Текст книги "Украденные ночи"

Неподалеку раздался скорбный крик совы. Влетевший в окно ветерок прошелестел над влажными телами любовников, разбросал по полу лепестки отцветшей розы, которая с любопытством заглядывала через решетку беседки, и улетел бродить по просторам «Дивной рощи». Голова Амалии покоилась у него на руке, словно на подушке, а его лицо затерялось в концах ее каштановых волос.

– Je t'aime, – прошептал он с тихим обожанием. – Я люблю тебя.

– О, Жюльен!.. – Амалия открыла глаза.

На какое-то мгновение он замер, потом пошевелился, приложив указательный палец к ее губам. Когда она послушно умолкла, приподнял голову и прижал свои теплые губы к тому месту, где только что был его палец. Затем он высвободил из-под нее руку и, перевалившись на бок, поднялся. Она услышала, как он ищет во тьме свои брюки и туфли, как надевает их.

– Зачем? – спросила Амалия.

Он не ответил, протянув руку, чтобы помочь ей подняться. Наклонившись, он собрал разбросанную одежду и протянул ей. Когда Амалия прижала этот теплый матерчатый комок к себе, он подхватил ее и поднял на руки.

– Что ты делаешь? – тихо засмеялась она.

Он провел губами по ее лбу и ответил низким сдавленным голосом прямо ей в ухо:

– Возвращаю тебя туда, где ты должна быть.

– Ты хочешь сказать?.. О-о нет! Отпусти меня! – попыталась вырваться Амалия.

Не обращая внимания на ее слабые протесты, он вышел из беседки и зашагал по мокрой от росы траве к дому. Миновав одну из «гарсоньерок», он оказался почти у самого входа в лоджию и, не задерживаясь, поднялся по лестнице на верхний этаж, приблизившись к единственной незапертой двери. Амалия нажала на ручку, и дверь отворилась. На мгновение он задержался в своей спальне, и Амалия решила, что он хочет оставить ее здесь, но потом решительно направился к раздвижной двери в ее комнату. Дверь была так аккуратно подвешена, а шарниры смазаны, что беззвучно уступила нажиму его плеча. Уверенно ориентируясь даже в темноте, он подошел к высокой кровати и бережно опустил Амалию в постель, забрав у нее капот, который она все еще прижимала к груди.

– Не уходи! – попросила она, схватив его за руку, прежде чем он успел отдалиться, чтобы уйти.

Она не ожидала, что так напрягутся вдруг мускулы на его руке.

– Да как же я могу?! – только и смог выдохнуть он.

Амалия отодвинулась, уступая место рядом. Он скинул с себя одежду и туфли быстрее, чем она управилась со своей сорочкой. Скрипнул матрац, и он очутился рядом, прижимая ее прохладное тело к своему пышущему силой и жаром торсу. Он приклонил голову ей на плечо, а затем заскользил рукой по ее бедру, пока губы гладили ароматную шелковистость волос у нее на виске. Амалия прижалась щекой к его обнаженной, вздымающейся в экстазе возбуждения груди и закрыла глаза. Ее рука скользнула вниз, внезапно почувствовав затвердевшую плоть его естества. Она прижалась к нему с новой силой, пристроив свое бедро меж его бедер. Их тела гармонично сочетались, словно были сделаны по заказу. Улыбаясь этой мысли, Амалия припала губами к пульсирующей жилке у основания его шеи, ощутив языком солоноватую прелесть его кожи. Ее улыбка стала шире, когда она почувствовала, как его тело отзывается на каждое ее движение.

– Спи, cherie, – прошептал он сдавленно.

– Мне не до сна.

– Мне тоже. – Его пальцы остановились на ее груди, потом слегка прикоснулись к мягкой вершинке одного из холмиков, превратив его в напрягшийся пик.

Усталая, но счастливая, Амалия через какое-то время заснула, ощущая, как его рука отводит спутавшиеся пряди от ее лица. Она не заметила, когда он покинул ее.

Солнце ярко светило высоко в небе, когда Амалия, одетая в синее с манжетами платье для верховой езды, украшенное по лифу плетеными застежками, вышла из дому вместе с Айзой, чтобы начать объезд своих владений. Проснулась она довольно рано и уже успела выдать продукты из кладовки и коптильни, позавтракать, одобрить меню на день и посмотреть, как продвигается шитье летней одежды для работников. Теперь она собиралась посетить маслобойню, расположенную в некотором отдалении от дома, и проверить, как идет прополка на огороде, который снабжал овощами домашнюю кухню. Но перед этим она хотела прокатиться – просто проветриться.

У крыльца ее поджидал конюх, державший под уздцы каурого мерина для нее и пони для Айзы; он был явно недоволен, что хозяйка отправляется верхом без него. Но Амалия настояла на своем: во-первых, она не собирается отъезжать далеко, во-вторых, с ней будет Айза, который в случае чего всегда позовет подмогу. Она поднялась на приступочек крыльца и вскочила в седло. Расправив юбки, чтобы прикрыть ноги в сапогах, Амалия взяла поводья, поправила широкополую шляпу с высокой тульей и щегольским плюмажем и нетерпеливо взглянула на Айзу, которому конюх помогал взобраться на пони.

Амалия чувствовала некоторую усталость – болели мышцы, чего раньше никогда не было. Но она только улыбнулась, вспомнив о напряженных трудах прошедшей ночи. Амалия была расстроена и даже обижена, не обнаружив утром Жюльена рядом, она расценила это как предательство: ускользнул, ничего не сказав, после того, что было между ними ночью. Она совсем было решилась войти к нему в комнату, разбудить его и потребовать объяснений, но странная робость остановила ее. Днем Жюльен становился совсем другим: сдержанным, официальным, каким-то совсем чужим. Одни и те же слова, произносимые им ночью и днем, были так же непохожи, как ночь и день. Амалия не вошла к Жюльену, ибо боялась увидеть его вечно насмешливый взгляд. Нет, этого она бы не вынесла сегодня.

Амалия избрала дорогу, по которой ездили фургоны и которая вела в сторону полей. Она проходила мимо сушильни для белья, коптильни, бондарной и маленькой часовни – небольшой, но увенчанной миниатюрным шпилем постройки, правда, без колокольни (колокол висел на столбе возле входа), возведенной по приказу Мами. Изредка она приходила сюда молиться, но в основном ею пользовались работники и прислуга. Время от времени приход присылал сюда священника, который служил мессы и исповедовал желающих. Окинув часовню хозяйским взглядом, Амалия отметила про себя, что здание необходимо срочно подлатать и побелить: от дождей, наводнений и ветров штукатурка кое-где облезла и отстала.

Что за прелесть быстрая езда на лошади по бескрайним полям, когда кругом тишина и только слышен шорох тростника! Сквозь перистые облака мелкими бликами пробивалось золото солнечного света и падало пятнами на зеленые гребни волн в безбрежном море тростника, колыхавшегося при каждом порыве ветра.

Настоящая жара еще не наступила, хотя лето быстро входило в свои права. С утра было прохладно, и только к обеду жара прибывала. Через несколько недель должен наступить сезон лихорадок, но уже сейчас нужно было думать о переезде на остров Дернир. Амалия мечтала об этом дне: она никогда еще не видела океана. Фелисианас, где она жила с тетей, считался местностью, удаленной от заболоченных низменностей Нового Орлеана, а потому целебной для здоровья. Но все равно хотелось побывать на море. Они с тетей не могли и мечтать об отдыхе на побережье или хотя бы где-нибудь у воды, в местах вроде Саратоги[10]10
  Саратога-Спрингс – старейший центр отдыха на северо-востоке Америки, ныне один из известных бальнеологических курортов США.


[Закрыть], Белых Серных Ключей или Соленых Озер. О купании в море, как о чем-то приятном и весьма полезном, Амалия была наслышана, но запомнилось другое: в подобных местах требуется соответствующий костюм. «Сегодня же вечером поговорю об этом с Мами», – решила Амалия.

К счастью, будущий урожай от наводнения почти не пострадал, зато польза получилась огромная: вода, уходя с полей, оставила такое количество плодородного ила, что тростник стал расти буквально по часам и теперь стоял высокий, сочный и зеленый. Верно люди говорят: не было счастья, да несчастье помогло. Если не побьют сильные ветры, которые приходят сюда позже, урожай будет отличным, а значит, и прибыль – неплохая.

Невдалеке виднелась группа людей. Оттуда доносились голоса и крики застоявшегося мула. Там начинались кукурузные поля, урожаем с которых кормились скот и рабы. Работники рыхлили землю между ровными рядами зеленых побегов и выпалывали сорняки. На дороге рядом с ними стоял всадник, который, вероятно, наблюдал за работой. Сначала Амалия подумала, что это Патрик, но потом поняла, что у всадника слишком красивая для надсмотрщика осанка. Минуту спустя она увидела и самого Патрика Дая, который стоял под деревом и распекал нерадивого работника. По полю гарцевал Роберт. Он повернул голову в сторону Амалии и приветственно помахал рукой. Амалия в ответ помахала хлыстом, но приблизиться не захотела. Вместо этого она повернула лошадь на тропу, которая вела обратно к дому, но мимо маслобойни и огорода.

– Мусье Роберт, он хороший человек, – раздался у нее за спиной голос Айзы.

За мыслями о Роберте Амалия чуть не забыла о своем верном паже.

– Да, он такой, – улыбнулась она мальчугану, думая о чем-то своем.

– Не такой, как мусье Дай.

– Конечно, не такой, – согласилась Амалия.

– Почему же тогда вы не остановились, чтобы поговорить с ним? – спросил Айза, морщась от солнца, которое светило прямо в лицо.

– Он занят, и мне не хотелось мешать ему, – пояснила Амалия. – Кроме того, у меня масса собственных дел.

– Он иногда приезжает в большой дом. Но теперь реже. Если он приедет сегодня, я покажу ему свою новую картинку с черепахами, которые плавали в фонтане мусье Джорджа, – сказал Айза, скроив самую невинную физиономию, но в его глазах искрилось лукавство.

Амалия понимала, что поощрять мальчика в подобных затеях не следует, но не могла скрыть улыбку. А дело было так: однажды утром англичанин огорчился, обнаружив в фонтане не только тройку разомлевших на солнце черепах, которые плавали на куске дерева, но и маленький башмак, круживший по зеркальной поверхности воды. «Роберт наверняка оценил бы эту шутку», – подумала Амалия.

Неважно, как это выглядело со стороны, но она не сторонилась этого человека. Да и почему, собственно, она должна была его сторониться? Роберт прикоснулся к ней, и она что-то почувствовала – обычная реакция нормальной женщины, не лишенной элементарных чувств. Стоит ли придавать этому пустяковому случаю ореол таинственности да еще с оттенком интима? В этом не было ни смысла, ни надобности. Да и он сам давно уже забыл о столь незначительном факте. Она тоже забудет о нем. Выбросит из головы, словно никогда и не было. До сих пор Амалия не вспоминала об этом: Жюльен помог ей избавиться от мимолетного наваждения.

В маслобойне в этот день делали масло. Амалия наблюдала, как женщины готовят маслобойки к работе, ошпаривая их кипятком; как вытягивают из огромного бака с водой ведра, в которых стояли кувшины с охлажденным молоком. Она не ушла до тех пор, пока с цельного молока не сняли сливки, а затем уж начали сбивать масло.

В огороде Амалия осмотрела аккуратные грядки овощей, перемежающиеся с делянками клубники, зеленого горошка и обрамленные кустами малины, разросшейся вдоль изгороди. Английский горошек и капуста почти сошли, а шпинат и салат можно было использовать на семена. Шалот[11]11
  Многолетнее травянистое растение рода «лук»; в пищу потребляют молодые листья.


[Закрыть] в этом году уродился неплохо, горчица и редис должны были подрасти, а ирландский картофель, пока не стал слишком крупным для варки, надо было выкапывать. Стручковый горох и фасоль доспевали, через несколько дней их можно будет собирать. Амалия заставила старика, следившего за огородом, выполоть все сорняки и распорядилась, чтобы на кухню снесли зелень к обеду, лук и картофель – к ужину, и только потом вернулась на центральную усадьбу.

Амалия оставила лошадь в конюшне, а сама пошла к дому пешком. Айза ковылял рядом. Она замедлила шаг, чтобы мальчик не очень напрягался. Проходя невдалеке от кухни, Амалия предложила ему напиться, а заодно сказать, чтобы принесли две чашки кофе и два стакана холодной воды ей и Мами, которую она собиралась навестить. Мадам Деклуе все реже выходила из дому, но любила слушать подробные отчеты о том, что происходит вокруг.

На нижней лоджии Амалия заглянула в сумрачную прохладу столовой, благо дверь была распахнута настежь. Дверь из столовой на галерею тоже была открыта, и мягкий ветерок продувал нижний этаж дома. Со стороны галереи раздавались голоса. Амалия прислушалась. Перекинув шлейф платья для верховой езды через руку и подхватив другой рукой юбки, она направилась в ту сторону.

На пороге столовой Амалия остановилась, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Стол был накрыт к ленчу. В стеклянной мухоловке, стоявшей посередине стола, билась одинокая муха, сердитое жужжание которой нарушало сонную тишину комнаты. Пустые тарелки и стаканы, кроме одного, лежали перевернутыми вверх дном, чтобы по ним не ползали мухи. Амалия перевернула этот единственный забытый кем-то стакан и, обойдя стол, заспешила к выходу на галерею.

– Да говорю же я тебе, что не хочу ждать!

– Не так громко, дорогая Хлоя, ты разбудишь ее. Я советовал бы тебе набраться терпения и ждать. Это самый надежный способ добиться желаемого.

Первый голос, несомненно, принадлежал Хлое. Второй, твердый, но тихий, чуть громче шепота, принадлежал мужчине, с которым она встречалась в своей спальне все последние недели. Этот голос волновал, тревожил и будил воспоминания. Амалия вышла на галерею, улыбаясь от предчувствия радостной встречи, готовая поддержать беседу, и… остановилась, потрясенная увиденным. Расстроенная Хлоя сидела в качалке, окрестив руки и нервно сжимая пальцами локти. Мами возлежала в кресле, откинув голову на его спинку и закрыв глаза. Она, судя по всему, заснула, не забыв прикрыть колени шалью. Высокий темноволосый мужчина стоял, опершись спиной на одну из колонн. Солнце светило ему прямо в затылок, оставляя лицо в тени. Но это был не Жюльен, как подумала она в самом начале, а Роберт.

Рой самых диких, самых невероятных подозрений пронесся в ее голове, но каждое из них, как бы оно ни объяснялось обстоятельствами, требовало такого коварства, такого согласованного обмана, такого презрения к ее чувствам, что в это нельзя было поверить. И вместе с тем она могла поклясться, что тихий мужской голос, который она только что слышала, мог принадлежать только одному человеку, тому, кто уверял ее в вечной любви, кто был с ней в постели и подарил ей ночь фантастического наслаждения в беседке сада.

7.

Роберт выпрямился, его темно-синие глаза настороженно смотрели на мертвенно-бледное лицо Амалии.

– Боже мой! – бросилась к ней Хлоя. – Ты выглядишь так, словно тебя ударили!

Нечеловеческим усилием воли Амалия заставила себя вяло улыбнуться.

– Перегрелась на солнце, наверное, – выдавила она с трудом.

– Что-что? Где? – моргала Мами спросонья, но, увидев Амалию, успокоилась. – А, это ты, ma chere! Ну, подойди же ко мне и расскажи, чем занималась сегодня?

– Да-да, сейчас… – Амапия чувствовала, что ей необходимо побыть одной хотя бы минуту. Ухватившись за ничтожный повод, она пробормотала: – Пойду вымою руки… простите. Я… я просила принести кофе. Надеюсь, вы останетесь, к-кузен Роберт?

Окинув Мами и Хлою каким-то странным затравленным взглядом, Амалия так и не смогла встретиться глазами с человеком, который стоял у колонны. Она быстро прошла в конец галереи и поднялась наверх. Амалия не помнила, как пересекла холл, как рывком отбросила дверь в свою комнату, как ворвалась внутрь и остановилась словно вкопанная. Какое-то время она не могла прийти в себя: щеки горели, в висках стучало, мысли путались. Спустя минуту Амалия заставила себя подойти к умывальнику; руки предательски дрожали, когда она наливала из кувшина воду. Амалия машинально взяла полотенце, украшенное мережкой, и стала медленно вытирать мокрое лицо. Из зеркала на нее смотрело растерянное лицо с широко распахнутыми изумленными глазами.

«Нет, этого не может быть, – думала Амалия с отчаянием. – Это просто невозможно, немыслимо!»

Однажды Амалия уже ошиблась, приняв голос Роберта за голос мужа. Это произошло в первый день ее знакомства с кузеном в гостиной Мами. Поэтому напрасно она расстраивается: просто у них очень похожие по тембру голоса. И все-таки ошибалась она или нет?

Амалия отбросила полотенце и посмотрела на дверь, ведущую в спальню мужа. Решительно, боясь передумать, она раздвинула двери и вошла в комнату Жюльена.

Плотные занавеси на громадных французских окнах не пропускали свет. В комнате царил полумрак. Жюльен лежал на животе поперек кровати, простыня сбилась и прикрывала поясницу и ноги. Он спал без ночной рубашки, и Амалии показалось, что она видит красноватую полоску от пояса кальсон.

Звук скользящей двери, вероятно, разбудил его, потому что, когда Амалия подошла к кровати, он с трудом открыл один глаз, но, увидев ее, быстро закрыл.

– Жюльен, проснись! – Амалия слегка потрясла его за плечо.

– Да, cherie, – ответил он хриплым спросонья голосом.

– Когда ты вернулся вчера вечером? – спросила Амалия, облизнув пересохшие губы.

Он сладко потянулся, переворачиваясь на бок, чтобы устроиться поудобнее, и, подперев голову рукой, наморщил лоб, обдумывая ответ. Наконец сказал:

– Я не помню… Однако будить человека столь странным вопросом и ожидать, что он ответит, не сделав маленького глотка cafe au lait, чтобы прийти в себя, по-моему, бесчеловечно.

– Кофе принесут, если ты скажешь, как долго ты еще оставался в городе после нашего отъезда и чем занимался вчера поздно вечером.

– Это допрос, моя дорогая? – спросил Жюльен, всматриваясь в бледное лицо жены. – Я вчера вел себя неприлично?

Амалия отрицательно покачала головой, смущенно потупившись.

– Я обидел тебя?

– Нет-нет! – ответила она поспешно.

– Возможно, я сказал что-нибудь лишнее, чего не следовало говорить? – настаивал Жюльен, приподнимаясь на подушках. – Если это так, то извини меня, дорогая. Боюсь, вчера я немного перебрал.

Амалия взглянула на мужа и уловила в его глазах тревогу.

– Мне не показалось, что ты был хоть сколько-нибудь пьян, – сказала она в замешательстве.

– Ты льстишь мне, chere. Порой я веду себя как остолоп. Если я тебя чем-то обидел, извини. Клянусь, я этого не хотел.

Его слова прозвучали искренне и убедительно. Голос казался низким и все еще хриплым. Но был ли это тот самый голос, ответить определенно Амалия не могла.

– Ты помнишь хоть что-нибудь из прошлой ночи? – спросила она с надеждой.

– Немного, – усмехнулся он плутовски.

Эта таинственная многозначительность окончательно развеяла ее сомнения. «Конечно, это был он!» – мысленно решила Амалия, а вслух спросила:

– Почему же ты сбежал от меня?

Вопрос вырвался сам собой и был неожиданным как для него, так и для нее самой. Жюльен нахмурился, в его прищуренных глазах, казалось, промелькнула всепонимаю-щая мысль.

– Ты имеешь в виду после… – Он замялся, подыскивая нужное слово.

– Да, после! – пришла ему на помощь Амалия.

– Я хотел избавить тебя от ненужных эмоций. Утром многое видится по-другому. И потом, за годы холостяцкой жизни я привык, честно говоря, спать один.

В последних словах мужа Амалия уловила иронию. «Если он действительно прошлой ночью был пьян, – подумала она, – то лучше бы таким и оставался».

– Прошу прощения, что разбудила. Если хочешь спуститься, то Роберт внизу. Мы как раз собирались пить кофе.

– Думаю, я выпью кофе здесь, наверху, и без моего драгоценного кузена, – произнес он медленно.

– Как хочешь, – кивнула она, поворачиваясь к двери.

– Амалия?

– Да?

– Нет, ничего, – сказал он сдавленным голосом и бросился на постель, зарывшись головой в подушки.

Позвонив Тиге, Амалия переоделась в платье из бледно-желтого поплина с кринолином и вернулась в нижнюю галерею. Она, кажется, сумела взять себя в руки и теперь выглядела деятельной и даже веселой. К концу ленча появился Айза, он принес рисунки с черепахами. Амалия подтолкнула мальчика вперед, чтобы он показал свои творения не только Роберту, но и всем остальным. Айза немного робел, особенно перед Джорджем, который присоединился к компании чуть позже, но сразу же успокоился, когда англичанин искренне рассмеялся, оценив шутку мальчугана.

Несколько раз Амалия ловила себя на том, что ее взгляд невольно останавливался на Роберте. Сам Роберт никакого интереса к ней не выказывал. Он беззлобно посмеивался над Джорджем и его прудиком с черепахами или подтрунивал над своей тетей за то, что она задремала, пропустив кульминацию монолога Хлои. Ничуть не смущаясь, мадам Деклуе объясняла это долгими бессонными ночами, которые ей приходится проводить в раздумьях о проблемах семьи и дома. Амалия корила себя за мысли, будто такой мужественный человек, как Роберт, мог выдавать себя за Жюльена только для того, чтобы попользоваться женой своего кузена. У Роберта и без того был достаточно большой выбор красивых женщин, о чем рассказывала ей Хлоя и в чем Амалия ни секунды не сомневалась. Кроме того, Жюльен всегда входил к ней из собственной спальни. Не мог же ее муж, человек гордый и самолюбивый, участвовать в столь кошмарном заговоре! «Нет-нет, это абсурд! Бред какой-то!» – ужаснулась Амалия собственным мыслям о том, что предательство это началось не вчера, ведь мужчина, лишивший ее невинности, и мужчина, с которым она провела ночь в беседке, был одним и тем же лицом. В этом-то она была абсолютно уверена: те же объятия, те же поцелуи, та же невероятная, ни с чем не сравнимая нежность. Воспоминание о странной реакции на случайное прикосновение Роберта, которое легко объяснялось с позиции заговора, Амалия отбросила сразу как не имеющее связи с происходящим. Спокойнее было думать, что это всего лишь нервный срыв. Иные мысли смущали да и, что говорить, унижали ее.

Поэтому, когда Роберт поднялся, чтобы откланяться, Амалия на его вежливый поклон ответила легким кивком, но руки не подала. Она стояла и задумчиво смотрела, как он целует в щеку Мами, как торопливо обнимает Хлою, прощается за руку с Джорджем.

Появление гостей отвлекло Амалию от подозрений и глупых мыслей. В тот вечер на дорожке, ведущей к дому, появилась повозка. Первым из нее вышел месье Калло – плотный, почтенного вида мужчина с благородной сединой. Он помог спуститься четырем дамам: сестрам Одри, мадам Калло и дочери Луизе. Чета Калло, вернувшись из очередного вояжа, собиралась провести несколько дней, а то и недель на природе, прежде чем приступить к делам в городе.

Жюльен сам встречал гостей. Особое внимание, оказываемое им месье Калло, было продиктовано прежде всего интересами дела: гость осуществлял закупку практически всей продукции, производимой на плантации «Дивная роща». Жюльен не особенно интересовался тем, как растет сахарный тростник, но прибыль, получаемую от урожая, считать любил и умел. На нижнюю галерею приказано было подать джулеп[12]12
  Коктейль, состоящий из виски или коньяка, сахарной воды, мяты и льда (амер.).


[Закрыть] для мужчин, eau de sucre[13]13
  Сироп (фр.).


[Закрыть] и оранжад для дам. Но дамы, не желая участвовать в скучных разговорах о купле-продаже, с бокалами прохладительных напитков в руках удалились на верхнюю галерею.

Время, приличествовавшее для обычной светской беседы, давно истекло, но дамы не обсудили и половины важных проблем. Хлоя и Луиза посмеивались над доносившимися до них с другой стороны галереи обрывками фраз типа: «У него такое благородное лицо!», «А какие манеры?!» или «…от страха мурашки по телу… он встречался со своим соперником не меньше четырнадцати раз и всегда был готов пролить кровь первым…». Амалия пыталась завязать разговор с мадам Калло, но скоро поняла, что той нужен только слушатель. Чем-то она напоминала жирного надутого индюка. Не прошло и двух часов с момента их приезда, как мадам Калло весьма категорично заявила, что Сан-Мартинвиль – дикая провинция; что Жюльен выглядит несчастным, но не настолько, чтобы достаточно энергичная жена не сделала из него человека; что рабы на плантации намного хуже тех, что живут в городе… Мадам Калло одарила Амалию рецептом оранжада собственного приготовления, в который, как выяснилось, необходимо добавлять больше опия; попеняла, что на подносе с десертом нет ее любимого послеобеденного лакомства – цукатов с фиалковым ароматом; заявила, что место Айзы не у ног хозяйки, а во дворе, где бы он мог следить за цыплятами, которые то и дело забегали с заднего двора на парадное крыльцо.

Скрип лестницы под тяжелыми мужскими шагами возвестил о приходе избавления. Так думала Амалия и ошиблась: Жюльен, увлеченный деловой беседой, не только пригласил месье Калло и сопровождавших его дам на ужин, но и послал фургон за их вещами и слугами, чтобы они могли спокойно переночевать в доме.

Ужин прошел на удивление спокойно. Главной темой стало обсуждение жизни на острове Дернир (верховая езда, пикники, прогулки по берегу моря, собирание ракушек, музыка и танцы в местном отеле). Мадам Калло, как ни были полезны морские ванны, весьма скептически отнеслась к идее купания для дам и выразила обеспокоенность штормами. Месье Калло с аппетитом уплетал в чудовищных количествах черепаховый суп, ветчину, индейку под устричным соусом, свежую зелень с измельченным куриным яйцом под шубой из мелко нарезанного бекона, картофель с петрушкой, мамалыгу и разные сладкие кремы. Ко всем блюдам предлагался большой выбор красных и белых вин. После десерта подали мадеру, а к ней – финики, изюм и миндаль. В продолжение всего ужина месье Калло предпочитал еду беседе, заметив, правда, что скромная деревенская пища, предложенная Амалией, напоминает лукуллов пир. Он очень высоко отозвался о винах из запасов месье Жюльена и дал себя уговорить остаться после ужина на глоток бренди – с пинту, не больше.

Пришло время размещать гостей на ночлег. Все комнаты на втором этаже дома были заняты, за исключением «кельи», поэтому Амалия решила переночевать там, а супругам Калло предоставить свою спальню. Однако месье Калю запротестовал: многозначительно подмигнув Жюльену, он заявил, что очень хорошо понимает молодоженов и не хочет им мешать, что они с мамочкой переночуют в маленькой комнате и будут этим довольны. Торговец так настаивал, что Амалии не оставалось ничего другого, как согласиться и даже поблагодарить за понимание. Хотя о каком понимании могла идти речь, если супруги будут ходить через спальню всякий раз, когда им нужно войти в свою спальню или выйти из нее.

Проще всего решился вопрос с пожилыми дамами: они разместились в комнате Хлои по соседству с гостиной мадам Деклуе. Хлоя и Луиза устроились в одной из комнат мансарды. Решив кое-как проблему ночлега (одну ночь в конце концов можно потесниться), Амалия распорядилась приготовить всем постели.

Прошел день, другой, третий, а гости и не собирались уезжать. Прошла неделя. Поначалу Жюльен поднимался рано и развлекал месье Калло выездами на плантацию, сахарный завод и просто на природу. Для этого были задействованы повозка и прогулочная баржа «Зефир». Однако к середине недели, когда Жюльен понял, что торговцу приятнее всего сидеть на галерее с бокалом джулепа, он вернулся к своему обычному образу жизни. Но мадам Калло была куда более стойкой натурой. Она сопровождала Амалию во всех ее поездках, используя малейшую возможность высказать единственно правильную точку зрения по любому вопросу – от приготовления желе до наказания рабов. Хлоя и Луиза целыми днями о чем-то шептались, вызывая неудовольствие Джорджа, который весьма удачно подготовил грунт для высадки экзотических кустов и теперь увядал сам, не слыша слов восхищения.

Чтобы разрядить обстановку и немного передохнуть, Амалия посоветовала юным леди совершить в сопровождении конюха верховую прогулку по окрестностям и по пути навестить Роберта: тогда ему волей-неволей придется взять на себя часть забот о юных особах.

Но и не такие планы терпели фиаско. Девушки вернулись часа через три, но не одни, а с Робертом, которого они пригласили на ужин: кроме того, у них возникла замечательная идея устроить: в один их ближайших вечеров суаре[14]14
  Званый вечер (фр.).


[Закрыть], приготовлением к которому могла бы заняться Амалия.

Вежливый поклон Роберта, его пристальный взгляд и многозначительная пауза, когда он здоровался, напомнили Амалии о ее глупых подозрениях и заставили покраснеть. Она поняла, что Роберт был более наблюдательным, чем это могло показаться с первого взгляда. Теперь Амалия не сомневалась, что он обратил внимание на ее подавленность прошлый раз, хотя и не знал всех причин такого ее состояния. Чувствуя свою вину перед ним, Амалия на этот раз была приветливее и добрее.

Они столкнулись на нижней галерее. Девушки отправились к себе наверх переодеваться, хотя до ужина было еще далеко. Единственным свидетелем их встречи стал Айза, тенью следовавший за своей госпожой.

Глубокая складка на переносице придавала темно-синим глазам Роберта выражение затаенной грусти.

– Вы действительно не возражаете, если этот вечер я проведу у вас? Возможно, вам это неприятно? Скажите, и я исчезну.

– Не говорите так! – остановила его Амалия. – Вы же знаете, как мы всегда рады видеть вас здесь. Кроме того, я, кажется, исчерпала все темы, которые могли бы заинтересовать наших гостей. Не хотите помочь мне?

– Нужна свежая кровь? – усмехнулся Роберт.

– Да, что-то вроде того, – поморщилась Амалия.

– Кое-что о ваших гостях я уже слышал от виноградарей на плантации. Многое Хлоя порассказала. Она, между прочим, проговорилась, что это вы предложили мадемуазель Луизе проведать меня.

– Прошу прощения, если это причинило вам неудобства, – растерялась Амалия.

– Неудобства – это мягко сказано, – улыбнулся Роберт. – У меня холостяцкое хозяйство, которое совершенно не приспособлено для приема гостей, особенно дам. Мне, знаете ли, и предложить-то им, в смысле угощения, нечего. Ну да ладно… Если это вам помогло, я рад.

Но полезность Роберта этим не исчерпывалась. За несколько часов он стал душой компании: старушек засыпал комплиментами, нашел тему деловой беседы с месье Калло, заставил потерять дар речи Луизу, которая уловила в его случайно брошенных взглядах больше затаенной чувственности, чем привыкла пробуждать в представителях сильного пола. И главное – Роберт полностью контролировал мадам Калло. С дотошностью стряпчего он переспрашивал и уточнял каждое ее слово и добил окончательно, расписав преимущества ведения хозяйства своей экономкой. Роберт не имел возможности помешать проведению суаре, но настроить семейство Калло и обеих Одри на то, что это будет прощальный вечер, ему, кажется, удалось.

Появление Роберта напоминало Амалии, что со дня приезда гостей Жюльен перестал приходить к ней в спальню. Она объясняла это тем, что чета Калло, находясь в «келье», могла в любой момент прошествовать через ее комнату. И все-таки Амалия боялась, что своим вторжением и учиненным допросом она разрушила хрупкие отношения с мужем.

Амалия была признательна Роберту за поддержку и добрые слова. Она искренне сожалела, что он уезжает в «Ивы», но взяла с него слово вернуться через два дня и принять участие в суаре. Укладываясь спать, Амалия попыталась прикинуть, что нужно сделать в первую очередь: составить и разослать с кучером приглашения, приготовить стол, позаботиться о музыке, привести в порядок дом и подумать о собственном наряде.