Текст книги "Деньги. Увлекательная история самого почитаемого и проклинаемого изобретения человечества"

Глава 7
Изобретение миллионеров

К началу XVIII века корабли Нидерландов, Англии, Испании и Португалии плавали по всему миру уже сотни лет, грабя, мародерствуя, загружая пряности и становясь все богаче. В XVII веке Франция стала снаряжать экспедиции в Северную Америку и смогла отхватить себе большой кусок сегодняшней Канады и почти половину континентальных Соединенных Штатов – территорию, сосредоточенную у реки Миссисипи (французы, конечно, не спрашивали коренных американцев, которые жили там тысячелетиями).

Примерно в то же время, когда регент заставил всех парижан платить налоги банкнотами Ло, он согласился выдать разрешение на учреждение его второго предприятия. Официально оно называлось «Компания запада», но все называли его Миссисипской компанией. Французское правительство предоставило компании монополию на всю торговлю во Франции и вдоль реки Миссисипи. Она должна была стать Голландской Ост-Индской компанией (VOC), только лучше.

Ло пообещал, что Миссисипская компания поможет регенту погасить все долги, в которые влез предыдущий король.

Долг был в форме облигаций: богатые французы одалживали королю деньги, а в обмен получали обещание короля вернуть заем под 4 % годовых. Но уплата процентов стала обременительной, поэтому Ло позволил французским инвесторам обменять их облигации на акции Миссисипской компании. Затем компания собирала бы долг с короля, но более длительный период и с меньшим процентом. Это уменьшило бы платежи процентов для правительства и одновременно обеспечило бы поток доходов в компанию Ло.

Ло сделал деловое предложение богатым держателям облигаций. Что вы предпочтете, спросил он, ненадежные 4 % от не внушающего доверия мальчика-короля или все богатства в Новом мире?

Французы выбрали 4 %. Как и в случае с банком Ло, почти никто не хотел иметь долю в его торговой компании. Итак, Ло и герцог Орлеанский снова вложили свои собственные деньги.

Однако понемногу что-то начало происходить. Весной 1718 года работавший на компанию колонист основал новую столицу вблизи устья реки Миссисипи. Чтобы польстить регенту, он назвал ее Новым Орлеаном.

Тем временем во Франции настойчивость Ло наконец стала приносить плоды. Люди обнаружили, что им нравятся бумажные деньги Ло – ими было проще пользоваться, чем золотом или серебром. В течение нескольких лет у банка появились несколько филиалов по стране, что позволило людям переводить деньги из города в город путем обращения в местный банк и запроса на перевод. Предоставляя ссуды и создавая деньги, банк Ло, казалось, поддерживает французскую экономику. Во Франции возродилась традиционная деятельность по выращиванию и производству продуктов.

Речь шла о миллионах

В декабре 1718 года банк Ло стал называться Banque Royale – Королевским банком. Теперь его полностью контролировал король (то есть приятель Ло герцог Орлеанский). Новый устав предписывал, что банк может напечатать столько бумажных денег, сколько позволит король. Он также официально связывал владение банком и Миссисипской компанией. Больше напечатанных денег – больше объем торговли, следовательно, больше прибыли у вовлеченных лиц. Банк и компания, как предполагалось, поддерживали бы друг друга, и вся Франция (включая, конечно, Джона Ло) стала бы богаче.

Все происходило стремительно. В следующие несколько месяцев Ло провел слияние Миссисипской компании с другими французскими компаниями, которые якобы специализировались на торговле с Азией и Африкой, но, по сути, мало что делали. Ло также получил право на торговлю табаком во Франции («Они называют это волшебным растением, потому что человек, начавший его потреблять, уже не может бросить», – говорила принцесса Палатина).

Чтобы заплатить за эти приобретения, Ло планировал продать новые акции Миссисипской компании. Люди видели, что предприятие развивается, также у них были деньги – деньги, которые печатал банк Ло. Всем захотелось приобрести акции. Здесь Ло сделал гениальный шаг. Он сказал: «Вы не можете купить новые акции, если вы не владеете старыми». Итак, все ринулись скупать старые акции, и их цена резко начала расти.

Несколько недель спустя компания приобрела права на все доходы Королевского монетного двора в течение следующих девяти лет. Ло спонсировал этот ход другим выпуском акций – и, чтобы их купить на этот раз, вам нужно было иметь акции обоих предыдущих выпусков. Стоимость акций стала еще выше.

К августу 1719 года акции торговались более чем за 3000 ливров каждая, по сравнению с около 500 несколько месяцев назад. Примерно в это время Ло сделал самый важный шаг. Он предложил королю занять достаточно денег для полной выплаты государственного долга Франции. По сути, он хотел объединить займы короля: собрать их вместе и снизить процентную ставку. Король – в лице регента – принял его предложение. Чтобы собрать деньги, Ло продал еще больше акций.

Люди знали, что цена только увеличится, когда акции появятся на открытом рынке, поэтому они шли прямиком к Ло в надежде купить акции лично у него. «Ло постоянно осаждали просители и льстецы; люди выбивали его дверь, забирались к нему домой через окна в саду и вваливались в его кабинет по дымоходу, – писал дворянин того времени. – Речь шла о миллионах». Для обозначения людей, которые разбогатели на акциях Миссисипской компании, изобрели слово «миллионер».

Ло продолжал захватывать бизнес французского государства. В итоге, что было неизбежно, регент предоставил Ло право собирать налоги от имени короля. Французы платили специальные налоги на каждую мелочь, которую они покупали. Закон заменил их единым подоходным налогом, который был более эффективным и менее обременительным для бедных. «Люди танцевали и прыгали по улице, как будто они обезумели от радости, – писал Даниэль Дефо из Парижа той осенью. – Теперь они не платят ни одного гроша налогов за дерево, уголь, сено, овес, масло, вино, пиво, хлеб, карты, мыло, скот, рыбу – словом, ни за что».

Франция ликовала. Деньги были повсюду. В сельской местности фермеры начали выращивать урожай на земле, которая была оставлена под пар. В Париже ремесленники продавали больше кружев, тарелок и одежды, чем когда-либо. Правительство нанимало рабочих для строительства дорог и мостов. Французские солдаты воевали с Испанией – они всегда с кем-то воевали, но на этот раз правительство могло заплатить им, не переплавляя королевское серебро.

Джон Ло все в большей степени становился лицом французской экономики. Он собирал налоги для правительства и получал от него выплаты по государственному долгу. Он обладал монополией на всю торговлю Франции за пределами Европы. И он буквально мог печатать деньги.

Акции Миссисипской компании продолжали расти в цене. Сотни тысяч людей со всех уголков Европы приезжали в Париж, чтобы войти в долю. Они толпились у здания компании, надеясь услышать последние новости, а также купить и продать акции. Толпы не давали проехать экипажам, поэтому власти города перекрыли дорогу для транспорта и поставили железные ворота на обеих ее концах. Каждый день в 7 утра звонили в колокол, били в барабан, открывали ворота, и все бросались покупать и продавать акции. Служащий посольства Великобритании писал, что на улице «с самого утра до позднего вечера толпятся принцы и принцессы, герцоги, пэры и герцогини – словом, вся аристократия Франции. Они продают поместья и закладывают драгоценности, чтобы купить акции Миссисипской компании». Лакей Ло (парень, который сидит на задней части экипажа) так разбогател на акциях компании, что бросил свою работу и нанял двух лакеев – одного для себя, другого для Ло. В начале декабря количество акций достигло 10 000.

Акции компании, которые Ло купил, когда они никому не были нужны, сделали его, беглеца, обвиненного в Англии в убийстве, самой богатой некоролевской особой в Европе. Он купил десяток поместий, несколько особняков в Париже, мешок бриллиантов и 45 000 книг.

В январе 1720 года Ло был назначен генеральным контролером финансов всей Франции, это вторая по значимости должность в стране после регента. Эта работа давала Джону Ло очень высокий статус, который прекрасно сочетался со всем этим богатством. Правительство благодарило его за «важные услуги, которые он оказал Государству, включая учреждение Королевского банка, чью полезность они так ценят; различные договоренности, которых они достигли при выплате государственных долгов; увеличение государственных доходов и улучшение качества жизни народа».

Реальная экономика против Миссисипского пузыря

Доля в Миссисипской компании, так же как доля в Apple, GM и любой другой корпорации сегодня, дает ее владельцу бессрочное право на часть всех будущих доходов компании. Рост цены акций Миссисипской компании в 1719—1720-х годах был основан на обещании крупных доходов в будущем. Это казалось достаточно правдоподобным. Испанцы обнаружили гору, полную серебра, в Южной Америке, а голландцы разбогатели, взяв под контроль отдаленные острова, богатые корицей и гвоздикой. Во Франции ходили слухи об изобилии территории Миссисипи: изумрудная гора, крупные залежи серебра, сотни процветающих домов, появляющихся в Новом Орлеане.

Но на самом деле там не было ни изумрудов, ни серебра. К 1719 году французские поселенцы построили всего четыре дома в Новом Орлеане. Но Ло, похоже, считал, что там есть потенциал для чего-то великого. Компания купила десятки кораблей, и Ло вложил свои деньги, чтобы отправить поселенцев к западу от Миссисипи, где сейчас находится Арканзас, для выращивания табака и поиска серебра. Большинство из них погибли от болезней и голода, что обычно случалось с прибывавшими сюда европейцами. Люди из Европы стекались в Париж, чтобы разбогатеть на торговле акциями Миссисипской компании; они не стекались в район Миссисипи. Поэтому Ло протолкнул новые законы о пересылке дезертиров, проституток и преступников в Америку, и в 1719 году корабли невольных поселенцев начали пересекать Атлантику. Это был шаг отчаяния; все шло плохо.

В марте 1720 года Джон Ло сделал шокирующее объявление, которое в итоге разрушит весь его проект. Он сказал, что Миссисипская компания купит или продаст неограниченное количество своих акций по фиксированной цене в 9000 ливров, чуть ниже той цены, по которой акции торговались на открытом рынке. По всей вероятности, он хотел остановить рост цен и стабилизировать рынок. Это закончилось тем, что многие люди продали свои акции обратно компании. А банк (теперь им владела компания) печатал больше бумажных денег для покупки всех акций.

У экономистов есть странный термин: «реальная экономика». Грубо говоря, это вся экономическая деятельность, происходящая за рамками финансов. Плотник, который строит вам дом, работает в реальной экономике. Банкир, который одалживает вам деньги на покупку дома, – нет. Когда экономика хорошо функционирует, реальная экономика и финансы поддерживают друг друга. Банкир выдает вам ссуду, чтобы вы могли купить дом, который построил плотник. Все выигрывают (в теории).

Но бывают времена, когда между реальной экономикой и финансами нет связи. Иногда финансы отстают от реальной экономики. Недостаточно денег или займов, и никто не хочет ни во что вкладывать. Такой была Франция до Джона Ло (Великая депрессия – классический пример из современной эпохи).

А бывают времена, когда финансы несутся впереди реальной экономики. Имеется слишком много денег; слишком просто взять ссуду, и все хотят инвестировать. Люди начинают покупать не ради будущего потока доходов от своих инвестиций, а потому, что они считают, что смогут продать акции дороже через день или месяц. С этим столкнулась Франция в 1720 году – и для реальной экономики это оборачивалось проблемой. Все эти парящие вокруг новые деньги завышали цену основных продуктов, таких как пшеница, свечи, молоко. С осени 1719 года по осень 1720 года цены выросли почти в два раза.

Ло знал, что ему нужно изъять деньги из обращения, чтобы привести финансовую экономику в соответствие с реальной. Он верил в бумажные деньги – он повторял эту мантру пятнадцать лет. И Ло думал, что сможет стабилизировать экономику и наконец разорвать cвязь между ценным металлом и деньгами, если он заставит людей отказаться от золота и серебра в качестве денег.

В первые месяцы 1720 года он объявил владение большим количеством золотых или серебряных монет незаконным. Сразу же у всех появилась куча новых золотых и серебряных украшений. Поэтому Ло запретил изготовление любых золотых предметов больше одной унции, за исключением крестов и церемониальных чаш. Это немедленно вызвало вспышку набожности в Париже; в моду вошли большие золотые кресты. Ло запретил и их.

По мере того как ювелиры богатели, Ло начинал терять хватку. Он протолкнул ряд мер, требующих использования бумажных денег при совершении крупных покупок. Затем он сказал, что к концу года люди больше не смогут обменивать свои банкноты на золото и серебро. Останутся только бумажные деньги.

В мае 1720 года Ло пошел дальше. Он объявил, что стоимость бумажных денег будет постепенно уменьшена вдвое. В этот момент Франция вышла из себя. Люди бесчинствовали три дня. Банк закрылся. Жители бросали в окна камни.

Неделю спустя регент отменил этот указ Ло. Но это уже не имело значения. Система находилась в состоянии свободного падения. Люди заполоняли улицы Парижа не для того, чтобы торговать акциями Миссисипи, а чтобы обменять свои бумажные деньги на серебро. У банка, конечно же, не было достаточно серебра. Фермеры перестали принимать бумажные деньги.

Ло уволили, затем снова приняли, потом опять уволили. Повторяя историю, случившуюся в Китае сотнями лет ранее, регент полностью отказался от бумажных денег и банков. Правительство вернулось к серебряным и золотым монетам и залезло в новые долги, чтобы возместить убытки людям, потерявшим деньги на акциях Миссисипи и бумажных банкнотах. Все происходило так, будто Ло никогда и не существовало.

Ло поместили под домашний арест. Толпы нападали на его дом и экипаж. Его единственным выбором было бежать из Франции, как он бежал из Англии двадцать пять лет назад. В декабре он взял напрокат экипаж и отправился в Брюссель, где остался под вымышленным именем. Это было не особенно важно, т. к. каждый все равно знал, кем он был. Ло отправился в театр, и, самое странное, ему устроили овации стоя. Он вернулся в Англию, где встал на колени перед судьями, и его помиловали за убийство франта Уилсона в результате дуэли, произошедшей десятилетия назад.

Ло продолжал писать герцогу Орлеанскому, прося разрешения вернуться. Он все еще верил в свою систему; он сказал, что может все исправить. Герцог мог в конце концов согласиться, но он умер от сердечного приступа в 1723 году в возрасте сорока девяти лет. В этот момент он был со своей любовницей.

В конце концов Ло поселился в Венеции со своим сыном. Его гражданская жена и дочь все еще находились во Франции; он больше никогда их не увидит. Большая часть денег Ло застряла во Франции, поэтому он снова жил азартными играми. Он выиграл достаточно, чтобы выжить, но не разбогател; кредиторы преследовали его, пока он не умер в марте 1729 года, незадолго до своего пятидесятивосьмилетия.

Для функционирования современных денег – с наличием банков, фондовой биржи, центробанка – необходимо напряжение. Инвесторы и банкиры, общественные деятели и государственные служащие – все должны спорить, что кто делает и когда.

В конце 1720 года, когда французская экономика сходила с рельс, голландский художник опубликовал серию карикатур о том, что происходило во Франции. На моей любимой карикатуре изображены три человека, заливающие золотые монеты в горло Ло на людной улице. Ло сидит на корточках со спущенными штанами, из его пятой точки показывается листок бумаги. Человек из толпы хватает бумажку.

Авторское право: коллекция Granger

Примерно так в большей или меньшей степени стали представлять то, что французы называют Системой Джона Ло, а англичане – Миссисипским пузырем. Ло забрал все деньги и в ответ испражнился на Францию. Он затеял крупное мошенничество, и в конце концов его раскрыли.

Я не придерживаюсь такого взгляда. В 1716 году, когда Джон Ло впервые продвигал свой банк, герцог Орлеанский обратился к одному из своих ближайших советников герцогу Сен-Симону, чтобы узнать, что он об этом думает. Сен-Симон сказал, что идеи Ло имеют смысл. Бумажные деньги могли быть полезны для Франции. Но, сказал Сен-Симон, есть проблема. В отличие от Нидерландов, бывших республикой, или Великобритании, в которой был могущественный парламент, Франция была абсолютной монархией. Король мог делать что захочет. Неизбежно король или работающие на него люди заиграются силой банка, станут печатать слишком много денег, и система рухнет.

Для функционирования современных денег – с наличием банков, фондовой биржи, центробанка – необходимо напряжение. Инвесторы и банкиры, общественные деятели и государственные служащие – все должны спорить, что кто делает и когда. Зачастую люди полагают, что подобные публичные дискуссии свидетельствуют о том, что система разрушена: либо правительство чересчур вмешивается в дела финансистов, либо банкиры «забалтывают» общественность и остаются безнаказанными. Но сами по себе эти обсуждения если не достаточны для работы системы, то, по крайней мере, необходимы. Именно давление между людьми с разными интересами – кредиторами и заемщиками, инвесторами и рабочими – обеспечивает стабильность денег. Историки экономики утверждают, что Банк Англии и бумажные деньги стали популярны в значительной степени потому, что парламент только что обрел власть по отношению к королю. Люди с большей готовностью одалживали деньги правительству, считая, что парламент будет держать короля в узде.

По существу, в Системе Джона Ло не было недостатков; чего нельзя сказать о ее авторе. Он потерпел неудачу, потому что жаждал слишком большой власти, – и он ее получил в ситуации, когда структура власти во Франции не подразумевала оппозицию. А без обсуждения и критики нет способа достичь необходимого баланса.

«Открытие национального банка в абсолютной монархии будет фатально, – сказал Сен-Симон как раз перед тем, как Ло основал свой банк, – в то время как в свободной стране это может быть мудрым и выгодным предприятием».

Часть III
Больше денег

Кажется, что деньги – это ограниченный ресурс. Их, казалось бы, так много вокруг, но если кто-то получает больше, другой должен получать меньше. В большинстве случаев в разные времена так обычно и было. Но спустя десятилетия после смерти Джона Ло что-то изменилось – вероятно, навсегда или, по крайней мере, надолго.

Теперь у каждого может быть больше денег. Глава 8 в общих чертах раскрывает историю этой трансформации. Глава 9 представляет собой более наглядное, но менее оптимистичное заключение: только то, что у каждого может быть больше денег, не значит, что у всех будет больше денег.

Глава 8
У каждого может быть больше денег

Большую часть истории человечества мир был погружен во мрак. Стоимость освещения была так высока, что, когда садилось солнце, люди укладывались спать в своей лачуге или хижине и дожидались рассвета.

История о том, как мы перешли от необходимости ложиться спать с темнотой до возможности получать столько света, сколько захотим, одним нажатием на переключатель, объясняет поразительное количество вещей о мире.

Например, почему большинству людей на земле больше не приходится постоянно переживать из-за голодной смерти. Притом что подавляющее число людей – это не фермеры-бедняки, а в основном мир населяют люди, которые зарабатывают себе на жизнь, будучи личными тренерами, профессионалами по подбору персонала или сантехниками. Это объясняет изменение климата, а также почему количество денег в мире не ограничено, почему заработок одного человека не значит потерю для другого, почему у каждого может быть больше денег.

К концу XX века Билл Нордхаус, экономист из Йеля, стал одержим развитием освещения. Он знал, что общество всегда в нем нуждалось. И Нордхаус пришел к выводу, что, если он действительно поймет экономику искусственного света, он узнает, как измерять историю материального прогресса.

Нордхаус намеревался ответить на вопрос: как изменилась стоимость искусственного света за все время, скажем, за 4000 лет? Для экономистов цена – центр мира. Здесь абстракция, т. е. деньги, соприкасается с реальностью.

Нордхаус решил начать свое исследование с Древнего Вавилона (города в Месопотамии, в этом же регионе счетоводы изобрели письмо). Чтобы понять, сколько вавилоняне платили за свет, он купил масляную лампу в древнем стиле. Жители Вавилона использовали для ламп кунжутное масло, что довольно удобно. Так что Нордхаус купил немного такого масла в продуктовом магазине и одолжил измеритель освещенности у парня из хозяйственного отдела в Йеле. Затем он поставил лампу на обеденный стол, зажег ее и измерил, сколько света она давала и насколько хватало четверти чашки кунжутного масла.

В работах другого ученого Нордхаус выяснил, сколько получали люди в Древнем Вавилоне и сколько стоило кунжутное масло. Затем он произвел некоторые подсчеты, позволившие ему получить стоимость искусственного света, сопоставимую на протяжении всей истории человечества. В итоге Нордхаус смог ответить на вопрос: «Если бы вы были обычным рабочим в Древнем Вавилоне и тратили весь дневной заработок на свет, как долго вы бы могли освещать маленькую комнату с мощностью современной 60-ваттной лампочки накаливания?»

Десять минут! День работы приравнивался к десяти минутам света!

В Древнем Вавилоне для выращивания кунжута требовалось много часов людского труда. В результате кунжутное масло – а главное, свет, который вы получали от его горения, – было очень дорогим.

Со временем люди по всему миру стали получать свет самыми разными способами. На Карибах и в некоторых частях Азии местные жители делали лампы со светлячками.

Авторское право: Quoctrung Bui

В некоторых регионах Великобритании люди брали мертвых буревестников, вставляли им в горло фитили и превращали их в свечи.

Но на протяжении тысяч лет искусственный свет был дорогим и мир оставался в темноте. Это может звучать романтично – лунный свет, звезды! – но для многих людей темнота была по большей части ужасна. Это отнюдь не прекрасная тайна, которую вам бы хотелось раскрыть. Темнота – это нечто опасное. Ловушка, в которую легко попасть. В Париже в одно время был закон, обязывающий всех отдавать свои ключи на ночь магистрату, идти домой и запираться там.

К 1700-м годам стал распространяться новый источник энергии для получения света: китовый жир. Это было очень, очень плохо для китов. Но для людей это значило более дешевый и лучший свет. Когда Нордхаус проводил расчеты по Европе, вот что он обнаружил.02

Ситуация для людей, несомненно, улучшалась (а для китов трагически ухудшалась). Теперь дневной заработок приравнивался не к 10 минутам, а к целому часу света. Но для этого перехода потребовалось 4000 лет!

Авторское право: Quoctrung Bui

В 1700-х годах жизнь на земле все еще больше напоминала Древний Вавилон, чем современный мир. Люди путешествовали старыми способами – пешком, на лошади или корабле. Большинство все еще были фермерами-бедняками, жившими в лачугах и пытающимися вырастить достаточно пищи, чтобы не умереть с голоду.

Затем, с приходом XIX века, все стало меняться. Если взглянуть на историю, существовало как будто две разных экономических вселенных: одна до XIX века и вторая после него. Это время называется промышленной революцией, начавшейся с получения паровой энергии и производства ткани в Великобритании и распространившейся до производства всего и везде. На самом деле неясно, почему именно в этот момент так много изменилось. При этом существует пара вещей, имеющих критическое значение для истории света.

Авторское право: Quoctrung Bui

Одна из них – это практическое применение науки. Важный прорыв заключался не в том, что Земля вращается вокруг Солнца, и не в том, как меняется сила притяжения в зависимости от расстояния между двумя объектами; прорыв состоял в открытии системы для новых открытий – научного метода. При этом не для всех этих открытий находилось практическое применение, а только у некоторых.

Примерно в середине XIX века ученый Абрахам Геснер (физик, который также изучал геологию) открыл новый метод превращения смолы или масла в топливо, которое он назвал керосином. То был исключительный прорыв, керосин был лучше всех источников энергии для света, что использовались до него. Он оказался ярче, чище и гораздо дешевле.03

С керосином, понял Нордхаус, суточная зарплата обеспечивала европейского рабочего пятью часами света. Примерно за пятьдесят лет количество света, который человек мог купить, увеличилось в пять раз – грубо говоря, на ту же величину, что за предшествующие 400 лет.

Роль лампочки

Томас Эдисон и лампочка сыграли огромную роль в истории освещения. Частично это рассказ о науке и технологии. Но это не все. Также это рассказ о деньгах.

В 1870-х многие люди пытались использовать электричество для получения света. Изобретатели в Соединенных Штатах и Франции работали над технологией под названием дуговые лампы – это были большие, сверхъяркие лампы на высоких столбах. Они нашли применение для освещения фабрик, а также в качестве уличных фонарей. Однако дуговые лампы были слишком большими и слишком яркими для использования в жилых домах и конторах.

Впервые Эдисон отправился посмотреть на дуговые лампы в начале сентября 1978 года и сразу же решил, что может сделать лучше. Но «сделать лучше» – понять, как изобрести лампочку, какой мы знаем ее сегодня, – было бы дорого. Все эти истории об Эдисоне, годами проводящего тысячи экспериментов для получения лампочки, не совсем точны в одном важном отношении – он был не один. К тому времени неподалеку от его дома в Менло-Парке была организована целая изобретательская фабрика, где он платил секретарям, механикам, машинистам и кузнецам, помогавшим ему с изобретением.

Эдисон был богат и знаменит – он уже создал проигрыватель! – но все равно изобретение лампочки в одиночку было ему не по средствам. Он писал своему адвокату: «Все, что я хочу в настоящий момент, это деньги для быстрого развития света».

К счастью для Эдисона, тогда перспективный изобретатель мог быстро собрать много денег у многих людей: он мог создать компанию. Раньше их основывали правительства, чтобы продвигать империализм. Теперь же они были для всех.

16 октября, всего через полтора месяца, как Эдисон увидел дуговые лампы, была создана Edison Electric Light Company. Впоследствии она преобразовалась в General Electric – GE. Как и многие создаваемые тогда (и сейчас) компании, это было общество с ограниченной ответственностью (ООО). Это означало, что инвесторы могли вкладывать деньги в компанию и получать гарантии, что в случае банкротства они проиграют только деньги, которые они вложили, а не какое-либо личное имущество. Сегодня это кажется настолько очевидным, что даже упоминание об этом сбивает с толку; конечно, вы не можете потерять больше, чем вложили. Но долгое время, если вы инвестировали в бизнес и это предприятие оказывалось должно людям деньги, вы попадались на крючок. Люди, которым оно задолжало, могли, скажем, конфисковать ваш дом, чтобы возместить долги бизнеса, в который вы инвестировали. Статус корпорации и ограниченной ответственности помогали людям вроде Эдисона находить инвесторов.

Спустя несколько недель после создания Edison Electric Light Company инвесторы вложили в нее $50 000 (около $1 миллиона по сегодняшним меркам), обеспечив Эдисона деньгами, необходимыми для оплаты работы его команды. Эти инвесторы надеялись обогатиться на другой финансовой инновации, существенной для распространения изобретений того времени: патентах. Смысл патента – который основатели Америки считали настолько важными, что вписали его в Конституцию, – в финансовом поощрении людей создавать новые идеи и делиться ими с миром. Патент – это временная, предоставляемая правительством монополия на новые идеи. Так что если у вас есть новая идея, за которую захотят заплатить много людей, вы можете заработать много денег. Инвесторам в компании Edison Electric Light обещали долю доходов от всех полученных Эдисоном патентов, связанных с электричеством или лампочкой.

Если взглянуть на историю, существовало как будто две разных экономических вселенных: одна до XIX века и вторая после него. Это время называется промышленной революцией.

Всего год спустя после основания компании Эдисон получил американский патент № 223 898 на электрическую лампочку. Он был не единственным, кто работал над ней, до сих пор ведутся споры о том, кто что изобрел и когда. Но Эдисон в дальнейшем получил еще десятки патентов на лампочки и способы создания электросети для их питания.

Несколько лет спустя Эдисон начал создавать первую электросеть – не просто первую, а первую в истории мира – в Нью-Йорке. Для этого ему требовались деньги, и он основал другую компанию для сбора средств. В сентябре 1882 года, всего четыре года спустя после того, как Эдисон увидел дуговые лампы и решил, что может сделать лучше, кто-то щелкнул выключателем на новой электростанции, и внезапно в домах и офисах Нижнего Манхэттена зажглись лампочки. Это было как в сказке. Но Эдисона не было на той электростанции. Он был в нескольких кварталах оттуда, буквально на Уолл-стрит, с Д.П. Морганом и кучкой других банкиров, чтобы засвидетельствовать этот переломный момент. Деньги не меньше, чем наука, заставили лампочки гореть.

Это не было сказкой. Первые электростанции работали на угле, загрязняя город. Несколько десятилетий спустя Эдисон построил огромную электростанцию на востоке Манхэттена. В какой-то момент городское управление здравоохранения стало отправлять туда инспекторов. «Когда видели, что люди из управления здравоохранения пытаются фотографировать дымовые трубы, – сообщала New York Times, – на крышу компании отправляли рабочих, приказывавших остановить подачу угля, когда появлялись фотографы».

Однако со временем энергия – и с ней свет – становилась чище (и чище). На дневную зарплату можно было купить все больше не только света, но и всего остального. Изобретение двигателя внутреннего сгорания привело к появлению тракторов, которые значительно увеличили продуктивность фермеров. Внезапно, впервые в истории человечества, большинству людей не нужно было тратить свою жизнь на то, чтобы вырастить (убить или найти) пищу. Так продолжалось десятилетие за десятилетием на протяжении всего XX века. Все вещи становились гораздо дешевле.