Текст книги "Когда не горят костры"

С ней всё было нормально – на первый взгляд. Она даже не замирала больше, вслушиваясь в неведомые голоса. Зато самой Лидии казалось, что она различает шёпот, утробный, низкий, неразборчивый. Не вслушиваться, только не вслушиваться, это просто шуршит костюм, это скрипят старые двери, которые с усилием раздвигает Майкл, это глухо ворчит Эррера в бесплодных попытках оживить старые компьютеры.

– Пусто, – раздосадованно выдохнул он, выходя из очередной лаборатории. Лидия осталась снаружи, у стекла во всю стену – она и так хорошо видела разгром, перевёрнутые столы и тёмную слизь, свисающую с потолка. – Такое ощущение, что они сначала всё здесь уничтожили, а уже потом пытались ломиться наружу.

– Эй! Вы должны это увидеть!

Голос Майкла прозвучал низко, неестественно и страшно, и сердце Лидии ёкнуло. Она ни разу не слышала, чтоб её бывший муж говорил так спокойно, так через силу, словно не осталось в нём чувств, кроме ужаса. Что могло случиться? Что он мог увидеть?

Знать это она не хотела.

Лидия не смогла понять, что раньше было в этой комнате – не лаборатория, нет, слишком маленькая, слишком укромная, со следами былого уюта. Всеобщее безумие словно и не коснулось её: так и теснились вдоль стен тяжёлые шкафы из тёмного металла, высокие и узкие, с запертыми дверцами; со стола смело на пол мелкие вещицы, только толстая, распухшая от влаги книга на нём осталась, но сам стол всё ещё стоял напротив дверей, с аккуратно задвинутым стулом. Словно кто-то вышел из кабинета ненадолго.

Вот только прямо напротив двери на стене был распят человек. От раскинутых в сторону рук тянулись кровавые подтёки, на запрокинутом лице отражались мука пополам с экстазом, а требуха из развороченного живота кошмарными бурыми щупальцами растянулась по всем стенам – гораздо длиннее, чем ей отведено природой.

Лидия зажмурилась, пытаясь сдержать тошноту. Гулко ухал пульс в ушах, ноги подогнулись, и ей пришлось вцепиться в дверной проём, чтоб не сползти на пол. Как хорошо, что шлем отфильтровывает запахи! Если б ещё всякую дрянь не показывал – вообще б цены ему не было…

Крепкие, надёжные руки Майкла поддержали её, помогли восстановить равновесие. Лидия тут же впилась пальцами ему в плечо, ища опоры и успокоения. Ей хотелось взглянуть в привычное, знакомое лицо бывшего мужа, представить, что последних десяти, а то и двадцати лет и вовсе не было, что всё сон, тяжёлый, кошмарный, предутренний, вот откроет глаза, а рядом только Майкл… Но как бы Лидия ни жмурилась, под опущенными веками всё стоял распятый человек, и она знала, что, если откроет глаза, не сможет на него не смотреть.

А значит, нечего трусить.

Она выдохнула и быстро распахнула глаза, чтоб не успеть передумать.

– Кровь свежая. – Голос Эрреры звучал так же тяжело и неестественно, как и голос Майкла до этого. – Он здесь висит полсотни лет, а кровь свежая.

– Он здесь висит почти полсотни лет с выпотрошенным брюхом, – её же голос превратился в хриплый скрежет ржавых механизмов, – а разлагаться и не начал!

Распятый человек застонал, словно услышал их и проснулся от глубокого болезненного сна. Пальцы скрючились, впились в стену, и Лидия с ужасом разглядела тонкие глубокие борозды у ногтей. Её замутило, когда она представила, как день за днём, год за годом это существо скребёт стену то ли от невыносимой боли, то ли от сводящей с ума тоски.

Он открыл глаза, и Лидия на мгновение поймала его взгляд, пустой, как у куклы, и её дрожь пробрала, когда она разглядела его зрачки – горизонтальные, пульсирующие, жабьи. Человек открыл рот, и вместе со словами ему на грудь выплеснулось что-то чёрное и вязкое. Голос у него оказался глубокий и гулкий, как у океана:

– Зачем? Зачем вы пришли? Хозяин пробудился, Хозяин видит…

Сухо хлопнул выстрел, и короткий гарпун с чавканьем вонзился в глаз человека, пригвоздил его голову к стене. Руки Эрреры мелко тряслись, когда он перезаряжал пистолет. Человек удивлённо дёрнулся, попытался снова опустить голову, но не вышло, и он расхохотался, жутко и надтреснуто, дёргаясь всем телом. Из его брюха полезли новые бурые щупальца, сокращаясь и оплетая стену.

Ещё хлопок, на этот раз гарпун пробил щёку человеку, и тот даже не заметил этого. Отрывисто выругался Эррера, а Майкл вцепился в плечо Лидии, потащил назад, но она всё смотрела и смотрела на распятого человека с голосом океана, и чувствовала, как рушится вокруг неё мир.

– Лидия, очнись же! Приди в себя! Уходим, уходим отсюда!

Словно во сне она обернулась, покорно, медленно, не чувствуя ничего, шагнула в коридор, но в последний момент, сбросив с себя оторопь, метнулась назад, к столу, схватила книгу и побежала прочь из страшной комнаты, трепетно прижимая её к груди. За её спиной мужчины захлопнули дверь, навалились на неё, словно чудовище уже рвалось наружу.

Ингрид, на удивление спокойная, стояла чуть в стороне, наблюдала за возней с отстранённым любопытством, как за не особо важным экспериментом. Она точно видела, что творилось внутри, не могла не видеть, но её это ничуть не тронуло. Прячется под маской циничного врача или… знала, что там увидит, знала, что это, и потому не боялась?

Лидия обессиленно сползла на пол, прижала колени к груди. Она чувствовала себя обманутой и усталой. Океан всё ещё пел для неё, гудел в костях, и большого труда стоило сохранять ясность рассудка, не слушать сладкий голосок, который подначивал вернуться в жуткую комнату к распятому человеку, взглянуть ему в глаза и расспросить его – о неведомом Хозяине, о безумии, захлестнувшем полис, о том, как распятый человек выжил – вопреки всем законам природы… Разве тебе не любопытно, Лидия Эглите, смеялся этот голос, до отвращения похожий на её собственный, разве тебе не любопытно?

И самое противное – ей было любопытно. Тёмная, кровавая, кошмарная история – всё равно история. Она заслуживает, чтобы её помнили.

Эррера с трудом отлепился от стены, перезарядил пистолет, с озабоченным лицом пересчитал оставшиеся гарпуны.

– Ну и зачем? – он недовольно кивнул на книгу, которую Лидия всё ещё сжимала в руках.

Только сейчас она взглянула на свою добычу, стёрла пыль с обложки, потемневшей настолько, что невозможно было разобрать название.

– Может быть, – медленно произнесла она, облизнув сухие губы, – может быть, эта книга ещё с поверхности. Может быть, она уцелела… чудом. Тем самым, что сохранило жизнь этому несчастному. Если эта книга действительно о временах до Погружения, то она единственное, ради чего сюда стоило приходить.

– Хорошо, если так. Пусть хоть что-то хорошее и мирное окажется в этом мёртвом городе. – Эррера осёкся и выругался. – Чёртов приказ. Чёртов командор.

Ингрид улыбнулась, как-то слишком мечтательно и радостно.

– О, он не мёртвый, – нараспев произнесла она, – Он спящий. И вот-вот пробудится.

Прищурившись, она вскинула голову, вслушиваясь в голос, слышимый лишь ей одной. Лидия следила за ней с тоской: она уже поняла, что слышат они разное, что не океан поёт юной девушке, не океан зовёт её за собой, как Лидию. Нет, её зовёт за собой кто-то другой, кто голосами тысячи мертвецов кричит из-за толщи стен, кто нашёптывает о неумирающих жертвах, кто порождает страхи и питается ими.

Уж лучше бы это был океан.

Ни слова не проронив, Ингрид двинулась дальше по коридору, даже не оглянувшись на спутников, идут ли они за ней. Чертыхнувшись, Эррера бросился следом, снова поднимая пистолет, – и он тоже заметил, что с Ингрид не всё ладно. Меньше всего Лидии хотелось подниматься и идти навстречу новым ужасам, но от одной мысли остаться здесь одной её замутило. В этот момент она чувствовала себя рухлядью, забытой и ненужной, как пыльные компьютеры в центре управления. Еще работают, но толку от них?

Она всё равно отстала и не заметила, откуда взялась эта лестница, узкая, подсвеченная тревожными красными огнями. Может, пряталась за очередной хитро замаскированной дверью, может, возникла там, где её никогда не было, подчиняясь чьей-то воле. Злой, Лидия в этом не сомневалась.

Она замерла, колеблясь и задумчиво поглаживая шершавый корешок книги. Её снова раздирало на части – страх гнал вперёд, ведь эхо доносило шаги спутников, а оставаться одной в сумрачном пустом коридоре с каждым мгновением становилось всё тяжелее и тяжелее. Пока Лидия колебалась, что-то мелькнуло сбоку, слишком быстро, чтобы уцепить взглядом. Лидия обернулась, едва удержавшись от вскрика.

– Просто мигает свет. Ничего удивительного, реактор на ладан дышит, Майкл предупреждал…

От её тяжёлого дыхания слегка запотел лицевой щиток, милосердно скрыв белёсой пеленой коридор, из которого медленно надвигалось что-то тёмное, многорукое, жуткое. Тьма разбухала, подступала всё ближе и ближе, змеилась по стенам – то ли вьюнами, то ли трещинами, и они яснее и яснее проступали перед глазами, пока медленно испарялась влага с внутренней стороны шлема.

– Всего лишь потухла лампа, – пробормотала Лидия и бросилась вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки, продолжая и продолжая себя уговаривать, не жалея дыхания, прикусывая язык. – Это всего лишь усталость. Это просто показалось. Всё показалось. Газ, наверное, какой-то газ. Шлем негерметичен, вот и надышалась. Это просто кажется.

С последним словом лестница закончилась.

Лидия согнулась пополам, жадно хватая ртом воздух, сердце болезненно сжималось, непривычное к таким нагрузкам. Когда перестало закладывать уши, Лидия поняла, как вокруг тихо. И никого нет.

Огромный тёмный зал раскинулся над её головой, даже не зал – пещера, просторная, пустая, усеянная синеватыми точками светлячков. Они похожи на звёзды, мелькнула странная, невольная мысль, и Лидия тут же одёрнула себя – ведь она никогда не видела звёзд. Откуда ей знать, как они выглядят?

Ни Майкла, ни Эрреры здесь не было. Может, они где-то свернули с лестницы, а она пронеслась мимо и не заметила? Может, шлем сыграл с ней дурную шутку, исказив звуки, и на самом деле шли они впереди по коридору, а не по чёртовой лестнице?

А может, всего этого нет?

Лидия не смогла не то что произнести – додумать эту мысль до конца. Пещера была слишком жуткой, а потому – реальной. Лидия, привыкшая к жизни среди узких коридоров станции, просто не могла представить себе такого бесприютного пустого места. До стен руками не дотянуться, свод над головой теряется во тьме, и не понять, как далеко россыпь светляков, и светляков ли?

Лидия шла, покачиваясь, дышала медленно и глубоко. Взгляду не за что было зацепиться, не за что было держаться, и она соскальзывала в панику, как в воду с ненадёжного трапа. Пустота давила, безмерной тяжестью ложилась на плечи, и большого труда стоило постоянно напоминать себе, что это пещера, всего лишь пещера, а над головой – полис, заброшенный, но привычный, и туда можно вернуться, правда, можно, в любой момент…

Каждый вдох давался всё тяжелее и тяжелее, от липкой испарины щипало лоб и щёки. Лидия жадно шарила взглядом вокруг, пытаясь хоть что-то заметить в густой, почти живой темноте, от которой так отчаянно бежала, в объятия которой так опрометчиво угодила.

В застоявшейся тишине тихий плеск воды прозвучал ясно и отчётливо. Лидия застыла, уже не пытаясь уговаривать себя, что это только кажется. Не кажется. У самых её ног медленно прокатилась рябь, едва различимая в темноте, снова плеснуло, уже ближе. Темнота становилась прозрачнее, наливаясь нездоровым красноватым светом, проступали далёкие очертания стен пещеры, абрисы глыб и сталагмитов, тревожно-чёрные среди алого марева.

А на них мерцали ровными рядами белые символы – те самые, что Лидия заметила на стенах полиса.

Плеснуло громче, уже совсем близко. Лидия с трудом отвела взгляд от странной завораживающей геометрии символов и опустила глаза. Она стояла у самого края бездонного чёрного провала, и оттуда, из глубины, единственной настоящей глубины тысячей пустых глаз на неё смотрело… нечто.

Хозяин.

Океан.

Чёрная, вязкая вода взбурлила, тысячей нитей рванулась вверх, к Лидии, словно желая опутать и утащить на дно, а гул в ушах сделался громовым, оглушая, подавляя волю, вынуждая склониться. Лидия упала на колени и закричала, не выпуская из рук книги, не поднимая головы, свернулась в комочек и зажмурилась, отгораживаясь знакомой темнотой от тьмы истинной, древней и бескрайней.

От крика болью продрало горло.

Кошмар закончился, как и любой сон – от осторожного прикосновения к плечу.

– Ты в порядке?

Ингрид была само сострадание и деликатность. Она помогла подняться, чутко поддерживала под руку, всматривалась в лицо. Лидия цеплялась за неё, как за последнюю нить, всё ещё удерживающую реальность в целостности.

– Д-да. – Горло болело. – Просто кошмар и ничего более.

Она потянулась, чтобы смахнуть испарину со лба, и рука стукнулась о щиток шлема.

Это было больше, чем кошмар.

С затравленным стоном Лидия оглянулась вокруг, метнулась в одну сторону, в другую и обессиленно осела на пол. Ингрид улыбалась как ни в чём не бывало.

– Всё хорошо, Лидия, милая. Это просто Хозяин. Не бойся его, и он даст тебе всё, что ты жаждешь. Ты же так хотела узнать побольше о мире до Погружения? Ты же так хотела хранить чужие воспоминания о небе и земле? О, он с тобой поделится, обязательно поделится…

Руки не слушались. Слабыми пальцами цепляясь за выступы сталагмита, Лидия пробовала встать, но ноги подгибались, предательски слабые и ватные. Она двигалась медленно, слишком медленно, словно в воде или кошмаре, в котором ты никогда не убежишь от монстра. Книга, трепыхнулась паническая мысль, где книга? Лидия замерла, даже забыв про Ингрид, но ничего не могла разглядеть в мутном багряном тумане, сквозь который матово светились символы. Ингрид единственная выглядела реально в этом царстве кошмара.

Даже слишком реально.

На её лице один за другим открывались глаза, плоские, пустые, с горизонтальными зрачками, словно перетянутыми пополам, пульсирующими в странном усыпляющем ритме. «Не смотри, пожалуйста, не смотри», – взмолилась Лидия, даже не зная, кого просит, кого уговаривает: то ли себя, то ли Ингрид, то ли тварь под её кожей? Но она смотрела. Все равно смотрела, и медленно поднималась навстречу девушке, в которой когда-то пыталась увидеть нерожденную дочь.

– Просто позволь ему одарить тебя, милая Лидия. Хозяин добр, он ничего не попросит взамен.

Ингрид легко подхватила её под руки, словно Лидия уже ничего не весила, и увлекла к пропасти, к самому краю, к кромке тёмной неподвижной воды. Лидия коротко взглянула вниз и тут же отвела глаза. Просто вода, частица океана в природном бассейне. Лживая гладь, под которой скрыта бесконечная глубина.

Нежные чуткие руки мягко толкнули в спину.

– Иди же.

«Да, так будет лучше, – устало подумала Лидия. – За любые знания нужно платить, и если за историю о мире до Погружения надо платить жизнью, то это честная цена».

Где-то в глубине груди рождались тепло и покой. Вот оно – сокровище, за вереницей кошмаров, как за чередой замков. Они открылись перед ней, один за другим, осталось только руку протянуть…

Сухой хлопок вдребезги разбил морок, и Лидия вздрогнула, отшатнулась в ужасе от глубины, едва сумела удержать равновесие. За спиной с утробным стоном упала Ингрид, дрожащими руками цепляясь за гарпун в шее. Один за другим закрывались глаза на её лице, пока их не осталось вовсе, только неровная кожа, обтянувшая череп, без носа и рта.

– Лидия! – Майкл подскочил к ней, схватил поперёк туловища и оттащил назад, подальше от воды, туда, где у сталагмитов стоял Эррера. – Ты в порядке?

Дыхание медленно успокаивалось и перед глазами темнело – гасло алое марево, исчезали символы, только далёкие точки на своде пещеры продолжали мерцать зыбко и неровно. Лидия высвободилась из рук Майкла, подобрала упавшую книгу, нежно погладила обложку, расправила смятые листы.

И только потом ответила, спокойно и равнодушно:

– Нет. И никто из нас не в порядке.

6

В центре управления они нашли Ингрид. Настоящую Ингрид, с нормальным, целым лицом, не обезображенным множеством жутких глаз.

Она тоже была мертва.

Эррера осторожно присел рядом с ней, проверил показатели на её браслете, удручённо покачал головой:

– Бедная девочка.

Лидия медленно подошла, всё ещё боясь увидеть вместо лица Ингрид множество пустых глаз или неровный бугристый овал, или оскаленный череп… Смерть не пожалела её. Мучительная агония наложила свою уродливую печать на тонкое юное лицо: закатившиеся глаза, распахнутый рот, жадно раздутые ноздри… и вода. Много воды, весь шлем, заполненный мутной сероватой водой, в которой и захлебнулась Ингрид.

Лидия отложила книгу на один из столов, опустилась на колени рядом с мёртвой девушкой и поддела застёжки шлема. Стоило только костюму утратить герметичность, как из него тут же хлынула вода, лизнула колени, растеклась огромной лужей. Она была настолько ледяная, что даже сквозь толстый костюм холод вгрызся в кости. Эррера чертыхнулся и отскочил прочь, а Лидия осталась сидеть рядом, гладить мокрые спутанные волосы девушки, непонятно о чём сожалея.

– Это не она к нам вернулась, – наконец, тихо произнесла Лидия, с трудом поднимаясь. – Пока мы разглядывали тела у запертой двери, она захлебывалась водой.

– И кто же к нам пришёл, а, дорогая? – голос Майкла сочился ядом и дрожал. Лидия удивлённо на него оглянулась – она никогда не видела его таким: злым, испуганным, ненавидящим. Словно что-то сломалось в нём, явив оборотную сторону, тёмную и грязную. – Призрак? Или общий глюк? И это он толкал тебя в пропасть? А может, и пропасти не было, и пещеры не было, и этого чёртова полиса не было?!

Он едва не срывался на крик, даже не пытаясь сдержать кипящее варево из паники и ярости, и Лидия не узнавала его, словно чужой, совершенно чужой человек стоял перед ней.

«Он всегда был чужим», – напомнила она себе, но легче не стало.

– Вы, два психа! Это из-за вас Ингрид погибла! Из-за ваших приказов, присяг и бредней! И мы тоже из-за них умрём! Теперь довольны?!

Его голос сорвался на визг, и Майкл замолчал, тяжело переводя дыхание и морщась. Он переводил взгляд с Эрреры на Лидию и обратно, и отблески безумия отражались в зрачках холодным огнём.

– Держи себя в руках, Альтман, – оборвал его Эррера. – Иначе я вспомню, что выполнение приказа приоритетней сохранения личного состава!

Майкл отпрянул, как от пощёчины, обернулся к Лидии, спросил хрипло, почти шёпотом:

– Ну а ты чего молчишь? Будешь угрожать или оправдываться?

Лидия стояла неестественно прямо, одеревенев, и душу драло так же больно, как горло. Наконец она с трудом разлепила губы:

– Мне нечего тебе сказать.

– Я и не сомневался. Запомни, моя дорогая, – это ведь твой долг, запоминать и хранить, не так ли? – запомни, что Ингрид погибла лишь ради того, чтобы ты могла покопаться в чужом прахе! Ну и чтобы наш господин офицер исполнил-таки приказ, о котором мы ничего не знаем! Ах да, ты же помнишь только то, что было до Погружения! Все остальные события, все остальные жизни не стоят твоего внимания!

Он говорил тихо, отрывисто, чётко, и это пугало больше крика. Лидия не могла подобрать название тому, что звенело в его голосе, сверкало во взгляде. Ей было неуютно и стыдно.

Майкл замолчал и перевёл дыхание, прикрыв глаза. Устало побрёл прочь из центра управления, словно ему тошно и невыносимо было находиться с ними в одном помещении. У самых дверей замер, бросил через плечо:

– Я любил тебя, Лидия. Любил, даже когда понял, что ты любишь одну историю, – верил, что даже в истории ты любишь людей. Но я ошибался. Ты никого не любишь. Даже того, кто был после меня, не любила.

Дверь за ним закрылась с въедливым шорохом, оставив Лидию и Эрреру в неприятной, неуютной тишине. Лидия опустила плечи, словно с уходом Майкла из неё стержень выдернули.

– Не принимайте близко к сердцу, – мрачно посоветовал Эррера, старательно глядя в сторону. – Альтман не понимает, что творится, вот и злится. И срывается на вас, потому что угрожать мне кишка у него тонка.

Безопасник повертел в руках пистолет и с отвращением отложил его в сторону.

– Если уж на кого и злиться, то на командора. Если б всё дело было только в законе об истории, он первый бы им подтёрся.

Эррера наконец взглянул в лицо Лидии, и она удивилась, насколько же он молод, едва ли сильно старше Ингрид.

– Так что не вздумайте винить себя в её смерти или в наших злоключениях, что бы там Альтман ни говорил. Потому что ни один человек не может сотворить или предсказать такое.

– Самое страшное, что в глубине души я с ним согласна. В одном он прав – я действительно никого не люблю, кроме прошлого, его отзвука, его теней. Вот и кажется: раз он прав в одном, то и в остальном он тоже может быть прав.

– Вам лучше поспать, – резко оборвал её Эррера, снова став таким, как прежде. – До возвращения катера ещё двенадцать часов, и я сомневаюсь, что кто-то из нас захочет и дальше обыскивать полис. Я верну мистера Альтмана – не стоит нам разделяться.

Уже у дверей его настиг тихий вздох Лидии.

– Спасибо.

Он замер от удивления, обернулся:

– Спасибо? За что?

– А разве не за что? – Лидия отвела глаза в сторону. – Вы спасли мне жизнь.

Эррера замялся. Лидия видела – он борется с собой, мучительно решает – сказать то, что рвётся с языка или нет. Она даже догадывалась, что он может ответить: сухое «Это моя работа», разбавленное холодом и сожалением, – вот и всё, что она услышала бы от него ещё сутки назад. Но он промолчал, только кивнул отрывисто и вышел.

Милосердие иногда мучительнее любого приговора.

Спать не хотелось, да и что может присниться в этом проклятом полисе? Лидия неподвижно лежала на спине, прижав к полу распахнутые ладони. Из-за шлема затекла шея, но Лидия не пыталась улечься удобнее. Сон не шёл. В голову лезли мысли, одна другой тошнотворнее, и от каждой хотелось повеситься. В ушах всё ещё звучал голос Майкла, его тихие злые слова кислотой растравляли душу, потому что были правдой. Эррера мог считать что угодно, но Лидия знала себя, знала: там, в пещере, она действительно была готова обменять жизнь на знания.

Даже если эта жизнь принадлежит не ей.

Особенно – если эта жизнь принадлежит не ей.

Откуда знать, может, именно её любопытство, её жажда отыскать новые крохи памяти о далёком потерянном мире пробудили безымянную стоглазую тварь под полисом? Может, именно потому погибла Ингрид, что Лидия хотела докопаться до секретов города, и ей дали эту возможность – взамен на чужую жизнь?

По щеке щекотно скатилась слезинка, прохладной каплей застыла у уха. Лидия поморщилась, свернулась клубочком, уговаривая себя поспать. Незачем бояться снов, когда реальность – сама воплощённый кошмар. Разве может быть что-то хуже?

Может.

Ту безымянную субмарину она не видела. Тогда она ещё не была офицером по культуре и не могла настаивать на участии в экспедиции, ей оставалось только сидеть в каюте и обкусывать ногти, изнывая от нетерпения и любопытства. Она не тревожилась, это Лидия помнила точно. Тогда её мир был лёгок и прост и полон возможностей, а не опасностей. Пара дней, не больше – так сказал супруг, коснулся губами её волос и унёсся навстречу открытиям. И своей смерти.

Ей потом показали кадры с подлодки, исковерканные тела, разгромленное оборудование, содранную обшивку, из-под которой торчали трубы и искрящие провода. Но субмарину в её первозданном виде Лидия не видела. Да и никто со станции не видел, если на то пошло. Но сейчас, сидя в уютной и светлой кают-компании, она не сомневалась, где находится.

– Чудесное место, не так ли? – Его голос звучал сипло и надтреснуто, как перед самой смертью.

Лидия помнила, как он задыхался от кашля, пытаясь выдавить хоть слово, как исходил тёмной красноватой пеной, как трясся от озноба, когда воздух вокруг него мутнел от жара. Лидия помнила, как потух огонь в его глазах, оставив только тоску и бесприютность, как дух его сломался задолго до смерти, как он прекратил цепляться за жизнь, когда узнал, что болезнь пошла дальше, по всей станции. Когда понял, что он, искавший для всех жизнь и спасение, принёс только смерть.

– Да, чудесное.

– Я знал, что тебе понравится! – Улыбка осталась прежней – яркой, искрящейся, лёгкой, словно луч света по лицу скользнул. Лидия едва не расплакалась от внезапной горечи, накрывшей её с головой, – как же она истосковалась по нему! – Смотри, по слухам, эта картина не просто с поверхности, а настоящий антиквариат! Оригинал, ей лет двести, не меньше!

Лидия послушно обернулась, скользнула взглядом по обшивке из тёмного дерева, и там, подчиняясь взмаху его руки, возникла картина – болезненно чёткая, слишком яркая для образа из сна. Даже для реальной – слишком яркая.

Лидия поспешно отвела глаза.

Он всё ещё улыбался, так счастливо, словно вручил ей самый огромный, самый драгоценный подарок. На мгновение сердце сжалось от мучительного стыда – как она смеет отворачиваться, пренебрегать его дарами?! Как она смеет не ликовать вместе с ним?!

– Ты не Жилвинас, – имя, которое она так старательно забывала вот уже десять лет, выскользнуло легко, словно всегда только и ждало случая, чтоб вырваться на волю. – Мой муж умер на моих руках. Ты не он.

– Лидия… – в его глазах мелькнула тревога, – ты… ты в порядке?

Она молчала, внимательно разглядывая его лицо, как он хмурится, как сжимает губы, как темнеют его глаза, и не могла, не могла найти фальши. Сердце болело в жуткой и сладкой истоме узнавания, но разум, превратившийся в отточенный инструмент, с беспощадным равнодушием подсовывал кадры её личной хроники: болезнь, смерть, похороны.

Жилвинас вздохнул и спрятал лицо в ладони.

– Прости, – пробормотал неразборчиво, не поднимая глаз. – Это не моя воля. Это не я предлагаю: останься со мной, и у тебя будет всё, что ты так хотела найти – книги, картины, фотографии, дневники. Старые фильмы и песни. Не небо, но его иллюзия. Не надежда, но что-то очень близкое…

– Кто? – оборвала его Лидия. – Если не ты предлагаешь, то кто?

Жилвинас медленно поднял лицо, серое, обескровленное, заострившееся, как у мертвеца. Зрачки его стали горизонтальными. Как у Ингрид.

– Ты знаешь. Ты смотрела ему в глаза. У него нет имени – только то, как мы зовём его… или проклинаем. Хозяин глубин.

– Что ему надо?

Хотелось сорваться с места, обвить руками плечи супруга, обнять его, вцепиться в него, не отпускать, отвоевать у смерти, но Лидия давно разучилась следовать своим чувствам. А разум требовал вызнать как можно больше.

Жилвинас через силу поднял глаза и грустно улыбнулся:

– Мы все. Ему одиноко, ужасно одиноко в самой тёмной глубине. И он поглощает нас, обнимает нас, лелеет нас. Но ему мало. Всегда мало. Он хочет всех людей. Но тебя – особенно. Он уже одарил тебя – осколком памяти, общей для него и… таких, как ты. Чтобы ты нашла вход. Чтобы пришла к нему.

– Меня? Почему?

В его глазах мелькнуло отчаяние.

– Я не знаю, не знаю! Он шепчет – «Дахут», но я не понимаю, что это значит!

В груди холодок царапнул от этого слова – странного, чужого… древнего. Кольнуло сладостно и больно – словно ей предложили желанное, забытое… Но чувство мелькнуло и пропало.

«Хватит, – устало подумала Лидия, – я хочу проснуться».

– Как называется эта субмарина?

Он выглядел удивлённым. Кажется, её вопрос сбил его с толка и удивил. Жилвинас пожал плечами:

– Вряд ли тебе что-то скажет её имя – «Кер-Ис».

– Спасибо, – Лидия криво улыбнулась и зажмурилась.

Когда она распахнула глаза, вокруг было темно. Остальные ещё спали, неловко свернувшись в громоздких, неудобных костюмах. Тишина давила с силой тысяч тонн воды. Лидии показалось, что она оглохла – настолько неестественно беззвучно было вокруг. Ни шороха, ни потрескивания ламп, ни гудения техники… ни гула океана.

На браслете бледно мигнуло время. До возвращения катера ещё около пяти часов. Ужасно, смертельно много в этом стылом полумраке, в тяжёлой мёртвой тишине, с древним чудовищем где-то внизу, под ногами. В груди снова что-то больно царапнуло, и на глазах выступили слёзы, стоило только вспомнить сон. Лидия с тихим стоном зажмурилась, но в темноте не было спасения.

Тогда она взялась за книгу. В ней непременно должно быть что-то важное, что-то прекрасное, иначе все муки, все страхи окажутся смертельно несправедливыми!

Впрочем, сложно сказать, что в этом полисе не было смертельным.

Обложку она поднимала осторожно. Пальцы, ужасно неуклюжие из-за костюма, не могли подцепить страницу или перевернуть её, не навредив. Книга открылась сама, почти на середине, как много раз до того. Лидия нежно провела ладонью по страницам, наклонилась ниже и едва не застонала от злобы и отчаяния – чернила поблекли до нечитаемости, на бумаге остались только рассеянные обломки текста – редкие штрихи, кое-где буквы, обрывки слов.

Едва сдерживая бешенство, Лидия перелистала страницы до конца, потом – от конца к началу. Она уже не берегла свою бесценную находку, не заботилась о том, что может помять или надорвать страницы. Руки тряслись.

Едва ли в книге осталось хоть одно целое предложение. Некоторые развороты выцвели до густой желтизны, пустой, словно там никогда и не было ничего. Некоторые были испещрены чёрточками и точками, которые не складывались в слова. А на полях некоторых Лидия обнаружила заметки, сделанные твёрдой, уверенной рукой.

К ним время оказалось милосерднее. Лидия сгорбилась над ними, с трудом разбирая чужой почерк. Было в нём что-то странное, но она не могла сообразить что. Только выпрямившись, размяв затёкшую спину, взглянув на заметки с другого угла, она поняла, что же её насторожило.

Слишком похоже на жуткие символы из пещеры.

Те же острые углы и странные изгибы, то длинные, резкие росчерки, то непрерывная вязь. Лидия сглотнула, вчиталась.

«Нашли пещеры под третьим комплексом. Их не может быть, но они есть».

«Он поёт мне о другом городе, о прекрасном городе, о городе с таким же именем. Он поёт о тоске, он поёт о любви, он поёт о покое. Почему же я плачу?»

«Кто за дверью? Воют и воют и воют. Он голоден – мы отдаём».

«почему он не смотрит он звал он звал почему не смотрит»

«они убежали заперли его покинули его и смеются и ликуют но он с ними кер ис навсегда с ними ибо они несут его в себе»

«дахут он зовёт дахут но никто не дахут и он зол возьми меня мою кровь пощади пощади поща»

Лидию холодом окатило. Она выпрямилась, застыла, сжимая и разжимая кулаки, не замечая, как комкает и рвёт бумагу. От ужаса стало темно в глазах, воздуха не хватало. Она жадно глотала его ртом, но не могла протолкнуть вглубь. Её начал колотить озноб.

Кер-Ис. Дахут. Древние, дикие слова из сна, из морока, которые обрели плоть на страницах книги мертвеца, вырвались в мир, изувечив его, изменив саму реальность и её законы.