Текст книги "Железное сердце"

Глава 19

Софи уставилась на Иоганна, не в силах уразуметь смысл его слов, затем поглядела на свою грудь. Медленно, боязливо она опустила раскрытую ладонь на середину грудной клетки, прямо поверх уродливого шва, туда, где когда-то билось ее собственное, безупречно работавшее сердце.

Новое было таким большим, что распирало ей ребра. А еще неуклюжим. И своенравным. Да и звуки, которые оно издавало, походили скорее на «тик-так», чем на «тук-тук». Оно то спешило куда-то, то, наоборот, медлило. Сбивалось с ритма, запиналось, кряхтело, сипело, а потом начинало бешено наверстывать упущенное.

– Это своего рода механизм, – пояснил ей Иоганн. – Он прокачивает кровь через твое тело так же, как это делало старое сердце.

Софи знала, что такое механизм. Ученые и инженеры с разных концов света постоянно прибывали ко двору мачехи, желая продемонстрировать ей свои изобретения. Софи видела и помпы, и турбины – жуткие, уродливые штуковины, которые изрыгали дым и плевались маслом. И вот теперь механизм оказался в ней самой, под ее кожей, плотью и костями. Несколько секунд она боролась с собой – так ей хотелось разорвать стежки на груди и избавиться от чертовой штуковины.

– А из чего он? – спросила она дрогнувшим голосом.

Иоганн набрал воздуха, точно готовясь к долгой пространной лекции, но не успел ничего сказать – ответ прилетел со стороны двери.

– Олово. Колесики, шестеренки. Проволока.

Софи повернула голову. Вернулся Юлий – брат Иоганна. Он стоял, привалившись спиной к косяку, сложив на груди руки, и пристально смотрел на Иоганна. Как давно он там был и сколько успел услышать, Софи не знала.

– Иоганн у нас мастер на все руки. Верно, братец? – продолжил Юлий не без яда в голосе.

Иоганн ничего не сказал, лишь робко улыбнулся брату.

Юлий повернулся к Софи и хотел заговорить, но тут в комнату с тарелкой в руках ворвался еще один брат.

– Вебер прислал ей свежий хлеб с маслом, – заявил он.

– Вебер – это наш повар, – пояснил Иоганн. – А это Шатци, наш седьмой брат.

– Седьмой брат… – повторила за ним Софи.

Еще недавно она была так напугана, что не могла даже думать и не поняла, сколько их и кто они такие. Но теперь, успокоившись, вдруг догадалась.

– Так вы – семь лесных человечков? – удивленно спросила она.

– Точно, – подтвердил Шатци, ставя хлеб рядом с бульоном.

– Да, мне рассказывала о вас нянюшка, когда я была совсем маленькой. Но тогда я думала, что вы существуете только в сказках, – продолжала она, пораженная своим открытием; ее страх совсем прошел. – В тайных подземных ходах, известных вам одним, вы добываете золото и драгоценные камни, – добавила она. – И у каждого есть особый талант. Один из вас – плотник.

– Йоост, – подтвердил Шатци.

– Другой – охотник.

– Иеремия.

– Есть еще портной…

– Это я.

– Травник, фермер, кузнец…

– Юлий. Йозеф. Якоб.

– И часовщик.

– Иоганн.

Шатци пододвинул единственный в комнате стул ближе к кровати, сел, взял миску с супом и подал ее Софи.

– Ты худая и бледная, – заявил он, вручая ей ложку. – Тебе надо есть. Иначе никогда не поправишься.

Софи опять стало не по себе. Она с тревогой покосилась на миску. Собственная мачеха пыталась ее убить, так стоит ли доверять совершенно чужим людям?

Юлий разгадал ее подозрения:

– Думаешь, мы из кожи вон лезли, спасая тебя, чтобы потом отравить? Слишком много беспокойства!

– Юлий, разве обязательно быть таким грубым? – возмутился Шатци.

– А зачем вам это понадобилось? – спросила Софи, думая о том, что двигало братьями. – Спасать меня?

Взгляд Юлия скользнул к окну.

– Почему бы и нет? – пожал он плечами.

Но Софи не унималась:

– Вы сделали мне новое сердце. Нянчились со мной, пока я не пришла в себя. Разве так ведут себя с незнакомыми людьми?

– Может быть, там, откуда ты пришла, все по-другому, – ответил Юлий. – Но здесь, в Лощине, мы не позволяем… – Внезапно он осекся, точно сболтнул лишнего. – Мы здесь помогаем другим. – Он кивнул на миску у нее в руках. – Ешь!

Он вышел из комнаты. Затем по лестнице застучали его шаги.

– Не обращай внимания. Он сегодня не в духе. Засох куст чернобыльника, – сказал Иоганн. – А поесть тебе и в самом деле нужно.

Софи заглянула в миску: в золотистом бульоне плавали куски мяса, оранжевые кружки моркови и ленточки яичной лапши. У нее тут же заурчало в животе. Софи съела ложку, другую. Живительное тепло разлилось внутри, побежало по жилам. Металлическая штуковина, которая служила ей теперь вместо сердца, щелкнула и замурлыкала. Софи притворилась, будто не слышит, и продолжала есть. Скоро от бульона осталась ровно половина.

– Эй, потише, – предостерег ее Шатци. – У тебя же полторы недели маковой росинки во рту не было.

Но Софи не слушала. Покончив с супом, она принялась за хлеб. А когда и от него не осталось ни крошки, сказала:

– Спасибо. Было очень вкусно, – и промокнула рот салфеткой, которую принес Шатци.

После еды к ней начали возвращаться силы. В голове прояснилось, мысли обрели связность. И тут ее осенило – в бездне отчаяния забрезжил огонек надежды.

– У вас, случайно, нет платья, которое вы могли бы дать мне взаймы? И какой-нибудь обуви? – спросила она, с трудом садясь в постели. – Мне надо вернуться.

Иоганн поглядел на нее с тревогой:

– Куда вернуться? Во дворец? Плохая идея.

– Да ты едва можешь пройти по комнате, куда уж там путешествовать! – воскликнул Шатци.

– Вернуться туда, где все произошло, – объяснила Софи. – Королева вряд ли сообщит придворным, что она пыталась меня убить. Что-нибудь выдумает. Скажет, что я заблудилась или упала и повредила себе что-нибудь, а егерь отправился за помощью. Вы не видели, меня в лесу никто не ищет?

– Нет, не видели, к счастью, – сказал Шатци.

– Почему к счастью? – недоуменно спросила Софи, вскинув брови.

– Раз мы никого не видели, значит тебя никто не ищет. Если егерь королевы принес ей твое сердце…

– Мое сердце? – переспросила Софи, совершенно сбитая с толку.

«Откуда он знает?» – подумала она.

Иоганн грозно посмотрел на Шатци, но Софи ничего не заметила.

– Я… э-э… ты… ты вроде сама так говорила, или нет? – промямлил Шатци.

– Нет, не говорила, – сказала Софи, ломая голову над тем, что он может от нее скрывать.

– Да?.. Ну значит, я просто предполагаю, что он так сделал, – выпутался Шатци. – Иначе зачем оно ему? Это ведь он его забрал, да? Больше-то некому.

Софи кивнула. Объяснение выглядело вполне удовлетворительным, но все же, казалось, от нее что-то скрывают.

– В общем, – продолжал Шатци, – теперь королева не заподозрит, что ты жива, а пока она считает тебя мертвой, ты в безопасности. Сиди тихо, Софи, не высовывайся – и уцелеешь. Тебе нельзя покидать Лощину.

Софи не хотелось оставаться в Лощине. Братья были очень добры к ней, но ведь это был их дом, а не ее. Новое сердце скрипнуло, словно откликаясь на ее чувства. Софи вздрогнула – во время разговора она забыла про чужеродную штуковину у себя в груди, но та напомнила о себе снова. Когда шум затих, она сказала:

– А что, если есть человек, которому я с радостью позволила бы меня найти? Человек, который мог бы мне помочь?

– Кто это? – спросил Иоганн.

– Принц Хаакон, повелитель Скандинайи. Мы собираемся пожениться. Он наверняка будет искать меня… Да нет, уже ищет. – (Искра надежды, которая сверкнула раньше, разгорелась и стала пламенем.) – Вы его не видели? – воодушевленно закончила она. – (Иоганн покачал головой.) – Высокий, светловолосый, голубоглазый. Точно не видели? – настаивала Софи и наконец повернулась к Шатци, но он тоже отрицательно покачал головой. – Тогда я… не понимаю, – сказала она, теряя надежду. Хаакон ведь обещал, что всегда будет заботиться о ней, защищать от любых бед. – Ну может, вы с ним разминулись, – робко предположила она. – Или он ищет не в том месте.

– Раз уж королева зашла так далеко и позаботилась о твоей смерти, то явно изобрела правдоподобную историю, чтобы скормить ее двору, – сказал Иоганн. – Не сомневаюсь, бедный парень вместе со всеми думает, что ты мертва.

Софи уныло кивнула. Надежда погасла, и она принялась теребить пальцами краешек одеяла. Да, Иоганн наверняка прав. Весь двор, включая Хаакона, давно верит в то, что ее убили разбойники, уволок медведь или еще в какую-либо чушь в этом роде. Ее не ищут – ни Хаакон, ни кто-нибудь другой. Мысль об этом повергла ее в отчаяние и тревогу. Было такое чувство, будто ее живой положили в гроб, забили крышку и теперь закапывают в землю, она изо всех сил кричит и царапается, но никто не слышит. У нее больше нет будущего. Она не выйдет замуж за принца. Не наденет корону. Мачеха не сумела убить ее тело, но все равно отняла жизнь.

Шатци понял, что она в смятении.

– Ты с нами, Софи. Ты жива, а это главное, – сказал он и ласково потрепал ее по руке.

– Да, – ответила она. – Я жива. Спасибо вам за это.

И она закрыла глаза. Силы, вернувшиеся после еды, стремительно убывали.

– Ты измучена. Тебе надо отдыхать. – Шатци встал, отнес на место свой стул и задернул занавески. – Поспи еще чуть-чуть.

С этими словами он собрал посуду и вышел из комнаты. Иоганн последовал за ним, но, уже закрывая дверь, вдруг замер и повернулся к Софи.

– Чуть не забыл, – сказал он и вынул из кармана куртки кисет. – Мы нашли их в траве рядом с тобой. Иеремия собрал их для тебя.

Софи с усилием подняла веки, взяла из рук Иоганна кисет и высыпала содержимое на ладонь. Шесть крупных кроваво-красных, безупречных на вид рубинов.

– Это не мое, – сказала она.

– Разве на тебе не было браслета? Или ожерелья, которое порвалось, пока ты сопротивлялась?

Софи отрицательно покачала головой и хотела вернуть камни, но Иоганн отказался их принять.

– Наверное, ты просто забыла, – сказал он. – По крайней мере, они точно не наши. Пусть будут у тебя.

Когда дверь за ним закрылась, Софи вернула камни в кисет и положила его на столик возле кровати. Сон властно манил ее в свои глубины.

«Сиди тихо, Софи, не высовывайся – и уцелеешь», – сказал Шатци. Но как долго ей тут сидеть? Не оставаться же в этой Лощине веки вечные?

Мысли снова устремились к Хаакону. Она представила себе его прекрасное лицо, теплую улыбку. Иоганн сказал, что никто не ищет ее в лесу. Но Хаакон – не кто угодно. Он – принц. Ее принц, который наверняка не примет на веру ложь королевы. Он потребует доказательств. Он наверняка чувствует, что его обманули и Софи жива. Сердце подскажет ему, ведь он любит ее, а значит, будет искать до тех пор, пока не найдет.

Я же принц. Спасать – моя работа.

Софи сомкнула веки. Ее новое сердце угомонилось и лишь негромко пощелкивало время от времени – такой звук издает цепь настенных ходиков, когда опускается на одно звено под тяжестью гирек.

Сон укрыл ее своим темным плащом. Все ее страхи и тревоги, пережитые за последний час, поблекли.

Отступили.

И почти исчезли.

Глава 20

– Принцесса Шарлотта-Сидония Вильгельмина София, – сказала Софи, разглядывая свое отражение в зеркале. – Ты – пугало огородное.

Вместо сорочки на ней была старая полосатая ночная рубашка. Юбка в красную и белую клетку, которая едва доходила до лодыжек, еще недавно служила скатертью в доме братьев. Корсаж смастерили из грубого холщового мешка и красных шнурков для обуви.

Вид у Софи был совершенно дурацкий, и она это знала. Но жаловаться и ныть не хотелось. Ведь юбку и корсаж смастерил Шатци, и он же оставил их в ногах ее кровати пару минут назад.

– Надеюсь, тебе понравится, – застенчиво сказал он. – Мне еще никогда не приходилось шить юбок. Пришлось попросить Тапфен снять с тебя мерку.

Софи поблагодарила его как положено, и он выскользнул из комнаты, закрыв за собой дверь, чтобы дать ей переодеться.

Поправив юбку, она потуже затянула шнурки. Что ж, платье как платье, к тому же другого все равно не было – амазонка пропиталась кровью, и Иеремия сжег ее. «Хорошо хоть сапожки уцелели», – подумала она, глядя на них. Йоост отполировал их так, что они блестели, как зеркало. Хаакон уже наверняка обыскал весь лес вокруг Лощины и через пару-тройку дней нагрянет сюда. Надо подготовиться к встрече.

Сегодня, через две недели после того, как она открыла глаза в доме семи братьев, и без малого через месяц после того, как она покинула дворец в сопровождении егеря, Софи впервые нашла в себе силы выйти из спальни. Она слегка поправилась, швы сняли, краска вернулась на ее лицо. Но как поведет себя новое сердце, когда она начнет двигаться? До сих пор оно исправно выполняло свою работу, которой, по правде сказать, было не так много – Софи лишь спала, ела и снова спала. А что будет, когда она станет ходить по дому? Спускаться и подниматься по лестницам?

Софи не терпелось выйти во двор, чтобы увидеть, как Хаакон подъезжает к Лощине в поисках ее. В том, что это случится, у нее не было ни малейших сомнений. «Я полюбил тебя, как только увидел», – сказал он ей. Значит, он не только найдет ее, но и заберет с собой в Скандинайю, где они укроются в его грозном родовом замке. А уж там Хаакон будет держать совет с военачальниками, как им вырвать ее трон и корону из рук жестокой мачехи.

Софи сделала глубокий вдох и задержала дыхание, прошла по спальне, на каждом шагу ожидая катастрофы, но ничего страшного не случилось. Новое сердце не болело и даже не шумело сильнее обычного. У нее не закружилась голова. Она не упала. Сделав еще пару шагов, она медленно покружилась на месте. И снова никаких подозрительных стуков или хрипов в груди. Все как всегда. Софи с облегчением перевела дух. Затем распахнула дверь и вышла на лестничную площадку.

Семеро братьев и Тапфен ждали ее внизу, с тревогой следя за каждым ее шагом.

– Софи! Ты встала и ходишь! – воскликнул Шатци.

– Ты хорошо выглядишь! – подхватил Йозеф.

– Спасибо! Я и чувствую себя хорошо, – ответила Софи, осторожно перешагивая со ступеньки на ступеньку; на самой нижней она остановилась и огляделась. – Какой милый домик! – воскликнула она.

Выстроенный из сосновых бревен и досок, дом был очень простым и по-деревенски уютным. Наверху – несколько спален, внизу – одна большая комната. По ней и ходила теперь Софи, широко улыбаясь. Домик ее очаровал. Каждая вещь в нем наполняла ее внезапным безудержным восторгом.

– Ой, какие хорошенькие шторки! – сказала она, проводя пальцем по кружевным занавескам на окне. – А какое креслице!

Она опустилась в небольшое кресло, сиденье и спинка которого были туго набиты конским волосом, мечтательно вздохнула, но тут же вскочила.

Сердце, которое до сих пор вело себя совсем тихо, негромко заурчало, точно замурлыкала большая кошка. Увлеченная исследованием домика, Софи, похоже, ничего не заметила. Зато заметили братья. И обменялись встревоженными взглядами.

– Нет, вы только посмотрите на эту картинку! – почти взвизгнула Софи, показывая пальцем на лесной пейзаж на стене. – Ой, олененочек! Барсучатки! Миленькие какие! – Обернувшись к братьям и Тапфен, она уперла руки в бока и заявила: – Ваш домик – просто ОЧ-ЧАР-ОВ-ВАШКА!

Иоганн предостерегающе поднял палец.

– Гм, Софи, я тут подумал… – начал было он, та перебила его, заметив что-то на столе.

– А это что такое? – спросила она, беря в руки кожаный ошейник, на котором болтался серебряный ярлычок с надписью «Хенрик».

– Собачий ошейник, – ответил Йоост. – Раньше его носил наш шнауцер. Он умер несколько месяцев назад.

Глаза Софи налились слезами. Губы задрожали.

– Нет, – сказала она. – О боже, нет! – И она прижала ошейник к груди. – В-ваш… ваш п-песик… умер? Он… он… умер? Малыша Хенрика больше нет?

На последнем слове Софи буквально взвыла и, наклонив голову, принялась поливать ошейник горючими слезами. Сердце ворчало и гремело.

– Бедный Хенрик! О какая трагедия! Он ушел так рано. Слишком рано!

– Брось, Софи! Хенрику было двадцать два года, – поспешил утешить ее Иеремия. – Собаки вообще столько не живут.

– Да, а еще он жутко пукал.

– И храпел ночи напролет, – ввернул Йозеф. – Сказать тебе правду? Я ничуть по нему не скучаю.

Софи подняла руку. Постепенно ей удалось взять себя в руки, и она сказала:

– Нельзя так говорить о мертвых. Память о Хенрике будет вечно жить в ваших сердцах, и… – Тут ее взгляд упал на кухонный стол. – О боже! А что это у нас здесь?

В два шага она пронеслась через комнату. Сердце пыхтело и стучало, как паровой молот. Стол был накрыт к обеду. Синие с белым тарелки ярко пестрели на фоне нарядной желтой скатерти. Однако внимание Софи привлекли не они, а блюда с едой посередине.

На одном была горка квашеной капусты с толстыми сосисками наверху. На втором – пышный грибной штрудель. Рядом – ломти золотистых шницелей. Румяные картофельные оладьи с капельками густой сметаны и яблочного соуса. Ну и конечно, черный хлеб, желтое сливочное масло в масленке и кувшин свежего молока. И яблочные клецки с заварным кремом на десерт.

Схватив картофельную оладушку, Софи умяла ее в три приема.

– Ммм! – мурлыкнула она, другой рукой обтирая жир с пальцев. Та же судьба постигла шницель – правда, пришлось сделать шесть укусов.

– Кусно! – заявила она с набитым ртом и потянулась за сосиской.

– Может, положишь еду в тарелку? И возьмешь вилку? – предложил Иоганн.

Но Софи только отмахнулась. Никогда в жизни она не ела такой вкуснятины. И теперь мела все без разбору, едва успевая жевать.

– Повар будет доволен, – заметил Юлий. – Такой комплимент его труду. Не слишком аккуратный, правда, но все же…

Софи услышала его. И вспомнила о хороших манерах. Ну, или попыталась.

– А где же повар? Я должна его поблагодарить! – воскликнула она, зажав в кулаке недоеденную сосиску.

И то сказать, она уже столько недель в Лощине, где ее так вкусно кормят, – и даже не видела того, кто готовит всю эту чудесную еду.

– Вебер? Здесь, у тебя за спиной, – сказал Иоганн, показывая на паука, стоявшего в углу, у очага, где он мешал что-то в кастрюле.

Софи посмотрела на него, шумно вдохнула и завизжала. Сильнее, чем когда увидела Тапфен. Сердце загудело, словно пожарный колокол. Она обежала стол и снова завизжала. И швырнула в Вебера сосиской, которую все еще держала в руке.

– Хватит, Софи! – одернул ее Иоганн. – Вебер совсем безвредный. Мухи не обидит!

– А вот это неправда, – буркнул Юлий. – Сегодня за завтраком он обидел не меньше дюжины.

– Тише ты! – шикнул на него Йозеф.

Вебер потер то место, где в него стукнулась сосиска. А потом моргнул всеми восемью глазами и заплакал.

Софи прижала ладони к щекам, устыдившись своего поступка.

– Что я натворила? – прошептала она. – Прости меня. Я так ужасно виновата. Пауки пугают меня. Но я вижу, что ты очень милый. Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить? – Бросившись к пауку, она схватила его за две лапки. – Пожалуйста, прошу, умоляю, скажи, что ты прощаешь меня!

Вебер шмыгнул носом и нерешительно кивнул. Софи радостно захлопала в ладоши, а потом крепко обняла паука и повисла на нем. Вебер, задрав четыре лапки, беспомощно смотрел на братьев.

Юлий подтянул к Софи стул, взобрался на него и мягко оторвал от повара ее руки, одну за другой.

Софи попятилась, прижала ко лбу ладонь и сконфуженно посмотрела на братьев:

– Я… я не знаю, что со мной стало. Обычно я… лучше владею собой.

Подошел Иоганн и вынул из кармана стетоскоп. Он был сделан из куска охотничьего рога и гибкой медной трубки.

– Вы позволите? – церемонно обратился он к принцессе.

Софи кивнула и села. Ее вдруг охватила усталость. Иоганн нагнулся к ней, приложил стетоскоп к груди и стал слушать. Затем нахмурился, кивнул, выпрямился.

– Ну? – не выдержал Юлий; в его голосе слышалась тревога.

– Оно тикает… в смысле бьется, очень даже красиво, – начал Иоганн, но его взгляд, устремленный на Юлия, был полон тревоги.

Софи, чьи глаза были закрыты, ничего не заметила.

– И?.. – сказал Юлий.

– Прекрасно держит ритм, – продолжил Иоганн. – Все части двигаются плавно. Ничто не шипит, не капает – одним словом, никаких следов утечки. Регуляторы управления кровяным потоком и сокращениями сердечной мышцы, кажется, работают превосходно…

– Но… – подсказал Юлий.

Иоганн нерешительно пожал плечами:

– Но мне кажется, что я… гмм… забыл про регулятор эмоций.

Глава 21

Страх пополз по хребту Софи. Своевольное сердце – худшее, что с ней могло случиться. Один раз такое чуть не угробило ее.

– Что за регулятор, Иоганн? – переспросила она. – Зачем он нужен?

– Он следит за равновесием и беспрепятственным скольжением. Взять мельницу – там течет вода. А в сердце точно так же текут эмоции. Только твои, кажется, немножко не в порядке.

– И что мне теперь делать? – спросила Софи, обдумав слова Иоганна. – Я веду себя как ненормальная. Говорю первое, что придет на ум. Плачу. Хохочу. Кидаюсь сосисками. Так больше не может продолжаться. Это же… утомительно.

Вообще-то, она имела в виду «опасно». Она и раньше позволяла сердцу руководить своими поступками, и вот какой гнев мачехи это вызвало. Из-за нее и ее сердца пострадали ни в чем не повинные собаки и мальчик. Даже Хаакон любит ее, но считает чересчур доброй, чересчур мягкой и невыдержанной. Он просил ее отдать ему свое сердце и обещал его сохранить. Что бы он сказал, если бы увидел ее сейчас, захлестнутую эмоциями? Вдруг он раздумал бы жениться на ней? Разлюбил бы?

Софи протянула Иоганну руку.

– Скажи, что мне делать, – взмолилась она. – Научи меня владеть своим сердцем.

Иоганн задумчиво нахмурился, потом сказал:

– Может быть, свежий воздух тебе поможет. Надо пройтись. Тогда и сердце успокоится. Ты ведь уже месяц не выходишь из дому.

– А что, мысль здравая, – ввернул Юлий.

Софи согласилась, и Йозеф тут же предложил ей прогуляться в сад за клубникой. Он снял с полки большую миску, и они вместе вышли из дому. Едва дверь за ними закрылась, как шестеро братьев сели обедать.

Но и на свежем воздухе дела пошли не лучше. Стоило Софи перешагнуть порог, как она громко ахнула: какие нарядные ярко-красные ставенки у лесного дома, какие горшочки с цветами на подоконниках! И только огорченное лицо Йозефа помогло ей притушить свой восторг.

– Хватит, – сказала она себе, сжав виски ладонями. – Прекрати.

Йозеф повел ее по выложенной камнем дорожке, которая шла от самого порога. Сначала Софи ступала по ней торжественно, как подобает особе королевской крови, но уже через несколько секунд, позабыв обо всем, скакала на одной ножке, а ее сердце радостно стучало. Сунув лицо в благоуханный розовый куст, она оцарапала щеки. Сорвала маргаритку и сунула себе за ухо. Погладила слизняка. И все это прежде, чем они успели добраться до сада.

Когда Йозеф нагнал ее у садовой калитки, она была в отчаянии.

– Бесполезно, – обратилась она к провожатому. – Это сердце творит, что хочет.

– Старайся сдерживаться, – посоветовал Йозеф. – Ты же можешь задержать дыхание, делай то же и с чувствами.

Софи кивнула, расправила плечи, толкнула калитку и решительно вступила в сад. Но силы воли хватило ровно на одну секунду.

– Ты только посмотри, Йозеф! – воскликнула она. – Где еще ты видел такую роскошную капусту?

И она заметалась от грядки к грядке, восхищаясь всем подряд: кабачками, фасолью, брюссельской капустой. Почему раньше она не замечала красоты горохового стручка? Изысканной формы веточек укропа? Все казалось ей чудом. Пару минут она помогала Йозефу собирать ягоды, но потом бросила их и понеслась по саду в поисках новых открытий.

Иоганну не терпелось узнать, как дела у Софи. Он наспех проглотил обед и тоже вышел из дому.

– Как она? – окликнул он Йозефа, стоя у садовой калитки.

Тот пожал плечами:

– Вопли радости и безудержный смех уже пройдены, но ни слез, ни рыданий еще не было. Наверное, это шаг вперед… Погоди-ка… что это она там делает?

Софи восхищалась брюквой, когда ее взгляд упал на нечто куда менее привлекательное – большую бурую кучу в дальнем конце сада. В ней можно было разглядеть яичную скорлупу, старую заварку, опилки, куриный помет, разные очистки и ошметки, скошенную траву и жухлые листья. Подойдя к куче, Софи наморщила нос.

– Йозеф, а это что такое? – бросила она через плечо.

– Компостная куча, – отозвался он. – Мы складываем сюда садовый мусор и кухонные помои. Они перегнивают и превращаются в отличное удобрение. Правда, куча воняет, а еще в ней полно разных жуков и червей. Лучше отойди от нее, Софи.

Софи уже собралась последовать его совету, как вдруг компостная куча зашевелилась. Но как такое возможно? Ведь это же просто мусор. Она подошла ближе. Может быть, ей показалось?

Но нет! Опять! Куча вздулась с одного боку и снова опала, точно дышала. Вздутие перемещалось все выше, пока не добралось до верхушки, которая взорвалась, точно вершина вулкана при извержении. В дыре возник розовый нос. Усы. Черные глаза-бусины. Они принадлежали крысе, такой огромной и грязной, каких Софи никогда не видела.

Принцесса ахнула. Сердце вздрогнуло и засипело, перебирая эмоции. Софи знала, что нового взрыва не избежать, и покорно ждала, что выпадет на этот раз: страх, отвращение, ужас? Но чувство, которое захлестнуло ее с головой через пару секунд, оказалось неожиданным: это была любовь.

Сорвав стручок зеленого гороха, она протянула его крысе.

– Софи, не надо! Это очень крупная крыса! – предостерег Йозеф.

Но Софи не обратила внимания на его слова.

– Крыска! Иди ко мне, малышка! – засюсюкала она, помахивая стручком. – Я никогда не видела таких милых созданий. Давай подружимся.

Крыса понюхала стручок и рискнула подойти поближе. Софи отдала ей стручок и, пока та ела, исхитрилась схватить ее обеими руками и прижать к груди.

– Софи! – завопил Йозеф, услышав гневный писк извивающейся твари. – Брось эту гадость немедленно!

– Но, Йозеф, она же такая славная! – крикнула Софи в ответ.

– Ну вот, опять, – вздохнул Иоганн.

Крыса вырвалась из рук девушки и поспешно зарылась в компостную кучу. Софи долго умоляла ее выйти. Но та не подавала признаков жизни, и принцесса разразилась слезами.

– Ты говорил, что механизм слегка заедает, но со временем выправится. Нет, Иоганн, не выправится! Это не сердце, а сплошная катастрофа! Она обожает сосиски! Она восхищается слизняками! А теперь полюбила поганую крысу! – зашипел Йозеф.

Иоганн хмурился, наблюдая, как Софи голыми руками роется в компосте.

– Ты прав, Йозеф, ее сердце несовершенно, – отозвался он. – Но все же оно работает. И еще ни разу…

– Тсс… Даже не говори об этом, – перебил его Йозеф. – Я полюбил эту девочку, как будто она моя родная дочь. Не могу и подумать, что мы можем ее потерять.

Иоганн повернулся к брату, похлопал его по спине:

– Знаю. Я чувствую то же самое. Но что нам остается? Сердце у нее точно такое, какое я сделал Ясперу.

Услышав это имя, Йозеф потупился:

– Только лучше. Ты сам говорил.

– Да, я кое-что улучшил. Но мы же знаем, чем кончится все дело. Вопрос только в том, когда.

Йозеф перевел взгляд на Софи.

– И что же нам делать? – спросил он, повторяя вопрос брата. – Скрывать от нее правду? Как раньше?

– Разве это честно?

– Мы и так не все ей говорим. Например, не называем ей имя того, в чьих руках теперь находится ее сердце. И разве можно поступить иначе? Ведь тогда ее ждет беда.

– Сколько мы еще будем молчать, Йозеф?

Йозеф наблюдал за девушкой, которая улыбнулась бабочке, посадила на ладонь кузнечика и заливисто рассмеялась, услышав болтовню белки. С каждым ее движением печаль все больше расползалась по лицу Йозефа, точно чернильная клякса по пергаменту.

– Столько, сколько сможем.