Текст книги "Инжектором втиснутые сны"

– Что за херня, блин?

Она открывает сумочку, словно не замечая моей яростной вспышки. Внутри – пакетик с травкой.

– Ты же хотел, чтоб я это раздобыла.

Да, помню, мы говорили об этом. Обычно травку достаю я, но мой канал накрылся. Она сказала, что знает, у кого можно взять, но не упоминала, что это Билл. Все логично, но во мне бурлит адреналин, доводя меня до исступления. В голове крутятся поганые мыслишки, вроде «Да ну? И чем ты ему заплатила? Отсосала у него?». А она в это время вся сияет, как Хейди – что для меня служит лишним подтверждением ее вины. В конце концов она начинает трещать о том, куда мы можем съездить на пасхальные каникулы, а я никак не могу понять, почему же она не чувствует идущих от меня грязных волн – разве что просто не хочет их воспринимать? Скорее всего, так и есть.

Ей исполняется семнадцать, на день рождения я дарю ей серебряный ножной браслет. Она лежит на моей кровати, обнаженная, вытягивает правую ногу, браслет сверкает на солнце. Я берусь рукой за ее бедро, там, где треугольник ее волос пронзен солнечным лучом.

– Пожалуй, лучше я буду носить его на левой, – говорит она, теребя застежку. – Ч-черт, не могу расстегнуть эту штуку.

– В этом-то и смысл, – сообщаю я, пытаясь расстегнуть браслет. – Это браслет раба.

– Тогда ты тоже должен носить такой, – мягко говорит она. – Ты ведь мой раб, да?

– Да, похоже на то. Эх, надо было слушаться папу, Он ведь усадил меня рядом и предупредил.

– Серьезно?

Наконец мне удается расстегнуть браслет, нажав на застежку зубами.

– Ага, он говорил, что есть кое-что, чего никогда нельзя делать вместе с женщиной, а то на всю жизнь останешься ее рабом.

Я обвиваю цепочкой ее левую лодыжку, но теперь никак не могу застегнуть браслет. Ее это, похоже, не волнует.

– И что же это такое?

– А, ну он говорил мне… – кладу браслет в сторонку, – говорил, что как бы женщина ни просила, – развожу ее ноги в стороны, – никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах, нельзя делать вот так… – и утыкаюсь лицом в ее промежность, в пышный треугольник волос.

Этой ночью на ПВ обрушивается шторм. Мы смотрим по телику на потоки воды, слушаем о том, как размывает дороги. Из внутреннего дворика нам видны команды «Caltrans»,[144]144
  California Department of Transportation – Управление транспорта Калифорнии, в ведении которого находятся и спасательные службы.


[Закрыть] они пытаются спасать дома там, внизу, на Португез-Бэнд. А мы здесь, наверху, в безопасности, мы шутим над этим, и я уже в ней, и целую ее, не переставая медленно двигаться вперед-назад вместе с ней.

– А что ты будешь делать, – спрашивает она, – если вдруг дом начнет оползать?

– Ничего, – отвечаю я, зная, что это единственно возможный ответ. – Какой смысл? Тогда все равно все, что тут есть, сойдет вниз по склону.

Мы оба смеемся, думая, что эта мысль весьма ясна и остроумна, и становится интересно – а вдруг это окажется правдой?

Конец пленки. Бобина закончилась, как раз, когда я подъехал к «Тропикане». Это была моя любимая серия, и заканчивалась она в нужном месте. Я знал, что в этом фильме будет дальше.

Нет, не то чтобы я вот уже двадцать лет каждую ночь смотрел фильм о Черил Рэмптон. Жизнь шла дальше. И в ней были три брака, куча авантюр – хватило бы сделать толстенный сборник песен кантри, были серьезные отношения, несерьезные отношения, несколько нарушений «закона о белом рабстве»,[145]145
  Mann Act/White Slave Act – закон, запрещающий перевозки людей с целью дальнейшего вовлечения их в проституцию и иные виды сексуальной эксплуатации.


[Закрыть] ну и три-четыре свидания на одну ночь. Я любил, я ненавидел. Бывал увлечен, ослеплен блеском, измучен навязчивой идеей, удовлетворен, обманут, невъебенно слеп, одурачен вновь. У меня были рыжие, брюнетки, золотистые блондинки, панковские девицы с фиолетовыми волосами. Я оказывался в постели с типажами Шарон Тэйт и Линды Касабиан,[146]146
  Linda Kasabian – член «семьи» Мэнсона, соучастница убийства актрисы Шарон Тэйт.


[Закрыть] Деборы Харри[147]147
  Deborah Ann Harry – вокалистка группы «Blondie»


[Закрыть] и Дебби Бун,[148]148
  Dobby Boone – певица, исполнительница христианских гимнов


[Закрыть] Пэт Бенатар[149]149
  Pat Benatar – американская поп-рок певица.


[Закрыть] и Пэтти Херст,[150]150
  Patty Hearst – дочь газетного магната Уильяма Хёрста, успешно похищенная группировкой SLA (Symbionese Liberation Army), и в дальнейшем принимавшая активное участие в террористической деятельности этой группы; ее судьба легла в основу фильма «История Пэтти Херст»


[Закрыть] Дайаны Росс и «Большой Мамы» Торнтон,[151]151
  Willie Mac «Big Mama» Thornton – известная исполнительница блюза.


[Закрыть] Бьянки Джеггер[152]152
  Bianca Jagger – первая жена Мика Джеггера.


[Закрыть] и теми, которые без «Бинаки»[153]153
  «Binaca» – средства по уходу за полостью рта (пасты, спреи и пр.).


[Закрыть] ни шагу, настоящими китаянками и теми, что задвинулись на «China White»,[154]154
  Композиция группы «Scorpions».


[Закрыть] латиноамериканскими «спитфайерами» и германскими «мессершмитами», ирландками с веселыми глазами и итальянками с ямочками на локтях. Я приводил домой моделей и звезд кино, секретарш и психопаток, телефонисток, комедийных актрис, писательниц, массажисток, рок-певиц, женщин-борцов на грязевом ринге, домохозяек из Сими-Вэлли, вдов из квартала Бель-Эйр, фотомоделей косметики «Avon», популярных дамочек, бывших «первых леди», кассирш из минимаркета «Севен-Элевен»,[155]155
  «Seven-Eleven» – международная сеть магазинов.


[Закрыть] докторов наук и недоразвитых тупиц, специалисток по химии и официанток из коктейль-баров, двойников Греты Гарбо и добродушных кретинок, монахиню (по крайней мере, одну), девственницу пятидесяти двух лет, двенадцатилетнюю девчонку-скаута, которая оказалась проституткой. У меня были женщины низкие, высокие, толстые, тощие, с большими сиськами, маленькими сиськами, совсем без сисек, с одной сиськой, с тремя сиськами. Были умнейшие и красивейшие женщины мира – и самые безмозглые и уродские бляди на земле. И я любил их всех. У меня в памяти – целое хранилище: отличные трахания, поганые трахания, так себе трахания, трахания бешеные, вялые, незабываемые, мучительные, психоделические; такие трахания, что я до сих пор пью, лишь бы забыть – и такие, что я до сих пор пью, чтобы их вспомнить; трахания, что заканчивались слишком быстро, трахания, что затягивались слишком долго; трахания, прерванные появлением бойфренда или мужа, отца или подруги-лесбиянки, извещавших о прибытии к дому отблеском света фар на стене.

Но я не сидел двадцать лет сиднем, убиваясь по Черил. Мои терзания ограничились тремя годами, с шестьдесят четвертого по шестьдесят седьмой – это были годы карьеры «Stingrays». И даже тогда мое горе не было постоянным, оно возникало от случая к случаю, да и то ненавязчиво. И было сугубо личным делом. Ни один из новых друзей, которые появились у меня в колледже, не знал о Черил. Но когда по радио крутили «Stingrays», когда я слышал голос Шарлен, меня тут же уносил с собой фильм о Черил Рэмптон.

У меня была тогда подружка, и она строила козью морду всякий раз, как я прибавлял звук на песнях «Stingrays». Она считала их музыку устаревшей, архаичной, «замыленной», пережитком виниловой эры начала шестидесятых. Хезер предпочитала вечно актуальную современность – «Strawberry Alarmclock»[156]156
  Известная группа, игравшая психоделический рок.


[Закрыть]или «Moby Grape».[157]157
  Moby Grape – культовая группа сан-францисских хиппи, сочетавшая психоделию со свободной блюзовой формой, плюс характерный ритм-энд-блюзовый вокал Боба Мосли. Студийные записи не пользовались коммерческим успехом.


[Закрыть]

В начале шестьдесят седьмого «Stingrays», наконец, прекратили работу, и для меня это было чем-то вроде благословения. Их композиции были неразрывно связаны с моими воспоминаниями о Черил, и все то время, что они записывали новые песни, я не мог забыть о ней. А когда закончили – я освободился. «Stingrays» исчезли из эфира буквально за одну ночь, их смыла волна психоделии, которая вынесла на гребень Джимми Хендрикса, альбом «Sgt. Pepper»[158]158
  «Sgt. Pepper's Lonely Heart Club Band» (1967) – самый знаменитый психоделический концептуальный альбом группы «Beatles», по мнению некоторых – вообще лучший альбом всех времён и народов


[Закрыть] и группу «Cream».[159]159
  Знаменитая английская блюз-рок-группа, первая из т. н. супергрупп (Эрик Клэптон + Джек Брюс + Джинджер Бейкср, ранее прославившиеся в других проектах).


[Закрыть]

Теперь «Stingrays» крутили только на радиостанциях с темой «мелодии нашей юности», где песня «Люби меня этой ночью»[160]160
  «Love Me Tonight» – композиция Тома Джонса.


[Закрыть] по-прежнему входила в число фаворитов. И теперь я пересматривал эпизоды из фильма о Черил Рэмптон, лишь случайно, мимоходом услышав где-нибудь «Stingrays». А сам не ставил их альбомы уже много-много лет.

Сейчас я слушал именно «Stingrays». Там, в своей комнате, на втором этаже мотеля «Тропикана», я поставил вторую сторону альбома «Грезы на впрыснутом топливе».

Зачем я так поступил с собой сегодня?

Частично, наверное, из-за Линн. Шутки в сторону – я связывал с ней огромные надежды. Она, конечно, была шизоидной – рассуждения и эмоции просто рвали ее на части. Но нам было хорошо. В начале вообще все было просто здорово. И я любил ее. Правда, не думаю, что был в нее влюблен. Как-то мы с ней обсуждали это, и сошлись на том, что сама концепция «влюбленности» представляет собой «незрелую фантазию, угнетающую личность» (это действительно ее слова); в средней школе через эту стадию проходят практически все – просто потому, что не знают ничего лучшего. А вот у нас, согласно Линн, были «зрелые взаимоотношения, основанные на взаимной поддержке». До той самой ночи, когда она обвинила меня в том, что я пытался изнасиловать ее во сне.

Вторая сторона заканчивалась «Раем в зеркале заднего вида» – чувственно-мечтательной, дивной песней. После пены исступленно-романтического утопизма, захлестнувшей все остальные композиции этого альбома, эта оставляла чувство теплого прощания: Шарлен одна в своей пастельной комнатке, в пригороде, тоскует по лету, которое только что закончилось:

 
Эти долгие жаркие дни,
Словно солнце захода не знает,
И на взморье наш тихий смех —
Детка, их не забыть никогда мне.
Но спускается ночь наконец,
Ты отвозишь меня домой,
А в глазах твоих так ясно видно —
Исчезает вдали наш рай
Как и свет в зеркале заднего вида.
 

За ее спиной падали в обморок разноцветные ангелы, дробно позвякивали музыкальные треугольники, словно капали слезы.

Поздним вечером, с ревом мчась по Сансет, я поставил, наконец кассету, Денниса. Я тянул с прослушиванием как только мог. Запись начиналась долгим шипением пустой пленки (это вам не «долби»!), усилив мои мрачные предчувствия. Я решительно не знал, чего ждать. Судя по фразе «новые формы музыки», скорее всего, там должно было оказаться какое-нибудь авангардное дерьмо из сплошных диссонансов. Эрзац Джона Кейджа,[161]161
  John Cage – американский авангардный композитор.


[Закрыть] типа того. Или что-нибудь совсем уж психотическое – скажем, эмбиент-композиция,[162]162
  Эмбиент – музыкальный стиль, в котором за счет использования электронной реверберации и других пространственно-звуковых технологий создаются эффекты, способствующие медитативному состоянию, либо создается впечатление «отчуждения».


[Закрыть] записанная через микрофон с крыши дома. Щебетанье птиц, лай собаки вдали, рев двигателя – хотя трудно было представить себе, чтобы Контрелл мог выдать подобный опус, как бы ни снесло у него крышу, не может быть, чтоб обошлось без бешено пульсирующего ритма ударных, словно все население Южной Америки взялось за маримбы и глокеншпили.[163]163
  Глокеншпиль – разновидность металлофона; в качестве источника звука служит набор колокольчиков или металлических пластин.


[Закрыть] Думаю, больше всего я боялся услышать что-нибудь характерное, но безжизненное, какой-нибудь перепев его прежних работ.

Музыка так и не послышалась. Раздался голос. Деннис говорил тихо и гортанно, микрофон был у самых его губ:

– О, ангел! Мой прелестный маленький ангел. Ты мой прелестный ангелочек. Ты вся.

Я сообразил, что это заставка. Вроде пародии на диско-рэп Барри Уайта.[164]164
  Barry White – известный певец диско-соул.


[Закрыть]

Я ждал и не мог дождаться вступления басов.

Вместо них послышались звуки борьбы, шорох то ли одежды, то ли простыни. Голос Шарлен:

– Деннис, прекрати! Ты делаешь мне больно.

– Кто, я? – он издал сухой смешок.

– Ох, милый, нет! Не надо так! – Ее голос звучал обиженно, как у куклы, хотя в нем вроде бы проскользнула паническая нотка.

Звук пощечины. Голос Денниса:

– Заткнись.

– Но милый, я не смогу…

– А я говорю – можешь, уже смогла. Потому что ты все равно мой ангел. Мой ебаный ангелочек. Ты вся.

– Деннис, прекрати! Господи, милый, ты же меня убьешь!

Деннис рыкнул. Скрипнули пружины кровати.

– Ну ты, блядь!..

Шарлен вскрикнула:

– Нет, Деннис! Нет, нет!

Я нажал «Стоп».

Оба-на. Ну и что это за хрень?

Ну, прежде всего, здесь явно была ошибка. Он дал мне не ту кассету. Это уж точно не было музыкой будущего. Не мог же он свихнуться настолько, верно?

И что дальше? Они не могли ведь все это всерьез, а? Наверняка это была игра, пошленькая сексуальная игра. Он возбуждался, когда она делала вид, будто ей больно. Это льстило его самолюбию, а лести ему требовалось много, это уж точно. Должно было быть именно так. Это таилось в ее голосе, когда она заговорила голоском, как у куклы, несколько похожим на тот, которым в «Stingrays» пела особо слезливые песни.

А что можно было понять по его голосу? Что он измучен. И словно одержим. От восхищения к оскорблениям – всего за пятнадцать секунд. Почему? Она сделала что-то не так? Или эта перемена в нем тоже была частью игры?

Я действительно не знал, не мог быть уверен. Это было как подслушивать парочку, трахающуюся в соседней квартире. Звуки сами по себе очень обманчивы. Рычания и стоны могут звучать как пародия на похоть, которой и в помине нет. Порой можно подумать, что двое на кровати дерутся и каждый старается сделать другому побольнее – а на самом деле все наоборот.

Я подумывал насчет того, чтобы послушать запись дальше, но решил, что и без того услышал вполне достаточно. Скорее всего, это была игра. Но даже если нет – не мое это дело, чем они там занимаются, правильно? Я сунул кассету в футляр.

В пять минут первого заморгал телефон.

– Студия KRUF. С вами говорит не Джон Леннон, это невероятно непристойная подделка…

– Я дал тебе не ту кассету. Ты ее уже слушал?

– Нет еще. Я собирался…

– Не вздумай. Запись на этой кассете – исключительно личная, – он говорил спокойно и сухо. – Если ты услышишь хотя бы минуту этой записи, я буду вынужден убить тебя.

Я рассмеялся:

– Деннис, мелодрама тут ни к чему. Я ее еще не слушал, и уж теперь-то точно не буду. Что бы там ни было, она в полном…

– Где она сейчас?

– Здесь, у меня. Я тут совершенно завален новыми альбомами, и у меня просто времени не нашлось…

– Оставь ее. Я пришлю за ней кого-нибудь. И знаешь, дружище… – слово «дружище» он произнес так же, как говорил Джим Джонс в последний день своей жизни, – …я знаю эту пленку. И у меня есть сверхчувствительная электронная аппаратура. Если ты хоть раз ставил эту "кассету, я об этом узнаю. И тогда я убью тебя, дружище. Я не вру. Мой телохранитель тебе кишки узлами завяжет, – и он повесил трубку.

Так-так. Я осмотрел кассету. В машине я не позаботился перемотать ее на начало. Теперь поставил на перемотку. Конечно, он был чокнутый. Нельзя определить, сколько раз слушали запись. Или можно? Я вытащил перемотанную кассету и еще раз осмотрел. На том месте, где я остановил пленку в машине, край ленты торчал чуть выше. Я покрутил катушки, надеясь, что пленка в кассете ляжет ровно. Не вышло. Решил развинтить корпус и перемотать ленту вручную, укладывая ее ровно. И тут подумал – да что за херня?! Я теперь что, должен разнюниться до соплей от страха перед невнятными угрозами какого-то конченого дегенерата, больного на голову? Господи, вот еще! Бог ты мой, да не может он всерьез нацелиться убить меня только за то, что я тридцать секунд слушал, как он валяет свою жену. Валяет, надо же, наше словечко из шестидесятых! Кстати, вот он вполне может до сих пор так говорить. Ну же, детка, давай поваляемся. Включи-ка «лавовую лампу».[165]165
  «Lave Lamp» – декоративный светильник, состоящий из сосуда с глицерином, в котором находятся кусочки окрашенного воска; при нагревании воск перемещается, принимая различные формы.


[Закрыть]

Шарашимся – до потери мозгов.

Я поставил «В-52»,[166]166
  В-52 – эксцентричная американская группа, чей стиль – соус из нью-вейва, авангарда, диско, панка, фанка и фолка.


[Закрыть] вышел и положил кассету на стол в холле. Так что если Большой Уилли приедет за ней, я смогу уболтать его перейти из моего верного святилища – стеклянного купола – туда. Просто на всякий случай – вдруг ему захочется потренироваться вязать узлы.

Часы шли, но никто так и не явился. Я подсознательно ожидал еще одного звонка, но по телефону были обычные дела: вечные романтические посвящения; фанат, жаждавший послушать что-нибудь из группы под названием «Fuck» – либо это была шутка, либо какая-то местная панк-группа, о которой я ничего пока не слышал; красочная увертюра одинокого санитара; скабрезная заявка на «Misty» («Ни за что, детка, ползи назад в свою клетку»); и юная латиноамериканка, которая только что разругалась со своим парнем и проглотила штук тридцать колес. Я выспросил у нее адрес и передал его парамедикам я Пико-Ривера. Вот и доброе дело этой ночью сделал.

Было уже почти шесть, а за кассетой так и не пришли. Утренний ди-джей Эдди, ухмыляясь во весь рот, влетел в студию, напомнив мне, почему я предпочитаю ночные смены:

– Эй, смотри, что я нашел в холле! – он держал кассету.

Я забрал ее.

– Ага, это моя, – опускаться до объяснений я не стал.

– Доброе утро, Лос-Анджелес! – заверещал он в микрофон, пока я выбирался за дверь. – Вперед и вверх, ребята! Начнем-ка сегодня утро с «J. Geils Band»![167]167
  Американская группа, игравшая преимущественно классические ритм-энд-блюзы.


[Закрыть]

Я рванул к лифту, с его успокаивающей «Like a Hurricane»[168]168
  Песня из альбома «American Stars'N' Bars» (1977).


[Закрыть] Нейла Янга[169]169
  Neil Young – известнейший певец и композитор. Играл фолк, хард, акустические баллады в группах Buffalo Springfield, CSN&Y, Crazy Horse и сольно.


[Закрыть] в «мьюзаковской»[170]170
  Компания «Muzak Corp.» – производитель аппаратуры для фоновой музыки в помещениях, в том числе в лифтах.


[Закрыть] версии. В машине я решил, что пора с этим кончать. Я уже двое суток толком не спал, еще не хватало, чтобы Большой Уилли опять приперся к полудню долбить в мою дверь. Я свернул с Сансет на автостраду Тихоокеанского побережья и погнал против общего направления в этот час пик: крыша опущена, из радио летел дребезжащий голос Рэнди Ньюмена,[171]171
  Randy Newman – автор и исполнитель рок-поп песен. Его кумиром был Фэтс Домино, но он разработал свой собственный стиль и писал весьма ироничные тексты.


[Закрыть] воздух уже раскалился, как в топке. До дома Контрелла я добрался в начале восьмого.

Учитывая время, я рассудил, что они или еще спят, или еще не ложились. Не желая беспокоить их ни в том, ни в другом случае, или рисковать еще одной встречей с их любимцами, я остановился у почтового ящика на воротах и приоткрыл его крышку. Я собирался бросить внутрь кассету, но тут из интеркома сквозь помехи раздался женский голос:

– Да, что вы хотите?

Это была миссис Контрелл. Я поглядел на дом и различил ее силуэт в забранном решеткой окне на верхнем этаже.

– Доставка, мэм. У меня тут коробочка «Коппертон»[172]172
  «Coppertone» – популярная марка косметики фирмы «Шеринг-Плаук лосьоны для загара и солнцезащитные средства.


[Закрыть] для Гиджет.[173]173
  Gidget – имя главной героини в одноименном фильме о серферах, которую сыграла Сандра Ди (Sandra Dee).


[Закрыть]

– Вы ошиблись адресом, – у нее оказался стервозный голос байкерской «мамочки». Я представил себе ее телеса и вздохнул.

– Шутка, миссис Контрелл. Это Скотт Кокрэн. Я привез вашему мужу пленку. Он собирался прислать кого-нибудь за ней, но…

– Пленку? Какую еще пленку? – в голосе зазвучали параноидные нотки. Может, она от прелюдина[174]174
  Прелюдии (фенметразин) – препарат группы амфетаминов, психостимулятор.


[Закрыть]стала вопящим призраком, сиреной, с мозгами, мертвыми, как обломок коралла?

– Кассету. Ваш муж дал мне ее по ошибке.

– Ну… да… но его сейчас нет.

– Ничего страшного. Я опущу ее в почтовый ящик.

– Нет, этого делать не надо, – ворота начали открываться. – Он считает, что из нашего почтового ящика воруют. Лучше занесите ее в дом.

Я затушил окурок и подъехал к дому, где одна из луксорских дверей была открыта.

– Заходите, – позвала она тем же мерзким тоном.

Я быстренько перескочил из машины в дом (собак по-прежнему не было видно). В конце пустого холла я увидел идущий из кухни свет и учуял запах кофе.

– Я положу кассету здесь, на стол, – крикнул я, и тут она вышла из двери позади меня.

– Я заберу ее.

Я обернулся к ней, и мозги вырубило напрочь. Я расплылся в такой улыбке, что зубы засверкали как хромированные, глаза превратились в фары дальнего света, которые тут же взорвались. Моя голова пролетела сквозь ветровое стекло, колесо сокрушило ребра. Какое-то время, показавшееся мне несколькими минутами, я был абсолютно уверен, что вижу перед собой привидение.

Мое впечатление о ней, основанное на ее голосе, когда она пела, было безумным – но оказалось верным: она почти не изменилась. Деннис мумифицировался, да, а Шарлен осталась свежей, будто в шестьдесят седьмом ее заморозили и лишь сегодня утром вернули к жизни. Она словно шагнула с обложки первого альбома «Stingrays»: волосы торчали вульгарными каштановыми патлами, вишнево-красные губы, бледная кожа, такая же, как у Черил, светящаяся юным румянцем даже в жестком утреннем свете. Ее глаза – я никогда этого не замечал, ни одна фотография не передавала этого – были совершенно того же оттенка, что у Черил – такое же бледно-голубое сияние.

Она разбила мне сердце; ее нежные губы изогнулись в легкой саркастической усмешке, так похожей на улыбку Черил. Просвечивающее красно-синее шелковое японское кимоно едва прикрывало бедра, из него выпирали роскошные буфера «кадиллака» пятьдесят восьмого года; торчали упругие соски, показывая готовность к любым коллизиям – и из-за них мне захотелось запрыгнуть за ее руль, подобно Хаду, и гонять, гонять по всему побережью под запах паленой резины, пока у меня не пропадет стояк, и я не выведу из строя ее мотор.

– Так ты, значит, ди-джей, – ангельски произнесла она все тем же стервозным голосом, да еще будто у нее был полный рот жвачки.

– Так ты, значит, греза моей юности, – слышу я собственный голос, хриплый и напористый, как у Бельмондо, подсевшего на дексатрим.[175]175
  Дексатрим – комплексный мультивитаминный препарат, используется, в частности, в курсах похудения.


[Закрыть]

– Сомневаюсь, – ее глаза шарили по моему телу. – У нас неплохо шло с латиносами и дешевыми пижонами. А ты, по-моему, все же из тех, кто заслушивался «Beach Boys».

– Все верно, и такое было. Но время от времени я ездил в скверные кварталы, затоваривался травкой и слушал «Stingrays» на «вибрасонике» до полного окоченения.

Ну, слава Богу, она рассмеялась:

– Как-то одиноко выходит…

– Да нет, обычно мы ездили компанией.

– Ага, ага, знаю. Несколько прыщавых парней с кроличьими зубами.

– Больше было похоже на «Возвращающуюся королеву», – от ее улыбки я почувствовал себя отважным и невозмутимым. – Или на девушку из рекламы «Брек» со шпанской мушкой.

– Да неужели? Могу спорить, домой ты приезжал со следами губной помады на «бермудах».

– Так и было. А изо рта пахло анчоусами.

Она поморщилась:

– Пассажи вроде этого придержи лучше для своего эфира.

– Мы заезжали за пиццей, – объяснил я.

– Это то, что ты говорил Оззи и Хариет?

– Уорду и Джун.[176]176
  Ward and June – герои популярного в 50–60 гг. семейного сериала: тиран-отец и всецело занятая хозяйством мать.


[Закрыть]

– А помаду на штанах как объяснял?

– Платка носового не было. Ей пришлось вытирать губы о мою промежность.

– И что, тебе верили?

– Говорили, чтоб прекратил молоть чушь для озабоченных и шел к себе в комнату подрочить.

– Хороший совет, – она протянула руку за кассетой. – Только не говори, что с тех пор ты оттуда не выходил.

– Ну не совсем так, – я вложил кассету ей в ладонь. На ее пальце сверкнуло бриллиантом здоровенное обручальное кольцо, как зуб ухмыляющегося зулуса.

– Я обязательно ему передам, – сказала она, улыбаясь широко и непринужденно.

Кассета скользнула в карман ее кимоно, и она прошла вплотную ко мне, направляясь на лестницу. Я уловил сладкий запах дешевых духов с запахом тропических фруктов – такими же «Juicy Fruit» душилась Черил; как, наверняка, и многие другие девчонки. В магазине «Трифти» они стоили два бакса за унцию, вульгарные и возбуждающие, как хорошее траханье.

Она начала подниматься по лестнице, в солнечном луче блеснул серебряный браслетик на лодыжке.

– Я вообще-то ждал, что он пришлет за ней кого-нибудь, – я отлично понимал, что всего лишь пытаюсь тянуть время.

– А, ну да… – она остановилась и обернулась, и я заметил у нее на шее красную отметину. Это мог быть засос – а мог быть и кровоподтек, – …он сейчас в студии. Должно быть, у него из мозгов вылетело, – и она бесцеремонно двинулась дальше, вверх. – Из того, что от них осталось.

Я все стоял и смотрел на нее снизу вверх. Кимоно было коротким. Трусиков на ней не было. На верхней площадке она резко обернулась и посмотрела вниз.

– Знаешь, ты совсем не такой, каким я тебя представляла. Я имею в виду, судя по голосу.

– Я и не думал, что ты фанатка моей программы.

– Вовсе нет. По-моему, у тебя нет никакого вкуса.

– Но слушать-то приходится. Раз уж муж слушает.

Она презрительно фыркнула:

– У нас раздельные спальни.

Оба-на.

– А каким вы меня представляли, миссис Контрелл?

– Не знаю. Прекрасным принцем или, может, вроде того, – в тоне звучала издевка, но что-то подсказывало мне: не пропусти этот момент.

– С чего бы именно так, из-за Спящей Красавицы?

– Ага. Отрастить волосы, спустить косу из окна.

В солнечном свете ее патлы выглядели жесткими, как стальная стружка.

– Я бы попробовал по ней залезть, – ответил я. – Только боюсь, руки бы изрезал.

– Ну так иди по лестнице, – усмехнулась она.

Я заколебался. Она что, приглашала меня к себе прямо сейчас?

И тут она рассмеялась, легко, с оттенком вежливого здравомыслия, показывая, что это был всего лишь пустой флирт. Показывая, что она была просто динамщицей.

– Тебе лучше бы ехать отсюда, – предложила она почти любезно. – Он из себя выходит, если видит, что ворота открыты.

Она исчезла в коридоре верхнего этажа, и, видимо, решив, что я уже ушел, весело рассмеялась над чем-то. Я услышал, как захлопнулась дверь. И вышел.

Вернувшись в «Тропикану», я завалился в кровать. Погружаясь в дремоту, я рассеянно баловался со своим крантиком, думая о Шарлен. Но это были напрасные мечты. Она была не просто замужем – она была замужем за полным психопатом, способным, очевидно, на любую жестокость. Более того, хоть она и выглядела вполне нормально, по крайней мере внешне, но живя с таким типом, она ipso facto[177]177
  В силу самого этого факта (лат.).


[Закрыть] не могла остаться нормальной сама, как не может не покоробиться пленка, оставленная в раскалившейся под солнцем машине. Эх, а вот в мире получше…

И все же это казалось чушью. Ее голос, горестный, скорбный, берущий за душу. «С ней все кончено». Да как он мог сказать такое? Он что, в один прекрасный день решил засунуть ее подальше, обсыпав нафталином? Очевидно, да.

Как же она могла позволить ему это?

Несколько часов спустя я нащупал трубку трезвонящего аппарата:

– Алло?

– Зачем ты приперся в дом?! Почему не дождался?! – голос Денниса срывался в ярости.

– Так никто не приехал. Мне все равно было по пути, вот я и…

– Не было тебе по пути! По пути тебе было совсем в другую сторону!

– Слушай, Деннис, я еще до конца не проснулся. Ты же получил свою кассету, так в чем проблема?

– Я так понимаю, ты разговаривал с Шар.

– Ну да, кратенько. Я…

– Что она тебе рассказала? – резанул голос в трубке.

– Я не понимаю, о чем ты…

– Слушай, нет, послушай меня, ты должен кое-что уяснить, – он был на грани истерики, и явно старался не сорваться. – Шар больная, совершенно больная женщина, она вся расхерачена. Она патологически лжива. У нее серьезнейшие эмоциональные проблемы.

Живи я с тобой, у меня были бы не хуже, подумал я.

– Сочувствую, раз так.

– А потом ничего не было? Совсем ничего?

Налет вины лег мне на душу, затмив страсть.

– Ничего, – ответил я, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал невинно. – Я просто отдал ей кассету, и…

– Да, да, отлично, хрен с ней, я тебе верю, – зачастил он, как будто это вдруг страшно его обеспокоило. – Слушай, Скотт, ты просто должен приехать сюда прямо сейчас. Я делаю совершенно изумительные вещи. Есть моменты, которым не суждено повториться…

– Деннис, я очень ценю твое предложение, но у меня совершенно нет сил…

– Так ты что, не приедешь?! – он аж задохнулся от бешенства.

– Не сегодня, я правда…

– Ну и пошел на хер, дерьмо собачье! Кому ты на хрен нужен, ты, кретин недоделанный! Тебе, блин, выспаться важнее, чем присутствовать при ключевом событии в истории музыки, в истории саунда! Ну и хрен тебе в жопу и в морду! – он швырнул трубку.

Я устало рассмеялся, отключил телефон, перевернулся на другой бок и натянул на себя простыню. На миг мне показалось, что от моих пальцев едва заметно потянуло сладким запахом. Но это было лишь шуткой моего воображения.