Текст книги "Джейн Остен расследует убийство"

Миссис Лефрой наклоняется вперед, наливая густой черный кофе в две маленькие чашечки.

– И эта несчастная женщина… я ходила посмотреть, как ее готовят к погребению.

– Мадам Рено. – Джейн накручивает на палец один из своих с трудом завитых локонов и выпрямляет его.

– Да, пусть земля ей будет пухом. Леди Харкорт тоже вне себя от огорчения. Она возлагала большие надежды на этот вечер, а он закончился такой трагедией… Она вложила сердце и душу в организацию бала. Была такой оживленной, какой я давно ее не видела. Ты знаешь, как она обычно погружена в себя. И кто может ее винить? Она через многое прошла. Потеря Эдвина и все эти неблагоразумные поступки сэра Джона… – Миссис Лефрой делает паузу. – Возвращение Джонатана домой и его помолвка – единственный луч света на ее горизонте.

Краем глаза Джейн наблюдает за поджатыми губами миссис Лефрой, когда та отхлебывает кофе из своей чашки. Есть ли хоть капля правды в непристойных сплетнях Мэри об экономке сэра Джона? Если он действительно нанял падшую женщину вести хозяйство, это, несомненно, объясняет слепую преданность миссис Твистлтон ему.

– О да, все эти неблагоразумные поступки сэра Джона, – подхватывает Джейн.

– Боже, он еще и пьет… – цокает языком миссис Лефрой, – …и играет в азартные игры…

Она гладит себя по горлу, и Джейн действует напрямик:

– …не говоря уже о миссис Твистлтон.

– Уф… эта миссис Твистлтон. Почему сэр Джон считает необходимым вести себя так под носом у своей бедной жены, выше моего понимания. Одно дело, когда он распутничает в Бейзингстоке, но привести потаскуху в Дин-хаус и нарушить брачные обеты под собственной крышей! Леди Харкорт была бы оскорблена, если б узнала. Презренный человек… у него совсем нет сострадания к расшатанным нервам жены.

Джейн выпрямляется, широко раскрыв глаза.

– Вы хотите сказать, сэр Джон спит со своей экономкой?!

Миссис Лефрой ахает, ее пальцы взлетают ко рту.

– Джейн, маленькая шалунья! Что я сказала? Иногда ты кажешься такой строгой матроной, что я забываю, какая ты невинная. Не говори своей матери, что я рассказала тебе этот слух, я услышала его от своей парикмахерши, а она самая ужасная сплетница. Это все домыслы… мне не следовало говорить ни слова.

Джейн невольно смеется. Если б миссис Лефрой была убийцей, Джейн, без сомнения, вытянула бы из нее правду ровно за пять минут.

– Не скажу. А даже если б и сказала, она, как обычно, обвинила бы меня в том, что я дала волю воображению.

Но когда Джейн вытирает слезы веселья, она вздрагивает.

Ее отец часто читает старую заезженную проповедь о скользкой дорожке к грехопадению. Если сэр Джон и миссис Твистлтон виновны в прелюбодеянии, какие еще грехи они могли совершить? Но ни у кого из них не могло быть причин желать смерти мадам Рено. Разве что модистка видела их прежде в Бейзингстоке и пригрозила разоблачить интрижку. Это отрезвляющая мысль.

До конца своего визита Джейн выпытывает у миссис Лефрой подробности о распутстве сэра Джона и истинном характере миссис Твистлтон. Но миссис Лефрой с пониманием относится к уловкам Джейн и отказывается потакать своей юной подруге в дальнейших необоснованных сплетнях, вместо этого переводя разговор на литературу.

Одна из причин, по которой Джейн нравится посещать дом священника в Эше, заключается в том, что ей предоставляется беспрепятственный доступ к библиотеке. Перед уходом миссис Лефрой кладет роман «Эвелина»[25]25
  «Эвелина» – роман английской писательницы Фрэнсис Берни, известной как Фанни Берни, после замужества мадам д’Арбле (1752–1840). Джейн Остен почитала талант писательницы, и именно цитата из романа Берни «Сесилия» стала названием для самого известного романа Остен – «Гордость и предубеждение».


[Закрыть] в плетеную корзину Джейн. Джейн читала эту книгу несколько раз, но, очевидно, подруга знает, что знакомый текст принесет ей утешение – даже в этот период больших страданий. Когда хозяйка распахивает входную дверь, сердце Джейн неожиданно трепещет. Среди зарослей калины виднеется знакомая худощавая фигура.

– А, восхитительная мисс Остен! – Том Лефрой прижимает шляпу к груди и кланяется. При дневном свете в своем иссиня-черном двубортном сюртуке и высоких сапогах он меньше похож на щеголя и больше – на охотника. – Я пропустил ваш визит? В таком случае вы должны позволить мне проводить вас домой.

– Может, приказать подать экипаж? – Миссис Лефрой прикладывает руку к груди.

– О нет, спасибо. Сегодня прекрасный день, и я не хочу вас утруждать. – Джейн обменивается молчаливой улыбкой с Томом, затем проходит через садовую калитку на церковный двор. Солнечный свет играет на гранитных надгробиях.

– И это удовольствие для меня. – Том спешит за ней.

Как только они выходят на дорожку, Том предлагает ей руку. Джейн просовывает ладонь в небольшую щель между его локтем и мускулистым телом. Они идут так близко, что их бедра соприкасаются, и все ее тело покалывает.

– Мне было жаль услышать о неприятной истории с вашим братом. Я надеюсь, что ваши родители справляются с напряжением.

– Спасибо. – Джейн прикусывает губу, размышляя, как лучше обратиться к нему за юридической консультацией. Эта ситуация – нечто большее, чем просто «неприятная история», и ей нужен блестящий ум Тома, чтобы помочь ее разрешить. – У них все хорошо, насколько можно надеяться. Но это стало ужасным потрясением для всех нас. Я все время жду, что проснусь и обнаружу, что мне просто приснился страшный сон.

– Могу себе представить. – Том вздрагивает, словно отгоняя что-то неприятное. – Итак, вы скучали по мне?

Джейн не сводит глаз с тропинки.

– Скучала? С чего бы? Вы куда-то пропадали? Если и да, то, осмелюсь сказать, я этого не заметила, – поддразнивает она. Листья самых разных форм и оттенков коричневого, от бледно-золотистого до темно-шоколадного, усеивают дорожку. Джейн на ходу вдавливает их в землю.

– Мне пришлось вернуться в город. Уладить кое-какие дела для моего двоюродного деда Ланглуа[26]26
  Скорее всего, имеется в виду Бенджамин Ланглуа (1727–1802) – английский политик, заседавший в Палате общин с 1768-го по 1780 год, двоюродный дедушка Тома Лефроя, выступавший благодетелем семьи Тома.


[Закрыть]. Он спонсирует мою учебу в Линкольнс-Инн, так что я в его власти. Но он уверил меня, что сейчас я свободен. Как минимум до февраля.

Теплое чувство разливается в груди Джейн. Том больше не исчезнет. К февралю они наверняка определятся со своим будущим.

– Выходит, вы – вольная птица.

– Да, действительно. Дайте мне еще почитать «Леди Сьюзан». Она меня совершенно очаровала.

Джейн привыкла получать комплименты за свои рассказы от близких. Сколько себя помнит, она могла заставить друзей и семью заливаться от смеха. Но Том – первый человек, не считая ее ближайших родственников или горстки давних друзей, с кем она осмелилась поделиться творчеством.

– Не могу сказать, что я удивлена. Леди Сьюзан – самая искусная кокетка во всей Англии.

– О, я бы сказал, что у нее есть конкурентки на этот титул. – Том хватает девушку за локоть и увлекает за собой.

Огромный дуб раскинул голые ветви над тропинкой, надежно укрывая Джейн и ее возлюбленного. Том оглядывается по сторонам, затем заключает девушку в свои теплые объятия и касается ее рта мягкими губами. Каждое нервное окончание в теле Джейн трепещет. Она жаждала этого момента с тех пор, как они расстались в прошлый раз. Теперь, когда Том наконец-то рядом, она жалеет, что не может остаться в этом моменте навечно.

Когда Том отстраняется, на его губах появляется печальная улыбка.

– Чем ты занималась, пока меня не было? Помимо приема многочисленных поклонников, из которых, полагаю, я в конце очереди. – Он отходит на несколько шагов. – Писала весь день?

– На самом деле нет. – Джейн стоит как вкопанная. – Как я уже сказала, я была озабочена затруднительным положением моего брата Джорджи. Жаль, что я ничем не могу ему помочь.

В надежде на ответ она пристально смотрит на Тома.

– Признаюсь, я размышлял над его делом, и сомневаюсь, что тебе понравится то, что я скажу… – Том делает паузу, уперев руки в бока и уставившись в небо в ожидании, пока Джейн его догонит. – Но я бы посоветовал избежать судебного разбирательства через признание недееспособности.

– Недееспособности?!

– Да. Он не совсем в себе, твой брат, не так ли? – Том постукивает пальцем по виску.

Джейн сделала такое же предложение своим родителям, но из уст Тома идея объявить Джорджи сумасшедшим звучит совершенно бессердечно. Неудивительно, что отец наотрез отверг ее.

– Я тоже озвучивала эту версию, но мой отец сказал, что это означало бы признать Джорджи виновным по умолчанию. И что психушка еще хуже тюрьмы.

Впереди во всю ширину дорожки раскинулась большая грязная лужа. Том, защищенный своими высокими сапогами, смело проходит по ней.

– В таком случае для твоего брата остается лишь один вариант – признать себя виновным в краже и сдаться на милость суда. Гарантий нет, но при условии, что вы привлечете благосклонность правосудия, его приговор может быть смягчен до отправления на выселки.

Джейн приподнимает юбки и осторожно пробирается по корням огромного дерева, чтобы последовать за Томом.

– Выселки?

– Да, его отправят в исправительную колонию, вероятно, в Австралию, и обяжут оставаться там в течение четырнадцати лет.

– Я знаю, что такое выселки, но… – Джейн колеблется. Джорджи не способен самостоятельно выбраться из деревни, не попав в беду. Она не может представить, как он выживет, будучи насильственно вывезенным в Ботани-Бей[27]27
   Ботани-Бэй – колония, существовавшая с 1788-го по 1823 год в Австралии.


[Закрыть] более чем на десять лет. Учитывая его особенности здоровья, сомнительно, что он переживет плавание.

– Знаю, это не идеальное решение, но лучшее, что я могу придумать. Если твой брат предстанет перед судом и признает себя невиновным, а присяжные сочтут его виновным – что они наверняка сделают, учитывая, что у него явно было ожерелье и нет достоверного объяснения, как оно попало к нему законным путем, – тогда… – Красивое лицо Тома мрачнеет. – Ей-богу, Джейн, надеюсь, я не первый, кто сообщает тебе это, но… это будет смертный приговор. В этом нет никаких сомнений.

– Его повесят за ожерелье?!

– За все, что стоит больше шиллинга.

Джейн оглядывается в поисках крупицы надежды. Она это знала, но, когда Том излагает ситуацию в строгих юридических терминах, все кажется еще ужаснее.

– Но разве присяжные порой не занижают стоимость украденных предметов, чтобы избавить обвиняемого от виселицы?

– На несколько пенсов, а не на сотни фунтов. Ни одно правосудие, достойное такого названия, не допустило бы этого. Это лжесвидетельство.

– Но это несправедливо!

– Таков закон, Джейн. – Том разводит руками. – Лучший выход – избежать передачи дела в суд, объявив твоего брата невменяемым.

– Нет, это не лучший выход. Это вообще не выход – сдаться еще до начала битвы. – Джейн переводит дыхание, изо всех сил стараясь подавить раздражение в голосе. – Лучше всего было бы выяснить, что на самом деле случилось с мадам Рено, чтобы мы могли очистить имя Джорджи.

– С кем? – Том пристально смотрит на нее. Его лицо ничего не выражает.

– Мадам Рено. Модистка, найденная мертвой на балу. Женщина, в краже ожерелья которой обвиняют моего брата. Как это возможно, что ты даже не знаешь ее имени?!

Он хлопает себя ладонью по лбу.

– А, точно. Да, кажется, я слышал, как упоминали ее имя.

Они идут по главной дороге в неловком молчании. Мимо проезжают несколько экипажей и всадников верхом, что означает, что Джейн не должна держать Тома под руку. Вместо этого она украдкой бросает на него косые взгляды.

– Ты знаешь, почему мадам Рено решили похоронить при церкви Святого Николая, а не при церкви Святого Эндрюса? В конце концов, Эш гораздо ближе к Дин-хаусу.

От холода бледное лицо Тома порозовело, а голубые глаза сияют на фоне ясного неба.

– Полагаю, потому, что мой дядя не хочет стоять у могилы нищей католички. Очень глупо со стороны твоего отца вызваться на эту роль.

– Она не была нищей. Она была торговкой. И я думала, что из всех людей именно ты проявишь больше терпимости, учитывая твое происхождение. – Пусть Том родился в Ирландии, но он происходит из древнего рода французских гугенотов.

– Совершенно верно. Я склонен проявлять к любому католику ту же терпимость, которую они проявляли к нам, когда изгоняли нас из Франции.

Джейн смотрит на Тома. Разглядывает черты лица, которыми привыкла восхищаться, о которых даже грезила: светлые волосы, гордая линия скул и соблазнительные губы. Тишину нарушает лишь блеяние овец на соседнем поле. Что она знает об его истинном характере? Кто этот молодой человек, скрывающийся за красивым лицом и непринужденным обаянием?

После того как они миновали деревню Дин и свернули на дорогу, ведущую к Стивентону, Джейн резко выдыхает:

– Разве тебе не интересно узнать, кто ее убил? В конце концов, ты надеешься стать адвокатом.

Том прищуривается:

– Установить личность преступника и выдвинуть обвинения – это задача магистрата. Адвокат занимается разработкой аргументации, которая будет использоваться в суде, чтобы убедить присяжных в том, что подсудимый виновен… или нет.

Обмякнув, Джейн хмурится. Она ожидала от Тома большего. Представляла, как они вместе размышляют над проблемой, исследуя ее со всех сторон, пока не найдут решение. Как ее брат, Джордж заслуживает большего внимания Тома.

– В этом-то все и дело. Джорджи невиновен.

– Но откуда ты это знаешь? – Том оглядывается через плечо.

Джейн останавливается, задыхаясь от негодования.

– Джорджи не вор, и он не способен причинить кому-либо вред!

– Но как ты можешь это доказать? Разве он не мог сделать это случайно? Не осознавая своей силы?

– Том! Ты даже его не знаешь!

Как Том может говорить такие ужасные вещи об ее брате? Они дошли до развилки: одна дорога ведет в сердце деревни Стивентон, другая – к дому священника.

– Я не это имел в виду. – Том поднимает руки, словно защищаясь от удара. – Я притворился адвокатом дьявола, показывая тебе, как мыслит юрист. Эти аргументы будут представлены твоему брату в суде. Если ваша семья полна решимости довести дело до суда, вы должны быть готовы, если хотите, чтобы у вас был хоть какой-то шанс защитить его.

– Он этого не делал, – отвечает Джейн сквозь стиснутые зубы.

– Я и не говорю, что он это сделал. Пожалуйста, не сердись на меня. Я могу показаться бесчувственным, но на самом деле пытаюсь помочь. – Том берет Джейн за руку и просовывает палец в ее перчатку, чтобы погладить запястье. Его глаза цвета неба в жаркий летний день изучают ее. – Жаль, что мы так и не закончили наш разговор на балу.

Это оно? Он собирается наконец-то попросить разрешения Джейн поговорить с ее отцом?

– Да, жаль.

– Давай поищем незапертый амбар. Где-то здесь должен быть такой. Тогда мы сможем завершить наш разговор.

Джейн опускает голову. На сердце у нее лежит тяжелый камень.

– Думаю, не стоит.

Развлекаться с Томом после наступления темноты в оранжерее на балу, где все пили и веселились, – это одно. Пробраться средь бела дня в амбар, где работники отца могут увидеть ее и донести матери, – совсем другое.

Кроме того, после бессердечных слов Тома Джейн не в настроении отдаваться его ласкам.

– Доброго дня вам, мистер Лефрой. Спасибо, что проводили меня домой. Вам нет необходимости идти со мной дальше.

– Джейн! – окликает ее Том. – Мисс Остен!

Но Джейн поворачивается на каблуках и, не оглядываясь, направляется к дому священника. Том явно слишком уверен в ее привязанности. Возможно, напоминание, что у нее есть возможность разорвать их отношения, побудит его немного усерднее добиваться ее руки.

1. Кассандре Остен

Стивентон, среда, 16 декабря 1795 г.

четверг, 17 декабря 1795 г.

Моя дорогая Кассандра,

так кто же на самом деле убил несчастную модистку мадам Рено? Пожалуйста, не трать впустую чернила, увещевая меня не вмешиваться в расследование. Если ты до сих пор не поняла, что это лишь придаст мне еще больше решимости, то у тебя нет и половины того ума, которым я тебя наделяю. Это правильно и справедливо, что богиню правосудия восхваляют за слепоту, но ее слуга, магистрат, должен обладать более острым зрением. Если туповатый дядя Мэри слишком безрассуден, чтобы понять, что наш Джорджи не способен даже муху прихлопнуть, не оплакивая ненужное кровопролитие, то на мою долю выпадает сорвать пелену с его глаз. И бедная мадам Рено, с ее телом жестоко обращались, а драгоценную жизнь украли раньше времени, и, боюсь, ее дух не успокоится, пока я не раскрою преступление. Но кто в нашем кругу знакомых и за его пределами мог совершить такое злодеяние, любимая сестра, и почему?

• Безмозглый вор (настолько безмозглый, что ограбил скромную торговку, позволив знатным женщинам сохранить свои драгоценности, а затем и вовсе отказался от добычи).

• Миссис Твистлтон (если женщина пала жертвой греха, возможно ли ей когда-нибудь восстановить свое доброе имя?).

• Сэр Джон Харкорт (распутный прелюбодей, ставший убийцей, чтобы защитить свою репутацию?).

Я знаю, что тебе причинит невыносимую боль считать кого-либо из наших друзей или соседей виновным в этом порочном деянии. Ты находишь проблеск добра в самых черных сердцах и молишься о покаянии самых запятнанных душ. Но я также знаю, что ты разделяешь мою непоколебимую веру в невиновность Джорджи, и поэтому я прошу тебя провести это расследование вместе со мной. Пожалуйста, будь предельно осторожна и не позволяй никому другому прочитать это письмо. Вообще-то, после того как прочтешь, разорви его на кусочки и скорми свиньям мистера Фаула.

С любовью, Дж. О.

P.S. Я уже принесла извинения за твое испорченное платье. Пожалуйста, не будь так жестока, чтобы держать обиду. На самом деле, учитывая трагические обстоятельства, при которых закончился бал у Харкортов, ты должна благодарить меня за то, что на подоле не осталось пятен крови.

Мисс Остен,

дом преподобного мистера Фаула,

Кинтбери, Ньюбери.

Глава седьмая

Похороны – это скорее общественное, чем частное мероприятие. Поэтому благовоспитанным прихожанкам англиканской церкви не принято присутствовать на них. Вот почему Джейн закутана в плащ и прижимается спиной к крепкому красному стволу древнего тиса на кладбище церкви Святого Николая. Огромные вечнозеленые ветви дерева раскинулись вокруг нее, обеспечивая отличное укрытие, из которого можно незаметно наблюдать за происходящим. Джейн надеялась заметить месье Рено в толпе скорбящих. Однако когда из маленькой каменной церкви выходит процессия, возглавляемая ее отцом, Джейн видит лишь жалкую горстку из пяти мужчин, двое из которых – ее братья, Джеймс и Генри.

Сердце девушки сжимается от боли, когда она понимает, что среди оставшихся троих скорбящих нет ни одного, кто может сказать, что знал покойную при жизни. Сэр Джон цепляется за руку своего сына в поисках опоры, но взгляд Джонатана Харкорта блуждает, и он спотыкается, зацепившись ногой за траву. Мистер Фитцджеральд напряжен, на его точеных чертах лица нет и намека на эмоции. Джейн вспоминает, с каким сверхъестественным спокойствием будущий священник отреагировал на обнаружение трупа мадам Рено. Неужели он уже знал, что найдет, оставив свою жертву истекать кровью, пока сам одевался для бала? Он прибыл вместе с Риверсами и находился в доме, когда убили модистку, но какая у него могла быть причина желать ее смерти?

Носильщики несут гроб в дальний конец кладбища и останавливаются недалеко от того места, где хоронят приходских бедняков. По крайней мере, у мадам Рено есть собственный гроб. Ее не опустят в холодную землю, унизительно завернутой в саван. Отец Джейн произносит несколько слов у могилы, но девушка стоит слишком далеко, чтобы расслышать их.

Возможно, сэр Джон заплатит за надгробие. Что движет его щедростью – чувство вины или жалость? Джонатан достает из нагрудного кармана носовой платок и прижимает его к глазам. Сэр Джон свирепо смотрит на него, и Джонатан шмыгает носом, скатывает тряпицу в комок и прячет обратно в карман пальто. Бедный Джонатан всегда был чувствительной натурой, и это качество его отец-грубиян явно терпеть не может. Должно быть, Джонатан пошел в свою более нервную мать, так как вечно заливался слезами из-за насмешек других школьников. Он плакал, даже когда миссис Остен возвращалась из курятника с обезглавленным цыпленком, болтавшимся у нее на боку. Глупо, на самом деле, ведь Джонатан набрасывался на свой ужин с таким же аппетитом, как и все остальные.

Во время церемонии мистер Фитцджеральд низко склоняет голову, а братья Джейн, как обычно, спокойны. Когда могильщик высыпает первую лопату земли на гроб, сэр Джон хватает сына за руку и тащит к их экипажу. Джонатан выглядит потрясенным, но отец заставляет его шагать по лужайке. Сэр Джон, конечно, прискорбный грубиян, но значит ли это, что он способен отнять жизнь?

Мистер Фитцджеральд отвязывает своего черного скакуна от кладбищенских ворот. Вскочив в седло, он резко ударяет хлыстом по крупу лошади и пускается вскачь по дороге. Тем временем мистер Остен и Джеймс скрываются в церкви. Генри неторопливо проходит мимо Джейн в ее укрытии, так близко, что ветви гнутся и шелестят. Он исчезает за ржавыми железными воротами в каменной стене, окружающей церковный двор.

Как только скорбящие уходят, Джейн высвобождается из объятий древнего дерева и низко приседает. Цветы давно отцвели, но девушка находит веточку остролиста с кроваво-красными ягодами. Пока могильщик опирается на черенок лопаты, вытирая лоб грязной тряпкой, Джейн бросает остролист в свежевырытую яму. Веточка с глухим стуком падает на крышку гроба.

Девушка стискивает зубы, безмолвно обещая мадам Рено, что ее короткая жизнь не будет забыта. Бог свидетель, Джейн клянется, что найдет того, кто орудовал той грелкой для постели, спасет брата и добьется, чтобы убийца заплатил за свое преступление. Злодей уже лишил жизни мадам Рено и ее нерожденного ребенка. Джейн не может позволить ему украсть еще и жизнь Джорджи.

Произнеся молитвы и свою более мстительную клятву, Джейн следует за Генри через ворота, ведущие прямо на частную землю Остенов. Она пробирается по каменистой дорожке между ветхими хозяйственными постройками, мимо коровника и курятника. Добравшись до конюшни, краем глаза девушка замечает чью-то темную фигуру.

– Ага!

Похожие на тиски руки обхватывают ее сзади за талию и поднимают в воздух. Запястья заключены в горчично-желтые манжеты, прикрепленные к кроваво-красным рукавам. Латунные пуговицы впиваются ей в живот. Джейн изо всех сил пинается и дерется, но энергичная защита лишь побуждает похитителя крутить ее в воздухе с большей скоростью, мешая наносить удары.

Это Генри, шут гороховый. Должно быть, поджидал ее в засаде.

Когда брат наконец опускает ее, Джейн шлепает его по плечу:

– Ты напугал меня до полусмерти, чудовище!

– Да уж, я вижу, – смеется над ее нападками Генри. – А тебе, получается, можно подглядывать за нами?

– Ты понял, что я была у могилы?!

– Я знаю твои трюки. – Он улыбается, его глаза искрятся озорством. – Это ведь я научил тебя большинству из них.

– Ах ты негодяй, ты меня так напугал! – Но Джейн тоже смеется, вытирая слезы веселья со щек и прижимая руку к груди, чтобы унять учащенное сердцебиение. – Ты отвратительный! Самый ужасный брат в мире!

– Но я все равно твой любимец. – Генри выпячивает грудь.

– Нет. – Джейн продолжает смеяться. – Это не так. Это ложь. Ты мне вообще никогда не нравился.

– Тогда кто же нравился?

– Недди, – подумав, отвечает Джейн. – Ибо это вполне благоразумно – выбрать любимчиком самого богатого из братьев.

Генри улыбается, предлагая Джейн руку.

– Справедливо. Недди – и мой любимчик, точно по такой же причине.

Джейн опирается на локоть Генри, и они бок о бок спускаются с холма к дому священника. Небо над ними становится пепельно-серым, а холмы тянутся до горизонта. Их единственная компания – домашний скот. Мелкие куры матери свободно разгуливают по двору. Некоторые ходят, опустив клюв к земле и подняв хвостовые перья в воздух, и скребут землю огромными красными когтями в поисках добычи. Другие нахохлились и выкапывают в почве углубления в форме чаши, чтобы искупаться в них.

Джейн задается вопросом, что ее брат думает о безличном характере похорон мадам Рено. За всем его бахвальством скрывается отзывчивое сердце.

– Жалкая церемония, правда?

Генри проводит рукой по своим коротко остриженным волосам и смотрит на блеющих овец, которые жмутся друг к другу, чтобы согреться на продуваемом всеми ветрами поле.

– Бедная женщина. Только представь, у нее нет ни одного друга, готового постоять у могилы.

Джейн крепче прижимается к брату.

– Не могу поверить, что никто не пришел. А как же ее семья? Хотя бы муж?

– Мы не знаем, какую жизнь она вела. Если она была связана с бродягами, разбившими лагерь в поместье сэра Джона…

– Ты же в это не веришь, да? – Джейн вглядывается в профиль брата, оценивая его реакцию. – Не понимаю, почему есть какие-то веские основания подозревать бродяг. Джеймс до сих пор не нашел никаких свидетельств существования лагеря – несмотря на то что сэр Джон сказал мистеру Крейвену. На самом деле, это вызывает у меня подозрения относительно того, почему сэр Джон распространил такую историю.

– Думаешь, сэр Джон убил ее?! – Брови Генри взлетают вверх.

Джейн колеблется. Она не хочет, чтобы ее отчитывали за клевету на соседей. Или чтобы над ней смеялись и называли фантазеркой.

– Не обязательно, но его следует допросить вместе со всеми остальными. Ты знал, что у него довольно… безвкусная интрижка с экономкой, миссис Твистлтон?

– Да неужели? Старый козел. От кого ты это услышала?

Джейн раздраженно вздыхает. Это так похоже на Генри – больше интересоваться сплетнями, чем вычислять, что может стоять за таким зловещим поступком.

– Не бери в голову. Мы должны тщательно допросить всех, кто был поблизости, когда умерла мадам Рено. Я уже объясняла, почему считаю, что ее убили минимум за час до прибытия гостей на бал. Остаются Харкорты, их слуги, торговцы и даже мистер Фитцджеральд. – Джейн пересчитывает по пальцам каждого из своих потенциальных подозреваемых. – Риверсы прибыли пораньше, чтобы переодеться… и мистер Фитцджеральд отнесся к обнаружению трупа мадам Рено довольно невозмутимо. Тебе так не кажется?

Генри морщится:

– Да, но я предположил, что это скорее связано с ужасами, свидетелем которых он наверняка был в детстве. Расти на Ямайке, пожалуй, нелегко[28]28
   В то время на Ямайке процветало рабство. В период с 1770-го по1780-е годы там из сбежавших рабов формировались общества беглецов, которые совершали нападения на плантации и на белых жителей острова.


[Закрыть]. Ты читала ту брошюру, которую я тебе оставил?

– Пока нет, но обязательно прочту. Обещаю. – Со стороны Генри благородно находить для каждого оправдания, и при обычных обстоятельствах она восхищалась бы им за это. Но прямо сейчас нет ничего обычного, и, по мнению Джейн, все ее знакомые виновны, пока не доказана их невиновность. – Почему бы тебе не поговорить с ним? И с сэром Джоном? Посмотрим, что ты сможешь выяснить.

Генри сутулится, упирая руки в бока.

– Джейн, если кто-то из них убил ту женщину, они вряд ли признаются мне в этом. Не так ли?

– Но ты все равно должен с ними поговорить. Я-то не могу – с моей стороны было бы неприлично подходить к ним. Разве джентльмены не делятся секретами, как это делают леди? Пригласи их обоих сыграть в карты и попробуй что-нибудь из них вытянуть. – Джейн расстраивает, что она проводит свое расследование через посредников. Как ей добиться какого-либо прогресса, когда правила приличия ограничивают ее так жестко, что она вынуждена прятаться под ветвями дерева?

Генри вскидывает руки к небу.

– Возможно, это удастся с мистером Фитцджеральдом. Но в игре с сэром Джоном я быстрее разорюсь, чем он поделится хотя бы именем своего портного.

– Он играет на деньги?

– А разве не все джентльмены так играют? – Генри усмехается.

– Ты – нет.

– Я бы играл, если б только мог себе это позволить.

– Хм… – Сначала распутство, а теперь азартные игры с высокими ставками. «Доброе имя» сэра Джона с каждым днем становится все более шатким. – А как насчет Джонатана Харкорта? Вы с ним дружили в школьные годы.

– Едва ли.

Это правда. Мальчики Остен – шумная компания, им всегда не терпелось оказаться на улице, соревнуясь друг с другом в каком-нибудь жестоком виде спорта. А вот Джонатан мог спокойно сидеть и рисовать часами, как только заканчивал уроки. Вероятно, у него больше общего с Кассандрой или Джейн, чем с кем-либо из их братьев.

Генри потирает челюсть. У него заметно отросла щетина. Его командир сделал бы выговор за такую неопрятность, но требования Генри к себе упали с тех пор, как он вернулся домой.

– Гораздо более вероятно, что ее убил кто-то из коллег из Бейзингстока. В конце концов, она была модисткой.

– И? – Джейн пристально смотрит на него, ожидая объяснений.

Генри приподнимает бровь:

– У них… определенная репутация.

– Неужели? И какая именно? – недоумевает Джейн. Она никогда раньше не замечала, чтобы Генри смотрел свысока на представителей торгового сословия.

– Ну, это дамы… – он поджимает губы, на его напряженных щеках проступают пятна румянца, – …нетвердой морали?

– Но тетя Фила[29]29
   Филадельфия Остен Хэнкок (1730–1792) – английская светская львица и тетя Джейн Остен.


[Закрыть] была модисткой, не так ли? До того, как уехала в Индию и вышла замуж за мистера Хэнкока?

– Да, думаю, так, – ухмыляется Генри.

Джейн бьет его, на этот раз сильнее, по плечу.

– Ты же не думаешь, что мадам Рено явилась на бал именно поэтому? Для свидания с джентльменом?

– Я понятия не имею, почему она там оказалась. Лучше б я никогда не открывал тот чулан. – Генри потирает руку и, прищурившись, смотрит на сестру.

– Ах да… Ты так и не объяснил мне, что планировал там делать с любезной миссис Чут.

Генри одаривает Джейн своим лучшим жалобным взглядом.

– Бежим! Наперегонки до дома! – Он срывается с места. Цыплята кудахчут и разлетаются в разные стороны.

– Это у вас нетвердая мораль… лейтенант Остен! – И Джейн бросается следом за ним.