Текст книги "Ты за это заплатишь"

5

Лэнсинг-авеню располагалась в фешенебельном районе Парадиз-Палмз. Широкая улица, усаженная по обеим сторонам ровными рядами королевских пальм, похожих на кегли.

Я без труда обнаружил дом с отделкой из черного мрамора и хромированного металла. К парадному входу вела полукруглая подъездная дорожка, и он был освещен множеством огней. В целом сооружение напоминало неуместную в это время года рождественскую елку.

Я свернул на подъездную дорожку. Меня едва не смел с нее большой яркий автомобиль с откидным верхом, прошуршавший мимо не громче снежинки по стеклу. Он притормозил перед входом, из него вышли и скрылись в фойе три сногсшибательные мадам: сигаретки, брови вразлет, норковые горжетки.

В своем «меркьюри» я ощущал себя бедным родственником, явившимся на поклон к богачам.

Я припарковался за лимузином и тоже вошел в дом.

Фойе оказалось размером с ледовый каток, только уютнее. Здесь имелись стойка администратора, справочное бюро, цветочная лавка, киоск с сигаретами и каморка швейцара. Все было шикарно; ворс ковра доходил до щиколоток.

Я огляделся.

Три сногсшибательные мадам направились к лифтам. Одна из них обеими руками принялась поправлять пояс с подвязками, поглядывая на меня. Она была слишком уж бойкая, такие вызывают у меня всего лишь сдержанное любопытство. Дамочка из числа тех, что все кишки у тебя вырвут, причем без наркоза. Я направился к каморке швейцара. Это был пожилой печальный человек в зеленой униформе. Судя по его виду, в жизни у него было очень мало радостей.

Я всунулся в окошко на двери его каморки.

– Привет, отец, – сказал я.

Он поднял голову и кивнул:

– Слушаю, сэр.

– Мисс Спенс. Мисс Лоис Спенс. Здесь живет?

Он снова кивнул:

– Квартира четыреста шестьдесят шесть, сэр. Поднимайтесь на правом лифте.

– Она у себя?

– Да, сэр.

– Это прекрасно, – сказал я и закурил.

Он смотрел на меня с недоумением, однако был слишком хорошо вышколен, чтобы спросить, почему я не поднимаюсь. Я же просто выжидал.

– Слушай, отец, как насчет подзаработать? – поинтересовался я небрежно.

Он заморгал.

– Никогда не отказываюсь, – сказал он.

– Что, туго тут приходится? – продолжал я, многозначительно окинув взглядом фойе. – Все сливки для клиентов, а персоналу помои?

Он кивнул.

– Считается, что мы должны получать чаевые, сэр, – горько пояснил он. – Но все здесь такие жмоты, снега зимой не выпросишь.

Я достал пятерку и аккуратно сложил ее. Он смотрел на нее так, как я смотрел бы на Дороти Ламур[6]6
  Дороти Ламур (1914–1996) – американская актриса, певица и радиоведущая. В годы Второй мировой войны была в числе популярных актрис, которые снимались на плакаты для американских военнослужащих.


[Закрыть].

– Меня интересует мисс Спенс, – сказал я. – Знаешь что-нибудь о ней?

Он тревожно огляделся по сторонам.

– Вы бы деньгами не размахивали, сэр, заметит кто-нибудь, – взмолился он. – Я не хочу потерять место.

Я спрятал бумажку в кулаке, но кончик оставил, чтобы он не забыл, как она выглядит.

– Так мы говорим или как? – поинтересовался я любезно.

– Да, сэр, я ее знаю, – сказал он. – Она живет здесь три года, за такое время все-таки немного узнаешь человека. – Он произнес это так, словно ненавидел ее до мозга костей.

– Она добра к тебе?

– Могло быть и хуже, сэр, – сказал он, пожав плечами.

– Ты хочешь сказать, что она хотя бы не бьет тебя ногой по лицу, потому что не дотягивается?

Он кивнул.

– Чем она занимается?

Его старческое лицо расползлось в усмешке.

– Том – это наш лифтер – говорит, что она готова на все и сразу. Может, вы знаете, что это значит. Я – нет.

– Это такой циничный способ сказать, что она легкодоступная женщина, – пояснил я. – А это правда?

Он покачал головой:

– Разве что на первый раз, но без продолжения. Она из тех, кто разжигает в мужчине аппетит, а потом дает от ворот поворот. Второй раз обходится весьма дорого. Я видел парней, которые на стену лезут и локти кусают, лишь бы добиться своего.

– Что, прямо с ума сводит?

Он кивнул:

– Один простофиля даже застрелился из-за нее.

– Круто.

– Мне кажется, он был ненормальный.

– Как же с ней связался Херрик?

Он, сощурившись, поглядел на меня:

– Даже не знаю, стоит ли мне об этом говорить, сэр. Парни в синей форме сегодня весь день здесь вились, как осы над вареньем.

Я показал ему другой конец пятидолларовой купюры, понадеявшись, что так она выглядит интереснее.

– Попытайся, – предложил я.

– Ну, с ним все было иначе. С ним и еще с баском.

– С баском?

Он кивнул:

– Он сейчас наверху.

– Но она крутила с Херриком?

– Ну, они общались. У Херрика было полно бабла, но я бы не сказал, что они что-то там крутили, если вы имеете в виду то же, что и я, сэр.

– Не сказал бы, значит? А что насчет этого баска?

Он пожал плечами:

– Вы же знаете, что такое эти женщины. Им приходится выбирать кого-нибудь постоянного. Думаю, это он и есть.

– Но не Херрик?

– С ним было по-другому. Он никогда не оставался у нее на ночь. Подозреваю, что их отношения строились не на этом. Может, общий бизнес или еще что.

– Но ты не стал бы утверждать наверняка?

– Нет, однако она никогда не трудилась прятать баска от Херрика. Тот бывал у нее, когда заглядывал Херрик. Кажется, это не имело значения.

– Между прочим, кто такой этот баск?

– Зовут Хуан Гомес. Он играет в хай-алай[7]7
  Хай-алай – наиболее престижная разновидность баскской пелоты, игры с мячом, в которой игроки ловят пелоту (мяч) специальными плетеными ракетками-ловушками, надетыми на руку. Считается самой быстрой игрой в мире.


[Закрыть]. Местный чемпион.

– А чем он занимается, кроме игры?

Старик закатил глаза:

– Наверное, отлынивает от тренировок с мисс Спенс.

– Копы нанесли ей визит? – (Он кивнул.) – Слышал что-нибудь?

– Нет, но Гомес был с ней. – У него на губах появилась ледяная усмешка. – Подозреваю, ей пришлось долго объяснять, что этот даго[8]8
  Даго – презрительное прозвище итальянца, испанца, португальца.


[Закрыть] делает у нее в комнате в восемь утра.

– Может, она сказала, что он пришел чинить холодильник, – предположил я. – А Киллеано здесь бывал?

– Нет.

– Ясно, – сказал я, подталкивая к нему пятерку.

Она исчезла мгновенно, как муха в пасти у ящерицы.

Я уже развернулся, чтобы уйти, когда он подался ко мне и прошептал:

– Вон они идут.

Я обернулся через плечо и увидел их. Поскольку я люблю женщин, сначала я взглянул на мисс Спенс. Она была в ржаво-красных брюках с завышенной талией, шикарных туфлях, белой блузке с коричневым узором и в оранжевом шарфике. Если не считать несколько широковатых бедер, она была стройной, длинноногой и вся полна истомы. Рыжий цвет волос не был натуральным, как и длинные ресницы. Широкий рот с влажными губами, пустые, как у куклы, глаза цвета незабудок. Помада на губах от «Ревлон», оттенок «Роковое яблоко» (самый соблазнительный цвет со времен, когда Ева подмигнула Адаму). Когда она проходила мимо меня, окутанная облаком «Шанель номер пять», я отметил презрительное выражение ее лица и греховность, затаившуюся во взгляде.

Я решил, что было бы интересно провести с ней часок, при условии, что за дверью при этом будет стоять пара крепких молодцов, которые придут на помощь, когда станет совсем невмоготу – если, конечно, она оставит мне силы, чтобы позвать на помощь.

Баск шел так, как будто они не вместе. Он был высоким, широкоплечим, и от него веяло опасной силой, словно от проворной болотной рыси. Это загорелое худощавое лицо принадлежало человеку равнодушному и жестокому, а холодный взгляд уж точно не порождал у других желания похлопать этого парня по плечу.

Мисс Спенс отдала ключи швейцару с таким видом, словно перед ней был человек-невидимка, после чего прошествовала через фойе с Гомесом в кильватере.

На ходу она так покачивала бедрами, что все мужчины в фойе, включая меня, таращились только на нее.

Где-то на середине пути она остановилась, спросив у своего приятеля сигарету. Он поднес ей зажигалку, и в этот миг ожил громкоговоритель на стене.

– Говорит полицейское управление Парадиз-Палмз, – произнес тоненький голосок. Громкоговоритель издал шипение, затем сквозь помехи зазвучали слова: – Повтор сообщения от девяти пятнадцати, дело об убийстве Херрика. Разыскивается Честер Кейн. Приметы: рост шесть футов один дюйм; вес сто девяносто фунтов; около тридцати пяти лет; темные волосы, смуглая кожа; одет в серый костюм и серую шляпу. Вероятно, попытается выехать из города… не подвергайте себя риску – он опасен. Каждый, кто узнает подозреваемого, должен сразу же позвонить в полицейское управление. Не пытайтесь задержать этого человека, если вы не вооружены. Конец связи.

Мисс Спенс отшвырнула сигарету и растоптала ее.

– Как, они еще не поймали этого ублюдка? – злобно воскликнула она.

6

Хай-алай – самая быстрая и суровая игра в мире. В нее играют с помощью честеры, плетеной корзины странной формы, которая надевается на правую руку игрока. Это подобие трехфутового изогнутого желоба глубиной пять дюймов. Игрок за матч может сменить до трех-четырех таких штуковин. Жесткий мяч с упругой сердцевиной, или пелота, чуть меньше бейсбольного мяча и обтянут козьей кожей.

Мяч летает с такой скоростью, что при ударе может сломать руку или ногу. Игровая площадка, или качет, просторная, с высокими зелеными стенами. В том месте, где бетонный пол качета отделен от деревянного настила для публики красной ограничительной линией, натянута высокая сетка, чтобы защитить трибуны со зрителями.

Подающий бьет мячом об пол, ловит его при отскоке и мощным ударом запускает в стену. Его противник должен перехватить мяч своей корзинкой и отбить в стену. Игроки носятся как молнии, их удлиненные честерой руки словно по волшебству перехватывают и запускают летящий со скоростью пули мяч. Пелота остается в игре, пока не вылетит за ограничительную линию или пока соперник не промахнется, отбивая ее.

В мире мало игр, требующих такой же силы, выносливости и навыков, и, говорят, большинство игроков в хай-алай умирают молодыми. Если рано или поздно их не калечит мячом, у них не выдерживает сердце.

Я последовал за «кадиллаком» мисс Спенс и ее приятеля до большого строения, покрытого штукатуркой кораллового цвета, которое оказалось штаб-квартирой игроков в хай-алай. Я понаблюдал, как мисс Спенс высадила своего дружка у ворот для игроков, а сама прошла на трибуны. Я потащился за ней.

Теперь я сидел рядом с ней в плюшевом кресле в первом ряду, перед защитной сеткой, и смотрел на залитую светом игровую площадку.

Четверо энергичных молодых испанцев метались по площадке, запуская едва видимый в полете мяч и демонстрируя чудеса акробатики. Публика, судя по всему, была от них в восторге, но меня больше интересовала мисс Спенс.

Она разложила перед собой на плюшевом бортике свои вещи: программку, бинокль, сумочку, пачку сигарет и оранжевый шарфик. Пьянящий аромат «Шанель номер пять» витал над ее вещами, ею самой и, разумеется, надо мной.

Сидя так близко – сиденья здесь были из экономии поставлены впритык, – я даже ощущал слабое тепло ее тела, а аромат ее духов оказал на меня вполне определенный эффект. Я рассеянно размышлял, что будет, если я сграбастаю ее в объятия в духе Шарля Буайе[9]9
  Шарль Буайе (1899–1978) – американский актер французского происхождения, чьим амплуа были романтические герои.


[Закрыть].

Четыре испанца закончили игру и ушли с площадки под жидкие аплодисменты. Они выглядели измотанными и взмыленными. Будь я на их месте, меня бы утащили на носилках в сопровождении волоокой медсестры, которая прикладывала бы мне к вискам пакеты со льдом.

Начался перерыв, и мисс Спенс окинула зал таким взглядом, как будто ожидала, что публика при виде нее вскочит с мест и запоет гимн. Никто не вскочил.

Она поглядела направо, потом налево. Поскольку слева был я, мы встретились взглядом. Я одарил ее печальной, неуверенной улыбкой в надежде, что это сотрет с ее лица презрительное выражение. Этого все-таки не произошло, но она заметила меня и задержала взгляд.

Я доверительно подался вперед.

– Говорят, дефицит подвязок привел к тому, что положение женщин в международных делах не так стабильно, как четыре года назад, – произнес я быстро.

Она не переспросила: «Чё?» – но ей хотелось. Вместо этого она отвернулась, как отворачиваются от заговорившего с тобой пьяницы. Потом она повернулась обратно, заметив мою широкую улыбку. Прохладно улыбнулась в ответ.

– Я Рейли, – сообщил я. – Плейбой с кучей денег и слабостью к рыжим волосам. Лучше зовите на помощь, пока еще не поздно. Говорят, я все делаю быстро.

Она оглядела меня с головы до ног. На этот раз без улыбки. Взгляд умеренно-жесткий.

– С вами я разберусь и без посторонней помощи, – проговорила она хрипловатым голосом, от которого у меня по спине побежали мурашки, – и я не люблю плейбоев.

– Ошибочка вышла, – сказал я, помотав головой. – Я прогуливал психологию, когда учился в колледже. Мне показалось, плейбои – ваша слабость. Давайте забудем.

Я взял программку и сделал вид, что изучаю ее.

Она бросила на меня еще один прохладный взгляд и сосредоточила внимание на площадке внизу.

Туда только что вышли четверо. Один из них был Гомес. Было ясно, что он местный чемпион. И не только потому, что его горячо приветствовала публика, но и потому, что остальные три игрока замедлили шаг, позволив ему выйти вперед. Он был преисполнен самодовольства. Я видел, как он машет толпе. У него явно имелся повод для самодовольства. Никогда в жизни я не видел такого яркого образчика мачо. Он поглядел в нашу сторону и помахал персонально мисс Спенс. Она не ответила, поэтому я замахал вместо нее, просто так, без причины. Похоже, он не оценил мой жест.

Мисс Спенс поджала губы, однако ничего не сказала.

Четверо игроков сгрудились в центре площадки, пробуя мячи, которые только что бросили туда. Затем они разошлись и встали на позиции.

– Неужели этим ребятам платят за то, что они играют в эту девчачью игру? – проговорил я уголком рта.

– А с чего вы возомнили себя таким крутым? – выпалила она в ответ раньше, чем вспомнила о своем достоинстве.

– Дайте мне шанс, и я докажу, – сказал я.

Она подалась вперед и посмотрела на игроков. Ее взгляд внезапно помрачнел.

Гомес подавал. Должен сказать, что подавать он умел. Мяч просвистел в воздухе, ударился о переднюю стенку, отскочил и запрыгал рядом, жужжа, словно гигантский шершень. Один из игроков развернулся к боковой стенке, взбежал по ней, словно по лестнице, на три быстрых шага и ударил по мячу. Белые фигуры заметались по площадке, размахивая руками, мяч со свистом летал туда-сюда. Гомес проделывал все, что ожидают увидеть от чемпиона, и проделывал отлично. Выносливость у него была фантастическая. Счет быстро увеличивался. Казалось, что для него это простая прогулка.

Я покосился на мисс Спенс. Она наблюдала за игрой со скучающе-презрительным выражением лица, как будто знала все, что произойдет дальше, и ей было глубоко наплевать, произойдет ли это и когда именно.

Я вспомнил, что, по словам швейцара, она готова на все и сразу. И задумался, готова ли она на все со всеми или требуется принадлежать к какому-то определенному типу. Жаль, что я не расспросил его подробнее.

– Уже скоро этот бычара придет за вами, – проговорил я тихо. – Может, сбежим вместе? Я бы показал вам луну. Если вы не любите луну, тогда я покажу вам свои татуировки.

Она забарабанила длинными тонкими пальцами по футляру бинокля.

– Я все равно не люблю плейбоев, – сказала она и отвернулась.

Гомес разбил свою честеру. Он хмуро потребовал тайм-аут и направился к чернокожему служителю, который привязал ему к руке новую корзинку.

Я огляделся, убеждаясь, что никто не обращает на нас внимания. Я стиснул руку в кулак и двинул мисс Спенс в бок под ребро. Она пошатнулась, со свистом выдохнув через нос.

– Может, вам больше нравятся суровые ребята? – спросил я, улыбаясь.

Она не посмотрела на меня, лишь втягивала воздух через нос, да глаза стали похожи на прорези в маске. Она собрала свои безделушки с бортика и поднялась.

– Покажите мне луну, – произнесла она колючим тоном, проталкиваясь мимо зрителей к лестнице.

Я последовал за ней под гул одобрительных возгласов. Наверное, Гомес отбил последний мяч – вовремя я сдвинул мисс Спенс с места.

Важный швейцар, завидев ее, сразу сделал кому-то знак подавать машину. К тому времени, когда мы дошли до вращающихся дверей, черный «кадиллак» с хромированной отделкой стоял наготове.

Швейцар окинул меня неодобрительным взглядом, помогая мисс Спенс сесть в авто. Водительское сиденье она проигнорировала, поэтому я сел за руль. Мы покатили плавно, словно падающий осенний лист, и так же беззвучно.

Я быстро ехал в сторону Лэнсинг-авеню. За всю поездку мисс Спенс ничего не сказала, сидела прямая и окаменевшая, глядя на дорогу и покусывая нижнюю губу крупными белыми зубами.

Я остановился перед большим домом, открыл дверцу и вышел. Она тоже вышла. Мы миновали фойе, и, проходя мимо швейцара, я подмигнул ему. Он уставился на меня так, словно увидел призрак.

Мы поднялись на четвертый этаж в автоматическом лифте и прошли по широкому коридору до квартиры номер 466. Мы не разговаривали и не смотрели друг на друга. В воздухе ощущалось напряжение.

Она отперла дверь, и мы вошли в большую комнату, обставленную хромированной мебелью абрикосового цвета. Я закрыл дверь, бросил шляпу на стул и развернулся к ней.

Она смотрела на меня, остановившись у камина. Лицо ее все еще выражало презрение, однако взгляд стал живым, выжидающим.

– Иди сюда, – позвала она глухо.

Я пересек комнату, положил руки ей на бедра и улыбнулся.

– Обними меня крепче, дикарь, – сказала она.

Сначала я лишь слегка обхватил ее руками. Ее волосы, коснувшиеся моего лица, показались мне жесткими. Я усилил хватку и привлек ее к себе. Прижался губами к ее губам, сперва они не поддавались моему прикосновению, но понемногу приоткрылись. Она затрепетала.

– Крутой парень, – произнесла она мягко, дыша мне в лицо.

– Кем был для тебя Херрик? – спросил я.

Ее тело в моих объятиях окаменело, дыхание сделалось сиплым. Она запрокинула голову и посмотрела мне в лицо широко распахнутыми глазами.

– Кто ты такой? – спросила она тихим и тусклым голосом.

– Честер Кейн, – сказал я.

Ее лицо исказилось. Она оттолкнула меня, глядя пустыми, стеклянными глазами. Я отпустил ее.

– Кто?

– Честер Кейн.

Она постепенно овладела собой. Ее взгляд, блуждая по комнате, упал на телефон, задержался на нем, затем снова обратился на меня.

– Сядь, – сказал я, – я хочу с тобой поговорить.

Она шагнула к телефону. Из плотно сжатого рта вырвалось негромкое шипение.

– Я не желаю с тобой разговаривать, – процедила она, хватаясь за трубку.

Она полоснула меня ногтями. Я стиснул ее запястье, выкручивая руку. Мисс Спенс оказалась на удивление сильной. Мы топтались на месте, и она попыталась вцепиться в меня свободной рукой. Я вжал голову в плечи, и она промахнулась. Я ожидал, что она закричит, однако она не стала: боролась молча, дышала тяжело, глаза сверкали, рот кривился.

Мы сбили все ковры, топая и шаркая, но мне удалось дотащить ее до дивана, там я подсек ей ноги и толкнул.

Она упала на диван и тут же вскочила, но я снова толкнул ее. Она пнула меня по лодыжке, двинула кулаком в лицо и попыталась укусить. Я негромко обругал ее и вошел в клинч. Она извивалась, дергалась и царапалась. Мы оба тяжело дышали. Она ударила меня головой, попав в глаз.

Я сказал:

– Да какого черта, – отшвырнул ее и отступил назад. Нацелил на нее пистолет. – Завязывай, – продолжал я, – а то проделаю в тебе дырку.

Она сверкнула на меня диким взглядом, но вид оружия, кажется, остудил ее.

– Не дергайся, сестренка, – сказал я, пододвигая стул.

Я сел. Она поглядела на меня и шлепнулась на диван. Я успел порвать ей блузку, и из прорехи выглядывало плечо. Красивое белое плечо.

– Ты думаешь, что я убил Херрика, – сказал я, – но я не убивал.

Она продолжала сверлить меня бешеным взглядом, но ничего не сказала.

– Его убила шайка Киллеано, а повесила все на меня, – продолжал я.

– Нет, это ты его убил, – сказала она, прибавив несколько непечатных слов. От таких выражений даже портовый грузчик покраснел бы.

– Сама посуди, – сказал я. – Я только что приехал в город. Никогда в жизни не встречался с Херриком, пока он не подошел в казино, и говорили мы всего пару минут. Он попросил меня уехать, потому что предчувствовал неприятности, а Киллеано воспользовался моментом, чтобы убить его и подставить меня. Неужели ты не видишь, как это просто? С чего мне-то убивать Херрика? Думай, милочка, соображай. Была бы ты на месте Киллеано и хотела бы убрать с дороги Херрика, разве ты не попыталась бы его убить в тот момент, когда в город приезжает парень с моей репутацией? Да это просто подарок судьбы.

Она смотрела с сомнением.

– Киллеано точно хотел убрать его с дороги, – проговорила она вполголоса. – Это возможно, но я не верю.

Я рассказал ей всю историю. Как Сператца пригласил меня в казино, как мисс Уандерли приставили присматривать за мной, как я заметил Флаггерти, следившего за нами, и все прочее. Она сидела, глядя на меня, и злобная горечь больше не сочилась из ее глаз.

– Ладно, – сказала она, пожав плечами. – Пусть я легковерная дура, но ты его не убивал.

– Я его не убивал, – подтвердил я. – Но я в опасном положении, и ты можешь вытащить меня.

Она удивленно подняла брови:

– С чего бы это?

– Может, ты сама мне скажешь, – улыбнулся я. – Кем был для тебя Херрик?

Она соскочила с дивана и подошла к большому бару.

– Я держусь от всего этого подальше, – сказала она, наливая виски в два бокала. Она подошла и протянула один бокал мне, посмотрела сверху вниз, холодно улыбаясь. – А ты и впрямь крутой, – сказала она. – У меня такое ощущение, будто по мне проехал каток.

Я усадил ее себе на колени. Она была довольно крупной, и это потребовало некоторых усилий.

– Давай дружить, – предложил я. – Тебе нравился Херрик, так?

Она оттолкнула меня и встала.

– Хватит уже об этом, – сказала она. – Не такая уж я тупица.

Я хлебнул виски, закурил сигарету и пожал плечами.

– Я мог бы выбить из тебя сведения, – сказал я, смерив ее холодным взглядом.

– Попробуй, – сказала она, усаживаясь на диван.

– Но у меня есть идея получше, – сообщил я. – Я поговорю с твоим дружком Гомесом. Ему будет интересно послушать, как ты соблазняла меня в этой самой комнате.

Вот это ее напугало.

– Только попробуй! – воскликнула она, вскакивая на ноги.

– Ну же, будь хорошей девочкой.

– Херрик платил мне, чтобы я играла в казино, – сказала она, поколебавшись секунду. – Я не знаю зачем, не спрашивай. Он всегда забирал деньги, которые я выигрывала, и давал взамен другие банкноты.

Я смотрел на нее во все глаза.

– Зачем он так делал? – спросил я.

Она как раз собиралась повторить, что понятия не имеет, когда дверь резко распахнулась и вошел Гомес.