Текст книги "Над осевшими могилами"

Оба где-то далеко и, отдавшись глубинному течению холодных темных вод, ждут ее следующего хода.

15

Дюпри ехал в больницу. Пристроив мобильник на руль, он уже хотел позвонить – извиниться за задержку, но что-то в правом окошке его отвлекло. С ним такое бывало: он вдруг подмечал какую-то несуразность и потом убеждал себя, что ему не померещилось.

Сейчас он был на широкой улице жилого квартала неподалеку от Управления общественной безопасности. Во дворе дома парень с ирокезом прислонился к машине. «Продажа крупяных игрушек», – гласила вывеска за его спиной. Машина – «джавелин» начала семидесятых.

Вот и все, но это так заворожило Алана Дюпри, что, остановившись на следующем перекрестке, он забыл про светофор и все смотрел в правое окошко, мысленно восстанавливая несочетаемые детали разных десятилетий: прическа из восьмидесятых, машина из семидесятых, игрушки из девяностых. Он сам не понимал, что его так взбудоражило – эта картинка или, может быть, какое-то воспоминание или сон, как-то связанные с машиной, прической, игрушками.

Дюпри посмотрел на телефон в своей руке и не узнал набранный номер. Наверное, кнопку вызова он нажал машинально, потому что почти мгновенный ответ застал его врасплох.

– Алло, – сказала Дебби, словно ждала его звонка, как оно и было.

Дюпри поднес телефон к уху.

– Привет, – сказал он и вышел из транса. На светофоре зажегся желтый. Сколько же он простоял на перекрестке?

– Алан?

Дюпри пытался вспомнить, что хотел сказать жене. Все перемешалось, взбаламутилось. Казалось нереальным.

– Ты забыл, где наш дом?

– Извини. – Дюпри потряс головой, разгоняя туман. – Я за рулем. Отвлекся.

– Ты еще долго?

Фоном слышался телевизор, и Дюпри представил, как Дебби на кухне говорит по телефону, а дети, поглощенные мультиком, разлеглись на полу гостиной.

– Задержусь. На час-другой минимум.

– Как дела?

– Собираюсь поговорить с ломбардщиком, которого месяц назад подстрелили.

– Я думала, может, что новое по убитым девушкам. – Дебби вдруг очень прониклась последним делом, хотя уже давно не интересовалась работой мужа.

– Гоняюсь за собственным хвостом.

Все утро Дюпри отрабатывал бесполезные доносы, потом сравнивал свое дело с другими глухарями, среди которых были два убийства проституток, – то есть безуспешно пытался соединить точки в рисунок.

– Алан?

Дюпри перехватил телефон:

– Извини. Я думал, ты хочешь что-то сказать.

– А я думала – ты.

После прощаний и запоздалых «люблю тебя» Дюпри прижал мобильник ко лбу, потом на него уставился. Он старался припомнить, когда последний раз этот передатчик тревог и дурных вестей сообщал о чем-то хорошем. На больничной парковке Дюпри встал на пятачке травмопункта, отведенном для полицейских. На сестринском посту выпросил чашку паршивого кофе, надеясь встряхнуться. В лифте ехал вместе с медсестрой и малышом с обритой головой, стараясь не встречаться с ними взглядом.

В реанимационном отделении Поллард расхаживал по коридору, его спортивный пиджак с фетровыми заплатами на локтях висел на стуле.

– Чего так долго-то?

– Прости, дорогуша. Забыл предупредить, что задержусь. – Дюпри вручил ему распечатки с тридцатью фотографиями – те самые, что три недели назад рассматривала Каролина.

Поллард кивнул на дверь, и Дюпри следом за ним вошел в тускло освещенную палату. Что-то в ней показалось странным. Потом он понял. Ему еще не доводилось видеть больничную палату без цветочных букетов и открыток. Дэнни Меллинг, хозяин ломбарда, лежал на медицинской кровати, в изголовье которой змеились трубки капельниц. Голова забинтована, на лице пластиковая маска, словно он только что вернулся с костюмированного бала.

Ломбардщик заглатывал воздух мелкими судорожными вдохами, каждый выдох сопровождался глухим всхлипом. Поллард склонился к его уху и тихонько окликнул:

– Мистер Меллинг. Это опять детектив Поллард.

– Вы обещали… морфий.

– Конечно, конечно. Только сначала пара вопросов. Хорошо?

В ответ Дэнни что-то промычал; Поллард открыл портфель и достал распечатки:

– Мистер Меллинг, детектив Дюпри принес фотографии. Возможно, здесь человек, о котором вы говорили. Но сначала я должен вас уведомить, вот. – Он перевернул первый лист и скороговоркой прочел стандартный текст: – «Подозреваемый может находиться или не находиться на предъявленных фотографиях. Помните, что прически, бороды и усы изменяют внешность». Так, сейчас я открою вам лицо. Поначалу свет будет резать глаза. Вы готовы?

Верхнюю часть лица прикрывал козырек из ки-перной ленты. Поллард его убрал, и Дюпри задохнулся. Налитый кровью правый глаз уцелел, но ниже зияла кошмарная рана. Левая глазница провалилась, носа практически не было, осталась лишь красная шишка, исполосованная черными хирургическими швами. «На лице жертвы огнестрельная рана», – говорилось в рапорте, но это слишком мягко сказано. Лица у жертвы попросту не было.

Единственный глаз Меллинга скользил по первому листу.

– Кого-нибудь узнаете? – спросил Поллард.

– Нет.

Поллард открыл второй лист. Взгляд метнулся.

– Номер четыре. – Меллинг закрыл глаз. – Это он… теперь дайте… морфий, пожалуйста. Я хочу уснуть.

Поллард потрепал его по плечу, вернул козырек на место и протянул распечатки Дюпри. Тот посмотрел на четвертый номер, хотя и так знал, кто там изображен. Столько времени он размышлял о критической массе зла, однако не думал, что она соберется в одном человеке. Но вот, извольте. Букет преступлений. Ленин Райан.

– Повторите детективу Дюпри, что говорили мне, – сказал Поллард. – Чего Ленин от вас хотел?

– Я же рассказал. – Казалось, Меллинг сейчас расплачется.

– Я знаю, но еще разок – и получите обезболивающее.

– Он пришел накануне… перед тем как стрельнул в меня… спрашивал… – Меллинг всосал воздух, – о малом, который в парке торгует наркотой… – Ломбардщик пытался вспомнить имя.

Дюпри придвинулся к кровати:

– Паленый.

– Да, Паленый. – Меллинг глубоко вздохнул.

– Зачем он искал Паленого? – терпеливо спросил Поллард.

– Не знаю. Хотел купить наркоту. А еще Паленый торгует девками.

Поллард глянул на Дюпри.

– Этот парень интересовался шлюхами?

– Поначалу он был спокойный. Спросил, где они ошиваются.

– Он спрашивал о ком-то конкретно?

– Да. Потому и пришел в лавку. Девки ко мне часто заглядывают. Его знакомая шлюха заложила браслет.

– У него была квитанция?

– Да. Он взбесился, когда я не вернул браслет по закладной цене.

– Номер квитанции сохранился?

– Нет. Я не веду строгий учет.

Дюпри не удивился. Хозяева ломбардов избегали бухгалтерии, чтобы не попасться на скупке краденого.

– И что потом?

– Он ушел. На другой день вернулся… осатаневший. Потребовал браслет.

– Он назвал имя шлюхи? – перебил Дюпри.

– Нет. Сказал, она умерла.

Поллард ликующе глянул на Дюпри.

– Что дальше?

– Вел себя иначе. Велел… встать на колени… – Меллинг задышал чаще и расплакался.

Поллард опять похлопал его по плечу и нажал кнопку вызова сестры:

– Ладно, мистер Меллинг, отдыхайте, поговорим позже.

В коридоре Дюпри уставился на фото Ленни Райана и потер скулу, пытаясь сложить целостную картину Кое-какие точки соединились, однако рисунок не получился – возникли новые вопросы, раздробленная картинка напоминала лицо Меллинга. Но домысливать нельзя, надо, чтобы одно с другим сложилось, чтобы «джавелин» принадлежал парню с ирокезом, торговавшему крупяными игрушками. Надо приспособить взгляд к новым чертам, забыв о других.

Он пытался объяснить это Спайви, но теперь понимал, что подобные тонкости недоступны даже Полларду, который смотрел на него, точно пес, притащивший хозяину мертвую птичку.

Дюпри вернул ему распечатки:

– Надо подумать.

– По времени совпадает, – сказал Поллард. – Райан освободился два с половиной месяца назад. А два месяца назад убили первую шлюху.

Иногда трудно удержаться от поспешных выводов – видишь связь разрозненных фактов, когда сам еще не знаешь, что с чем соединять. Но Дюпри взбудоражился, зашагал по коридору, следом поспешал Поллард. Наверное, надо вызвать Спайви, но при мысли о юном помощнике Дюпри замутило: придется ему все разжевывать. Он оглянулся на Полларда:

– Найдешь время помочь?

Дюпри знал, что вопрос излишен. Поллард переживал второй развод. Чего-чего, а времени у него навалом. Тем более дело – лакомый кусок.

Поллард кивнул:

– Что требуется?

Вместе вышли из больницы. Дюпри думал о Дебби и Полларде, который два года назад уже разводился. Развелись почти все копы, ровесники Дюпри; браки распадались полосами: то затишье, то один развод за другим, словно буря пронеслась. Расставание знакомых пар было сродни молнии, заставало врасплох. А потом грохотал гром развода, и ты затаив дыхание прикидывал, далеко ли от тебя гроза. Гром развода Полларда жахнул рядышком. Некогда Дэн и его жена Натали все уик-энды проводили вместе с молодой четой Дюпри. Как-то раз они сидели в семейном итальянском ресторане и, опрокидывая бокал за бокалом, говорили… О чем?

Забылось. Помнится, они с Дэном хохотали, закинув руки на спинки жениных стульев, в бокалах дрожало вино. Тогда они были совсем другие – сам он лохмат, Поллард гораздо уже в талии. Но главное отличие в том, что они ничего не боялись. Были беспечны. Как Спайви. Дюпри четко видел тот вечер: паста, вино, смех. Но убей бог, не помнил, что же их так веселило.

16

Сначала появлялись фары. Всякий раз было странно, что они излучают не жар, а лишь холодный свет. Иногда водитель притормаживал и сдавал назад. Но обычно машина делала круг. Водила, мнивший себя хитрецом, объезжал квартал, выглядывая полицейский патруль. Однако машина всегда возвращалась, водитель, перегнувшись через пассажирское сиденье, улыбался, и улыбка его ничуть не отличалась от мужских улыбок в барах, магазинах и коридоре полицейского участка – оценка, инвентаризация соответствующих частей тела. Машины курсировали, как кровяные клетки, мужчины желали секса, наркотиков или того и другого вместе. На Ист-Спрейг никто не заезжал случайно, мимоходом.

Каролина стояла на автобусной остановке с рекламой ресторана самообслуживания. Чуть-чуть косметики, никакой шубки, кожаных сапог на высоких каблуках и прочих завлекалок телевизионной шлюхи. Одежда из комиссионки: обтягивающая виниловая мини-юбка и куцая маечка, оставлявшая открытым живот. Наряд не более откровенный, чем у любой девушки в ночном клубе, только дешевле и теснее. Остальное досказывал язык тела. Поза. Движения. Походка. Шлюхи, не работающие на сутенера, не стоят у фонарных столбов, они фланируют, демонстрируя свои изгибы и выступы, контраст между выпуклостями и вогнутостями, всю себя с ног, голени-коленки, до бедер и талии и далее через грудь и шею до головы. В этих контрастах было все, что нужно мужчине, и Каролина мысленно повторяла ежедневную присказку таких, как Жаклин: я торгую не собой, а своим телом, и если уж болт отделяет меня от моих форм, то мне сам бог велел. Она прохаживалась в той части Спрейг-авеню, где были рынки шлюх и подозрительных машин для покупателей с плохой кредитной историей, китайские рестораны, ломбарды, забегаловки, мотели с почасовой оплатой, низкопробные заведения вроде лавок, торгующих спортивными кимоно, и салонов шведского массажа, а также несколько легальных предприятий, работавших днем. Из них самым внушительным был центр продажи дорогих яхт и катеров «Бухта Лэндерс». Упрямо скрываясь за сетчатой изгородью, он занимал целый квартал, по которому сейчас прогуливалась Каролина.

За спиной ее рыкнул мотор, и рядом остановился навороченный спортивный мотоцикл – затянутый в кожу седок приник к рулю, словно продолжал бешеную гонку. Каролина мгновенно его вычислила: авиабаза Фэйрчайлд. Служивых здесь было полно – в основном безобидные ребята, но встречались и задиристые говнюки, привлекавшие к себе внимание полиции. В общем ничего серьезного – приставания к малолеткам, пьяные драки. Вояки снимали проституток, покупали мет и гоняли на спортивных машинах и пластиковых мотоциклах – единственной ценности, приобретенной за годы службы.

– Как оно ничего? – спросил парень. Беспечный тон не вязался с его напряженным взглядом.

– Ничего, – ответила Каролина. – Жду ухажера своего.

Инсценировка требовала осторожности – предложение должен сделать клиент.

– Ага. Есть планы на вечер?

– Нет. А у тебя?

Он пожал плечами:

– Думал прокатиться. Если не отговоришь.

Парень был как на ладони. Подача новичка в теннисе. Ни мощи, ни мастерства. Лишь бы послать мяч через сетку. Каролина улыбнулась:

– Можно попробовать.

– Валяй.

И все. Парень так и сидел, пялясь сквозь забрало шлема. Каролина даже забеспокоилась – она ему не глянулась, что ли? Или он предпочитает другой тип? Полыхнули фары – машина притормозила и проехала дальше.

Летун так и молчал. Каролина начала раздражаться:

– Ты чего-то хотел? А то вон всю дорогу перегородил.

Парень поерзал, словно в растерянности. Каролина понимала, чего он дожидается. Все они вели себя так, как учили, – не дать повода для ареста. Пусть шлюха сама инициирует сделку. Тогда, если нарвешься на копа, в суде адвокат докажет, что это была провокация.

Парень смерил ее взглядом:

– Я прям не знаю. Сдается мне, ты легавая.

– Да? А ты, сдается, хер моржовый.

Он неподдельно обиделся:

– Чего завелась-то?

– Вали отсюда. Нет времени на игрища.

Парень снял шлем, показав армейскую стрижку и жиденькие усы. Точно, летун. Каролина себя похвалила – не ошиблась.

– Я ж ничего такого. Просто раньше тебя здесь не видел.

– Ты в «Дерби» захаживал? В северном районе. – Каролина знала, что ему вовек не найти этот маленький бар в ее квартале.

– Нет.

– Меня там больше не привечают. Вот пока работаю здесь, вернее, пытаюсь. Шел бы ты, а?

– Хорош тебе ерепениться. Я просто проверял, что ты не легавая. – Парень слез с мотоцикла, и Каролина ощутила прилив адреналина. Забыв осторожность, малый полез в силок. – Расслабься. Давай прокатимся.

Каролина кивнула на мотоцикл:

– На этом драндулете я никуда не поеду.

Парень огляделся:

– Можем снять номер.

– Желаете в номера, мистер Романтик?

Это был хороший вариант. Паршивый – лезть в чужую машину и ждать, когда оперативники выскочат из засады, закуют клиента в наручники, зачитают ему права и начнут оформлять изъятие авто. Если живцом была молодая патрульная или студентка, засаду располагали как можно ближе, чтобы девчонке не пришлось садиться в машину. Когда работала Каролина, охотники прятались чуть дальше. Машина самый опасный момент – живец наиболее уязвим. А если клиент пытался превратить машину в любовное ложе, еще не оберешься мороки с бумагами по конфискации частной собственности.

Каролина глянула на приземистый мотель наискосок, откуда Геррати и Солаита вели наблюдение и прослушку:

– Пожалуй, я знаю местечко.

– Сколько возьмешь?

Оба-на. Заглотнул. Вспомнился сержант Лейн, который всегда дергался на прослушке. Сейчас он, наверное, облегченно вздохнул и даже покивал. Каролина шагнула к летуну:

– Смотря чего ты хочешь.

– Может, комплекс?

Минет и палка. Ишь какой живчик, с виду не скажешь.

– Кажется, это в наличии. Восемьдесят пять и платишь за номер.

– Черта лысого. Шестьдесят, за номер платишь ты. Я знаю, вы же в сговоре с хозяевами.

Верно. Обычно шлюхи получали скидку на часовую плату или обменивали минет на четыре, скажем, бесплатных часа. Парень уже дал повод к аресту, но торг следовало продолжить, хотя интерес угас.

– Один треп со мной уже стоит полтинник. Семьдесят пять?

– Дорого.

Каролина изобразила огорчение:

– Семьдесят пять, и я плачу за номер.

Парень ухмыльнулся:

– Ты же не коп, правда?

– Я? Шеф полиции.

Парень засмеялся. Глянув по сторонам, Каролина перешла улицу. Летун шагал следом и пробовал ухватить ее за задницу. Каролина еле сдержалась, чтобы не придушить засранца. Видимо, он из лапальщиков. Она ненавидела мужиков, которые «случайно» сталкиваются с тобой в коридоре, прижимаются и трутся о тебя в толпе, млея, точно школяры.

Парень нервно балаболил и теперь выглядел совсем молокососом.

– Меня зовут Алберт, – говорил он. – Я из Сейлема. А ты откуда? Вообще-то это неважно, просто кому ни скажешь, что ты из Сейлема, все сразу такие – да ну? а у меня там дядя живет.

Каролина вошла в мотель и через вестибюль провела кавалера к лестнице, где у ледяного автомата в кресле сидел Геррати.

– Как она жизнь, сынок? – сказал он.

Алберт подпрыгнул и схватился за грудь. Каролина ожгла Геррати взглядом. Как она жизнь. Хуже нет копов, которые изображают киногероев, небрежно роняя их коронные реплики. Такое впечатление, что репетировали перед зеркалом в мужском туалете.

– Мы из полиции. – Каролина достала бляху, поскольку Геррати не спешил показать свою. – Вы арестованы за вовлечение в занятие проституцией.

– Нет! – взвизгнул летун, окончательно превратившись в пацана. – Я не говорил, что заплачу за секс. Я думал… это…

Но Геррати уже поднялся, взявшись за кобуру:

– Руки на затылок, повернитесь спиной.

– Не-ет, не надо… – Парень не мог поверить в происходящее; Каролина взяла его за руки и осторожно защелкнула наручник на одном запястье.

– Вы имеете право хранить молчание… – начал Геррати.

В лестничном сумраке Алберт разрыдался. Каролина выпустила его руку.

– Пожалуйста, не надо, – всхлипывал парень. – Я уже второй раз попадаюсь. Теперь заберут мотоцикл и уволят за аморалку. – Он еще пробормотал что-то о ссуде на учебу и, звякая наручниками, закрыл руками лицо.

Похоже, Геррати это забавляло – он ухмыльнулся и закатил глаза. Но Каролине стало скверно. Когда из наблюдательной комнаты появился Солаита и стал дочитывать парню его права, она тихонько вышла на улицу.

Ветерок, вестник нетерпеливой весны, холодил лицо. Из мотеля доносились плач Алберта и голос

Солаиты, терпеливо разъяснявшего право на адвоката. Каролина глубоко вдохнула и через стоянку прошла на улицу где остался мотоцикл. Наверное, потом кто-нибудь из копов заберет.

– Господи, до чего же мерзко, – прошептала она, шагая по тротуару, хотя знала, что ее слышат Геррати и Солаита в мотеле, а также сержант и оперативники, притаившиеся в пакгаузе двумя кварталами дальше. Наверное, коллеги переглянулись и вскинули брови – пожалуйста, вот вам еще доказательство, что Мейбри не годится для нашей работы, ненадежная и слишком уж мягкотелая.

Каролина продолжила вахту.

Серьезные клиенты парковались в темных переулках и, точно рыбаки в лодках, ждали, когда мимо проплывет женщина, но иногда сами забрасывали блесну на Спрейг или Пасифик. Фары очередной машины выхватили край тротуара, и Каролина шагнула в свет, давая возможность себя рассмотреть. Но машина не остановилась, и Каролине, как ни странно, стало обидно, что ее отвергли. Она прошла два квартала, потом вернулась к лодочному центру. Проехало еще несколько машин. Минут через десять из-за угла показался неприметный автомобиль сержанта Лейна, а из мотеля вышли Геррати и Солаита – между ними притихший Алберт в наручниках. Лейн припарковался за японским мотоциклом и вылез из машины.

– Закончили. – Сержант подал Каролине ее спортивную сумку. – Я дал отбой патрульным. У нас пять задержанных, а с твоим дружком, – он кивнул на Алберта, усевшегося на бордюр, – ровно полдюжины. По-моему, неплохой ночной улов.

Каролина посмотрела на часы:

– Сейчас всего десять.

У шлюх только-только началась вторая смена, которая закончится в три ночи – через час после закрытия баров.

– Я обещал поработать пару часов. Время вышло. Это не наше дело. Пусть убойный отдел сам ковыряется. – Лейн повернулся к Геррати и Солаите, вздернувшим летуна на ноги: – Кто хочет отогнать сраного япошку?

Геррати пожал плечами, наигрывая равнодушие:

– Ну что, я могу.

– Может, еще часок? – спросила Каролина.

– Им это все для галочки, чтоб потом сказать – сделано все возможное. Я ценю твое усердие, но кроме таких идиотов, – сержант показал на Алберта, – мы никого не поймаем. Этот их малый не свяжется с девкой, которую видит первый раз в жизни.

– Как скажешь. – Каролина облегченно вздохнула.

Возможно, Лейн в нее не верит или опасается, что она снова сорвется. А может, и вправду считает это зряшной тратой времени. Ну и плевать, главное – на сегодня она свободна. Отвернувшись, Каролина сдернула микрофон, прилепленный меж грудей, и кинула его в сумку. Достала джемпер, надела поверх майки. До бедер натянула спортивные штаны и, расстегнув молнию, сбросила юбку на тротуар.

Подняв голову, встретила взгляды коллег и летуна. Сержант откашлялся.

Геррати оседлал мотоцикл, включил зажигание, чуть усмехнулся.

– Переднее крыло слегка болтается, – сказал Алберт. Он смущенно покосился на Каролину и пожал плечами: – Я в дерево въехал.

Каролинина машина стояла в квартале от Спрейг-авеню, за лодочным центром, обнесенным сеткой-рабицей. Сержант немного проводил Каролину, похвалил за профессионализм и усердие, проявленные в операции. Мол, она снова в обойме. Доктор Юинг советовала унять цинизм и не выискивать снисхождение в словах коллег, а воспринимать все буквально, как письменный текст. Но Каролина невольно искала подтекст. Если сейчас ее хвалят за усердие и профессионализм, значит, раньше их не было. Если ее нынешняя работа – исключение, тогда все прежние ляпы и срывы – правило. Спасибо, что сегодня вела себя не по-бабски.

– Ладно, я просто поблагодарить, – напоследок сказал Лейн.

– Спасибо.

Затем они разошлись по машинам. Впрочем, Каролина остановилась и посмотрела вслед сержанту: не обернется ли, не выдаст ли своих истинных мыслей. Однако Лейн вышагивал под уличными фонарями, как недавно вышагивала она сама, потом сел в машину, завел мотор и уехал.

Наверное, я схожу с ума, подумала Каролина, если во всяком слове и поступке ищу потаенный смысл и пытаюсь связать друг с другом то, что никак не связано. Хуже нет, чем подгонять чужое поведение под трафарет. Полицейскому конец, если он уверует, что мир подобен детской книжке – добро всегда вознаграждается, а зло наказывается.

Каролина забросила сумку в машину и вдруг сообразила, что вокруг кромешная тьма, контрастная ярким огням китайских ресторанов и забегаловок на Ист-Спрейг.

Кто-то за ней наблюдал. Она это почувствовала, еще не уловив чуть слышный шорох и осторожные шаги по асфальту. Проулок тонул во мраке, и Каролина не смогла ничего разглядеть, даже загородившись рукой от уличных огней. Нашарив в сумке пистолет, она сунула его за пояс. Потом вышла на мостовую и углубилась во тьму, вспомнив тот день в парке, когда бросила Ленин Райана и помчалась спасать обреченного Паленого. Глаза немного обвыклись, и футах в сорока она разглядела человека, целеустремленно шагавшего прочь по проулку.

– Эй! – крикнула Каролина, но человек прибавил ходу и, минуя мусорные контейнеры и погрузочный пандус, достиг конца проулка. По узкому щербатому тротуару Каролина бросилась следом, хотя прекрасно понимала, что должна вернуться к машине и вызвать подмогу. И столь же ясно сознавала, что все это не реакция подсознания на стресс, не обман зрения. Нет, она была абсолютно уверена. Это он. Ленин Райан.