Текст книги "Фальшивый принц"

Если бы я хотя бы на пару секунд раньше понял, что происходит, смог бы я что-нибудть предпринять?.. А вдруг кто-то из нас троих тоже предназначен лишь для того, чтобы преподать урок остальным?

– Ну что ж, мы можем продолжить беседу. – Коннер кивнул Тобиасу. – Встань. Мне нужно получше познакомиться с каждым из вас.

Тобиас покорно встал. Конени у него не гнулись, и выглядел он так, будто его сейчас стошнит.

– Тобиас, ты дерешься на мечах с противником. Вы деретесь насмерть, и ты видишь, что противник сильнее тебя. Ты продолжишь сражаться, зная, что наверняка погибнешь, или будешь просить о пощаде?

– Попрошу о пощаде, – сказал Тобиас. – Если пойму, что не смогу победить, какой смысл умирать? Лучше остаться в живых и подготовиться к следующей схватке.

Коннер кивнул Родену.

– А ты что думаешь?

Роден встал.

– Я бы сражался насмерть. Я умею драться, сэр, и я не хочу прослыть трусом.

При этих словах Тобиас вздрогнул, но ничего не сказал. Легкая улыбка скользнула по лицу Родена, он знал, что задел его своим ответом.

– Ты умеешь обращаться с мечом? – спросил Коннер.

Роден пожал плечами:

– Рядом с нашим приютом жил старый солдат из Картиана. Он сражался со мной, чтобы поддерживать форму.

– Ты хоть раз победил?

– Нет, но…

– Значит, ты не научился. – Коннер повернулся ко мне: – А ты, Сейдж?

– Просил бы пощады.

Роден фыркнул.

Я продолжал:

– А когда противник, уверенный в победе, сложил бы оружие, я бы закончил битву.

Коннер рассмеялся.

– Это нарушение всех правил состязания, – сказал Тобиас.

– Что мне эти правила? – отозвался я. – Если меня вот-вот убьют, значит, это уже не игра. Я не собираюсь сверяться с правилами, чтобы удостовериться, что я выжил по кодексу честной игры.

– Так ты никогда не победишь, – сказал Роден. – Никакой мастер, владеющий мечом, не отложит щит, не убедившись, что ты безоружен.

– Коннер не сказал, что мой противник – мастер, – заметил я. – Он сказал только, что тот сильнее. Так что я смогу победить.

Коннер подошел ко мне.

– Встань, когда я к тебе обращаюсь.

Я подчинился. Коннер был на несколько дюймов выше меня и стоял ближе, чем мне хотелось бы. Но я не отступил. Мне казалось, он именно этого и ждал.

– Выпрями спину, – сказал Коннер. – Ты так сутулишься, что тебя можно принять за горбуна. А из-за этих твоих косм – за преступника.

Я выпрямился, но не стал убирать волосы со лба. Мне было хорошо видно Коннера, а больше меня ничто не беспокоило.

Коннер спросил:

– На кого ты похож? На мать или на отца?

– Сложно сказать, сэр. Много времени прошло с тех пор, как я видел себя в зеркале.

– У тебя острый язык и задиристый нрав. Странно, что миссис Табелди не удалось выбить это из тебя.

– Вам не следует винить ее, сэр. Она била как могла.

– Ты крепкий орешек, Сейдж. Будешь ли ты когда-нибудь на моей стороне, если я выберу из всех тебя?

– Я всегда буду только на своей стороне. Вам придется убедить меня, что мне выгодно помогать вам.

– А если бы мне это удалось? – спросил Коннер. – Как далеко ты мог бы зайти, чтобы победить?

– Интереснее, как далеко могли бы зайти вы, сэр, чтобы победить. – Я смотрел ему прямо в глаза, хотя он стоял спиной к огню и лицо его было в тени. – Вы убили Латамера. Теперь мы знаем, что вы готовы на убийство.

– Да, готов. – Коннер сделал шаг назад и теперь снова обращался ко всем нам. – И я готов лгать, мошенничать и красть. Я готов, если потребуется, продать душу дьяволу, потому что верю, что моя цель это оправдывает. Мне нужен один из вас, чтобы осуществить величайшую аферу, когда-либо совершенную в Картии. Это задача всей моей жизни. Вы никогда не сможете отступить и рассказать кому-либо о моем плане, потому что этим вы погубите не только себя, но и всю страну. Вы здесь, чтобы спасти Картию.

– Спасти Картию? – спросил Тобиас. – От чего?

– Позже, позже, – сказал Коннер. – А пока, мальчики, Мотт расстелил у костра одеяла для вас. Нам надо хорошенько выспаться, потому что мы начнем прямо завтра.

Я выбрал ближайшее одеяло. Роден улегся рядом со мной и тщательно завернулся в свое.

– Помнишь, я сказал, что ни разу не выиграл у старого солдата? – спросил он. И не дожидаясь ответа, добавил: – Это потому, что я знал, что если мне удастся победить, он перестанет меня тренировать. Я умею обращаться с мечом.

– Может, у тебя получится вытащить нас отсюда, – пробормотал я.

– Ты видел, что сделали с Латамером. – Роден помолчал пару минут, а потом добавил: – Его просто убили. Сказали, что он может идти, а потом убили. Что же Коннер задумал, ради чего он готов на все?

– Он составил заговор, – прошептал я в ответ. – Коннер хочет использовать одного из нас, чтобы совершить государственный переворот.

5

Ночью я время от времени пытался повернуться в одеяле, но что-то тянуло меня за локоть. Я проснулся, сел и обнаружил, что прикован к Мотту, который спит рядом. Я взял камешек и бросил ему в лицо. Он открыл глаза и сел, вытаращившись на меня.

– Что?! – рявкнул он.

– Вы меня приковали? – сказал я. – Не всех, а меня одного?

– Остальные не убегут. А ты можешь. – Мотт снова лег. – Ложись спать, или получишь у меня.

– Мне надо отойти.

– Куда еще?

– Отлить. Я собирался сам о себе позаботиться, но, похоже, вы хотите меня проводить.

Мотт выругался.

– Подожди до утра.

– Если б я мог! От кого-то из родителей мне достался в наследство мочевой пузырь размером с горошину.

Мотт снова сел, нащупал на земле ключ от замка и отстегнул цепь. Он взял меч, толкнул меня, чтобы я встал, и повел к кустам недалеко от нашего лагеря.

– Сюда.

Я сделал свои дела, и мы пошли обратно. Мотт грубо схватил меня за воротник и повалил обратно на одеяло.

– Еще раз разбудишь меня среди ночи – тебе не поздоровится.

– Раз вы собираетесь меня приковывать, приготовьтесь часто просыпаться, – сказал я. – Я беспокойно сплю.

Он снова пристегнул цепь, натянув ее сильнее, чем в прошлый раз. Я заметил это, потянулся, зевнул и повернулся, отодвинув прикованную ногу как можно дальше. Мотт потянул цепь обратно. Хоть я и знал, что мне придется за это поплатиться, я не удержался и снова отодвинул подальше ногу.

Как ни странно, утром Мотт даже не упомянул о том, что было ночью. Проснулся я от пинка, но это был Роден. Тобиас уже прогуливался неподалеку, с усмешкой глядя на нас с Роденом, завернутых в одеяла.

Роден, казалось, совсем оправился от шока, по крайней мере, он принялся уверять нас с Тобиасом, пока мы приводили себя в порядок, что именно его в конце концов выберет Коннер. Мы с Тобиасом переглянулись. Мысли Тобиаса были понятны: он тоже хотел победить, но в отличие от Родена сделать это он собирался втихую.

– На завтрак сегодня хлеб, – объявил Коннер. – Получает его тот, кто правильно отвечает на мои вопросы. – Он отломил кусок хлеба и спросил: – Как зовут короля и королеву Картии?

– Экберт и Корин, – быстро ответил я.

Тобиас рассмеялся.

– Король Экберт – верно, но королеву зовут Эрин.

Коннер бросил хлеб Тобиасу, что, по-моему, было нечестно. Половину ответа дал я, а целый кусок получил Тобиас. Коннер отломил еще кусок и спросил:

– Сколько регентов при дворе короля Экберта?

Тобиас предположил, что десять, но Коннер сказал, что это неправильно. Мы с Роденом не смогли ответить.

– Правильный ответ – двадцать, – сказал Коннер. – Не важно, сколько в стране богатых или знатных людей, регентов при дворе всегда только двадцать. Они дают советы королю, хотя Экберт частенько игнорирует своих регентов. – Он положил кусок хлеба себе в рот, а пока жевал, отломил еще. Проглотив, он спросил: – Сколько сыновей у короля Экберта?

– Двое, – сказал я.

– Опять ошибка, – сказал Тобиас. – Один, наследный принц Дариус. Было двое, но четыре года назад младший сын, принц Джерон, пропал во время путешествия по морю.

Коннер бросил хлеб Тобиасу, а потом сказал мне:

– У тебя авенийское произношение, ты родился не в Картии. Что привело тебя из Авении?

– Этот приют оказался самым далеким местом, куда мне удалось убежать от родителей, – ответил я.

– Значит, твои родители живы?

– Я даже не пытался узнать о них, – сказал я. – Я знаю, что я один в целом мире.

– Авения – жестокая страна, – заметил Коннер. – Если они не умерли от болезней, наверняка достались бандитам. В Авении немногие доживают до старости.

– Считайте меня сиротой, – сказал я, – без семьи и родины. Верность Картии – обязательное условие?

Коннер кивнул.

– Да, обязательное. Тебе будет сложнее выучить все об этой стране, чем Родену и Тобиасу, которые знают все с детства. Ты готов учиться?

Я пожал плечами:

– Расскажите о регентах.

За эти слова я был награжден куском хлеба, а потом Коннер сказал:

– Я один из двадцати регентов, хотя и младший. Мой отец обладал большим влиянием при дворе, и после его недавней смерти я унаследовал его положение. Тринадцать регентов получили свое место по наследству, остальные семь – за особые заслуги перед королем. Трое регентов – женщины, двое – старики, чьи сыновья ждут не дождутся их смерти, чтобы занять их места. На каждого из регентов при дворе приходится по пять человек из картийской знати, мечтающих, чтобы те впали в немилость и их заменили другие. Все регенты преданы королю на словах, но немногие – на деле. Все они не скрывают, что сами хотели бы сесть на трон.

– И вы тоже? – За этот вопрос Роден хлеба не получил.

Коннер сжал губы, потом сказал:

– Как я уже говорил, я младший из регентов. Мне нет смысла стремиться к трону. Он перейдет от одного к другому сотню раз, пока я стану достаточно сильным, чтобы занять его.

– Он не спросил, получите ли вы трон, – уточнил я. – Он спросил, хотите ли вы этого.

Коннер улыбнулся.

– Есть ли хоть один человек, который, склоняясь перед троном, сам не мечтал бы занять его? Скажи-ка мне, Сейдж, ты хоть раз, лежа на жестком полу в приюте и глядя на звезды сквозь дыры в крыше, мечтал о том, чтобы стать королем?

Этого я не мог отрицать. Да и Роден с Тобиасом тоже закивали. Ночью, перед тем как уснуть, все приютские дети предаются мечтам о лучшей жизни, и такие мысли посещали нас.

Коннер продолжал урок:

– Второй по могуществу человек после короля – обер-камергер лорд Кервин. Но Кервин – слуга короля, и он не может стать королем. Самый влиятельный из регентов – главный регент, человек по имени Сантий Вельдерграт. Он ни перед чем не остановится в своем честолюбии. Он поднялся по карьерной лестнице, постепенно уничтожив всех, кто обладал большим влиянием. Подозреваю, что не менее дюжины титулованных дворян погибли или оказались в тюрьме из-за Вельдерграта. Ему нужна корона, и он пытается поставить себе на службу королевскую армию. Если вдруг что-нибудь случится с королевской семьей, Вельдерграт будет первым претендентом на трон. Остальные регенты должны будут либо подчиниться ему, либо обречь Картию на гражданскую войну.

– Я знаю Вельдерграта, – сказал Тобиас. – Он был владельцем земли, на которой жила моя бабушка. Однажды от него пришел человек и сказал, что рента будет удвоена. Она ненавидела его до конца жизни.

– У него есть враги, но есть и могущественные друзья. У Вельдерграта нет сострадания к людям, и он будет тянуть к себе все хорошее, что есть в Картии, пока не приберет к рукам.

– Так что вы предпочитаете? – спросил Тобиас. – Вельдерграта или гражданскую войну?

– Ни то, ни другое. – Коннер бросил оставшийся хлеб на землю, чтобы мы сами разобрались, кому он достанется, отряхнул руки и сказал Мотту и Крегану: – Приберитесь здесь, чтобы не осталось никаких следов. Через час мы отправляемся.

Роден и Тобиас накинулись на хлеб, а я остался стоять где стоял, глядя, как Коннер возвращается к повозке. Намеки, которыми он описал нам свой план, были довольно прозрачны. Было ясно, чего он хочет. Но в то же время явно было кое-что, о чем он недоговаривал. Я не смел и думать, что это может быть.

Проходя мимо, Коннер заметил мой пристальный взгляд и остановился. Он оценивающе посмотрел на меня и кивнул, прежде чем двинуться дальше.

Я прикрыл глаза, испугавшись того, что мои подозрения могут оказаться правдой. Коннер готовил нас к государственной измене.

6

По пути – куда бы он ни лежал – Коннер рассказывал нам о Картии. Он сидел впереди, повернувшись к нам, Мотт правил повозкой, а Креган смотрел по сторонам.

Коннер рассказывал о городах Картии, показывая, в какой стороне от нас они находятся, и описывая их отличительные черты.

– Там находится Дриллейд, – сказал он, указывая на юг, – столица Картии и резиденция королевской семьи. Кто-нибудь из вас был там?

Тобиас подал голос:

– Мой отец возил меня туда, когда я был совсем маленьким, но я ничего не помню.

– Я тоже был там, но давно, – добавил я. – Пытался украсть голубя из королевской голубятни. Но не сложилось.

Они засмеялись, что мне показалось странным, я не думал шутить. Я был тогда голоден, и меня чуть не поймали. Убегая, я упал и потянул ногу, она потом неделю болела.

Я был во многих городах из тех, что он называл. Несомненно, я больше путешествовал, чем Роден и Тобиас. Роден сказал, что родился где-то на юге Картии и все время жил в приюте в Бентоне. Он не представлял, кто его родители, и вообще ничего не мог о них сказать. Он никогда не покидал Бентон, пока Коннер не забрал его.

Тобиас рассказал, что родился в небольшом городе неподалеку от Гелвинса, его мать умерла родами, а через несколько лет умер от болезни отец. Бабушка взяла его на воспитание, но два года назад тоже умерла, и его отправили в приют.

– Кто дал тебе образование? – спросил его Коннер.

– Бабушка. Она служила у человека, у которого была большая библиотека, и он разрешал брать оттуда по книге в неделю, чтобы читать мне. Книг мне не хватает теперь почти так же, как бабушки.

– А ты умеешь читать? – спросил Коннер Родена, и тот покачал головой.

– Но я всегда хотел научиться, – сказал Роден. – Я сильный и быстрый. И я думал когда-нибудь пойти служить в королевскую армию.

Но для повышения по службе мне надо было бы научиться читать.

– Так значит, ты патриот, – восхитился Коннер. – Что ж, я научу тебя читать. А ты, Сейдж? Ты обучен грамоте?

Я пожал плечами:

– Вы уже спрашивали.

– Снова дерзишь, вместо того чтобы ответить, – сказал Коннер. – Не думаю, что у тебя есть хоть какое-нибудь образование.

– Мой отец говорил, что можно быть образованным и все равно оставаться дураком, а можно быть умным и не иметь образования.

– Твой отец был никчемным музыкантом, – напомнил Коннер. – Сдается мне, что он был и глуп, и необразован. Миссис Табелди сказала, что твоя мать служила судомойкой в трактире. Даже думать не хочется о том, какое образование она могла тебе дать.

Я пристально рассматривал свои руки, лежавшие на коленях.

– Если вы дадите мне что-нибудь, что действительно стоит прочесть, я с этим справлюсь.

– Кто из вас умеет ездить верхом? Как ездят господа?

Все промолчали. Мне приходилось ездить на лошади, но каждый раз это была украденная лошадь, на которой я удирал от ее хозяина. Вряд ли это можно было назвать «как ездят господа».

– Я уж и не спрашиваю, учили ли вас хорошим манерам и другим правилам поведения в обществе.

– Меня учили, немного, – ответил Тобиас.

Роден хихикнул, услышав вопрос Коннера, но тут же спохватился:

– Мастер Коннер, сделайте из меня аристократа. Я уверен, что всему научусь.

– Вы все научитесь, – сказал Коннер. – За две недели я сделаю каждого из вас способным сойти за знатного господина перед самим королем.

– Мы увидим короля? – спросил я.

Коннер покачал головой:

– Этого я не говорил. Я только сказал, что вы сможете стоять перед ним и казаться ему аристократами.

Роден взглянул на меня и улыбнулся. Я не разделял его восторга.

– Две недели? – спросил я. – Что за спешка?

Коннер посмотрел мне прямо в глаза.

– Именно тогда я испытаю того из вас, кто окажется лучшим.

Тобиас прочистил горло, а затем спросил:

– А что будет с остальными двумя мальчиками, сэр? С теми, кого вы не выберете?

Перед тем как ответить, Коннер посмотрел на каждого из нас. Потом промолвил:

– Две недели, мальчики. Молитесь, чтобы оказаться тем, кого я выберу.

После чего повернулся к нам спиной.

Мы все трое переглянулись. Креган заметил нашу безмолвную беседу и фыркнул. Роден, казалось, еще сильнее побледнел. У Тобиаса на лице не было вообще никакого выражения, он снова сделался словно каменный. Все мы помнили, как спокойно Коннер приказал убить Латамера и как быстро оправдал свой поступок некой высокой целью.

Значит, через две недели он выберет победителя, и, видимо, тогда же остальные двое разделят судьбу Латамера.

7

День близился к вечеру, когда наша повозка въехала в обширное поместье в нескольких милях от города Тисио. Судя по резной деревянной табличке у ворот, это было поместье Коннера. Двухэтажный дом с мезонином и почти плоской крышей был огражден низким парапетом. Мне стало интересно, ведет ли на крышу какая-нибудь лестница, ведь оттуда несомненно открывается отличный вид на обширные владения Коннера. Дом был выстроен из крупных желтых кирпичей и тесаного камня. Уже одно это производило впечатление: нигде в Картии я не видел каменных карьеров, а значит, камень везли издалека. Между первым и вторым этажами проходил узкий выступ. Я насчитал двадцать окон только на фасаде. В приюте в Карчаре вообще не было окон.

Коннер встал и широким жестом указал на усадьбу:

– Добро пожаловать ко мне, мальчики. Место называется Фартенвуд. Это дом моего отца, и здесь прошло мое детство. Я знаю здесь каждый уголок и люблю приезжать сюда, когда удается вырваться с королевской службы в Дриллейде. На ближайшие две недели этот дом станет вашим. Я подготовил все к вашему приезду. Уверен, у вас много вопросов, но дело прежде всего.

Перед повозкой в ряд выстроились слуги. Некоторые занялись лошадьми, один помог Коннеру спуститься, поклонившись ему так, будто это он был королем.

Креган дал нам знак выйти из повозки, а когда мы сделали это, Коннер представил каждого одному из слуг.

– Пойдите примите ванну и переоденьтесь в чистую одежду.

Он взглянул на меня.

– Некоторым из вас надо особенно постараться с мытьем, так что оставайтесь в ванной подольше. Когда будете готовы, приходите ужинать, думаю, это будет самый вкусный ужин в вашей жизни.

Роден и Тобиас пошли за своими слугами в дом. Я последовал за своим, и мы вместе вошли в Фартенвуд. Мы оказались в просторном хорошо освещенном зале с огромной, низко свисающей люстрой. Оштукатуренные стены были украшены росписями с изображением сцен из деревенской жизни. У входа висел гобелен с десятками имен и лиц. Должно быть, фамильное древо Коннера.

– Как тебя зовут? – спросил я слугу.

Он сначала замялся, будто не знал, должен ли отвечать, а потом сказал:

– Эррол, сэр.

Эррол был одним из тех молодых людей, которым никогда не удастся отрастить достаточно волос на лице, чтобы понадобилась бритва. У него были мальчишеские черты и светлые, слегка волнистые волосы. Подозреваю, что если бы сказки об эльфах были правдой, Эррол точно оказался бы одним из них.

– Я – Сейдж. Мои спутники могли бы подтвердить, что никакой я не «сэр». Коннер, похоже, считает, что я его собственность, а значит, я такой же слуга, как и ты. Так что давай-ка обращаться друг к другу по имени.

– Простите меня, но я получил распоряжение называть вас «сэр», – решительно сказал Эррол. – Вам следует привыкать к такому обращению.

Я одернул на себе лохмотья, служившие мне рубашкой. Целый кулак мог бы свободно пройти в дыру у меня на боку.

– Даже несмотря на то, что я так одет? Ты можешь называть меня так без смеха?

Эррол отвел глаза и криво улыбнулся:

– Это непросто… сэр.

В ответ на мои расспросы Эррол рассказал, что комнаты слева предназначены для немногих избранных слуг, таких, как Мотт и Креган. Там также находилась кухня и другие служебные помещения. Справа располагались комнаты остальных слуг, в каждой обитали по несколько человек. Видимо, Эррол жил в одной из них. Посреди холла начиналась огромная лестница с таким изысканным ковром, что, не удержавшись, я наклонился и провел по нему рукой.

Впереди я услышал голос слуги Родена, который говорил, что теперь ему придется чистить ковер из-за моих грязных рук. Назло ему я постарался оставить на ковре грязный след.

На втором этаже мы оказались в длинном коридоре с дверьми по обе стороны.

– Тут могло бы поместиться несколько приютов, – заметил Роден.

– Коннер богат, это точно, – добавил Тобиас.

– Зачем ему столько комнат? – спросил я.

Эррол улыбнулся.

– Если бы комнат было меньше, нам всем не хватило бы работы.

Я громко рассмеялся, и двое других слуг обернулись ко мне. Эррол продолжал, понизив голос:

– У мастера Коннера часто бывают гости. Ему нравится производить впечатление своим богатством, и у него это обычно получается.

– Он говорит, что он регент при дворе. А король когда-нибудь приезжал сюда?

– Король нет, но королева однажды заезжала во время путешествия со своими придворными.

– Я слышал, она не особенно красива, – сказал я.

Эррол взглянул на меня так, будто я его ударил.

– Тот, кто так сказал, лжец. – В голосе его звучала личная обида. – Королева Эрин поразительно красивая женщина. Сам мастер Коннер неоднократно говорил об этом.

– Коннер женат?

– Нет, сэр. Он любил одну женщину, но ничего не вышло.

– Ты знаешь, для чего нас сюда привезли? – спросил я. – Коннер сказал, что у него есть план.

– Даже если бы знал, я не смог бы вам сказать. – Глаза Эррола забегали, когда он говорил это.

– И не надо, незачем, – произнес я быстро. Меньше всего мне хотелось, чтобы Эррол боялся говорить со мной. – Это я так, не сдержался.

– Мы, слуги, располагаем только слухами, да и то неполными, – сказал Эррол. – Мне известно совсем немногое, но в любом случае это сомнительно.

– Ясно, – сказал я и сменил тему: – Как давно ты служишь Коннеру?

– Я приехал сюда, когда мне было десять, сэр, и половину жизни прожил здесь.

Значит, он ненамного старше меня. И все же называет меня «сэр».

– Ты отрабатываешь долги?

– Долги моей семьи. Наверное, еще лет десять, и я буду свободен.

– А тебе здесь нравится?

Эррол кивнул:

– Если делать все, что велит Коннер, он хороший хозяин.

– А если не делать?

– Коннер прислал посыльного перед вашим приездом. Я слышал о вас. – Эррол улыбнулся и добавил: – Боюсь, на вы сами сможете найти ответ на ваш вопрос.

Я тоже улыбнулся.

– Я не собираюсь больше создавать ему проблемы. Уже понятно, что происходит с теми, кто ему перечит.

– Да, сэр. – Эррол остановился у одной из дверей. – Вы будете ночевать в одной комнате с остальными мальчиками, а ваша ванная – здесь.

Он открыл дверь, за ней оказалась довольно большая комната, оформленная в приятных мягких тонах, но непохоже было, чтобы в ней кто-нибудь жил, так что я предположил, что это комната для гостей. Мне захотелось сразу же броситься на кровать у дальней стены и вздремнуть, но я был так грязен, что после этого кровать, вероятно, пришлось бы сжечь.

Эррол потянул меня за рубашку, чтобы я разделся для ванны, но я отпрыгнул от него и сказал:

– Я не моюсь при посторонних.

Эррол снова улыбнулся.

– Простите мне это замечание, сэр, но непохоже, чтобы вы вообще когда-либо мылись.

Я рассмеялся.

– Ну, все равно, я не собираюсь принимать ванну в компании.

– Мне предписано привести вас к ужину таким чистым, каким должен быть знатный господин. Если хотите, я подожду за дверью, но когда выйдете, если вы будете недостаточно чистым, придется вернуться и снова вымыться. Я подчиняюсь хозяину, а не вам.

На этот раз, закрывая дверь, Эррол не улыбался.

– Отдохни там пока! – крикнул я ему. – Я недолго.

Я хотел запереть дверь, но замка не было, так что я придвинул тяжелый стул к двери и, как мог, подпер им дверную ручку.

Окно ванной выходило в сад позади дома. Я вышел на балкон и огляделся. Внизу, склонившись над цветами, работал садовник. Вряд ли он будет смотреть вверх. Снаружи дом был отделан камнем, между этажами, как я говорил, проходил узкий выступ. Падать пришлось бы высоко, но шансов не упасть было много.

Я перебрался через перила, поставил ноги в выступ на стене, вцепился пальцами в расщелину между камнями и двинулся вперед.

8

Когда, взмокший и уставший, вернулся в комнату, я услышал, как Эррол зовет меня. Я отсутствовал недолго, ровно столько, сколько понадобилось, чтобы осмотреть владения Коннера. И все же интересно, как давно он меня звал.

– Я, должно быть, заснул! – крикнул я ему, поплескав рукой в воде. – Что тебе нужно?

– Вода, наверное, уже остыла, – сказал он. – Могу я войти и налить свежую?

Вода и правда остыла. Но она была идеально чиста, я же стал еще грязнее.

– Вода нормальная, – ответил я, быстро и бесшумно раздеваясь. – Мне немного осталось.

– Другие мальчики уже давно вышли.

– Да, но они, наверное, мылись, а я спал. Дай мне несколько минут.

Я залез в ванну и потер все части тела, которые должны были быть видны из-под одежды. Рядом с ванной меня ждала груда новой одежды от Эррола. Это был настоящий наряд аристократа. Должно быть, Коннер потратил немало серебряных монет на нас троих. Меня ждала полотняная рубашка со шнуровкой впереди, камзол из мягкой кожи с укороченным рукавом и костяными резными пуговицами, длинные полотняные штаны и пара высоких кожаных сапог. Я подумал, из одежды не будет видно моего немытого тела.

Но это было не последнее мое купание, потому что как только я вышел из комнаты, Эррол осмотрел мои руки и сказал, что я все еще пахну, как бродяга. И настоял на том, чтобы я помылся еще раз.

– Вода холодная, – сказал он. – Вы в такой любите мыться?

– Ну, она стала холоднее, конечно, – проворчал я. – И я не говорил, что мне такая нравится, я только сказал, что мне это терпимо.

Эррол довольно грубо обходился со мной, пока помогал мне мыться, особенное мучение было, пока он возился с моими волосами. Я и сам изумился, сколько грязи с меня смылось. Пока он тер мне пятки, я с интересом рассматривал свои розовые ногти.

– Не помню, чтобы они когда-нибудь были такого цвета, – сказал я и отдернул ногу. – Щекотно же! Еще не все? Мне не нравится, когда мне в ванной прислуживает мужчина.

Эррол усмехнулся:

– Хотите, чтобы прислали женщину?

Я рассмеялся и сказал Эрролу, что при следующем купании помощь мне не понадобится.

– Я понял, что у мастера Коннера не такие представления о чистоте, как у бродяги. Теперь я знаю, что приходится мыться целиком, и я это учту.

Когда мы закончили, я попросил Эррола выйти, чтобы одеться. Должен признать, он хорошо поработал. Наверное, никогда в жизни я не был таким чистым.

– Где моя старая одежда? – спросил я Эррола, одевшись.

– Полагаю, ее сожгут. Она больше не понадобится.

– Сохрани ее, – сказал я твердо. – В том же виде, в каком она была.

Эррол обдумал мои слова, потом сказал:

– Думаю, я смогу ее вернуть.

– Если вернешь, я позабочусь о том, чтобы ты получил за труды серебряную монету.

Эррол наклонил голову.

– Где вы ее возьмете?

– Эта мелочь – моя забота, не твоя. Но это значительно сократит твой долг Коннеру. – Я развел руками. – Эта одежда не моя, и это не я. Подозреваю, что через две недели мне понадобятся мои старые вещи.

Эррол пожал плечами.

– Посмотрю, смогу ли я что-нибудь сделать. А теперь идемте, сэр. Мастер ожидает вас к ужину.

Коннер также принял ванну и выбрился. Он привел себя в порядок и теперь был больше похож на знатного господина, чем на уставшего от дороги путника. Когда я вошел, Роден и Тобиас уже сидели за столом. Небольшая столовая, казалось, была предназначена для повседневных приемов пищи и встреч в узком кругу. Обставлена она была так, что кого угодно могла впечатлить представлением о богатстве Коннера. Я не удержался и тут же прикинул в уме, сколько мог бы заработать умный вор, украв серебряную вилку, или позолоченный кубок, или хотя бы один хрусталик из тех, что гроздьями свисали с канделябров на стене.

– Садись, пожалуйста, – сказал Коннер, показывая на тарелку слева от себя. Тобиас сидел справа от него, а Роден – рядом с Тобиасом. Роден, очевидно, был разочарован тем, что я сижу ближе к Коннеру, чем он.

Как только я сел, слуги принялись разносить еду. Они начали с сыра, мягкого, как масло, и спелых фруктов. В приюте нам доставались остатки с кухонь богачей, фрукты слишком вялые или потемневшие, чтобы можно было подать их на стол, а то и заплесневелые. Коннеру подали первому, но он подождал, пока обслужат всех, и только тогда начал есть. Хотя мне положили второму, я решил, что должен придерживаться того же принципа, хотя в животе у меня громко урчало, а рот был полон слюны.

Все мои чувства были взбудоражены невероятными запахами, исходившими от моей тарелки и из кухни.

– Вы все время так едите? – спросил я, стараясь скрыть восторг.

– Да, – ответил Коннер. – Нравится жизнь в такой роскоши?

– Это превосходит все ожидания, какие у меня могли быть в жизни, – ответил я.

– По сравнению с королевскими пирами это весьма скромное угощение, – сказал Коннер.

– Да кому нужны королевские пиры, когда есть все это? – спросил Роден, когда ему положили еду. И испуганно взглянул на Коннера, смутно чувствуя, что сказал что-то не то. Было видно, что Роден тщетно искал нужные слова, чтобы загладить свою оплошность.

Тобиас воспользовался моментом:

– А я как раз хочу на королевский пир.

Девушка, стоявшая за моей спиной, поставила передо мной тарелку ярко-оранжевого супа. Ее темные волосы были заплетены в косу. Она была не особенно красива, но в ней определенно было что-то привлекательное. Особенно меня заворожили ее глаза, теплые, темные, но беспокойные, возможно, даже испуганные. Она нахмурилась, заметив, что я ее разглядываю, и принялась подавать еду остальным.

– Спасибо, – сказал я, чтобы привлечь ее внимание. – Что это за суп?

Я ждал, что она ответит, но она молчала. Не исключено, что в таких домах слугам не разрешалось говорить за столом. Я быстро отвернулся, надеясь, что из-за меня у нее не будет неприятностей.

Коннер заливался соловьем, рассказывая, что у нас будет на ужин: хрустящий хлеб, только что из печи, жареная утка с таким нежным мясом, что его можно отделять ложкой, фруктовый пудинг, охлажденный в погребе. Я слушал его, но продолжал смотреть на девушку, которая уже наливала нам напитки. Когда она наклонилась, чтобы наполнить бокал Тобиаса, другой слуга толкнул ее плечом, и немного воды пролилось Тобиасу на колени. Коннер раздраженно взглянул на нее. Я открыл было рот, чтобы защитить ее, но она протянула Тобиасу салфетку и поспешила прочь из комнаты прежде, чем я успел что-либо сказать.

Когда у всех на тарелках лежала еда, Коннер поднял ложку и сказал:

– Это суповая ложка. Она для супа и только для супа.

Глядя на него, я взял свою ложку, стараясь держать ее так же, как он. Это оказалось чудовищно неудобно. Может, аристократы так и едят. Но нищие сироты – нет. Я привык браться за ложку так, как я мог бы схватиться за топор.