Текст книги "Несущая смерть"

8
Лорд Лисов

Мятежники Гильдии молча стояли на палубе «Куреа», а в городе Йама гремели взрывы, возвестившие о том, что заговор раскрыт. Сгустки латуни и крови. Алые брызги на наплечниках и лицах, запачканных копотью и дымом.

Их осталось не больше дюжины.

Юкико находилась возле Буруу, Акихито и Мичи. Хана и Кайя примостились на корме, экипаж Блэкбёрда и беженцы Кагэ собрались как можно дальше от гильдийцев. Йоши сидел в одиночестве на носовой палубе, глядя на разоренный мегаполис. Запах дыма колыхался в воздухе, проник в горло Юкико, прилип к перьям Буруу, а в небе гремело обещание надвигающегося дождя.

На севере грохотал гром.

Я должна с ними поговорить.

ТЕБЕ НУЖНО БОЛЬШЕ ДЕЛАТЬ, А НЕ ГОВОРИТЬ, СЕСТРА.

Пойдем со мной?

ВСЕГДА.

Они одновременно сделали шаг, руки Юкико были приподняты и разведены в стороны. Грозовой тигр двинулся вперед, почти рядом с ней, чтобы они могли касаться друг друга. Хвост изогнулся, словно Буруу выслеживал добычу.

Юкико чувствовала его мышцы, твердые как сталь, скрытые кошачьей грацией, слышала рев, булькающий прямо под кожей.

– Простите, – сказала она, глядя на собравшихся членов Гильдии. – Я не хотела. Никогда не хотела, чтобы так получилось.

Они представляли собой пеструю группу. Три лотосмена, залитые кровью и пеплом. Мастер-политехник с единственным прямоугольным глазом-пластиной и кожей, укомплектованной всевозможными инструментами. Две лже-особи, утянутые в блестящие перепонки коричневого, как земля, цвета, с паучьими конечностями, распускающимися за спиной.

А за ними стояла еще одна группа гильдийцев помельче, одетых в простые атмоскафандры из мягкой кожи и блестящей латуни. Всего полдюжины, некоторые ростом с малышей. Юкико услышала всхлипывание, а затем и вырвавшийся из чьего-то горла слабый плач, искаженный шлемом.

Боги, это же дети…

Мятеж зрел в Гильдии боги знают сколько времени. И какие у них были планы? Насколько близко они подошли к их осуществлению? И теперь все превратилось в пепел, а их братья и сестры убиты из-за Каори, из-за ее нежелания верить в них. Но могла ли Юкико винить исключительно Каори? Дыхание Создателя, Гильдия забрала ее отца!

И только богам ведомо, через какие ужасы сейчас проходит Даичи.

В очередной раз все вернулось к нему. К делу его рук. Его предательству.

Кин.

Она сделала единственный, дрожащий вдох.

Будь ты проклят, Кин.

– Кагэ передали новости о вашем мятеже против моей воли, – сказала она. – Я никогда не желала подвергать вас опасности. Я хочу, чтобы мы были…

– Ты в курсе, сколько наших сегодня отправились на тот свет? – заговорил один из лотосменов. Руки скрещены на груди, кожа забрызгана кровью.

– Нет, – ответила Юкико. – Но мне очень жаль, что погибли люди.

– Великая Танцующая с бурей, – усмехнулся лотосмен. – Убийца сёгунов. Губительница империй. Думаешь, мы поверим, что Кагэ делают что-то без вашего разрешения?

– Кагэ существовали задолго до того, как появилась я. И если инакомыслие смогло расколоть Гильдию Лотоса, то уж будьте уверены, фракция анархистов, поджигателей и фанатиков найдет способ поспорить о цвете неба.

– Десятки, – заявила какая-то лже-особь, устремив выпуклые светящиеся глаза на Юкико. На руках она держала ребенка возрастом не более года: она баюкала дитя Гильдии – вчерашнего младенца, затянутого в кожу и латунь. Ее голос был похож на скрежет, когда железным сапогом давят жука в панцире. – Мы потеряли несколько десятков, – добавила она.

– Да осудит их Энма-о по справедливости.

– Мы не верим в ваших богов, Танцующая с бурей.

– Тогда я могу лишь искренне сожалеть.

– А уж как нам жаль! – прошипела лже-особь. – И как жаль уцелевшим детям! Разве Кагэ не понимали, что сделает Гильдия, когда они назовут по радио мое имя?

– Ты – Мисаки… – выдохнула Юкико.

– Они приговорили нас. Отправили на бойню. И не только нас, но и наших детей! Животные! Ублюдки!

– Мне очень жаль, Мисаки-сан…

– ПРЕКРАТИ ЭТО ПОВТОРЯТЬ!

Ребенок у нее на руках захныкал, и от искаженного металлического плача у Юкико свело челюсти.

Лже-особь прижала дитя к щеке, и восемь серебристых рук обхватили ребенка, пока она качала его, шепча слова, которых Юкико не могла расслышать.

Беженцы Кагэ переговаривались между собой, а ветер шептался со снастями.

О боги, какой-то сюр.

ОНИ ОПЛАКИВАЮТ СВОИХ МЕРТВЕЦОВ?

Нет, я просто… они скрыты под скафандрами. Под масками. Я никогда не думала о них как о родителях, которые любят своих детей. Не догадывалась…

– У меня есть кое-что для вас, Мисаки-сан, – пробормотала она.

– У тебя нет ничего, что мне нужно или чего я хочу, девочка.

Юкико потянулась к оби, где рядом с катаной Даичи и подаренным отцом танто с коротким клинком висел бумажник из потрепанной кожи, отцепила его и протянула лже-особи, держа на ладони.

– Что это?

– Письмо, – ответила Юкико. – От отца твоей дочери.

– Такео?

Буруу ощетинился, когда Юкико передала лже-особи бумажник. Мисаки продолжала укачивать сопящего ребенка, схватив письмо искусственными конечностями.

Бумага оказалась в пятнах от крови, соли и дождя. Юкико помнила все слова в письме, словно прочитала его накануне: послание гильдийца, спасшего жизнь Петру, женщине, которую он любил до самой смерти.

Призыв, чтобы она сражалась и поставила Гильдию на колени. Смерть Змеям, что бы это ни значило. Свобода для Шимы. Признание в любви женщине и дочери у нее на руках.

Юкико услышала сдавленный возглас, увидела, как дрожат плечи Мисаки.

Женщина опустилась на колени на палубу «Куреа», прижав письмо к груди. Когда она свернулась в клубок и закричала, к ней подбежала другая лже-особь и забрала ребенка. Мисаки выла от боли и ярости. Она была переполнена страданием. На глаза Юкико навернулись слезы. Ребенок расплакался, принявшись вторить стенаниям матери, после чего разревелось несколько детей лотосменов.

Хор воплей заполнил палубу неболёта, и облакоходы Блэкбёрда неуверенно наблюдали за происходящим, опустив руки на оружие.

Мисаки начала выцарапывать выпуклые глаза на маске. Вырвав их, она разорвала и искусственную кожу, покрывавшую ей голову, как будто задыхалась под ней.

Налитые кровью глаза с тяжелыми веками и бледная, в дорожках слез кожа. Овал лица с нежными губами, без ресниц, бровей и волос. Пульсирующие вены. Стиснутые зубы.

Фраза «мне жаль» тоскливо вертелась на кончике языка Юкико, и она сильно его прикусила, почувствовав, как слова умирают.

Разве утешение имело бы для нее хоть какое-то значение, если бы кто-нибудь сказал Юкико нечто подобное после смерти отца? Разве вскользь брошенное «жаль» помогло бы залечить боль, преодолеть беспомощность и страх жить в одиночестве?

Это же просто-напросто слово.

НО СЛОВА ОБЛАДАЮТ СИЛОЙ. ДАЖЕ ЗДЕСЬ. И СЕЙЧАС.

Иногда у них нет вообще никакой силы.

НЕПРАВДА.

Приближается зима. Пойдут черные дожди. Землекрушитель выступит в поход. Кровь потечет рекой, ты сказал, помнишь?

Юкико покачала головой.

Солнце садится. Сейчас не время для слов, Буруу.

Порыв ветра, скрип бревна. На собравшихся гильдийцев – скопление латуни, плача и слез – упала тень, когда подле них приземлилась Кайя с Ханой на спине. Лотосмены напряглись, вторая лже-особь угрожающе вскинула над головой острые, как лезвия, руки. Но когда девушка соскользнула с грозовой тигрицы, выражение ее глаз заставило гильдийцев расступиться.

Хана осторожно протиснулась сквозь группу и встала перед женщиной, рыдающей на палубе.

Кайя ткнулась в плечо Мисаки. Гильдийка подняла голову, ее щеки слегка порозовели, когда она уставилась на грозовую тигрицу в немом изумлении. Арашитора снова подтолкнула ее, переводя взгляд с Мисаки на ребенка, которого держала другая лже-особь.

– Она знает, что такое потерять друга. – Голос Ханы переполняла печаль. – Я чувствую горе внутри нее. Огромная утрата… Мне больно даже просто повторять это.

Девушка опустилась на колени на палубу и взяла Мисаки за руку.

– Но Кайя говорит, что, по крайней мере, у тебя осталась дочь. Поэтому у тебя еще есть что-то от него. Ты должна сохранить ребенка. И каждый раз, когда ты будешь смотреть на девочку, будешь чувствовать его и знать, что он до сих пор с тобой.

Женщина смахнула слезы, перевела взгляд на дочь, встала и подошла к лже-особи, а затем взяла ребенка на руки. Надавила на затылок девочки, и латунное кольцо у той на шее раскрылось, как лепестки цветка.

Мисаки стянула шлем с головы малышки, прижалась обнаженной щекой к коже дочери. Закрыла глаза и задышала длинными глубокими вздохами. Где-то вдали прогремел гром, обещая грядущий хаос.

Юкико вспомнила мать, сидящую у огня и напевающую голосом, от которого плакали горы. Подойдя поближе к Буруу, обняла его за шею, радуясь родному теплу. Она чувствовала всех их в Кеннинге вокруг себя, и в голове вспыхивала острая боль. Невозможные клубки мыслей: облакоходы и беженцы Кагэ, мятежники в латунных панцирях и два узелка света, покоящиеся в животе.

Все такие разные. И моряки, и мятежники, и воины, и жертвы. Но они – люди. Живые и дышащие.

– Спасибо, – прошептала Мисаки.

– Все в порядке, – сказала Хана. – Правда.

ВИДИШЬ?

Буруу кивнул, наблюдая, как угасает печаль, как вспыхивает в глазах женщины свет, когда она целует крошечный бантик губ дочери. Ветер, словно прохладная вода, ерошил перья на лбу грозового тигра, а когда он мурлыкал, палуба грохотала.

ДЛЯ СЛОВ ВСЕГДА НАЙДЕТСЯ ВРЕМЯ.

Юкико и Буруу сошли с палубы «Куреа» и нырнули в кроваво-красные небеса.

Они парили над городом Йама вместе Кайей и Ханой. Меж зажатых в узких улочках зданий плыла тонкая завеса дыма, капитул Гильдии в Йаме превратился в пустую дымящуюся оболочку.

Держи курс на крепость даймё, Буруу. Нам нужно поговорить с главой клана Кицунэ. Попробуем объяснить эту бурю дерьма, которую мы учинили.

КИЦУНЭ – ТВОЙ КЛАН. ТЫ РАНЬШЕ ВСТРЕЧАЛАСЬ С ЛОРДОМ?

Нет. Люди вроде меня, как правило, не встречаются с королевскими особами.

Она посмотрела на свою изношенную одежду, провела рукой по волосам.

Боги, я выгляжу так, будто спала в канаве.

И ЧТО?

Я собираюсь встретиться с даймё, брат. Следовало бы принять ванну.

ТЫ ЕСТЬ ТО, ЧТО ТЫ ЕСТЬ. КОГДА ТЫ БУДЕШЬ СТОЯТЬ ПЕРЕД ЛОРДОМ ЛИСОВ, НЕ ЗАБЫВАЙ, ГДЕ ТЫ БЫЛА РАНЬШЕ. ТЫ ОДНИМ ВЗГЛЯДОМ УНИЧТОЖИЛА СЁГУНА. ПОБЕДИЛА ДО СМЕРТИ ГОЛОДНЫХ МОРСКИХ ДРАКОНОВ. ПОМНИ ОБ ЭТОМ. И БУДЬ ХРАБРОЙ.

Когда ты рядом? Всегда.

Юкико зарылась в беспорядочно торчащие перья на шее Буруу, тщетно пытаясь пригладить их.

А если говорить о растрепах, то скоро нам придется стричь и тебя.

ЧТО?

Перья у тебя на шее, они вечно путаются.

ПОДОЖДИ-КА… ЕСЛИ Я ПРАВИЛЬНО ПОНЯЛ… ТЫ ХОЧЕШЬ ПОДРЕЗАТЬ МОЮ ГРИВУ?

У грозовых тигров растут гривы?

КОНЕЧНО! А КАК ЕЩЕ ОТЛИЧИТЬ САМЦА ОТ САМКИ?

Вопрос с подвохом, верно?

ГРИВА ЯВЛЯЕТСЯ ПРИЗНАКОМ, ЧТО САМЕЦ АРАШИТОРЫ ДОСТИГ ЗРЕЛОСТИ.

В сознании Буруу зазвенел смех Юкико.

Значит, она будет расти еще несколько десятилетий?

ХМ… ВОТ ЧТО Я ТЕБЕ СКАЖУ. БОЛЬШИНСТВО САМОК СЧИТАЮТ ГРИВУ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОЙ.

Далекий рев Кайи стер улыбку с лица Юкико, настроение у нее и Буруу снова стало мрачным.

Но, кажется, не все.

Буруу вздохнул.

ТОЧНО.

Почему она ненавидит тебя, брат?

ТЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОЧЕШЬ ЗНАТЬ?

Ты сделал что-то плохое? Убил кого-то. Поэтому она называет тебя Предателем и убийцей рода?

Я УБИЛ БОЛЬШЕ ОДНОГО.

Почему?

ДУМАЛ, ЭТО ПРАВИЛЬНО.

Юкико обвила руками шею Буруу.

Я уверена, что именно так и было.

НЕТ. ОНИ БЫЛИ ПРАВЫ, ЗАБРАВ МОЕ ИМЯ. А КАЙЯ ПРАВА, ЧТО НЕНАВИДИТ МЕНЯ.

Юкико чувствовала и боль друга, и беспросветную тень, что накрыла Буруу. Такое было и в тот момент, когда они находились на станции ловли молний.

Теперь рядом была Кайя, и призраки прошлого Буруу опять пробудились, и, хотя Юкико не хотела подталкивать грозового тигра к тому, чтобы он разделил с ней свое бремя, она ощущала беспомощность. Ведь она не могла помочь ему в тяжелой ситуации.

Поэтому она покрепче обняла его, наполнив разум Буруу теплом.

У тебя лучшее сердце из всех, кого я когда-либо знала в жизни, Буруу. Что бы ты ни делал, что бы кто ни говорил, я буду любить тебя вечно. Слышишь? Всегда.

Ответом ей стало молчание, поэтому Юкико разорвала контакт и проскользнула в разум Кайи. Девушка ощутила краткую вспышку привычной боли, пронзившей основание черепа. Хотя сейчас она уже научилась сдерживать Кеннинг, иногда дар угрожал сокрушить ее, наряду со осознанием, почему он раздувался до столь огромных размеров. Рука скользнула к животу, к пульсу, который она чувствовала, и в сердце вскипел страх.

Боги, что я буду делать?

– С ЧЕМ? —

Юкико моргнула, осознав, что ее мысли просачиваются в разум Кайи.

Хана тоже была там: узел эмоций, слишком запутанных для понимания. Юкико вспомнила Острова-Стилеты и юношу-гайдзина, который предал ее, а еще то, как она внедряла ему в голову картинки. В голову ей пришла мысль, что между ней и Ильичом стояла языковая преграда, а между ней и Ханой никакой пропасти вообще не имелось.

Используя Кайю в качестве своеобразного моста, она вполне могла поговорить с Ханой…

Хана, слышишь меня?

Пауза, пронизанная неуверенностью и запахом озона. Голос донесся до Юкико, словно через бескрайнее пространство, приглушенный ревом бесконечных ветров.

Юкико?

Привет.

Я слышу тебя в своей башке! Как, черт возьми, ты это делаешь?

Думаю, ты воспринимаешь меня через Кайю. Но, если честно, в действительности я не знаю.

– ТЕ, ЧТО ВНУТРИ ТЕБЯ, ДЕЛАЮТ ТЕБЯ СИЛЬНЕЕ. Я ЧУВСТВУЮ ИХ. —

Те, что внутри?..

Юкико вздохнула и закрыла глаза. Что ж, значит, это правда.

Если она сейчас все озвучит, пути назад не будет.

Я беременна, Хана.

Ой.

Пауза, и ветер воет по-волчьи.

Мне тебя поздравить или посочувствовать?

Даже не представляю…

Ох.

Кстати, мы скоро будем в крепости. Даймё Кицунэ, похоже, намерен сделать Хиро врагом. Нам нужно выяснить, сможем ли мы привлечь его в качестве союзника. В войне с Гильдией это не поможет, но, если он согласится к нам примкнуть, у нас будет настоящая армия. Флотилия неболётов и крепость. Вот что важно.

Должна тебя предупредить: я совсем не умею вести себя при дворе. Мне не доводилось встречать много даймё раньше.

Просто следуй моему примеру, и у тебя все будет хорошо.

Ладно.

Юкико уже собиралась прервать контакт, когда до нее через пропасть долетел голос Ханы.

Юкико?

Да?

Поздравляю.

На вершине холма в западной части города возвышалась Кицунэ-дзё – великая Крепость Лиса. Зубчатые стены из грязно-серого камня, усеянные баллистами, работающими от энергии чи, вздымались к небу концентрическими прямоугольниками. У крепостных ворот собралась толпа: океан задранных вверх лиц в очках, грязных платках и механических респираторах.

Пока Юкико и Хана снижались, нарастал глухой шум и рев сотен голосов, скандирующих одно имя, снова и снова:

– Танцующая с бурей!

Юкико нерешительно подняла руку, и громогласный хор усилился, отдаваясь в груди. Бусимены изо всех сил пытались разогнать народ, но призывы к порядку остались без внимания.

Буруу взревел, и толпа возликовала в ответ громоподобным, грохочущим приветствием.

Какое-то безумие, Буруу.

ОНИ ЛЮБЯТ ТЕБЯ.

Они даже не знакомы со мной.

ОНИ ПОЮТ ПЕСНИ О ТЕБЕ. РАССКАЗЫВАЮТ СКАЗКИ ДЕТЯМ. ОНИ ЗНАЮТ ТЕБЯ, КАК ЗНАЮТ КИЦУНЭ-НО-АКИРА, УБИВШЕГО ВЕЛИКОГО БУКЯКУ. ИЛИ ТОРА ТАКЕХИКО, КОТОРЫЙ ЗАКРЫЛ ВРАТА ДЬЯВОЛА.

Это не я, а лишь их представление обо мне.

РАЗВЕ ТЫ НЕ ВИДИШЬ, СЕСТРА? ДЛЯ НИХ СЕЙЧАС ТЫ – СИМВОЛ.

Арашиторы пролетели над толпой, достаточно низко, чтобы сорвать шляпы с голов и платки с лиц. Они пересекли внешнюю стену, направляясь к солдатам, сгрудившимся на широких ступенях замка. Черные флаги с вышитым белым знаком клана Кицунэ развевались на ветру, как безголовые змеи. Вдалеке Бог Грома Райдзин бил в барабаны.

Грозовые тигры приземлились, и Буруу сложил механические крылья. Кайя потом целую минуту поправляла клювом нетронутые перья, словно хвастаясь ими перед ним.

Юкико осталась там, где была, – на плечах Буруу, оглядывая солдат Кицунэ. Она почувствовала волнение Кайи и повернулась, чтобы ободряюще улыбнуться Хане. Девушка не сняла защитные очки, вероятно, решив, что разговоры о ее глазе только усложнят ситуацию.

По ступеням спустился огромный мужчина в церемониальных доспехах, и Буруу тихо зарычал, когда тот приблизился. Доспехи были красивы: тисненое черное железо, защитная маска, выполненная в виде оскаленной в рыке морды лисы, а на макушке развевалась на ветру кисточка светлых волос.

Человек остановился в тридцати шагах от арашитор с всадницами и, расстегнув шлем, снял его. Юкико увидела широкое лицо, суровое, покрытое боевыми шрамами.

Мужчина прикрыл рукой кулак и сдержанно поклонился.

– Танцующая с бурей, – проговорил мужчина. – Я генерал Кицунэ Гиндзиро, правая рука даймё.

– Гиндзиро-сама. – Юкико поклонилась в ответ. – Это моя подруга Хана. Она благословлена Кеннингом, как и я, и поклялась помочь избавить острова от Гильдии и ее яда.

– Вы хотите творить насилие в доме моего достопочтенного господина?

– Нет. – Юкико моргнула. – Конечно, нет.

– Гм… – Хана нерешительно вскинула ладонь. – Я тоже.

– Ты питаешь злобу к клану Кицунэ?

Юкико закатала рукав, показав красивую татуировку лисы на правой руке.

– Хоть ваш даймё – не мой даймё, Гиндзиро-сама… я помню, откуда я родом.

Гиндзиро кивнул.

– Тогда входи. Будь желанным гостем во Дворце Пяти цветков, бьющемся сердце Кицунэ-дзё. Мой благородный лорд, Кицунэ Исаму, клянется, что в этих стенах вы будете в безопасности. – Он вновь прикрыл кулак рукой и поклонился, на сей раз ниже.

ТЫ ЕМУ ДОВЕРЯЕШЬ?

Юкико оглянулась на темные крепостные стены, прислушиваясь к шуму толпы, собравшейся снаружи. Рты открыты в громком реве. Кулаки подняты вверх.

Думаю, что, если со мной что-нибудь случится, они устроят бунт.

ДЛЯ НЕКОТОРЫХ ЭТО БУДЕТ ПЛОХИМ УТЕШЕНИЕМ, СЕСТРА.

Мы проделали долгий путь вовсе не для того, чтобы нанести оскорбление гостеприимному даймё.

О ДА. РАЙДЗИН ЗАПРЕЩАЕТ ТЕБЕ ОСКОРБЛЯТЬ КОГО-ЛИБО. ГОРАЗДО РАЗУМНЕЕ РИСКОВАТЬ В ОЖИДАНИИ СОБСТВЕННОГО ЖЕСТОКОГО УБИЙСТВА.

Там будет Хана. Я останусь в Кеннинге. Вы будете знать все, что я собираюсь сделать.

Буруу ощетинился, но промолчал. Юкико соскользнула со спины грозового тигра, ощутив привычную боль расставания. Это было все равно что шагнуть в сторону от света костра и нырнуть в темноту, оставив и теплое, и хорошее позади.

Вместе с Ханой она направилась к генералу Кицунэ. Хана явно смущалась и чувствовала себя не в своей тарелке, продолжая теребить край рукава изношенного платья.

Юкико сжала ей руку.

Взгляд Гиндзиро был устремлен на грозовых тигров. Он уставился на них широко распахнутыми, как у удивленного ребенка, глазами. Юкико подождала, пока он придет в себя.

Кашлянув, генерал расправил плечи.

– Следуйте за мной, пожалуйста.

Стена солдат расступилась, пропуская прибывших. Юкико улыбнулась Буруу и Кайе, а затем шагнула под широкие, выбеленные дождем фронтоны Дворца Пяти цветков. Гиндзиро провел их через громадный вестибюль в широкий внутренний двор.

Несмотря на грозную оболочку, сердце Кицунэ-дзё было таким же прекрасным, как и все во дворце сёгуна. Казалось странным обнаружить подобную роскошь внутри крепостных стен – то было схоже с тем, как если бы прекрасную куртизанку увидели облаченной в старинные доспехи.

Гиндзиро провел Юкико через высокие, обитые железом двери по коридору, украшенному потрясающими гобеленами, изображающими сотворение Шимы. Юкико успела восхититься ткаными изображениями – каждый гобелен достигал двенадцати футов в высоту и двадцати в ширину, над их изготовлением трудилось наверняка не меньше дюжины мастеров в течение года.

На первом полотне были изображены Бог Идзанаги и Богиня Идзанами, стоящие бок о бок, когда Создатель копьем всколыхнул океаны творения. На следующем гобелене вытканная Богиня давала рождение островам, с лицом, искаженным от боли, на фоне неба, наполненного жгучим светом.

Юкико опустила глаза и поспешила пройти мимо. Затем последовал сюжет с похоронами Богини Идзанами: ее жизнь оборвалась при родах. Следующие четыре гобелена запечатлели неудачные попытки Бога-Создателя вернуть усопшую из подземного мира.

А на последнем полотне Идзанами была показана на горе из костей в окружении порожденных ею детей самых разных форм и размеров: чудовищ с щупальцами, великанов с кривыми клыками и высоких, мускулистых демонов с темно-синей кожей цвета полуночи.

Однако Богиня Идзанами выглядела страшнее любого из них – мертвенно-бледная и с бездонными глазами.

Ее называли Матерью Тьмы. Той, кто споет песнь, возвещающую о погибели мира.

Вестница конца света. Несущая смерть Эндзингер.

Напротив последнего гобелена стояла миска с рисом, чтобы Мать Тьмы могла утолить голод. Юкико вспомнила деревню Кагэ, Даичи, как он рассказывал легенду о падении Идзанами окружавшим его улыбающимся детям.

Печаль сжала сердце с такой силой, что Юкико едва могла вздохнуть.

– С тобой все в хорошо? – спросила Хана.

– Да, я в порядке. – Юкико опять сжала ее руку. – Ерунда.

– Вот и славно. Потому что я вроде бы собираюсь испачкать исподнее…

Шаги девушек разносились соловьиными трелями, пока они приближались к крылу даймё, доски скрипели десятком нестройных нот. Хана была бледна, как старые кости. Она провела пальцами по растрепанной прическе, бросив еще один скорбный взгляд на свою ветхую одежду.

Гиндзиро замер перед очередным огромным входом, закрытым двойными дверями, утыканными толстыми железными болтами.

Затем три раза стукнул – железом по железу. После серии мрачных щелчков двери разошлись в стороны на грохочущих петлях.

Генерал шагнул внутрь и заговорил низким голосом:

– Ваш покорный слуга просит прощения, чтобы представить своему достопочтенному господину благородную Араши-но-одорико, Кицунэ Юкико и ее соратницу.

Вперед поспешно выскочил невысокий мужчина в черной мантии и длинной шляпе с кисточками.

– Пройдите и преклоните колени перед Троном на пяти ступенях, резиденцией Окимото, первого даймё дзайбацу Кицунэ и его возлюбленного потомка, Кицунэ Исаму, бессмертного лорда Лисов!

Взявшись за руки, Юкико и Хана вступили в зал. Полы из темного дерева, обширное открытое пространство, освещенное экстравагантными старомодными светильниками с цветочным маслом. Массивные колонны из того же дерева обрамляли вход, и в мерцающем свете плясали тени.

Вокруг тронного возвышения в конце зала собралось более дюжины леди и лордов: суровые магистраты в угольно-черных костюмах, куртизанки с подведенными краской веками, писцы в тюбетейках с испачканными чернилами пальцами. Их, в свою очередь, окружал легион железных самураев, наблюдающих за происходящим свирепыми прищуренными глазами из-под лисьих масок. На пятой ступени, устроившись на троне из красного дерева, украшенном резными цветами, восседал Исаму, верховный владыка клана Кицунэ.

Он был одет в придворную мантию, на поясе висела пара цепных мечей – рядом с курносой шишкой богато украшенного железомёта. Рот прикрывал золотой респиратор в виде лисьей морды. И хотя он оказался стар, согбен и сморщен, Юкико чувствовала самурая, свернувшегося клубком у него под кожей. Среди придворных Исаму выглядел неуместно: так смотрится истертый в боях клинок среди моря красивых вееров.

Лоб его был изрезан хмурыми шрамами. Усы доходили до пояса.

– На вид ему около семи тысяч лет, – прошептала Хана.

– Легенда гласит, что он прожил сто лет. Одно из величайших светил моего клана.

– Боги, только вообрази, что у него под одеждой. Да у него светильники, наверное, свисают до колен…

Юкико с ужасом покосилась на девушку.

Однако приговор Хане умер тихой, но достойной смертью.

– Танцующая с бурей, – сказал даймё Кицунэ. – Мы польщены вашим визитом.

– Даймё Кицунэ Исаму. – Юкико отвесила низкий поклон. – Это большая честь для меня.

Хана до сих пор пялилась на владыку клана Кицунэ с недоумением.

Юкико дернула ее за рукав, и девушка неуклюже поклонилась.

– Наипочтеннейшее светлейшество, – пролепетала Хана.

По залу разносилась навязчивая музыка кото и сямисэна, и, поозиравшись, Юкико наконец обнаружила источник звуков. У южной стены стояла машина – несколько человекоподобных фигур внутри строительных лесов в форме полумесяца. Самодвижущиеся куклы были сделаны из латуни и олова и одеты в платья с золотым узором и черными завитками. Женские личики, выкрашенные в белый цвет, выдавали руку мастера. Металлические пальцы порхали по струнам и корпусу инструментов с нечеловеческой точностью.

Однако прекрасная музыка почему-то казалась Юкико пустой. Возможно, дело в том, как двигались автоматы, как покачивались головы на шеях.

А может, и потому, что они напоминали ей о Кине: о маленьком металлическом арашиторе, которого он сделал для Юкико, о механических крыльях, которые смастерил для Буруу.

Девушка отвернулась, и горло сжалось от этой мысли.

– Обычно я не принимаю гостей без приглашения, – хрипло прозвучал голос даймё из-под респиратора. – Но для Танцующей с бурей сделаю исключение. Надеюсь, разруха и кровопролитие, которое ты принесла в город, не доставили тебе неудобств по пути сюда? – Он откинулся на спинку трона и забарабанил пальцами по дереву.

Он раздражен, Буруу.

КАГЭ ТОЛЬКО ЧТО НАЧАЛИ ВОЙНУ В ЕГО ГОРОДЕ. А ТЫ – ИХ НОМИНАЛЬНЫЙ ПРЕДВОДИТЕЛЬ. ТЫ ЖДАЛА, ЧТО ОН НАЗОВЕТ УЛИЦУ В ТВОЮ ЧЕСТЬ?

Может, переулок?

– Великий даймё, – заговорила Юкико. – Я глубоко сожалею о хаосе, который сегодня обрушился на ваш прекрасный город. Пожалуйста, знайте, что все это возникло не по моей вине. Отныне я не представитель совета Кагэ. Я – простая беженка, которая ищет убежища для друзей.

– Хм… беженка. – Даймё выгнул седую бровь. – Верхом на грозовом тигре.

Юкико рискнула слегка улыбнуться.

– Тогда сложная беженка.

– Из-за тебя и твоих приближенных улицы города залиты кровью, Танцующая с бурей.

– Великий даймё, я более не участвую в восстании Кагэ. Именно мятежники начали войну внутри Гильдии. Я умоляла их не делать этого, но они не послушали, и я покинула их крепость.

– И кто же ты теперь? Попрошайка? Независимая нарушительница спокойствия?

Юкико расправила плечи.

– Я – враг Гильдии Лотоса. Враг их марионетки, Торы Хиро. Враг правительства, которое душит небеса и убивает невинных ради крови, которой они кормят…

– Боги, да у тебя целый набор, девочка. Стоишь и каркаешь нам об убийствах.

Юкико моргнула.

– Даймё?

– Ты подобна им: ты убила нашего сёгуна. И хотя я любил Йоритомо-но-мия примерно так же, как я люблю камни у себя в почках, он все же был суверенным правителем островов. Вакуум власти, который он оставил после себя, твоя работа. Гражданская война, раздирающая земли на части, – твоя вина.

Обвинения прозвучали как пощечина. Кровь отхлынула от лица Юкико. На секунду она растерялась, прикованная пристальным взглядом даймё. Он почти любовался собой – девушка могла поклясться, что заметила улыбку в слезящихся глазах.

– Он убил моего отца, даймё. – Юкико отчаянно старалась сдержать праведный гнев. – Погибла и моя мать, и ее нерожденное дитя. Так что – да, я убила его. И сделала бы это снова.

– Ходят слухи, что ты мгновенно уничтожила его, – заявил старый глава клана. – Просто взглянув на сёгуна, которому клялась в верности.

Хана закатила глаза, стиснула губы, а потом уставилась в пол.

– Я никогда не клялась ему в верности! – прорычала Юкико. – Ни разу в жизни я не давала клятв ублюдку-детоубийце.

Среди придворных пронесся ропот, словно в тихую воду бросили камешек.

Юкико почувствовала на себе мрачные взгляды и услышала возглас Буруу, прокатившийся у нее в голове.

ПОМНИ, ГДЕ ТЫ СТОЯЛА. КТО ТЫ ЕСТЬ!

Она посмотрел на Исаму в упор.

– Династия Казумицу была тиранией, а ее союз с Гильдией Лотоса привел нацию к гибели, что вы, бесспорно, понимаете, даймё. Иначе с чего бы вам оскорблять Хиро, не появившись у него на свадьбе?

– Хиро? – Старик залился смехом. – Хныкающий выскочка? Я бы не стал выпрастывать свои кости из кресла, даже чтобы помочиться на него, если бы он был в огне, не говоря уже о том, чтобы ехать через страну, дабы поприсутствовать на его мнимой свадьбе.

– Значит, Хиро – твой враг.

– Хиро – это оскорбление. Я потомок первого даймё дзайбацу – великого Окимото, военачальника, подчинившего себе кланы Змеи, Сокола, Паука и Волка. – Он ударил кулаками по подлокотникам. – Я занимаю один из Четырех Престолов Шимы по праву крови и рождения. И я должен преклонить колени перед сыном самурая?

ВОТ ОНО. ЕГО СЛАБОСТЬ.

Юкико кивнула.

Гордость.

НАДАВИ НА НЕГО.

– Мы слышали от наших агентов, что Гильдия расстроена вашим неповиновением, – сказала она.

– Ты что, пытаешься произвести на меня впечатление? – Старик махнул рукой, будто отгоняя надоедливую муху. – Да об этом каждому известно. После того как я пренебрег их потенциальным сёгуном, они отказывают в своих милостях.

– Они вас контролируют. Обещая топливо. А в Кигене они платят людям, которые приводят жертв на Пылающие камни. Таких, как мы с Ханой, которые обладают даром Кеннинга. И еще больше невинных: людей убивают лишь потому, что им не повезло.

– У нас есть общий враг. Что дальше?

– Враг моего врага – мой друг.

– Ты прекрасно умеешь обращаться с друзьями, девочка. Поджигаешь их города.

– Гильдия подожгла ваш город, даймё. Та самая, которая лишает ваши армии горючего, пока вы не выполните долг. Ожидая, когда вы подчинитесь Кодексу Бусидо. Преклоните колени перед новым сёгуном.

Глаза Исаму сузились до размеров разрезов в бумаге.

– Я двадцать лет сражался с гайдзинами в Морчебе. Отправил пятерых сыновей на войну, и ни один из них не вернулся. Мне не нужно, чтобы грязный чи-монгер объяснял мне, что значит Кодекс Бусидо или долг, и я ни перед кем не преклоняю колени, девочка. И уж конечно не перед покалеченной марионеткой Тигра!

– Вам и не следует, достопочтенный даймё. – Мрачная улыбка озарила лицо Юкико. – Не сомневаюсь, вы поможете нам преподать урок тем, кто думает, что когда-либо сможет властвовать над главой клана Лиса.

Даймё взглянул на генерала Гиндзиро.

– Эта девушка…

– Твердая латунь, – кивнул генерал.

– Достопочтенный даймё, – вздохнула Юкико. – Дело идет к тому, что у нас есть общая цель и враг. Мне необходимо безопасное место, где могут находиться мои друзья. Гавань для мятежников Гильдии. Если вы действительно серьезно настроены бросить вызов Гильдии, то сейчас у вас есть шанс доказать свои намерения.

– И почему я должен помогать? – спросил глава клана. – Что ты предлагаешь?

Юкико оглядела зал: прищуренные глаза над трепещущими веерами, шипение змеиного дыхания за золотыми респираторами. Она снова посмотрела на даймё – иссохшую старую гадюку с острыми как бритва зубами. Кто он? Благородный человек или старый сварливый разжигатель войн? Почему он бросает вызов Гильдии? Он действительно верил, что они – зло? Или хочет затеять драку?