Текст книги "Кошки-мышки"

Глава 26

Мы с Сэмпсоном поздоровались с детективом и его молодым напарником, который, как казалось, во всем разделял мнение Голдмана. На Маннинге была голубая спортивная рубашка, три верхние пуговицы которой он расстегнул. В вырезе виднелась полосатая майка и густейшая серебристо-рыжая поросль, доходящая до самого подбородка. Напарник Голдмана облачился с ног до головы во все черное. И если говорить о странных парах, то Оскар и Феликс были мне как-то ближе.

Свое повествование Маннинг начал с того, что нам уже было известно о происшедшем на «Пенн-стейшн». Нью-йоркский детектив весь излучал энергию и трещал как пулемет. Свои слова он подкреплял оживленной жестикуляцией и, казалось, ни на минуту не сомневался в своих способностях и правильности поступков. То, что он вызвал нас принять участие в расследовании, только доказывало это. Наше появление его ничуть не смущало.

– Нам известно, что убийца поднялся по лестнице от платформы номер десять, точно так же, как только что сделали вы. Мы уже побеседовали с тремя пассажирами, которые, возможно, видели убийцу в поезде «Метролайнер», прибывшем из Вашингтона, – объяснял Голдман. Его смуглый темноволосый напарник хранил мертвое молчание. – Тем не менее мы не располагаем достоверным описанием внешности преступника. Каждый из троих опрошенных выдвигает на этот счет свою версию, что для меня совершенно непонятно. Может быть, вы хоть как-то проясните ситуацию?

– Если это был действительно Сонеджи, то он непревзойденный мастер по части грима и переодевания. Ему доставляет удовольствие дурачить окружающих, а в особенности полицейских. Кстати, известно ли, где он сел на поезд? – поинтересовался я.

Голдман сверился с записями в своем блокноте в черной кожаной обложке:

– Этот поезд останавливался в Балтиморе, Филадельфии, Уилмингтоне, на Принстон-Джанкшн, пока не прибыл сюда. Мы предполагаем, что преступник сел на поезд именно в Вашингтоне.

Я посмотрел на Сэмпсона, потом вновь на нью-йоркских детективов:

– Сонеджи когда-то проживал с женой и маленькой дочерью в Уилмингтоне. А родился и вырос он в пригороде Принстона.

– Этой информацией мы не располагали, – признался Голдман.

Я обратил внимание, что, разговаривая, Маннинг обращается исключительно ко мне, словно Сэмпсона и Гроуза вообще не существовало. Это было странно и производило неприятное впечатление.

– Достань мне расписание вчерашнего «Метролайнера». Того самого, что прибыл в 5.10. Хочу еще раз проверить все остановки по пути следования! – почти гавкнул Маннинг на Гроуза. Молодой детектив тут же бросился исполнять приказ.

– Мы слышали, что у вас тут три жертвы, – заговорил наконец Сэмпсон. Я знал, что последние несколько минут Джон составлял о Голдмане свое мнение, и по тону, каким он обратился к детективу, можно было смело сказать, что Сэмпсон внес Маннинга в разряд «задница номер один».

– Об этом говорится на первых страницах всех газет, – процедил сквозь зубы Голдман. Он продолжал держаться нагло и грубо.

– Причина, по которой я поинтересовался… – сказал Сэмпсон, из последних сил сохраняя хладнокровие.

Голдман оборвал его совсем уж хамским жестом, махнув своей лапой чуть ли не перед лицом Джона:

– Лучше я покажу вам место преступления. – Детектив по-прежнему обращался исключительно ко мне. – Может быть, это натолкнет вас еще на какие-нибудь соображения относительно Сонеджи.

– Детектив Сэмпсон, кажется, обратился к вам с вопросом, – напомнил я.

– Считаю его вопрос бессмысленным. У меня нет времени на пустопорожние беседы. Давайте пошевеливаться. Сонеджи на свободе в моем городе.

– Вы имеете представление о ножах? Вам часто приходилось видеть жертвы резни? – вновь подал голос Сэмпсон, и я понял, что терпение его исчерпано. Черной горой он навис над Маннингом. А если быть точнее, то мы сделали это вдвоем.

– Да. Приходилось, и неоднократно, – ответил детектив. – И мне известно, к чему вы клоните. Для Сонеджи совершенно нехарактерно то, что во всех трех случаях он воспользовался именно ножом. Что же касается орудия убийства, оно представляет собой змеевидное лезвие исключительной заточки. Он полосовал свои жертвы, словно опытный хирург из Нью-Йоркского медицинского центра. Ах да! Сонеджи нанес на кончик лезвия цианид. Он убивает почти мгновенно. Я только-только хотел рассказать об этом.

Сэмпсон от неожиданности отпрянул. Использование яда для нас обоих явилось потрясающей новостью. Мы с Джоном прекрасно понимали, что нам следует выслушать все, что сможет рассказать Голдман. Сейчас не время было переходить на личности или выяснять отношения.

– Были ли раньше известны случаи использования Сонеджи ножей или ядов? – спросил Голдман, с упорством идиота по-прежнему беседуя лишь со мной.

Я уже начал догадываться, что он просто решил использовать меня, выкачав всю полезную информацию. Меня это ничуть не возмутило: делиться информацией в нашей профессии считалось самым обычным делом.

– Нож? Однажды он зарезал агента ФБР. Насчет яда ничего сказать не могу. Хотя меня не удивило бы и это. С детства Сонеджи стрелял из всевозможных пистолетов и винтовок. Ему нравится убивать, детектив Голдман. К тому же он быстро обучается: мог приноровиться и к ножам, и к ядам.

– Поверьте мне, так оно и случилось. Он пробыл здесь всего пару минут, а в результате – три покойника! – И детектив прищелкнул пальцами.

– Много ли крови было на месте убийств? – Я задал вопрос, который не давал мне покоя всю дорогу от Вашингтона.

– Здесь было просто море крови. Он наносил очень глубокие раны, а в двух случаях перерезал горло. А что такое?

– Вероятно, именно с кровью и есть какая-то связь, – пояснил я. – Стреляя в Вашингтоне, Сонеджи тоже устроил буквально какое-то кровавое месиво, использовав разрывные пули. И все это преследовало определенную цель. Мало того, на своем оружии он оставил следы моей крови, – открылся я Голдману.

«Возможно, Гэри известно, что я уже в Нью-Йорке, – мысленно произнес я. – Вот только теперь не понятно, кто из нас кого выслеживает».

Глава 27

В течение следующего часа Голдман водил нас по вокзалу, показывая места убийств. Контуры тел еще оставались на полу, а отгороженные участки приманивали толпы зевак в и без того переполненный терминал.

Когда мы закончили обследование вокзала, нью-йоркские детективы вывели нас на улицу, где, по их предположению, Сонеджи взял такси и отправился в город.

Я изучал Голдмана и его стиль работы. Маннинг показался мне достаточно хорошим полицейским. Особенно мне понравилась его походка: он задирал нос чуть выше, чем все остальные простые смертные. Это придавало ему надменный вид, несмотря на странную манеру одеваться.

– Я бы скорее предположил, что он скрылся на метро, – высказался я, когда мы очутились на шумной Восьмой авеню. Над нашими головами висел огромный транспарант, оповещающий горожан о том, что «Кисс» будут выступать в «Мэдисон-Сквер-Гарден». Какая жалость! Я пропускаю такой концерт!

Голдман широко улыбнулся:

– Я подумал о том же. Мнения свидетелей расходятся и по этому поводу. Сейчас меня интересует ваше. Лично я считаю, что Сонеджи воспользовался метро.

– Поезда имеют для него особое значение. Они как бы часть определенного ритуала. Он с детства мечтал об игрушечной железной дороге, но его желание так и не исполнилось.

– Quod erat demonstrandum,[2]2
  Что и требовалось доказать (лат.).


[Закрыть] – произнес Голдман и ухмыльнулся. – Поэтому он и убивает людей на вокзалах. Теперь мне все понятно. Удивительно, как он вообще не взорвал весь поезд, к чертовой матери.

Даже Сэмпсон рассмеялся, услышав, как Голдман все это подал.

Закончив осмотр вокзала и прилегающих улиц, мы отправились в главное полицейское управление. К четырем часам я уже знал, какие меры принимает полиция Нью-Йорка, руководствуясь информацией Голдмана.

Что до меня, то я уже почти не сомневался, что убийцей на «Пенн-стейшн» является именно Сонеджи. Дозвонившись до Бостона, Филли и Балтимора, я тактично предложил местной полиции обращать особое внимание на пассажирские терминалы их вокзалов. Тот же совет получили от меня Кайл Крейг и ФБР.

– А теперь мы собираемся назад в Вашингтон, – обратился я к Голдману и Гроузу. – Спасибо, что пригласили нас поучаствовать. Это нам здорово поможет.

– Если будет что-то новенькое, я обязательно свяжусь с вами. И вы сделайте то же самое, ладно? – Маннинг протянул мне руку, и мы попрощались. – Я абсолютно уверен в том, что мы еще услышим о Сонеджи.

Мне оставалось лишь согласно кивнуть: я тоже в этом не сомневался.

Глава 28

Мысленно Гэри Сонеджи пребывал сейчас в 1966 году, в компании Чарлза Джозефа Уитмана, лежа рядом с ним на крыше высотного здания Техасского университета.

И все это помещалось в его невероятном уме!

Много-много раз он так же лежал вместе с Уитманом и после 1966 года, когда этот маньяк-убийца стал для Гэри чем-то вроде образца для подражания. С годами личности других преступников захватывали его воображение, но Чарли Уитман занимал среди них все-таки первое место. То был настоящий американец, каких теперь осталось немного.

Вот, давайте посмотрим – Сонеджи мысленно листал картотеку своих любимчиков. Джеймс Герберти устроил пальбу без предупреждения в ресторане «Макдоналдс» в Калифорнии. Перестрелял двадцать одного посетителя, да причем с такой скоростью, что те не успели выпустить из рук свои жирные гамбургеры. Несколько лет назад Сонеджи проделал то же самое в подражание своему кумиру. Вот тогда-то он и встретился с Кроссом впервые.

Следующий, о ком он вспомнил, был почтальон Патрик Шерилл. Тот стер с лица земли четырнадцать своих коллег в Оклахоме и скорее всего являлся родоначальником той паранойи, с которой американцы стали относиться к почтальонам. Из более поздних любимцев Гэри стоило упомянуть и о Мартине Брайанте, отбывавшем срок в исправительной колонии на Тасмании. Заслуживал внимания и Томас Уотт Гамильтон. Его имя, связанное с массовым расстрелом в одной из школ Шотландии, надолго осталось в памяти многих людей по всему миру.

Гэри Сонеджи отчаянно хотелось того же: будоражить умы людей по всему свету и занимать достойное место в сайтах Интернета. И он добьется своего. Он уже давно продумал, как это осуществить.

Но Чарлз Уитман по-прежнему вызывал у Гэри сентиментальные чувства и оставался его любимчиком. Уитман был первым и стал для Гэри Злым Мальчиком из Техаса.

Господи, сколько же раз Гэри лежал рядом с ним на крыше университета, под слепящим августовским солнцем! Рядом со Злым Мальчиком Чарли.

И все это помещалось в его невероятном уме!

Двадцатипятилетний Уитман был студентом архитектурного факультета Техасского университета, когда устроил свою знаменитую мясорубку. Он затащил на обзорную площадку башни целый арсенал. Башня из известняка возвышалась над студенческим городком футов на триста, и Чарли наверняка ощущал себя Богом.

Прежде чем занять позицию на крыше, он расправился со своими женой и матерью. В тот день по сравнению с Уитманом сам Чарли Старкуэтер казался жалким щенком. То же самое можно сказать и о Дике Хикоке и Перри Смите, двух отбросах-панках, которых Труман Капоте обессмертил в своей книге «Хладнокровие». Перед Уитманом они действительно смотрелись как отбросы.

Сонеджи никогда не забывал отрывок из статьи в «Тайм», описывающей историю техасского побоища. Гэри мог слово в слово повторить его и сейчас: «Как многие массовые убийцы, Уитман с детства считался образцовым мальчиком. Таких, как он, матери, живущие по соседству, всегда ставят в пример своим непутевым чадам. Чарли даже работал в алтаре римской католической церкви и был разносчиком газет».

Вот это да, черт побери!

Еще один специалист менять личину, однако. Никто и не ведал, о чем Чарли думает и что в конце концов сотворит.

Он удобно расположился прямо под цифрой «VI» циферблата часов башни. В 11.48 утра Чарлз Уитман открыл огонь. Рядом с ним на окружающем верхушку башни шестифутовом бордюре были аккуратно разложены: мачете, большой охотничий нож, шестимиллиметровая винтовка «ремингтон», «ремингтон» 35-го калибра, пистолет «люгер», а также револьвер «смит-вессон».

Полиция штата при поддержке местных служителей закона выпустила тысячи пуль по башне, буквально превратив в пыль циферблат часов. Тем не менее им потребовалось более полутора часов, чтобы расправиться с Чарли Уитманом. Весь мир был поражен наглостью, бесстрашием и уникальностью такого поступка. Весь мир, мать его, обратил на него внимание!

Вдруг кто-то постучал в дверь гостиничного номера, где Сонеджи предавался воспоминаниям. Этот звук вернул его к действительности. Гэри тут же вспомнил, где находится.

А пребывал он в данный момент в Нью-Йорке, в гостинице «Плаза», в номере 419, о которой он не раз читал еще в детстве. Сколько раз Гэри мечтал о том, как, прибыв поездом в Нью-Йорк, остановится именно в «Плаза». Что ж, его мечта исполнилась, и он здесь.

– Кто там? – крикнул он с кровати, доставая из-под матраса полуавтоматический пистолет и прицеливаясь в дверной глазок.

– Горничная, – донесся женский голос с испанским акцентом. – Может, вы желаете, чтобы я разобрала постель?

– Нет, мне вполне удобно, – отозвался Сонеджи и подумал: «И это действительно так, сеньорита. Мне нужно подготовиться к тому, чтобы выставить нью-йоркскую полицию кучей тупиц, каковой она и является на самом деле. Забудьте о белье и не предлагайте мне сладостей. Уже слишком поздно что-либо менять».

Однако Гэри тут же передумал:

– Эй! Несите-ка мне сюда мятных конфет в шоколадной глазури. Я их просто обожаю. Мне сейчас вдруг очень захотелось сладенького.

Гэри Сонеджи приподнялся на кровати и не переставал улыбаться, пока горничная отпирала дверь и входила в номер. Сначала Гэри хотелось сотворить с этой тупой служанкой что-нибудь этакое, но потом он решил, что это не самая умная мысль. Он желал провести хотя бы одну спокойную ночь в «Плаза». Ведь он столько лет об этом мечтал! Игра стоила свеч.

Больше всего Гэри нравилось ощущение того, что никто и не подозревает, чем все закончится.

А уж чем завершится его нынешняя затея, тем более никто не догадается.

Ни Алекс Кросс, ни единая живая душа во всей Вселенной.

Глава 29

Я поклялся, что в этот раз не позволю Сонеджи превзойти меня. Я не допущу, чтобы он снова завладел моей душой. Мне удалось добраться из Нью-Йорка до дома как раз к позднему обеду. Вместе с Деймоном и Дженни мы навели внизу порядок и уселись за стол. Музыкальный фон создавала тихая мелодия Кита Джаретта. Все выглядело очень мило, и казалось, что так должно быть всегда.

– У меня такое впечатление, папочка, – болтала Дженни, помогая расставлять посуду, которую мы с Марией собирали долгие годы, – что ты специально вернулся из Нью-Йорка прямо к обеду. Это так здорово! Я просто поражена!

Она вся светилась от удовольствия, постоянно хихикала, шлепала меня от радости по руке, пока мы сервировали стол. Сегодня я был «хорошим папочкой», и Дженни по мере сил пыталась убедить меня в этом.

Я с достоинством поклонился:

– Спасибо, дорогая дочь. Кстати, насчет Нью-Йорка: как ты полагаешь, насколько далеко он находится?

– В милях или в километрах? – встрял в разговор Деймон, который в это время скручивал салфетки веером, как это принято в дорогих ресторанах. Деймон всегда способен быстро и по теме поддержать беседу.

– Меня устроит любая цифра, – кивнул я.

– Приблизительно двести сорок восемь миль в один конец! – выпалила Дженни. – Что скажешь?

Я, состроив смешную рожицу, как мог, выпучил глаза, а потом закатил их к потолку:

– Ну, теперь уже я просто поражен. Отлично, Дженни. – Я и сам запросто могу вовремя вставить нужное слово.

Дженни присела в шутливом реверансе.

– О расстоянии до Нью-Йорка я с утра расспрашивала Нану, – призналась дочь. – Так годится?

– Это было умно! – высказал свое мнение Деймон. – Настоящее исследование.

– Умно, умно, – согласился я, и мы дружно расхохотались над изворотливостью и сообразительностью Дженни.

– А туда и обратно наберется четыреста девяносто шесть миль, – подытожил Деймон.

– Да вы оба у меня… умники! – игриво и громко воскликнул я. – По нахальству и находчивости вам просто нет равных!

– Что здесь творится? Или я пропустила что-то важное? – наконец подала голос Нана с кухни, откуда доносились соблазнительные запахи ее стряпни. Насколько я изучил характер бабули, она терпеть не может быть не в курсе происходящего. Особенно когда речь идет о нашем доме.

– Эта парочка поражает меня своим интеллектом и эрудицией! – крикнул я в ответ.

– Если ты свяжешься с этими школярами, Алекс, проиграешь последнюю рубашку, – предупредила Нана. – Их жажда знаний не имеет границ. Скоро оба превратятся в настоящих энциклопедистов.

– Эн-ци-клоп… – начала Дженни, но, дойдя до «клопа», тут же принялась хохотать. – Кекуок! – весело выкрикнула она и исполнила несколько па старинного зажигательного танца, популярного еще во времена рабовладения. Когда-то, сидя за роялем, я научил ее этому. Мелодию кекуока можно считать прародительницей современного джаза. Этакий демократический сплав музыки Западной Африки, классических мелодий и европейских маршей.

Во времена рабовладения тот, кто лучше исполнял кекуок, получал в награду нечто вроде пирога или кекса, откуда и пошло само название.

Все это Дженни, конечно же, знала и, кроме того, могла разнообразить старинный танец современными фигурами. Не говоря уже о том, что ей с легкостью давались и знаменитая «слоновья походка» Джеймса Брауна, и «лунный шаг» Майкла Джексона.

После обеда мы дружно вымыли посуду, а потом спустились в подвал, где занялись боксом. Такие уроки у нас проводились один раз в две недели. Будучи умниками, мои детишки все равно оставались еще и крутыми маленькими зверьками. Эту парочку в школе никто не осмеливался и пальцем тронуть. «Мозги и приличный хук слева, – хвастается иногда Дженни, – против этого не устоит никто».

Закончив наше побоище, мы снова возвратились в гостиную. Кошка Рози тут же заняла свое место на коленях у Дженни. Мы смотрели по телевизору бейсбольный матч, когда Гэри Сонеджи опять занял мои мысли.

Из всех убийц, с которыми мне приходилось схватываться, он был самым страшным. Ясное мышление и одержимость удивительным образом сочетались у Сонеджи с «моральной изношенностью» – такой термин я почерпнул, еще будучи студентом института Джона Хопкинса. Мощное воображение подогревалось у Сонеджи неумеренной злостью, что заставляло его действовать целенаправленно и в соответствии со своими фантазиями.

Несколько месяцев назад он позвонил мне и сообщил, что оставил нам маленький подарок – кошечку. Гэри знал о том, что мы приютили и полюбили нашу Рози. Он предупредил, что при каждом взгляде на нее я невольно буду думать: «Гэри в доме. Гэри здесь».

Тогда мне показалось, что, случайно заметив у нашего дома бездомного котенка, Сонеджи просто выдумал эту историю про свой подарок. Гэри любил врать, особенно если его ложь причиняла людям боль. Однако вчера, после всех его новых похождений, я невольно косо взглянул в сторону Рози, что меня жутко испугало.

Гэри в доме. Гэри здесь.

Я чуть было не вышвырнул кошку из дома в тот же момент, но потом решил все-таки подождать до утра и уже тогда подумать, как с ней поступить. Черт бы тебя подрал, Сонеджи! Какого дьявола тебе от меня надо? И что тебе нужно от моей семьи?

Что он мог проделать с Рози перед тем, как оставить ее у нашего порога?

Глава 30

Я чувствовал себя предателем по отношению к детям и маленькой Рози. Я сам себе казался недочеловеком, когда на следующее утро преодолевал тридцать шесть миль до Квонтико. Возможно, я обманывал доверие детей, делая что-то очень нехорошее, но другого выхода у меня не было.

В начале путешествия я засадил Рози в подобие тюрьмы: проволочный контейнер для перевозки домашних животных. Бедное существо так орало, мяукало и царапало решетку, что я не выдержал и выпустил кошку.

– Только веди себя прилично, – предупредил я ее, а потом добавил: – Но если тебе приспичило – хоть оборись.

Мой поступок относительно Рози лежал на мне тяжелым грузом вины. Она заставила меня чувствовать себя несчастным, чему скорее всего научилась у Дженни и Деймона. Правда, она и не предполагала, что на меня можно обидеться еще и не так, но кто знает… У кошек такая развитая интуиция.

Я боялся, что нашу прекрасную рыжевато-бурую абиссинку придется усыпить сегодняшним же утром. И не представлял себе, как смогу объяснить свои действия детям.

– Только не надо царапать сиденья. И не вздумай запрыгнуть мне на голову, – продолжал внушать я Рози, только уже более ласковым, примирительным тоном.

Она мяукнула еще несколько раз, и наша дальнейшая поездка до штаб-квартиры ФБР в Квонтико складывалась вполне сносно. Я заранее договорился с Четом Эллиоттом, работающим в научной лаборатории. Он ожидал меня и Рози. Кошка удобно устроилась на одной руке, а в другой я тащил ее клетку.

Теперь приближался самый неприятный момент. А тут еще Рози, приподнявшись на задних лапах, прижалась мордочкой к моему подбородку. Я заглянул в ее красивые зеленые глаза, и это было невыносимо.

Чет уже облачился в защитную одежду – белый плащ, пластиковые перчатки и даже натянул огромные защитные очки с тонированными стеклами. Он смахивал на персонаж из фантастического триллера. Чет уставился сначала на меня, затем на Рози и наконец выдавил:

– Что за жуткая наука!

– И что теперь должно произойти? – поинтересовался я. Увидев Чета в таком одеянии, я почувствовал, как мое сердце рухнуло куда-то вниз. Он слишком серьезно отреагировал на мою просьбу.

– Ты пока пройди в административный корпус. С тобой хочет встретиться Кайл Крейг. У него есть что-то важное, хотя у Кайла все всегда важное и не может подождать ни секунды. Сейчас он помешался на деле мистера Смита. Да и кто не сходит с ума по этому поводу? Этот Смит – подонок из подонков, Алекс.

– А что будет с Рози?

– Для начала – рентген. Но надеюсь, что твой Рыжик не таскает внутри себя бомбу, заложенную Сонеджи. Если никакой взрывчатки в ней нет, наступит очередь токсикологической экспертизы. Проверка на наличие ядов и наркотических веществ в тканях. Ты пока отправляйся к дядюшке Кайлу. Рыжику со мной будет неплохо. Я буду предельно аккуратен: в моей семье все – закоренелые любители кошек. Да я и сам «кошатник», неужели не видно? Я умею обращаться с животными.

Сказав это, Эллиотт тряхнул головой, и защитные очки упали ему на грудь. Рози тут же принялась тереться о его руки, и я понял, что кошке ничего не грозит. По крайней мере в настоящий момент.

Волноваться, возможно, придется позже, и от этой мысли на глаза заранее наворачивались слезы.