Текст книги "Наездники"
Автор книги: Джилли Купер
Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)
29
Постепенно коттедж Билли и Дженни приобретал жилой вид. И хотя на данный момент Билли подвел черту под строительными работами, отложив обустройство плавательного бассейна и теннисного корта, дом имел все необходимые для жизни удобства.
– Если у меня будет фантастический сезон, а ты закончишь описывать ягодицы, то мы приведем все в порядок к концу следующего года и сможем тогда расщедриться на несколько бутылочек Белла, – сказал Билли, когда они с Дженни в октябре въехали в коттедж. Но он никак не ожидал, что счета будут такими астрономическими. Не получив свадебных подарков, они с Дженни должны были все покупать сами, начиная от давилки для чеснока до посудомойки. Мать Билли была очень богатой женщиной и могла бы им помочь. Но она не любила Дженни, которая называла ее старой калошей с твидовой задницей или более мягко – императором Веспасианом в экипаже. У миссис Ллойд-Фокс был крупный нос и густые серые локоны, которые больше бы подошли мужчине. Она считала Дженни слишком едкой и соглашалась с мнением Хелины, что Дженни пишет очень поверхностные статьи. На прошлой неделе Дженни написала статью о ее женитьбе, дав там слишком много интимных подробностей. Большинство их знакомых, и даже Билли, нашли статью забавной, но миссис Ллойд-Фокс не разделяла этого мнения.
– Как там дорогая Хелина и дорогуша Маркус? – спрашивала она всегда, когда звонила Дженни, зная, что это раздражает ее.
У миссис Ллойд-Фокс были дочери, которые делали детей с такой же легкостью, как куры несут яйца. Свекровь часто наме кала Дженни, что нужно поскорее родить сына. – Будет маленький Ллойд-Фокс – продолжатель рода.
Хелина, чувствуя легкое недомогание и счастливая после их сближения с Рупертом, была радостно взволнована, обнаружив, что ждет ребенка. Дженнни тоже хотелось забеременеть, она прекратила принимать таблетки с тех пор, как они с Билли поженились. Но каждый месяц было одно и то же. Она наведалась к своему доктору, но он сказал, что волноваться еще рано и предложил продувание труб.
– Вы слишком много и беспорядочно носитесь по свету, – сказал он ей. – Почему бы Вам на время не бросить работу, не заняться домашним хозяйством и Билли? Тогда появится настроение свить свое гнездо. Постарайтесь ограничивать свои сношения серединой периода между месячными.
На самом деле Дженни уже надоела эта беспорядочная жизнь. Она была сыта по горло этой жизнью на чемоданах, с вечным интервьюированием рок-звезд и глав государств. Она хотела оставаться дома, и наблюдать как желтеют липы вокруг коттеджа, и ходить ранним утром за грибами.
А тут еще возникла проблема с оплатой ее расходов, которые были огромны, и на которые у Дженни было всего несколько счетов, чтобы их можно было предъявить к оплате, так как остальные она потеряла. Было слишком много обедов на десятерых у Тиберио или Максима, на которых Билли и Дженни угощали остальных членов команды. Корреспондент «Дейли Пост», аккредитованный на соревнования по верховой езде и завидовавший положению Дженни, поссорившись с ней, наябедничал редактору спортивного отдела о ее излишней расточительности. Редактора Майка Пардю чуть не хватил инфаркт, когда он увидел сумму и он вызвал Дженни из Глочестершира.
Пардю когда-то был любовником Дженни. Когда Дженни вновь увидела его красивое, бдительное и хищное лицо, она подумала, насколько симпатичнее выглядит Билли.
– Эти расходы – просто посмешище, – сказал Пардю. – Какого черта ты потратила столько денег в Афинах? Ты что купила какой-то греческий остров?
– Материалы для статьи были прекрасны. Ты сам сказал это.
– Да, но они уже потеряли свою актуальность. Создается впечатление, что большая часть их написана в спальне гостинницы, причем твое перо при этом окуналось в Мутон Каде. Я хочу, чтобы ты возвратилась на Флит Стрит, где я смогу присматривать за тобой и направлять тебя. Ты хорошо пишешь, Дженни, но ты потеряла свою остроту.
– Мне хотелось бы написать дневник из провинции, нечто типа «Дневник провинциальной леди» – возразила Дженни.
– Кого, черт побери, это заинтересует?
Дженни побледнела. Она посмотрела на вытертую, пропитанную вином, кожаную софу, стоявшую в кабинете Пардю, на которую он однажды уложил ее много лет тому назад, и которая недавно была заново обтянута черной блестящей кожей. Она не хотела возвращаться к этому дикому, ненадежному существованию, которое она вела до появления Билли, с утренним дрожанием на платформе метро по дороге на работу, когда ты стоишь в вечернем платье и каждый понимает, что ты не ночевала дома.
Дженни вышла из редакции и пошла на ленч с другом-издателем. Она сказала ему, что хочет написать книгу о мужчинах и о их месте в борьбе полов. – Я хочу назвать ее «Донесения с неизвестного фронта».
– Прекрасная мысль, – поддержал ее друг. – Это приятно отличается от всех этих феминистских вздорных излияний нашей прессы. Взять все в совокупности: разводы, нарушения супружеской верности, домашние мужья. Разве «раскрепощенный» мужчина стал лучше в постели? Сделай свою книгу чертовски острой, забавной и задиристой. Я дам тебе аванс 21000 фунтов.
Сытая после ленча, Дженни вернулась к Пардю и вручила ему заявление. – Ты еще вернешься, – заметил он. – Если ты когда-нибудь закончишь эту книгу, в чем я очень сомневаюсь, я напечатаю ее в газете сериалом.
– Сомневаюь в этом, – ответила Дженни, – потому что ты точно будешь в ней, но не сможешь меня преследовать за это описание.
Дженни не беспокоилась о том, как долго она будет работать над книгой. Отец содержал ее мать. Почему Билли не сможет содержать ее? Когда Билли приехал из Гамбурга, он узнал, что Дженни уволилась, но зато получила огромный аванс.
– Теперь я стану «правильной» женой, как Хелина, – сообщила она.
Билли сказал, что он предпочитает неправильных жен, и хотя ему нравилась мысль о том, что она будет жить в «домике дровосека», как маленькая Красная шапочка, он надеялся, что в наше время не очень много волков рискнет переодеваться в бабушек. Он был также несколько обеспокоен тем, что кроме счета в 50000 фунтов от строителей были еще налоговый счет в размере 10000 фунтов и счет Дженни за налог на добавочную стоимость размером в 3000 фунтов. Внезапно обнаружилось, что по этим счетам нечем заплатить.
– Отдай счета Кеву, – сказала беззаботно Дженни. – Для этого он и существует.
Но все тревоги о деньгах отошли на второй план на фоне волнения, вызванного переездом в свой дом. Тут все доставляло удовольствие: и созерцание мебели, которая так хорошо сочеталась с каменными полами, и разжигание больших поленьев в каминах гостиной, и обрезка роз и жимолости, которые все еще были в цвету и затеняли окна. Затем было блаженство пробуждения в собственной постели в собственном доме, где сквозь липовые деревья можно было полюбоваться долиной. Разве могли они не быть счастливыми и преуспевающими в таком очаровательном жилище?
Дженни скучала за Билли, когда он стал уезжать на соревнования без нее; но она умела наслаждаться реальностями жизни: ведь было, ей богу, хорошо, что ей не приходится вставать в 5 часов утра и пробираться по горным проездам и спускаться вниз по обледенелым дорогам. Наступившая зима была очень холодной, и ветер задувал в их дверь прямо с Бристольского канала, но Дженни просто включала центральное отопление до тропической жары и лениво размышляла о книге. Музу нельзя насиловать, ей необходимо время, чтобы раскрыть свои секреты.
После переезда Билли и Дженни Руперт очень сильно скучал за ними обоими. Казалось, все веселье покинуло их дом. Он делал героические усилия, чтобы быть хорошим мужем, а Хелина тоже с трудом пыталась быть более сексуальной. Но при беременности, когда чувствуешь себя плохо, это было непросто. Беджер больше всего скучал за Мевис и если Руперт был в отъезде, он проводил дни в коттедже. Когда Руперт приезжал, чтобы забрать его, он ложился в замешательстве перед камином и закрывал глаза, притворяясь, что если он не видит Руперта, значит его здесь нет.
Чтобы снискать расположение, Дженни пригласила Кева и Энид Кали на свой первый обед. По этому поводу огромный китайский пудель был вынут из своего постоянного местопребывания, т. е. погреба, хорошенько вытерт и водружен на почетное место в гостиной. К несчастью, накануне обеда Дженни распылила в духовке средство для чистки плит и забыла смыть его, а когда она перед обедом вынула из печи утку, то кухня заполнилаь ядовитым дымом, а утка представляла собой обуглив шийся остов размером с птичку-крапивника. Все покатывались от хохота, а Билли послал в Страуд в китайский ресторанчик заказ с доставкой на дом. Возможно к лучшему. Когда же Билли проверил горчицу, которую Дженни поставила на стол, он обнаружил вместо нее шафранную мазь против мух, используемую для лошадей.
– Дженни очень привлекательна, но я не уверена, что она сможет вести домашнее хозяйство, – по дороге домой высказала свои соображения Энид Кали.
К Рождеству дела усложнились. Бал ушиб ногу перед соревнованиями в Олимпии, а другие лошади Билли не принесли ему ни одного приза. Он послал рождественскую открытку управляющему банком и решил, что «качнет» своих родителей, которые пригласили их к себе на Рождество.
Визит был безуспешным. Дженни, которая всегда откладывала покупки на последнюю минуту, вынуждена была потратить на рождественские подарки целое состояние, что шокировало бережливых родителей Билли. Вместо чека, который Билли и Дженни хотели бы получить, они подарили молодым безобразнейшую часть фамильного серебра.
Ллойд-Фоксы жили в доме, называвшемся Мелтингс (Пивоварни), таком холодном, что Дженни не могла себя заставить встать до ленча, а затем захватывала место у огня. Мать Билли вела себя нетактично. Она непрерывно возвращалась к теме о детях. – Так грустно бывает сидеть за партией бриджа и не иметь возможности похвастаться, что у них скоро будет маленький Ллойд-Фокс. Так приятно, что дорогая Хелина – благоразумная женщина и собирается иметь второго ребенка.
– Я поглажу рубашки Билли, – сказала она, заходя в спальню и подбирая их с пола. – Я знаю, как он любит выглаженные рубашки. И я сделаю вам яблочный пирог на дорогу, когда вы будете возвращаться в Глочестершир. Он так любит пудинги.
– Я заткну ей его в рот, если она не заткнется, – пробормотала Дженни.
В крайнем раздражении Дженни стрелой вылетела из спальни кипя от гнева, даже не побеспокоившись застелить одну кровать, в которой они спали, хотя в их распоряжение были предоставлены две раздельные кровати. Билли был для нее единственной формой центрального отопления в этом доме. А когда в полдень и в 6 часов вечера Дженни прикладывалась к водке, у матери Билли начинали ходить желваки. Она очень устала от стряпни, а от Дженни нельзя было дождаться ни помощи, ни похвал. Наконец вечером в «день подарков» Билли попросил отца о займе.
Мистер Ллойд-Фокс долго гмыкал, а затем сказал, что был неудачный год и они сами в затруднении и хотя у него был запас в 20 тысяч фунтов, он разделил его между сестрами Билли, Арабеллой и Люсиндой.
– Я думаю, что они больше, чем вы с Дженни, нуждаются в этих деньгах. Вы же оба работаете.
Дженни даже не потрудилась поцеловать свою свекровь на прощание. И только после того, как они уехали, миссис Ллойд-Фокс обнаружила, что Дженни закрасила букву «l» в названии их усадьбы, которое красовалось на воротах.[3]3
по-английски Maltings означает «Пивоварни», а Matings – «Подстилки»
[Закрыть]
После Рождества счета хлынули потоком. Билли, который никогда в своей жизни не оплачивал счета за газ, или телефон, или электричество, даже не представлял себе насколько они большие. Он также просмотрел состояние своего банковского счета и нашел его определенно плачевным после рождественских покупок Дженни.
– Неужели ты действительно потратила 60 фунтов на диван ную подушку для моей матери?
– Сожалею, что отложила ее для лица старой ведьмы, – сказала Дженни.
Налоговый инспектор и строители также торопили с оплатой. Еще одним ударом было то, что аванс в 21000 фунтов на самом деле делился на три части: 7000 фунтов выплачивались при подписании контракта, 7000 – при сдаче материала, 7000 – при издании книги.
– Как скоро ты сможешь сдать рукопись? – спросил Билли.
Первоначальной датой был март, но Дженни, сделавшая всего несколько случайных заметок, сказала, что рукопись вряд ли будет готова к лету, а это означало, что издание скорее всего не будет осуществлено осенью.
Дженни не интересовалась и не имела ни малейшего понятия как дорого обходится содержание и перевозка лошадей; не была она и надежным тылом для Билли.
Она по-прежнему забывала отсылать его заявки на участие в соревнованиях, а это означало, что Билли проезжал 200 миль к месту соревнований, чтобы там обнаружить, что он не допущен к соревнованиям. Часто при переговорах на месте ему всетаки удавалось попасть в число соревнующихся, но так получалось не всегда. Билли был одним из лучших наездников Англии, но он не был прирожденным жокеем, как Руперт. Он должен был много работать над собой и долго тренировать своих лошадей, чтобы получить действительно хорошие результаты. Дженни также не понимала темперамента Билли; ему не хватало уверенности в себе и перед выездкой ему необходимо было поддерживать полное спокойствие. Ссоры и постоянные просьбы о деньгах нарушали его сосредоточенность. Он должен был сдерживать себя. Имея дома любящую жену, ожидавшую его в теплой постели, он начал проводить меньше времени на вечерних тренировках и позже вставать по утрам.
В марте он возвращался домой после долгого трехнедельного путешествия зарубежом. Он отчаянно соскучился за Дженни и умышленно позвонил ей из Саутгемптона, чтобы предупредить, что он будет дома как раз к обеду, добавив очень жалобно, что он целый день ничего не ел. Когда он размещал лошадей в конюшне Руперта, из кухни до него донесся прекрасный запах говяжьих почек и он подумал, приготовит ли Дженни что-нибудь вкусненькое для него. Когда он подъехал к парадной двери, он обнаружил кучу молочных бутылок. Дома воняло котом, а не тушеным кроликом, а когда он налил себе последние капли виски и подошел к раковине, чтобы наполнить стакан водой, то увидел, что в ней полно грязной посуды. Как объяснила Дженни, машина для мытья посуды сломалась, а мастер, который мог бы ее починить, еще не приходил. Когда он опять вернулся в гостиную, то заметил пятна от стаканов на столике в стиле короля Георга, который подарила им к свадьбе Хелина. Дом выглядел как Пенскомб до того, как туда пришла Хелина и навела там порядок. Однако теперь беспорядок действовал ему на нервы. У него была очень плохая неделя, особенно плохо было с деньгами. Он старался не замечать груды нераспечатанных коричневых конвертов на столе в холле. Виски больше не было, была только водка, но не было тоника.
– Выпей водку с выжатым апельсиновым соком.
– Я умираю от голода.
– Прости, дорогой. Я забыла купить продукты, а когда ты позвонил, было уже поздно этим заниматься. Давай куда-нибудь пойдем.
– Чертовски дорого. Я поем кукурузных хлопьев.
Желудок Билли отозвался каким-то болезненным ощущением. Он подумал, не заработал ли он себе язву. Он очень рано встал сегодня утром. Он поднялся наверх. Шкаф был пуст. Ничего не было и в ящике комода.
– Могу я переодеться в чистую рубашку и бриджи?
– О господи, – вскрикнула Дженни, хватаясь за голову. Я забыла забрать их из прачечной в Страуде. Стиральная машина тоже вышла из строя.
– А когда открывается прачечная?
– Около 8. 30.
– Я должен выезжать в 6.
– Извини, дорогой. Я очень огорчена. Дай мне бриджи и рубашки, я постираю их вручную. Мы высушим их у камина, я встану пораньше с утра и поглажу их.
– Не страшно. Я одолжу у Руперта. На этот раз меня не будет дома всего несколько дней.
– Я очень виновата, – сказала Дженни и вдруг обратила внимание на две неотосланные заявки на участие в соревнованиях на своем подносе для писем. Она быстренько перетасовала их с грудой других бумаг. – Я смешаю тебе прекрасный коктейль.
После двух коктейлей водки с апельсиновым соком, которые в конце концов были не так уж плохи на вкус, Билли почувствовал, что он созрел для того, чтобы вскрыть коричневые конверты.
– Дженни, дорогая, – обратился к ней Билли минут через 5, – мы должны хоть немного сократить наши расходы. Эти счета просто устрашающие.
– А ты не можешь съездить в Шато Китч? Сегодня Гарольд Эванс поймал зяблика в саду и когда пришел домой, то рот у него был забит луком-скородой и петрушкой. У него, наверное, что-то не в порядке с печенью.
Билли взглянул на нее встревоженно. – Ты возила его к ветеринару?
Дженни захихикала. – Нет, его беда в том, что ему не хватает печени.
Билли ухмыльнулся, но не уклонился от темы.
– Золотко, мы должны постараться подэкономить. Нам сейчас не нужен плавательный бассейн. Мы просто не можем дать задаток и более того, не сможем заплатить за работу, если его сделают.
Дженни надула губы. – Как прекрасно было бы для тебя окунуться в бассейне после возвращения с соревнований.
– В Глочестершире в году всего три месяца достаточно тепло для таких купаний.
– Я стараюсь экономить. Миссис Бодкин заболела гриппом и я отвезла ей букет бледно-желтых нарциссов, которые я купила без листьев, так как они на 20 пенсов дешевле тех, что с листьями.
– Но мы еще не начали по-настоящему экономить, не так ли? Вон валяются 5 полуиспользованных консервных банок с питанием для котов и покрываются плесенью, нет необходимости и в том, чтобы скармливать Мевис полцыпленка каждый день. Она и так уже просто ужасно толстая.
– Да, но Беджер часто прибегает на ленч. Ты же знаешь, что Хелина просто морит собак голодом.
– Я думаю, мы должны пользоваться услугами миссис Бодкин только полдня в неделю, – сказал Билли, не обращая внимания на хмурый взгляд Дженни. – А от услуг мисс Хокинс нам придется отказаться. Ты сама можешь обрабатывать письма моих поклонников.
– Обрабатывать письма твоих поклонникоа? – Оскорбилась Дженни. – А как насчет писем от моих поклонников?
– Ну совсем недолго. До тех пор, пока мы немножко подзаработаем.
Дженни разозлилась и впала в истерику. – Я должна закончить свою книгу. Ее нужно сдать в июле. Ни на что больше у меня нет времени. Я пишу каждый день. Я встала в 8 и только вечером закончила работу. Глупо упускать вдохновение, когда оно есть.
Дженни не вспомнила, что большую часть сегодняшнего дня она провела сначала попивая кофе, а позже виски с одним из строителей. – В конце концов, – решила она, – как-нибудь напишу черновой вариант книги.
– Обратись к Кеву, – сказала Дженни, выливая остатки водки в его стакан. – Кев, большой подражатель, все уладит. Я сделаю тебе яичницу-болтунью. – Она ушла на кухню. Через минуту она высунула голову из-за двери и сообщила: «Сегодня Хелина дала мне на прочтение главу своего романа».
– Ничего?
– Она не может написать даже слово задница на стене. Хелина сказала мне: «Дженни, я хочу, чтобы ты искренне выразила свое мнение «, а это означает, что ей хочется, чтобы я поубедительнее соврала. Но сегодня она рассказала мне очень забавную историю. Она стала просто неразлучна с новым викарием и когда Руперт неожиданно прилетел из Женевы ночью на прошлой неделе, он обнаружил в доме викария, читающего великолепную проповедь в гостиной, при этом все, включая Беджера, медитировали с широко открытыми глазами.
Билли засмеялся. – Руп рассказывал мне.
Он прошел на кухню, стараясь не замечать ни беспорядка, который там царил, ни того, как Дженни бросала яичную скорлупу в огромный ящик, где они попадали в компанию тысячи других скорлупок, что было причиной странного запаха, который висел на кухне. Он взял банку кофе с кухонного стола и посмотрел на цену. – О господи, кофе – очень дорого для нас. В дальнейшем придется пить напиток.
Дженни подошла и обняла его. – Я люблю тебя, – сказала она. – Не беспокойся о деньгах. Я купила прекрасную бутылочку Стейт Эмильона.
После трех больших коктейлей с водкой и бутылки Стейт Эмильона денежная проблема уже не казалась такой страшной. Билли будет щеголять на лошадях, а Дженни будет писать как сумасшедшая, когда его не будет дома. Они скоро выберутся из этого неприятного положения.
Пришла весна, более долгожданная, чем всегда, потому что зима была слишком суровой; леса наполнились фиалками, анемонами, примулами и птичьим пением. Народ Чосера поду – мывал о паломничестве, а Дженни – о новых нарядах. Дикий чеснок наполнил ее ностальгической тоской по пьяным ленчам в Сохо. Она знала, что женитьба с Билли обеспечила ей более ценную и устойчивую жизнь, но все равно скучала за шутками и приятельской болтовней прежней жизни. Она постоянно висела на телефоне, болтая с мамой. Ей все труднее было возвращаться к своей книге. Она привыкла к поспешной поне – дельной журналистской работе, к постоянным письмам поклон – ников, к людям подходящим к ней на вечерах со словами:» Ты была на уровне на прошлой неделе».
В деревне не было ни второй почты, ни» Ивнинг Стан – дарт «, ни столичных радиопередач; она обнаружила, что ей трудно привыкнуть к медленному течению жизни в сельской местности. Глочестершир был нагоняющей сон провинцией и теперь она спала в послеполуденные часы. Она сделала продувание фаллопиевых труб; что оказалось, в принципе, не очень болезненной процедурой, но имело на нее воздействие гораздо большее, чем она ожидала. Она впадала в отчаяние и к напряженному состоянию перед менструацией добавлялась послеменструальная депрессия, когда она обнаруживала, что все еще не забеременела.
Однажды днем ее навестила мать Билли с подругой по бриджу. Коттедж выглядел ужасно. У Дженни не было пирога, а был только черствый хлеб, не было джема, а чайничек для заварки был полон сухих листьев. Миссис Ллойд – Фокс прошла за ней на кухню.
– Никаких новостей? – спросила она. Дженни покачала головой. Она так расстроилась, что у нее сгорели тосты.
– Какой чудесный вид, – сказала подруга по бриджу, выглядывая из окна.
– Единственный вид, который мне нравится все эти дни – это мой собственный, – сказала Дженни.
Со счетами дела обстояли все хуже. Пришел налоговый счет и Билли осознал, что как ее муж, он ответственен за уплату дополнительно еще 15000 фунтов, а к ним еще 3000 фунтов налога на добавленную стоимость.
Каждый раз, когда Дженни делала покупки, и где-либо замечала детскую одежду, она воспринимала это как насмешку над собой. Ей казалось, что она так одинока в этом мире матерей. Она каждый день измеряла температуру и записывала ее на обратной стороне роджественной открытки и предпола – галось, что Билли должен был вступать с ней в сношение, когда температура начинала повышаться. Но неизменно либо она теряла открытку, либо Билли не оказывался дома в нужный день.
В мае Хелина родила дочку, которую назвали Табитой. Руперт присутствовал при родах и хотя Хелине казалось, что большую часть времени он провел, строя глазки хорошеньким медсестрам и наблюдая, как работает вся эта машина, все же в конце концов он присутствовал, даже если и вел себя не совсем корректно. А с того момента, как он увидел Табиту и она открыла такие же кембриджские голубые глаза, как у него, Руперт был полностью очарован. Она и в самом деле была ангелоподобным ребенком. Она практически сразу начала угукать и смеяться, она спала по ночам, а если просыпалась, то именно Руперт без звука поднимался и подходил к ней, проявляя такую доброту и терпение, которых Хелина раньше не замечала в нем.
Что касается Руперта, то для него это была великая любовь столетия. Наконец появился некто, кого он любил безгранично и кто обожал его также. Позже, когда она начала говорить, то ее первым словом было «папа», а когда она делала свои первые шаги, то они были направлены к Руперту. И еще до того, как она начала ходить, она криком требовала, чтобы ее посадили на пони, и вопила еще громче когда ее снимали с него. Руперт делал все для нее, качал ее, играл с ней часами, наблюдал за ней спящей в детской кроватке, пухленькой, розовощекой, светловолосой и приводящей его в восторг. Сначала восхищавшаяся наслаждением Руперта, Хелина постепенно начала сердиться на него и стала еще ближе к Маркусу, который в свои два года не мог понять, почему папа не любит так сильно его, не приносит ему подарков и не обнимает его, сажая на колени. В результате, когда Руперта не было рядом, он мог щипать и бить маленькую Теб и закладывать ее кроватку игрушками. Однажды Руперт застал Маркуса, пытающегося задушить Теб подушкой. Он отвесил ему такой подзатыльник, что тот перелетел через всю комнату. Двумя часами позже у Маркуса начался сильнейший приступ астмы. Он выздоровел, но к тому времени Руперт уже уехал на следующие соревнования.
Крещение сильно выбило Дженни из колеи. Она была крестной матерью. Крестины представлялись как родовое дело, как ритуальное празднование в честь плодовитости. На них присутствовал весь клан Кемпебеллов-Блеков, пришедший в экстаз от такого восхитительного ребенка. Миссис Ллойд-Фокс подарила Теб прекрасный серебрянный кубок. Дженни сильно напилась и провела всю ночь, заливаясь потоками слез. Билли был в отчаянии. – Мы женаты всего полтора года, дорогая. Я схожу к доктору, может это моя вина.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.