Текст книги "Достоинство"

Оказавшись на улице, Джулиана вдохнула напоенный летним зноем воздух и обернулась на своего мужа. При свете яркого солнца виконт показался ей еще страшнее, чем в полумраке церкви. Зеленовато-бурая кожа туго обтягивала его скулы, от чего голова напоминала череп, который долгие годы провалялся на погосте. Он был похож на древнего старика и в то же время казался хрупким, как пятнадцатилетний мальчишка. Вдруг Люсьена сотряс страшный приступ кашля, на лбу выступила испарина. Джулиана с состраданием и ужасом взглянула на мужа, опасаясь, как бы его не вывернуло наизнанку.

– Мы можем ему чем-нибудь помочь? – спросила она у Квентина, который с невозмутимым видом стоял рядом.

– Нет, – ответил он. – Ему необходим коньяк.

– А что с ним такое? – прошептала она. – Граф говорил мне, что виконт болен… но все это очень странно.

– Разве он не предупредил вас? – В глазах Квентина полыхнула ярость, и Джулиана подумала, что он очень похож на своего сводного брата.

– О чем это я должен был предупредить ее? – раздался голос Тарквина в дверях церкви. Он на секунду задержался, посмотрел на изнемогающего от кашля Люсьена, а затем подошел к Джулиане с Квентином.

– Это дитя даже не ведает о том, чем болен ее супруг. Как тебе не стыдно, Тарквин!

– Зачем Джулиане знать о хвори Люсьена, если она не будет с ним общаться? – ответил граф, доставая табакерку. – Твой муж болен сифилисом, крошка. Но тебе нечего опасаться.

Джулиана оторопело посмотрела на графа, который поднес к носу щепотку табака, убрал табакерку в карман и, хлопнув Люсьена по спине, сказал:

– Пойдем, Эджкомб. Опрокинешь рюмку коньяка и снова будешь в порядке.

Люсьен выпрямился и вытер лицо носовым платком.

– Чертов кашель! – просипел он. – Я уж подумал, что он никогда не прекратится. – Он высморкался и окинул Джулиану злобным взглядом: – Прошу прощения, мадам. Сожалею, что произвел на вас такое неприятное впечатление.

– Мы так и будем стоять посреди улицы? – поинтересовалась Джулиана и опустила вуаль с выражением глубокого отвращения. Она сочла эту сцену дьявольской насмешкой судьбы.

– У меня здесь экипаж. – Тарквин взял ее под руку и повел к великолепной легкой коляске, дверцы которой украшали гербы Редмайнов. – Квентин, ты не против поехать с нами на Албермарль-стрит?

Квентин все еще злился на брата, поэтому медлил в нерешительности. Но когда Джулиана с надеждой взглянула на него, он кивнул и пошел к коляске.

– Вы не станете возражать, если я не присоединюсь к вам? – сказал Люсьен. – Мне необходимо безотлагательно утолить жажду, иначе приступ повторится. Здесь на углу есть кабачок.

– Разумеется, не станем, – любезно ответил Тарквин.

– Но я обязательно вернусь к свадебному обеду… прошу учесть. – Люсьен улыбнулся и целенаправленно двинулся к таверне «Флаг и ягненок».

– Свадебный обед?! – воскликнула Джулиана. – Когда же наконец закончится этот фарс, ваша светлость?

– Люсьен пошутил, – ответил граф. – Я не планировал ничего подобного. У меня была идея пойти в театр на вечерний спектакль, а потом поужинать у Ранела. Если ты, конечно, согласна Джулиана. Ты пойдешь с нами, Квентин?

– Если позволит Джулиана, – холодно произнес Квентин. – Может быть, она предпочтет запереться в своей комнате и дать волю слезам.

– Джулиана вовсе не склонна к мелодрамам, – сказал граф, надеясь поддержать в ней присутствие духа. Он инстинктивно чувствовал, что, если у Джулианы хватит выдержки не разрыдаться прямо сейчас, позже ей будет гораздо легче.

– Откуда вы знаете, ваша светлость? – забившись в угол сиденья, спросила Джулиана.

– Я догадываюсь. И вообще, дитя мое, довольно мрачных мыслей. Сегодня вечером я предлагаю развлечься. При этом тебе не нужно будет общаться с Люсьеном. Возможно, ты не увидишь его до того самого дня, когда вы совершите свой первый светский выезд. Я послал объявления о вашей свадьбе в «Морнинг пост» и «Тайме». Так что в течение ближайшей недели тебя ждет немало визитов вежливости.

– Если я правильно поняла, муж не будет меня сопровождать?

– Люсьен не любит светских приемов. Но мы с Квентином поможем тебе. Правда, дорогой брат?

– Разумеется. – Квентин смирился с тем, что оказался насильно вовлеченным в интригу Тарквина, в которой его больше всего занимала судьба Джулианы. Эта девушка, которой ни Тарквин, ни Люсьен не ровня, нуждается в его дружбе и защите.

Она так молода. Так невинна. Бедное дитя! Она не могла вообразить, что окажется втянутой в дьявольские сети графа Редмайна. Тарквин всегда предпочитал идти окольными путями к намеченной цели, но на сей раз он превзошел самого себя. Трудно было представить столь коварное хитросплетение, в которое он сам непростительным образом вовлек неискушенное создание.

Квентин искоса взглянул на преисполненную достоинства фигуру брата. Тарквин прислонился к стенке, скрестил на груди руки и полуприкрыл глаза. Но Квентин видел, что он неотрывно следит за Джулианой. На губах графа играла едва заметная улыбка, но не злая и коварная, а добродушная. Квентин почувствовал, как от Тарквина исходят странные ласковые волны, и немало этому подивился. Он легко распознавал настроение брата; это умение совершенствовалось в течение долгих лет, когда он боготворил Тарквина и пытался с ним соперничать.

Но Квентин уже давно отказался от соперничества, он нашел собственный путь в жизни, отличный от того, каким шел его брат. Однако узы, которые их связывали, были крепки по-прежнему. И теперь Квентин, к своему изумлению, проникся к Тарквину нежностью – теплота, с которой тот взирал на Джулиану, искупала бесстрастный цинизм его натуры.

Квентин снова посмотрел на Джулиану. Она сидела слишком прямо и напряженно, отбросив фату, волосы сверкали и переливались на солнце тысячами искр. Если ей удастся очаровать Тарквина, возможно, дело примет вовсе не такой оборот, какого боялся Квентин.

Экипаж остановился. Джулиана очнулась от мрачной задумчивости и узнала дом графа на улице Албермарль. Теперь это ее пристанище на ближайшее будущее, а то и на долгие-долгие годы.

Лакей открыл дверцу коляски. Граф легко спрыгнул на землю, проигнорировав открытую ступеньку, и, протянув руку Джулиане, сказал:

– Добро пожаловать, леди Эджкомб, в ваш новый дом.

Джулиана отвела взгляд и, опершись на его руку, вышла из коляски. Квентин последовал за ней. В душе Джулианы, как магма под земной корой, клокотала ярость. Как он посмел выдать ее замуж за этот разлагающийся труп, не сказав заранее всей правды? Граф относится к ней, как к дорогой безделушке. Как же она может верить его слову, если он скрыл от нее такое?

Но она еще отомстит! Бог свидетель, граф сторицей заплатит за свое коварство! Окрыленная собственной решимостью, Джулиана вошла в дом с гордо поднятой головой и не утратила достоинства, даже когда зацепилась каблуком за ступеньку лестницы и ухватилась обеими руками за лакея, чтобы не растянуться во весь рост в коридоре.

Квентин бросился вперед и подхватил Джулиану под локоть.

– Благодарю вас, – холодно ответила Джулиана и отстранилась от лакея и от Квентина.

– Джулиана имеет обыкновение спотыкаться и падать на ровном месте, – заметил Тарквин. – Иногда это очень напоминает тайфун.

– Очень галантно с вашей стороны, граф! – прошипела Джулиана, срывая фату и бросая ее на столик. Но она промахнулась, и фата белым облаком скользнула на пол.

– Давай не будем ссориться в присутствии слуг, – беззлобно сказал Тарквин. – Пойдем я покажу тебе твои апартаменты. – С этими словами он взял ее под руку и повел вверх по лестнице.

Оставшись один, Квентин поднял брошенную фату, аккуратно положил ее на столик и направился в библиотеку выпить шерри.

– Как я уже говорил, ты можешь использовать малую гостиную как свою личную, – сказал граф с нарочитой веселостью, указывая на дверь комнаты, в которой Джулиана уже бывала. – Вполне подходящее место для приема твоих друзей.

– Каких друзей? – Джулиана язвительно поджала губы.

– Твои спальня и будуар находятся на втором этаже передней половины дома. Я уже подыскал тебе камеристку. Она вдова. Ее муж был моим арендатором, он умер несколько месяцев назад. Эта женщина очень добра и порядочна. Я надеюсь, вы прекрасно поладите.

Тарквин считал, что Джулиана более нуждается в ласковой няне, нежели в одной из тех чопорных дам, которых обычно нанимают в камеристки леди из высшего общества.

Джулиана не проронила ни слова. Тарквин распахнул перед ней высокие двойные двери.

– Вот спальня. Будуар за дверью налево. – Он жестом пригласил ее в огромную светлую комнату, обставленную белой с позолотой мебелью. Посреди нее стояла громадная кровать с балдахином из узорчатой шелковой ткани и кружевным покрывалом. Мебель отличалась необычайным изяществом: тонкие, резные ножки и подлокотники кресел; дорогая обивка; сверкающие полированные столики. Белые и чайные розы в высоких вазах наполняли комнату благоуханием. Ноги Джулианы утопали в толстом ковре, расшитом белыми и золотистыми цветами.

– Ах, какая красота! – Всю ее злость как рукой сняло, когда она восторженно огляделась по сторонам.

Тарквин искренне улыбнулся, дивясь тому, что одобрение девушки так много значит для него. Джулиана тем временем проскользнула в будуар, и до графа донеслись восхищенные восклицания.

– Великолепно! – Джулиана вернулась в спальню с сияющими от восторга глазами. – Я никогда не думала, что буду жить в такой роскошной обстановке, – честно призналась она.

– Ты украшаешь ее своим присутствием, моя дорогая, – сказал Тарквин, невольно улыбаясь при виде столь искреннего восхищения.

– Клянусь, что через десять минут комната будет выглядеть так, словно в ней пронесся тайфун, – язвительно заметила Джулиана.

– Иди сюда, крошка, – протянул к ней руки Тарквин. – Если ты разгромишь здесь все, я не обижусь. Я нахожу твою… неграциозную стремительность очень привлекательной.

– Сомневаюсь, что неуклюжесть кому-то нравится, – недоверчиво взглянула на него Джулиана.

– В тебе есть какое-то необъяснимое очарование, Джулиана. Даже в те минуты, когда ты негодуешь. – В его голосе вдруг зазвучала нежность, улыбка стала чувственной и призывной.

Джулиана подошла к нему, безотчетно повинуясь магнетическому взгляду серых глаз. Тарквин обнял ее за плечи.

– На свете столько более приятных занятий, чем ссоры, моя милая.

Джулиане хотелось сказать ему, что он – лживый сукин сын, вырваться из его объятий и послать ко всем чертям этот дом. Но она молча смотрела ему в глаза, пока он не наклонился и не поцеловал ее. Джулиана застонала от наслаждения, приоткрыла губы, жадно проникла языком в его рот. У нее закружилась голова от его возбуждающего запаха, она запустила руки ему в волосы, впиваясь губами все сильнее, словно боясь обронить хоть каплю его нежности.

Тарквин бросил ее на кровать, и Джулиана оказалась окутанной облаком девственной белизны. Его лицо склонилось над ней, но теперь в глазах появился ненасытный голод, который находил отклик в ее лоне. Он высоко задрал ей платье и нижние юбки, не обращая внимания на такую досадную помеху, как кринолин. Свободной рукой расстегнул бриджи, потом просунул под нее ладонь и, слегка приподняв, вошел в лоно.

Джулиана вскрикнула от внезапности вторжения, но ее плоть радостно приняла Тарквина, двигаясь в такт его толчкам, а ягодицы напряглись. Опершись на локоть, он погружался в нее резкими, сильными толчками. Джулиана переживала ту полноту чувств, которую уже невозможно сдерживать, и наконец с ее губ слетел дикий, звериный крик. Тарквин закинул голову и закрыл глаза, на шее от напряжения вздулись жилы. Он беззвучно прошептал ее имя, и пульсирующая плоть излилась влагой естества, и тогда Джулиана изнемогла от восхитительного напряжения, а каждая клеточка ее тела наполнилась ощущением неземного блаженства.

– Ты очаровательна, – пробормотал Тарквин и склонился к взволнованно вздымающейся груди Джулианы.

Она расслабилась под его мощным торсом и не могла ни пошевелиться, ни произнести слова до тех пор, пока не унялся бешеный стук сердца. С невероятным усилием Джулиана подняла руку и, коснувшись его лица, бессильно уронила ее на покрывало.

– Я не понимаю, что со мной, где я. Мне кажется, будто я заблудилась, – прошептала она.

– Этот ландшафт чрезвычайно подходит для странствий, – освобождая ее от своей тяжести, сказал Тарквин.

– О да, – согласилась Джулиана, дрожащими руками оправляя юбки. – И главное, нет нужды раздеваться перед тем, как отправляешься в путь, – добавила она неожиданно бодро со злобной насмешкой. – Где апартаменты моего мужа?

– В другой половине дома. – Тарквин встал и застегнул бриджи, глядя на нее с лукавой улыбкой.

– А где ваши покои? – Она тоже поднялась с кровати и расправила платье.

– По соседству с твоими.

– Как удобно! – заметила Джулиана, подкалывая растрепавшиеся локоны.

– Позволь, я покажу тебе, насколько это удобно. – Он подвел ее к шкафу в дальнем конце комнаты. – Смотри.

Джулиана, продолжая заниматься своими волосами, с любопытством взглянула на Тарквина. Он открыл дверцу шкафа, и она вскрикнула от изумления и восторга при виде дорогих нарядов, которыми он был забит.

– Что это?

– Я же говорил тебе, что всерьез отнесся к составлению твоего гардероба, – ответил он. – Но не это я хотел тебе сейчас показать. – Тарквин раздвинул одежду и отступил в сторону, чтобы Джулиана могла заглянуть внутрь.

В задней стенке шкафа она увидела другую дверь.

– Открой ее, – сказал Тарквин, радуясь ее удивлению.

Джулиана послушалась. Маленькая дверца отворилась, за ней оказалась другая спальня, вовсе не похожая на ее собственную – никаких украшений, подходящих для дамских покоев, тяжелая мебель темного дуба и отполированный до блеска пол.

– Ах…

– Удобно, ты не находишь? – Его глаза светились лукавством.

– Очень. – Джулиана отошла от шкафа. – Это вы придумали?

– Нет. Это устроил первый граф Редмайн, который, как говорят, любил иногда подшутить над графиней. Думаю, нам с тобой удастся воспользоваться его изобретением с большой пользой и приятностью.

– Да. – Джулиана была ошеломлена. – А кто-нибудь еще знает об этом… виконт, например?

– Нет. Об этой дверце знают очень немногие. Но Люсьен не из их числа.

– А лорд Квентин?

– Да, он, конечно, знает.

– Точно так же, как и о вашей затее?

– Да.

– И что он о ней думает?

– Категорически не приемлет. Но со временем его отношение изменится. Так было всегда, и так будет теперь. – Граф повернулся к шкафу. – Ну что, давай выберем вечерний туалет для леди Эджкомб, подходящий для театра и для ужина.

А почему бы и нет? Этот человек был неудержим в достижении своих целей, и нет такого препятствия, которое могло бы остановить его. К тому же подчас ей и не хотелось, чтобы он останавливался.

Глава 11

Джордж Ридж вышел из борделя «Два ключа», когда солнце уже стояло в зените, и почувствовал себя настоящим прожигателем жизни. Он повернулся на каблуках, с удовольствием наблюдая, как разлетаются полы его нового красновато-коричневого плаща, затем важно огляделся, положа руку на эфес шпаги, и стал размышлять, отправиться ли ему в таверну «Черный лев» и пообедать, или вернуться в гостиницу «Веселый садовник» и узнать, нет ли каких-нибудь откликов на его объявления.

Кухня в гостинице не отличалась изысканностью, но была весьма приличной. Те его приятели, с которыми Джордж обычно разделял трапезу, всегда были не прочь выпить и закусить, сопровождая возлияния грубой застольной беседой с непристойными выкриками и жестами. В принципе Джорджа это вполне устраивало, но вчера вечером, когда было решено сыграть в кости, выяснилось, что все они отпетые мошенники и шулера. По мере того как под столом росло количество пустых бутылок из-под портвейна, а в комнате становилось жарче, Джордж смеялся все громче и веселее, почти не обращая внимания на то, как ложатся кости, и только швырял на стол гинеи с беззаботной легкостью, которая впоследствии повергла его в ужас. По сю пору он не осмелился подсчитать свои убытки.

Его покойный отец пришел бы в неистовство, узнай он об этом. Сэр Джон был очень воздержанным человеком (если не считать его страсти к молоденьким девушкам) и слыл рачительным хозяином. Джордж же никогда прежде не бывал в Лондоне. Его батюшка считал столицу скопищем лентяев и мошенников, падших женщин и проходимцев, готовых перерезать тебе горло за медный грош.

Джорджу, напротив, падшие женщины очень понравились. Он выбрал трех, самых дорогих. И теперь его карманы стали намного легче, чем накануне утром, когда он вышел из «Веселого садовника». Но Джорджу не было жаль ни одной потраченной гинеи. Он наивно предполагал, что лондонские шлюхи не пьют ничего, кроме шампанского. Сидр был хорош для розовощеких, крутобедрых деревенских потаскух, которые обслуживали желающих на сеновале или в конюшне. А густо накрашенные дамы в кружевных открытых платьях, которые принимали мужчин на белоснежных простынях, по его мнению, должны отличаться более высокими запросами.

Вследствие своей щедрости Джордж пришел к выводу, что за сутки потратил сумму, превышающую ежегодный счет от кузнеца за подковку лошадей. А если он вернется в гостиницу, то его непременно втянут в игру в кости. Так что самым разумным времяпрепровождением на сегодняшний вечер был бы скромный обед в «Черном льве» и посещение театра. А поскольку Королевский театр был в двух шагах от таверны, то он наверняка успеет подойти к пяти часам, когда начнут продавать входные билеты, и занять удобное место в партере.

Джордж внимательно рассмотрел свою новую шляпу серебристого шелка, прежде чем водрузить ее на голову, и подумал, что голубиные перья как нельзя лучше подходят к переливчатому, сизому оттенку. Он сжал эфес шпаги и надменно огляделся, как будто собирался вызвать кого-то на поединок. Потрепанного вида господин в съехавшем набок парике быстро перешел на другую сторону улицы, испугавшись воинственной наружности Джорджа. У лондонских хлыщей было в обычае задевать безобидных прохожих.

Джордж высокомерно посмотрел ему вслед, щелчком сбрасывая крошку табака с камзола.

Он никогда не носил шпагу, но, оказавшись в городе, быстро сообразил, что оружие является отличительным признаком джентльмена. Поэтому он тут же приобрел клинок у оружейника на Эбери-стрит, который его почтительно заверил, что он теперь владеет прекрасной шпагой, могущей стать в руках такого искусного фехтовальщика, каким, без сомнения, является его достойный покупатель, смертоносным оружием и защитой.

Безгранично довольный самим собой, Джордж направился к «Черному льву». Вкусив прелестей столичной жизни, он решил, что вполне может проводить в Лондоне по нескольку недель в год – разумеется, зимой, когда хозяйство не требует его постоянного присутствия.

Джулиана будет для него прекрасной женой. Она выросла в дворянском доме, образованна, как и подобает настоящей леди, умеет вести себя в высшем обществе… Увы, гораздо лучше, чем он сам. Джордж был сыном своего отца – простого, грубого землевладельца, которого больше занимали урожаи, приплод свиней, бутылка вина да сытный обед, чем книги, или музыка, или утонченная беседа. А Джулиана была благородной дамой.

Вот только где она скрывается, черт побери! Его самодовольство и хорошее настроение вмиг улетучились. Все планы, которые он вынашивал, обращались в ничто без этой дрянной девчонки. Он должен найти ее и сделать своей женой. Он хочет иметь ее у себя в постели и увидеть, как высокомерие и сознание собственного превосходства покинут ее в ту минуту, когда она будет вынуждена признать в нем своего мужа и господина.

Он жаждал обладать этой женщиной, чьи глаза бывают холодными и глубокими, как морское дно; чьи полные губы трогает обворожительная улыбка, способная свести с ума любого мужчину; чьи вьющиеся кудри и пышная, высокая грудь так часто снились ему ночами.

Либо Джулиана, покорная и ласковая, окажется в его постели, либо на костре у позорного столба!

Джордж вошел в таверну и заказал бутылку бургундского. Он найдет ее, чего бы это ни стоило. Даже если придется выложить за это сто гиней!

Когда они втроем сидели за обеденным столом, Квентин поразился, как удивительно и необратимо изменилось настроение Джулианы. Ее глаза светились счастьем, а кожа стала бархатистой. Джулиана была общительна, весела, остроумна, что говорило о ее образованности и полученном воспитании. Она перебрасывалась с Тарквином беззлобными колкостями и изредка кидала на него косые взгляды, неизменно вызывающие улыбку графа.

Квентин не был ханжой и не чурался женщин, несмотря на свое призвание. Впрочем, даже слепой догадался бы, что леди Эджкомб провела дневные часы с мужчиной. Снисходительная веселость и удивительная нежность, которые сияли в глазах Тарквина, когда он обращал свой взор на Джулиану, подтверждали, что граф Редмайн и супруга его кузена легко находят общий язык в спальне.

Квентин ничуть не осуждал их – он не был святошей. С одной стороны, его втянули в эту отвратительную интригу и он намеревался оказать Джулиане моральную поддержку. Но если ей доставляет удовольствие физическая близость с графом, тогда ни о каком принуждении и шантаже не может быть и речи. Следовательно, та миссия, которую он добровольно взял на себя, становится бессмысленной.

Джулиана не понимала, что явилось причиной ее оживленного поведения за обедом – последствия близости с графом или непривычное ощущение себя в новом качестве, виконтессы Эджкомб. К тому же она была единственной дамой за столом, средоточием мужского внимания. В доме опекуна Джулиана всегда сидела на отшибе, открывала рот, только когда к ней обращались, и считала это обременительное, скучное времяпрепровождение самыми унылыми часами в своей жизни. Теперь же, когда она принималась говорить, граф и его брат внимали ей с учтивым, искренним вниманием.

– А какую пьесу мы будем смотреть сегодня? – спросила Джулиана, поднимая бокал с вином. Лакей бесшумно подошел и поднял с пола вилку, которую она уронила, зацепив рукавом.

– «Макбет» с Гарриком, – ответил Тарквин с улыбкой, видя, как она смущена своей неловкостью.

– Вне всякого сомнения, мы получим массу удовольствия, – сказал Квентин. – С тех пор как Гаррик пригласил Томаса Арна на должность музыкального директора, интерлюдии стали настоящим зрелищем.

– Я никогда не была в театре, – призналась Джулиана, взяв с блюда пирожное. – На Рождество у нас, правда, устраивали представления, и иногда во время ярмарки. Но разве это спектакли!

– Уверен, что для тебя это будет незабываемым впечатлением. – Тарквин вновь изумился, насколько ему приятны восторженная болтовня и смех этой девушки. Он не сводил с нее глаз, подмечая, что ест она с удовольствием. Вероятно, никто никогда не говорил ей, что показывать хороший аппетит на публике считается для дамы неприличным. А может, она просто игнорировала условности? Ее речь была яркой и умной. Очевидно, опекуны Джулианы не пренебрегали ее воспитанием и образованием. Возможно, тем самым они стремились обуздать ее буйный нрав.

– Я испачкала нос, ваша светлость? – спросила Джулиана, потирая переносицу.

– Нет, не испачкала.

– Вы смотрите на меня чересчур пристально, вот я и подумала, что у меня что-то не в порядке.

– Насколько я могу судить, все в порядке. – Граф встал и отодвинул стул. – Если ты закончила, моя дорогая, давайте перейдем в гостиную и выпьем чаю.

– Да, конечно. – Джулиана вспыхнула и так резко вскочила, что ее стул опрокинулся. – Простите. Я оставлю вас ненадолго, чтобы вы спокойно выпили по бокалу портвейна.

– В этом нет необходимости, – ответил Тарквин, поднимая упавший стул и помогая ей выйти из-за стола. – Просто мы с Квентином не любим подолгу засиживаться за обеденным столом. Правда, дорогой брат?

– Да, – согласился Квентин. – К тому же я не хочу, чтобы Джулиана в одиночестве сидела в гостиной, пока мы будем накачиваться портвейном.

– Люсьен наверняка придерживался бы другого мнения, – заметил Тарквин.

Джулиана быстро взглянула на него через плечо, но выражение его лица было таким же бесстрастным, как и голос. Интересно, как бы изменилась атмосфера во время обеда, если бы за столом присутствовал ее супруг? Судя по отношению к нему обоих братьев, не в лучшую сторону.

Но Джулиана гнала от себя подобные мрачные мысли, которые могли бы испортить ее настроение в этот вечер, обещающий быть веселым и интересным. Ведь у этой сделки есть и приятные стороны, а значит, незачем ими пренебрегать.

Они отправились в Ковент-Гарден в графском экипаже, и Джулиана с интересом смотрела в окно на ночной город. Впервые за все время пребывания в Лондоне она видела его таким. Этот город не имел ничего общего с тем, каким он был в дневные часы: уличные торговцы и мальчишки-газетчики пропали, лавки и магазинчики закрылись до утра. В центре Ковент-Гардена в любое время суток было полно народу. Среди праздно гуляющей публики сновали зазывалы, предлагающие изведать дешевые удовольствия в борделях, скрывающихся под вывесками кондитерских и кафе.

У колоннады Пьяцца было настоящее столпотворение: здесь собрались театралы, желающие попасть на вечерний спектакль в Королевский театр. Было около шести, в открытые двери театра пытались пробиться те, кто не хотел мириться с отсутствием билетов ввиду аншлага.

Джулиана с ужасом посмотрела на эту толчею и подумала, что ей, пожалуй, будет трудно без ущерба для своего наряда пройти внутрь.

– Спектакль начинается в шесть? – спросила она.

– Да. – Тарквин подал ей руку и помог спуститься на мостовую.

– Но если у нас нет билетов…

– Не волнуйтесь, моя дорогая, – улыбнулся Квентин. – Тарквин отправил в театр лакея к четырем часам, и тот заказал нам ложу.

Так вот как заведено в высшем свете! Джулиана вдруг поймала себя на мысли, что ей льстит принадлежать к избранным. Граф с братом подхватили ее под руки. Джулиана так и не поняла, как в плотной людской массе, которая загораживала двери, вдруг появился проход. Через минуту они были уже в помещении. Ее платье нисколько не пострадало.

Оркестр уже играл какую-ту пьесу, но музыки почти не было слышно из-за шумного передвижения публики по залу. Кто-то переговаривался с соседом, кто-то, извиняясь за причиненное беспокойство, пробирался к своему месту в партере по ногам уже усевшихся зрителей, кто-то размахивал руками, пытаясь привлечь внимание знакомого. Из общего гула выделялись крики торговцев прохладительными напитками, прохаживающихся вдоль рядов.

– Нам сюда. – Джулиану ввели в ложу прямо напротив сцены, где уже находился лакей в ливрее дома Редмайнов, который низко поклонился, приветствуя вошедших. Тарквин не выпустил локтя Джулианы, пока она удобно не устроилась в первом ряду. – Ну вот, отсюда тебе будет хорошо видно и слышно, – сказал он, садясь позади нее.

– Если спектакль будут играть даже вполовину тише, чем шумит публика, и то будет прекрасно, – ответила Джулиана. – А зачем нужны эти железные шипы вдоль подмостков?

– Чтобы зрители не бросались на актеров, – улыбнулся Тарквнн. – Видишь тех здоровяков по бокам сцены? Они оттаскивают наиболее рьяных.

– Я так рада, что оказалась в Лондоне! – воодушевленно воскликнула Джулиана, но тут же смущенно покраснела, и на ее лицо легла мрачная тень. – Иначе я была бы сейчас не в театре, а совсем в другом месте.

Квентин сочувственно коснулся ее руки. Тарквин сделал вид, что не заметил этого невольного жеста. В ложе повисло неловкое молчание, которое нарушила призывающая ко вниманию барабанная дробь. Занавес поднялся, и на сцене появился Дэвид Гаррик.

Джулиана с замиранием сердца вслушивалась в голос актера. Публика все еще продолжала шушукаться и шаркать ногами, но ничто не могло отвлечь Джулиану от происходящего на сцене. Больше всего ее потрясло то, что актеры играли в костюмах той эпохи, в какой происходит действие пьесы.

Когда закончился первый акт, Джулиана обернулась к графу и прошептала:

– Это какое-то чудо! Слушать пьесу совсем не то же самое, что читать ее, даже вслух.

– Я очень рад, что тебе нравится, крошка. – Тарквин поднялся. – Прошу прощения, мне нужно кое-кого повидать.

Он вышел из ложи, а Джулиана принялась разглядывать публику. В первом ряду партера назревала дуэль, какой-то джентльмен уже потянулся к шпаге. Но тут подвыпивший шутник из второго ряда с хохотом швырнул в спорщиков целую пригоршню апельсиновых корок. Всеобщее внимание переключилось на него, и обстановка разрядилась.

Вдруг Джулиана увидела графа. Он стоял в ложе напротив позади кресла, в котором сидела дама, одетая в серые, почти черные переливчатые шелка. Тарквин что-то говорил ей, склонившись, а она, подняв к нему лицо, слушала.

– С кем разговаривает его светлость?

– Я полагаю, с леди Лидией Мелтон. Они помолвлены, – ответил Квентин. Он был погружен в раздумье и рассеянно оглядывал зал. В его голосе чувствовалась какая-то напряженность, но Джулиану так потрясла новость, что она ничего не заметила.

– Они помолвлены? – Ей не удалось скрыть отчаяния, которое вдруг наполнило сердце. – Они собираются пожениться?

– А разве он не сказал вам? – Квентин по-прежнему смотрел куда-то в пространство.

– Нет… похоже, он не счел нужным поведать мне об очень многих вещах. – Радостное настроение Джулианы уступило место горькой обиде.

– Тарквин считает, что его свадьба не имеет к вам никакого отношения… да и вообще ни к кому, – добавил он поспешно.

– Разумеется, – сухо ответила Джулиана. – А почему она должна иметь ко мне какое-то отношение?

– Она состоится не скоро, – продолжал Квентин. – По правде говоря, Тарквин должен был быть женатым человеком уже два месяца назад. Но у Лидии умер дед, и теперь вся семья в трауре, который продлится целых два года.

– Почему же тогда она пришла на спектакль? – язвительно поинтересовалась Джулиана. – По-моему, развлечения плохо сочетаются со скорбью по усопшему родственнику.

– Но ведь это «Макбет», – заметил Квентин. – А перед началом фарса она уйдет.

– Отвратительное лицемерие! – Джулиана украдкой бросила уничижительный взгляд в сторону леди Лидии Мелтон. Рассмотреть ее как следует девушке не удалось из-за яркого света шандалов, которыми были увешаны стены зала. – А сколько ей лет?

– Двадцать восемь.

– Старая дева! – заявила Джулиана.

– Не следует высказывать опрометчивых и резких суждений о том, чего не знаешь, – нравоучительно сказал Квентин. – Лидия и Тарквин помолвлены с колыбели, но три года назад у него умерла мать, и свадьба не состоялась. Теперь возникла новая отсрочка.

– Мне вовсе не хотелось быть бестактной, – виновато улыбнулась Джулиана. – Просто меня потрясло это неожиданное известие.

– Да, я понимаю. – Выражение лица Квентина смягчилось.