Текст книги "Охотники за сокровищами"

Джеймс Паттерсон, Крис Грабенстейн
Охотники за сокровищами

Copyright © 2013 by James Patterson

© Перевод и издание на русском языке, ООО «Карьера Пресс», 2017

This edition published by arrangement with Little, Brown and Company, New York, New York USA and The Van Lear Agency LLC. All Rights reserved

Оуэну Эллингтону Питшу – Дж. П.

Примечание от Бика

Так, объясняю сразу: рассказывать вам эту историю буду я, а картинки нарисует моя сестра-близнец Бек (она дико талантливая, ей надо учиться в художественной школе и выставлять свои картины в музеях, или где их там выставляют).

Вот, слева, видите? – это она нарисовала.

Я вам это говорю с самого начала потому, что мы с Бек хоть и близнецы, а на некоторые вещи все-таки смотрим по-разному. Я, например, совсем не такой, как она меня нарисовала. Мне двенадцать лет, усов у меня нет, а оба глаза на месте. Так что вы не очень верьте ее рисункам.

Что-что? А, Бек говорит, чтобы вы и моему рассказу не очень верили. Подумаешь! Можно я уже буду дальше рассказывать? Ага, спасибо.

Держитесь крепче.

Все вот-вот полетит в тартарары.

А в тартарарах будет мокро. Очень, очень мокро.

Пролог
Затерянные в океане

1

Я хочу рассказать, как в последний раз видел отца.

Мы были на палубе – вели нашу яхту сквозь идеальный шторм.

Ну, то есть идеальный он был, конечно, разве что с точки зрения шторма. Потому что, если вас мотает по палубе туда-сюда, как мокрые носки в стиральной машине, вам от такого идеала хочется убраться подальше.

Мы только что спустили и убрали паруса. Мачты стояли голые.

– Крепи штурвал! – хрипло крикнул отец моему старшему брату Тугодуму Томми. – Увались под ветер и крепи!

– Есть!

Томми всем телом налег на штурвал, поставил судно по ветру и набросил на деревянные рукояти штурвала специальный трос, чтобы нас не развернуло.

– А теперь ступайте вниз, ребята. Задрайте люки и помогите сестрам управиться с помпами.

Томми стал пробираться к кокпиту, цепляясь за все, что попадалось под руку.

И тут над правым бортом взметнулась огромная волна. Она сбила меня с ног. Я заскользил по палубе, словно хоккейная шайба на льду, и чуть было не вылетел за борт. Быть бы мне кормом для акул – но отец в последний миг дотянулся и удержал меня.

– Вниз иди, Бик! – закричал он, перекрикивая шторм. В лицо ему хлестал дождь.

– Не пойду! – закричал я в ответ. – Останусь тут и помогу!

– Ты лучше останься жив и не дай яхте потонуть! Больше будет пользы! А ну, вниз, быстро!

– Н-но…

– Давай!

С этими словами он слегка подтолкнул меня вверх по накренившейся палубе. Добравшись до кокпита, я уцепился за поручень, качнулся вперед и оказался внутри. Томми уже ушел вперед, в моторный отсек – помочь с трюмными помпами.

Тут в правый борт как молотом ударила соленая волна. Яхту бросило влево. Послышался треск дерева. Судно так накренилось, что меня швырнуло на стену, а левый борт мазнул по пенной поверхности моря.

Я понял: нам крышка. Оверкиль.

Но наша «Потеряшка» вновь встала и запрыгала на волнах, бросаясь то туда, то сюда, словно очень сердитый кит, которого выбросило на берег.

Я поднялся на ноги и захлопнул дверь кокпита. Пришлось налечь всем телом. В дверь лупили волны. Вода так и рвалась внутрь.

Ну нет. Не пущу.

Я даже засов задвинул для надежности.

Как только папа закончит дела на палубе, я, конечно, открою ему дверь. Но сейчас моя задача – не дать «Потеряшке» снова хлебнуть воды.

Если это вообще возможно.

Море бушевало не умолкая. «Потеряшка» то и дело кренилась набок. В каждую щелку, в каждую дырочку сочилась соленая вода. Ветер гнал ее нещадно.

Это как же так?! – испугался я. У меня внутри все перевернулось (как яхта переворачивается), и я подумал, что все, конец.

Я сейчас утону в море.

Но ведь в двенадцать лет еще рано умирать?

Впрочем, у Карибского моря явно имелось собственное мнение на сей счет.

2

Я ждал долго-долго, но папа с палубы так и не пришел.

В переднем иллюминаторе видны были волны – они били в нос, а тот то нырял вниз, то снова вздымался к небу. Я видел, что тучи становятся еще темнее. И видел, как сорвался привязанный на палубе спасательный круг, сорвался и улетел прочь, словно летающая тарелка-бублик.

А папы видно не было.

И тут я почувствовал, что носки у меня насквозь мокрые, и увидел, что пол лижут языки воды. А я ведь был на верхней палубе.

– Бек! – закричал я. – Томми! Шторм!

Обе сестры и брат были внизу, где каюты и моторный отсек, – и там воды наверняка было больше.

Они же не смогут выбраться!

Я со всех ног кинулся вниз, к каютам – четыре ступеньки круто вниз. Вода была сначала по щиколотку, потом по колено, потом по бедро, а потом по пояс. Вы когда-нибудь пробовали бегать в бассейне на мелководье? Вот в точности то же самое. Но я должен был спасти своих.

Даже если наши ряды уже успели поредеть.

Я с трудом пробирался от одной двери к другой и как сумасшедший искал сестер и брата.

В моторном отсеке пусто, в камбузе – пусто, в каюте родителей – пусто. В Той Комнате их быть не могло, потому что толстая металлическая дверь была наглухо заперта, а нам к ней запретили даже приближаться.

Я брел и брел, а судно все перекатывалось с борта на борт. В шкафах и ящиках грохотали незакрепленные вещи. Слышно было, как банки с консервами катятся по пластиковым тарелкам и брякают о позвякивающие чашки.

Коридор был узкий, и в конце концов я принялся лупить в обе стены кулаками. Вода уже доходила мне до груди.

– Эй, ребята! Томми, Бек, Шторм! Вы где?

Нет ответа.

Конечно, брат с сестрами вполне могли меня не слышать – разразившийся над нами тропический шторм завывал куда громче меня.

И тут впереди распахнулась дверь.

Ее высадил плечом Томми – ему семнадцать лет, а мускулы у него такие, какие могут быть только у человека, который всю жизнь тягал снасти на парусном судне.

– Где папа? – заорал он.

– Не знаю! – заорал я в ответ.

Тут из каюты выбрались Бек и наша старшая сестра, Шторм. Каюта превратилась в море разливанное. Мимо проплыли трехмерные очки. Бек выхватила их из воды и нацепила на нос. Она носит их не снимая с того самого дня, как пропала наша мама.

– У папы был страховочный конец? – спросила Шторм. Судя по голосу, встревожена и напугана она была не меньше моего. – Папа был привязан?

Я только головой покачал.

Бек бросила взгляд в мою сторону. Глаз из-под очков видно не было, но я понял, что она думает о том же, о чем и я. Мы близнецы, у нас так бывает.

В глубине души оба мы знали, что папы больше нет.

Потому что все непривязанное с палубы давным-давно смыло волнами.

По выражению лиц Шторм и Томми я понял, что они подумали о том же. Может, они смотрели в иллюминатор и видели, как летел спасательный круг.

Немного дрожа, мы шагнули друг к другу – получился маленький кружок – и крепко обнялись.

Из всей семьи остались только мы четверо.

Томми прожил на море дольше нас всех. Он начал вполголоса читать старинную моряцкую молитву:

– Поджидает смерть за бортом, но ее пошлем мы к черту…

Я надеялся, что так оно и будет.

Только мне почему-то казалось, что смерть так легко не послушается.

КОНЕЦ

Часть 1
Пиратские воды

Глава 1

Стойте, стойте!

Вы же не поверили, что всё, истории конец? Ну подумайте сами: если бы я тогда утонул, кто бы вам все это рассказывал?

Что? Ладно, ладно. Бек говорит, что тогда рассказчиком стала бы она. Говорит, писать легче, чем рисовать. Да ну тебя! Иди лучше рисовать!

На будущее: если когда-нибудь заведу себе яхту, ни за что не назову ее «Потеряшкой». Потому что как раз потеряшками мы и оказались – потерялись в море. Это еще ладно, ничего. Вот если бы отец назвал нашу яхту «На дно», или «Утопленник», или «Титаник-2»…

Когда шторм наконец стих, оказалось, что мы с братом и сестрами живы (по крайней мере, пока). Да, «Потеряшка» по-прежнему протекала, у нас в ботинках выросли водоросли, а радиостанция для связи с берегом наглухо замолчала. Главное – мы остались живы.

К сожалению, об отце мы того же сказать не могли.

Он исчез. Пропал. И мы понятия не имели, что с ним стало.

– Он упал за борт, – сказала Шторм таким голосом, как будто это само собой разумелось. Шторм на два года старше нас с Бек, она настоящий гений (IQ ни в какие графики не лезет), но разговаривать с ней порой трудновато. Она вечно вываливает людям то, что они совсем не хотят слышать. – И погиб. Утонул.

– Да погоди ты, – сказал я. – Мы же ничего точно не знаем.

Шторм подумала.

– Ты прав, – сказала она. – Может, не утонул, а акулы съели.

Если бы это сказал кто-нибудь другой, я бы ему уже дал в нос. Но Шторм была такая от природы, и к тому же я знал, что она горюет, как мы все.

Папино исчезновение было тем горше, что всего три месяца назад у нас пропала и мама. Поехала на Кипр и исчезла.

– Ее, наверное, застрелили те дельцы, – выдала тогда Шторм. – Тот, что был в двубортном плаще с поясом, прятал слева под мышкой пистолет-пулемет «узи«. А на отвороте плаща были засохшие потеки йогуртового соуса.

Я еще не говорил вам, что у Шторм фотографическая память?

В общем, без мамы и папы мы со Шторм, Томми и Бек, строго говоря, превратились в сирот и плыли теперь по Карибскому морю на единственном оставшемся у нас наследстве, которое к тому же потихоньку погружалось в воду.

Конечно, раньше все было гораздо лучше.

Не хочу хвастаться, но каких-нибудь четыре месяца назад мы были самой классной семьей на свете. И дело не в нас. А в нашем папе. Его звали профессор Том Кидд.

Ну да, точно. Тот самый Том Кидд.

Всемирно известный океанограф и охотник за сокровищами.

Тот самый, который нашел останки испанского галеона «Нуэстра Сеньора дель Мар де Оро», затонувшего в 1621 году у острова Барбадос. (Галеон вез золотые монеты, серебряные слитки и мешочки с колумбийскими изумрудами.) В Азии он нашел затонувший грузовой корабль, который вез несколько тысяч керамических сосудов династии Мин. У берегов Кипра, в Средиземном море, он поднял со дна сундук, битком набитый сияющими драгоценными камнями и всякими религиозными артефактами с бриллиантовыми инкрустациями.

А мы были его командой. Мы тоже были – охотники за сокровищами!

Родители сами обучали нас школьным предметам и заодно учили выживать в реальном мире – без айподов, айфонов, айпадов и доставки пиццы. Ровесников, которые ходили в школу, мы обогнали минимум на два класса.

(Ну, может, к Тугодуму Томми это не относится. Ему семнадцать, он очень озабочен своей внешностью и, наверное, сейчас знает столько же, сколько его ровесники.)

Я никогда не был в торговом центре.

Бек ни разу не делала маникюр и педикюр.

Томми не переступал порог тренажерного зала, но мышцы у него были ого-го.

А Шторм освоила наш бортовой компьютер и теперь способна перегуглить Гугл, потому что помнит наизусть все страницы, которые ей случалось открывать в Интернете.

Ну да – с тех самых пор, как нам с Бек исполнилось три, мы все жили и учились на нашем замечательном паруснике в двадцать метров длиной. Мы учились готовить, брали уроки карате (у папы черный пояс) и тренировались прокладывать курс по звездам.

Вместе с «Потеряшкой» мы видели столько портов и стран, что все и не упомнишь. (Хотя Шторм, наверное, их запомнила – я же говорил, она помнит все, даже пятна от еды у вас на плаще.)

Прошло девять лет. Для нас с Бек совершенно в порядке вещей расшифровать карту, на которой помечены сокровища, нырнуть вместе с папой на морское дно и помочь ему поднять бесценные викинговские щиты с корабля одиннадцатого века, который затонул в датском проливе Скулделев, потому что музей в Осло готов неплохо заплатить, чтобы заполучить эти самые щиты.

Вот бейсбол на заднем дворе для нас совсем не в порядке вещей. Во-первых, трава щекочется. Во-вторых, если играть в бейсбол на корабле, мяч тонет.

Как папа утонул.

Да. До Кипра и до этого Идеального Шторма жизнь на нашей «Потеряшке» была чудесная.

Жаль только, что она вот-вот кончится – корабль пойдет на дно, и мы утонем вместе с ним.

Правда, как справедливо заметила Шторм, может быть, нас съедят акулы.

Глава 2

Думаю, что прозвище Тугодум родители дали моему брату Томми за то, что чаще всего на лице у него написано полное непонимание происходящего.

За исключением тех случаев, когда он ведет яхту.

За штурвалом Томми напоминает лазер: вся мощь в одну точку.

Тянулось время. Истаяли в солнечном небе последние облачка. Томми стоял в рубке, поглядывал на компас и карту и словно бы не замечал палящей жары. А жара была страшенная. Палуба так разогрелась, что ноги у меня шкварчали, будто сосиски на гриле.

– Мы совсем заблудились? – спросил я.

– Сто пудов. – Томми шевельнул штурвалом и взял чуть левее.

– А куда ты держишь курс?

– Никуда. Просто иду по течению.

– По какому течению?

– По экваториальному. Каймановы острова как раз у него на пути.

– Так мы что, дрейфуем?

– Ну да. GPS накрылся. Не понравилось бултыхаться в соленой воде.

К нам подошла Бек. Очки свои она так и не сняла.

– Мы до сих пор течем, – доложила она. – И здорово течем.

Томми кивнул. Он всегда такой расслабленный, хоть тонну плохих новостей ему выложи.

– Не волнуйся. Я подаю горючее только на генераторы, ну, чтобы зарядить трюмные помпы.

Подошла Шторм и осталась стоять на палубе у рубки. Она ела бисквит с начинкой – нашла, должно быть, на камбузе, в воде. Обертка не подкачала, и бисквит совсем не подмок.

– Надо устроить похороны, – сказала она.

У Томми на лице появилось фирменное туго-думное выражение.

– GPS, что ли, хоронить? – спросил он.

– Нет. Папу. И маму.

– Они не умерли, – сказал я.

– Неизвестно еще – вдруг умерли, – заметила Бек.

– Все равно, если неизвестно, хоронить нельзя. Когда неизвестно, положено ждать.

– Чего ждать-то?

– Ну, не знаю. Может, пока будет труп? Тогда уже можно хоронить.

Шторм покачала головой:

– Это вряд ли. Акулы.

И для пущей убедительности звучно откусила от бисквита.

Тогда мы решили устроить похороны в море.

Бек нашла папину любимую яхтенную фуражку – старую, изношенную, всю в пятнах пота, с двумя золотыми якорьками и золотым спасательным кругом между ними. Это была капитанская фуражка. Папа так часто ее носил, что от солнца и соленой воды золото повыцвело и якоря стали просто желтыми.

Эту фуражку подарила папе мама, когда он впервые отправился искать сокровища на собственном судне.

Мы по очереди брали фуражку в руки и вспоминали папу и маму.

Первой вспоминала Бек, самая младшая (я старше ее на две минуты).

– Спасибо вам за самые чудесные дни рождения на свете, – сказала она. – И особенно – за ту прекрасную, замечательную пиратскую голову из кокоса, которую вы мне подарили на Гавайях.

Я улыбнулся. В день рождения мама с папой всегда везли нас с Бек в ближайший порт, и там мы выбирали себе самые классные подарки на день рождения. Я больше всего любил самурайский меч, который мне купили в Гонконге. А вместо торта с мороженым мы всегда ели какие-нибудь экзотические сладости из тех, что больше всего любили местные жители. Иногда эти сладости продавали горящими, так что мы задували их вместо свечек.

Наступила моя очередь.

– Я помню, как папа с мамой впервые взяли нас с Бек под воду. Не когда учили нырять, а когда мы впервые опустились к настоящему затонувшему кораблю. Мы там нашли клевые древнеримские монеты. Я потом спросил папу – не он ли это подбросил монеты, чтобы мы с Бек их нашли.

– И что он сказал? – спросила Бек – видно, сама задавалась тем же вопросом.

Я покачал головой.

– Что не он. Папа сказал, что море с нами не будет нянчиться, так что и они с мамой тоже не станут. Мы нашли монеты по-честному. И стали настоящими охотниками за сокровищами. Спасибо, папа. Спасибо, что научил нас справляться со всем, что только бывает в океане и в жизни.

– Ну, не со всем, – заметила Шторм и широко повела руками, охватив своим жестом судно, море и все наше невероятно сложное положение в целом.

Мы так и уставились на нее.

– Простите, – пробормотала она.

– Не паникуй, – сказал я, потому что мне нравилось, как это обычно говорил Томми. – Твоя очередь, Шторм.

– Ага. Помните, мы как-то раз стояли в бухте рядом с яхтой в 30 метров длиной? «Задавака», помните?

Я кивнул.

– Там еще были богатые детки, их родители никак не могли запустить свой выпендрежный двигатель.

– Ну да. В общем, папа тогда нашел на затонувшем пиратском корабле кинжал, сидел на палубе и чистил его. А день был жаркий, и я решила окунуться. А вредные мальчишки с яхты начали орать и дразниться тюленем и пузатой медузой.

Томми засмеялся:

– Ой, помню! Папа зажал кинжал в зубах, схватил веревку и перелетел на «Задаваку» в точности как пират.

Бек подхватила:

– И сказал: «Что, ребята, с двигателем проблемы? Ах, какая жалость – до ближайшего механика миль сто. Собственно, здесь вам может помочь только один человек – моя красавица-дочка, вон та симпатичная девочка, которая плавает вокруг яхты».

Шторм изо всех сил сдерживала слезы, поэтому вместо нее историю закончил я:

– «Потому что, – сказал папа, – понимаете ли, наша Шторм Кидд помнит наизусть все инструкции по обслуживанию и ремонту любых судов. И ваш плавучий особняк – не исключение».

– А потом ты починила им двигатель, – сказал Томми.

– Это папа меня попросил, – ответила Шторм, вытирая глаза кулаком. – Что еще прикажешь делать «красавице-дочке»? Ладно, Томми, давай теперь ты.

Томми неуклюже тискал в руках папину фуражку.

– Ага. Ну… спасибо, папа… спасибо, мама… за… ну, за все.

Мы дружно кивнули. Потому что он все правильно сказал.

Томми бросил папину фуражку в море.

Мы стояли и смотрели, как волны медленно несут ее прочь.

Глава 3

Надо, пожалуй, еще кое-что рассказать о нас с Бек. Дело в том, что иногда мы бранимся без остановки. Родители называли это «Близнецовыми тирадами».

Конечно, когда папа с мамой только придумали это название, я не знал, что такое тирада.

Мама – она преподавала нам английский – заставила меня посмотреть это слово в словаре. «Тирада – продолжительный монолог, служащий для выражения злости и упрека».

Вообще мы довольно часто орем друг на друга и по-всякому обзываемся (у меня получается лучше, чем у Бек, – я же писатель, а она – художница). Но недолго (так что «продолжительным монологом» наши Близнецовые тирады не назовешь). Собственно говоря, обычно мы ругаемся секунд шестьдесят, а потом устаем. Ну, как летний шквал на Багамах – гром, молния, а потом вдруг раз, и над головой чистое небо.

Ну и вот, мы с Ребеккой (я ее так зову, только когда злюсь) таскали ведра с водой из моторного отсека и как-то внезапно переругались.

– Слушай, Бик, нам нужен план, – сказала она, выскакивая на палубу так поспешно, что вода в обоих ведрах плюхнула и выплеснулась на палубу.

– У Томми и так все спланировано, – сказал я. – Будем плыть по течению до Каймановых островов. Там сокровища.

– Да нет же, Бикфорд! (Да, она меня тоже зовет полным именем, только когда злится.) Нам нужно продумать все, общую картину!

– Так тебе картину или план, Ребекка?

– Не придуривайся! Надо придумать план, самый лучший! Не просто хороший, а самый лучший!

– А кто нам скажет, что для нас лучше всего?

– Мы сами!

– «Мы» – это, надо понимать, вы, мисс Командирша?

– Тупица! – взорвалась Бек и покраснела почище вареного лобстера. – Если бы я хотела сказать «я» – так бы и сказала! А я сказала – «мы»!

– А как же Томми и Шторм?

– Они тоже – «мы».

– А вот и нет. Головой подумай, Эйнштейн. Мы – двойняшки. А не четверняшки.

– Мы – это мы. Вся семья.

– Ну так бы и сказала.

– Я и сказала.

– Когда?

– Только что.

– Да ну?

– Ну да!

– А, ясно. Ну, извини.

– Ладно.

– Мы классные, правда?

– А то.

Собственно, на этом наша Близнецовая тирада и кончилась.

Мы с Бек пошли в кокпит, в рубку.

– Слушай, Томми, – сказала Бек.

– Шторм! – позвал я.

– Нам нужен план! – выпалили мы вместе.

Томми кивнул:

– Точно. С планом у меня затык.

Шторм вылила за борт воду из ведра и пришла к нам на ют.

– И какой у вас план? – спросила она.

– Во-первых, надо выжить, – сказал я.

– Ладно, – согласился Томми. – Как?

– Легко и просто, – ответила Бек. – Мама с папой нас всему научили.

Шторм кивнула. Через секунду кивнул и Томми.

– Нужно ограничить выдачу пищи и питьевой воды, – сказала Шторм. – Я составлю рацион на компьютере.

– А я ночью сориентируюсь по звездам, – сказал Томми. – Триангуляция, то-се. Чтобы точно знать, что течение несет нас куда надо.

Потом они повернулись к нам с Бек:

– Так, дальше что?

С ума сойти – старшие брат с сестрой словно бы с радостью отдавали нам командование нашим еще пока плавучим несчастьем.

– Ну, – сказал я, – потом будем делать то же, что обычно.

– Охотиться за сокровищами? – поднял бровь Томми.

– Без мамы и папы? – спросила Шторм.

– А почему бы и нет? – сказала Бек.

– Это наш семейный бизнес, – сказал я, чтобы завершить ее мысль. (Да, близнецы и так тоже умеют.) – Только нужно найти папину карту Каймановых островов, ту, где помечены сокровища.

– И не забудьте, – сказала Бек, – все, что нужно, мы уже умеем. Мы умеем управлять кораблем. Умеем ловить рыбу и добывать пищу.

– А Томми проложит курс куда угодно, хоть за семь морей, – сказал я.

Томми кивнул, изо всех сил сохраняя скромный вид.

– Это запросто.

– А ты, Шторм, – сказала Бек, – справишься с любым компьютером.

– А еще я умею определять, где можно найти сокровища, – добавила Шторм.

– Я могу вести переговоры с поставщиками через Интернет, – сказала Бек. – Только пусть Томми сначала починит спутниковую тарелку.

– Это первым делом, – сказал Томми. – Прибудем в порт – сразу починю. И еще куплю себе чизбургер. С жареной картошкой.

– Мы и без взрослых вполне справимся, – добавил я. – Ну и потом, вы что, правда не хотите больше искать сокровища? Хотите жить скучной сухопутной жизнью – школа, магазин, замороженные рыбные палочки?

Все замотали головами.

Бек сделала вид, что ее тошнит.

Дело-то было вот в чем: мы всю жизнь прожили в море, пережили множество приключений, и на суше нам было бы очень-очень плохо. Мы даже пиратов встречали! Настоящих! Не какие-нибудь там восковые фигуры из Дисней Уорлд.

Мы, Кидды-младшие, были вроде тех диких и необузданных существ из книжки с картинками, которую читал нам папа, когда мы с Бек были совсем маленькие. В книжке рассказывалось, как по океану плыл маленький кораблик, а на кораблике был мальчик по имени Макс, который держал руль день и ночь.

– Справимся, – подытожила Бек.

– Наверняка, – согласился Томми.

– Без сомнения, – вторила им Шторм.

Я сделал шаг вперед:

– Итак, прошу поднять руки всех, кто голосует за продолжение деятельности компании «Семейство Кидд – охотники за сокровищами».