Текст книги "Прячься"

Тихонько прикрыв дверь, двинулась от развилки. Открыв другую дверь, обнаружила гардеробную, забитую пальто, шарфами, головными уборами и обувью. Сама гардеробная была размером со спальню Рейчел и содержалась в куда более образцовом порядке. Рейчел принялась просматривать пальто. А точнее, тканевые ярлычки у воротника, где каждый магазин крепит свою бирку с ценой.

Достав телефон, нащелкала столько одежды, сколько смогла, потом быстро пролистала фото. Один предмет явно выбивался из общего ряда. Посмотрев артикул, Рейчел беззвучно присвистнула.

Очень интересно. Серрано и Талли должны это видеть.

Она отсутствует уже четыре минуты. Еще хоть минута, и Изабель заподозрит неладное – что Рейчел либо что-то разнюхивает, либо съела на обед буррито.

Прокравшись обратно к ванной, бесшумно открыла дверь и скользнула внутрь. Смыла воду в унитазе, вымыла руки и вытерла их полотенцем для рук. Безупречно сложив полотенце, положила его снова на полку.

Но, открыв дверь, Рейчел шарахнулась от порога, едва не вскрикнув. Кристофер Роблс стоял прямо перед дверью ванной, словно дожидаясь ее. Не произнес ни звука. Просто таращился на Рейчел ввалившимися, налитыми кровью глазами. Желтовато-зеленые щеки выдавали потребление больших количеств запрещенных веществ, перерабатывать которые человеческий организм не приспособлен. Но на дне этих ввалившихся глаз тлело подозрение.

– Извините, – сказала Рейчел, взяв себя в руки. – Как мне вернуться в гостиную?

Роблс не ответил. Рейчел просто снова извинилась, протиснувшись мимо него. Уходя, спиной чувствовала на себе его взгляд.

Присоединилась к остальным, по-прежнему думая о лице Роблса. Ей не понравилось, что он вроде бы узнал ее. Так уж всегда с наркоманами – сплошная паранойя, пока не наткнутся на того, кто действительно вознамерился их достать.

Изабель поглядела на Рейчел, и та одними губами выговорила: «Ванная шикарная», для пущего эффекта закатив глаза.

Улыбнувшись, Изабель чуточку зарделась и так же одними губами произнесла: «Спасибо».

Рейчел сидела молча, пока Серрано и Талли продолжали расспрашивать Драммонда. Традиционный набор. Алиби на вечер гибели Констанс практически никакого: Изабель пошла на ужин с друзьями, а Драммонд, по его словам, остался дома, заказал еду из «Мистера Фу» и отмарафонил весь третий сезон «Во все тяжкие» по «Нетфликсу». Серрано сказал, что наведет справки в «Мистере Фу» для проверки. У Рейчел сложилось впечатление, что им просто хотелось оценить реакцию Драммонда. Посмотреть, занервничает ли он. Но тот не слишком артачился, не считая явного общего дискомфорта оттого, что его допрашивает полиция по поводу смерти его бывшей жены.

Закончив беседу, Серрано и Талли вручили Изабель и Драммонду свои визитные карточки, попросив звонить, если они вспомнят что-нибудь еще. Драммонд поглядел на Рейчел, ожидая, что она тоже протянет карточку. На миг оцепенев, Рейчел нашлась:

– Тьфу ты, оставила в другой сумочке! Но тут парадом командуют Серрано и Талли. А я просто за компанию.

Драммонд встал, чтобы проводить детективов до двери. Изабель осталась сидеть.

Открывая тяжелую деревянную дверь, Драммонд сказал:

– Надеюсь, вы его найдете.

– Простите? – переспросила Талли.

– Или ее. Того, кто сделал это с Конни. Я понимаю, как это может выглядеть, – продолжал Драммонд. – Все смотрят на бывшего мужа. Но наш союз распался давным-давно. Еще до фактического развода это тянулось довольно долго. Спустя сколько времени у меня попросту не было причин желать ей зла. У нас с женой других забот хватает. Мы пытаемся завести семью.

– Спасибо за гостеприимство, мистер и миссис Драммонд, – поблагодарил Серрано. – Если нам потребуется еще что-нибудь, мы с вами свяжемся.

– Удачи с семьей, – пожелала Талли. – Подобные вещи испытывают супружество.

– Вот уж не знаю, – ответил Драммонд. Рейчел уловила в его словах подспудный смысл, ускользнувший от детективов.

Шагая вместе с ними к «Краун Виктории», Рейчел оглянулась через плечо. Драммонд провожал их взглядом. Потом развернулся и ушел в дом.

Дойдя до бордюра, Серрано положил ладонь на запястье Рейчел со словами:

– Надо поговорить. Сейчас же.

– Если не уберете от меня свои корявые ручонки, – резко обернувшись, огрызнулась Рейчел, – дрочить в следующий раз будете протезом.

Убрав руку, Серрано попятился на шаг, изумленный столь гневной отповедью Рейчел. Рука Талли дернулась к кобуре.

– Вы гражданское лицо, миз Марин, – холодно процедила Талли. – Еще раз будете угрожать моему напарнику и не успеете и дух перевести, как окажетесь в наручниках.

– Извините, – смутилась Рейчел. – Это инстинктивная реакция. Избыток скопившего напряжения. Давненько не была на йоге.

– А теперь давайте поговорим о том, какого черта вы тут делаете, – сказал Серрано.

– Они лгут, – заявила Рейчел. – Драммонд и его жена. Оба.

Серрано наклонил голову к плечу, а Талли рассмеялась:

– Да неужто? Умоляю, поведайте же, о чем они лгут, Нэнси Дрю[29]29
  Нэнси Дрю – популярный персонаж литературы, кино и компьютерных игр, девушка-детектив, впервые представленная публике в 1930 г.


[Закрыть].

– Ну, для начала о хронологии. Драммонд и Изабель начали встречаться, когда он еще был женат на Констанс. Утверждение про два года – полная чушь.

– Откуда вы знаете? – осведомилась Талли.

Достав телефон, Рейчел открыла фотогалерею и показала им снимки, сделанные в гардеробной Изабель.

– Значит, вы провели обыск у них в доме без ордера. Фантастика. – Талли повернулась к Серрано. – Ты же понимаешь, что, если Драммонд наш субъект и это дело дойдет до суда, они могут вогнать нам это в глотку и завалить все дело?

– Миз Марин, прежде чем вы начнете предъявлять нам недопустимые улики бог весть чего… какого дьявола вы вообще здесь оказались? – спросил Серрано.

– Кристофер Роблс. Брат Изабель. Он был на мосту в ночь, когда вы нашли труп Констанс Райт. – Рейчел предъявила Серрано и Талли скриншоты репортажа Чарльза Уиллмора. Среди зевак виднелось лицо Кристофера Роблса.

– А затем он сегодня появился на пресс-конференции, – присовокупила Рейчел. – Совпадением тут и не пахнет. Роблсу что-то известно.

– Значит, после пресс-конференции вы следовали за Роблсом до самого дома? – справилась Талли.

– Э-э, да вы и вправду детектив! – отозвалась Рейчел.

– Мое терпение и вправду на исходе, миз Марин, – парировала Талли.

– Потягаемся? – с вызовом бросила Рейчел.

– Прекратите обе, – попытался разрядить обстановку Серрано.

– Ну так что же, – спросила Талли, – вы считаете, что Роблс убил Констанс Райт?

– Не уверена. Я не знаю, как Роблс затащил Райт на мост среди ночи, – призналась Рейчел. – Но возможно, что ее туда завлек Драммонд, а Роблс как-то об этом прознал. Драммонд сказал, что Изабель опекала Кристофера с тех пор, как родители от него отреклись. А если мужа Изабель упекут за убийство, это ее погубит. Вы бы разве не испугались, если бы жизнь единственного человека, которому до вас есть дело, летела в тартарары? Так что, может статься, Роблс знает что-то такое, чего не следует.

Подойдя к Рейчел, Серрано осторожно ткнул пальцем ей в центр груди. Она посмотрела на перст так, словно хотела его оторвать. Серрано заметил ее гнев, но не шелохнулся. Как и она.

– Послушайте, – проговорил Серрано. – Не знаю, что вам взбрело в голову. Эта кабинетная шерлокхолмсовщина тут не прокатит. Хотите сидеть у себя дома, протягивая ниточки между булавками на пробковой доске, решить загадку Ди Би Купера[30]30
  Ди Би Купер – закрепившееся из-за ошибки СМИ прозвище анонимного угонщика самолета, который в 1971 году захватил борт, летевший из Портленда в Сиэтл, получил выкуп и скрылся, оставшись ненайденным.


[Закрыть], найти лох-несское чудище или узнать, кто на самом деле убил Кеннеди? Полный вперед. Но вы гражданское лицо. У вас не больше прав находиться в этом доме, чем у моей собаки. Единственная разница в том, что, когда моя собака гадит, где не положено, это хотя бы остается у меня дома.

– Вы только что назвали меня собакой? – осведомилась Рейчел.

– Нет, это… просто фигура речи.

– Я не уверена, что вам известно, что значит «фигура речи».

– Просто заткнитесь. Ступайте домой, миз Марин.

– Просто взгляните. – Рейчел повернула экран телефона к Серрано и Талли. – Это ярлык на одном из пальто Изабель Драммонд. Итальянское шерстяное пальто «Лилли э Виолетта». В розницу около трех с половиной тысяч долларов. Данное конкретное пальто было представлено в линейке этого года. С иголочки. Все в этом доме новехонькое и первоклассное.

– И что? – буркнул Серрано. Рейчел перелистнула снимок.

– Это шерстяная шапочка «Миша». В розницу семьсот пятьдесят долларов. Судя по артикулу, она тоже представлена в текущем году. А по слегка обтрепанным краям видно: ее этой зимой носили.

– Ладно…

Рейчел перелистнула фото. Неказистая мохнатая серая зимняя шапка. Среди дорогущих шмоток Изабель Драммонд она выглядела явно не к месту.

– Она изготовлена компанией под названием «Фрида». В розницу долларов пятьдесят. И ее явно ни разу не надевали. Не тронута ни одна ниточка. – Рейчел развела пальцы на фото, чтобы увеличить бирку. – Видите?

Наклонившись, Серрано вгляделся и покачал головой.

– Посмотрите на дыру. Где была пластиковая бирка. Видите, как разорвано? Словно кто-то выдрал бирку вместо того, чтобы отрезать ножницами.

– Отлично, я вижу то, что вы показываете, – подтвердил Серрано. – Но какая разница?

– Тот, кто снимал бирку, просто вырвал ее пальцами.

– И что же? – продолжал недоумевать Серрано. – Я так и делаю.

– Именно. А теперь глядите. – Рейчел листнула назад, к предыдущему снимку, и увеличила его. – Дорогая шапочка «Миша». На месте бирки ровно. Никто не дергал и не натягивал материал. Значит, кто-то бережно ее отрезал. Аккуратно и чисто.

Рейчел пролистала еще ряд фото.

– Каждый из этих предметов одежды имеет такие же следы, как на пальто. Изабель отрезала каждую бирку самостоятельно. С шапки же бирку снимал другой человек. Просто оторвал. Откуда следует…

– Что Изабель не покупала себе шапку «Фрида», – подхватила Талли.

– Точно, – одобрила Рейчел. – И тот, кто купил ее для нее, выдрал бирку.

– А эта шапка, – заинтересовался Серрано, – когда ее выпустили?

Рейчел улыбнулась. До него начало доходить.

– «Фрида» ушла из бизнеса и была ликвидирована три года назад, сразу после производства именно этой модели. Откуда следует, что она почти наверняка приобретена до развода Констанс Райт с Николасом Драммондом.

– Значит, Драммонд купил шапку ей в подарок, – резюмировал Серрано. – Не может быть, чтобы Изабель тратила три штуки на пальто и полсотни на шапку.

– То есть вы считаете, что Драммонд купил Изабель шапку «Фрида»? – спросила Талли.

– Несомненно. – Рейчел листнула обратно к фото шапки. – Поглядите на шерсть «Фриды». Никаких потертостей. Ее почти, а то и вовсе не надевали. Изабель сохранила ее не из практических соображений. Шапка имеет для нее эмоциональную ценность.

– Она могла быть подарком от кого угодно, – возразила Талли. – От бывшего.

– Будь эта пятидесятидолларовая шапчонка подарком бывшего возлюбленного, – покачала головой Рейчел, – она ни за что не красовалась бы в гардеробе на виду у каждого. Изабель выбросила бы ее, как только получила обручальное кольцо. А если у нее еще теплятся чувства к бывшему, она хранила бы ее где-нибудь в безопасном месте, где муж не найдет.

– Если это правда, – произнес Серрано, – то может означать, что Драммонд начал встречаться с Изабель Роблс раньше, чем утверждал на суде.

– Ну и что же? – не поняла Талли.

– А то, что на своем бракоразводном процессе с Констанс Райт, – растолковал Серрано, – Николас Драммонд получил право на алименты в размере ста тысяч долларов в месяц. Фактически он женился на Изабель Роблс два года назад. То есть был период, когда Драммонд встречался с Изабель Роблс, продолжая загребать по сто тысяч в месяц у Констанс. Значит, если они встречались в течение года, получается…

– Один и две десятых миллиона долларов, – подсказала Рейчел.

Талли присвистнула:

– Если супруг вовлечен в противозаконное сексуальное поведение до официального развода, суд может наложить запрет на алименты после развода. Если бы суду было известно, что Драммонд состоит в связи с Изабель Роблс, располагающей собственными средствами, Драммонду ни за что не присудили бы алиментов подобного рода. Значит, он скрыл свою связь с Изабель, чтобы ему непременно заплатили.

– Будь я Констанс, – заметила Рейчел, – и узнай я, что мой бывший муж начал встречаться с богатой девушкой чуть ли не подросткового возраста, когда мы еще состояли в законном браке, а потом обманным путем хапанул у меня миллион с лишним, я бы порядком осерчала. Я бы потребовала возврата денег. С процентами. А может, и прикончила бы его просто забавы ради.

– Если Констанс узнала и потребовала возврата денег, – принялась рассуждать Талли, – почему же Драммонд просто не взял их у новой жены? Похоже, ей это по карману.

– Николас Драммонд женился на восходящей политической звезде, – пояснила Рейчел, – потом бросил ее в беде и женился на богатой наследнице. Он всю жизнь в долгу у женщин. Просить у нынешней жены миллион долларов, чтобы расплатиться с бывшей, – все равно что оттяпать себе хер и смыть его в унитаз.

– Вы предполагаете, что он скорее убьет кого-нибудь, чем поставит под сомнение собственную мужественность? – с сомнением произнесла Талли.

– Да вы хоть раз встречались с мужчиной? – фыркнула Рейчел. – Именно так я и сказала.

– Миллион двести – офигенный мотив, чтобы Драммонд захотел отделаться от Констанс Райт раз и навсегда, – поглядев на Талли, сказал Серрано.

– А может, Изабель купила эту шапку сама, напилась, оторвала бирку, а все остальное – гребаные домыслы, – стояла на своем Талли.

– Детектив Талли, – принялась втолковывать Рейчел, – вы же видели, как она поправила мои туфли в прихожей. Дом выглядит так, будто Мэри Поппинс слетает с небес и протирает там пыль дважды в день.

– Это по-прежнему ничего не доказывает, – стояла на своем Талли.

– Это может доказать, что Николас Драммонд солгал, чтобы приберечь для себя миллион баксов, – не сдалась Рейчел.

– Изабель Роблс упакована под завязку, – заявила Талли. – К чему так рисковать ради миллиона двухсот тысяч?

– Скажем, для перестраховки, – вступил Серрано. – Он мог не быть уверен, что женится на Изабель. И даже если был, у нее может быть брачный контракт, который сваяли величайшие стряпчие, каких можно купить за деньги. Ему понадобятся собственные деньги, если брак пойдет лесом.

– Может, Изабель знала об отступных, может, нет, – указала Рейчел. – Возможно, она с радостью спрятала голову в песок. Но, как отметил ваш напарник, детектив Талли, мошенническое обогащение за счет Констанс на один и две десятых миллиона – весьма хороший мотив для Николаса Драммонда желать, чтобы с ней что-нибудь стряслось. А доказать это – ваше дело.

– Вы правы, – припечатал Серрано. – Это наше дело. Не ваше.

– Если бы вы двое делали свое дело, я бы вам не понадобилась, – уколола Рейчел. Талли, стиснув кулаки, шагнула вперед, но Серрано удержал ее, мягко взяв напарницу за руку.

– Да что вы знаете о нашей работе! – вскинулась Талли. – Шарите по гардеробам и вдруг воображаете, что знаете, как расследовать убийство? Мы за одну ночь видим больше, чем вы за всю свою жизнь!

– Да что вы знаете обо мне! – парировала Рейчел.

– Не знаю и не желаю, – отрезала Талли. – Ступайте домой, миз Марин.

Рейчел обожгла взглядом Серрано. Потом Талли.

– Женщина лишилась жизни, потому что всем было слишком наплевать, чтобы помочь ей. Мне уже тошно видеть, как на людей закрывают глаза. Жизнь погублена, а вы тут только подчищаете бардак. Даже если бы вы делали свое дело правильно – это «если» всем «если» фору даст, – вам в первую голову следовало не дать ей погибнуть.

– Чем вам полиция не угодила? – спросила Талли.

– Тем же, чем и генитальный герпес.

– Повторим еще раз, – произнес Серрано. – Ступайте домой, миз Марин.

– Найдите того, кто это сделал, – выдохнула Рейчел.

– Не вам нам приказывать.

– Это не приказ, детектив, это крик о помощи. Я хочу быть уверена, что хоть кто-то сражается за Констанс Райт.

– Мы сражаемся, – заявил Серрано.

– Легко говорить задним числом.

– Невозможно расследовать преступление, прежде чем оно случится, и не всегда можно предотвратить чью-то боль.

– Боль можно предотвратить почти всегда, – мрачно вымолвила Рейчел. – Надеюсь, вам не придется потерять любимого человека, чтобы уразуметь это, детективы. Вы оба не знаете об утратах ровным счетом ничего. Может, еще узнаете.

Едва договорив, Рейчел увидела, как лицо Серрано покрыла мертвенная бледность. Глаза его угасли, руки безвольно повисли по бокам. Рейчел поняла, что задела за живое, пересекла черту, о которой и не подозревала. И тут же пожалела, что не может взять слова обратно.

Повернувшись, Серрано побрел к машине и уселся внутрь. Талли уставилась на Рейчел со смесью отвращения и огорчения.

– Уже поздновато. Уверена, ваши дети обрадуются приходу матери. Поймут, что она с ними.

Талли села в машину, и детективы уехали, покинув Рейчел в одиночестве на обледеневшей подъездной дороге Драммондов. И только тогда Рейчел осознала, как замерзла. Оглянулась на дом. Кристофер Роблс таращился на нее из открытого окна верхнего этажа. Интересно, какую часть разговора он слышал и почему наблюдает за ней. И, даже не понимая почему, ощутила чудовищное раскаяние за слова, брошенные в лицо Серрано.

Рейчел вдруг заметила, что на Эшби уже опустились сумерки. Вокруг порхали снежинки, радуя глаз красотой в закатном сиянии. Посмотрела на часы, и внутри все оборвалось. Она должна была вернуться домой еще час назад. Посмотрела на экран телефона. Четыре пропущенных звонка от Айрис. Рейчел бросилась к машине бегом, чувствуя, как в груди вздымаются досада и гнев, а слезы на щеках стынут на холодном ветру колючими льдинками.

* * *

Атмосфера в машине царила, как в гробу. С момента отъезда от резиденции Драммонда Серрано не проронил ни слова. Молчание нервировало Талли. Не тишина сама по себе. Господь свидетель, в другой раз она бы насладилась передышкой от нескончаемой болтовни Серрано о книгах, кишащих гоблинами и магией. Но причина безмолвия язвила ей душу. Как только эта Марин сказала те слова: «Вы оба не знаете об утратах ровным счетом ничего», – Талли ощутила, как Серрано ушел в себя. Восемь лет с той ночи, а раны до сих пор не затянулись. Наверное, никогда и не затянутся до конца. Молчание тревожило ее. Она видела, как его окутал морок. И понимала, что полностью тот не развеется.

Талли направится домой, к семье, и проведет ночь в постели, у теплого бока любящей жены. Серрано проведет ночь в холодном пустом доме в полном одиночестве.

Жена Талли, Клэр Уоллес, старше на десять лет. Клэр уже была замужем – за мужчиной – и родила троих чудесных детей. Клэр и Талли встретились спустя полтора года после развода, ни много ни мало на свидании вслепую, и обе втрескались по уши. Талли угодила в ситуацию не из легких. Дети Клэр изо всех сил противились разводу и свиданиям матери. Их отец был хорошим человеком, это признавала даже Клэр, и простить мать они не могли очень долго. Детективу Талли досталось унизительное положение первой подружки Клэр Уоллес. Поначалу дети ее ненавидели лютой ненавистью. Отказывались с ней говорить. Но со временем раны от развода затянулись, и дети начали принимать новую жизнь Клэр. И начали принимать Лесли Талли.

На сплочение семьи ушло какое-то время, но как только это свершилось, получился букет изысканного бордо. Талли заботилась о детях Клэр, как о родных, и они впустили ее в свои собственные мирки. Она познакомила ребят со своим напарником Джоном Серрано, и они любили слушать, как тот потчует их байками о демонах и драконах. «Хотя бы некоторые ценят мой вкус в литературе», – сказал он. Они приглашают его в гости дюжину раз в год, и всякий раз он приносит бутылку «Шатонеф-дю-Пап». Клэр то и дело светится от радости, когда Серрано налегает на добавку ее восхитительного оссобуко[31]31
  Оссобуко – североитальянское блюдо, телячья голяшка, тушенная с овощами.


[Закрыть].

Одной ужасной ночью младшенький Клэр, Бобби, слег с менингитом. Только что они пятеро, прижавшись друг к другу, смотрели кино по каналу «Дисней», осыпая софу попкорном, как вдруг Бобби забился в конвульсиях на полу. Его срочно доставили в педиатрическое отделение клиники «Маккензи Норт», и все это время Талли не знала, насколько серьезную роль должна играть в этой чрезвычайной ситуации медицинского характера. Она была подружкой Клэр, а вовсе не матерью Бобби, а дети еще только свыкались с их отношениями. Так что, пока мать неотлучно сидела в «Маккензи» с Бобби, Талли оставалась дома у Клэр, присматривая за Пенни и Элизой. Они все трое сидели у телефона с залитыми слезами лицами час за часом, молясь, чтобы Бобби выкарабкался.

Клэр постоянно сообщала новости. И каждый раз, когда телефон звякал, сообщая о новой эсэмэске, сердце Талли замирало.

Сегодня жар скакнул до 104[32]32
  40 °C.


[Закрыть].

Пища в нем не держится. Его кормят внутривенно. Нельзя плакать перед ним.

А Талли слала в ответ банальности:

Держись, мы молимся за него!

Потому что просто не знала, что еще сказать.

Бобби провел в реанимации две недели. И две недели кряду Талли была напугана до смерти. Боялась за ребенка. Боялась за будущее их отношений. Уже давно она никого не любила так, как Клэр, а если что-то случится с Бобби, все будет не так, как прежде.

Как можно бояться и быть эгоистичной одновременно?

Плакала Талли непрестанно. На работе слезы скрывала. Скрывала от Серрано. Он что-то смекал, но ему хватало ума не спрашивать. Копы тоже плачут, но не друг перед другом.

Те две недели, когда Бобби балансировал на грани, Талли стряпала для Пенни и Элизы каждый вечер. Стирала, убирала дом, когда они ложились спать, и возносила молитву за Бобби, прежде чем смежить веки. Считала, что это самое меньшее, что она может сделать, пока ее подруга сидит у постели сына в больнице, молясь, чтобы вирус не отнял его жизнь. И все это время Талли страшилась и сделать слишком много, и сделать недостаточно, не понимая, где пролегает грань между тем и другим.

В тот вечер, когда Клэр привезла Бобби из больницы домой, семейство праздновало и плакало, пока слезы не иссякли. Потом, уложив детей спать, Лесли и Клэр занимались любовью с тихим пылом и словно в первый раз. С того дня они поняли, что уже никогда не расстанутся.

Теперь, ведя машину, пока Серрано молча сидел рядом, Лесли Талли думала о тех незабываемых ночах, когда ожидала вестей от Клэр, стараясь укрепиться духом на случай, если ужасающий звонок о кончине Бобби все же раздастся. Слава богу, так и не раздался. Но Талли помнила тот страх, ту печаль и отчаяние. А ведь Бобби ей не родной.

Когда жизнь Джона Серрано дала трещину, Талли была его напарницей меньше года и толком его не знала. И потчевала его теми же банальностями.

«Все наладится». Хоть и знала, что в полной мере этому уже не бывать.

Думала, что он уйдет из рядов. Особенно после размолвки с Констанс Райт. Даже ненадолго прониклась надеждой, что ее прикрепят к партнеру, багаж которого не будет тянуть их на дно. И раскаялась в этих чувствах, потому что теперь Талли даже не представляла, как могла бы работать с кем-то другим. Джон Серрано стал для нее таким же членом семьи, как Бобби, Пенни, Элиза и Клэр. Не родной, ну так что ж? А члены семьи заботятся друг о друге.

– Джон, – не выдержала Талли, – поговори со мной.

– Уж и не помню, когда ты в последний раз называла меня Джоном, – тускло усмехнулся Серрано.

– Приберегаю для особых случаев. Слушай, не позволяй словам этой Марин достать тебя. Ничего она не знает, и у нее явно винтиков не хватает.

– Знаю. Ты права, – проронил Серрано, но совершенно без души. Его терзала боль.

Когда они пересекали Паркер-авеню, направляясь в участок, Серрано вдруг встрепенулся:

– Эй, останови-ка здесь!

– Зачем? – опешила Талли, но тут же до нее дошло: – Да брось, Джон! Намылился на поле «Восс», да?

– Слишком уж давно не наведывался. Надо заглянуть.

– Надо написать отчет по Николасу Драммонду. Лейтенант будет ждать его с утра первым делом. Ты мне нужен, напарник. Если ты пойдешь туда нынче вечером, ничего хорошего это тебе не даст.

– Да при чем здесь хорошо или плохо? Мне это просто нужно. Не в службу, а в дружбу, Лесли, – попросил Серрано, – напиши сегодня отчет сама. За мной не заржавеет.

– Ты уверен?

– Уверен.

– Ладно. Не засиживайся, – уступила она.

Талли свернула за угол Паркер и Уиллоуби. Снег сеялся на ветровое стекло, собираясь на периферии, где его смахивали в стороны «дворники». Выбравшись из машины, Серрано наклонился, сказал: «Спасибо», захлопнул дверцу и зашагал прочь.

Талли проводила взглядом Серрано, направившегося к винному подвальчику на углу. Падающий снег сразу же облепил его волосы. Дальше Талли смотреть не могла. Уже насмотрелась подобного. Алкоголь и меланхолия идут рука об руку.

Включив мигалку, Талли тронулась. Позволив одинокой слезе скатиться по щеке, торопливо смахнула ее. Одна-единственная слезинка наедине с собой. Больше нельзя. Нельзя дать себе утонуть в чужих горестях. Джону Серрано приходится что ни день переплывать целый океан скорби. И не ее дело швырять ему спасательный круг всякий раз, когда его уносит.

«Рано или поздно, – печально подумала Талли, – Серрано пойдет на дно. И он не должен утащить ее за собой».