Текст книги "Граф из Техаса"

Глава 5

Лучи утреннего солнца пробивались через витражные окна библиотеки и падали на стол, за которым сидел Прескотт, глубоко погруженный в чтение финансовых книг Рейвенс Лэйера. Огромная стопка учетных книг, которые содержали события столетней давности, а может, и того дольше, покоилась слева от него. А книги, содержащие информацию о текущих делах, были свалены справа.

Просмотрев вторую стопку, Прескотт чувствовал себя не в силах копаться еще и в прошлом.

Тяжело вздохнув, он покачал головой и откинулся на высокую спинку обитого кожей стула. С первого момента, как только он увидел замок, Прескотт предполагал все самое худшее. Да для этого совсем и не обязательно было иметь семь пядей во лбу – состояние замка красноречиво говорило об общем упадке всего имения. Из того, что он увидел в учетных книгах, следовало, что имение уже долгие годы приносило одни убытки. А попросту – в Рейвенс Лэйере не было денег.

И в этом нет ничего удивительного, сказал себе Прескотт. Фамилия Трефаро всегда была связана с отсутствием денег, и английские Трефаро в этом смысле, видно, ничем не отличались от своих кузенов в Техасе. Но хуже того, имение Рейвенс Лэйер оказалось не просто разоренным, да еще и в больших долгах. Если быть точным, оно было несколько раз заложено со всеми своими рушащимися зубчатыми башнями.

Взглянув на страницу открытой перед ним книги, Прескотт опять тяжело вздохнул. Сэру Генри следовало предупредить его о столь плачевном состоянии дел в имении. Известие о том, что он унаследовал титул и ему придется покинуть Техас, явилось для него довольно неприятной неожиданностью, но это… Господи, это просто выбило его из колеи. Имение выплатило небольшие суммы дюжине или большему количеству ремесленников, но Прескотт до сих пор должен был людям деньги. Плотникам и каменщикам в Пензансе, лудильщикам и кузнецам в Лондоне, даже тем самым женщинам, что убирали его дом и готовили ему пищу. При мысли о последних Прескотта охватило острое чувство вины.

– А, черт с ним, – он резким движением отодвинулся от стола и встал на ноги. – Мне нужно подышать свежим воздухом.

Прескотт снял свой камзол со спинки стула и вышел из библиотеки, прямо за дверью столкнувшись с Ровеной.

– Извините, – пробурчал он, продолжая свой путь.

– Вы не хотите чаю, милорд? – страстно желая ублажить его, она широко раскрыла свои большие карие глаза в ожидании. – Миссис Свит поставила чайник.

– Нет, никакого чая. По крайней мере не сейчас. Я ухожу ненадолго.

– Уходите, милорд?

– Да. Я хочу посмотреть фермы арендаторов.

«Эти фермы платят ренту, – подумал он. – Может, некоторые из них согласятся заплатить ему пораньше. Да, конечно, они согласятся».

– Вы вернетесь к ленчу[3]3
  Ленч – обед, который подается в полдень.


[Закрыть]?

При упоминании о еде Прескотт остановился и повернулся к ней. После завтрака из кусочка холодного мяса, какой-то соленой рыбы и тушеных почек, который ожидал его на подносе в столовой, он был не уверен, что сможет вынести такой же ленч.

– А что миссис Свит готовит на ленч?

Лицо Ровены засветилось.

– Бифштекс и пирог с куриными почками, милорд, – выпалила она.

«Опять почки? О Боже, помоги», – подумал Прескотт.

– Сделайте простой бифштекс из говядины с кровью, картофельное пюре с подливой, и я буду к ленчу. Но только никаких почек! Вы слышали это, мисс Ровена? Больше никаких почек.

– Да, милорд.

– И скажите миссис Свит, что впредь я хочу, чтобы мне подавали на завтрак яичницу с беконом и пресные булочки с мясной подливкой. Можно и ветчину или сосиски, если под рукой не найдется бекона.

А потом, подумав еще немного о завтраке и не желая, чтобы его приказания казались слишком невыполнимыми, он добавил:

– Оладьи тоже пойдут.

– Ваша светлость не любит копченого лосося?

– Черт побери, я даже не знаю, что это такое.

– Лосось это рыба, милорд.

– О Боже, нет! Только не на завтрак. Яичница с беконом у вас найдется?

– Да, милорд.

– Постарайтесь обязательно передать миссис Свит все, что я сказал.

– Да, милорд.

Очень надеясь, что она не забудет передать его пожелания экономке, Прескотт прошествовал по центральному коридору западного крыла, свернул за угол в старую часть замка и, повернув направо, направился к выходу.

«Пока все идет неплохо», – подумал он, гордясь, что не заблудился, как в прошлый раз, когда шел на завтрак. Тогда Харгривс сказал, что стол будет накрыт в маленькой столовой, которая находится в западном крыле, и Прескотт пошел в том направлении, но каким-то образом очутился в музыкальной комнате в восточном крыле.

Если бы не Урсула, которая в это время возвращалась с огорода и увидела, что он свернул не в ту сторону, ему, пожалуй, пришлось бы до сих пор бродить по замку, стараясь найти правильную дорогу и умирая от голода. Хотя и тот скудный завтрак, который он там нашел, совсем не насытил его.

«Мне нужно будет сделать карту этого места, – пробурчал он себе под нос, выходя на заднюю террасу, которая протянулась на всю длину здания, – но после того, как я найду способ достать деньги».

Благодаря Урсуле, которая, показывая ему утром дорогу в маленькую столовую, невзначай заметила, что огород находится между замком и конюшнями, Прескотт знал место расположения конюшен.

Через несколько минут он уже спускался по хорошо утоптанной тропинке. Справа от нее, на аккуратных грядках росли зелень и овощи, а слева стеной стоял достигавший до плеч кустарник. Неподалеку за ним он увидел серую шиферную крышу большого здания. Прескотт надеялся, что это были конюшни. Если же он ошибся, то ему придется развернуться, пройти назад к замку и начать все сначала.

Через несколько мгновений, обогнув кустарник, Прескотт понял, что на этот раз ему повезло. Он шел в правильном направлении. Молодой человек, сидящий на пороге и проделывающий дырку в кожаной упряжке, оказался тем самым парнишкой, который позаботился о лошади Прескотта, когда он вчера приехал в Рейвенс Лэйер.

Мальчик поднял глаза и увидел приближающегося Прескотта. Бросив упряжь, он вскочил на ноги и смахнул прядь белобрысых волос со лба.

– Доброе утро, милорд.

– Доброе.

– Вы хотите поехать верхом?

– Да. Но ты продолжай делать то, чем занимался. Не отвлекайся от дела. Я могу сам оседлать свою лошадь.

Слова Прескотта прозвучали для молодого человека как оскорбление.

– Но ведь это моя работа, милорд.

– Ну хорошо. Как тебя зовут, между прочим? Я не припоминаю, чтобы мисс Люсинда называла твое имя вчера.

– Томас, милорд. Томас Свит.

– Так ты сын миссис Свит? – Прескотт поискал на лице мальчика хоть какой-то намек на родственное сходство с миссис Свит, но ничего не обнаружил.

– Я ее внук, милорд.

– Ну что же, рад познакомиться с тобой, Томас.

Следуя за мальчиком в конюшни, Прескотт неожиданно почувствовал душевное успокоение, вдохнув знакомые запахи земли, сена, лошадей и кожи. Здесь пахло точно так же, как в его конюшне в Техасе, и даже выглядела эта конюшня очень похоже на ту. Пол был недавно подметен, каждая сбруя аккуратно повешена на отдельный крючок около дверей в стойла, а у задней стены конюшни поблескивала большая черная карета.

«Каждая лошадь, – подумал он, – должна быть горда, что это место – ее дом. Да что там лошадь – каждый человек». Если он когда-нибудь устанет от суматохи вокруг него в замке, он обязательно придет и будет спать здесь.

– Ты хорошо справляешься со своей работой, Томас.

Томас, казалось, был поражен неожиданной похвалой Прескотта.

– Спасибо, милорд.

– Держи в том же духе.

– Конечно, милорд, конечно. Какую лошадь вы хотите?

– О, подойдет та, на которой я приехал сюда вчера.

– С седлом Вашей светлости или одним из наших?

– С моим, – выразительно сказал Прескотт. – Один раз в Лондоне я пытался ездить с английским седлом, упал и чуть, к черту, не сломал себе шею. Первый раз за всю свою жизнь я упал с лошади. Бывало, меня сбрасывали лошади, но никогда я не сваливался сам.

– Сбрасывали лошади, милорд?

– Да. Это были разбушевавшиеся мустанги, – и, видя, как озадаченное выражение пробежало по лицу мальчика, Прескотт добавил. – Мустанги – это дикие лошади, что водятся на равнинах в Техасе. Они даже встречаются далеко на западе в Неваде и Калифорнии. Правда, тех я не видел своими глазами, но слышал, что там они есть.

– Мустанги, – повторил Томас с задумчивым выражением лица, стараясь произнести слово с западным акцентом Прескотта.

– Да, они настоящие негодяи, особенно жеребцы. Оставь ты их дикими, не оседлай и не приручи, и они придут темной ночью и украдут всех твоих кобылиц. Да и не только ночью, черт возьми! Я слышал об одном жеребце, который уводил молодых кобылиц днем. Это был метис, как из бронзы вылитый, – сказал он, покачав головой. – Черный, как смоль, и добрых пятнадцати ладоней высотой. Да с такой гривой, что она почти волочилась по земле.

– Милорд?

– Да?

Томас вывел лошадь из стойла, накинул одеяло и взгромоздил большое ковбойское седло на ее спину. Он остановился на мгновение в нерешительности, покусывая нижнюю губу, пока не набрался смелости заговорить. И, когда он наконец заговорил, возбуждение послышалось в его голосе.

– А вы сражались с индейцами в Техасе?

– С индейцами?

– Да, милорд, с этими полуголыми дикарями. Я слышал рассказы о них. Это просто ужасно.

– Нет. В наши дни эта проблема не существует. Может быть, много лет назад, когда еще мой дед работал в Трипле, белые и сражались с индейцами, но в последние годы ничего подобного не было.

– А они действительно снимали скальпы с белых людей?

– С некоторых, конечно, снимали, – сказал Прескотт. – Но если ты хочешь знать мое мнение, это случалось в основном потому, что белые сами этого заслуживали. Однако, это мое личное мнение. Книги по истории и старики расскажут тебе все по-другому. Но если бы я был индейцем и кто-нибудь попытался выселить меня с моей земли, я непременно содрал бы пару-тройку скальпов перед тем, как они заставили бы меня уйти.

– А перестрелки?

– Перестрелки? – Прескотт задумался. – Что за перестрелки?

– Уатт Эрп и Док Холлидей – они действительно участвовали в оружейной перестрелке с Алантонами близ Коралла? Они действительно существовали или это просто вымышленные книжные герои?

– О нет. Это были реальные живые люди. Я, правда, слышал, что Док уже умер. Не знаю точно как и где, а вот Уатт, я думаю, до сих пор еще жив.

– Значит, это правда? Все это правда?

– Конечно. Это случилось лет десять назад в местечке под названием Тамстоун в Ари…

– В Аризоне.

Карие глаза мальчика светились восторженной мечтательностью. Он туго затянул ремни седла под брюхом лошади.

– Откуда ты так много знаешь?

– Я читал об этом. Но до сих пор я не верил, что все это правда, – он задумчиво вздохнул. – Американский Запад, должно быть, удивительное место.

– Удивительное? – Прескотт захохотал. – Ты слишком начитался этих дешевых бульварных романов, Том. На Западе нет ничего удивительного.

– Но ведь вы там жили.

– Да, но в Вако, а не в Тамстоуне. В месте, откуда я приехал, уже есть цивилизация. Там ходят поезда, которые останавливаются во всех больших городах, проведены телеграфные линии и все такое прочее. У некоторых даже есть водопровод и уборная в самом доме.

– И что, теперь уже нет никаких перестрелок на Мейн Стрит?

– В последнее время нет.

– Ну а грабители банков? Или воры скота?

– Эти у нас все еще есть. Но теперь в Техасе есть и полиция. Славные ребята эти полицейские. Они делают все, что в их силах, чтобы поддерживать порядок, но, как водится, всегда найдется один-два возмутителя спокойствия.

Томас перекинул поводья через шею лошади и подал их Прескотту.

– Я хочу поехать туда когда-нибудь. И я это сделаю.

– Куда, в Техас?

– Да. Или в Аризону. Может быть, даже в Калифорнию.

– Я не знаю о других штатах, но Техас – это особенное место. Можно даже сказать, потрясающее. Я никогда еще не видал ничего подобного. Равнины такие широкие и бескрайние, что по ним, кажется, можно идти вечно. Небо такое бесконечно голубое, что хочется смотреть на него не отрываясь.

Прескотт печально покачал головой и повел лошадь к воротам конюшни. Больше всего хотел он сейчас быть там, чтобы увидеть эти равнины и небеса, и еще больше хотел оказаться опять со своей семьей. Но он знал, что одного желания мало. При данной обстановке он, возможно, никогда больше не увидит Техас. Но Том может. Мальчишка его возраста, у которого вся жизнь была еще впереди и которого не связывали еще никакие обязанности, мог делать практически все, что пожелает.

– Послушай, Том. Когда ты, наконец, решишься, дай мне знать.

– Решусь, милорд?

– Да, решишься ехать в Техас. Тебе надо найти работу, когда доберешься туда, а я как раз знаю такое место. В Трипле всегда нужны люди, разбирающиеся в лошадях, а мне кажется, ты знаешь толк в этом деле.

– Вы предлагаете мне работу на вашем ранчо, милорд?

– Да, по закону оно принадлежит мне и моему брату. Но Пайн – хороший человек. Он будет относится к тебе справедливо. Ты будешь честно работать на него весь день, а он будет честно платить тебе деньги за твой труд. Конечно, это будут вовсе не золотые горы, но достаточно, чтобы жить без проблем. К тому же, он не позволит местным пастухам-лентяям насмехаться над тобой из-за того, что ты приезжий, оградит от других неприятностей.

– Милорд, я… я даже не знаю, что сказать.

– Тогда вообще ничего не говори. Скажи лучше, где находится ближайшая ферма арендатора. Внезапно у меня появилось желание узнать побольше об овцах.

«Неважно, на каком континенте овцы выращены, они все равно остаются овцами», – решил Прескотт, когда попрощался с последним фермером-арендатором. Эти создания издавали страшное зловоние и были, наверное, самыми глупыми из животных, когда-либо сотворенных Всевышним. Куда шла одна овца, следовали и другие, сгрудившись в жирную шерстяную массу. Единственное положительное качество, которое Прескотт видел в овцах, было то, что как бы ты ни старался, никогда не смог обратить их в паническое бегство. Коровы разбежались бы в разные стороны при малейшем незнакомом звуке. Овцы же лишь на мгновение срывались с места, а затем останавливались и начинали, как ни в чем не бывало, щипать траву.

Погруженный в подобные размышления, Прескотт не спеша ехал, полагая, что возвращается к замку. Но вскоре он обнаружил, что сбился с пути.

– Черт побери, неужели опять?!

Ему, как он понял теперь, нужна была не только карта дома, но и близлежащих окрестностей. Или постоянный проводник.

Прескотт взобрался на холм. Перед взором лежала незнакомая местность. Спустившись по узкой тропинке, а затем отклонившись от нее, он поднялся на вершину следующего холма и увидел у его подножия домик Люсинды. Прескотт усмехнулся – оказывается, он не так безнадежно заблудился, как думал сначала. Его первой мыслью было проехать мимо жилища своей кузины не останавливаясь, но потом он решил, что неплохо было бы снова увидеть ее.

Второе желание оказалось сильнее первого, и он галопом поскакал к ее калитке.

– Привет вашему дому, – крикнул он, соскакивая с лошади. – Есть кто-нибудь?

Дверь распахнулась, и Люсинда показалась на пороге, вытирая руки о передник, обвязанный вокруг ее тонкой талии. Под лучами яркого солнца ее черные, как вороново крыло, волосы отливали синевой, а в ее серых глазах засветилось удовольствие, когда она узнала своего неожиданного гостя.

– Добрый день, милорд.

– Пожалуйста, зовите меня Прескотт, – сказал он, и, заметив ее мимолетную улыбку, почувствовал, как снова по всему его телу разливается приятная теплота. – Мне достаточно этих официальных обращений дома.

Она прошла по короткой тропинке к калитке, чтобы отодвинуть щеколду. При движении ее широкие юбки, касаясь пышно разросшихся цветов и трав, загадочно шуршали.

– Я удивлена, что вы с утра уже на ногах. Неужели у вас недостаточно работы в библиотеке, чтобы занять вас хотя бы на полдня?

– Слишком много работы. Поэтому-то я и бездельничаю. Но если вы заняты, а весь ваш вид говорит об этом, то мне, возможно, лучше…

– Чепуха. Я просто пеку кексы. Кстати, вы их любите?

– Кексы – это маленькие булочки в форме пирожков с изюмом внутри?

– Вообще-то они со смородиной, а не с изюмом, и к тому же мои круглые, а не в форме пирожков.

Прескотту не надо было долго объяснять. Он пробовал эти кексы в Лондоне, и они ему очень понравились. А так как он съел очень мало на завтрак, то чувствовал такой голод, что казалось еще немного и начнет грызть свою лошадь. Но попробовать кексы было гораздо предпочтительнее.

– Вы поймали меня в свои сети, и я, пожалуй, отведаю один-два.

– Поймала вас в свои сети? – ее глаза светились озорством, когда она одарила его кокетливым взглядом. – Ну, а еще у меня есть девонширский заварной крем и клубничный джем. Я угощу вас, если это сможет умалить мою вину.

– Кузина Люсинда, я могу поклясться, что я уже не первый мужчина, попавшийся в ваши сети.

– Возможно, фигурально, но не буквально.

Он сдернул с головы шляпу и последовал за ней внутрь домика, чуть не ударившись головой о низкий дверной косяк. Лишь переступив порог, он почувствовал себя как дома. Аромат свежеиспеченного хлеба наполнял воздух, смешиваясь с приятными острыми запахами сушеных цветов и трав, которые свисали пучками с широких балок на потолке.

Осмотревшись вокруг, он увидел, что в ее комнате было немного вещей, но все они были использованы с умом. Небольшой диванчик приглашал отдохнуть около камина, почерневшего от старости и долгого использования. Что-то похожее на большой кухонный шкаф, заполненный тарелками и кувшинами, стояло у стены. Квадратный стол и два стула занимали все остальное пространство небольшой комнаты.

– Вы пускаете жить к себе пансионеров?

– Пансионеров? – озадаченно взглянув на него, она указала ему на стул. – О, вы, должно быть, имеете в виду квартирантов. Но ведь здесь едва найдется место для меня одной. Куда я поселю жильца?

– Просто интересуюсь. Я нахожу ваш дом гораздо уютнее, чем весь этот замок.

– Но я думала, что техасцы любят простор.

– Это правда, мы любим простор наших бескрайних равнин. Однако внутри домов мы более всего тяготеем к уюту.

И ему все больше нравился уют ее домика. Теплота, ум, честность Люсинды, не говоря уже о красоте, делали с ним что-то невообразимое, чего он еще никогда не испытывал в жизни. Но сейчас было не время думать об этом и предаваться своим чувствам.

– Куда ни пойди в замке, везде слышишь эхо своего собственного голоса или своих шагов. Это в конце концов так надоедает.

Она поставила перед ним тарелку пышущих жаром кексов вместе с клубничным джемом и большой чашкой желтоватого крема, такого густого, что ложка стояла в нем. Прескотт хотел сразу же наброситься на еду, но вовремя вспомнил о своих манерах и подождал, пока Люсинда разлила чай по чашкам и сама села за стол.

– Вы провели в Рейвен Лэйере только одну ночь, Прескотт. Подождите еще немного. И, уверяю вас, вы привыкнете к размерам замка.

– Лучше не загадывайте.

Следуя примеру Люсинды и стараясь не вести себя совершеннейшей свиньей, он разломал кекс на две части и намазал большую ложку крема на одну половину и ложку джема на другую. Сложив половинки вместе и откусив кусочек, он ощутил вкус хлеба, смородины, густого крема и клубники и испытал огромное наслаждение.

– Очень вкусно, Люсинда. Правда, очень вкусно.

Она опустила глаза и скромно улыбнулась.

– Спасибо.

– Вы готовите так всегда?

– Нет, только в очень хорошем настроении.

– Это очень хорошее настроение должно приходить к вам почаще. Оказывается, выращивать прекрасные цветы – это не единственный ваш талант.

Увидев, что он справился с кексом в два счета, она спросила:

– Это ваш способ просить добавки?

– Мэм, это было бы откровенно грубо с моей стороны. Моя тетушка Эмми учила меня лучше, чем вы думаете. Но ваши кексы безусловно хороши. Лучшее из того, что я ел с тех пор, как приехал сюда.

– Тогда непременно возьмите еще один.

– Если вы настаиваете.

– Да, я настаиваю.

Прескотт сам обслужил себя, и уже через некоторое время целая тарелка кексов была пуста. Он даже выпил вторую чашку чая, сильно подслащенного сахаром, чтобы скрыть горьковатый вкус.

– Миссис Свит могла бы кое-чему у вас поучиться, – сказал он, окончательно наевшись и откинувшись на спинку стула. – Это была лучшая еда, какую я ел со дня моего приезда сюда.

– Странно. Я всегда думала, что миссис Свит очень хороший повар.

– Она не такая хорошая, как вы.

«И к тому же не так проста в общении, как вы», – подумал он, чувствуя приятную теплоту, разливающуюся в груди.

– Она отваривает почти все. За исключением этих чертовых почек, конечно. Я не знаю, как она их готовит, и не буду притрагиваться к ним для того, чтобы это выяснить.

– Вы не любите почки? Даже бифштекс с пирогом из почек?

Он сморщил нос, и эта гримаса была такой милой, придававшей его лицу такое мальчишеское выражение, что она не смогла сдержать улыбку.

– Я действительно не люблю есть потроха. И никогда не любил. Единственное, что я могу есть в отварном виде, это курицу, но только тогда, когда она подается вместе с клецками. А в основном я ем говядину, приготовленную на костре или зажаренную на сковороде так, чтобы она потемнела снаружи, но оставалась кровяно-красной внутри. Мы в Техасе готовим мясо именно так.

– Тогда вы должны сказать об этом миссис Свит. Я уверена, она сумеет приготовить вам еду, как вы только пожелаете.

– Да, но если она, как вы говорите, такой отличный повар, не обижу ли я ее, сказав подобную вещь?

– Прескотт, она ваша служанка. Это ее работа – стараться ублажать вас. Вы, в конце концов, владелец замка.

– Может быть и так, но я с ранних лет знаю, что нежелательно плохо отзываться о том, как готовит леди. Особенно если ты хочешь сохранить ее хорошее расположение к себе. Тогда это самое худшее из того, что ты можешь сделать.

– Это нелепо. Вы не оскорбите ее, вы просто дадите ей добрый совет. Совет, который, я уверена, она с готовностью примет к сведению. Она знает, что вы занятой человек, что у вас есть очень много важной работы, и поэтому вы должны хорошо питаться и есть пищу, приготовленную так, как вам нравится.

– Я не так занят. Я бездельничаю с тех пор, как впервые ступил на английскую землю. Возьмите сегодняшнее утро, например. Все, что я сделал, это просмотрел финансовые дела Рейвенс Лэйера и узнал, в каком плачевном состоянии находится имение.

– И вы, наверное, занимались всем этим на голодный желудок, не так ли?

– Почему вы так решили? – спросил он.

– Потому что вы съели все мои кексы как мужчина, почти умирающий от голода.

– Простите. Пожалуй я был более голоден, чем предполагал. Я не хотел выставить себя такой свиньей.

– О, не извиняйтесь. Это совсем ни к чему. Если вы хотите знать, то я нахожу ваш аппетит довольно лестным для себя.

– Действительно?

– Да, именно так.

Она никогда не готовила для мужчин раньше. И уже долгие годы у нее не было возможности разделить трапезу с одним из них. Внезапно она изменила тему разговора.

– Так вы говорите, что в Рейвенс Лэйере есть какие-то финансовые трудности?

– Да, это именно то, что я сказал.

– Какого рода трудности?

Прескотт некоторое время колебался, вспомнив о том, что Харгривс сказал ему, – никогда не обсуждать финансовые проблемы с посторонними. Но так как Люсинда была его кузиной и в течение долгого времени жила в Сент Кеверне, она вряд ли подходила на роль посторонней. Ей более, чем кому бы то ни было, следовало знать о сложившейся ситуации.

– Трудности самого худшего рода. Мы по горло в долгах.

– Что?

– Мы разорены. У нас нет ни никеля[4]4
  Никель – американская монета в 5 центов.


[Закрыть] за душой.

«Господи, помилуй», – подумал Прескотт. Он начинал подражать Харгривсу, говоря «мы» вместо «я».

– Я задолжал людям так много денег, – продолжал он, – что даже удивлен, как сборщики долгов со всей Англии еще не стоят на пороге моего дома, колотя кулаками в дверь и намереваясь выбить ее к чертовой матери.

– Сборщики долгов?

– Да, за всю работу, которая была сделана по ремонту замка и за материалы, что были использованы при этом столярами, каменщиками – кого ни назовите – я задолжал им всем. Но это еще не так плохо, как задолжать женщинам, которые работают на меня в доме. Бедняжки не получали денег за свой труд месяцами. Вот видите? Я не могу жаловаться на миссис Свит за то, что мне не нравится, как она готовит, потому что все это время она работала бесплатно.

Когда Прескотт остановился, он заметил, что на лице Люсинды появилось странное выражение и что ее слегка прищуренные глаза уставились на какой-то невидимый предмет вдали.

– В чем дело?

– Прескотт, здесь что-то неладное. Я удивлена, что вы до сих пор не заметили этого сами…

– Что не заметил?

– Состояние замка, конечно.

– Этот проклятый дом почти разваливается от старости. Это я заметил.

– И в то же время вы говорите, что задолжали ремесленникам за ремонтные работы, которые в действительности не были сделаны.

Прескотт почувствовал себя, словно кто-то сильно ударил его кулаком в грудь или врезал со всего размаху пощечину и, наконец, разбудил его.

– Этот сукин сын… Ведь Эмерсон ведет записи в книгах, не так ли? Это его работа выплачивать жалованье прислуге, разбираться с кредиторами и…

– Да. Он управляющий имением, и делать записи в учетных книгах – одна из его обязанностей. Он занимался этим последние годы.

– И все это время он обворовывал Рейвенс Лэйер. И делал все это за нашей спиной. Оказывается что…

– Куда вы?

Прескотт вскочил со стула так резко, что тот чуть не опрокинулся.

– Вы мне не можете подсказать, где он?

– Даже не знаю.

– Я не видел его ни на одной ферме, когда сегодня утром делал объезд.

– Он, возможно, дома.

Схватив свою шляпу с крючка на стене, куда ее повесила Люсинда, Прескотт направился к двери.

– Где это?

– Его дом находится внизу у деревни. Пойдете по этой тропинке и, когда дойдете до развилки, вам нужно… – она замолчала и вздохнула, вспомнив, что Прескотт все еще не знал здешней местности, и, вполне возможно, мог заблудиться. – Хорошо. Я покажу вам сама.