Текст книги "Незападная история науки: Открытия, о которых мы не знали"

Исаак Ньютон родился в Линкольншире на Рождество 1642 г. Он никогда не покидал пределов Англии и почти половину взрослой жизни провел в Кембридже, где в 1669 г. получил престижную должность Лукасовского профессора математики (именная профессура Кембриджского университета в честь благотворителя Генри Лукаса, священника и политика), а оставшиеся годы жизни провел в Лондоне, работая директором Королевского монетного двора. Однако Ньютон вовсе не жил в замкнутом мирке. Если внимательно изучить его труды, становится очевидно, что он опирался на информацию, поступавшую со всего мира: то был мир, где совершали круговорот его же деньги, вложенные в работорговлю и Британскую Ост-Индскую компанию. Значительную часть сведений, использованных Ньютоном в «Началах», он получил у исследователей и астрономов, путешествовавших на невольничьих и торговых судах{163}163
  Schaffer, 'Newton on the Beach'.


[Закрыть].

Сердцевиной ньютоновских «Начал» был закон всемирного тяготения. Для нас с вами идея гравитации настолько привычна, что мы едва ли можем оценить всю ее значимость. Люди всегда знали, что тяжелые тела падают на землю. Но теория Ньютона была гораздо сложнее. Он утверждал, что любое материальное тело, будь то яблоко или Земля, обладает невидимой силой, которая притягивает к себе любое другое материальное тело. Иными словами, когда яблоко падает на Землю, Земля и яблоко притягивают друг друга. Более того, Ньютон сумел описать эту силу с математической точностью: нужно просто умножить массы двух тел и разделить произведение на квадрат расстояния между ними. Это объясняло, почему тела с большей массой (например, Земля) создают более сильное гравитационное притяжение, чем тела с меньшей массой (например, яблоко), и почему на большом расстоянии тела оказывают друг на друга меньшее гравитационное влияние, чем будучи расположенными близко друг к другу.

Как у Ньютона родилась эта идея? Вопреки популярной легенде, не потому, что ему на голову упало яблоко. В ключевом фрагменте «Начал» Ньютон ссылался на эксперименты французского астронома Жана Рише. В 1672 г. Рише посетил французскую колонию Кайенна в Южной Америке. Экспедиция была организована на деньги короля Людовика XIV, финансировавшего Королевскую академию наук в Париже, а также при поддержке Французской Вест-Индской компании, предоставившей корабль, на котором Рише пересек Атлантику. В Кайенне Рише провел ряд астрономических наблюдений, уделив основное внимание движению планет и каталогизации звезд в районе экватора. Эти новые астрономические данные, помимо прочего, могли пригодиться мореплавателям для расчета местоположения в море и тем самым позволить французскому военно-морскому флоту совершать походы по всему миру. Королевская академия наук была основана в 1666 г. для поддержки научных путешествий именно такого рода. Жан-Батист Кольбер, министр финансов при Людовике XIV, убедил короля учредить национальную научную академию, деятельность которой способствовала бы дальнейшей экспансии Французской империи. Выбор Кайенны в качестве цели для одной из первых научных экспедиций был весьма показателен: эта колония недавно вернулась под контроль Франции в результате Второй англо-голландской войны (1665–1667 гг.). Отправляясь в Кайенну, Рише тем самым предъявлял как научные, так и территориальные претензии от лица французского государства{164}164
  Isaac Newton, The Principia: The Authoritative Translation and Guide, пер. I. Bernard Cohen and Anne Whitman (Berkeley: The University of California Press, 2016), 829–832, John Olmsted, 'The Scientific Expedition of Jean Richer to Cayenne (1672–1673)', Isis 34 (1942), Nicholas Dew, 'Scientific Travel in the Atlantic World: The French Expedition to Gorée and the Antilles, 1681–1683', The British Journal for the History of Science 43 (2010) и Nicholas Dew, 'Vers la ligne: Circulating Measurements around the French Atlantic', в Science and Empire in the Atlantic World, eds. James Delbourgo and Nicholas Dew (New York: Routledge, 2008).


[Закрыть].

В Кайенне Рише также провел ряд экспериментов с маятниковыми часами – сравнительно новым (1653 г.) изобретением голландского математика Христиана Гюйгенса. Гюйгенс понял, что маятник качается с постоянной скоростью, пропорциональной его длине[4]4
  Это немного неточное описание открытия Гюйгенса. В действительности он установил, что при небольших амплитудах частота колебаний маятника не зависит от амплитуды, а период колебаний пропорционален квадратному корню его длины.


[Закрыть], что делает его идеальным средством для измерения времени. В частности, маятник длиной чуть менее метра совершает одно колебание из стороны в сторону ровно за одну секунду. Этот «секундный маятник» оказался исключительно полезным инструментом для астрономов, которые занимались отслеживанием движения звезд и планет. Но Рише столкнулся со странной проблемой. В Кайенне он обнаружил, что его тщательно выверенные в Париже часы вдруг начали отставать: колебание маятника из стороны в сторону занимало более секунды. За сутки отставание составляло больше двух минут. Длину маятника Рише проверял и перепроверял еще во Франции. Но здесь, в Южной Америке, для восстановления правильного хода часов потребовалось немного уменьшить длину маятника{165}165
  Olmsted, 'The Scientific Expedition of Jean Richer', 118–122 и Jean Richer, Observations astronomiques et physiques faites en l'Isle de Caienne (Paris: De l'Imprimerie Royale, 1679).


[Закрыть].

Это озадачило Рише, и несколько лет спустя он повторил эксперимент. В 1681 г. Королевская академия наук дала ему денег на вторую поездку, на этот раз в Западную Африку. И вновь экспедиция Рише переплелась с миром рабства и колониальной экспансии. Он сел на корабль французской Сенегальской компании и через два месяца плавания прибыл на остров Горе́ недалеко от побережья Сенегамбии, исторической области на территории современного Сенегала. Как и Кайенна, Горе был французской колонией, недавно отвоеванной у голландцев. Небольшой остров служил удобной базой для французских работорговцев. Тысячи африканских мужчин, женщин и детей томились здесь в тесных и душных подвалах в ожидании отправки в Новый Свет. Рише поселился в комнатах, расположенных над одним из таких подвалов, и, как жаловался его помощник в характерной для тех времен расистской манере, «нам приходится жить рядом с неграми». Через четыре месяца после проведения экспериментов с маятником на Горе Рише вновь пересек Атлантику – и вновь на корабле французской Сенегальской компании, который на этот раз вез более 250 африканских рабов на Карибы, в Гваделупу. Здесь, в самом сердце французской работорговли, Рише подтвердил свои прежние наблюдения. Ближе к экватору секундный маятник действительно замедлялся. Как и на Горе, в Гваделупе маятник приходилось укорачивать примерно на четыре миллиметра, чтобы часы правильно показывали время{166}166
  Dew, 'Scientific Travel in the Atlantic World', 8–17.


[Закрыть].

Чем можно было объяснить такую разницу? Почему маятник во Франции вел себя иначе, чем в Южной Америке и Западной Африке? На то не было никакой очевидной причины: в конце концов, законы физики везде одни и те же. Рише исключил и влияние климата, убедившись, что сам маятник от тропической жары не расширяется.

Но Ньютон быстро осознал, что́ означало сделанное Рише наблюдение. В «Началах» он провозгласил, что сила тяжести в разных местах Земли неодинакова: существует «избыток силы тяжести в северных широтах по сравнению с силой тяжести на экваторе». Это была радикальное предположение, которое, казалось, противоречило здравому смыслу. Но Ньютон произвел расчеты и показал, что его формулы для расчета силы гравитации в точности объясняют результаты, полученные Рише в Кайенне и на Горе. Сила тяжести становилась слабее вблизи экватора{167}167
  Schaffer, 'Newton on the Beach', 261.


[Закрыть].

Из всего этого следовал второй вывод – на первый взгляд, еще более спорный. Если сила тяжести была переменной, значит, Земля – не идеальная сфера. На самом деле, утверждал Ньютон, Земля должна иметь форму «сфероида», сплющенного на полюсах наподобие тыквы. Это объясняло, почему сила тяжести слабела ближе к экватору, где Земля была наиболее выпуклой. «Земля на экваторе должна быть выше, нежели на полюсах, примерно на 17 миль», – писал Ньютон. Иными словами, когда Рише испытывал свой маятник на острове Горе, он словно бы стоял на высочайшей вершине (гораздо более высокой, чем любая существующая вершина на Земле). Согласно выведенному Ньютоном закону обратных квадратов, сила тяжести на Горе была меньше, потому что маятник здесь находился намного дальше от центра Земли, чем в Париже{168}168
  Newton, Principia, 832.


[Закрыть].

Известна фраза Ньютона из письма английскому астроному Джону Флемстиду: «…как ведомо всему миру, сам я не делаю никаких наблюдений». Историки науки зачастую рассматривали это как свидетельство, что Ньютон был чистым теоретиком, мало связанным с внешним миром. На самом же деле Ньютон имел в виду, что он руководствовался наблюдениями, сделанными другими людьми со всего земного шара. Эксперименты Рише – лишь один из примеров: Ньютон в своих «Началах» опирался на великое множество данных. Среди них – данные о приливах, собранные служащими Британской Ост-Индской компании на обратном пути из Китая, наблюдения за кометами, сделанные рабовладельцами в Мэриленде, и многое другое. В библиотеке Ньютона было вдвое больше книг о путешествиях, подробно описывающих дальние странствия, чем по астрономии: возможно, это наиболее показательный факт. Ньютон, связанный с глобальным имперским и научным миром посредством Королевского общества и Королевского монетного двора, сумел собрать внушительную подборку информации. Именно это позволило ему кардинально изменить представления человечества о фундаментальных физических силах, управляющих Вселенной{169}169
  Schaffer, 'Newton on the Beach', 250–257 и David Cartwright, 'The Tonkin Tides Revisited', Notes and Records of the Royal Society 57 (2003).


[Закрыть].

Нет ничего удивительного в том, что сегодня «Начала» – общепризнанный и несомненный научный шедевр. Но во времена Ньютона его идеи казались более чем спорными. Большинство английских мыслителей приняли выводы «Начал» сравнительно быстро, но в континентальной Европе многие были настроены скептически. Авторитетный швейцарский математик Николай Бернулли раскритиковал теории Ньютона как «непостижимые», а великий немецкий соперник Ньютона Готфрид Лейбниц указал на «сверхъестественные» свойства гравитации. Многие отдавали предпочтение «механистической философии» французского математика Рене Декарта. В своих «Первоначалах философии» (1644) Декарт отрицал возможность существования любой невидимой силы наподобие тяготения, настаивая, что сила может передаваться только посредством прямого контакта. Исходя из собственной теории материи, Декарт также предполагал, что Земля должна быть скорее вытянутой, как яйцо, чем приплюснутой, как тыква{170}170
  Michael Hoskin, 'Newton and Newtonianism', в The Cambridge Illustrated History of Astronomy, ed. Michael Hoskin (Cambridge: Cambridge University Press, 1997), Larrie Ferreiro, Measure of the Earth: The Enlightenment Expedition That Reshaped Our World (New York: Basic Books, 2011), 7–8 и Henry Alexander ed., The Leibniz – Clarke Correspondence: Together with Extracts from Newton's Principia and Opticks (Manchester: Manchester University Press, 1956), 184.


[Закрыть].

Это несогласие проистекало вовсе не из некоего межнационального соперничества или научного невежества. На момент первой публикации «Начал» (1687 г.) теории Ньютона были далеко не полными. Оставалось решить две основополагающие проблемы. Во-первых, существовали упомянутые выше противоречивые суждения о форме Земли. Если Ньютон ошибался насчет формы Земли, то он ошибался и насчет притяжения. Во-вторых, теория Ньютона предполагала совершенно новое объяснение движения планет, согласно которому все планеты – а также Солнце – воздействовали друг на друга силой тяготения. (Помимо прочего, это позволяло объяснить характерное колебание планетарных орбит, над которым астрономы ломали голову со времен Птолемея.) Но для того, чтобы окончательно подтвердить или опровергнуть это объяснение, астрономам требовались новые наблюдения. В частности, следовало узнать точное расстояние между всеми планетами. Это и должно было стать ключевым испытанием для теории Ньютона{171}171
  Hoskin, 'Newton and Newtonianism' и Rob Iliffe and George Smith, 'Introduction', в The Cambridge Companion to Newton, eds. Rob Iliffe and George Smith (Cambridge: Cambridge University Press, 2016).


[Закрыть].

Таким образом, историю физики в XVIII в. можно рассматривать как схватку вокруг идей Ньютона, которая продолжилась и после его смерти в 1727 г. Полем брани стал почти весь земной шар, от Южной Америки до Тихоокеанского региона. За это столетие европейские государства профинансировали сотни исследовательских экспедиций, которые ставили целью застолбить новые территории и попутно провести научные наблюдения. Как мы уже разобрали в главе 1, европейские исследователи XVIII в. во многом полагались на научные знания коренных народов – астрономические исследования инков, навигационное искусство таитянских мореплавателей, – что помогало им делать новые открытия да и просто ориентироваться в новых для них землях. Без этих знаний коренных народов теории Ньютона оставались бы неполными. А без империй (и связанных с ними завоеваний и насилия) не было бы и Просвещения{172}172
  Iliffe, 'Science and Voyages of Discovery' и John Shank, The Newton Wars and the Beginning of the French Enlightenment (Chicago: University of Chicago Press, 2008).


[Закрыть].

Шарль-Мари де ла Кондамин, взбираясь на вершину действующего вулкана в Андах под названием Пичинча, чувствовал, как у него кровоточат десны. К тому же он страдал от высотной болезни. Но французский геодезист с помощью перуанских проводников упрямо продолжал восхождение, жуя на ходу листья коки, чтобы сохранить ясность мысли. Преодолев высоту 4500 м, Кондамин взобрался выше всех своих европейских предшественников. Наконец-то оказавшись на вершине, француз приказал перуанским проводникам распаковать большой ящик с научным оборудованием. Первым делом он установил квадрант – металлический инструмент для измерения угловых расстояний между объектами, представлявший собой пластину в четверть круга с нанесенными делениями и с планкой для фиксации угла. Внизу, в долине, он высмотрел небольшую деревянную пирамиду, выкрашенную в белый цвет. Затем он уставился налитыми кровью глазами в квадрант и измерил угол между этой пирамидой и горой Памбамарка: ее величественный пик виднелся на горизонте. Только это и было ему нужно: единственная точка, которая должна была стать основой для геодезической съемки местности, протянувшейся почти на 250 км через Анды{173}173
  Ferreiro, Measure of the Earth, 132–136.


[Закрыть].

За два года до этого, в мае 1735 г., Кондамин покинул Францию на борту корабля, направлявшегося в Южную Америку. Он был участником международной экспедиции, которой предстояло осуществить, пожалуй, самое амбициозное на тот момент научное исследование в истории человечества: узнать форму Земли. В 1730-х гг. Королевская академия наук в Париже при непосредственной поддержке Людовика XV организовала две крупные научные экспедиции. Первая отправилась к полярному кругу, в Лапландию, а вторая – к экватору, в город Кито (сегодня это столица Эквадора), который в то время входил в состав вице-королевства Перу. Идея была простой в теории, но исключительно трудной на практике. Каждая группа должна была измерить в направлении с севера на юг точное расстояние, соответствующее одному градусу широты[5]5
  Длина дуги меридиана.


[Закрыть], после чего результаты этих измерений надлежало сравнить. Если Ньютон был прав и Земля действительно сплюснута у полюсов, то длина одного градуса широты у экватора должна была быть меньше, чем в Арктике{174}174
  Ferreiro, Measure of the Earth, xiv–xvii, Neil Safier, Measuring the New World: Enlightenment Science and South America (Chicago: University of Chicago Press, 2008), 2–7, Michael Hoare, The Quest for the True Figure of the Earth: Ideas and Expeditions in Four Centuries of Geodesy (Aldershot: Ashgate, 2005), 81–141, Mary Terrall, The Man Who Flattened the Earth: Maupertuis and the Sciences in the Enlightenment (Chicago: University of Chicago Press, 2002) и Rob Iliffe, ' «Aplatisseur du Monde et de Cassini»: Maupertuis, Precision Measurement, and the Shape of the Earth in the 1730s', History of Science 31 (1993).


[Закрыть].

Экспедиция в Анды стала возможной благодаря союзу, незадолго до того заключенному между Францией и Испанией. В 1700 г. на испанский престол взошел Филипп V – внук Людовика XIV, родившийся и выросший во Франции. Новый король Испании принадлежал к роду Бурбонов – старинной французской династии, восходящей к XIII в. Союзнические отношения между Францией и Испанией были оформлены в 1733 г. Эскориальским договором, первым из трех так называемых фамильных пактов Бурбонов. Помимо прочего, это создало условия для тесного сотрудничества между членами французской Королевской академии наук и их испанскими коллегами. Филипп V позволил французским исследователям путешествовать по испанским землям в Новом Свете, а вице-королевство Перу было идеальным местом для проведения великого геодезического исследования: рядом с экватором, с цепью гор и вулканов, которые могли быть использованы как обзорные точки{175}175
  Safier, Measuring the New World, 7 и Ferreiro, Measure of the Earth, 31–38.


[Закрыть].

Путешествие в Анды заняло больше года. Сначала, летом 1735 г., Кондамин и французская экспедиционная группа пересекли Атлантический океан и на несколько недель остановились в Вест-Индии. Здесь они откалибровали инструменты и поднялись на вулкан Пеле на Мартинике, чтобы отработать технику съемки, которую им предстояло использовать в Южной Америке. В Сан-Доминго на острове Гаити французские исследователи приобрели африканских рабов. Кондамин лично купил себе троих. Мы не знаем их имен, но нам известно, что они сопровождали Кондамина на протяжении всей экспедиции и провели в рабстве у французского астронома почти 11 лет, а в конце путешествия были перепроданы местным работорговцам. Эти африканские рабы вместе с перуанскими индейцами, которых французы наняли в Андах, выполняли тяжелую работу, столь необходимую в научной экспедиции. Они несли тяжелые инструменты, вели мулов по крутым горным тропам, гребли на каноэ и договаривались с местными жителями. Без этих подневольных помощников экспедиция не добралась бы до Кито. Из Вест-Индии французы отправились в город Картахена-де-Индиас (современная Колумбия), где в сопровождении двух офицеров испанского военного флота добрались до Панамы на Тихоокеанском побережье. Там они погрузились на корабли и переправились в Перу. Затем Кондамин вместе со своей группой прошел почти на 250 км вверх по течению реки Эсмеральдас и в июне 1736 г. прибыл в Кито. Теперь он мог приступить непосредственно к измерениям{176}176
  Ferreiro, Measure of the Earth, 62–89.


[Закрыть].

Методика проведения такого рода съемки местности, известная как триангуляция, использовалась во Франции с XVII в. Прежде всего геодезистам нужно было построить так называемую базисную линию[6]6
  Более точное описание работ, выполненных Ш.-М. де ла Кондамином и его экспедицией, можно найти в книге: Ferreiro L. D. Measure of the Earth: The Enlightenment Expedition That Reshaped Our World (Basic Books, 2011), на которую ссылается автор.


[Закрыть] – выстроить деревянные козлы и уложить на них мерные вехи стык в стык. Длина базиса составила чуть больше 11 км. Затем требовалось выбрать точку на некотором расстоянии (вершину горы или что-нибудь подобное) и с помощью квадранта измерить углы между обоими концами базисной линии и этой точкой. Так геодезисты получали воображаемый треугольник. Применяя элементарные принципы тригонометрии и зная длину базисной линии, они могли рассчитать длину двух остальных сторон.

Затем следовало переместиться на соседний участок. Но теперь уже прокладывать новую базисную линию не требовалось: вместо этого геодезисты могли использовать существующий воображаемый треугольник, начиная с самой северной точки. Все повторялось: они измеряли угол между этой точкой и другим удаленным объектом (например, горой или вулканом), а затем определяли расстояние между этими двумя точками, основываясь на длине сторон первого треугольника. Таким образом, каждое новое измерение, для которого зачастую требовалось подняться на новую гору, постепенно продвигало их вперед – по мере того, как создавалась мозаичная цепочка из воображаемых треугольников. Одолев таким образом около 250 км и зная длину сторон воображаемых треугольников, геодезисты могли довольно точно рассчитать пройденное расстояние с севера на юг. Кроме того, им нужно было узнать, сколько градусов широты соответствует этому расстоянию. Сделать это было гораздо проще – достаточно было определить широты начальной и конечной точек путем обычного наблюдения за звездами. Наконец, путем деления этих двух результатов – пройденного расстояния на разницу широт – геодезисты должны были получить искомое число: точную длину одного градуса широты{177}177
  Hoare, The Quest for the True Figure of the Earth, 12–13 и Ferreiro, Measure of the Earth, 133–134.


[Закрыть].

Но, конечно, проще было сказать, чем сделать. Прежде всего нужно было правильно построить и измерить базисную линию. Поскольку все последующие расчеты строились на ней, любая погрешность в первом шаге, многократно повторенная, привела бы к серьезным искажениям в конечном результате. Первой трудностью была прокладка идеально прямой базисной линии среди гористого рельефа Анд, которые тянулись вдоль Тихоокеанского побережья. В конце концов Кондамин нашел относительно ровную (по крайней мере, для Анд) полосу земли около 11 км длиной на плато Яруки недалеко от Кито, идеально подходившую для базисной линии.

Естественно, Кондамин не строил эту 11-километровую линию собственноручно. Изнурительную работу выполняли местные индейцы, вынужденные работать на европейских исследователей в рамках системы мита. Эта форма государственной службы изначально была придумана в империи инков, а впоследствии испанцы преобразовали ее в систему принудительных работ. Кондамина не заботили трудившиеся на него перуанские индейцы, которых он описывал как «едва отличимых от зверей». Другой французский геодезист утверждал, что индейцы «способны лишь на рабское подражание и неспособны создавать что-то новое». В голове европейских исследователей странным образом уживались новейшие научные идеи и старые предрассудки{178}178
  Ferreiro, Measure of the Earth, 105–108, 114.


[Закрыть].

Но коренные жители Анд вовсе не были невежественными «зверями», какими их изображали Кондамин и его европейские коллеги. В действительности перуанские индейцы обладали весьма продвинутыми знаниями в области астрономии и геодезии. Кондамин, сам того не осознавая, полагался не только на физический труд коренных народов, но и на их научные знания. Что особенно интересно, сама идея провести длинную прямую линию для астрономических наблюдений была вдохновлена древней традицией жителей Анд, которая насчитывала несколько тысячелетий. Если бы Кондамин отправился дальше на юг, на плато Наска-Пампа на перуанском побережье, то обнаружил бы там нечто невероятное – вычерченные на земле гигантские линии, геометрические узоры и даже изображения животных, таких как обезьяна, паук и колибри.

Некоторым из этих «геоглифов Наски» – так их называют ученые – более 2000 лет. Они представляют себе борозды глубиной от 15 см на каменистой поверхности. Самое любопытное, что некоторые геоглифы представляют собой просто длинные прямые линии: они простираются на много километров, пересекая холмы и долины и сохраняя при этом идеально ровное направление. Хотя их точное предназначение до сих пор неясно, многие историки допускают, что они использовались для астрономических наблюдений, то есть с той же целью, с какой Кондамин собирался провести свою базисную линию{179}179
  Ferreiro, Measure of the Earth, 108, Iván Ghezzi and Clive Ruggles, 'Chankillo', в Handbook of Archaeoastronomy and Ethnoastronomy, ed. Clive Ruggles (New York: Springer Reference, 2015), 808–13, Clive Ruggles, 'Geoglyphs of the Peruvian Coast', в Ruggles, ed., Handbook of Archaeoastronomy and Ethnoastronomy, 821–822.


[Закрыть].

Рис. 15. «Геоглифы Наски» на юге Перу, датируемые примерно 500 г. до н. э. Современные историки предполагают, что эти линии использовались как маркеры для астрономических наблюдений

К XV в., в период расцвета империи инков, эта практика превратилась в сложную научную систему, объединившую астрономию и геодезию. В сердце имперской столицы Куско находился Храм Солнца. От него во все стороны расходились вырезанные в земле ритуальные линии, известные как секе. Их число равнялось 41, многие из них до сих пор можно увидеть в окрестностях Куско. Как и более ранние «геоглифы Наски», эти неглубокие борозды, идеально прямые, тянутся на много километров. Судя по всем, секе выполняли несколько функций, но в первую очередь служили астрономическим и геодезическим целям. Прежде всего ритуальные линии делили империю инков на отдельные районы, где жили разные социальные группы. Каждый из них был закреплен за династией правителей или жрецов. Кроме того, каждая ритуальная линия вела к комплексу священных мест, известных как уака. Всего насчитывалось 328 уака, каждое из которых соответствовало одному дню в календаре инков. Некоторые священные места были природными объектами – например, вершиной горы или вулканом. Другие представляли собой места, выбранные инками для ритуальных целей: обычно там строились высокие святилища, заметные издалека{180}180
  Brian Bauer and David Dearborn, Astronomy and Empire in the Ancient Andes: The Cultural Origins of Inca Sky Watching (Austin: University of Texas Press, 1995), 14–16, Brian Bauer, The Sacred Landscape of the Inca: The Cusco Ceque System (Austin: University of Texas Press, 1998), 4–9 и Reiner Tom Zuidema, 'The Inca Calendar', in Native American Astronomy, ed. Anthony Aveni (Austin: University of Texas Press, 1977), 220–33.


[Закрыть].

Что особенно важно, многие из этих священных мест были связаны с определенными астрономическими событиями. В этом случае ритуальные линии, расходящиеся от Храма Солнца, можно было использовать для астрономических наблюдений в Куско. Например, одним из самых значимых событий в религиозном календаре инков был праздник Солнца. Он отмечался в июне, когда в Южном полушарии наступало зимнее солнцестояние. Инки, называвшие себя «дети Солнца», праздновали окончание зимы и увеличение продолжительности дня. Для празднества они выстроили целый комплекс из каменных столбов и пирамид, видневшихся на горизонте, если смотреть из Храма Солнца. На эти сооружения указывала одна из ритуальных линий, что помогало астрономам в Куско точно фиксировать время восхода солнца в преддверии зимнего солнцестояния{181}181
  Zuidema, 'Inca Calendar', 250 и Bauer, Sacred Landscape, 8.


[Закрыть].

Перуанские индейцы, работавшие на Кондамина, вероятно, думали, что европеец хочет создать собственную ритуальную линию, подобно инкским правителям. Они трудились целыми днями, а ночью спали тут же, на голой земле, и завершили 11-километровую линию менее чем за месяц. Результат их труда поражал своей точностью: когда Кондамин измерил базисную линию, она оказалась безупречно прямой. В последующие месяцы эти же индейцы помогали Кондамину и его коллегам проводить измерения почти 350-километровой местности от Кито на севере до Куэнки на юге. Многое из того, что индейцам приходилось делать для французских исследователей, было хорошо им знакомо – в рамках древней традиции инкской астрономии. Так, Кондамин приказывал перуанцам строить в ключевых точках, таких как концы базисной линии и вершины некоторых гор, деревянные пирамиды. Эти конструкции, окрашенные в белый цвет, служили точками измерения – они были хорошо видны даже на большом расстоянии и помогали французским геодезистам нацелить квадранты на нужные вершины в горной гряде{182}182
  Ferreiro, Measure of the Earth, 26 и 107–111, Bauer and Dearborn, Astronomy and Empire, 27 и Safier, Measuring the New World, 87–88.


[Закрыть].

Почему именно пирамиды? Возможно, это придумал сам Кондамин, который в молодости путешествовал по Египту. Но инки также строили пирамиды – причем именно с астрономическими и геодезическими целями… Словом, перуанские индейцы, сопровождавшие Кондамина, хорошо знали, что делать. Во многом благодаря их знаниям и опыту (которые не были уничтожены европейскими завоевателями за предыдущие века) французские геодезисты сумели выполнить столь точные измерения и успешно осуществить свою геодезическую миссию. Как мы увидим из других примеров в этой главе, исследователи эпохи Просвещения действительно во многих отношениях зависели от помощи коренных народов – даже если это редко признавалось. В частности, если говорить об астрономии, коренные народы – не только в Южной Америке, но и в Тихоокеанском регионе, и в Арктике – активно сотрудничали с европейцами и способствовали развитию ньютоновской науки{183}183
  Ferreiro, Measure of the Earth, 108.


[Закрыть].

К январю 1742 г. геодезическая миссия в Андах была завершена. Кондамин подсчитал, что расстояние между Кито и Куэнкой составляет ровно 344 856 м, а наблюдение за звездами в начальной и конечной точках пути показало, что разность широт между ними – чуть больше трех градусов. Разделив первый результат на второй, Кондамин определил, что длина одного градуса широты на экваторе равна 110 613 м. Это было на тысячу с лишним метров меньше, чем результат, полученный Лапландской экспедицией, незадолго до этого вернувшейся в Париж. Так французские исследователи, естественным образом полагаясь на научные знания перуанских индейцев, открыли настоящую форму Земли: это «сплюснутый сфероид» – сжатый у полюсов и выпуклый на экваторе. Ньютон был прав. В следующем разделе мы рассмотрим параллельную историю, связывающую европейские империи, знания коренных народов и ньютоновскую науку в Тихоокеанском регионе. И начнем мы эту историю с Полинезии XVIII в., где два астронома наблюдали за Солнцем{184}184
  Ferreiro, Measure of the Earth, 221–222.


[Закрыть].