворенно кивнула.

– Не далее как сегодня утром я сочинила ответное письмо героини к герою. Желаете взглянуть?

Ловко избежав столкновения с другой парой, несшейся по залу чересчур лихо, Филипп сделал несколько шагов на месте.

– Охотно. Если вы и впредь позволите мне помогать вам, то, вероятно, мне следует знать, к кому я… то есть к кому А. обращается. Кстати, какое имя скрыто под этой буквой?

Дождавшись подходящего момента, они продолжили кружиться по зале.

– Этого я покамест и сама не знаю, – призналась Элиза. – Героиня называет его mon amour, но ведь так не подпишешься? Разве могли бы вы завершить послание к возлюбленной словами votre amour?[11]11
  Ваша любовь (фр.).


[Закрыть]

Как отличался взгляд Элизы от взглядов других молодых дам! Ее глаза выражали подлинную любознательность, лишенную всякого кокетства. Прежде Филипп находил эту девушку чересчур серьезной и думал, что беседы с ней будут навевать на него тоску. Теперь же у них была общая тайна, и скучать им не приходилось.

– Ну так как же? – спросила Элиза, прерывая его размышления.

– Нет, графиня. Словами votre amour я бы, конечно же, не подписался. Это было бы крайне самонадеянно с моей стороны.

– Вот и я так подумала, – улыбнулась сочинительница.

– Хорошо. Тогда, я полагаю, нам нужно придумать какой-нибудь способ, чтобы незаметно обмениваться письмами. Нет ли в саду какого-нибудь места, где можно оставлять листки?

– Сад? Какая прекрасная идея! Постойте-ка…

– Стоять нам сейчас никак нельзя, не то на нас обратят нежелательное внимание. С вашего позволения, я бы лучше продолжил танцевать.

– Да вы шутник! – рассмеялась Элиза. – Я знаю, как мы поступим. В глубине нашего сада есть вишня, а в стволе ее дупло – примерно на высоте вашего лица. Завтра утром я положу туда рукопись, а вы заберете, когда найдется время.

– Буду ждать с интересом.

Филипп привлек свою даму чуть ближе к себе и закружил в другом направлении. Она поглядела на него удивленно, но с легкостью приноровилась к его шагам. Теперь он получал истинное удовольствие от танца, не боясь вызвать неодобрение тех, кто придерживался устарелых взглядов. Кружась по часовой стрелке, дама и кавалер соприкасались теснее, нежели при вращении в левую сторону, однако с Элизой эта вольность не казалась чрезмерной. До конца вальса они более не разговаривали, а только улыбались.

– Благодарю вас за танец, графиня, – промолвил Филипп, поклонившись.

– Пожалуйста, называйте меня по имени, – сказала Элиза. Лицо ее слегка раскраснелось от быстрого движения. – Ввиду той дружбы… Ввиду того, что вы друг моего брата. Мы с вами тоже могли бы говорить по-приятельски. Тогда, по крайней мере, когда мы одни.

Филипп приподнял брови.

– Вы уверены, Элиза?

Ее имя легко слетело с его губ, и он улыбнулся. Ему и самому казалось, что это довольно неловко – вместе сочинять любовные письма, обращаясь друг к другу по титулам.

– Тогда уж и вы, пожалуйста, зовите меня Филиппом.

Она серьезно кивнула.

– В таком случае до встречи в последнем танце, Филипп.

– Я разыщу вас, Элиза, – сказал он, идя с ней под руку в тот конец залы, где были граф и графиня.

Приближаясь к родителям, дебютантка встретила ожидающий взгляд своей маменьки. Отец беседовал с молодым англичанином. «Он подошел, чтобы меня ангажировать, – подумала Элиза и, заметив, как лорд просиял при виде ее, предположила: – Уж не появился ли у меня первый настоящий поклонник?»

Эта догадка обрадовала ее. Филипп же, напротив, предпочел бы, чтобы юная сочинительница не спешила связывать себя брачными узами, а пожила «в свое удовольствие» – он от души желал ей этого, ибо, по словам Франца, таково было ее собственное желание. Филипп не мог отрицать: мысль о том, что Элиза скоро выйдет замуж и они, вероятно, уже никогда не увидятся, вызывала в нем не самое приятное чувство. Ее прелестное тело, которого он только что касался в танце, будет принадлежать супругу… Не слишком ли Элиза юна для этого?

Глава 16

Анна также не могла пожаловаться на недостаток кавалеров. Галоп с Францем столь утомил ее, что она попросила мсье де Шарвилля, которому был обещан следующий танец, позволить ей отдохнуть. Тот охотно пошел навстречу желанию дамы, ведь и не танцуя можно провести время с приятностью – к примеру, беседуя за бокалом шампанского, на поиски которого он немедля отправился.

Ожидая его возвращения, Анна стала оглядывать залу. Вот Франц (танцует с Марго фон Райнек), вот родители, вот Элиза в паре с лордом Дэллингемом. Все как будто бы развлекаются в свое удовольствие. А вот герр фон Хоэнхорн. Он беседует с двумя какими-то господами под неодобрительным взором старой баронессы в бордовом платье. Очевидно, ей не нравится, что трое молодых кавалеров дают себе отдых, в то время как есть еще дамы, сидящие по краям залы в ожидании приглашения.

Между прочим, во время предпоследнего танца этот Филипп фон Хоэнхорн очень любезничал с Элизой. Спору нет, они составили элегантную пару, однако их чрезмерная увлеченность беседой насторожила Анну. Уже не о романе ли они говорили?

Элиза, определенно, совершила ошибку, обратившись к другу своего брата за помощью в сочинительстве. Да еще в каком сочинительстве! В написании любовных писем!

С другой стороны, ее можно было понять. Девушке трудно проникнуть в мужскую душу. А если Элиза что-то делает, она отдается этому всем сердцем. Лучший тому пример – ее музицирование. Анна начала учиться в одно время с ней, но до сих пор играла лишь несложные пьесы, без конца одни и те же. Элиза не боялась трудных пассажей. Она упражнялась с неослабевающим рвением и потому стала превосходной пианисткой – в отличие от Анны, которая только и могла, что брать простенькие аккорды, аккомпанируя своему пению.

Мсье де Шарвилль наконец-то вернулся с бокалом шампанского. Поблагодарив кавалера любезной улыбкой, Анна сделала маленький глоток. Ее язык ощутил легкое покалывание, а по горлу разлилась приятная прохлада.

Мсье де Шарвилль заговорил о погоде. Как неожиданно! Не показывая своей досады, Анна согласилась, что сегодняшний день, солнечный и свежий, выдался чудесным, однако вчера было душновато. Из вежливости она спросила о том, жарко ли летом в Париже, и получила пространный ответ, не слишком внимательно выслушивая который попивала шампанское и время от времени кивала.

Какая тоска! Вот почему Анна куда охотнее беседовала с дамами. С ними она, по крайней мере, могла говорить о чем-то интересном. Единственным мужчиной, не навевавшим на нее скуку, был Юлиус фон Фрайберг: в прошлом году он не счел ниже своего достоинства рассказать ей об учебе в университете. По совету отца он, как и старший брат, выбрал своим основным предметом юриспруденцию, однако при всякой удобной возможности посещал также лекции по медицине, очень его увлекавшие.

– Человеческое тело поистине чудесно, – произнес Юлиус мечтательно, но тут, увы, появился Франц и напомнил ему, что говорить с кузиной о человеческом теле непристойно.

Старший из братьев фон Фрайбергов иногда бывал невыносим, потому что не воспринимал ее, Анну, всерьез, да вдобавок зачем-то всегда подчеркивал их родство. Уж не затем ли, чтобы держаться с ней так же покровительственно, как ее родные братья? Mon dieu![12]12
  Боже мой! (фр.)


[Закрыть] Их прабабушки были сестрами! Те ли это кровные узы, о которых следует часто вспоминать?

Марго фон Райнек Франц, по-видимому, нравился. Склонив голову, она благоговейно смотрела на него снизу вверх. А ему это, кажется, льстило. Может быть, Анне тоже не мешало бы опробовать на ком-нибудь этот взгляд?

Наконец прозвучали завершающие аккорды очередного танца. Мсье де Шарвилль поклонился и пошел разыскивать следующую свою даму.

Анна заглянула в свою бальную книжку, хотя и без этого помнила, с кем ей теперь танцевать. С английским лордом. Если, конечно, он сможет расстаться с Элизой. Ему, очевидно, этого не хотелось. Потому-то он не только проводил молодую графиню к родителям, но и задержался возле них, чем отец семейства фон Фрайберг тотчас воспользовался, чтобы завести с ним обстоятельную беседу.

Но вот старшая графиня что-то сказала ему. Он, вздрогнув, обернулся. Конечно же, он забыл о танце с баронессой фон Креберн.

«Спасибо, тетя Фридерика», – облегченно вздохнув, прошептала Анна, когда лорд Дэллингем, отыскав ее взглядом, решительно направился к ней. Между тем оркестр уже заиграл. Простоять на краю залы второй танец подряд, да еще и без кавалера, было бы весьма неприятно.

– Леди Анна, надеюсь, вы простите мне мою задержку? Я еще могу вас просить? – произнес англичанин с поклоном.

Анна улыбнулась – милостиво, как ей показалось, – и подала ему руку.

– Расскажите мне о Лондоне, – промолвила она, чтобы избежать наскучивших ей разговоров о погоде. – Я бы хотела когда-нибудь там побывать.

Взгляд à la Margaux, увы, не возымел особенного действия на лорда Дэллингема. Однако, добросовестно исполняя просьбу своей дамы, он многое рассказал ей об английской столице, причем не только о балах и приемах, но и о том месте, которое посещал с большей охотой, – о Британском музее.

– Почти восемьдесят лет назад один врач и ученый передал нашему государству свою библиотеку и коллекцию редкостей. С тех пор это собрание оберегается и пополняется. – Глаза Лорда Дэллингема заблестели. – Первоначального здания, Монтегю-Хауса, стало не хватать, поэтому не так давно решено было построить новое.

– Вот как? Надо полагать, в этом музее чрезвычайно интересно, – проговорила Анна с неподдельным любопытством.

– О да! Когда построят новое здание… На это уйдет лет двадцать, но каким великолепным оно будет! В классическом стиле… Впрочем, я не хотел бы вас утомлять, леди Анна.

– Вы меня нисколько не утомляете. Расскажите мне, что в этой обширной коллекции производит на вас самое большое впечатление?

– Мраморные скульптуры и их фрагменты, вывезенные лордом Элгином из храма Парфенон, что в афинском Акрополе, – ответил англичанин, не раздумывая. – Они поразили меня, и я захотел воочию увидеть их родину. Для того и затеял этот grand tour.

– Лорд Элгин просто выломал эти скульптуры и погрузил на корабль? – удивилась Анна. – Разве такое возможно?

– Выходит, что да, – ответил лорд Дэллингем несколько смущенно. – Конечно, с нравственной точки зрения этот поступок далеко не безупречен. Многие упрекали лорда Элгина в воровстве. Однако он обессмертил свое имя. Теперь те скульптуры называют не иначе как «мраморами Элгина».

– Сомнительная слава, – возразила Анна.

Лорд Дэллингем кивнул.

– И все же я, признаться, выиграл от того, что эти шедевры находятся в Лондоне. А в Италии и Греции меня ждут новые встречи с сокровищами античности. О, как я этому рад! Быть может, я заеду даже в Египет.

«Ну а сейчас, сдается мне, вы ищете встречи с сокровищем менее древним – с красотой Элизы», – подумала юная баронесса фон Креберн, заметив, что кавалер высматривает кого-то среди других танцующих.

– Скажите, леди Анна, вы ведь, кажется, дружны с леди Элизой? – спросил он.

Анна подавила вздох. Разговор так интересно начинался…

– Мы знаем друг друга едва ли не с рождения.

– В самом деле? В таком случае вы наверняка сможете мне подсказать, каким цветам она будет рада. Я хотел бы послать ей букет.

Пару мгновений Анна боролась с соблазном посоветовать лорду ненавистные Элизе гвоздики. Но это был бы мелочный поступок, продиктованный завистью. Нет! Лорд Дэллингем – видный молодой человек, и графу он нравится. Сама Элиза тоже отзывается о нем весьма благосклонно. Возможно даже, она могла бы в него влюбиться.

Анна не преградит подруге путь к счастью!

– Розы, – последовал ответ. – Элиза любит розы.