Текст книги "Единственный ребенок в семье. Как выжить без братьев и сестер"

Глава 2. Семейные дрязги

Мне тяжело дается выяснение отношений. Наверное, потому что не довелось ссориться с братьями или сестрами в детстве.

Когда мы начали проводить интервью, довольно скоро столкнулись с подобным описанием чувств единственного ребенка, но не уделили этому внимания. Слушая всё новые и новые рассказы, мы были поражены тем, как часто повторялась данная фраза, практически слово в слово:

В выяснении отношений я ужасно плох, всё равно что смотреть на двух дерущихся и не разнимать их. Не могу этого вынести.

Стало очевидным, что для единственных детей это очень важно. И потому мы принялись расспрашивать: отчего же так вышло? И что вообще имеется в виду?

По ходу работы многое начало проясняться. Мы определили это как некий процесс контакта, естественно создаваемый в семье с несколькими детьми, но довольно редко встречающийся в случае с одним ребенком. Сюда входят прикосновения, толчки и пинки, открытые или исподтишка, драки и наоборот – физический контакт как проявление нежности. Всё это – часть опыта, который большинство людей получают в семье:

Понимаете ли вы, что для единственного ребенка физический контакт – большая редкость? Я всегда сидела одна на огромном заднем сиденье нашей машины, занимала целую сторону обеденного стола. Впервые прижалась к кому-то уже в школе, во время воскресного пикника, – было отвратительно.

Принципиально важно, что это относится и к моральному противостоянию. Что же это, черт возьми, такое? Эмоциональный аналог физической борьбы – когда с тобой сталкиваются, дразнят, над тобой смеются, сбивая спесь. Подобный опыт позволяет справляться с чужим гневом и конфликтами:

Большой минус в жизни единственного ребенка – по мере эмоционального развития требуется «обкатать» себя на сверстниках, а ты лишен такой возможности. Тебе не с кем играть. И даже лучшими в мире игрушками не с кем поделиться или поссориться из-за них.

По части соревнований и стычек ты сильно отстаешь от тех, кто растет с братьями и сестрами.

Недостаток физического контакта и эмоционального противостояния, которых у других детей в избытке, оказывает влияние на развитие единственного ребенка. Мы слышали об этом снова и снова. Даже в тех случаях, когда фраза «выяснение отношений» не звучала, было заметно, что отсутствие конфликтов ощущается очень остро.

Почему это так важно?

Потому что на базе данного механизма дети учатся выстраивать отношения. Получают представление о себе в общении с окружающими. Конечно, с первого дня в школе «одиночки» начинают соприкасаться с одноклассниками и извлекают из этого уроки. Но важность передряг, о которых мы говорим, заключается, во-первых, в том, чтобы учиться общению вместе с людьми своего поколения, живущими примерно в тех же условиях. А во-вторых – чтобы выстраивать отношения в обстановке, где нельзя просто взять и уйти. Нужно принять решение. Ссоры помогают узнать, какими именно бывают эти решения.

Как мы уже отмечали, жизнь в окружении взрослых лишает единственного ребенка опыта, который другие дети получают в избытке. Отсутствие перебранок и дрязг занимает центральное место в его жизни. Наши интервью показывают: единственные дети и сами видят, что другие, освоившие мастерство разборок, приходят в школу с полным набором социальных и эмоциональных навыков, в то время как они начинают делать первые шаги:

Те, у кого есть родные братья и сестры, учатся жить, не принимая ссоры слишком близко к сердцу, и строить отношения в безопасной обстановке, где родители всегда могут рассудить противников. Единственному ребенку приходится узнавать об этом в менее комфортной среде, за пределами семейного круга. Часто им вообще не удается научиться этому, или опыт приходит слишком поздно – и уж точно без помощи третейского судьи.

Обычно единственные дети неплохо справляются со взрослой жизнью, пока не оказываются лицом к лицу с проблемами. Тогда-то им приходит в голову, что семейные разборки помогают освоить это неведомое искусство. По словам собеседников, недостаток подобного опыта в раннем возрасте привел к трудностям в дальнейшей жизни.

Однако нам бы не хотелось, чтобы вы представляли себе единственных детей как несчастных, обездоленных отщепенцев. Значительное вовлечение в дела взрослых часто делает их очень развитыми. Проблема в том, что это может случиться ближе к среднему возрасту:

Я чаще всего тусовался с ребятами постарше. Но не удавалось толком ничем делиться – в эмоциональном плане. У подростков есть такая фаза: «Теперь ты мой лучший друг, а он нет!» – и это часть процесса, который помогает понять, что к чему. Мне хотелось выходить из этой игры. Если я не стал чьим-то лучшим другом, то не собирался завоевывать такое право. Раз не вышло, то нечего и выяснять. Я не видел тут смысла, так что особо не утруждался. Затем, конечно, пришлось в этом разобраться, но в более позднем возрасте.

А кто-то не занимается этим никогда.

Возможно, вы сейчас думаете: «Ну и что? Разве это действительно так важно?» Да! Единственные дети, с которыми удалось побеседовать, заявляли, что это усложнило жизнь не только им, но и родным. По их мнению, недостаток физических и эмоциональных «разборок» сделал их скрытными и мнительными партнерами с потребностью большого личного пространства (физического и эмоционального), и им с трудом дается совместность (это касается и материальных, и нематериальных вещей). Кажется, уже достаточно, но фигурировали также и последующие проблемы с преодолением конфликтных ситуаций. Были и другие сложности.

Давайте же узнаем, что говорят сами респонденты обо всех пунктах по порядку, начиная с самого распространенного: личное пространство и совместность.

Жажда пространства

Эта потребность ярко выражена практически у всех единственных детей. Абсолютно все наши собеседники в той или иной мере затронули данную тему:

Я нуждаюсь в личном пространстве, а люди часто этого не понимают. Люблю бывать дома один. Даже если еду в отпуск с друзьями, часто занимаюсь своими делами.

Я люблю, когда всё на своих местах. Мне нравится уединение. Делить комнату с четырьмя другими девочками в колледже далось тяжело. Каждой из нас полагалась кровать, платяной шкаф, тумбочка – и всё. В выходные уезжала домой, чтобы побыть в одиночестве. Там занималась перестановкой – чтобы вернуть ощущение своего пространства. Иногда, приезжая, по нескольку часов не разговаривала с мамой, чтобы настроиться на свою волну.

У единственных детей личное пространство больше обычного. Я люблю ездить за рулем одна. Надо же, пока не спросили, я об этом не задумывалась. Но точно, нужно бывать одной – в комнате, в машине. Я внезапно это поняла.

Часто единственный ребенок ищет способы убежать от окружающих, чтобы побыть в одиночестве. Например, в путешествиях:

Это способ побыть одному.

Единственный ребенок должен проводить время с самим собой, и путешествия помогают в этом.

Но, конечно, уезжать в дальние края не обязательно. Один из наших собеседников, например, отправлялся ремонтировать яхту.

Мне нравится уделять время себе, заниматься чем хочу. Если едем в отпуск вдвоем, то после обеда всегда пару часов отдыхаем друг от друга; это происходит само собой.

Мне нужно личное пространство, хоть я и люблю находиться среди людей. Если делю с кем-то жилье, то моя комната – мой кокон. Выйду на пенсию и спрячусь – чтобы быть наедине с собой. Вечер предпочитаю проводить в одиночестве, среди своих вещей.

На то, чтобы осознать и принять в себе эту потребность, может уйти немало времени:

Только недавно признался себе, что по-настоящему счастлив лишь в одиночестве: прихожу домой, задраиваю люки. Автоответчик с функцией контроля – величайшее изобретение! Я раньше считал, что бывать наедине с собой эгоистично, как-то заносчиво, и выдумывал себе всякие болезни в оправдание. Сейчас понимаю: может, это необычно, но уж так я устроен. Куда-то выхожу пару раз в неделю, а остальное время нахожусь с собой – и отлично себя чувствую.

Это оказывает влияние на партнеров и друзей, о чем поговорим в главах 7 и 8. А пока – пример:

Я работаю из дома и кабинет охраняю как личную территорию. Если сосед что-то там оставляет, я впадаю в ярость и сгребаю все вещи в его ящик. У нас отдельные ванные комнаты – и горе ему, если он чистит зубы в моей!

Потребность в личном пространстве легко описать, истоки легко объяснить. Это пространство было у единственного ребенка с рождения – в виде собственной комнаты или своего места. И он привык к тому, что делить его ни с кем не нужно.

Понаблюдайте как-нибудь за оравой детей, бегущих к скамейке или качелям. Обратите внимание, как они стараются мгновенно захватить свое место, разграничить свое и чужое. А видите, как они выпихнули девчонку, что стоит поодаль и даже не пытается ни на что претендовать? Попробуйте догадаться, кто это. Для единственных детей непривычна яростная толкотня, в которой так удачливы сверстники.

Их пространство наполнено вещами, принадлежащими исключительно им. Что-то сделать здесь можно только с их согласия. Поблизости нет братьев и сестер, которые могли бы эти вещи переложить или позаимствовать. Единственный ребенок часто злится, если окружающие устраивают перестановку на их территории:

Не люблю, когда люди трогают мои книги. Если в квартире гости, мне всё равно, как они себя ведут: пусть матерятся или на голове стоят. Но меня по-настоящему расстроит, если они будут перекладывать мои вещи: это вторжение в мое пространство.

Если бы потребность в обширном личном пространстве имела только физическое измерение, проблема не была бы так остра. Есть множество практических способов разобраться с этим. Но потребность в уединении и пространстве распространяется и на эмоциональную сферу.

Что мы имеем в виду? Потребность в том, чтобы некоторые личные вещи оставались исключительно личными, нерасположенность к общению по душам, нежелание доверять людям свои сокровенные мысли:

Не люблю, когда кто-то в курсе того, чем я занят.

Мне нужно достаточно времени для уединения, и только недавно я перестала себя за это корить. Я отрицала свои потребности, изображала жертву. Не говорила, что мне нужно, и даже не осознавала. Это не избалованность, а другая крайность – когда так стараешься не важничать, что в итоге вредишь себе.

Это очень жесткая потребность, свойственная большинству единственных детей, и мы обратимся к ней еще не раз. В контексте разговора о семейных «дрязгах»: мы считаем, что к этому приводит невозможность опробовать собственные эмоциональные реакции на других. Если ваше внимание постоянно сосредоточено на родителях, а их внимание – на вас, вряд ли вы отважитесь на эксперименты. Им надо угождать, делать всё правильно. Защитный механизм формируется в раннем возрасте и остается на всю жизнь, мешая развитию отношений с окружающими. Это проблема для партнера, как мы увидим в части III, но может стать драмой и для самого человека:

Мне нравится уединение, я нуждаюсь в нем. Иногда на пару часов, иногда на пару дней. И в отношениях хочу иметь такую возможность. Недавно я начала встречаться с парнем, так вот он стремился всё время быть вместе. Это продлилось месяц – больше я не выдержала, пусть и хотела быть с ним.

Отсутствие семейных «разборок», как мы знаем, ведет и к другим негативным последствиям.

Проблемы с совместностью

Как большинство детей понимают, что надо делиться? Играя с братьями и сестрами, договариваясь. Ты, может, и не хочешь одолжить брату велосипед, но уверен, что, если этого не сделать, он может толкнуть, ударить или сдать тебя матери. Также ты знаешь, что, если поделиться с ним велосипедом, он в ответ разрешит поиграть с его железной дорогой, на которую давно облизывался. Ну и еще ты точно узнаешь: никто не гарантирует, что твои вещи останутся нетронутыми, если ты выйдешь из комнаты или на какое-то время покинешь дом.

Единственному ребенку не удается научиться этому дома. Даже когда приходят другие дети, он – на своей территории, всё еще главный. Когда он сам идет в гости, то оказывается на чужой территории, но всегда может вернуться в убежище – к себе домой. Единственные дети осознают эту особенность и часто стыдятся ее. Им действительно нравится держать всё свое под контролем:

Никогда не мог делиться игрушками. Сейчас та же история с машинами, деньгами, – я абсолютно безнадежен.

Терпеть не могу, когда кто-нибудь перекладывает вещи – особенно инструменты в гараже или сарае. Могу одолжить их, но обнаружить, что кто-то стащил у меня тяпку или секатор, – нет! Когда берут без спроса и не возвращают – я в бешенстве.

Об этой особенности говорят и их партнеры:

Если я хочу что-то позаимствовать, она говорит: «Ой, ты хочешь надеть мой свитер? Думаю, он может мне самой пригодиться сегодня». Как человек, выросший с братом, я знаю, что лучше ничего не брать без разрешения, – но единственные дети слишком оберегают свои вещи и не хотят делиться вообще!

А вот ответ единственного ребенка:

Я чувствую, что имею право сказать «нет». Если кто-то просит что-нибудь, я воспринимаю это как вторжение в личную жизнь.

Иногда нежелание делиться имеет практический характер:

Если я сам предложил поделиться шоколадкой, это мой выбор, но не люблю, когда меня используют. Если подобное случается, я отдаляюсь от человека.

Разборки с братьями и сестрами подготавливают тебя к совместной жизни. Возможно, распространенное мнение об эгоистичности единственных детей уходит корнями в недостаток опыта, который на учил бы их делиться. Заклеймить их эгоистами легко, хоть раз испытав на себе такую, как выразился один из респондентов, «полную и абсолютную некомпетентность во всех этих совместных делах». Но недостаток опыта не равен жадности, когда ты всеми силами сопротивляешься, если у тебя что-нибудь просят. Единственные дети видят, как делятся другие, и хотят поступать так же. Однако им предстоит этому обучиться, коль скоро не удалось с молоком матери впитать искусство достижения компромиссов и правила совместности, что происходит естественно, когда семья побольше. Задача не из простых, но иногда помощниками в этом деле становятся собственные чада:

Единственному ребенку не обязательно делиться. Думаю, моему мужу (он – единственный сын) так и не удалось этому научиться. Мне, женщине, легче: с появлением детей я научилась усмирять свой эгоизм, стала более уступчивой, потому что это было необходимо. Но всё равно, хоть я теперь умею и брать и отдавать (отдавать получается более просто и естественно), совместность дается с большим трудом.

Кроме повышенной потребности в уединении и проблем с общением, отсутствие «разборок» в детстве может сделать единственного ребенка скрытным. Некоторые называют это неискренностью.

Хранение тайн

Мы очень закрытые люди, оберегаем свою частную жизнь. Мы, единственные дети, чаще других держимся особняком.

Я знаю, что замкнутый. Есть часть жизни, которую всегда держу при себе. И не чувствую желания проявлять инициативу. Полагаю, для единственного ребенка это типично?

Мне кажется, тем, кто вырос с братьями и сестрами, лучше удается быть откровенными.

Вероятно, одна из причин скрытности единственного ребенка в том, что его ни с кем не сопоставляют и конкурентные условия ему неведомы. В семьях, где больше одного ребенка, у каждого из детей шире круг возможностей что-то утаить от родителей, – достаточно подгадать момент, когда внимание сосредоточено на другом, и появляется шанс сделать что-либо без свидетелей. Единственному приходится для этого разрабатывать схемы и механизмы, которые позволят ему отвоевать приватность. Обычное течение семейной жизни таких шансов не предоставляет.

Я была всё время под неусыпным надзором матери. И очень рано поняла: единственный способ выиграть – стать скрытной. Я стала врать и притворяться. Отец догадывался. Наверное, можно сказать, что мы были в молчаливом сговоре.

Если ты единственный ребенок, тебе надо лучше хранить секреты, быть хитрее – не хочу сказать ничего плохого, но есть же всё-таки вещи, которые надо скрыть. А единственному ребенку утаивать тяжелее, так как он постоянно в центре внимания.

Мне всегда приходилось многое скрывать, и это ужасно бесило.

Мы не знаем наверняка, действительно ли была необходимость скрывать что-то от родителей, но уверены: «одиночки» чувствовали, что должны, а это самое главное. Возможно, дело в том, что рядом не было брата или сестры, которые могли бы как-то разрядить обстановку. Если в школе ребенок изолирован или ощущает угрозу, замкнутость зачастую усиливается:

Я был очень робким и неуверенным, хотя родители меня очень любили. Я просто ни с кем не знакомился – печальная картина, правда. Неудивительно, что меня никто и не замечал.

Я ходил в гимназию для мальчиков. Это добавило комплексов всех мастей, а их у меня, единственного ребенка, и так имелось достаточно. Узнать хоть что-нибудь о девочках не представлялось возможным. Во всяком случае, не было простых способов, как у остальных. Я рос очень одиноким и ранимым, чувствовал себя везде чужим.

Я пел в церковном хоре, братьев и сестер у меня не было. Я крайне редко с кем-то разговаривал по душам, а собеседников, которые являлись бы моими ровесниками или находились в таком же положении, у меня не было совсем.

Скрытность может усугубить проблему:

Я всё обдумываю сам, в голове. Если возникнет проблема, не факт, что кому-то об этом расскажу. И в дружбе я держу дистанцию, сам справляюсь с трудностями.

Психологическая изолированность наиболее ярко проявляется в отношениях с партнером…

Когда она плачет – например, хочет, чтобы о ней позаботились, – я стараюсь не реагировать. Держусь в сторонке.

…и порой способствует появлению нереалистичных ожиданий:

Никогда не прошу о помощи! Мужу говорю: «Ты сам должен понимать, что я чувствую».

Расстановка сил не лучшая, разве что партнером 1 окажется тонкий, понимающий человек… или единственный ребенок, с которым можно счастливо… избегать друг друга!

Шутки, доверчивость и обман

Мы были удивлены, насколько хорошо единственные дети осознают свои проблемы с шутками и розыгрышами. Зачастую они не способны понять, серьезно с ними говорят или нет, – и это оказывает свое влияние:

Не люблю, когда надо мной подшучивают. Это тяжело. Я всегда принимаю всё всерьез и обижаюсь. Хотя, если посмотреть со стороны, это же комплимент: ты так нравишься людям, что они искренне шутят с тобой.

Некоторые отмечали, что это добавило трудностей с общением в школе:

В школе мне было плохо – всегда знал, что не вписываюсь. Причин не выяснял, но это чувство не отпускало. Не хватало уверенности в себе. Тяжело переживал шуточки в свой адрес; думаю, это связано с тем, что я единственный ребенок и просто к ним не привык. Родители никогда меня не дразнили – между нами не было легкого общения.

Я не могу понять, когда меня разыгрывают, – никогда не вижу по людям, серьезно они говорят или нет.

Даже в зрелости единственный ребенок продолжает использовать воображение – там, где другие опираются на знания, полученные в процессе игр со сверстниками. Отсутствие товарищей, которые подвергли бы сомнению или осмеяли его дурацкую идею в детстве, сделало его неспособным правильно оценивать поведение других:

Помню, я без ума влюбился в девчонку и стал встречать ее с автобуса по воскресеньям. И вдруг оказалось, что она провела выходные с другим! Вот же стерва!

В том, что касается отношений, я неизменно подвержен иллюзиям.

Есть у них и неадекватные амбиции:

Проекты, которые я задумывал, всегда были слишком безбашенными, чтобы стать реальностью. Глупыми, если честно.

А неумение разбираться в людях и ситуациях делает их излишне доверчивыми:

Я – превосходная цель для любой аферы, ибо редко понимаю, что меня пытаются обмануть. И мошенники, кажется, видят меня за версту. Остается только краснеть от стыда. Теперь я, разумеется, требую доказательств. И часто обижаю искренних людей, не доверяя их рассказам.

Да, видит бог, я очень легковерная. У меня однажды было двое помощников на проекте, и они без конца шутили друг над другом. Я думала, у них настоящая вражда, но оказалось, что они – лучшие друзья. А я была уверена, что они не ладят!

Единственные дети также склонны заблуждаться относительно реакции окружающих на их поведение, ведь у них не было возможности узнать об этом в раннем возрасте. От родителей вы ожидаете, что они любят вас безусловно, несмотря ни на что. Но братья и сестры помогают приблизиться к реальной жизни.

Таким образом, мы подошли вплотную к самому проблемному из эффектов, возникающих из-за недостатка внутрисемейной борьбы. Это трудности, которые единственный ребенок испытывает в процессе урегулирования конфликтных ситуаций.

Конфликт и его разрешение

Многие единственные дети упомянули, что не способны уладить конфликт и урегулировать возникшие разногласия. Они говорили, что им очень сложно пережить конфликт любого характера:

Я не умею ссориться, не выдерживаю гнева.

Я всегда наблюдала чужой гнев со стороны, никогда в этом не участвовала. Ссоришься, ругаешься, миришься – я просто в свое время не научилась этому, зато потом прочувствовала на своих детях. Пришлось нелегко.

Некоторые редко видели гнев и не испытывали его:

В нашем доме никогда не повышали голос и не бросались тарелками.

Неумение обращаться с гневом – серьезная проблема для взрослого человека, будь то свой собственный, чужой или взаимный гнев, возникший в интимных отношениях. Это не значит, что единственный ребенок не чувствует злости или не испытывает гнева. Но он не знает легких и безопасных способов с ними справиться, так как по дорожке из трех пунктов – поспорить, поругаться, а потом забыть обо всем – он не ходил так часто, как сверстники из больших семей, где подобным ситуациям и счета не вели.

Глядя на своих детей, я узнала, что, если люди ужасно ведут себя, это может и не значить, что они друг друга ненавидят. Но мне всё еще трудно осознать, что это применимо и к моей жизни.

Конечно, братья и сестры не каждый день ударяются в серьезные конфликты, но любой родитель нескольких детей подтвердит, что, пока они маленькие, каждый день возникают острые ситуации. С братом или сестрой можно «тренировать» гнев в безопасной обстановке. А вот единственному ребенку практиковаться не с кем, кроме родителей, а это рискованные партнеры: если он покажет, что злится, они могут его разлюбить.

Это часто осложняет жизнь, когда он сам станет родителем:

Я остро реагировала на конфликты детей – хуже всего оказывался сам факт ссоры. Это бесило и Боба, что усугубило ситуацию, так как они стали препираться, просто чтобы довести меня: верное средство. А когда меня рядом не было, они вели себя как шелковые.

Имеет ли значение то, что человек не умеет выразить свой гнев? Да, если это приводит к тому, что вы не можете вести себя открыто и честно или направляете гнев в другое русло – разрушительное. Один из собеседников рассказал:

Мне кажется, нормально злиться на неживые предметы: кран, если из него не перестает капать, или лист бумаги, который никак не влезает в папку. Что до людей, то я скорее найду способ хитро и подло отомстить, потому что умею только обижаться, а не выяснять отношения.

Если вы не умеете обращаться с гневом и не верите, что ссора иногда помогает разрядить обстановку, конфликт остается неразрешенным и негативные чувства накапливаются. Большинство людей, с которыми мы поговорили, утверждали, что не умеют улаживать эмоционально сложные ситуации: склонны избегать разногласий и отдаляться, а не встречаться с ними лицом к лицу. Конечно, бывают случаи, когда это самая благоразумная политика. Но если случай не таков, то неспособность разрешить ситуацию вызовет трудности – например, на работе:

Среди моих подчиненных была очень непростая женщина – в работе, если честно, совершенно бесполезная. Но в чем она преуспела, так это в том, чтобы уделывать меня в спорах. Сейчас понимаю, что методы работали, потому что я была единственным ребенком, а она умела постоять за себя. Каждый раз, как я пыталась заговорить о проблемах, она вела себя агрессивно – и я мгновенно отступала. В итоге она не справлялась с задачей, но обставляла всё так, будто виновата я. А мне, единственному ребенку, только дай взять на себя вину… Стыдно сказать, но всё изменилось лишь тогда, когда ее забрал в команду другой менеджер, который не боялся конфликтовать и мог справиться с агрессией.

Неспособность обсудить и разрешить разногласия может привести к еще более тяжелым проблемам, если речь идет о личной жизни:

Я несколько лет жила с парнем из Америки, но, с моей точки зрения, мы были не самой удачной парой. Он был влюблен и мечтал, что мы поженимся, а я этого совсем не хотела. Но почему-то не могла сказать о своих чувствах или говорила, но как-то уклончиво, надеясь, что он догадается. Однажды попробовала всё прояснить, но он так расстроился и разозлился, я не могла этого вынести. Хотя мы расстались, я всё-таки была не до конца откровенна и, видимо, чем-то обнадежила его. Спустя несколько месяцев он пришел и сказал, что заканчивается срок рабочей визы и, чтобы остаться в стране, ему нужно жениться. Я согласилась – чувствовала вину за то, что бросила его, а он сюда переехал из-за меня. Понимала, что это глупо, но просто не могла посмотреть ему в глаза и сказать «нет». Мы назначили свадьбу, парень был счастлив. За неделю до даты я поговорила с подругой и поняла: собираюсь связать жизнь с мужчиной, которого не люблю, – только потому, что не могу закончить отношения. И я всё отменила, чем вызвала, разумеется, гораздо больше страданий, чем если бы отказала сразу.

Так почему же такую важную роль в жизни единственных детей играет отсутствие внутрисемейных разборок?

1. Они не проходят эмоционального обучения – в безопасных условиях, из естественных наблюдений за братьями и сестрами и собственного опыта взаимодействия с ними.

2. Они не встречаются ни с положениями, когда надо защищать себя, ни с нападениями, которые нужно отражать, ни с ситуациями, которые помогают избавиться от иллюзий.

Из этого складывается эмоциональная незрелость, часто спрятанная, как мы узнаем в главе 4, глубоко под маской другой зрелости – социальной.

Многие из тех, кто вырос в большой семье, завидуют единственным детям, их выигрышному положению. Говорят, что реальная жизнь рядом с братьями и сестрами далека от идеальной, поскольку они редко ладят между собой. Здесь есть доля правды, но важно другое: присутствие родственников помогает многому научиться. Постоянное соприкосновение с братьями или сестрами, приспособление друг к другу – бесценная тренировка перед будущим. Конечно, вы проживете и без этого. Конечно, это можно «нагнать» в более взрослом возрасте. Конечно, не отвлекаясь на это взаимодействие, легче хорошо учиться и пробовать брать на себя настоящую, взрослую ответственность. Но это не самая высокая цена за тот опыт, который дают братья и сестры, – эмоциональную подготовку к жизни:

Некому пожаловаться на несправедливость. Если родители наказали из-за пустяка, просто потому, что неудачный день, – не от кого ждать сочувствия. Я время от времени ворчу, что была единственной в семье, а люди отвечают: «О, жить с братом/сестрой ужасно, мы постоянно ссорились». Но дело же не в этом. С ними учишься понимать причины и следствия поступков, что помогает строить здоровые отношения с окружающими.

Единственные дети лишены опыта – и оказываются плохо подготовленными к решению житейских вопросов.

Если всё сказанное заставило вас приуныть – не стоит! Хотя полноценно наверстать недостаток внутрисемейных конфликтов нельзя, это не значит, что вы всю жизнь будете жертвой. Осознание проблемы – главный компонент ее решения. Исходя из опыта собеседников, мы постарались проиллюстрировать, как именно отсутствие внутрисемейного противостояния может сказаться на некоторых аспектах личности единственного ребенка. Надеемся, что откровения этих людей помогут и вам осознать нечто важное.