Текст книги "Если бы наши тела могли говорить. Руководство по эксплуатации и обслуживанию человеческого тела"

Джеймс Хэмблин
Если бы наши тела могли говорить. Руководство по эксплуатации и обслуживанию человеческого тела

James Hamblin

If Our Bodies Could Talk

A Guide to Operating and Maintaining a Human Body

Copyright © 2016 by James Hamblin

Illustrations copyright © 2016 by Hallie Bateman

© Смирнова Ю., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2018

КоЛибри®

* * *

Посвящается Саре Ягер, Джону Гоулду и всем остальным коллегам из журнала The Atlantic

Пролог

Окончив медицинский факультет, мой сосед по комнате стал офтальмологом и переехал в Техас. По его настоятельной просьбе в этой книге я дам ответ на вопрос, который чаще всего задают ему собеседники, когда узнают, кто он по профессии.

Если контактная линза потеряется в глазу, может ли она попасть в мозг?

Я расхохотался, услышав этот вопрос. Но моего друга он давно перестал смешить.

Существует целый ряд распространенных деструктивных заболеваний глаз, о которых интересующиеся могли бы его расспросить. Такие из них, как, например, возрастная макулярная дистрофия (макулодистрофия), никталопия или глаукома к 2040 году могут поразить до 112 миллионов человек, лишив многих из них зрения{1}1
  Yih-Chung Tham et al. Global Prevalence of Glaucoma Projections of Glaucoma Burden Through 2040. American Association of Ophthalmology Journal 121, no. 11 (November 2014): 2081–2090.


[Закрыть].

Глаукома волнует меня больше остальных, потому что она есть и у меня: мое внутриглазное давление выше нормы. Конечно, глаз от этого не взорвется, хотя, по правде говоря, я частенько представляю себе эту абсурдную картину. Ухудшение зрения в большинстве случаев развивается очень медленно. Мне говорят, что я даже не замечу, как мое зрение начнет меня подводить – термин, который врачи используют не задумываясь, в то время как речь идет о нас – о тех, у кого слабеют функции одного из органов. В случае с глаукомой повышенное давление постепенно приведет к повреждению зрительного нерва, расположенного позади сетчатки. Я постепенно потеряю периферийное зрение, а затем полностью ослепну.

Но это случится не завтра, время еще есть.

Все сказанное выше означает, что у нас есть причины беспокоиться о глазах или о других органах. Любой из них очень важен. Иногда можно рассматривать свои проблемы со здоровьем в контексте проблем другого человека, размышляя о том, что все могло быть гораздо хуже. Но иногда такой подход не помогает. Что касается заданного ранее вопроса о линзах, то пространство под веками никак не соединяется с мозгом. Это своего рода тупик, заканчивающийся под верхним веком примерно на середине глазного яблока. Так что от линз наш мозг защищен.

Анатомия глаза, возможно, вам уже знакома, если вы были среди тех 40 миллионов человек, которые имели возможность посетить самую популярную передвижную выставку всех времен – «Мир тела». Хотя вы могли пропустить раздел, посвященный строению черепа, если отвлеклись на тела в совокупляющихся позах. Многие посетители были просто потрясены этими экспонатами, равно как и слухами о сомнительных методах приобретения выставленных трупов. Однако мир искусства, я полагаю, был больше шокирован не экспонатами, а самим фактом огромной и устойчивой популярности выставки, которую можно было бы назвать и по-другому – «Настоящие трупы».

Почему же из всех произведений искусства, представленных публике в разное время, именно эта выставка – по сути, просто разрекламированная биологическая лаборатория – имеет такой успех? Особенно учитывая то, что большинство из нас обычно не расположено обсуждать процессы, происходящие внутри наших тел, и всерьез размышлять о смерти?

«Мир тела» – детище немецкого анатома по имени Гюнтер фон Хагенс, который разработал метод пластинации, позволяющий предохранить трупы от разложения. Большинство выставок появляются и исчезают, но «Мир тела» вот уже два с лишним десятка лет продолжает свое непрерывное шествие по миру. По пятницам выставка открыта до позднего вечера, чтобы парочки, если пожелают, могли назначать там свидание.

Кент Друммонд – профессор-маркетолог из Университета Вайоминга – предположил, что выставка «Мир тела» находит столь обширный отклик у публики, поскольку она сумела противопоставить наше желание жить вечно отвращению ко всему низкому. Посетители проникаются величием смерти, не чувствуя прямой угрозы для себя самих. Друммонд пришел к подобному заключению, изучив не только экспонаты, но и поведение людей на выставке. Вот что он пишет в журнале наблюдений: «Одна их повторяющих форм взаимодействия посетителей и экспонатов такова: мужчина указывает на часть тела в витрине и объясняет женщине, как эта часть функционирует. При этом место, где находится эта часть, он показывает на своем теле»{2}2
  Dobscha Susan. Death in a Consumer Culture (New York: Routledge, 2015), 251.


[Закрыть].

Подобное поведение со стороны мужчин, пожалуй, отрезвляет больше, чем сами трупы. И оно безусловно соответствует основной идее фон Хагенса, который называет себя «социалистом от медицины». Он убежден, что медицинская информация должна быть общедоступной: если человек решает взять в руки сигарету, он должен быть хорошо осведомлен о том, как выглядит почерневшее, некротизированное, эмфизематозное легкое, которое обычно можно увидеть лишь в медицинских учебниках или в морге. Внутри «Мира тела» мы можем увидеть и изучить наши органы и задуматься о бренности тела, пусть даже всего на пару часов, во время одного пятничного свидания. Развешенные по всей выставке плакаты типа цитаты из Халиля Джебрана «Ваше тело – арфа вашей души» настоятельно побуждают нас к самосозерцанию.

Не думаю, что в этой фразе есть какой-то смысл, а вот в философии фон Хагенса – есть. Доступность медицинской информации для общества давно стала нормой и за стенами его выставки. Прошлый мир, в котором врачи были единственными хранителями медицинских знаний и чья работа заключалась главным образом в выдаче инструкций, предписаний и назначений, исчез. Многих из нас буквально накрыла волна информации, и мы не всегда знаем, что с ней делать.

Поиски в интернете вряд ли могут помочь в решении проблем, связанных со здоровьем. В основном там можно найти дискуссии анонимных пользователей, обсуждающих любые вопросы, в том числе и сложнейшую и серьезнейшую проблему, связанную с контактными линзами. Может ли она просочиться из глаза в мозг и повредить его? А что, если она спустится вниз по позвоночнику и попадет в мой ботинок? Я смогу потом ее носить? И даже когда вы находите ресурс о здоровье, который, как вам кажется, заслуживает доверия, всегда появится сторонник теории заговора, который, призвав на помощь фрагментарную логику, рьяно начнет предупреждать всех о том, что этому источнику верить нельзя. Обычно это парень с Reddit под ником Gene. Он лично потерял так 500 контактных линз (все они попали в мозг, и их пришлось удалять хирургическим путем). На его рабочем столе стоит банка, где хранятся все извлеченные из его мозга линзы.

Хотя контактные линзы не могут попасть в мозг, в редких случаях они могут оказаться в мешке под верхним веком. Как и любой другой посторонний предмет, застрявший в теле, линза способна стать источником инфекции. Скопившийся вокруг нее гной стекает в синусные пазухи и оттуда попадает в глотку. Со мной именно это и случилось. Я-то думал, что линза незаметно выпала, но не тут-то было. Шесть дней спустя она вышла наружу, но к этому времени я уже заболел.

Так что, если ваша контактная линза застряла и вы никак не можете ее вынуть, обратитесь к врачу. (Я надеюсь, что все прочли мой ответ целиком, а не только его первую часть.)

* * *

В Стэнфордском университете сухопарый профессор в очках по имени Роберт Проктор ведет курс «История незнания». Если бы он придерживался мнения, что невежество – это просто отсутствие знаний, которое «лечится» с помощью обучения и усвоения фактов, его курс был бы довольно скучным. Но Проктор считает, что невежество является продуктом активного культивирования. Оно распространяется через слухи и рекламу, причем намного быстрее и проще, чем знания.

В противовес эпистемологии – науке о знании – изучение невежества Проктор назвал агнотологией. Это слово еще не внесли в Оксфордский словарь английского языка, хотя оно и имеет прямое отношение к последнему Слову года ☺[1]1
  В 2016 г. Словом года был выбран термин post-truth – постправда. (Здесь и далее, кроме особо отмеченных случаев, прим. пер.)


[Закрыть]

В 1977 г. молодой и наивный Роберт покинул отчий дом в Индиане, чтобы получить степень по истории науки в Гарвардском университете. Во время обучения его «смутило и озадачило», что местных преподавателей совершенно не интересует, «как мыслят обычные люди». Роберту это показалось отчасти проявлением элитизма, а в остальном он винил мрачное ощущение бесполезности всех усилий. «В то время половина населения страны все еще считала, что возраст планеты Земля составляет 6000 лет», – вспоминает профессор. Это меньше примерно на 4,5 миллиарда. Но гораздо больше, чем само невежество обывателей, Проктора удивляло полное равнодушие к этому факту его коллег из академической среды. Поэтому он решил, что кому-то следует взяться за изучение того, «что люди не знают и почему они этого не знают».

Классическим примером намеренного распространения невежества являются действия представителей табачной индустрии. С тех пор как в 1960-х гг. прошлого века было однозначно доказано, что курение вызывает рак легких, они стали пытаться подорвать веру общественности в научные исследования в целом. Раз опровергнуть конкретные факты о сигаретах не получилось, можно настроить общественное мнение против знаний как таковых. Действительно, возможно ли вообще что-либо знать наверняка?

Стратегия была блестящей. Проктор называет это «альтернативным причинным анализом» или просто «эксперты расходятся во мнениях». Производителям табака не пришлось опровергать тот факт, что рак легких связан с курением. Все, что им нужно было сделать, – это намекнуть, что в «обсуждении» этого вопроса «с обеих сторон» принимают участие «эксперты». А затем справедливо заметить, что каждый имеет право сам выбирать, кому из них верить. Подобная тактика оказалась настолько эффективной, что обеспечила табачной промышленности еще несколько прибыльных десятилетий, пока разумные люди продолжали сомневаться, существует ли связь между сигаретами и раком.

По словам Проктора, «производители табака знали, что треть всех видов рака вызывается курением, поэтому они и стали проводить эти «просветительские» кампании, чтобы показать, что эксперты всегда найдут что обвинить: сегодня это брюссельская капуста, или секс, или загрязнение окружающей среды, а завтра что-то еще».

Стоит один раз обратить внимание на подобную тактику, как вы начинаете замечать ее применение повсюду. И больше всего она используется при передаче информации, касающейся нашего тела. Проктор сыплет примерами: незнание о прививках, незнание о клиторе, незнание о пище, незнание о молоке. Он любит говорить, что мы живем в «золотом веке невежества». Благодаря современным способам распространения информации «влиятельные организации могут способствовать развитию невежества и распространять заблуждения, используя большее количество вспомогательных средств, чем когда-либо в истории».

Вне всяких сомнений, речь идет о намеренной дезинформации, и измененные в целях маркетинга «факты» о нашем с вами теле обрушиваются на нас с такой силой, какая и не снилась предыдущим поколениям. И по мере того, как мы все чаще читаем лишь те статьи, что приходят на электронную почту или отобраны для нашей новостной ленты в любимой социальной сети, становится «все проще и проще загнать себя в тоннель невежества», говорит Проктор.

Позволить себе сомневаться, охотно задумываться над неоднозначными вопросами – значит противостоять целенаправленной культивации невежества. Суть профессии врача в наши дни, как никогда, близка к значению латинского слова docere – учить, что, по моему мнению, включает в себя совместное изучение и обсуждение новой информации. Как для врачей, так и для пациентов сегодня главная трудность заключается в том, чтобы разобраться в контексте, отделить маркетинг от науки, найти границу между известным и неизведанным и разглядеть мотивы людей, пытающихся изменить наши представления о здоровье и норме. Если бы мы вооружились соответствующими знаниями, мы могли бы справляться с натиском сообщений, посылаемых нашим телом, и полностью понимать самих себя. Это позволило бы нам продуктивно общаться друг с другом, уверенно идти по жизни и даже быть счастливыми.

Поэтому эта книга представляет практический подход к пониманию нашего тела, основанный на идее, что важно не столько запоминать факты, сколько анализировать их и проникать в суть вещей. Более того, это мой способ скорректировать современный подход к здравоохранению, который отбил у меня желание работать в медицине. На подготовительных курсах, во время учебы на медицинском факультете и за три года ординатуры я запомнил огромное количество фактической информации, не вникая в ее суть. В то время у преподавателей считалось нормальным принимать как должное то, что я должен вызубрить все это лишь для того, чтобы успешно сдать очередной тест. В реальной жизни ни один практикующий врач не держит в голове всю эту ерунду: и структуру всех аминокислот, и названия мелких артерий верхнего плечевого пояса, и все возможные незначительные побочные действия всех известных медикаментов. Для подобных вещей существуют справочники. И тем не менее на экзаменах, успешное прохождение которых является ключом к успеху в своей профессии, маловажные детали – по-прежнему самая ходовая валюта.

После нескольких лет зубрежки общий эффект от такого обучения можно было сравнить с прыжками через обруч с единственной целью – добраться до следующего обруча. Мои наставники сообщили мне, что если я не до сих пор не полюбил этот процесс, то, возможно, и окончательный результат меня не сильно обрадует. Так что в 2012 г. я взял академический отпуск и оставил ординатуру на отделении радиологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Мне представилась возможность поработать редактором раздела «Здоровье» онлайн-версии журнала The Atlantic, который я всегда читал и любил. На новой должности я смог продолжить обучение, но в той форме, которая казалась мне более осмысленной, отчего работа стала приносить мне гораздо больше удовлетворения.

Итак, я оставил ординатуру. Меняя стабильную, денежную карьеру на абсолютно непредсказуемую, я оправдывал свой поступок тем, что очень мало журналистов пишет о науке и очень мало врачей работает в области общественного здравоохранения. Я хотел иметь возможность воздействовать на первопричины проблем, а не только на симптомы; хотел задавать вопросы и находить в учебниках ответы, а не просто заучивать факты и, в идеале, хотел дать людям возможность посмеяться. Журналистика позволяет мне приложить руку к повышению общественной научной грамотности, которая, в свою очередь, представляет собой, вероятно, самый ценный инструмент для достижения здоровья и счастья, о чем я и буду говорить в этой книге.

Прошло уже достаточно времени, но о принятом решении я пока не пожалел.

Эта книга задумывалась как сборник простых ответов на самые распространенные вопросы о человеческом теле, поскольку мне часто приходится на них отвечать и на работе, и в личной жизни. Постепенно я стал задумываться о том, откуда берутся эти вопросы, почему нас заботит или, наоборот, совершенно не волнует работа нашего организма и как отношение к своему телу формирует наши привычки. В основе самых опасных явлений и жестокого обращения друг с другом лежит обычное невежество, которое, в свою очередь, берет начало в фундаментальном непонимании наших с вами различий, кроющихся в первую очередь именно в теле. Поднятые в этой книге вопросы часто возникали из-за любопытства к не самым важным деталям работы нашего организма, которые при внимательном рассмотрении оказывались вовсе не такими уж малозначительными.

Многие из моих ответов – это скорее истории о том, почему у нас нет однозначных ответов. Иногда интереснее всего узнать, почему мы этого не знаем, и смысл заключается в том, чтобы изучать вопрос, а не стыдиться того, что чего-то не знаешь. Здоровье – это баланс между принятием [заболевания] и контролем за ним.

Что такое норма?

Слишком большое количество ежедневных решений о том, чем и как заполнить наш организм и что с ним делать, когда он переполнен всякой ерундой, сводятся к довольно смутным представлениям о вредном и полезном, здоровом и не очень, естественном и искусственном, своем и чужом. Живя в сложном и многообразном мире, мы инстинктивно пытаемся мыслить такими бинарными категориями.

Психолог из Пенсильванского университета Пол Розин считает: мы так поступаем, чтобы сохранять ощущение порядка. Он называет этот инстинкт «монотонным мышлением»{3}3
  Paul Rozin, Michele Ashmore, and Maureen Markwith. Lay American Conceptions of Nutrition: Dose Insensitivity, Categorical Thinking, Contagion, and the Monotonic Mind. Health Psychology 15, no. 6 (November 1996): 438–447, doi: http://dx.doi.org/10.1037/0278-6133.15.6.438.


[Закрыть]. Хотя мы прекрасно понимаем, что полезность или вредность большинства вещей зачастую определяется контекстом и количеством, мы чаще всего склонны сопротивляться этому знанию. Проще считать вещи просто плохими или хорошими для того, чтобы или любить их, или избегать.

Поскольку человеку свойственно стремиться к порядку и контролю, при обсуждении вопросов и проблем, касающихся физического состояния, неизменно присутствует понятие норма. Для ученых и обывателей это слово имеет разное значение. Первые чаще всего используют его в значении противопоставления статистическому отклонению. Люди, не являющиеся учеными, употребляя это слово, больше склонны слышать в нем оценочное суждение (или даже приговор).

Я могу отогнуть палец назад так, что он коснется запястья – это нормально? Согласно статистическим данным – нет. Но на ваше здоровье это никак не влияет.

Возможно, более важным, чем выяснение, нормально это или нет, является простой факт: если вы так делаете, то, наверное, уже знаете, что людям не нравится на это смотреть. Канадский психолог Марк Шеллер утверждает, что мы с отвращением смотрим на вывернутые пальцы или веки, не говоря уже о сломанных костях или кровоточащих ранах, потому что это заложено природой. Он назвал подобный механизм «поведенческой иммунной системой». Мы испытываем отвращение к подобным вещам, поскольку подсознательно ощущаем угрозу нашему здоровью.

Судя по реакции на трюки с веками и пальцами, наша поведенческая иммунная система далека от совершенства, поскольку плохо умеет различать настоящие и мнимые угрозы. Ошибками в работе инстинкта самосохранения Шеллер объясняет и множество поведенческих стереотипов, например то, что люди предпочитают объединяться в группы на основе внешних признаков и функциональных особенностей тела.

По большому счету описываемая им система лежит в основе главных мировых разногласий, таких как расизм, эйджизм или ксенофобия. Все это начинается с нашего понимания самих себя, которое, опять же, начинается с тела. Осознание себя как человека, имеющего отклонения от нормы, кому-то приносит свободу, а кого-то уничтожает.

Понятие «нормы» можно вообще отрицать. Основной принцип сообщества глухих заключается в том, что глухоту не следует рассматривать как болезнь. Они не используют понятие «слабослышащие» и не говорят о «потере» слуха. То же самое верно и для других сообществ, которые долгое время подвергались изоляции на основе какого-либо физиологического признака.

Даже если о норме не всегда корректно говорить, иногда без этого не обойтись: она необходима для распознавания болезней и, соответственно, для уменьшения приносимых ими страданий. Выявление отклонений является центральным элементом в области исследования и улучшения здоровья. Наука не может обойтись без понятия нормы, и в этой книге я тоже не смогу без него обойтись. Но я сделаю все возможное, чтобы провести четкую грань между статистической нормой и критикой – указаниями на то, что хорошо, а что плохо, подразумевающими существование единственного идеального способа чувствовать, выглядеть или просто быть.

Что такое здоровье?

При создании в 1948 г. Всемирной организации здравоохранения в ее уставе было дано простое и в то же время полное определение здоровья: «Здоровье является состоянием полного физического, душевного и социального благополучия, а не только отсутствием болезней и физических дефектов».

При этом ВОЗ надеялась создать новые сферы деятельности для медицинских работников.

Замысел провалился. В большинстве стран система здравоохранения все еще сосредоточена только на том, чтобы бороться исключительно с болезнями и физическими дефектами. Причем борьба начинается уже после того, как они возникли. Однако в последние несколько лет в этой области наметился определенный сдвиг.

Факторы, влияющие на здоровье населения{4}4
  Thomas R. Frieden. A Framework for Public Health Action: The Health Impact Pyramid. American Journal of Public Health 100, no. 4 (2010): 590–595, accessed September 22, 2016, https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC2836340/.


[Закрыть]

Весной 2015 г. состоялась церемония приведения к присяге на должность главы службы здравоохранения США Вивека Мёрфи, который очень быстро зарекомендовал себя как один из самых скандальных главных хирургов. Консервативные политики пытались блокировать его назначение из-за сообщения в Твиттере трехлетней давности, когда Мёрфи написал: «Устал от политиканов, играющих [в политику] с оружием, подвергая чужие жизни риску, просто потому, что они жутко боятся NRA[2]2
  Национальная стрелковая ассоциация США.


[Закрыть]. Оружие – проблема здравоохранения».

Этот твит не был каким-то откровением. Убийства и самоубийства постоянно входят в число основных причин смерти в стране, что заставило Американскую медицинскую ассоциацию и другие медицинские организации недавно выпустить рекомендацию для врачей, согласно которой в список стандартных вопросов (таких, как, например: используют ли их пациенты ремни безопасности и имеется ли у них дома огнетушитель) они должны включить вопрос о том, хранится ли у пациента дома оружие. Но подобного рода твит мог стоить человеку политической карьеры, поскольку мы живем в стране, где Национальная стрелковая ассоциация США и ее лобби добились запрета для Центров по контролю и профилактике заболеваний на изучение вопросов насилия с применением огнестрельного оружия.

Несмотря на препоны, Мёрфи все-таки был утвержден на должность. Поднявшись на сцену для принятия присяги, он решил не тратить время на перечисление хрестоматийных врачебных задач, таких как лечение панкреатита, проведение колэктомий или катетерные абляции. Обойдя их стороной, он подчеркнул, насколько сильно образование, занятость на рынке труда, окружающая среда и экономика влияют на предупреждаемость поддающихся профилактике заболеваний. Мёрфи призвал к строительству «великого американского сообщества», которое должно объединиться для решения проблем в сфере здравоохранения.

Его слова перекликаются с новыми идеями, активно распространяющимися в среде медицинских работников. США тратят больше средств на здравоохранение (в расчете на одного человека), чем любая другая страна, и при этом занимают 43-е место по продолжительности жизни. И, что гораздо важнее, по состоянию здоровья населения Соединенные Штаты находятся в нижней части таблицы рейтинга самых богатых стран. Врач Стивен Шрёдер в важнейшей статье, опубликованной в New England Journal of Medicine в 2007 г., утверждал, что среди факторов, оказывающих влияние на вероятность смерти в молодом возрасте, лишь 10 % приходится на медицинское обслуживание. Генетическая предрасположенность дает еще примерно 30 %. А вот оставшиеся 60 % – это социальные и экологические условия и образ жизни. Конечно, это приблизительная оценка, но она заставляет нас отказаться от привычного образа мышления, который заставляет нас считать больницы, медикаменты и врачебные процедуры главным оплотом борьбы за здоровье. Как пишет Шрёдер: «Даже если бы у всего населения США был доступ к самому лучшему медицинскому обслуживанию (а это не так), можно было бы предотвратить лишь небольшую часть [преждевременных] смертей».

Факторы, способствующие сохранению здоровья{5}5
  Steven A. Schroeder. We Can Do Better – Improving the Health of the American People,” New England Journal of Medicine 357 (2007): 1221–1228, accessed September 22, 2016, http://www.nejm.org/doi/full/10.1056/NEJMsa073350.


[Закрыть]

Я не пытаюсь оспаривать удивительные достижения современной медицины: о некоторых из них я расскажу в этой книге. Но я бы хотел, чтобы общество начало мыслить по-новому, перестав полагаться на систему, которая только устраняет уже имеющиеся проблемы, и стремясь создать систему, которая исключает возникновение подобных проблем.

На протяжении десятилетий врачи углублялись во все более узкие специализации (и под-специализации и под-под-специализации), которые лечили отдельные системы органов, поэтому и появились дерматологическая онкология, педиатрическая аутоиммунная гастроэнтерология, нейроонкология и т. д. Это было необходимо, чтобы справляться с большим объемом информации, появляющейся по мере развития науки. Однако в результате такого подхода за бортом остался комплексный подход к лечению наиболее распространенных и опасных заболеваний, которые причиняют страдания и убивают многих людей. Первой стоит назвать болезнь, которая носит расплывчатое название «метаболический синдром». Она проявляется как сочетание ожирения и диабета, а приводит к остановке сердца. Это в первую очередь болезнь общества, болезнь образа жизни.

Подобный подход несет в себе свободу: мы сами в значительной степени можем контролировать собственное здоровье. И что еще интересней, мы можем внести значительный вклад в улучшение здоровья других людей.

Типичный учебник анатомии и физиологии сегодня по-прежнему разделен на главы, посвященные отдельным системам организма, их физическому строению и функциям. Но когда речь заходит о здоровье и заболеваниях, выясняется, что лишь в редких случаях поражается одна изолированная часть тела. Разграничения типа «здоровье сердца» и «здоровье мозга», которые все еще используются везде – от коробок с хлопьями и рекламных роликов до классификации научных медицинских центров, – устарели. Поэтому я разделил мою книгу на главы не по системам органов, а по сферам применения той или иной части тела. Вы можете открыть ее на любой главе, но лучше всего, конечно, читать их подряд, поскольку они – часть единой картины.

В целом книга основана на представлении о здоровье, близком к тому, что был сформулирован ВОЗ в 1948 г. Здесь собран мой опыт врача и журналиста, а также то, что я узнал и чему научился, общаясь с людьми, с которыми я встречался на протяжении моей карьеры.