Текст книги "Падение Левиафана"

– Так у вас здесь ремонтная мастерская, песики? – вслух спросила Танака. – Вы чем здесь занимаетесь?

Подняв руку, Танака выпустила полдюжины патронов в одну из неподвижных собак – разнесла ее на куски. И стала ждать. Очень скоро несколько других собак подошли и принялись бережно собирать обломки погибшей, сбрасывая их в пруды.

– А-га, – обратилась к ним Танака. – Чините подружку, так, что ли? Ладно, я подожду.

Они уставились на нее большими глазами так, словно стеснялись поднятого ею шума. Одна произнесла «ки-ка-ко», но с места не двинулась.

Состав воздуха в этом зале был очень необычным, на его анализ у скафандра ушло несколько секунд, а потом он предостерегающе пискнул. Запах Дуарте. Явный след. Мысль, что он просто оставил свой запах на ремонтном дроне, стоила Танаке нескольких неприятных минут. Как он попал в этот зал: может, был ранен или скончался и его принесли собаки? Или он пришел к тем же выводам, что и она, и воспользовался сточными лужами, чтобы что-то починить? Легкий зуд в ладонях заставил ее усмехнуться. Азарт погони, как у собаки, которая натягивает поводок, учуяв кролика. Охотничий экстаз.

Она медленно, методично обошла периметр помещения, выискивая точку наибольшего соответствия. Не было смысла отслеживать передвижения Дуарте по залу, если можно установить место входа и выхода. Самым обнадеживающим оказался тоннель, полого уходивший вверх от большой пещеры.

В нем химический след становился яснее с каждым шагом. Через полчаса она вышла в большую комнату с окнами наружу.

Помещение имело полукруглую форму, прямая стена – длиной без малого шестьдесят метров. Метров двадцать посередине этой стены отсутствовали. В пролом врывались солнечные лучи. Небо в просветах лоз и ветвей светилось кислородной синевой.

Он здесь побывал. Более того, провел некоторое время. Повсюду оставил свои маркеры.

– Верховный консул? – позвала она, и скафандр усилил ее голос. – Я полковник Танака. Если вы здесь, сэр, я хотела бы с вами поговорить.

Ей никто не ответил.

По обе стороны пролома из пола вырастали веретенообразные люльки, и в каждой лежал пятнадцатиметровый предмет яйцевидной формы. Перламутровый блеск «яиц» она тоже видела раньше – в интерьерах боевых кораблей класса «Гравитар». На кораблях, вышедших со строительных платформ чужаков. А самый свежий след верховного консула вел к пустой люльке посередине. Танака медленно обошла ее, но не обнаружила исходящего следа.

– Ну-ну, малютка, – обратилась она к отсутствующему «яйцу». – И куда же тебя черт унес?

* * *

– Корабль, – сказал доктор Очида.

Танака откинулась в кресле. Она выбрала кабинет в здании Государственного совета оперативным штабом: десять сотрудников и внеочередной доступ к персонам любой важности по всей империи. Декор был безлично-политиканским, но она повесила на стену так, чтобы видеть, принт с «Артемидой-Охотницей» Аммона Фицуоллеса – ослепительно-зеленую картину с акцентами бликов и алой крови.

– Уверены?

– Я бы так не сказал, – ответил Очида. – Мы уже отправили на место запрошенную вами группу. Когда она закончит работу, будем знать точнее, чем сейчас, хотя такие образования нам уже знакомы. В системе Персефоны. В Бара Гаоне. Сварга Лока, Семь Царей… Не самая распространенная структура, но ни в коем случае не уникальная. Значительная доля древа артефакта, видимо, занята физическими перемещениями, и мы, в особенности по данным из Семи Царей…

– Вероятно, корабль.

– Вы слишком упрощаете. Мы предполагаем в них капсулы для физического перемещения, – возразил Очида, – однако… – Они летали?

– Судя по расположению и конструкции – да, – кивнул Очида.

– Тогда как нам его выследить?

Очида подался к ней, скрипнул креслом, моргнул по-совиному.

– Выследить?

Танака незаметно для ученого сжала кулаки, но говорила по-прежнему сдержанно:

– Если мне нужно выяснить, куда отправился этот корабль, что мне искать: подпись двигателя? Тот или иной энергетический профиль?

Очида покачал головой – как если бы маленькая девочка стала расспрашивать его про единорогов.

– Движущие силы, использовавшиеся аборигенами, остаются для нас загадкой. Не то чтобы мы не пытались ее разгадать. Но еще с Эроса известно, что они включают в себя выведение локальной инерции из общей инерционной системы. Собственно двигателя там нет. Это больше похоже на управляемую гравитацию, когда внелокальные системы падают сквозь нормальное пространство…

– Ясно. – Танака неимоверным усилием сдержалась и не врезала по зубам ухмыляющемуся умнику. – Выброса двигателя не будет. Тогда как мне его искать?

– Эрос, если вы помните, был невидим и для радаров.

– Вы все объясняете мне, чего я не могу. Назовите что-нибудь из списка возможного.

Очида пожал плечами.

– Эрос, во всяком случае, постоянно наблюдался визуально. Если корабль попадал в поле зрения оптических телескопов, вы сумеете его найти. Хотя планетарная оборона повреждена атакой, так что… – Он поджал губы: общепринятая гримаса бессилия.

– Ясно, – сказала Танака. – Благодарю вас.

– Всегда рад помочь.

– Нет, – уточнила Танака, – я имею в виду, что вы можете идти.

Очида удивлено поморгал и вышел. Уже хорошо.

У Танаки чесались руки. Она только начала поиск, а он уже распространился от Лаконии и окрестностей ее транспортной сети до буквально всей системы в тысячу триста миров, и способов сузить круг она не видела. От бессилия у нее сводило мышцы между лопатками. Она вывела блокнот и принялась обдумывать варианты. Слежение за сигналами – само собой. Хоть один оптический телескоп должен был захватить возвращающиеся «яйца»? На станции, на корабле… где-нибудь вблизи врат.

«Голос вихря» – единственный уцелевший «Магнетар» – сейчас заменял собой планетарную оборону. Он в первую очередь. Если с него наблюдали корабль «яйцо», она хоть будет представлять, в каком направлении двигаться. В конце концов, Дуарте мог остаться в пределах системы. Доказательств его выхода за врата у нее не было.

А еще… что? Как выслеживать корабль, невидимый на радаре и не дающий дюзового выхлопа? Черная кошка в темной комнате. Если бы знала, чего он добивается, она значительно сократила бы список возможных мест назначения. Надо поговорить с лакеем и с адмиралом Трехо – не обронил ли Дуарте намека, куда мог направиться.

А что, если… идти по следу – не тот метод? Не лучше ли расставить ловушки? Может быть, Дуарте направился не в конкретное место. Если верховный консул что-то ищет, цель его поисков могла бы послужить наживкой.

Отчеты о текущих операциях были закрыты грифом высшей секретности. Ко всем имел допуск разве что сам Трехо, но ей он дал свой ключ. Пять оперативных группировок занимались поиском Терезы Дуарте. Танака читала их рапорты, но вполглаза – другая половина была занята поиском стратегии. До недавнего воскрешения Дуарте лишь один раз проявил признаки сознания – когда уничтожил Паоло Кортасара. И, если верить доктору Окойе, которая при этом присутствовала, он сделал это ради дочери. Такой ли большой натяжкой будет предположить, что в первую очередь он захочет увидеть девочку? Не окажется ли она наилучшей наживкой?

Черт побери, тут шансы уж точно выше, чем с поиском исчезнувшего корабля.

Самой надежной ниточкой к ней были рапорты разведки. Дальняя родственница покойной жены Дуарте держала частную школу в системе Новый Египет, и за ней водились связи с подпольем. Будь у Танаки дочка, она не отказалась бы отправить ее в такой интернат. Кстати, скоро начинается учебный год. Спрятать подростка среди множества сверстников – неплохая идея.

Танака вывела на экран сведения по штабу операции. Ею руководил фрегат-охотник «Ястреб-перепелятник» под командой капитана Ноэля Мугабо.

До сих пор.

Она связалась со своим заместителем и не дала ему даже рта открыть.

– Сообщите «Ястребу», что я принимаю непосредственное командование операцией в Новом Египте. И подыщите мне быстроходный транспорт. С жидкостными амортизаторами. Немедленно доставьте меня в Новый Египет.

Глава 6. Наоми

Амос – или то, что раньше было Амосом, – с улыбкой ждал, пока автодок закончит работу. Наоми, уцепившись за скобу, следила за прокручивающимися сканами и показаниями датчиков. Машина оценивала обследуемого как полную корзинку странностей. Некоторые из них обнаруживались в нем с самого возвращения с Лаконии. Какие-то были новыми: девиациями от прошлых измерений. И кто бы мог угадать, которые из них имеют значение? Где взять образец для сравнения, если других «животных» этого вида не существует, кроме только той пары, что осталась у Элви Окойе? Нет общей картины.

Наоми в последнее время часто так себя чувствовала. – Самочувствие отличное, – доложил он.

– Это хорошо. Но все равно побудь здесь еще немного. На случай повторения.

Шевельнулись сплошь залитые чернотой глазные яблоки. Она плохо умела определять, на чем он фокусирует взгляд – на ней или на чем-то еще. Глаза без радужек и зрачков выглядели одновременно слепыми и всевидящими.

– В ближайшее время, думаю, таких встрясок не будет.

– Тебе основательно досталось. И не только сейчас. Вообще. Лучше сразу разобраться, что с тобой происходит, чем новый припадок застанет тебя за опасной работой.

– Понимаю. Но такого больше не повторится.

– Пока не знаем, в чем причина, уверенности быть не может.

– Угу.

Они помолчали. Только вентиляция гудела и бормотал автодок.

– Ты?..

– Что – я, босс?

– Ты знаешь, отчего случился припадок.

Амос приподнял широкую сероватую ладонь – и да, и нет. И уголки губ у него разошлись чуть шире, точьв-точь как раньше, только на полсекунды позже, чем раньше.

– Что-то чувствую. В новой голове оно вроде фонового шума. Это была икота. Вряд ли повторится.

Она попробовала улыбнуться ему в ответ, но чувствовала, что вышло ненатурально.

– Ты думаешь меня так успокоить?

– Ты не веришь, что я – это он, да?

Она отметила местоимение «он». Не сказал: «Ты не веришь, что я – это я».

– Мне даже вопрос непонятен.

– Это ничего. Я понимаю. Я уходил таким, как был. Вернулся вот с такими глазами и кровью. И мозг у меня вытворяет всякое, чего раньше не делал. Даже странно было бы, если бы ты не задумалась.

– А ты?..

– Что – я?

– Ты еще человек?

Такая улыбка могла означать что угодно.

– Не поручусь, что и раньше им был. Но точно знаю, что я – все еще я.

– И этого хватит. – Она заставила себя наклониться и чмокнуть его в широкую гладкую макушку – как если бы не знала сомнений. Если он правда Амос, она поступила правильно. Если нет, если он – не он, пусть лучше тот, кто он есть, поверит, что она его приняла. – Все же погоди часок возвращаться к работе.

– Как скажешь, – вздохнул он.

Она пожала его плечо – твердое. Таким ли оно было прежде? Амос всегда был силачом. На тренажерах проводил времени не меньше Бобби, а Бобби, почитай, не вылезала из спортзала. Наоми не взялась бы сказать, есть перемена или ее мозг просто выискивает отличия, создает их на ровном месте.

– Я буду за тобой приглядывать, – сказала она, потому что это ложью не было, как ни понимай.

Пространство колец – не место расслабляться. Были времена, когда от здешнего хаба человечество разлеталось к звездам. Тогда тут было безопасно или сравнительно безопасно. Все, что добиралось до края обозначенной кольцами сферы, пропадало навсегда, зато и из-за нее ничто не проникало внутрь.

Пока все-таки не проникло. И оказалось губительным. Теперь почти все корабли проскакивали пространство на полном газу, заранее устанавливали курс, позволявший как можно скорее нырнуть из врат во врата. Самый верный способ попасть в «голландцы», зато пребывание в этом жутком месте сводилось к минимуму.

Корабли входили в кольца и выходили из колец, сновали между тысячей с лишним систем, и все они в той или иной степени занимались торговлей. У каждого было свое дело, они не интересовались ни самой Наоми, ни грузом на ее плечах. А «Роси» оставался здесь, в свободном полете. И с каждым часом возрастала опасность, что реальность снова вскипит, уничтожив все, что есть в пространстве колец. Но и деваться им было некуда, пока нет плана и цели более осязаемой, нежели «остаться в живых».

Она работала в рубке, парила над амортизатором, подтянув ноги в позу лотоса. Ремни креплений плавали вокруг, как водоросли в кислородной цистерне, а на экране перед Наоми раскинулась сеть подполья. Когда она обдумывала атаку на Лаконию, было проще. Ломать – не строить.

После поражения Лаконии в ее собственной системе – на собственной планете – империя взялась упрочивать сохранившуюся власть. Трехо с оставшимися у него силами укреплял верфи и линии поставок. Наоми же, используя подготовленные для войны организацию и влияние, пыталась создать сеть самоуправления. В новостях из Сол, Бара Гаона, Оберона и Малой Сварги только и слышно было об усиливающемся присутствии Лаконии. Правда, оставалось неясным, кому понадобилась такая тихая заводь, как Сварга. У Наоми не хватало рук принимать сообщения.

– Снова и снова повторяются те же возражения, – говорила с экрана Джиллиан Хьюстон, капитан похищенного подпольем флагмана. На вид она казалась ребенком. Но Наоми в ее возрасте – целую жизнь назад – уже летала на «Кентербери». – Система Байфан вышла или вот-вот выйдет на самодостаточность. Им не нравится, что кто-то указывает им, когда торговать, а когда воздержаться, и уж совсем они не готовы принять на себя ограничения, не распространяющиеся на другие системы. И я, должна сказать, их понимаю. Мы взялись отстаивать свободу. Не знаю, что называть свободой, если вы не вольны решать, на какой риск готовы пойти.

Наоми повертела головой, разминая сведенную шею. Она в третий раз пересматривала этот доклад, все надеялась найти не дававшееся в руки изящное и дипломатичное решение. Не вышло.

Вместо решения нарастала злость и напряжение. Судорога в основании черепа, тяжесть в груди, от которой сами собой сутулились плечи, сведенные до ноющей боли растянутые губы. Так тело отзывалось на раздражение, причин для которого хватало и помимо сообщения Джиллиан и не складывающегося ответа.

Наоми не могла отделаться от несправедливой мысли, что проблема решалась бы проще, если бы подполье состояло из одних астеров. Тогда она бы не сомневалась, что решение хотя бы существует. Астеры отличались отчаянной независимостью, но и понимали, насколько зависят от окружающих, от своей общины. Не замененный вовремя клапан подвергал опасности не только схалтурившего разгильдяя. Его отказ означал гибель всей команды.

А колонисты вели себя так, будто их безопасность вовсе не зависела от благосостояния других систем и кораблей. Неужели так трудно понять, что от вашего согласия на небольшие ограничения и правила все будут в выигрыше? Но культура внутренних миров меряла жизнь другими мерками. Для них «лучше» означало «лучше, чем у соседа», а не улучшение для всех вместе.

Она понимала, что думать так несправедливо, да и не совсем верно. От бессилия в ней проснулись трайбализм и озлобленность. Потому она до сих пор и не ответила, хотя как фактический лидер подполья была обязана. Чего бы ей на самом деле хотелось – это посадить перед камерой Джима, и пусть выступит со своей воодушевляющей проповедью о единстве человечества, о том, что сообща они отвоюют себе победу. Удивительный у него талант – до сих пор в это верить после того, что они повидали и испытали.

Но он только-только вернулся к ней. И если она заведет привычку видеть в нем полезный инструмент, то погубит забрезжившую перед ними надежду. Нет, их отношения должны быть отделены от всего, священны, и остальной мир не вправе на них посягать.

Так что, как видно, и астеры не свободны от эгоизма.

Она включила запись.

«Джиллиан, спасибо за доклад. Пожалуйста, дай знать нашим друзьям в системе Байфан, что я понимаю и разделяю их озабоченность и, разумеется, их потребность в безопасности и равных условиях для торговых отношений между кольцами. Мы ставим себе целью свести к минимуму движение через кольца, по возможности быстрее добиваясь самодостаточности всех колоний, и в этом наши цели полностью совпадают. Я приложу презентацию, объясняющую выгоды этого плана для каждого из нас. Ее можешь тоже им переслать. Хотя надеюсь, они ее уже видели».

Но на сей раз пусть отнесутся со всем вниманием!

Или древний враг строителей врат найдет способ покончить с человечеством, и тогда все это станет неважно. В фатализме есть своя, темная притягательность.

Безнадежность и отчаяние так похожи на покой.

Она прокрутила запись, решила, что звучит слишком заученно и пафосно, и несколько раз пробовала поправить, потом сдалась и отослала. Очередь сообщений на вид короче не стала.

Слушая следующее, Наоми растирала ладони, разминала ноющие мускулы в основании больших пальцев. У губернатора Туана были худые щеки остромордого терьера, влажные лягушачьи глаза, тусклые черные волосы и натянутая официальная улыбка. Наоми подумалось, что, обладай этот человек любой другой внешностью, он все равно казался бы ей уродом. Надо быть снисходительней!

– От имени правящего совета Фирдо хочу поблагодарить вас за представленное предложение. Я весьма заинтересован в восстановлении надежного графика взаимовыгодных поставок.

– Но?.. – подсказала Наоми, глядя, как Туан перед экраном кроит мрачную мину.

– Однако к представленному документу имеются весьма существенные претензии, требующие тщательного обсуждения. Поэтому я хотел бы предложить собрать саммит. Правда, Фирдо еще не вполне обеспечивает себя, но мы располагаем некоторыми излишками и рады будем ими поделиться. На время проведения переговоров вам и вашим помощникам будут предоставлены наши великолепные, уникальные виллы…

Она выбросила сообщение из списка важных. Сколько раз за рабочий день можно объяснять людям, что их спасет только сотрудничество?

На следующем сообщении она задержалась. Оно пришло из Сол. От Кита.

Единственный сын Алекса, от второго брака, был уже взрослым мужчиной, но она помнила его в пеленках и, как весь экипаж «Роси», знала его мать, Жизель. И вот он перед ней, смотрит в камеру. Кит пошел в мать – высокие острые скулы Жизель, царственный лоб и брови. Но стоило ему шевельнуться, Наоми узнавала Алекса.

– Привет, – заговорил он. – Да, знаю, давненько не был на связи. И такое дело… Я понимаю, что нам теперь никак не пообщаться. Но хотел тебе кое-что сказать.

У Наоми ком встал под ложечкой. Она подобралась, как перед ударом. Кит обращается к ней – значит, что-то с Алексом или новость причинит Алексу такую боль, что Кит, хоть и не смог промолчать, решил позаботиться, чтобы рядом был человек, готовый утешить.

– Так вот, – продолжал Кит, – в Сол осталось маловато работы по планетарной инженерии, и на каждое место пятнадцать человек желающих. Помню наш разговор насчет того, чтобы мне посидеть тихо…

Наоми свела брови, припоминая, когда она такое говорила.

– Но мне предложили работу в геологоразведке на Ньивстаде. В хорошей компании. Совместное финансирование, «Якобин-Блэк». У них там идет большое промышленное строительство и работы по управлению микроклиматом, так что, я думаю, это для нас хороший вариант. Но навещать нас станет труднее, а Рохи беременна, и тебе наверняка хотелось бы увидеть внука.

Кит ухмыльнулся, как ухмыляются, выложив ударную реплику анекдота, и Наоми остановила запись. По венам наркотиком разбегалось чувство облегчения. Она развалилась в кресле, послушала, как шипят шарниры, и крикнула наверх, в кабину:

– Алекс, у меня для тебя письмецо. Я перешлю.

Но он уже сбегал по трапу.

– Что стряслось?

– Ко мне попала твоя почта. В одном пакете с донесениями разведки, но это для тебя. От Кита.

Он расплылся в широкой улыбке.

– Ну, включай тогда!

Наоми прокрутила сообщение с начала. Она уже знала, чего ждать, и следила за лицом Алекса: заметила изумление, радость и слезы на глазах, когда дошло до главной новости. Кит поговорил еще немного, назвал даты переезда на Ньивстад и когда ждут родов. И еще какие-то мелкие новости о Жизель и жизни на Марсе. Когда он закончил словами «Я люблю тебя, папа», Алекс опустился в амортизатор рядом с Наоми.

– Вот так пинок по яйцам, – сказал он, ухмыляясь во весь рот. – Я стану дедушкой!

– Да уж.

Он поразмыслил немножко и покачал головой.

– Хотел сказать, что молод еще в дедушки, но на самом деле нет, верно?

– Нет, – согласилась Наоми, – не молод. Скорее, запоздал с этим делом.

– Это еще надо переварить. Господи, Кит – хороший парень. Надеюсь, с браком у него выйдет лучше моего.

– Он – не ты. Не поручусь, что он не запорет дело, но если и запорет, то по-своему.

Она вспомнила своего сына, погибшего вместе с отцом и Свободным флотом. Воспоминание почти не причинило боли. Нет, неправда. Оно всегда будет болеть, но боль стала тихой, ноющей, а не как от ножа в живот. Время лечит или хотя бы заращивает шрамы бесчувствием.

Пискнула система пилотирования, и Алекс вытащил себя из кресла.

– А ведь и Жизель теперь будет бабушкой. – Он усмехнулся. – Вот уж ей придется против шерсти, а?

– Да, это звание в ее образ не вписывается, – согласилась Наоми.

– Из тебя вышел хороший дипломат, – заметил Алекс и направился к лифту.

Снова оставшись одна, Наоми отделила сообщение Кита от основного пакета и скопировала в конец списка сообщений для Алекса. Подумала, не оставить ли и себе копию, но письмо было адресовано не ей, так что без позволения не решилась.

Тихо щелкнуло предупреждение. В ее список вывалилось еще одно сообщение. Она настроила систему ставить метки, чтобы разбираться в наваливающихся делах. Эта метка была темного золота – ее она выбрала для «домашних». Касающихся «Росинанта» и ее маленькой семьи. Того, что осталось от ее маленькой семьи.

Этого сообщения Наоми ждала. В сопроводительных данных мелькали особые значки, которыми подполье удостоверяло подлинность. С трансляционной станции Нового Египта, как она и надеялась. С виду все в порядке. Все, касавшееся дочери верховного консула Дуарте, Наоми воспринимала как клубок змей, обвивших кусок плутония.

Удостоверившись в маршруте и источнике письма, она изолировала свою систему связи и вознесла безмолвную мольбу к мирозданию, прежде чем открыть сообщение. Оно состояло из одной текстовой строчки.

«Одобрено зачисление с осеннего семестра».