Текст книги "Сильнее денег"

Глава вторая

I

Я вернулся домой вскоре после полуночи. Не успел я открыть свою комнату, как дверь напротив распахнулась и выглянула Римма.

– Вот видите, переехала, – сказала она. – Вы серьезно говорили о моем голосе?

Я вошел в комнату, оставив дверь открытой, зажег свет и сел на кровать.

– Совершенно серьезно. С таким голосом вы можете разбогатеть.

– Здесь, в Лос-Анджелесе, голодают тысячи певцов и певиц. – Римма пересекла коридор и прислонилась к дверному косяку. – Нечего и думать конкурировать с ними. По-моему, легче заработать на жизнь, работая статисткой на киносъемках.

После пережитого на фронте меня ничто не интересовало и не волновало, но голос Риммы вызвал во мне настоящий энтузиазм.

Я уже разговаривал о девушке с Расти и сказал, что она могла бы петь в баре, но он и слышать не хотел о Римме. Правда, он тоже восхищался ее голосом, однако категорически заявил, что ни одна женщина никогда не будет петь в его заведении. Рано или поздно, заявил Расти, это приведет к большим неприятностям, а их у него и сейчас предостаточно.

– У меня есть один знакомый, – сказал я Римме. – Он, возможно, сможет что-нибудь сделать для вас. Завтра я с ним переговорю. Он владелец ночного клуба на Десятой улице. Ничего особенного, но для начала годится.

– Что ж, благодарю…

В ответе Риммы звучало столько равнодушия, что я раздраженно взглянул на нее:

– Вы не хотите стать профессиональной певицей?

– Я готова стать кем угодно, лишь бы заработать себе на хлеб.

– Вот и хорошо. Завтра же я поговорю с ним.

Я сбросил башмаки, намекая Римме, что ей пора уходить, но она все еще неподвижно стояла в дверях, не спуская с меня больших темно-голубых глаз.

– Я хочу завалиться спать, – сказал я. – Завтра встретимся, я переговорю с этим человеком.

– Спасибо. – Она не шевельнулась. – Большое спасибо. – Римма помолчала. – Мне очень неприятно просить, но не могли бы вы одолжить мне пять долларов? Я совсем на мели.

Я снял пиджак и швырнул его на стул.

– И я тоже. Перебиваюсь кое-как уже полгода. Не надо ломать голову. Со временем вы привыкнете.

– Да, но я целый день ничего не ела.

Я начал развязывать галстук.

– Извините. Я тоже без денег, и поделиться с вами мне просто нечем. Отправляйтесь-ка лучше спать. Когда человек спит, он забывает о голоде.

Римма внезапно повернулась и встала ко мне так, чтобы я видел ее грудь сбоку. Лицо ее совершенно ничего не выражало.

– Мне нужны деньги, – заявила она. – Если вы одолжите мне пять долларов, я проведу с вами ночь. Деньги я потом верну.

Я повесил пиджак в гардероб и, стоя к девушке спиной, крикнул:

– Довольно! Я уже сказал тебе: романы заводить я не намерен. Убирайся!

Я слышал, как хлопнула дверь моей комнаты, и поморщился. Повернув ключ, я умылся в жестяном тазу на туалетном столике, заменил пластырь на лице и улегся в кровать.

Римма не выходила у меня из головы. Впервые за последние месяцы я думал о женщине. Почему она до сих пор не стала певицей? Почему с ее голосом, внешностью и постоянной готовностью переспать с кем угодно она до сих пор не сделала карьеры? Возможно, мой знакомый, владелец ночного клуба «Голубая роза» Уилли Флойд, заинтересуется ею.

Некоторое время назад Уилли был заинтересован во мне. Он хотел, чтобы я играл в его клубе в программе из трех отделений с восьми вечера до трех утра. Но мысль играть в ансамбле была для меня невыносима, и хотя Уилли предлагал платить мне вдвое против того, что я получал у Расти, я предпочел остаться у него.

Снова и снова меня охватывало бешеное желание найти способ получать больше денег, но усилия, которые необходимо было для этого приложить, всегда оказывались для меня непомерными. Неплохо было бы съехать из этой паршивой комнаты. Неплохо было бы купить подержанную машину.

Лежа в темноте, я размышлял, смогу ли что-нибудь заработать в роли антрепренера Риммы. Под умелым руководством она вскоре могла бы зарабатывать большие деньги и даже составить состояние, если бы какая-нибудь фирма согласилась выпустить пластинку с записью ее голоса. Десять процентов с гонорара Риммы помогут мне осуществить любые мои желания.

Внезапно из ее комнаты донеслось чиханье. Я вспомнил, как она промокла в тот вечер, когда появилась в баре Расти. Не хватало только, чтобы она простудилась и потеряла голос.

Засыпая, я услышал, как она все еще продолжает чихать.

На следующее утро я вышел из своей комнаты вскоре после одиннадцати. Римма стояла в дверях напротив и поджидала меня. Я поздоровался.

– Ну и расчихалась же ты вчера! Простудилась?

– Нет.

В ярких лучах солнца, светившего в окно коридора, Римма выглядела ужасно. Слезившиеся глаза запали, нос покраснел, побледневшее и покрытое красными пятнами лицо заострилось.

– Я сейчас иду к Уилли Флойду, – сказал я. – Может, тебе лучше полежать? Вид у тебя отвратительный. Если Уилли увидит тебя такой, то нечего и рассчитывать на успех.

– Со мной все в порядке. – Девушка устало провела рукой по лицу. – Не одолжишь ли мне полдоллара на кофе?

– Бог ты мой! Я же сказал, что у меня у самого ничего нет.

Ее лицо у меня на глазах начало как-то раскисать и стало еще более отталкивающим.

– Но я же два дня ничего не ела! Не знаю, что мне и делать. Ну дай хоть немного… Ну хоть что-нибудь…

– Я на мели, как и ты! – крикнул я, теряя самообладание. – Я же пытаюсь устроить тебя на работу! Что же тебе еще нужно?

– Я голодаю. – Римма бессильно прислонилась к косяку и заломила руки. – Пожалуйста, одолжи мне что-нибудь.

– Черт возьми! Ну хорошо. Я дам тебе полдоллара, только, чур, с возвратом.

Мне внезапно пришло в голову, что уж если я хочу, чтобы она произвела впечатление на Флойда, получила у него работу и дала мне возможность зарабатывать мои десять процентов, то я должен позаботиться о ней.

Вернувшись к себе, я открыл ящик туалетного столика и достал монету в полдоллара. Ящик содержал в себе всю мою недельную получку – тридцать долларов. Доставая деньги, я загородил собой ящик, тут же задвинул его и закрыл на замок.

От меня не укрылось, как дрожала рука девушки, когда она брала монету.

– Спасибо, я верну. Честное слово!

– Надеюсь. Я и сам еле-еле свожу концы с концами и не намерен заниматься благотворительностью.

Я вышел из комнаты и, повернув ключ в двери, положил его в карман.

– Я буду ждать у себя, – сказала Римма. – Только выпью в кафе напротив чашечку кофе и сразу же вернусь.

– Приведи себя в порядок. Если Уилли захочет увидеть тебя сегодня же, надо, чтобы ты выглядела не так, как сейчас. А петь-то ты сможешь сегодня, ты уверена?

Она кивнула.

– Сколько угодно и когда угодно.

– В таком случае – пока. – Я спустился по лестнице и вышел на солнце.

Уилли я застал в его кабинете. Он пересчитывал кучу двадцатидолларовых банкнот и для ускорения процесса время от времени слюнявил грязный палец.

Он кивнул мне и невозмутимо продолжил свое занятие. Я прислонился к стене и стал ждать. Кабинет у него был так себе, в общем как и клуб.

Уилли был страстным любителем кричащих нарядов. В этот раз он был одет в бледно-голубой фланелевый костюм с расписным галстуком, заколотым булавкой с фальшивым бриллиантом, – трудно было придумать более нелепое сочетание.

Он закончил подсчет, спрятал деньги в ящик стола и вопросительно взглянул на меня.

– Ну, Джефф, что у нас случилось? – поинтересовался он. – Чего мы хотим?

– Я нашел девушку с чудесным голосом. Ты обалдеешь, Уилли. Именно то, что ты искал.

Его розовое одутловатое лицо выражало лишь скуку. Уилли был лысеющим толстым коротышкой с маленькими глазками, маленьким ротиком и маленьким умишком.

– А я и не ищу дамочек с чудесными голосами. Их тут сколько твоя душа пожелает… На пяток дюжина… Когда ты перейдешь в мой клуб? Пора бы уже поумнеть, Джефф. Живешь не знаю как.

– Обо мне не беспокойся. Живу неплохо, Уилли. Но ты должен послушать девушку. Ты будешь платить ей гроши, а она вызовет сенсацию. У нее сносная внешность и голос, какой твоим паршивым посетителям и не снился.

Уилли достал из кармана сигару, откусил кончик и выплюнул в противоположный угол комнаты.

– Вот уж не думал, что ты интересуешься бабами.

– А я и не интересуюсь. Речь идет о деле. Я выступаю в качестве ее антрепренера. Разреши привести ее сюда вечером. Тебя не убудет. Послушай ее, а потом мы обсудим деловую сторону.

Уилли пожал жирными плечами:

– Ну что ж, хорошо. Я ничего не обещаю, но, если она действительно так хороша, как ты расписываешь, возможно, у меня найдется для нее работенка.

– Она еще лучше.

Он зажег сигару и выпустил мне в лицо облако дыма.

– Слушай, Джефф, когда ты наконец поумнеешь? Пора завязывать с такой жизнью. Человек с твоим образованием достоин лучшего.

– Забудь, – сказал я нетерпеливо. – Меня вполне устраивает то, что есть. Значит, до вечера.

Я почти не сомневался, что Уилли, прослушав Римму, сразу же пригласит ее. Возможно, он согласится платить девушке долларов семьдесят пять в неделю. Тогда на мою долю придется семь с половиной долларов. Да тридцать у Расти. Не сомневался я и в том, что после первых выступлений Риммы в клубе Уилли о ней заговорят, и тогда я смогу устроить ее в какой-нибудь шикарный ночной клуб, где ей станут платить куда больше.

От этих мыслей у меня чуть не закружилась голова. Я уже представлял себя знаменитым антрепренером, роскошный кабинет, переговоры с крупными звездами, выгодные контракты.

От Уилли я поехал прямо домой, считая, что сейчас самое время сообщить Римме о своем решении. Уилли я не представлю ее до тех пор, пока она не заключит со мной соответствующий договор. Не хватало еще, чтобы ее перехватил какой-нибудь другой жучок!

Прыгая сразу через несколько ступенек, я взбежал по лестнице и влетел в комнату Риммы.

Служанка Кэрри, представлявшая в своем лице весь технический персонал в меблированных комнатах, меняла на кровати белье. Риммы в комнате не оказалось.

Кэрри уставилась на меня. Это была рослая, полная женщина, содержавшая вечно пьяного бездельника-мужа.

У нас с Кэрри сложились хорошие отношения. Часто, когда она убирала мою комнату, мы делились своими горестями и неприятностями. И того и другого у нее было гораздо больше, чем у меня, и все же она никогда не теряла жизнерадостности и постоянно уговаривала меня вернуться домой.

– А где мисс Маршалл? – спросил я, останавливаясь в дверях.

– Уехала полчаса назад.

– Уехала? Совсем?

– Да, совсем.

Меня охватило жесточайшее разочарование.

– Она ничего не поручала мне передать? Может, она сказала, куда уезжает?

– Нет, не сказала и никаких поручений не оставляла.

– А за комнату заплатила?

Кэрри ухмыльнулась, обнажив большие желтые зубы. Ее позабавило предположение, что из меблирашек миссис Майлред можно уехать, не заплатив.

– Конечно заплатила.

– Сколько?

– Два доллара.

Я медленно и глубоко вздохнул. Похоже, что меня надули на полдоллара. Видимо, деньги у Риммы все же были. Она просто-напросто придумала всю эту историю с голоданием, а я и уши развесил.

Я подошел к своей комнате, вставил ключ в замочную скважину и пытался открыть замок, но ключ не повернулся. Тогда я нажал на ручку, и дверь распахнулась. Она оказалась не на замке, хотя я хорошо помнил, что запер ее, отправляясь к Уилли.

Беспокойство овладело мной, когда я направлялся к туалетному столику. И действительно, его ящик оказался открытым, а тридцать долларов, на которые мне предстояло жить целую неделю, исчезли.

Римма бессовестно обманула меня.

II

Следующая неделя выдалась для меня довольно трудной. Правда, Расти дважды в день кормил меня в кредит, но на сигареты денег не давал. Миссис Майлред, после того как я пообещал ей выплатить двойную сумму за следующую неделю, согласилась подождать плату за комнату. Кое-как я перебился эти семь дней, и все это время Римма не выходила у меня из головы. Я обещал себе, что, если когда-нибудь вновь увижу ее, она навсегда запомнит нашу встречу. Некоторое время еще мучило сожаление, что мне так и не удалось стать ее антрепренером, но недели через две я уже не вспоминал о Римме и повел прежнюю никчемную жизнь.

Однажды, примерно через месяц после описанных событий, Расти попросил меня съездить в Голливуд за неоновой вывеской для бара. Он добавил, что я могу воспользоваться его машиной, а за хлопоты обещал заплатить два доллара.

Делать мне все равно было нечего, и я согласился. Получив вывеску, я положил ее на заднее сиденье старенького «олдсмобиля» и решил проехать через район киностудий.

У входа в «Парамаунт» я увидел Римму. Она о чем-то спорила с вахтером. Я с первого взгляда узнал ее по ее серебристой голове.

На ней были узкие черные джинсы, красная блузка и красные балетки. Как и всегда, она выглядела замызганной и неряшливой.

Поставив машину на свободное место между «бьюиком» и «кадиллаком», я направился к Римме.

Вахтер тем временем скрылся в своей каморке и с силой захлопнул дверь. Римма повернулась и пошла в мою сторону. Меня она узнала, когда мы чуть не столкнулись. Девушка остановилась как вкопанная и уставилась на меня. Ее лицо покрылось густым румянцем. Она исподтишка посмотрела по сторонам, но бежать было некуда, и она решила действовать нагло.

– Привет, – сказал я.

– Привет.

– Наконец-то мы встретились.

Я подошел еще ближе, готовый схватить ее, если она вздумает улизнуть.

– Ты должна мне тридцать долларов, – сказал я и улыбнулся.

– Ты, кажется, шутишь? – Темно-голубые глаза Риммы смотрели куда-то мимо меня. – Какие тридцать долларов?

– Тридцать долларов. Те, что ты украла у меня. Давай-ка деньги, или нам придется прогуляться в участок.

– Ничего я у тебя не крала! Я должна тебе полдоллара, и все.

Я схватил ее за тонкую руку:

– Пошли. И не вздумай устраивать сцену. Я ведь сильнее тебя. Идем в участок, и пусть полицейские разберутся, что к чему.

Римма сделала попытку вырваться, но, признав свое бессилие, пожала плечами и покорно пошла за мной. Я толкнул ее в машину и сел рядом.

– Это твоя машина? – с внезапным интересом спросила Римма, когда я заводил мотор.

– Нет, крошка, не моя. Я по-прежнему без средств и по-прежнему намерен заставить тебя вернуть деньги. Как ты жила все это время?

– Неважно. Сижу на мели.

– Ну что ж. А теперь посидишь немного в тюрьме; может, это пойдет тебе на пользу. По крайней мере, бесплатное питание.

– Ты не отправишь меня в тюрьму!

– Конечно, если ты вернешь мне деньги.

– Извини, пожалуйста. – Римма выставила грудь, повернулась ко мне и положила свою руку на мою. – Мне тогда до зарезу нужны были деньги. Я верну. Клянусь тебе!

– Не клянись. Просто верни, и дело с концом.

– Но у меня нет сейчас ни цента.

– Дай-ка сумочку.

Она прижала к себе потрепанную маленькую сумочку:

– Нет!

Я повернул машину к тротуару и резко затормозил.

– Ты слышала? Дай сумочку, или я отвезу тебя в ближайший полицейский участок.

Римма сверкнула глазами:

– Оставь меня в покое. Нет у меня денег. Я их истратила.

– Знаешь, крошка, мне это совсем-совсем безразлично. Дай мне твою сумку, иначе будешь разговаривать с полицейскими.

– Ты пожалеешь об этом! Я говорю серьезно. Я не скоро забываю.

– А меня не интересует, скоро или не скоро. Дай сюда!

Римма бросила мне на колени потрепанную сумку.

Я открыл ее. В ней оказалось пять долларов и восемь центов, пачка сигарет, ключ от комнаты и грязный носовой платок.

Я взял деньги, положил их в карман и швырнул сумку обратно.

– Вот уж чего я тебе никогда не забуду, – тихо заметила Римма.

– И чудесно. Во всяком случае, это тебе наука на будущее. Где ты живешь?

Римма с мрачным выражением лица назвала адрес пансиона недалеко от того места, где мы находились.

– Вот туда мы и поедем.

Следуя сердитым, отрывочным указаниям девушки, я привез ее к еще более грязному и запущенному дому, чем мой. Из машины мы вышли вместе.

– Придется тебе перебраться в мой пансион, крошка, – заявил я. – Будешь петь, зарабатывать деньги и вернешь мне украденное. Твоим антрепренером буду я, и тебе придется платить мне десять процентов со всех заработков. Мы составим письменный договор, но прежде всего ты соберешь свои вещи, и я увезу тебя из этой дыры.

– Ничего я пением не заработаю.

– Это уж моя забота. Ты сделаешь то, что я тебе велю, а иначе отправишься в тюрьму. Давай решай, да побыстрее!

– Ты можешь оставить меня в покое? Я же говорю, что ничего не заработаю пением.

– Ты поедешь со мной или предпочитаешь отправиться в тюрьму?

Римма молча смотрела на меня. В ее глазах я видел ненависть, но это меня не беспокоило. Она была в моих руках и могла ненавидеть сколько угодно. Так или иначе, но ей придется вернуть деньги.

– Хорошо, я еду с тобой, – пожав плечами, сказала она наконец.

Сборы не заняли у Риммы много времени. Мне пришлось расстаться с четырьмя ее же долларами, чтобы уплатить за квартиру, потом я привез ее в свой пансион.

Римма поселилась в той же комнате, что и прежде. Пока она раскладывала вещи, я написал договор, составленный в громких, но юридически совершенно несостоятельных выражениях. Я именовался антрепренером и получал право на десять процентов от всех заработков девушки. С этим документом я отправился к Римме.

– Распишись вот здесь, – потребовал я, показывая на бумагу.

– И не подумаю, – мрачно ответила Римма.

– Тогда отправляемся в участок.

В глазах Риммы снова вспыхнула ненависть. Помедлив, она нехотя поставила свою подпись.

– Так-то лучше, – сказал я, пряча документ в карман. – Сегодня вечером мы пойдем в «Голубую розу». Ты будешь петь, как еще не пела никогда, получишь ангажемент на семьдесят пять долларов в неделю. Из этих денег я возьму десять процентов плюс свои тридцать долларов. В дальнейшем, крошка, тебе сначала придется отработать все то, что я потрачу на тебя, а уж потом ты будешь зарабатывать и на себя.

– А я говорю, что не смогу зарабатывать пением, вот увидишь.

– А я спрашиваю: почему? С таким голосом будешь грести деньги лопатой.

Римма закурила и жадно втянула дым. Я заметил, что она как-то сразу раскисла и обмякла, словно у нее вынули позвоночник.

– Хорошо. Я сделаю по-твоему.

– А что ты наденешь?

С явным усилием она поднялась со стула и открыла гардероб. У нее оказалось только одно платье, да и то не из блестящих. Впрочем, я знал, что в «Голубой розе» предпочитают не слишком яркое освещение; платье сойдет, тем более что другого не было.

– Мне бы поесть, – сказала Римма, вновь тяжело опускаясь на стул. – Весь день я ничего не ела.

– У тебя одно на уме. Поешь, когда получишь работу. Что ты сделала с деньгами, которые украла у меня?

Римма молча смотрела на меня некоторое время.

– Прожила. На что-то же я должна была жить!

– Разве ты нигде не работаешь?

– Иногда.

– Как ты умудрилась связаться с тем наркоманом, Уилбором?

Этот вопрос не давал мне покоя с тех пор, как мы познакомились.

– У него были деньги. И он не был таким скупердяем, как ты.

Я сел на кровать.

– Где же он их брал?

– Понятия не имею, я не спрашивала. Одно время он даже ездил на «паккарде». И до сих пор ездил бы, если бы не проблемы с полицией.

– Ты сбежала от своего дружка, когда у него начались проблемы?

Она запустила руку под блузку и поправила лямку бюстгальтера.

– Что тут такого? Копы висели у него на хвосте. Ко мне это не имело никакого отношения, и я ушла.

– Это было в Нью-Йорке?

– Да.

– А здесь ты на что жила?

Римма отвела глаза.

– У меня были кое-какие деньги… Тебе какое дело?

– Бьюсь об заклад, ты обчистила его так же, как меня.

– Как скажешь, – произнесла она равнодушно. – Думай что хочешь.

– Что ты намерена спеть сегодня? Пожалуй, «Тело и душа» лучше всего подойдет для начала. А на бис?

– Ты уверен, что мне придется петь на бис? – спросила Римма с кислым выражением.

Я с трудом удерживал себя, чтобы не ударить ее.

– Мы исполним старые мелодии. Ты знаешь «Не могу забыть того парня»?

– Знаю.

«Ну и чудесно. Все обалдеют, когда услышат эту песню в исполнении певицы с голосом, похожим на серебряный колокольчик».

– Ну и чудесно! – повторил я вслух и взглянул на часы. Было около четверти восьмого. – Я скоро вернусь, а ты переодевайся. Встретимся через час.

Я подошел к двери и вынул ключ.

– Вот что, крошка. Чтобы тебя не соблазняла мысль о бегстве, я тебя закрою.

– Я и так никуда не убегу.

– Вот об этом я и забочусь.

Я вышел из комнаты и закрыл дверь на ключ.

Вручив Расти неоновую вывеску, я предупредил его, что сегодня вечером не приду в бар.

Расти как-то чересчур уж пристально посмотрел на меня.

– Знаешь, Джефф, – сказал он, смущенно почесывая затылок, – пора нам поговорить с тобой. Мои постоянные посетители не очень-то разбираются в твоих музыкальных способностях. Я не могу платить тебе тридцать долларов в неделю. Пора бы тебе взяться за ум и отправиться домой. Все-таки ты ведешь здесь бесполезную жизнь. Одним словом, я больше не могу держать тебя. Приобретаю радиолу-автомат. Ты работаешь последнюю неделю.

Я широко улыбнулся:

– Ну что ж, Расти, договорились. Я знаю, ты хочешь мне добра, но домой я не поеду. Когда ты увидишь меня в следующий раз, я буду ездить в «кадиллаке».

Потеря тридцати долларов в неделю меня не беспокоила. Я не сомневался, что Римма вскоре начнет зарабатывать большие деньги.

Позвонив Уилли Флойду, я сообщил, что привезу Римму примерно в половине десятого. Он согласился, хотя и без особого энтузиазма. Потом я вернулся в наш пансион и по пути в свою комнату заглянул к Римме. Она спала.

Времени до половины десятого оставалось еще много, и я не стал будить девушку. Я прошел к себе, побрился, надел чистую сорочку, потом вынул из шкафа смокинг, почистил его и погладил. Вообще-то, смокинг выглядел далеко не блестяще, но другого у меня не было, а о покупке нового я не смел и мечтать.

Без четверти девять я снова зашел к Римме и разбудил ее.

– Ну, звезда, вставай. В твоем распоряжении всего полчаса.

Римма выглядела довольно апатичной. От меня не укрылось, что ей стоило немалых усилий подняться.

Может, она в самом деле была голодна. Во всяком случае, я понял, что она не сможет петь в таком состоянии.

– Вот что. Я пошлю Кэрри за бутербродами, а ты пока одевайся.

– Как хочешь.

Равнодушие Риммы обеспокоило меня. Она начала переодеваться, и я ушел. Кэрри я нашел внизу, на крыльце.

По моей просьбе она сходила в лавку за бутербродами. С бумажным пакетом в руках я поднялся в комнату Риммы.

Девушка уже переоделась и теперь сидела перед засиженным мухами зеркалом. Я положил пакет ей на колени, но она с гримасой его отбросила:

– Я ничего не хочу.

– Черт возьми!..

Я схватил Римму за руки, заставил встать и с силой встряхнул ее.

– Да приди же ты в себя, слышишь? Ты будешь сегодня петь! Другой такой возможности не представится. Ешь этот проклятый бутерброд – ты же вечно жалуешься на голод! Ешь, говорю!

Римма вынула из пакета бутерброд и, отщипывая маленькие кусочки, принялась есть, но почти сразу же перестала.

– Меня стошнит, если я съем еще хоть капельку.

Бутерброд пришлось доедать мне.

– Просто противно смотреть на тебя, – заметил я с набитым ртом. – Иногда я вообще жалею, что познакомился с тобой. Ну что ж, пошли. Я обещал Уилли приехать в половине десятого.

Все еще продолжая жевать, я немножко отступил и оглядел Римму. Бледная как полотно, с синяками под глазами, девушка казалась выходцем с того света. И все же было в ней что-то пикантное и зазывающее.

Мы спустились по ступенькам и вышли на улицу.

Вечер выдался душный, но когда Римма случайно прикоснулась ко мне, я почувствовал, что она вся дрожит.

– Что с тобой? – резко спросил я. – Ты мерзнешь?

– Нет. Ничего.

Вдруг она громко чихнула.

– Перестань! – крикнул я. – Тебе же надо сейчас петь.

– Как скажешь…

Она, без сомнения, действовала мне на нервы, но я сдерживался, думая о ее голосе. Каково будет, если она расчихается перед Уилли Флойдом?

Мы сели в трамвай и доехали до Десятой улицы. Вагон был переполнен, и Римму прижали ко мне. Время от времени я чувствовал, как ее начинает трясти. Это серьезно беспокоило меня.

– Ты здорова? Ты сможешь петь, правда?

– Я здорова. Отстань.

В клубе «Голубая роза», как всегда, собрались видавшие виды почти преуспевающие и почти честные бизнесмены, почти красивые девицы легкого поведения, время от времени получавшие крошечные роли в кино, и гангстеры, устроившие себе выходной вечер.

Музыканты на сцене выдавали жаркий свинг, вокруг шныряли взмокшие официанты, и атмосфера в целом была такая, что ее можно было резать ножом.

Подталкивая перед собой Римму, я довел ее до кабинета Уилли, постучал и, открыв дверь, втолкнул девушку в комнату.

Уилли сидел, положив ноги на стол, и чистил ногти. Он взглянул на нас и нахмурился.

– Хэлло, Уилли, – сказал я. – Вот и мы. Познакомься с Риммой Маршалл.

Уилли еще раз внимательно осмотрел нас и кивнул. Взгляд его маленьких глаз задержался на Римме, и он поморщился.

– Когда мы начнем? – спросил я.

Уилли пожал плечами:

– Мне безразлично. Хоть сейчас. – Он снял ноги со стола. – Ты уверен, она действительно хорошо поет? Что-то непохоже, если судить по ее виду.

– Я не напрашивалась сюда! – с внезапной вспышкой негодования заявила Римма.

– Замолчи! – прикрикнул я. – Не лезь не в свои дела. Цыплят по осени считают, – снова обратился я к Уилли. – Это замечание обойдется тебе в сто долларов в неделю.

Уилли рассмеялся:

– Да ну? Она действительно должна оказаться чудом, чтобы заставить меня расстаться с такими деньгами. Что ж, пойдем послушаем.

Мы вышли в ресторан и постояли в полумраке, пока не умолк оркестр. Потом Уилли поднялся на сцену, велел музыкантам отдохнуть и объявил о предстоящем выступлении Риммы.

Его объявление было кратким. Он сказал только, что одна маленькая девочка хочет спеть одну-две песенки. Потом он махнул нам, и мы предстали перед публикой.

– Как можно громче! – шепнул я Римме, усаживаясь за пианино.

Болтовня в ресторане не смолкла, в зале не раздалось ни единого хлопка.

Меня это не обеспокоило, я знал, что, как только Римма запоет и послышится ее серебристый голос, все немедленно онемеют.

Уилли, хмурясь, стоял около меня и не спускал глаз с Риммы. Его явно что-то тревожило.

Стоя около пианино, девушка равнодушно смотрела в наполненный дымом мрак. Она казалась совершенно спокойной.

Я начал играть.

Первые пять или семь тактов Римма спела как профессиональная певица. Ее чистый, звенящий голос наполнил зал, тон и ритм его были идеальными. Я внимательно следил за девушкой. И вдруг с ней что-то произошло. Ее лицо начало вытягиваться, она сбилась с такта, голос изменился. Она перестала петь и расчихалась. Поминутно содрогаясь, она наклонилась вперед и закрыла лицо руками.

В зале стояла могильная тишина, нарушаемая лишь ее чиханьем, потом послышался гул голосов.

Я перестал играть, чувствуя, как по телу разливается неприятный холод.

– Уведи эту наркоманку! – донесся до меня крик Уилли. – За каким чертом ты привел ее ко мне? Уведи ее сейчас же, слышишь?!