Текст книги "Почти невеста"

Он повернулся и растворился в тени.

Джек пожал плечами и стал подниматься по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Обычно он не задумывался над вопросом о том, любят его слуги или нет. Для него это не имело никакого значения, если они выполняли работу, за которую получали деньги, но сейчас ситуация была особенной. Эти люди не добивались, чтобы он взял их на службу. Они готовы были сохранить место здесь в силу обстоятельств, но Джек предпочел бы, чтобы слуги остались по доброй воле, а не потому, что им некуда идти.

Лакей ждал его в просторных комнатах, принадлежавших прежде графу Данстону.

– Думаю, подойдет бирюзовый бархат, ваша светлость. В сочетании с золототканым жилетом.

Он указал щеткой для одежды на сюртук, отделанный по краю золотым кружевом, который в этот момент чистил.

– Да, это будет прекрасно, – ответил Джек, движением плеч освобождаясь от костюма для верховой езды.

Он разделся до нижнего белья и умылся, постаравшись удалить влажной губкой пыль, смешанную с потом. Он рассчитывал провести приятный дружеский вечер в обществе леди Арабеллы, а если бы ей пришлось слишком долго дожидаться его за столом, начало их дружбы было бы испорчено.

Десятью минутами позже он стоял перед зеркалом в человеческий рост и оправлял пену кружев у шеи. Он, как обычно, не стал пудрить волосы, но это было его единственным отступлением от строгих правил моды, предписывавших определенный вечерний туалет. Он подумал, как оденется к обеду Арабелла. Она выглядела опрятно в своем утреннем яблочно-зеленом платье. Что же вообще касалось ее туалетов, то ее одежду в лучшем случае можно было бы назвать небрежной. Но к обеду она, вероятно, оденется тщательнее.

Он заколол кружева воротника булавкой с алмазом, размышляя с загадочной улыбкой, что хотел бы сам позаботиться о ее гардеробе. Необычные краски и фигура Юноны принадлежали к ее достоинствам, и ей бы подошел новый и даже вызывающий стиль в одежде. Он подумал, что знает с полдюжины модисток, которые перерезали бы друг другу глотки, оспаривая право одевать герцогиню Сент-Джулз.

– Вас что-то позабавило, ваша светлость? – спросил лакей, подавая ему серебряную табакерку, украшенную чеканкой.

– Ничего, Луи, – сказал герцог, опуская табакерку в карман сюртука.

Непонятно, почему он думал о возможной женитьбе с удовольствием, в то время как считал ее всего лишь правильным и разумным устройством дел? Он нахмурился, веселье покинуло его, и с мрачным видом герцог направился к двери.

– Кстати, – обратился он к лакею, – вас удобно устроили?

– Вполне сносно, – ответил тот, фыркнув. – Но если бы мне дозволили высказаться с полной откровенностью, я сказал бы, что эта деревенская челядь не имеет понятия о том, какие требования предъявляет джентльмен к своему благоустройству.

Джек приостановился, держа руку на ручке двери, и спокойно оглядел своего слугу с головы до ног, и тот съежился под этим взглядом и смущенно сглотнул слюну.

– Заруби себе на носу, дружище, что эти люди ведут свое хозяйство безупречно без нашего вмешательства. И я намерен оставить здесь все как есть.

Луи поклонился так низко, что чуть не коснулся носом колен.

– Разумеется, ваша светлость. Это всего лишь наблюдение.

– Так оставь свои наблюдения при себе. – посоветовал герцог и вышел из комнаты.

Он вступил в холл, как раз когда часы пробили четверть. Дверь гостиной была открыта, и он приостановился, думая, что Арабелла ждет его там. Но комната оказалась пуста, хотя недавнее присутствие хозяйки ощущалось. Воздух был напоен благоуханием крупных роз, стоявших в огромных вазах, окна отворены навстречу прохладному вечеру и ароматам сада. Безошибочно чувствовался женский вкус в убранстве гостиной, и это было приятно.

Шарлотта тоже это любила, подумал он, ощутив знакомую боль, но Лили не занималась такими мелочами. Ее дом, а точнее сказать, дом ее мужа, был безупречно элегантным, и все в нем соответствовало требованиям новейшей моды. Ничто старомодное не могло запятнать его. К примеру, эти розы были бы отвергнуты Лили, потому что они в какой-то степени не были чистыми, как, впрочем, и садовник. Он поймал себя на том, что снова улыбается.

– Ваша светлость?

Голос Франклина отвлек его от размышлений. Дворецкий стоял в настежь распахнутых дверях столовой с приветливой улыбкой на лице.

– Обед подан, сэр.

– Благодарю вас, Франклин.

Герцог пересек холл и вошел в столовую, все еще улыбаясь. Комната купалась в золотистом свете раннего вечера. В распахнутые окна проникали пение птиц и ароматы сада. На всем протяжении стола красного дерева стояли зажженные свечи, мерцал хрусталь, сверкало серебро. От восхитительного запаха жареного мяса рот его наполнился слюной.

Но на столе был только один прибор. В дальнем конце его в округлом алькове стоял резной стул и перед ним на столе бокал, приборы, фарфоровые тарелки – все, что требовалось для изысканного обеда. Но, похоже, обедать ему придется в одиночестве.

Франклин подошел, чтобы отодвинуть стул от стола, и сказал что-то о том, что надеется угодить герцогу кларетом, выбранным им к обеду. Джек удивленно проговорил:

– Я подожду леди Арабеллу. Франклин кашлянул в ладонь:

– Она наверху, сэр. В своей гостиной. Она пожелала, чтобы я открыл…

Герцог перебил его:

– Ей известно, что обед подан? Пожалуйста, сообщите ей. Я буду ждать ее в гостиной. – Он повернулся, чтобы выйти из комнаты.

Франклин торопливо заговорил:

– Ваша светлость, миледи уже отобедала.

Джек резко обернулся:

– Отобедала?

– Да, ваша светлость. Она предпочла пообедать в своей гостиной. Миледи всегда обедает в пять часов, и она не пожелала…

Фантазия дворецкого иссякла. Леди Арабелла дала понять своим слугам, что ее намерения вести независимую жизнь отлично известны герцогу. Но, похоже, что все было не так. Ему не понравилось выражение серых глаз его светлости. На мгновение в них загорелась искра гнева, но тотчас же исчезла, и герцог спокойно сказал:

– Скажите леди Арабелле, что я бы был счастлив насладиться ее обществом, пока буду обедать. Может, она не откажется выпить бокал вина?

Он обошел стол, чтобы сесть на стул, который дворецкий все еще держал наготове.

Франклин на мгновение заколебался, прежде чем направиться к двери. Он уже собирался выйти, когда Джек остановил его:

– Нет, подождите.

Франклин вздохнул с облегчением:

– Да, ваша светлость?

Джек решительно отодвинул стул и встал:

– Я передумал, пожалуй, я сам, лично, приглашу ее. Где ее гостиная?

Ошеломленный Франклин не двигался с места.

– Ваша светлость, это личные покои леди Арабеллы.

– Вы забываете, Франклин, что обстоятельства несколько изменились. Теперь леди Арабелла – моя гостья.

Потом добавил мягко:

– Единственные личные покои в этом доме – мои.

Он направился к дворецкому, и Франклин невольно сделал шаг назад, хотя приближение герцога не представляло для него никакой угрозы.

Джек обратился к нему самым вежливым и мягким тоном:

– Будьте любезны, Франклин, показать мне, где эта гостиная.

Франклин поколебался одно мгновение, готовясь к битве за свою хозяйку, но разум подсказал ему, что такой вызов был бы бессмысленным. Это было бы все равно, как если бы обычный петух выступил против бойцового. Не произнеся ни слова, он повернулся и направился к лестнице.

Джек последовал за ним подлинному коридору в крыло, противоположное тому, где помещались его комнаты. Он отметил про себя, что покои Арабеллы были чрезвычайно далеко от комнат ее брата. Собственно говоря, здесь было вполне возможно вести совершенно независимую друг от друга жизнь даже под одной крышей. И он начал понимать, почему она приняла его предложение без особых возражений.

Франклин постучал в одни, потом в другие двустворчатые двери, близнецы дверей в комнаты Джека, и в ответ на нежный голос из-за последней двери встал в дверном проеме, загораживая вход.

– Миледи, его светлость хотел бы, чтобы вы присоединились к нему в столовой, – обратился к Арабелле дворецкий.

Арабелла положила перо.

– Вы объяснили ему, что я уже пообедала?

– Да, Арабелла, объяснил. – Джек, не проявляя излишнего насилия, но с явно выраженной целеустремленностью, отодвинул с дороги дворецкого и вошел в гостиную.

Арабелла сидела за письменным столом, одетая по-домашнему, как й подобает леди в своих апартаментах, в белое льняное неглиже, вышитое розами. Ее неубранные волосы обрамляли лицо, и когда она повернулась на стуле и посмотрела на него, он, внутренне усмехнувшись, заметил, что ее ноги босы.

– Это моя гостиная, сэр, – объяснила она, изумленная его бесцеремонным вторжением. – Не припомню, чтобы приглашала вас.

– Но должен вам напомнить, мадам, что, как хозяин дома, я не нуждаюсь в приглашении, чтобы войти в любую комнату.

Тон его был мягким и умиротворяющим, будто он не говорил ничего неразумного.

Она слегка побледнела. Его речь содержала горькую правду. Она не имела права распоряжаться в комнатах, исконно принадлежавших ей. Теперь она никогда не смогла бы надежно запереть дверь с сознанием, что никто не потревожит ее без приглашения. Она не могла больше позволить себе сидеть за письменным столом с босыми ногами в неглиже в уверенности, что ее уединение не будет нарушено.

Не произнеся ни слова, она вернулась к своему занятию и продолжала писать письмо, потом посыпала написанное песком и сложила листок, взяла свечу, горевшую рядом на столе, и покапала расплавленного воска, чтобы запечатать письмо, потом надписала адрес на конверте. Поднялась со стула и прошла через гостиную.

– Вы были так любезны, что предложили воспользоваться вашей почтой, ваша светлость. – Она протянула ему запечатанное письмо.

Он принял его. Оно было адресовано ее родственникам в Корнуолле. Джек опустил его в карман сюртука, потом сказал с поклоном:

– Я буду счастлив, мадам, исполнить вашу волю. Не могу ли я проводить вас в столовую?

– Вы должны извинить меня, – ответила она, – но я очень устала нынче вечером и хочу лечь в постель.

Он поднял брови, бросив взгляд на отделанные эмалью часы на каминной полке:

– Сейчас всего половина седьмого, Арабелла. Рановато даже для маленьких детей.

Арабелла не нашла слов, чтобы отказаться вежливо. Она могла только упираться с озлобленным видом, а он, вероятно, так и будет стоять в дверях и настаивать, и это ни к чему их не приведет. Она осознала, что еще недостаточно твердо объяснила ему решение жить независимо, пусть и под одной с ним кровлей. Ясно было, что он пребывает в заблуждении, и чем скорее она рассеет его, тем лучше. Она присоединится к нему и выпьет бокал вина в столовой, на нейтральной площади, и разъяснит все раз и навсегда.

Арабелла внимательно оглядела его, отметив пышность бархатного бирюзового сюртука и золотого кружева. Хотя ее собственный домашний туалет был вполне уместен здесь, он не мог соперничать с изысканным костюмом ее сотрапезника. Арабелла сказала с легким намеком на сарказм:

– Через пять минут я присоединюсь к вам в столовой, сэр. Разрешите мне хотя бы надеть домашние туфли.

Джек поклонился с явной неохотой и оставил ее одну. В коридоре он остановился, прислушиваясь к звуку опускающейся задвижки. Здесь не было никого. Нет, решил он, Арабелла Лэйси никогда бы не струсила. Она встретится с ним на его территории, размышлял он, и будет сражаться оружием, выбранным им.

Однако он не спешил спускаться вниз. Вместо этого направился в свою спальню, вынул письмо из кармана и запер его в портативном железном сейфе. Он не даст корнуэльским родичам Арабеллы выразить согласие принять ее с распростертыми объятиями. В конце концов, он ведь не обещал отправить письмо немедленно. Это вовсе не означало, что он его не отправит.

С насмешливой улыбкой, адресованной себе самому, Джек спустился вниз по лестнице.

В столовой он занял хозяйское место и позволил Франклину налить себе бокал кларета. Откинувшись на спинку резного стула, он принялся ждать свою гостью.

ГЛАВА 4

Джек ждал с полчаса, до тех пор пока не услышал ее легких и быстрых шагов в холле. Он поднялся со стула, как только Арабелла вошла в столовую, прищурился, оценивая ее туалет. Эти полчаса она использовала с толком. Теперь на ней было кремовое муслиновое платье с разрезом спереди, позволявшим видеть темно-зеленую атласную нижнюю юбку. Ее грудь прикрывала косынка, заколотая на шее брошью с аметистом. Волосы были перевиты зеленой атласной лентой, а ноги обуты в легкие домашние замшевые туфельки на низком каблуке. Похоже, что она не всегда пренебрегает своей внешностью.

Он поклонился и шагнул, чтобы отодвинуть от стола стул справа от своего. Она кивнула, принимая эту услугу, и сказала:

– Вам не следовало ждать меня к обеду, сэр. Я не стану есть, а миссис Эллиот будет огорчена, если ее стряпня испортится.

Она бросила взгляд на дверь, где маячил дворецкий.

– Пожалуйста, подай обед его светлости немедленно, Франклин.

Джек налил кларета в ее бокал и заметил мягко:

– Я не хотел начинать без вас. Я и так уже повинен в нарушении приличий.

На лице Арабеллы застыло изумление.

– Как это, сэр?

Он улыбнулся и занял свое место.

– Я забыл вас спросить, когда вы предпочитаете обедать, и вынудил есть в одиночестве. Прошу прощения.

Он поднял свой бокал, приветствуя ее, и отпил глоток. Арабелле пришлось отведать кларета, прежде чем она заговорила:

– Вы не проявили невежливости, ваша светлость. Я не рассчитывала обедать в вашем обществе. Вам следует только говорить Франклину, когда вы желаете отобедать, а он позаботится об остальном. У меня свой распорядок дня и нет ни малейшего желания навязывать вам свое общество.

Франклин поставил перед герцогом супницу и ретировался к двери. Джек опустил ложку в суп и посмотрел на дворецкого:

– Мне не надо прислуживать за столом.

Дворецкий бросил на леди Арабеллу взгляд, полный сомнения, но, так как она не подала ему никакого знака, поклонился и вышел в холл.

– Надеюсь, суп вам понравится, ваша светлость, – любезно сказала Арабелла. – Миссис Эллиот – превосходная кулинарка и экономка. Уверена, что вы останетесь ею довольны.

Джек ничего не говорил, пока не доел суп, потом положил ложку и откинулся на спинку стула.

– Суп изысканный, и уверен, что я не найду никаких изъянов в ведении хозяйства. Итак, давайте перейдем к делу.

Она нахмурилась и, чтобы собраться с силами, отпила немного вина. Солнце уже стояло низко, и вокруг головы герцога, обращенной затылком к открытому окну, образовалось ярко-оранжевое сияние. По сравнению с ним свечи казались бледными.

– Какое же у нас дело, ваша светлость?

Он повертел тонкую ножку бокала в длинных пальцах, и взгляд Арабеллы уловил сверкание рубина на одном из них и квадратный изумруд на другом. Камни были великолепные. Какая потребность была у этого человека в состоянии ее брата? Почему он желал его смерти? Этот вопрос вызвал у нее в воображении образ кладбища, и ее передернуло. Она не спрашивала об этом прежде, но, конечно же, за смертью и бесчестьем Фредерика стояло нечто большее, чем карточный проигрыш.

– Так какое же дело нам надлежит обсудить, ваша светлость? – спросила она снова, когда ей показалось, что он не собирается ей отвечать.

– Моя дорогая, я не верю, что вы так упрямы или несообразительны, как пытаетесь меня убедить, – сказал он. – Во-первых, у меня есть имя, и мне было бы приятно, если бы вы стали обращаться ко мне по имени. «Ваша светлость» и «ваша светлость» – это начинает раздражать. Если вы не против, называйте меня Джеком. А во-вторых, одарить меня удовольствием находиться в вашем обществе – не слишком большая плата за то, что вы продолжаете пользоваться этим домом как своим собственным.

Он позвонил в маленький колокольчик, стоявший возле его тарелки, будто стараясь обратить ее внимание на то, что сказанное имеет вес.

Арабелла была не в состоянии что-нибудь вымолвить, пока Франклин не убрал суп и не подал вместо него пирог с куропаткой, жареного цыпленка и пару речных форелей, а также блюдо с артишоками и грибами.

– Уверены, что не хотите, чтобы я отрезал для вас кусочек этого великолепного пирога? – спросил Джек заботливо, когда Франклин снова исчез из поля зрения.

– Нет. О, благодарю вас, – ответила Арабелла с некоторым опозданием. – Как я уже объяснила, я обедала.

«И мой обед был не таким изысканным», – добавила она про себя.

Миссис Эллиот приготовила для герцога такой обед, какой потребовал бы Фредерик, в то время как Арабелла довольствовалась всего двумя блюдами, когда бывала в доме одна.

– В таком случае разрешите предложить вам еще вина.

Он протянул руку, чтобы наполнить ее бокал. Арабелла с трудом перевела дух:

– Ваша светлость…

– Если для вас не составит труда – Джек, – перебил он ее хмуро.

Она сжала губы.

– Сэр, – сказала она, – если составить вам компанию – это цена, которую я должна заплатить за право находиться здесь, пока мне не удастся устроить свою жизнь по-другому, боюсь, что предпочту не платить ее. Я уеду через час.

Она сделала движение, чтобы отодвинуть свой стул, но он удержал ее, положив свою руку поверх ее руки, которой она оперлась о стол, чтобы встать. Казалось, его ладонь просто лежит на ее запястье, но на самом деле он пригвоздил ее к столу, как прикалывают булавкой бабочку, и Арабелле пришлось остаться сидеть.

– Прошу прощения, – сказал он, не убирая руки. – Вы не вполне ясно мыслите, Арабелла. Все, чего я прошу, – это присутствовать за столом да иногда сопровождать меня на верховых прогулках по моим землям. Надеюсь, вы мне расскажете о том, как вести дела в имении, и познакомите с арендаторами. Бэйли говорит, что все они вас любят, и я хотел бы, чтобы вы замолвили за меня словечко. Вы не можете не видеть, что это в наших общих интересах.

Арабелла пошевелила пальцами под его рукой, и он отпустил ее. Она положила руки на колени.

– Что вы имеете против меня? – спросил он непринужденным тоном, приступая к филе форели.

Она гневно воззрилась на него:

– Вы довели до смерти моего брата. Вы отняли все, что принадлежало ему. Вы обездолили меня…

Он протестующе поднял руку:

– Нет, нет! Вы не можете обвинить меня в том, что я вас обездолил, Арабелла. Я предложил вам руку. И в этом случае вы не только сохраните свой дом, но вдобавок станете хозяйкой всего, что принадлежит мне. Я предлагаю вам выбрать. Вы можете остаться жить здесь со своими орхидеями или пойти на приступ и взять Лондон. И я в любом случае не стану вам препятствовать. Если вы захотите основать политический салон и поддерживать тори, я и тогда не буду против. Хотя, – добавил он, – как убежденному вигу, это станет мне поперек горла. Я достаточно богат, моя дорогая, чтобы дать вам возможность жить так, как вы сами предпочтете. А теперь скажите мне, можно ли при таких условиях считать, что я вас обездолил?

И он спокойно продолжал есть форель. Арабелла невидящим взором смотрела в пространство через стол. Она не была дурой. Он предлагал ей весь мир на серебряном подносе. Но почему? Он не знал ее. Хотя знание не было необходимым условием супружества. Многие браки заключались между людьми, не имеющими понятия друг о друге. Но они или их семьи что-то выигрывали от этих союзов. Что мог выиграть Джек Фортескью от женитьбы на ней? Он уже владел всем, что раньше принадлежало ей, если не считать крошечного состояния, доставшегося от матери.

– Почему? – спросила она наконец. – Почему вы делаете мне такое предложение? Что есть у меня такого, чем бы вы хотели завладеть?

– Мне нужна жена, – ответил он просто, зачерпывая ложкой грибы со своей тарелки. – И законные наследники.

– Но для этой цели вы можете получить любую молодую женщину, какую пожелаете. При вас все – происхождение, богатство и нет очевидных недостатков…

Она внимательно наблюдала за ним, будто пыталась проникнуть сквозь его безупречно элегантную одежду и увидеть покрытое шрамами тело под ней и столь же неприглядную исковерканную душу.

Джек усмехнулся.

– Я опасаюсь юных девиц, – пояснил он, и в глазах его заплясали искорки. – А уж что касается их мамаш, они считают меня дьяволом во плоти.

– Ну, это не остановило бы ни одну мамашу, если бы ей представилась возможность отхватить для своей дочери такого мужа, – возразила Арабелла. – Вы могли бы быть самым настоящим Синей Бородой, если бы при этом сделали ее дочку герцогиней.

– Вот что мне в вас нравится, – произнес Джек. – Вы сразу берете быка за рога. С вами лесть неуместна, миледи Арабелла, – пустая трата времени.

– Как я могу вам нравиться, если вы меня не знаете? – возразила она, жестом показывая, что отметает такую возможность.

– Ну, вот теперь мы совершили полный круг и пришли к тому, с чего начали, – сказал герцог, положив нож и вилку. – Я и предлагаю проводить побольше времени вместе. Тогда мы сможем узнать друг друга. Разве в этом нет смысла?

Он поднял свой бокал с вином и торжественно ей поклонился, что вдруг заставило ее не к месту рассмеяться. Однако она довольно быстро опомнилась.

– Сэр, разве вы предлагаете мне больше времени проводить в вашем обществе? У меня сложилось убеждение, что вы ставите это условием моего пребывания здесь, в Лэйси-Корт, то есть принуждаете.

Он нахмурился:

– «Принуждать» – плохое слово. И вообще я его не произносил.

– А что бы вы сказали?

– Я настоятельно и вполне серьезно приглашаю вас поддержать компанию, – мгновенно ответил он. – Уверен, что, если бы вы дали себе труд хоть минуту подумать, а не делать сгоряча необоснованные выводы, вы бы оценили мое предложение по достоинству.

Солнце уже опустилось ниже подоконника, и теперь свечи засияли собственным светом. Белая прядь волос, спускавшаяся ему на лоб, замерцала серебром, когда он наклонился к своей тарелке.

«А что, собственно, я теряю?» – подумала Арабелла.

Она могла оставаться в Лэйси-Корт, пока не получит ответа из Корнуолла, или по крайней мере до тех пор, когда ей было бы удобнее всего уехать. А герцог Сент-Джулз мог оказаться интересным и приятным собеседником. Он был цивилизованным городским жителем и, как она уже догадалась, хорошо разбирался в политике и общественной жизни, а она иногда задыхалась в своем оазисе среди садов Кента от недостатка информации о внешнем мире. Она довольствовалась крохами, получаемыми от соседей, совершавших иногда вылазки в город и привозивших оттуда газеты и журналы, но они всегда бывали старыми. Фредерик в этом отношении не был помощником. Он не интересовался политикой и еще меньше вопросами, возникавшими у сестры, и не пытался на них ответить.

– Вы сказали, что вы виг? – спросила она как бы между прочим, протянув руку к корзинке с хлебом за рогаликом.

Он поднял на нее глаза и посмотрел заинтересованно, потому что ее вопрос показался ему неожиданным.

– Да.

Она кивнула:

– Значит, вы друг принца Уэльского?

– Так уж случилось. – Он отодвинул тарелку и снова взял бокал с вином.

– Стало быть, король к вам не слишком благосклонен, – заметила Арабелла, откусывая от своего рогалика.

– Не благосклонен, – согласился он, глядя на нее поверх края бокала с веселым любопытством.

– Как и королева Шарлотта, – сказала Арабелла. – Я слышала, что она теперь изгоняет пламенных вигов из своих гостиных.

Он кивнул:

– Это недальновидность с ее стороны, но и она, и ее супруг мало что смыслят в том, что не касается их королевских прерогатив. – Между его бровями залегла едва заметная морщинка, а в серых глазах засверкали искорки смеха, скорее только намек на них. – Какова цель этой политической дискуссии, Арабелла?

– Позвоните в колокольчик, – ответила Арабелла. – Миссис Эллиот горит желанием подать следующее блюдо. Нет, эта дискуссия не преследует определенной цели, но сдается мне, что вы могли бы удовлетворить мое любопытство в области политики. По-моему, это справедливо, если я буду просвещать вас насчет ведения хозяйства в имении.

Похоже, они пришли к молчаливому соглашению, размышлял Джек. Впрочем, политика не была его излюбленной темой, но он не стал увиливать.

– Справедливо, – согласился он и послушно позвонил в колокольчик.

Франклин убрал блюда и принес корзинку тарталеток с сыром и лимонное суфле.

– Миссис Эллиот просит прощения за то, что обед такой скудный, ваша светлость. Если бы она узнала немного раньше о вашем приезде, она бы… – Он отвесил поклон.

– Этого более чем достаточно, – возразил Джек. – Прошу вас поблагодарить миссис Эллиот за ее труды. Я ценю их. – Он сделал жест в сторону Арабеллы: – Может быть, вы поставите еще одну тарелку для леди Арабеллы?

– Нет, благодарю вас, – отказалась Арабелла, смахивая горку крошек хлеба со скатерти, образовавшуюся перед ней, будто она недоумевала, откуда они появились.

Джек наклонил голову в знак того, что готов считаться с ее желаниями, и взял тарталетку с сыром.

– Итак, моя дорогая, принимая во внимание ваш интерес к политике, я предвижу много приятных обедов в вашем обществе.

– Думаю, мы сможем многое обсудить, – сказала Арабелла. – А теперь, если вы меня извините, сэр, у меня есть кое-какие дела.

Она оперлась о стол, чтобы отодвинуть свой стул, и на этот раз он не стал ее удерживать.

– Я надеялся, что мы сможем сыграть партию в триктрак или даже в пикет? – предложил он.

Арабелла с изумлением взглянула на него, потом рассмеялась безрадостным смехом:

– Мой дорогой сэр, неужели вы полагаете, что я сяду играть в карты или в кости с человеком, который каким-то образом вынудил моего брата проиграть и свою жизнь, и имущество?

Лицо Джека помрачнело. Но когда он заговорил, его голос был спокойным:

– Не стоит заблуждаться, Арабелла. То, что совершил ваш брат, он сделал по собственной воле и шел на это с открытыми глазами. Он знал, чем рискует… и почему.

Последние два слова он произнес едва слышно, и Арабелла не была уверена, что правильно его поняла. Но ей расхотелось задавать Джеку Фортескью новые вопросы. Теперь его глаза утратили всякое выражение и стали двумя пустыми озерами. Он сидел неподвижно и вдруг напомнил ей привидение, оболочку человека, сквозь которую можно все видеть. И она различила в нем угрозу.

Ей захотелось подняться и уйти подальше от стола, выйти из этой комнаты, но все же, пока он так сидел, забыв о ней, погруженный в себя с мрачным лицом, освещенным мягким сиянием свечей, она не могла заставить себя шевельнуться.

Джек видел Шарлотту такой, какой она запомнилась ему в их последнюю встречу, утром того последнего дня. Он слышал ее пение. Она любила петь, и ее негромкий дискант напоминал ему птичьи рулады. Потом внезапно его взгляд сфокусировался, впитал в себя мерцание свечей и золотые разливы света на полированной поверхности стола, а также рубиновое вино в хрустальном бокале, который он все еще держал, зажав его ножку между большим и указательным пальцами. Он посмотрел на женщину рядом с собой.

В ее золотистых глазах он прочел недоумение и вопрос, но на этот вопрос не мог и не хотел отвечать.

Арабелла, будто очнувшись от наваждения, отодвинула свой стул.

– Доброй ночи, сэр.

Джек не попытался удержать ее. Вместо этого сам поднялся с места и проводил ее до двери. Он положил руку на ручку двери и не спешил ее открыть. Свободной он взял ее руку и поднес к губам, и их глаза встретились, когда его губы коснулись тыльной стороны ее руки. Он больше не был похож на незнакомца, таящего угрозу. Потом он склонился к ней и легонько поцеловал ее в уголок рта. Это было легкое, скользящее прикосновение. Когда он выпрямился, то все еще не отпускал ее руку и посмотрел с улыбкой в ее изумленно поднятое к нему лицо. Ее замешательство мгновенно сменилось негодованием и смущением, а золотистые глаза загорелись гневом.

Но он опередил ее, и гневные слова замерли у нее на губах, когда он произнес:

– Мне трудно поверить, Арабелла, что в свои двадцать восемь лет вы ни разу не целовались.

В его глазах она увидела усмешку и вопрос.

– Никогда меня не целовали без разрешения, – ответила она. – Что вы о себе вообразили? Пусть теперь вы хозяин этого дома, ваша светлость, но это не дает вам droit de seigneur[3]3
  Право первой ночи (фр.)


[Закрыть]. Пожалуйста, посторонитесь и дайте мне пройти.

Он рассмеялся, повернул дверную ручку и распахнул дверь. Она проскользнула мимо, не ответив на его прощальный поклон.

– Доброй ночи, Арабелла, – тихо окликнул он ее. – С нетерпением буду ждать завтрашнего дня.

Она повернулась, все еще стоя одной ногой на нижней ступеньке лестницы.

– Как ни смешно, я не разделяю вашего нетерпения.

И, удовлетворившись этим не вполне достойным отпором, она начала подниматься по лестнице наверх.

К величайшему своему удивлению, Арабелла спала крепко и без снов и проснулась в обычный час, омываемая свежим воздухом и светом раннего утра, когда собаки, решив, что наступил день, принялись тыкаться носами в ее обнаженную руку.

– Хорошо, хорошо, – еще сонная пробормотала она и, зевая, села на кровати.

Собаки нетерпеливо крутились возле двери. Она спрыгнула с постели и открыла ее для них. Сейчас они отправятся на кухню, кто-нибудь впустит их туда, а Бекки, поняв, что ее госпожа уже проснулась, принесет ей горячий шоколад и подогретую воду. Это были неписаные правила, установленные Арабеллой.

Она снова забралась в постель и, опираясь спиной о подушки, стала обдумывать, как быть с остальными привычными занятиями. Утро она проводила в оранжерее, днем ездила верхом в сопровождении собак, каждый четверг встречалась по утрам с Питером Бэйли, иногда с друзьями, с Мэг… о! Ей будет так недоставать Мэг! Они были близки, как сестры, а возможно, и ближе. Ее жизнь и будущее теперь казались ей головоломкой, которую кто-то взял в руки, уронил, и теперь некоторые ее элементы отсутствовали; найти и поставить их на место, чтобы восстановить прежнюю картину, было невозможно. В дверь постучала Бекки и внесла поднос.

– Доброе утро, миледи, – сказала она бодро, ставя поднос на ночной столик. – Похоже, будет еще один жаркий день. Налить шоколаду? – Она взяла в руки серебряный кофейник.

– Да, пожалуйста, Бекки.

Арабелла взяла неглубокую чашку дельфтского фарфора, наполненную ароматным шоколадом, которую протянула ей горничная.

– Я собираюсь нынче утром навестить Барретов. Поэтому найди мне платье из полосатого индийского муслина.

– То, что в оранжевую и коричневую полоску, мадам? – спросила Бекки, открывая гардероб.

– Да, оно легкое и прохладное.

Арабелла пила мелкими глотками шоколад, размышляя, как проведет день, в особенности же удастся ли ей избежать встречи с новым обитателем дома. Если она отправится к Барретам, то могла бы взять прогуляться собак, потому что туда и обратно можно пройтись пешком. И тогда не будет необходимости в дневной верховой прогулке и это время она могла бы провести в оранжерее. Никто, находясь в здравом уме, даже столь решительный и упорный человек, как герцог, не пожелает изнемогать от жары в оранжерее весь день только ради того, чтобы навязать ей свое общество. Значит, останется один обед. Ладно, она способна скрепя сердце отобедать в его обществе раз в день, как обещала, и вести себя цивилизованно. Пока он будет соблюдать дистанцию между ними, добавила она про себя с гримаской.