Текст книги "Граф из Техаса"

Глава 3

Прескотт открыл парадную дверь и почувствовал, как у него по спине побежали мурашки от невыносимого скрипа несмазанных петель. Войдя вслед за Люсиндой внутрь дома, Прескотт увидел в пробивающихся лучах тусклого света неисчислимое множество пылинок, кружащихся в воздухе. Толстый слой пыли покрывал все видимые поверхности: гладкий каменный пол, резные деревянные панно, доходящие снизу до половины высоких каменных стен, громадные рыцарские доспехи, которые стояли молчаливыми стражами, но не заполняли собой пустоту огромного холла.

– Надеюсь, в этом замке не водятся привидения? – спросил Прескотт, и его тихо произнесенные слова эхом отозвались в пустоте зала.

– Разве вы не знаете? Во всех английских замках водятся привидения, – ответила Люсинда. – И Рейвенс Лэйер в этом смысле не исключение.

– Я думаю, что смогу примириться с их существованием, если они не будут слишком назойливы.

– У вас нет никаких оснований их бояться, наши привидения очень дружелюбны. О своем присутствии они напоминают лишь шуршанием в коридорах по ночам и странными звуками, время от времени раздающимися в замке. Конечно, те, кто не верит в привидения, могут отнести это на счет мышей, живущих за обивкой стен.

– Мышей?

– Да, мышей. И еще время от времени в замке пропадают женские украшения, которые потом обнаруживаются в совершенно неожиданных местах.

– Только женские украшения. Этого не случается с мужскими вещами?

Она кивнула.

– Я лично думаю, что это дело рук привидения четвертого графа.

– Так вы еще их и различаете?

– Нет, но в данном случае у меня есть основания предполагать, что это делает именно он. Видите ли, четвертый граф был – как бы это сказать? В общем, у него были причуды по поводу ношения женских вещей. Он даже потребовал, чтобы его похоронили в его любимом дамском платье, привезенном из Парижа, и надели жемчуга его матери.

– Вы разыгрываете меня!

– Нет, я не могла бы быть более серьезной. Все это подтверждается семейными дневниками. Вам следует почитать их на досуге, и вы узнаете из них много интересного.

Неприятные ощущения, охватившие Прескотта в замке, постепенно таяли с увлекательным рассказом Люсинды.

– Так вы хотите сказать, что один из моих предков – предков мужского пола – был похоронен в платье?

– Нет. Я подозреваю, что в этом-то и есть причина того, что он бродит по замку, воруя женские украшения. Понимаете, хоть старый граф и пожелал быть похороненным в платье, его сыну, пятому графу, хватило ума не пойти у него на поводу.

– И слава Богу, – сказал Прескотт. – Бедный юноша, ему, должно быть, было очень стыдно за причуды старика.

– Я сомневаюсь, что стыд имел какое-то значение, когда он принимал это решение. Он был слишком погружен в свои служебные дела, чтобы испытывать что-то подобное.

– А откуда вы знаете, что он испытывал?

– О, его личные дневники были очень подробными. Он написал, что надеялся получить важное место в суде. Зная, что несколько коллег и главный судья будут присутствовать на похоронах его отца и, конечно же, не одобрят одеяние, выбранное старым графом, он понимал, что недовольство распространится и на него, и тогда ему навсегда придется распрощаться с мыслью о новом назначении. Четвертый граф, вероятно, остался недоволен непослушанием своего сына, и стал наведываться в замок, что делает и до сих пор. Но он никогда не причиняет никому зла – просто берет женские вещи, носит их некоторое время, а потом не утруждается вернуть их на прежнее место.

Мыши в стенах и привидения, шатающиеся по коридорам в женской одежде… Прескотту стало интересно, сколько еще удивительных вещей ему придется узнать о своем новом доме? Он надеялся, что их окажется не слишком много…

Услышав звуки шагов в дальнем углу холла, Прескотт напряг зрение, вглядываясь в темноту, и увидел молодую женщину с охапкой постельного белья, идущую в их сторону. Сначала он подумал, что это один из призраков, о которых только что говорила Люсинда, но быстро отказался от этой мысли, когда туманные очертания приближающейся фигуры прояснились и оказались совсем не похожими на привидение. Внезапно женщина остановилась, посмотрела на Люсинду, а потом перевела взгляд на Прескотта. Через мгновение она широко раскрыла глаза и вздохнула так громко, что звук эхом отразился от стен.

– Ваша светлость, молодой граф!

«Ишь ты, Ваша светлость», опять подумал Прескотт.

– Да, – сказала Люсинда. – Лорд Прескотт наконец прибыл, Миранда.

– Ой, лорд Прескотт, добро пожаловать! Миссис Свит уже сбилась с ног, готовясь к вашему приезду…

Она опять судорожно схватила ртом воздух, нервно присела в реверансе, чуть не выронив свою ношу из рук, и, резко развернувшись, закричала изо всей мочи:

– Миссис Свит! О, миссис Свит! Молодой граф здесь! Быстрее! Ставьте чайник на плиту!

– Моя прислуга?

– Да, одна из них, – ответила Люсинда.

Они прошли чуть дальше по фойе мимо засиженных мухами зеркал и множества закрытых дверей. Прескотт догадался, что они направляются в заднюю часть дома, где находились кухни – место обычного пребывания миссис Свит.

– Это и есть причина того, что вы живете в своем домике, а не здесь?

– Вы имеете в виду Миранду или привидения?

– И то и другое.

– Миранда может показаться очень надоедливой, временами так оно и есть, но, несмотря на это, она очень хорошая девушка. Пожалуйста, будьте с ней терпеливым.

«Чтобы порадовать вас, Люсинда, я готов быть терпеливым даже с самим дьяволом», – подумал Прескотт и почувствовал приятную теплоту, разливающуюся по всему телу. Эта мысль пришла из самых глубин его существа, и он признался себе, что ему очень понравилась его новая кузина. И отрицать это было бессмысленно. И даже больше, чем просто понравилась. По каким-то необъяснимым причинам он хотел сделать что-то приятное для нее даже больше, чем для себя, больше, чем когда-либо ему хотелось этого для любой другой женщины, которую он встречал в своей жизни.

– А что касается привидений, – продолжала Люсинда, – то, как я вам уже сказала, большей частью они очень дружелюбны. Я выросла вместе с ними. Они мне как старые друзья.

– Так почему же вы не живете здесь с другими? Видит Бог, в замке предостаточно комнат.

Люсинда огляделась кругом, и у нее сразу испортилось настроение. Там, где Прескотт видел только запущенность и упадок, она увидела одинокую и отторгнутую всеми маленькую девочку. Ту грустную маленькую девочку, которой довелось испытать на себе столько жестокостей со стороны тех, кто притворялся, что заботится о ней и что желает ей только хорошего. Истинная любовь и привязанность редко встречались на пути Люсинды в детстве, так же, как и теперь.

– Мне просто не хочется здесь жить, вот и все, – сказала она.

Встретившись с Люсиндой глазами, Прескотт почувствовал ее страдание так сильно, как будто это была его собственная боль. Желая утешить и подбодрить ее, он подошел к ней и взял за руку.

В тот самый момент, когда их руки соприкоснулись, какая-то необъяснимая связь внезапно возникла между ними. Люсинда, безусловно, почувствовала это, потому что ее глаза широко раскрылись, и она посмотрела на него с удивлением. Прескотт крепче сжал ее руку, желая чтобы это божественное чувство продолжалось и становилось сильнее. Но вдруг лицо Люсинды залилось румянцем, она высвободила свою руку из его большой ладони и сделала шаг назад, увеличив расстояние между ними. Она никогда не ощущала такого сильного влечения раньше ни к одному мужчине, и это испугало ее.

– Люсинда, мы…

– Милорд, милорд! – произнесла она с испугом.

При этих словах Прескотт повернул голову и увидел приземистую, круглолицую женщину с седыми волосами, направляющуюся к ним. За нею следовало еще четыре женщины разных возрастов. Все они были одеты так же, как и первая: в черные платья и белые передники. Миранда, которую он уже встречал; другая молодая женщина приблизительно возраста Миранды, одинакового с ней роста и цвета волос; высокая худощавая женщина с седыми, как сталь, волосами и в очках в проволочной оправе, которые увеличивали ее и без того большие карие глаза. Последней шла такая маленькая и старая женщина, каких Прескотт никогда в своей жизни не видел.

Когда та подошла поближе, Прескотт отметил, что она казалась ниже своего роста из-за того, что ее фигура была сильно сгорблена старостью. Да, она была стара. «Ей, должно быть, как минимум лет восемьдесят, – решил про себя Прескотт. – А, быть может, даже и девяносто».

Конечно, если эти пять женщин составляют всю прислугу Рейвенс Лэйера, то они просто физически не могут справиться со всем объемом работ, необходимым для содержания в порядке дома таких размеров. Прескотту теперь было совершенно неудивительно, почему этот замок находится в таком ужасном запустении. Надо будет принять меры, чтобы исправить положение и проследить, чтобы эти женщины получили помощь.

– Лорд Прескотт, – сказала Люсинда, указывая на приземистую круглолицую женщину. – Это миссис Свит, ваша экономка.

Он протянул ей руку, но женщина покраснела и быстро сделала неглубокий реверанс, почтительно наклонив голову. Опешив от ее церемонности, Прескотт медленно опустил руку.

– Приятно познакомиться с вами, миссис Свит.

– О, мне тоже, милорд. Мы ждем вас уже целых три недели.

– Миранда. Вы уже ее встречали, – сказала Люсинда, продвигаясь вдоль рядом стоящих женщин и представляя их.

Теперь, осознавая, что никто не согласится на рукопожатие с ним, даже если он это предложит, Прескотт просто улыбнулся.

– Здравствуйте, мисс Миранда.

Она тоже присела в реверансе и уставилась на него своими моргающими с периодичностью метронома глазами.

– Миранда – горничная Вашей светлости, она убирает ваши комнаты, – продолжала Люсинда. – А Ровена будет прислуживать вам в столовой.

Наклонившись поближе к Прескотту, она добавила:

– Миранда и Ровена – сестры.

Но Прескотт уже и сам догадался об этом.

– Мисс Ровена, рад познакомиться с вами.

Как и остальные, Ровена присела в реверансе:

– Ваша светлость…

– А это Урсула, помощница миссис Свит на кухнях, – сказала Люсинда, подойдя к высокой худощавой женщине в очках.

– Здравствуйте, мисс Урсула.

Прескотт, казалось, услышал, как хрустнули ее кости, когда она присела в реверансе.

– Ваша светлость… Добро пожаловать в Рейвенс Лэйер.

– Спасибо. Я рад находиться здесь.

«По крайней мере я так говорю», – пробурчал он про себя.

– А это Эсмеральда, – сказала Люсинда, подойдя к маленькой сгорбленной женщине, которая, казалось, не могла поднять глаза выше пряжки на ремне Прескотта. – Она… в общем, она здесь незаменима для всех.

– Незаменима, – согласилась миссис Свит.

– О да, милорд, – добавила Урсула, – мы никак не можем обойтись без нее.

– Рад познакомиться с вами, мисс Эсмеральда.

Она сделала попытку поклониться в реверансе, как остальные, но уже простое сгибание ног в коленях вывело ее из равновесия так, что она чуть не упала. Прескотт вовремя пришел на помощь старой даме, подхватив ее под руку. Почувствовав под тканью платья хрупкие кости, он чуть разжал пальцы, боясь что-нибудь повредить ей, и осторожно помог восстановить равновесие.

– Все в порядке, мэм?

Старуха промямлила что-то непонятное, и ее крошечная головка стала медленно подниматься вверх, чтобы взглянуть на него. Но граф был так высок, а она так мала, что прошло некоторое время, прежде чем их глаза, наконец, встретились.

И тут произошло то, чего Прескотт совсем не ожидал.

– Мужчина! – завизжала она, вздрогнув от прикосновения Прескотта. – Насильник! Насильник!

– Нет, нет, Эсмеральда, – Люсинда быстро взглянула на Прескотта извиняющимися глазами и нежно обхватила старуху за плечи. – Все хорошо.

– Насильник! Насильник!

– Никакой он не насильник. Он – лорд Прескотт, новый граф.

Эсмеральда бросила испуганный взгляд на Прескотта.

– Новый граф?

– Да, Эсми, дорогая, – сказала миссис Свит, – новый граф.

– А куда девался старый?

– Он умер.

– Умер?

– Да, два года назад. Разве вы не помните?

Старуха озадаченно нахмурилась, и морщины на ее лице стали еще глубже.

– Я не помню, чтобы кто-нибудь умирал.

– И все же старый граф умер, – заверила ее миссис Свит.

– И мне не сказали?

– Но вы-то как раз первая и обнаружили его мертвым, – сказала Миранда.

Прескотт расслышал, как стоящая рядом с ним Ровена пробормотала:

– Нашла покойника, потом старалась заправить постель вместе с ним. Совсем уже рехнулась старуха.

Миссис Свит, услышав замечание молодой служанки, метнула на нее испепеляющий взгляд.

– Не забудь, что еще надо почистить серебро, Ровена. Так отправляйся-ка ты лучше работать. А ты, Урсула, проводи Эсми назад на кухни и заодно собери все к чаю. Его светлость, должно быть, умирает от жажды после столь долгого путешествия. И, бьюсь об заклад, ужасно проголодался.

Мысль о том, что ему придется выпить еще одну чашку этого противного тепловатого чая, заставила Прескотта содрогнуться. Количества этой отвратительной жидкости, выпитой им в Лондоне, было бы достаточно, чтобы утопить в ней все тома Конституции Соединенных Штатов Америки. Эта подкрашенная вода с бутербродами, такими крошечными, что на них не продержится даже ребенок, не говоря уже о взрослом, физически работающем мужчине! Неужели никто в этой проклятой стране не слышал о кофе?

– Спасибо, миссис Свит, прошу вас, не утруждайте себя всеми этими хлопотами из-за меня. В настоящее время мне совершенно ничего не нужно.

– Но, милорд, – возразила экономка, – старый граф всегда пил чай в четыре. А сейчас уже без пятнадцати. Мы должны сохранять традицию.

«Эти традиции, похоже, сведут меня в могилу или, по крайней мере, заморят голодом», – подумал Прескотт, сознавая, что ему лучше сейчас раз и навсегда искоренить привычки здешних старожилов, пока у него еще есть шанс.

– Если вы не возражаете, мэм, я бы с большим удовольствием выпил сейчас чашечку горячего кофе.

– Кофе?

– Да, мэм. И чем крепче, тем лучше.

Она застыла в недоумении.

– Старый граф не пил кофе, милорд. Он даже не держал его в доме, считая, что это напиток не для истинного английского джентльмена.

– Вот в этом-то все и дело, мэм, что меня нельзя назвать истинным английским джентльменом, не так ли?

– Не мне об этом судить, милорд.

– Конечно, мэм. Я понимаю. Это мое дело, и, как новый граф, я хочу, чтобы отныне и впредь мне подавали кофе после полудня. А чай только в том случае, если кто-нибудь заедет к нам в гости, – в чем Прескотт сильно сомневался, – но в основном кофе. Вообще-то было неплохо, если бы вы постоянно держали кофейник на плите на кухне. Я время от времени люблю сам налить себе чашечку-другую.

– Да, милорд.

– И если вы собираетесь подавать бутерброды к кофе, постарайтесь, пожалуйста, делать их большими. Ветчина, курятина, говядина – любое готовое мясо, что окажется у вас под рукой. Только не надо этой дряни, похожей на водоросли, как вы там ее называете? Я же не бык, чтобы жевать траву. И еще, не срезайте корочки с хлеба. Я их люблю. Моя тетушка Эмми говорила, что корки полезно есть мужчинам, это хорошее средство против облысения.

У миссис Свит заметно задергался внешний уголок правого глаза.

– Да, милорд. Что-нибудь еще?

– Нет, мэм, на данный момент это все. Если мне позже придет в голову еще что-то, я непременно сообщу вам.

Миссис Свит быстро кивнула головой.

– Миранда, проводи графа в его комнату.

– Нет, не беспокойтесь, мисс Миранда. Я уверен, у вас найдется еще куча других дел. Моя кузина, мисс Люсинда, может показать мне дорогу и заодно помочь мне ознакомиться с замком в целом.

– Мисс Люсинда? – спросила Миранда. – Так ее уже здесь нет, милорд.

– Нет? – Прескотт резко обернулся, обыскал глазами огромный холл, но не смог найти ни следа пребывания Люсинды. – Дьявол! Куда она ушла?

– Наверное, к себе домой, милорд, – ответила миссис Свит.

Она ушла, не попрощавшись с ним? Не дав возможности ему попрощаться с ней? Хотя Прескотт знал Люсинду совсем недолго, она стала жизненно необходимой для него, единственной связью с чем-то знакомым и навсегда ушедшим в прошлое. Теперь, когда она ушла, он почувствовал странную, необъяснимую пустоту в душе.

– По-видимому, мне все-таки потребуется ваша помощь, чтобы отыскать дорогу к моей комнате, мисс Миранда.

– Конечно, милорд. Следуйте за мной.

Глава 4

Комната Прескотта находилась за добрую четверть мили от центрального входа. Он следовал за Мирандой сначала по главной лестнице в восточное крыло дома, затем вдоль широкой галереи мимо нескольких десятков портретов бывших графов Сент Кеверна и, наконец, влево через лабиринт коридоров. Было ясно, что только человек, проживший в этом доме всю свою жизнь, мог определить точное местонахождение его комнаты в замке. Ему же, как новому человеку в Рейвенс Лэйере, подумал Прескотт, придется или нарисовать карту, или рассыпать хлебные крошки на всем пути к своей комнате, чтобы найти ее в следующий раз. Но вспомнив, что в доме водятся мыши, он расстался с последней идеей.

Миранда открыла высокие двойные двери, и он проследовал за ней в комнату. Уже при первом взгляде на эту роскошную палату Прескотт понял, что «комната» – это слишком слабое слово для помещения таких размеров. Со всей своей мебелью оно, по его мнению, очень походило на роскошный холл или вестибюль дорогого отеля: два дивана, столы различных форм и размеров, полдюжины стульев и пара кожаных кресел, стоящих по обе стороны большого мраморного камина. Но ни в одном отеле не было изображений толстых голых херувимов, парящих среди белых облаков на небесно-голубом потолке, которых он увидел здесь.

«Вот это да!» – подумал про себя Прескотт и произнес:

– Это моя комната?

– Да, милорд.

Вообще-то он никак не мог пожаловаться на свои новые апартаменты. Они, безусловно, были роскошными. Но как здесь спать? Свернувшись клубком на одном из диванов и свесив с него ноги? Ему уже раз приходилось спать в таком положении раньше, и он на собственном опыте знал, как трудно разогнуть шею утром после проведенной таким образом ночи. Как будто в ответ на его молчаливый вопрос Миранда открыла дверь в соседнюю смежную комнату и показала ему спальню. Эта комната никак не могла сравниться по красоте с предыдущей. Нет, в действительности она даже превосходила ее. Если по потолку гостиной летали херувимы, то здесь были прекрасные нимфы с мужественными сатирами, танцующие на зеленой, усыпанной цветами поляне. Роспись так поблекла от времени и к тому же обросла таким толстым слоем пыли, что Прескотт не мог четко различить изображения, но было похоже на то, что большинство героев картины делали друг с другом просто немыслимые вещи.

А кровать… Он никогда раньше не видел такой огромной кровати. По виду можно было предположить, что она весила целую тонну. Эта кровать, на массивных резных ножках была так высока, что, возвышаясь, наполовину доходила до потолка, который был четырнадцати футов высотой. Но мало того, ярды[2]2
  Ярд – мера длины, равная 91, 44 см.


[Закрыть] драпированного тяжелого красного бархата окончательно скрывали всякого, кто находился в этой постели.

– Это кровать старого графа, не так ли?

– О нет, милорд. Эта комната принадлежала его дедушке. А комнаты старого графа находятся, вернее, находились в западном крыле дома.

– Понятно, – Прескотту было приятно узнать, что ему не придется спать каждую ночь в той же кровати, в которой умер его двоюродный дед, и в которой покойник чуть не оказался заправленным бедной старой Эсмеральдой.

Не в силах сдержаться, Прескотт опять взглянул на разрисованный потолок, и ему показалось очень занимательным то, что его прапрадедушка, отец старого графа, увлекался столь развратными картинами. Может потому, что он и сам отличался развратным поведением? И если это было так, то как к этому относилась его жена, прапрабабушка Прескотта? Одобряла ли она увлечения графа другими женщинами или просто терпела их, как большинство женщин? Если бы только эти стены могли говорить, то какие секреты о жизни предков открылись бы ему…

Он заметил справа закрытую дверь и кивнул на нее головой.

– А что там?

– Гардеробная Вашей светлости.

– Моя что?

– Гардеробная, милорд.

Миранда открыла дверь, и Прескотт заглянул туда. Комоды и шкафы высотой в десять футов вплотную стояли вдоль стен, покрывая каждый дюйм их поверхности за исключением окон и дверей. В центре комнаты располагалось большое зеркало в подвижной раме, стул и еще одна кровать, однако гораздо меньше той, что находилась в спальне.

– А это ванная комната Вашей светлости, – сказала Миранда, открыв другую дверь.

Прескотт ожидал увидеть ванную, похожую на ту, что была у него дома в Трипле, всю незатейливую обстановку которой составляли раковина с кувшином, небольшое зеркало над ней и ванна, которая всегда казалась ему слишком маленькой. Но в ванне, которая предстала перед ним сейчас, могли бы поместиться вместе с ним еще два человека. Она была настолько велика, что он мог бы плавать в ней, если бы такая безумная идея пришла ему в голову.

– О Боже всевышний! Мой прапрадедушка был, должно быть, очень большим мужчиной.

«Неужели моим удивлениям не будет конца?» – подумал Прескотт, когда они с Мирандой возвращались назад в гостиную. У него были отдельные комнаты для проведения свободного времени, для сна, для переодевания и для купания. А он-то думал, что техасцы любят жить на широкую ногу. Как мало знали они про англичан, которые обошли их на целую милю.

– И это все, мисс Миранда, – спросил он с улыбкой, – или у вас есть еще какие-нибудь сюрпризы для меня?

Она покраснела и опустила глаза.

– Нет, это все из того, что можно было показать. Если, конечно, вы не желаете посмотреть апартаменты ее светлости.

– Ее светлости что?

– Комнаты, милорд. Они прямо рядом с вашими.

– Нет, я не вижу в этом необходимости. У меня нет ее светлости. То есть, я хотел сказать, леди Сент Кеверна просто не существует. Я не женат.

– Пока не женат, – пробормотала себе под нос Миранда, шурша юбками и слегка покачивая бедрами, чего, Прескотт был уверен, она никогда не делала раньше.

Он еще мог терпеть этих старух, вроде Эсмеральды, сделав так, чтобы они не показывались слишком часто ему на глаза, но хорошенькие молоденькие горничные вроде Миранды и ее сестры Ровены – совсем другое дело. Они слишком соблазнительны для здорового мужчины, каким был Прескотт, а потому и слишком опасны. Его богатый жизненный опыт подсказывал быть всегда настороже с ними и сдерживать свои чувства, иначе однажды, совершенно неожиданно для себя, он может оказаться сидящим перед их папашей с приставленным ко лбу заряженным ружьем.

– Мы осведомились у миссис Свит, милорд, и она заверила, что ужин будет подан ровно в восемь.

Опять этот Харгривс со своим обращением к себе во множественном числе! Прескотт посмотрел на отражение своего камердинера в зеркале и в сотый раз подумал, что этот человек кого-то ему напоминает, но кого именно никак не мог вспомнить.

Лицо Харгривса показалось Прескотту знакомым уже при первой встрече, когда сэр Генри представил их друг другу в Лондоне. Представил? Не стоит обманывать самого себя. Сэр Генри откровенно заставил его нанять Харгривса на место камердинера, расхваливая бывалого слугу и перечисляя его многочисленные заслуги на службе у графов, маркизов, виконтов и даже у одного герцога.

Прескотту пришлось не по душе предложение сэра Генри довериться какому-то незнакомцу и передать ему на попечение все свое имущество, но его возражения были безрезультатны.

Сэр Генри просто-напросто стиснул зубы – он частенько это делал, когда Прескотт спорил с ним, – и сказал, что любой уважающий себя граф никак не может обойтись без помощи камердинера. Прескотт в конце концов сдался, но не потому, что очень заботился о своем престиже, а потому, что пульсирующая вена проявилась на лбу сэра Генри, и он испугался, что она может лопнуть от чрезмерного напряжения.

– Так, говорите в восемь? – отозвался Прескотт. – Ну, если вы можете ждать так долго ужина, то думаю, смогу подождать и я.

Харгривс закрыл глаза и сделал медленный глубокий вдох, как будто пытаясь успокоиться.

«По крайней мере, – подумал Прескотт, – это лучше, чем выставлять напоказ раздутую пульсирующую вену».

– Как вы, Ваша светлость, без сомнения, уже знаете сами, нам не придется ужинать вместе, по-семейному, как раньше. Вы будете ужинать один в столовой, тем временем как мы будем есть с остальной прислугой Вашей светлости на кухне.

Прескотт закончил, наконец, застегивать свой камзол и повернулся лицом к камердинеру.

– Знаете что, Эд? Еще несколько недель назад я ужинал со всей семьей на кухне, как вы хотите сделать сегодня. В столовой мы ели только по воскресеньям, на День благодарения и Рождество. А одному мне приходилось это делать только тогда, когда я, бродя по дорогам, не успевал добраться до своего дома к ночи и останавливался в какой-нибудь таверне.

– Но Ваша светлость уже больше не в Техасе. Теперь мы в Англии.

– «Мы» знаем это, Эд.

– И было бы гораздо лучше для соблюдения дистанции между нами, в соответствии с нашими положениями в обществе, если бы вы называли нас по фамилии – Харгривс, нежели по имени – Эдвард. Или, как вы говорите, Эд.

– Послушай, пока меня не оседлали этим проклятым титулом, который вовсе не приводит меня в восторг и, наверное, никогда не будет приводить, я был ничуть не лучше тебя. И насколько мне кажется, я и сейчас тебя ничем не превосхожу. Да, знаю, это может звучать странно для такого человека, как ты, который всю жизнь прислуживал герцогам, принцам и им подобным, но я привык сам себя одевать. Я делаю это с раннего детства.

– Но для того-то мы я состоим на службе у Вашей светлости, чтобы снять это бремя с ваших плеч, ведь у вас так много других дел.

– Никаких дел! Черт! Послушай дружище, все, что я делаю с тех пор, как приехал в эту проклятую страну, это хожу с одного банкета на другой. Я рабочий человек, черт побери. Сплетничать и нести всякую чепуху за чаем с богачами вовсе не является, в моем представлении, полезным занятием.

– Ваша светлость скучает?

Прескотт заметил нотку удивления в голосе камердинера.

– Черт побери, да, я скучаю. Я постоянно скучаю уже с того дня, как только добрался сюда. И ты умирал бы здесь с тоски, если с детства был приучен трудиться на своей земле с восхода до заката, смотреть, как твои телята вырастают в лучших в округе коров, сражаться с дождями, засухами и ворами скота, не говоря уже о вихрях, которые приходят так неожиданно, грозясь заморозить все стадо на выпасе. Дома я был полезен кому-то, кормил свою семью. Здесь я никому не нужен. Если я захочу сделать что-то сам, мне не позволят, потому что я стал джентльменом, а джентльмены ничего не должны делать. Они только отсиживают свои зады, в то время как другие работают на них.

Харгривс медленно покачал головой, размышляя над словами Прескотта.

– Можно мне дать совет его светлости?

– Конечно, выкладывай.

– Словом, имение Вашей светлости очень нуждается в… скажем, реконструкции…

– Мне не надо говорить об этом. Я сам заметил его ужаснейшее состояние в первую же минуту, когда увидел этот замок. Но, если я хочу сделать Рэйвенс Лэйер таким, каким он был когда-то, то мне не обойтись простым латанием дыр. А это, Эд, дружище, значит, что нужны деньги.

– При всем должном уважении, милорд, вам не следует обсуждать свои финансовые вопросы с посторонними.

– Эд, но ведь ты же поднял эту тему. Я просто пытаюсь доказать тебе, что заниматься реконструкцией Рэйвенс Лэйера для меня почти неосуществимая идея. Если бы у меня были деньги, все было бы по-другому, но у меня их нет.

– Вашей светлости не следует делать поспешных выводов, предполагая худшее.

– Но я разорен. Я не могу попасть в худшее положение, чем то, в котором нахожусь сейчас.

– Но мы только прибыли сюда сегодня днем. Мы должны просмотреть и тщательно изучить текущее финансовое положение имения.

– Не хочешь ли ты этим сказать, что у меня, возможно, еще есть деньги, о которых я не знаю?

– Да, такая возможность существует. В Рэйвенс Лэйере фермеры арендуют землю, не так ли?

– Да.

– И они платят земельную ренту.

Прескотт задумчиво покачал головой.

– Знаешь что, Эд, иногда тебе в голову приходят неплохие идеи. Я завтра утром первым делом просмотрю счета.

– Да, милорд. И милорд…?

– Что еще?

– Моя фамилия Харгривс.

– Да, Харгривс.

Считая разговор законченным, камердинер направился к выходу.

– Вам понадобится что-нибудь еще, милорд? Обед будет скоро подан.

– Да, еще одно.

– Слушаю, милорд?

– Я знаю, ты был очень занят, распаковывая мои вещи и еще не имел возможности осмотреть замок и встретить всех работающих здесь, так что я подумал: лучше предупрежу тебя заранее. Будь осторожен и держись подальше от мисс Эсмеральды хотя бы некоторое время.

– От кого, милорд?

– От мисс Эсмеральды. Это одна из женщин, работающих здесь, самая старая из них. Она, должно быть, жила здесь со времен, когда мой прапрадед был мальчиком. Я уверен, миссис Свит не откажется показать тебе ее.

– А что с ней такое, милорд?

– Она, кажется, недолюбливает мужчин. Вообще ведет себя так, как будто находится в паническом страхе перед нами. Одному Богу известно почему, но, только взглянув на меня, она закричала, что ее насилуют.

– Милорд?

– Клянусь, все, что я сделал, это просто поздоровался с ней, а она издала такой дикий вопль, что у меня чуть не застыла кровь в жилах. Я чуть не выскочил из своих сапог.

– О, мы понимаем. Мы постараемся избегать эту мисс Эсмеральду при любой возможности, милорд.

– Смотри, Эд, будь с ней осторожен.