Текст книги "Прайм-тайм. После 50 жизнь только начинается"

Во время завтрака в ресторане в городке Анн Арбор, штат Мичиган, я взяла интервью у доктора Мэрион Перлмуттер, работающей в Центре развития человека и человеческой эволюции и на кафедре психологии Мичиганского университета. Подробно излагая точку зрения профессора Арнхейма, она сказала: «Возможно, только лишившись чего-то, мы способны подняться на более высокий уровень. Может быть, из-за того, что у Моне была катаракта и он плохо видел, он стал способен к постижению более глубокой сущности импрессионизма? Когда Сезанн в старости писал пастелью, у него было серьезное заболевание глаз, ограничивающее возможности зрения. Бетховен был глухим, когда писал свою Девятую симфонию. На склоне лет мы говорим о том, что нас ужасает замедляющийся темп жизни, но нам также известно, что познание обусловлено временными рамками; чем больше оно отнимает у нас времени, тем более глубокие представления на концептуальном уровне мы формируем. Думаю, свою роль здесь играет физиология. Возможно, только затормаживаясь, мы по-настоящему способны лучше понять общую перспективу»³.

Стихотворение Лизел Мюллер «Monet Refuses the Operation» («Моне отказывается от операции») весьма тонко поясняет, каким образом возраст и болезни могут помочь глубже проникнуть в суть вещей. Вот отрывок из него:

 
Доктор, по вашим словам,
у парижских фонарей нет ореола
и все, что я вижу, заблуждение,
следствие старости и недуга.
Знаете, я потратил целую жизнь,
чтобы узнать ангелов в облике газовых фонарей,
смягчая и смазывая и, наконец, размывая
края, которых, как вам ни жаль, я не вижу,
чтобы понять, что линии, называемой горизонтом,
не существует, а так давно разведенные
вода и небо – одно и то же состояние бытия…
и теперь вы хотите вернуть меня
к заблуждениям юности: к застывшим
представлениям о верхе и низе,
иллюзии трехмерного пространства.
 

Во время работы над этой книгой, сразу после того как я отпраздновала семьдесят первый день рождения, мне предложили главную роль в бродвейском спектакле «33 вариации» по новой пьесе Моисеса Кауфмана. Моя героиня – наша современница, музыковед, пытающийся понять, почему Бетховен, будучи уже глухим и больным, потратил три последних года жизни на создание тридцати трех музыкальных вариаций, которые считались посредственными вальсами, написанными Антонио Диабелли, известным музыкальным издателем того времени. Вообразите мое удивление, когда я обнаружила, что финальный монолог моей героини затрагивает все ту же тему: как тяготы старости, замедляющие привычный темп жизни, позволяют нам по-иному смотреть на мир, глубже проникая в суть вещей.

^{Сцена из спектакля «33 вариации», где моя героиня сидит, прислонившись спиной к Бетховену.}

^{КРЭГ ШВАРЦ / CRAIG SCHWARTZ}

Героиня, роль которой я исполняю, поясняет, что сначала она предполагала, будто Бетховен сочинил эти тридцать три вариации для того, чтобы доказать Вене середины восемнадцатого века, что он способен создать великий шедевр из посредственного вальса. Однако то, что она выяснила, было открытием иного рода: она поняла, что Бетховен знал, что вальс – это простой народный танец. Докопавшись до сути, великий композитор разорвал и расчленил свою музыку на тридцать три вариации, превратив пятидесятисекундный вальс в блестящую пятнадцатиминутную композицию. Он был угрюм и глух, но показал нам, как, позволяя себе (или будучи вынужденным) замедлить темп, можно увидеть, что нечто, кажущееся банальным, может расцвести прекрасным цветком.

Не каждый из нас – Моне, Сезанн или Бетховен, но каждому дана возможность расширить рамки сознания: научиться по-настоящему видеть. Это может прийти на склоне лет, даже если вы страдаете страшными физическими недугами.

В день моего заключительного спектакля по пьесе «33 вариации» я прочитала статью в The New York Times⁴ о Ниле Селинджере, пятидесятисемилетнем адвокате, начавшем после своей отставки преподавать в местной средней школе. Он стал волонтером движения за естественную среду для человечества и записался в литературный колледж Сары Лоуренс, где «заговорил как писатель». Два года спустя врачи обнаружили у него неизлечимый боковой амиотрофический склероз, известный под названием «Болезнь Лу Герига». Болезнь пожирает тело, но не затрагивает мозг. Я чуть-чуть знакома с этим заболеванием, так как моя героиня из «33 вариаций» безумно страдала от него каждую ночь. То есть для меня появление этой статьи именно в тот день было сравнимо с маленьким чудом.

В своем неопубликованном эссе мистер Селинджер описывал свои ощущения от того, что с ним происходит. «Чем больше слабеют мои мышцы, тем сильнее я пишу. Постепенно теряя речь, я обретаю свой голос. Чем больше дряхлеет мое тело, тем больше я расту духовно. Лишившись так многого, я наконец начал обретать самого себя».

Стив Льюис, бывший преподавателем Селинджера в литературном колледже, говорит, что его ученику пришлось распрощаться с голосом адвоката и «теперь он обрел спокойствие сродни тому, что проповедует дзен-буддизм. Он выражает себя в том, что пишет. Он не уклоняется от гнева и отчаяния, он ни от чего не уклоняется, но во всем этом нет никакой жалости себе. Его тексты стали насыщеннее, поскольку сам он переживает более насыщенный момент своей жизни». Нил Селинджер олицетворяет собой вершину, к которой ведет лестница III акта!

В отличие от детства III акт вызревает довольно долго. Он требует времени, переживания и, возможно, замедления темпа жизни.

Вам придется научиться отделять то, что для вас жизненно важно, от того, что второстепенно. Пересмотр прожитой жизни, о котором мы поговорим в следующей главе, может помочь в этом.

Мой брат Питер однажды обратил мое внимание на то, что на фамильном гербе семейства Фонда написано слово perseverate, от латинского «perseverāre», что означает «быть упорным, настойчивым». Мы с братом испытали чувство гордости оттого, что пронесли свое упорство через долгие годы и тяжелые времена.

Хотя я по-прежнему с уважением отношусь к такому качеству, как настойчивость, мне представляется, что в III акте одной из составляющих перехода от эго к душе является, скорее, гибкость, чем упорство – та гибкость, которая необходима для пересмотра своего отношения к тому, что нас окружает, и понимания того, без чего можно обойтись.

Возьмем, допустим, садоводство. Моя дочь рассказала мне, что, если я хочу продлить весеннее и летнее цветение английской лаванды, которой полон мой сад, я должна срезать сухие цветки, не давая им опасть. Это называется Deadheding, или обрезание увядших соцветий. Третий акт – это время увядания. Как увядающим к зиме растениям, нам приходится беречь энергию, пытаясь воскресить развитие стареющего организма, пытаясь вдохнуть жизнь в шальные выходки и поступки, свойственные юности, чтобы доказать себе, что мы еще молоды. Мне не хочется стать сумасшедшей старухой, безрассудно тратящей оставшиеся драгоценные жизненные силы на весь тот хлам, который ни к чему не пригоден на данном этапе. Требуется гибкость и определенная доля мужества, чтобы избавиться от суетности, наворотов, навязчивых идей, вечной гонки – словом, от всего, что не находит отклика в нас, сегодняшних. Теперь я понимаю, что мне на самом деле необходимо, поэтому спокойно могу избавляться от всего остального.

Разумеется, я что-то забываю, но в то же время ярче вспоминаю массу разных других вещей, так как знаю, почему я хочу о них вспомнить и что они значат в моей жизни. С возрастом, как говорит духовный учитель Стивен Левин, мы «теряем память, но приобретаем дух»⁵. Сейчас мое время не зависит ни от кого, кроме меня самой, поэтому я, я сама, должна быть уверена в том, что все мои разнообразные занятия не являются ложными. Я не могу позволить себе разбазаривать время, как делала прежде, выбирая неверные пути. Если я хочу, чтобы мое сердце билось, я должна быть абсолютно уверена в том, что швыряю камешки именно в тот пруд, который мне нужен.

Как импрессионисты, сводящие жизнь к ее концентрированной сущности, мы получаем возможность направить свою энергию на ту деятельность и тех людей, которые обогащают то единственное, что только и может поддерживать способность к развитию, – наш дух.

Как мне объяснили, душа является субстанцией нашей личности, тогда как дух, или сознание, – это способ общения человека с Богом, что в моем понимании означает цельность. Дух – это неуловимая сущность, отличающая нас от животных.

Существование любой отдельно взятой вещи подчиняется принципу энтропии, ведь второй закон термодинамики гласит, что все непрерывно идет к своему концу и угасает (вспомните арку Арнхейма). Единственное, что неподвластно этому всеобщему закону, – это человеческий дух (лестница Арнхейма). Только он один продолжает эволюционировать, поднимаясь на более высокий уровень. И, как и энергия, которой он является, дух способен к изменению, переходя из одной формы в другую, но его нельзя создать или разрушить (первый закон термодинамики!).

Философ, поэт и писатель Джордж Сантаяна писал: «Никогда я так не наслаждался юностью, как в старости… Ничто по своей природе и вопреки всему не бывает таким юным, как дух. А духу, возможно, проще вселиться в человека почти в старости и пребывать в нем в большем спокойствии, нежели в суматошной атмосфере приключений».

Все мы рождаемся духовными, но у многих из нас дух скрывается глубоко под наносами, наметенными жизнью: насилием, оскорблением, пренебрежением, болезнью, хронической депрессией. Вот отчего возникает зависимость от алкоголя и наркотиков. Мы превращаемся в «пустой сосуд», как говорит психолог Мэрион Вудман, и потому пытаемся заполнить пустоту внутри себя суетой, в том числе прибегая к алкоголю и наркотикам. Психиатры называют это явление «самолечение». Для людей с ослабленным духом, пытающихся чем-то заполнить себя, существует масса способов: принудительный шопинг, азартные игры, насилие, работомания, секс, наркотики, еда, переживания. Один из основных постулатов программы Общества анонимных алкоголиков, состоящих из двенадцати шагов, гласит, что невозможно полностью излечиться до тех пор, пока мы сами не раскроемся перед нашим духом или «Высшей силой».

Мне понадобилось немало времени, чтобы осознать это. Раньше я весьма эмоционально относилась ко всему, что связано с «Высшей силой». Теперь, когда я испытала ее воздействие на себе, одержав победу над пищевой зависимостью, от которой долго не могла избавиться, я понимаю, что многое зависит не от Бога, а от любви (если только вы не воспринимаете их как единое целое). Смирение, необходимое для того, чтобы сделать шаг к благорасположению и любви, размягчает черствое пустое пространство внутри нас, позволяя духу проникнуть туда и заполнить пустоту.

Один мудрый человек сказал: «Изменение неизбежно. Развитие оптимально». Чтобы подняться по той самой лестнице, требуется работа и целенаправленное желание продолжать развитие. В англосаксонском героическом эпосе «Беовульф» это определяется как «вмерзание в мудрость». Мудрость присутствует в каждом из нас, просто нужно ее спровоцировать и встряхнуть. Но если мы не задумываемся над своими пагубными привычками, над своей стагнацией или прежним отношением к жизни, если нацеливаем себя на продолжение прошлого – тогда старость превращается в движение по нисходящей, причем по очень скользкому склону. Если же, несмотря ни на что, мы намерены осознать новый этап своей жизни, разбудить разум, пожать плоды своей мудрости, очистить свою изнемогающую душу – чтобы глубже постичь смысл жизни, тогда старость превратится в позитивный процесс непрерывного духовного развития и движения к цели.

Я не скрываю, что поддалась желанию хорошо выглядеть в механистическом смысле этого слова. Да, в семьдесят два года я перенесла пластическую операцию, во время которой мне подправили линию челюсти и зону под глазами.

Еще в девичестве, когда я отправлялась куда-нибудь вместе с отцом, мне было не все равно, как выглядят мое лицо и тело. Мне казалось, что от этого главным образом будет зависеть, стану ли я любима. Я приглушила свою тревогу, отказавшись от такого поверхностного решения проблемы, но не стану отрицать, она все еще прячется где-то внутри меня. Иногда я размышляю о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы все это не имело для меня такого большого значения. Была бы я менее успешной, если бы мной не двигало желание самоутвердиться? Разумеется, я потратила бы намного больше времени на то, что закаляет характер, вместо того чтобы с маниакальным упорством заниматься балетом, сидеть на диете, загорать на пляже, а потом в солярии и в конечном счете подвергнуть себя пластической операции. О, да. Кончилось тем, что я устала выглядеть уставшей, когда не чувствовала себя такой; мне захотелось иметь возможность продолжить карьеру актрисы, а в этой области сложно найти работу, если с тобой не «поработали». (Вернее, я думала так до того, как стала сниматься вместе с Джеральдин Чаплин, на лице которой не было следов работы хирурга, при этом она непрерывно играла – и достигла вершин славы! То же самое относится к восхитительной Ванессе Редгрейв). Тем не менее у меня осталось достаточно лелеемых мною морщин. Не думаю, что я стала похожей на кого-то другого, но лицо стало не таким обвисшим, благодаря чему я лучше себя чувствую.

Но не только обвисшая кожа выдает мой возраст. Теперь, выбирая обувь, я руководствуюсь удобством, а не модой. Как однажды сказал отец Тины Тернер: «Что толку от денег, если у тебя болят ноги!» Мое зрение потеряло остроту. Начав писать эту книгу, я пользовалась шрифтом с размером 14; теперь печатаю размером 18 и вдобавок надеваю очки. Я сетую на ресторанные меню, напечатанные таким мелким и блеклым шрифтом, что мне, чтобы прочитать его, нужен электрический фонарик! Что бы я ни делала, теперь знаю, что должна это делать чуть медленнее. Я уже грациозно не выпрыгиваю из машины; не перебегаю улицу; держусь за поручень и внимательно смотрю, куда ступаю; я обращаю меньше внимания на свою походку: отчасти, чтобы не привлекать внимания, но главным образом из-за того, что так у меня меньше болит спина. Все это не имеет большого значения. Я знаю, что другим меньше повезло в жизни, в том числе тем, у кого серьезные проблемы со здоровьем. Я не радуюсь своим физическим недугам, но не хочу, чтобы они определяли мое поведение. Я, как и многие из тех, кто проживает III акт своей жизни и чьи истории изложены в этой книге, просто живу своей жизнью, стараясь сделать ее полезной – и вполне наслаждаюсь ею, насколько это возможно. Самое главное место в моей жизни отводится позитивности и генеративности, о чем я пишу во второй и четвертой частях книги.

Выбор восхождения по лестнице жизни вместо спуска вниз по арке приобретает особое значение с учетом того, что, как уже было сказано, продолжительность жизни стала новым культурным феноменом. Конечно, всегда были очень старые люди: мои бабушка и дедушка по материнской линии умерли, когда им было за девяносто, но они мало походили на сегодняшних бабушек и дедушек. Видимо, они не использовали ту потенциальную энергию, которой можно ожидать в наши дни. Они старели, не зная о важности аэробики и упражнений с отягощением, стимулирующих обмен веществ, помогающих следить за весом и укрепляющих мышцы и кости. Никто из них не знал, чем оборачивается для здоровья каждая выкуренная сигарета, не слышал о целебном эффекте когнитивной терапии, о программе двенадцати шагов или о медитации. Они не ведали о замене суставов или трансплантации органов, о лекарствах, способных избавить от старческих болезней и ограничений или, по крайней мере, облегчить страдания.

^{Софи Сеймур, моя бабушка по материнской линии, с маленькой Ванессой на руках. 1968 г.}

^{КРЭГ ШВАРЦ / CRAIG SCHWARTZ}

^{Я со своим годовалым внуком Малколмом.}

^{РИЧАРД ФИББС / RICHARD PHIBBS / ART DEPT}

На сегодняшний день почти 20 % населения США доживает до шестидесяти пяти лет и больше, из них 25 миллионов мужчин и 31 миллион женщин; каждый год продолжительность жизни увеличивается на две десятых года.

Задумайтесь вот над чем: в восемнадцатом веке, во времена отцов-основателей, средняя продолжительность жизни составляла всего тридцать пять лет. С тех пор наука, современная медицина, улучшение питания и качества образа жизни, санитария и снижение уровня материнской смертности увеличили среднюю продолжительность жизни на сорок пять лет, продлив ее с тридцати пяти лет до восьмидесяти! Как я уже говорила, это время сравнимо с целой второй половиной жизни взрослого человека. Произошедший в прошлом веке скачок на тридцать четыре года поистине поразителен, принимая во внимание тот факт, что за предыдущие четыре тысячи пятьсот лет, начиная с бронзового века и заканчивая девятнадцатым, продолжительность человеческой жизни увеличилась всего лишь на двадцать семь лет. Возможно, это самое существенное изменение современности, и ради будущего нашего общества нужно осознать, что оно означает для каждого из нас, как для личности. Как в политике, так и в культурном плане мы все еще ведем себя так, словно не произошло никакого увеличения продолжительности жизни. Вот нам и приходится карабкаться по лестнице профессора Арнхейма.

Если нас не мучает изнуряющая болезнь, значит, самое время сделать шаг к обретению собственной индивидуальности. Теперь, когда нас не стесняют устоявшиеся представления о чем бы то ни было, мы должны хотя бы треть пути пройти спокойно. В этот период мы способны открыть в себе новый жизненный потенциал и глубже понять, кем мы являемся и что уже знаем.

Когда я писала книгу «Жизнь так длинна», главе о III акте жизни я дала название «Начало», так как именно так я тогда чувствовала. Теперь, уже прожив одно десятилетие этого акта, я думаю, что более подходящим названием данного этапа было бы «Обретение цельности». Взгляд на III акт под этим углом, взгляд на него, как на непрерывное развитие личности, революционным образом изменяет всю систему наших представлений. Мы принадлежим к поколению, на которое возложена ответственность за это изменение; к поколению, которому надлежит переосмыслить свою последнюю треть жизни. Это изменение потрясающим образом изменит мир вокруг нас и, в частности, жизнь наших детей и наших юных друзей. Нравится нам это или нет, мы становимся образцом для молодого поколения. И мы должны стать достойным образцом!

В следующей главе я расскажу о том, почему моя жизнь полностью изменилась после того, как я пересмотрела прожитые годы.

Глава 2. Пересмотр прожитой жизни: обернуться назад, чтобы знать, что ждет впереди

Счастлив тот человек, кому дано установить связь между концом и началом своей жизни.

Гете

ОДНИМ ИЗ САМЫХ РАЗУМНЫХ ЗАНЯТИЙ, КОТОРЫМ Я КОГДА-ЛИБО посвящала время, могу сказать это с полной ответственностью, был пересмотр прожитой мною жизни.

Я исследовала себя и собственную жизнь в I и II актах с той тщательностью и честностью, на которую только была способна, находя в этом путь к цельности и подготовке к достойному III акту. Совершая пересмотр прожитой жизни, я постепенно начала понимать себя, некоторые события и людей из своего прошлого, взглянув на них по-новому.

Изменились не факты сами по себе, изменилась их значимость для меня. Я смогла другими глазами посмотреть на себя в молодости, посмотреть с большим состраданием и более объективно.

Трансформировалась также оценка моих отношений в прошлом с отдельными людьми, в частности с матерью и отцом, как и изменилось мое отношение к себе сегодняшней. Словом, я обнаружила энергичную и решительную девушку, которой всегда была.

^{I акт: Мне три года.}

^{II акт: Я, будучи беременной моим сыном Троем, выступаю на митинге. Рядом со мной – Ванесса.}

^{III акт: На вручении премии «Золотой глобус». 2001 г.}

^{ФРЕЙЗЕР ХАРРИСОН (FRAZER HARRISON)/ GETTY IMAGES}

Совсем недавно, знакомясь с работой психиатра Виктора Франкла Man’s Search of Meaning («Человек в поисках смысла»), я поняла, почему воспоминания о прожитых годах оказали на меня такое влияние. Франкл, несколько лет бывший узником нацистского концентрационного лагеря, пришел к заключению, что можно лишить человека всего, за исключением одного: свободы выбора, свободы реакции на определенную ситуацию.

Именно этим, как я теперь понимаю, определяется качество той жизни, которой мы живем, а отнюдь не богатством или бедностью, славой или безвестностью, здоровьем или болезнью. Что действительно определяет качество нашей жизни, так это то, как мы относимся к ее реалиям: какой смысл мы в них вкладываем, какие ярлыки на них навешиваем, в какое состояние духа они нас приводят.