Текст книги "Няня"

Детектив Энди Уилтон

Энди наблюдает за своими людьми, спускающими лодку на воду.

– Ваш садовник сказал, что в центре озера большая глубина, – замечает он.

Дочь хозяйки дома стоит рядом. Представилась как Джо, и Энди не может сдержать улыбку, поскольку заранее ознакомился с документами: полное имя женщины – Джослин Лючия Венеция Холт.

– Возможно, – отвечает она. – Мне в детстве не позволяли здесь купаться, так что наверняка не знаю.

Говорит она на правильном, литературном языке, хотя и с легким акцентом. В ответ на невысказанный вопрос детектива поясняет, что больше десяти лет жила в Штатах.

Местные аристократы заставляют Энди чувствовать себя немного неловко – ведь его говор далеко не так безупречен. Родился он всего в двадцати милях отсюда, хотя это совершенно другой мир. В деревушке Суиндон при железнодорожной станции живет уже третье поколение его семьи. И дед, и отец работали на машиностроительном заводе. Энди – выходец из рабочего класса, чем чрезвычайно гордится. Не дай бог кто-нибудь посмотрит на него свысока из-за происхождения!

– Черт возьми! – вырвалось у него, когда они только подъезжали к Лейк-Холлу. – Да в этом дворце печных труб побольше, чем на той улице, где я вырос!

– Не преувеличивай, – откликнулась Максин. – До аббатства Даунтон этому дому далеко.

Бросив на Лейк-Холл первый взгляд, Энди решил, что это строение куда более древнее, чем Букингемский дворец. Разумеется, Максин права: аббатству Даунтон старый дом уступает, и все же впечатление производит грандиозное.

Джо стоит, зябко обхватив себя руками. Привлекательная женщина. Набрать бы ей еще немного веса…

– Почему вам не разрешали плавать в озере?

– Мать настаивала, что это небезопасно. Пару раз, в глубоком детстве, меня брали на борт гребной лодки, а потом как отрезало. Когда была подростком – не припомню, чтобы хоть кто-то спустил лодку на воду. Лодочный ангар всегда на замке. Не знаю, что здесь происходило в последнее время.

Если вам интересно, то можно поговорить с моей матерью, экономкой или садовником.

Ага, значит, у них имеется прислуга… Ну разумеется. Энди бросает многозначительный взгляд на Максин, и та закатывает глаза.

Джо познабливает, хотя на улице довольно тепло; окна верхнего этажа так и сверкают на солнце.

– Наверняка это старые останки? – на всякий случай спрашивает она, отдавая себе отчет, что ответа у детектива пока нет.

– А это кто? – перебивает ее Энди.

От дома через лужайку быстрым шагом приближается немолодая женщина. Здорово напоминает старую директрису школы, в которой учился Энди. Та точно так же выскакивала на игровую площадку, чтобы разнять драчунов.

– Это моя мать, – говорит Джо. – Ну, желаю удачи.

Леди Холт, не дав детективу возможности представиться, подвергает его допросу:

– Вы можете мне объяснить, что здесь происходит? Кто эти люди на озере? Кто распорядился?..

На Энди ее суровость не производит ни малейшего впечатления. Он не собирается сносить упреки от этой дамы. Уставившись на нее сверху вниз, Энди молча протягивает руку. Леди Холт делает паузу и вяло отвечает на пожатие.

– Констебль криминальной полиции Энди Уилтон, – внушительно произносит он, – а это – моя коллега, констебль Максин Флинт.

Девушка также пытается обменяться рукопожатиями с хозяйкой дома, однако ее рука повисает в воздухе.

– Ваша дочь здесь кое-что обнаружила, – объясняет Энди.

Джо боязливо делает шаг назад. Хм, интересно… Он-то ожидал, что молодая женщина сгорает от желания поделиться новостями.

– И что же она обнаружила? – слегка вздрогнув, спрашивает леди Холт.

Хм, странная реакция…

– Человеческий череп в озере, около островка.

Удивленно моргнув, хозяйка дома прикрывает рот ладошкой. А камни-то в ее кольцах – огромные, словно булыжники…

– На берегу?

– Нет, в воде между корней.

– Что ж, теперь все ясно. Не смею мешать. Джослин подскажет, где меня найти, если понадоблюсь.

Она гордо выпрямляет спину, показывая, что держит себя в руках, но Энди в ее спокойствие не верит ни на грамм. Леди Холт разворачивается и, не сказав дочери ни слова, уходит в дом.

– Похоже, в местном раю некоторые проблемы? – тихо, чтобы не услышала Джо, бормочет Максин.

– Пожалуй, – откликается Энди, невольно испытывая удовольствие при мысли, что обитатели большого благополучного дома испытали серьезную встряску.

Джо

День подходит к концу, когда полиция заканчивает дела на озере, забирает свою надувную лодку и отправляется по домам. Машу им на прощание. Уже темнеет, и летучие мыши, срываясь со своего насеста над конюшней, одна за другой исчезают в кромешной тьме дубового леса.

Страшную находку ныряльщики забрали с собой, но я успела бросить на нее последний взгляд сквозь заляпанный илом пакет для улик. Череп выглядит каким-то гротескным: весь пожелтевший и похоже, что древний. Нашли и другие кости скелета. Завтра приедут снова.

Поверхность озера затихла, отражая в спокойной воде среди камыша последние лучи уходящего за горизонт солнца. Уже и не скажешь, что сегодня здесь происходили бурные события, а все же на душе у меня тревожно. Странное чувство – будто что-то неотвратимо надвигается. Ни с того ни с сего в голову закрадывается неприятная мысль. А что, если череп принадлежит моей бывшей няне?

Черт, просто сердце уходит в пятки. Странное ощущение: как будто наш стабильный мир вдруг накренился на несколько градусов.

Пока работали ныряльщики, я не уходила с берега, стояла вместе с детективами и, в принципе, была совершенно спокойна. Детектив Уилтон, человек худощавого телосложения, с легкой щетиной на лице, к светской болтовне особо не расположен, говорит короткими рублеными фразами. Вероятно, мы с ним ровесники. При первой встрече я заметила, что Уилтон, не скрывая презрения, рассматривает дом и прилегающие к нему территории.

Не судите по первому впечатлению… Мой дом – это еще не я, и между мной с матерью ничего общего нет.

Я промолчала, а Уилтон рассказал, что кости отошлют на судебно-медицинскую экспертизу. Мне четко дали понять: что бы ни выяснили полицейские, мне сообщат об этом лишь в случае необходимости.

Мне и хочется узнать о происхождении останков, и в то же время страшно: вдруг я права и кости действительно принадлежат Ханне? А если она была убита? Ведь череп явно проломлен…

Бреду к дому, а в голове мелькают безумные мысли. Все, надо взять себя в руки и забрать Руби у Антеа – я отправила дочь в домик экономки. Не стоит ей присутствовать при следственных действиях. Дочь отчаянно сопротивлялась, когда ее попросили уйти – как же, такие впечатления! – однако я настояла на своем.

Еще с лужайки вижу, что свет горит в голубом зале, на кухне и в маленькой гостиной, где наверняка сидит мать. Мы с ней о находке еще не говорили. Она подходит к окну и, приложив бледную ладонь к стеклу, смотрит в темноту. Я машу ей рукой. Нет, не видит. У меня по шее бегут мурашки, и я невольно вздрагиваю.

Мрачное очарование таинственной находки не дает Руби покоя. Она одержима этой историей, а я никак не могу собраться с мыслями. Дочь сыплет вопросами, на многие из которых у меня нет ответа. Чей это скелет? Он старый или свежий? Почему череп не сгнил? От чего умер этот человек? Утонул, скончался от старости? Может, его убили? Как думаешь – он был хороший или плохой?

– Можно Стэн придет ко мне поиграть?

– Конечно! А кто это?

– Познакомились на теннисе.

– У тебя есть его домашний номер?

Руби смотрит на меня, как на ископаемого ящера.

– Мы переписываемся в мессенджере.

В конце концов я связываюсь с мамой Стэна, и мы согласовываем время визита. Я взволнована – у дочери появился друг! Чуть позже его привозят на машине, и мальчик восторженно глазеет на дом.

– Хочешь, мы здесь все исследуем? – говорит Руби. – Покажу, где нашли череп!

– Руби! – одергиваю ее я. – Вряд ли Стэну это интересно.

Совсем забыла предупредить дочь, чтобы та не болтала о последних событиях. Вдруг мальчик испугается? Не лучшее начало для знакомства с его мамой…

– Не переживайте, – ухмыляется Стэн, – я уже все знаю и ничего не боюсь.

– Он любит истории о привидениях, – вклинивается дочь.

– И о разложении трупов слышал, – кивает мальчик. – Знаете, что в седьмом классе на биологии препарируют глазное яблоко? Старший брат рассказывал.

– Хм… Ну что же. В любом случае, держитесь подальше от озера. Гуляем до края лужайки – и не дальше. И в доме осторожнее. По черной лестнице не бегайте, не суйтесь в те места, куда вам нельзя, и не путайтесь у Антеа под ногами.

Дети уходят, улыбаясь и заговорщически поглядывая друг на друга. Конечно, Руби нужно проводить время со сверстниками. Давно не видела, чтобы ее личико так светилось.

Антеа начищает на кухне столовое серебро. Тихонько бормочет радио, однако, завидев меня, экономка убавляет звук почти полностью.

– Пожалуйста, Антеа, не обращайте на меня внимания.

– Как скажете…

– Я могу вам чем-то помочь?

– Нет-нет, спасибо.

Пока закипает чайник, наблюдаю, как она драит подсвечник. Экономка работает кропотливо, методично, видно, что у нее большой опыт.

– Хотите чашечку чая? – предлагаю я.

– Нет, благодарю вас.

– Давно вы здесь служите?

Понимаю, что Антеа не собирается становиться моей подружкой, и все же хотелось бы с ней хоть иногда дружелюбно общаться.

– Уже пятнадцать лет. Заступила на место матери.

– Так Мэрион – ваша мама?

Как же я не сообразила раньше… Ведь и правда сходство есть.

– Она много рассказывала о вас и о вашей няне.

– Ну да, я с ними проводила почти все свое время.

– Так она и говорила.

– Мэрион учила меня готовить оладьи по ее фирменному рецепту. Как она сейчас?

– В целом неплохо, хотя не могу сказать, что очень хорошо.

Хм, похоже, не следует совать нос в их семейные дела.

– Передавайте ей привет. – Антеа кивает, и я пытаюсь перевести разговор на другую тему: – Руби рассказала своему новому другу о черепе. Надеюсь, эта находка его не отпугнет.

Антеа отрывается от работы.

– Люди точно начнут чесать языками. Посещения полиции просто так не проходят. Насколько я знаю наш Даунсли – испорченный телефон уже заработал.

Интересно, что рассказала соседкам сама Антеа…

Кто-то требовательно стучит в окошко, выходящее на задний двор. Я полагала, что ныряльщики уже уехали, иначе не выпустила бы детей во двор. Тем не менее снаружи маячит мужчина в гидрокостюме, а с ним – Руби и Стэн.

– Вот, поймал маленьких шпионов у самого озера, – объясняет ныряльщик. – Не лучшее сейчас там место для малышей.

На лицах друзей – ни капли раскаяния.

– Просто хотели взглянуть одним глазком, – пожимает плечами дочь.

Мать упорно отказывается говорить о нашей находке. С тех пор как нагрянула полиция, она непривычно тиха, даже с Руби не шутит.

– Не вижу, что тут обсуждать, – обрывает она меня, когда я пытаюсь перевести разговор на сегодняшние события.

– Неужели тебе не любопытно?

Мать подрезает стебель розы и опускает цветок в воду. Задумчиво смотрит на него, затем берет следующий.

– Ты – как собака с костью. Выплюнь ее – и дело с концом, – наконец роняет она.

– Что ты говоришь? Я своими глазами видела череп. Пробитый череп, понимаешь? Этот человек умер насильственной смертью. Неужели тебе все равно?

– Чего ты от меня ждешь? Сама знаешь, что люди жили здесь тысячу лет. Должно быть, череп принадлежит какому-нибудь несчастному конюху, свалившемуся с лошади лет триста назад. Ударился головой о камень, да и все. Или пьянчуге, убитому в драке. Мы можем вообще никогда не узнать, кем был покойник, так с чего же мне переживать?

– А если этот человек погиб совсем недавно?

Мать игнорирует меня, перебирая пальцами цветочную композицию.

– А вдруг это Ханна? – Она поджимает губы. – Ты ведь о ней ничего не слышала с тех пор, как она исчезла? Тебе не кажется, что это ее кости?

– Разумеется, это не она, – качает головой мать.

– Откуда ты знаешь?

Она снова не обращает внимания на мой вопрос – впрочем, как и всякий раз, когда я пытаюсь заговорить о Ханне. Уже через несколько часов после исчезновения моей няни ее имя стало в семье запретным. Мать подрезает последнюю розу и неторопливо пристраивает ее в центр композиции.

Боже, какой ужасный приторный запах…

– Ну вот, – вздыхает она и крутит вазу в разные стороны, присматриваясь к цветам. – Отлично получилось, правда?

Да чтоб они засохли, эти розы…

Вирджиния

Наш покой окончательно нарушен. Наблюдаю через окно, как ныряльщики извлекают из проросшего спутанными корнями ила все новые и новые кости. Останки тщательно упаковывают, словно нашли в озере драгоценный фарфор, и увозят в лабораторию. Катавасия продолжается несколько дней подряд. Как же навязчиво это беспрерывное мельтешение на берегу… А тут еще нескончаемые вопросы Джослин о проклятом черепе.

В последний день подводных работ в нашу дверь стучится детектив. Пройти не приглашаю – навес над дверью прекрасно защитит его от дождя.

– Итак? – говорю я.

– Мы пока здесь закончили.

– Понятно.

– В случае необходимости буду сообщать о развитии событий.

– Должно быть, косточки очень древние. Уж не знаю, стоило ли вам натягивать на моей территории эту ужасную желтую ленту. Не понимаю, зачем столько суеты…

– Есть определенные процедуры, которым мы обязаны следовать при обнаружении человеческих останков.

– Довольно занудные процедуры, вам так не кажется?

У этого человека дурацкая привычка – когда думает, проводит языком по верхним зубам. Губа при этом оттопыривается. Очень непривлекательное зрелище.

– Я бы выразился иначе. Это необходимые процедуры, миссис Холт.

– Леди Холт.

– Итак, будем на связи.

– Благодарю, – отвечаю я, стараясь не показывать охвативший меня страх.

С отцом Джослин я познакомилась в семьдесят пятом. В тот год родной брат пригласил меня покататься на лыжах с друзьями. Александер присоединился к нам в середине поездки, за ланчем. Надо сказать, что в ресторане я на него никакого внимания не обратила, заметила уже после, когда надевали лыжи. Кто-то предложил устроить забег до подножия горы, и мы сделали ставки на победителя.

– Вы с нами? – поинтересовался Александер.

Много позднее он утверждал, что сразу увидел во мне хорошую лыжницу. Клянусь, все было с точностью до наоборот. Будущий муж ожидал, что я захлопаю ресницами и решу понаблюдать за ребятами со стороны. Не тут-то было: я встала на старт.

Снежные шапки гор плыли в ярко-синем небе; мы с Александером подходили к финишу плечом к плечу, на добрых полсотни ярдов опережая остальных, когда прямо перед нашим носом лыжню неторопливо пересекла неизвестно откуда взявшаяся пышная француженка. Мне удалось свернуть в последний момент, а будущий муж не успел. Оглянувшись через плечо, я увидела кучу-малу: Александер, валяющаяся в снегу большая меховая шапка и изрыгающая громкие проклятия француженка.

– Еще никто не побеждал меня в лыжной гонке, – признался он позднее. – Особенно девушка. Матч-реванш?

Смахнув снег с его головы, я ответила:

– Я бы предпочла что-нибудь выпить.

Александер был лучшим из мужчин, которых я когда-либо знала.

– Бабушка!

– О, дорогая, ты просто загляденье. Чем занимаешься?

– Ты знаешь хорошие истории про привидения?

– Нет, зато помню одну хорошую книжку, которая напугает тебя ничуть не меньше. Называется «Ночь охотника».

– Покажешь?

Беру книгу с полки и отдаю внучке. Та бросает быстрый взгляд на обложку. Ага, кажется, впечатлена.

– Стэн приглашает меня на вечер с костром. Говорит, на таких вечерах надо рассказывать про привидения.

– Что ж, хорошая идея. Мы с сестрой частенько это делали.

Все-таки Руби похожа на меня, и наше сходство согревает мне душу.

Руби ищет моего общества. Вопросы она задает порой не менее безжалостные, чем Джослин, однако ответить на них проще.

– Сколько лет твоему дому, бабушка?

– Дом на этом месте стоит как минимум с одиннадцатого века. Представляешь, какая древность? Тысяча лет… Именно в одиннадцатом столетии над дверями был высечен наш девиз. Видела его?

Руби в полном восторге. Как обрадовался бы Александер, поглядев на внучку… Покойный муж любил Лейк-Холл, и возбуждение Руби согрело бы его сердце. Как жаль, что он ее так и не увидел…

– Тысяча лет… – вздыхает Руби.

– Самый первый дом был меньше нынешнего. Постепенно его достраивали, однако потом случился пожар, уничтоживший некоторые комнаты, и твоему прапрапрадедушке пришлось их восстанавливать заново.

– Антеа рассказывала, что здесь как-то останавливался король.

– Есть такая легенда, хотя и не факт, что это правда.

– Интересно, в какой спальне он ночевал?

– Наверняка в самой лучшей, а как же? Это же король. Знаешь, дорогая, ты сказала «твой дом», но на самом деле это не так. Я всего лишь присматриваю за ним, берегу его для нашей семьи. В один прекрасный день хозяйкой станешь ты и будешь делать то же самое.

– Правда, бабушка?

– Я надеюсь, Руби.

– Тогда я избавлюсь от всех привидений!

Мое сердце сбивается с ритма.

– О чем ты?

– Стэн сказал, что человек в озере погиб от чего-то нехорошего и теперь, когда останки обнаружили, его призрак будет бродить по дому. Наверное, это будет полтергейст, а полтергейсты – самые злые привидения.

– Какие глупости, Руби!

Дай бог, чтобы внучка не услышала, как дрожит мой голос.

– Если вдруг увижу полтергейста – применю удар из карате или… – Она задумывается. – Бабушка, а ты знаешь викария?

– Конечно.

– Стэн говорит, что викарий может провести церемонию изгнания призраков. Давай его попросим?

Я разражаюсь смехом, представив себе лицо достопочтенного Уитарда, когда попрошу его изгнать дьявола, и Руби хмурится.

– Бабушка, я не шучу.

Она берет меня за руку и серьезно смотрит в лицо.

– Призраки могут тебе навредить. Особенно полтергейсты.

В ее взгляде есть что-то странное, и я невольно отдергиваю руку. Точно так же смотрела на меня Джослин после того, как пропала Ханна, и я не выдерживала, отводила глаза. Их взгляд словно проникает в душу в поисках правды. Я воображала, что после исчезновения Ханны наши отношения с дочерью наладятся, – и сильно ошибалась. В ту ночь я утратила доверие Джослин, и пропасть между нами стала непреодолимой.

Мне вдруг захотелось остаться одной.

– Дорогая, можешь сделать доброе дело? Спроси Антеа, не сварит ли она мне чашечку кофе.

Внучка выходит из комнаты, и я тяжело оседаю в кресле. Кончились батарейки… Всю жизнь доверяла только Александеру, а теперь довериться некому. Будь покойный муж здесь, я бы наверняка с ним поделилась.

Этот череп может принадлежать одному-единственному человеку…

1977

Линда счастлива. Работа ей нравится, с Джин они постепенно становятся близкими подружками, вместе шутят и смеются. Есть лишь один не самый приятный день на неделе – понедельник, когда у няни Хьюз выходной. Сегодня как раз такой день, и он не сулит ничего хорошего. Девочка с самого утра беспокоится, покрикивает. Линда занимается своей работой и все же не может не поглядывать на мать. Та безуспешно пытается успокоить ребенка. Наверное, зубки режутся, отвечает она на очередной взгляд Линды. Похоже, мать ошибается. В подобных случаях дети ведут себя совершенно иначе: плачут, капризничают, а у малышки, судя по всему, лихорадка – вот она и не унимается. Линда не осмеливается лезть с советами. Не ее это дело.

Проходит несколько часов. Мать нервничает все больше, ребенок отказывается от груди и по-прежнему беспокоится. Линда набирается мужества.

– Хотите, позвоню няне Хьюз?

– Нет! – резко отказывается мать, только что испортившая очередной подгузник. – Я и сама прекрасно могу присмотреть за своими детьми.

Мальчик заходится криком в своей кроватке, в детской царит жуткий беспорядок. Няня Хьюз такого никогда не допустила бы.

– Разве вам нечем заняться? – добавляет мать.

– Конечно, миссис Берджесс, – покорно отвечает Линда и вдруг замечает на бедре малышки красное пятно.

Мать следит за ее взглядом.

– Это просто потница. Сейчас успокою дочку и немного подремлю, так что попрошу не хлопать дверью, когда будешь уходить.

Она кладет девочку в кроватку рядом с братом.

– А теперь – тишина, – обращается женщина к детям, словно к сознательным школьникам. – Мамочке тоже требуется отдых.

Дети кричат не переставая, однако мать уже не обращает на них никакого внимания. Линда задумывается: не позвонить ли хозяину дома или семейному доктору? Еще бы знать их номера… В итоге она берет трубку в коридоре, набирает няню Хьюз и слушает бесконечные гудки. Никто не отвечает, и Линда бежит наверх. Ей не хочется уходить, пока дети плачут.

Мальчик наконец затихает, и Линда берет на руки капризничающую девочку. Ребенок тяжело опускает горячую головку ей на плечо и быстро успокаивается. Линда горда собой. Неплохо бы проверить, что там за пятно у малышки на ноге, однако мать надела на нее пижамку. Снимать рискованно – разбудишь… Линда кладет ребенка в кроватку, осторожно расстегивает три верхние пуговки и приоткрывает окно. Свежий воздух девочке не повредит.

Помня о просьбе хозяйки дома, она тихо затворяет за собой входную дверь и направляется домой. На душе тревожно. Что будет с девочкой? Впрочем, Линда сделала все, что могла. Проявишь инициативу – лишишься работы.

Она уже поворачивает ключ в дверном замке своей комнаты, когда ее хватают за шиворот. Отец! Он дергает ее на себя, затем швыряет внутрь. Линда растягивается на полу и тянется рукой к свалившейся со стола сковороде. От папаши пахнет спиртным.

– Как ты меня нашел?

– Тоже мне сложность!

Сложность, да еще какая! Кто для него Линда? Голодный рот, который вечно просит кушать? Должно быть, зачем-то она папаше потребовалась.

– Ты должна сидеть дома и присматривать за малышами! Забыла, где живешь?

– Я не вернусь!

Мужчина бьет ее в лицо, и у Линды от боли перехватывает дыхание. Он заносит кулак еще раз, но из соседней комнаты выскакивает мистер Пебворт. Сосед выталкивает пьяницу за дверь.

– Я еще приду! – кричит тот с лестницы. – Еще заставлю тебя вернуться!

– Пошел ты! – вопит в ответ Линда и захлебывается накопившейся во рту кровью.

Сплевывает, и вместе с алой жидкостью на пол падает выбитый зуб.

Как бы там ни было, на следующий день она возвращается на работу. Если не улыбаться, дырку на месте зуба никто не заметит. Заинтересуются синяками на лице? У Линды готов ответ, научилась у покойной мамы. Джин ничего не выспрашивала, просто аккуратно вытерла ей кровь с лица.

– Ничего, все наладится, – успокоила она подругу, и Линда увидела в ее глазах неподдельное сочувствие.

Добравшись до работы, она заходит в дом, словно ничего не случилось – совсем запамятовала, как худо было несчастной малышке. Впрочем, стоит ей войти на кухню, и воспоминания о вчерашнем дне оживают. Хозяин сидит у стола в одних пижамных брюках, и Линда не знает, куда девать глаза. Ее синяков мужчина не замечает, лишь смотрит пустыми глазами и произносит:

– Малышка Ханна умерла…

Он плачет навзрыд, и Линду охватывает страх.

Она продолжает выходить на работу – и завтра, и на следующий день. Ведь ее никто не увольнял. Няня Хьюз тоже на месте.

– Кто-то ведь должен заботиться об Оливере, – объясняет она.

Интересно, кого няня имеет в виду – хозяин дома дал сыну свое имя. Мальчика назвали в честь отца, а девочку – в честь покойной тети.

– Уже не первая трагедия в семье, – со слезами на глазах бормочет няня Хьюз, покачивая малыша, и показывает Линде фотографию Оливера-старшего с сестрой. Ханна выглядит значительно моложе брата. – Представляешь, подряд потерять сестру и дочь…

Линда ведет домашнее хозяйство, однако в доме все переменилось. Мать целыми днями лежит, запершись в спальне, а муж теперь сам не свой. На службу не ходит, сидит за письменным столом и рисует в блокноте ужасные вещи. Проводит долгие часы в шезлонге на лужайке, уставившись на поливочную машину.

Словно в морге работаешь, честное слово…

Вновь возвращается отец Линды – первый раз она замечает его на одной из улиц и вовремя вжимается спиной в ближайший дверной проем, избегая встречи. Второй раз папаша появляется у самого дома, когда она возвращается с работы, и выкрикивает в ее окно грязные оскорбления. Линда успевает спрятаться, потом несколько часов бродит по городу и подходит к дому уже затемно. Отца нет, однако она сильно напугана.

Вдруг он выяснит, где работает дочь, и устроит там сцену? Ее наверняка уволят без рекомендаций. Может быть и хуже: не дай бог, папаша причинит вред кому-то из домочадцев… Он на это способен.

Надо отсюда уезжать, но сперва следует придумать, как сделать, чтобы отец ее не разыскал.