Текст книги "Архивы Дрездена: Доказательства вины. Белая ночь"

– Мысли логически, – посоветовала Ласкиэль. – Учитывая то, что ты не в состоянии достать инструмент, с передачей его Роулинсу могут возникнуть проблемы.

– Да, но…

– Более того, – продолжала она. – Ты обессилен, и весьма вероятно, что Крейн вот-вот закончит свои переговоры и передаст тебя одному из твоих врагов. Времени на то, чтобы восстановить силы, у тебя маловато.

– Я думаю…

– Ты, – продолжала она тоном терпеливого учителя, обращающегося к упрямому ученику, – испытал в прошлом слишком много разочарований, и есть сомнения в том, что твой контроль над физическими силами достаточно точен, чтобы сломать наручники, не погубив того, кто в них закован.

Я вздохнул:

– Верно, но…

– Единственный выход из этого помещения заперт, и у тебя нет ключа.

– Это не…

– И наконец, – договорила она, – если ты забыл, тебя охраняет по крайней мере одно сверхъестественное существо, которое вряд ли оставит без внимания твои попытки бежать.

Я насупился:

– Тебе никто не говорил, что твой образ мышления носит ярко выраженный негативный характер?

Она выгнула бровь, словно приглашая меня продолжить. Я задумчиво пожевал губу и попытался добавить к логической цепочке хотя бы пару звеньев.

– Не слишком обнадеживает. Но ты рискуешь своей задницей не меньше, чем я, и ты хочешь помочь. Значит… – Мой желудок сжался чуть сильнее. – Ты можешь предложить мне другой выход.

Она довольно улыбнулась:

– Отлично.

– Я этого не хочу, – заявил я.

– Почему бы и нет?

– Потому что это предлагает мне Падший ангел, вот почему. Леди, ты – отрава. И не надейся, что я этого не понимаю.

Она протянула ко мне руку ладонью вверх:

– Я прошу только выслушать меня. Если то, что я предлагаю, придется тебе не по вкусу, я, разумеется, помогу тебе в попытках придумать альтернативный план действий.

Я испепелил ее взглядом. Она смотрела на меня абсолютно невозмутимо.

Черт! Лучший способ удержаться от глупого, грозящего самоуничтожением шага – это избегать соблазна сделать его. Например, гораздо проще сдерживать неуместные любовные порывы, с воплем выбегая из помещения всякий раз, когда в него заглядывает симпатичная девушка. Понимаю, это звучит довольно глупо, но сам принцип верен и универсален.

Если я позволю Ласкиэли говорить со мной, она наверняка предложит что-то логичное, разумное и эффективное. Это потребует от меня совсем небольшой платы – сущие пустяки, но я сделаюсь на эту самую малость более зависимым от нее, от ее советов и поддержки. Что бы ни случилось, она получит еще толику влияния на меня.

Крошечный шажок по пути в ад. Ласкиэль бессмертна. Она может позволить себе терпение, в то время как я не могу позволить себе искушений.

Впрочем, все сводилось к одному: если я не выслушаю ее и не выберусь из этой заварухи, кровь Роулинса окажется на моей совести. И тот, кто стоит за бойней на конвенте, сможет безнаказанно продолжать свои развлечения. Погибнут новые люди.

Ох! А я проведу незабываемый отпуск в стиле Торквемады с тем из моих врагов, у кого окажется больше денег и настырности.

Когда о подобных перспективах вспоминаешь в последнюю очередь, дела и впрямь обстоят хреновее некуда.

Ласкиэль терпеливо смотрела на меня своими ангельскими голубыми глазами.

– Ладно, – сказал я ей. – Давай послушаем.

Глава 27

Мы сговорились, я и Падший ангел. Это произошло очень быстро. Оказывается, если договариваешься о чем-то в уме, все происходит буквально со скоростью мысли – не тратишь время на произнесение громоздких фраз. И минуты не прошло, как я открыл глаза.

– Вы правы, – сказал я Роулинсу очень тихо. – Они убьют вас. Нам надо убираться отсюда.

Коп страдальчески поморщился:

– Как?

Я напрягся и сел. Потом чуть поводил плечами, пытаясь восстановить кровообращение в руках, скованных у меня за спиной. Я подергал цепочку. Она оказалась пропущена через скобу в бетонном полу. Звенья негромко лязгали, скользя сквозь нее взад-вперед.

Я покосился на Крейна. Тот продолжал говорить по мобильнику, не обращая на меня никакого внимания.

– Я хочу стащить один из наручников с руки, – сказал я Роулинсу и кивнул в сторону старой тумбочки на роликах. – Там наверняка найдутся какие-нибудь инструменты. Я освобожу нас обоих.

Роулинс покачал головой:

– А эти двое будут спокойно стоять и смотреть?

– Я проделаю все быстро, – сказал я.

– А потом?

– Я грохну свет, и мы уберемся.

– Дверь заперта, – напомнил Роулинс.

– Об этом я позабочусь.

Роулинс нахмурился. Он выглядел очень усталым.

– Почему бы и нет? – сказал он. – Почему бы и нет?

Я кивнул в ответ, закрыл глаза, замедлил дыхание и начал сосредотачиваться.

– Эй! – окликнул меня Роулинс. – А как вы снимете наручники?

– Про йогов никогда не слыхали?

– Про мишку Йоги, – откликнулся он. – И про йогурт.

– Не про тех. Про других – которые змей заклинают.

– Ах да.

– Они всю жизнь учатся управлять своим телом. И могут проделывать некоторые довольно-таки потрясающие штуки.

Роулинс кивнул:

– Ну да, вроде как забраться в школьный ранец и просидеть в нем полчаса на дне пруда.

– Именно, – подтвердил я. Следуя инструкциям Ласкиэли, я продолжал концентрироваться. – Некоторые способны смещать кости рук, мышцы и сухожилия, меняя форму кисти.

Я сосредоточился на левой руке и на мгновение порадовался, что она изувечена и почти онемела. Даже с помощью советов Ласкиэли то, что я собирался сделать, должно было причинить адскую боль.

– Держите ухо востро, – велел я копу. – И будьте наготове.

Он кивнул и затих, не поворачивая головы ни к Крейну, ни к Глау.

Я выбросил из головы его, гараж, мою головную боль и все, что не имело непосредственного отношения к задуманному. Я в принципе представлял себе, что должно произойти, но точного, посекундного графика действий у меня не имелось. Странное это было ощущение – словно у опытного пианиста, пальцы которого вдруг забыли, что такое прикосновение клавиш.

Не так быстро, прошептал у меня в голове голос Ласкиэли. Твои мышцы и суставы не привыкли к такому. И мысли у меня текли как-то странно – такое испытываешь, внезапно припомнив, как завязывать сложный узел, который ты отлично знал когда-то, но забыл. Вот так, прошептал голос Ласкиэли, и это узнавание вдруг отдалось в руке.

Я изогнул большой палец, сделал легкое движение остальными и резко напряг все мышцы руки. Большой палец выскочил из сустава с негромким, но очень неприятным хрустом.

Секунду мне казалось, что я потеряю сознание от боли.

Нет, сказал голос Ласкиэли. Ты должен лучше контролировать процесс. Тебе необходимо бежать.

Знаю, огрызнулся я про себя. Судя по всему, ожог недостаточно сильно повредил нервные окончания, чтобы они не реагировали, когда кто-то выдергивает тебе пальцы из суставов.

Кто-то? – переспросила Ласкиэль. Ты сделал это сам, хозяин мой.

Ты не хочешь отойти и не мешать работать?

Но это смешно, возразила Ласкиэль. Впрочем, ощущение ее присутствия разом исчезло.

Я несколько раз глубоко вздохнул и изогнул левую руку. Моя плоть отозвалась на это резкой болью, но я постарался не обращать внимания и продолжал движение – медленно, ровно. Пальцами правой руки я охватил наручник и начал аккуратно вытягивать левую кисть из кольца ледяного металла. Кисть сложилась как-то совершенно неестественно. От пронзительной боли у меня перехватило дыхание.

Зато рука продвинулась на целый дюйм.

Я снова изогнул кисть – тем же самым движением, но удвоив усилие, стараясь использовать энергию боли как помощь, а не как нечто отвлекающее от концентрации, – и выдернул руку еще на дюйм.

Боль все усиливалась и усиливалась, как бы я ни старался отодвинуть ее, – так полуденное солнце бьет в глаза, даже если зажмуришься. Еще чуть-чуть… Все, что от меня требовалось, – это не издать ни звука, сохранив сосредоточенность всего несколько секунд.

Я терпел боль. Наращивая усилия, я вдруг ощутил, как холодный металл наручника скользнул по тыльной стороне большого пальца – одной из немногих точек моей левой кисти, сохранившей чувствительность. Моя рука высвободилась, а я продолжал стискивать пустой браслет правой рукой, чтобы тот не звякнул.

Я открыл глаза и огляделся по сторонам. Крейн расхаживал взад-вперед, прижимая к уху мобильник. Я подождал немного. Когда он повернулся спиной, я встал и вытянул цепь до упора – левый браслет уперся в скобу. Я по-прежнему был прикован к полу футовой цепочкой, но, двигаясь как можно тише, вытянул сведенную болью руку и взялся пальцами за ручку инструментального шкафа.

Пальцы почти не слушались, но я все же выдвинул ящик. Лежавшими в нем инструментами не пользовались очень давно – как минимум несколько лет. Ржавчина покрывала их неровными пятнами. С того места, где я скорчился, видна была только половина ящика, и ничего такого, что могло бы мне пригодиться, там не обнаружилось. Мне ужасно этого не хотелось, но пришлось ощупать невидимую часть ящика пальцами. Я боялся, что не смогу осязать предмет, даже наткнувшись на него, и еще сильнее боялся, что громыхну какой-нибудь железякой, выдав свои манипуляции. Рука моя тряслась, но я ощупал дно ящика максимально быстро и осторожно, начиная с ближнего угла.

На дне я обнаружил предмет с рукояткой. Как можно более бесшумно я вытащил его и увидел, что держу в руке ножовку по металлу. Сердце подпрыгнуло от волнения.

Я вернулся в более или менее прежнее положение, а мои похитители, похоже, так ни о чем и не догадались. Я попробовал пилить левой рукой, но вывихнутый большой палец отчаянно болел, поэтому я переложил ножовку в правую руку, набрал в легкие воздуха и принялся пилить цепочку у самого браслета.

Цепь, удерживавшая правую руку, не давала пилить в полную силу, к тому же раздававшиеся при этом весьма характерные звуки трудно было с чем-либо спутать. Я почти не сомневался, что не успею освободиться, однако закаленная сталь ножовки вгрызалась в серебристую металлическую цепочку так, словно та была изготовлена из дерева. Три, четыре, пять движений взад-вперед, и звено разомкнулось. Я изо всех сил рванул правую руку, цепочка скользнула и порвалась, стоило пустому браслету застрять в скобе.

Я вскочил на ноги.

Крейн вскрикнул от изумления, выронил мобильник и потянулся за пистолетом. Времени освобождать Роулинса у меня не оставалось – я бросил ему ножовку и метнулся в сторону. И вовремя: Крейн выстрелил. Пуля высекла сноп искр из инструментального шкафчика, и адреналиновый шторм в жилах заставил меня забыть о боли. Пригибаясь как можно ниже, я спрятался за кузовом старого ржавого пикапа. Я попробовал задействовать свою магию, но остававшийся на правой руке браслет отозвался на это такой болью, что я отказался от попытки.

Краем глаза я уловил движение. Крейн переместился в сторону, пытаясь поймать меня на мушку. Я метался как белка, стараясь держаться так, чтобы пикап оставался между нами. Я потянулся к пассажирской дверце, в надежде на то, что в машине найдется хоть что-нибудь, что помогло бы мне обороняться.

Заперто.

– Глау! – крикнул Крейн.

Вторая пуля разбила окно кабины пикапа, пройдя в нескольких дюймах от моей головы.

Я сунул руку в разбитое окно, потянул ручку и рывком распахнул дверь. В кабине обнаружилось множество пустых сигаретных пачек, мятых пакетов из-под фастфуда, грязных пластиковых стаканчиков, тяжелый разводной ключ и три или четыре пустые бутылки из-под пива.

Отлично.

Зажав ребристую металлическую рукоять разводного ключа в зубах, я подобрал бутылки и швырнул одну из них в дальний угол гаража. Она со звоном разбилась. Я немедленно распрямился, держа наготове новую бутылку, и швырнул ее со всей силой, на которую был способен.

Первая бутылка заставила Крейна дернуться и оглянуться в сторону источника звука. Он отвернулся всего на секунду, но и этого мгновения хватило мне для нового броска.

Вращаясь в воздухе, бутылка угодила в фонарь, и лампа разлетелась, брызнув электрическими искрами; гараж погрузился в полную темноту.

Давай же, подумал я, обращаясь к Ласкиэли.

Темнота исчезла, сменившись серебристыми очертаниями стен гаража, пикапа, шкафов с инструментами и верстаков. А также дверей, окон и замка на стене, к которой оставался прикован Роулинс.

Разумеется, на самом деле я гаража не видел: для этого просто не хватало физического света. Я воспринимал всего лишь иллюзию.

Та часть Ласкиэли, что поселилась у меня в голове, умела создавать иллюзорные ощущения почти любого рода, хотя стоило мне заподозрить обман, я мог без особого труда защититься от них. Однако эта иллюзия меня не обманывала. Ласкиэль навела ее, чтобы помочь мне, собрав всю уже имевшуюся у моих органов чувств информацию о размерах и подробностях интерьера гаража, обработав и спроецировав обратно на сетчатку моих глаз. Достаточно точно, чтобы я мог перемещаться в темноте.

Конечно, иллюзия была несовершенной. Всего лишь приблизительная модель. Она не учитывала движущихся объектов, и если бы кто-то перемещался внутри гаража, я не узнал бы об этом до тех пор, пока не столкнулся бы с ним, – впрочем, до этого не дошло. Я метнулся к Роулинсу.

– Глау! – заорал Крейн в каких-то десяти или двенадцати футах от меня. – Дверь прикройте!

Я швырнул третью бутылку на пол у самых моих ног. Ощущение вышло необычное: пока бутылка находилась в моих руках, я видел ее серебристый силуэт. Стоило мне выпустить ее, как она исчезла в кромешной темноте и через какую-то долю секунды разбилась о бетонный пол.

Последовало мгновение полной тишины – полной, если не считать скрежета ножовки по цепи от наручников копа. Крейн сделал пару шагов ко мне, потом застыл в нерешительности, и хотя я его не видел, но буквально кожей ощущал, как он колеблется. Потом он повернулся и двинулся в другую сторону, возможно решив, что я снова пытаюсь отвлечь внимание. Губы мои раздвинулись в волчьей ухмылке, и я осторожно, но уверенно направился к Роулинсу.

Роулинс стоял на прежнем месте, под кольцом на балке, и как мог быстро пилил цепь. Когда я дотронулся до его плеча, он подпрыгнул от неожиданности.

– Это я, Гарри, – прошептал я, перехватывая разводной ключ правой рукой. – Пригните голову.

Он послушался. Я поднял взгляд на серебристую иллюзию кольца на балке, успокоил дыхание и медленно отвел разводной ключ назад. Потом с резким выдохом ударил по кольцу – со всей силы, на какую был способен.

Я не тяжелоатлет, но и хиляком меня никак не назовешь. Более того, годы чародейской практики научили меня неплохо концентрироваться. Разводной ключ врезал по кольцу, на котором был защелкнут второй браслет Роулинсовых наручников. Брызнули искры. Кольцо, проржавевшее, как и все здание, сломалось.

Роулинс опрокинул меня на пол за мгновение до того, как из дальнего угла гаража грянул выстрел. Пуля с противным пронзительным звуком отрикошетила от стальной балки прямо над нами.

– Живо! – прошипел я, хватая Роулинса за рубаху.

Он охнул, но постарался не отставать. Он честно пытался двигаться тихо, но с учетом его ранений это не слишком хорошо удавалось. Что ж, раз со скрытностью не вышло, возместим скоростью. Я протащил его в сторону, противоположную запертым гаражным воротам, обогнув смотровую яму и несколько штабелей старых покрышек.

– Куда мы? – прохрипел Роулинс. – Где дверь?

– Дверь нам не нужна, – прошептал я в ответ.

Я не знал наверняка, удастся ли нам выбраться из гаража живыми, но в любом случае пользоваться дверью не собирался.

Гараж «Полная луна» стоял заброшенным со времени исчезновения предыдущих владельцев, банды ликантропов, отличавшихся достойным восхищения отсутствием здравого смысла в том, что касалось выбора врагов. Если подумать, то, что Крейн выбрал для своих целей это здание, вряд ли стало простым совпадением. Старый заброшенный гараж не имел окон и располагался сравнительно недалеко от центра города, обеспечивая удобный доступ. Более того, в прошлом здесь творились не самые приятные дела, и в воздухе еще витала зловещая энергия. Я не знал точно, кем являются на деле Крейн и Глау, но подобное место не могло не казаться уютным и привычным многим обитателям с той, темной стороны.

Я уже сидел раз в плену в этом здании, и с тех пор выход из него никуда не делся – дыра под стеной из дешевого гофрированного металла, прорытая из дома на автостоянку стаей волков. Я добежал до стены и опустился на колени проверить, соответствует ли созданная Ласкиэлью модель действительности. Дыра была на месте. Если уж на то пошло, время сделало ее еще глубже и шире.

Я сунул к ней руки Роулинса, чтобы он ее ощупал.

– Давайте! – шепнул я. – Под стену и на улицу.

Он буркнул что-то в знак согласия и начал протискиваться. Роулинс гораздо крепче сложен, чем я, но в расширенную временем дыру пролез и он. Я наклонился, чтобы следовать за ним, и тут услышал за спиной приближающиеся шаги.

Я отпрянул в сторону. Мои глаза успели немного привыкнуть к темноте и к слабому отсвету городских огней, проникавшему сквозь дыру. Я разглядел в темноте неясный силуэт, а потом руки Глау схватили Роулинса за раненую ногу. Роулинс вскрикнул.

Я замахнулся и врезал Глау разводным ключом по руке чуть ниже локтя. Удар вышел что надо: я услышал, как хрустнула кость.

Глау испустил дикий, пронзительный вопль-улюлюканье, жуткое подобие боевого клича первобытного охотника. Я услышал слабый шелест рассекаемого воздуха и успел ускользнуть от ответного удара. Повернувшись, я взмахнул рукой, целя свободным концом прикованной к оставшемуся браслету наручников цепи куда-то на уровне глаз противника. Похоже, я попал удачно: Глау издал еще один пронзительный вопль и отшатнулся. Я нырнул в дыру и вертким хорьком пополз вперед. Снова раздался выстрел из пистолета Крейна, пуля продырявила стену футах в десяти от меня. И вновь – бегущие шаги, лязг металла. Я услышал собственные всхлипы, и мне разом вспомнилось множество ночных кошмаров, в которых у меня не получалось двигаться достаточно быстро, чтобы избежать опасности. В любое мгновение я ожидал попадания пули или стальной хватки акульих зубов Глау.

Роулинс схватил меня за запястье и выдернул на улицу. Я поднялся на ноги и лихорадочно огляделся по сторонам в поисках ближайшего укрытия – нескольких штабелей старых покрышек. Мне не пришлось указывать на них Роулинсу – он понял и сам. Мы побежали туда. Раненая нога Роулинса то и дело подламывалась, и я был вынужден задержаться, чтобы помочь ему, а заодно и оглянуться на наших преследователей.

Глау вынырнул из дыры следом за нами, чуть пригнулся и метнул в нас разводной ключ. Вращаясь в воздухе, тот описал стремительную дугу и угодил мне точно в задницу.

Сила удара заставила меня пошатнуться, нижняя часть туловища на мгновение онемела. Я попытался сохранить равновесие, схватившись за Роулинса, но вывихнутая рука соскользнула, и я упал на гравий. Удар, похоже, нарушил всю блокировку, выставленную мной против боли, и секунду-другую я не мог даже шевелиться, не то чтобы бежать.

Глау вытащил из-за пояса длинный изогнутый клинок – судя по форме, арабского происхождения – и не спеша направился к нам. Это было глупо, но мы с Роулинсом все-таки еще пытались бежать.

Послышались шаги, чья-то фигура с нечеловеческой стремительностью метнулась к нам, и Крейн сделал мне подсечку. Я снова полетел на землю. Повернувшись, он нанес ногой удар Роулинсу в живот. Тот тоже упал.

– Я предупреждал тебя, чародей. – Побелевший от ярости Крейн поднял пистолет и направил его на Роулинса. – Считай, что ты убил этого человека.

Глава 28

Чья-то темная фигура выступила из-за груды старых покрышек и нацелила на Глау дуло обреза.

– Как дела? – спросила фигура.

Глау вихрем обернулся к неизвестному, занося клинок для удара. Тот нажал на спуск. Ударил гром. Заряд картечи швырнул Глау на гравий, и он остался лежать, слабо трепыхаясь, как огромная, выброшенная на берег рыба.

Томас вышел на свет, если таковым можно считать лучи далекого фонаря. Он был одет в свободную черную одежду – включая мой кожаный плащ, доходивший ему до лодыжек. Волосы его сбились от ветра, а серые глаза излучали убийственный холод. Он передернул цевье, выкинув из патронника пустую гильзу, и дослал свежий патрон. Ствол дробовика метнулся к Крейну.

Вот сукин сын!

Теперь-то я понял, кто таскался за мной хвостом по городу.

– Ты, – глухо произнес Крейн, злобно глядя на Томаса.

– Я, – не без удовольствия согласился Томас. – Брось пистолет, Мадригал.

Крейн скривил губы в недоброй ухмылке, но опустил пистолет и разжал пальцы. Пистолет шмякнулся на землю.

– Толкни его сюда, – приказал Томас.

Крейн подчинился, начисто игнорируя меня.

– Я думал, ты уже мертв, братец. Видит Бог, ты и у себя в семье нажил врагов, не говоря уже об остальной Коллегии.

– Как видишь, уцелел, – усмехнулся Томас и носком башмака подтолкнул пистолет в мою сторону.

Глаза Крейна расширились от удивления и тут же злобно сощурились.

Я поднял револьвер и проверил барабан. Вывихнутая левая кисть, в общем-то, действовала, но чертовски болела и обещала болеть до тех пор, пока у меня не появится пара спокойных минут, чтобы привести ее в порядок. Головная боль, когда я наклонился, превратилась в славную, всепоглощающую муку, но я и на нее не стал обращать внимания. В моей жизни столько всякого бывало, что я не слишком боюсь потрясений.

Крейн успел перезарядить револьвер – все шесть патронов в гнездах. Я защелкнул барабан и оглянулся на Роулинса. Боль от ранений и напряжение последних минут не добавили ему сил.

– Все не так плохо, – заверил он меня вполголоса. – Больно только. И устал.

– Посидите спокойно, – сказал я ему. – Мы вас отсюда вытащим.

Он кивнул и растянулся на земле. Глаза его закрывались сами собой, но он еще старался следить за происходящим.

Я проверил, не истекает ли он кровью, и, нацелив пистолет на Крейна, встал между ним и Роулинсом.

– Как дела, Дрезден? – поинтересовался Томас.

– Что-то ты не спешил, – отозвался я.

Томас ухмыльнулся одними губами, не отводя взгляда от Крейна:

– Ты знаком с моим кузеном Мадригалом Рейтом?

– Я же говорил, не похож он на Дарби, – буркнул я.

Томас кивнул:

– Это тот фильм с Джанет Манро?

– И Шоном Коннери.

– Пожалуй, да, – согласился Томас.

Мадригал Рейт слушал нашу болтовню, продолжая щуриться. Возможно, сказывалось плохое освещение, но теперь он казался бледнее, и черты его сделались неестественно правильными. А может, это просто показалось мне теперь, когда Томас идентифицировал его как вампира Белой Коллегии, – тем более мои инстинкты и так буквально вопили об этом еще при первой встрече. Во взгляде, которым сверлил Мадригал моего брата, явственно читалось сомнение.

– Ты даже не представляешь, братец, во что впутался. Я не отдам тебе этой добычи.

– А придется, – заметил Томас голосом киношного злодея.

Взгляд Крейна вспыхнул бешеной злобой.

– Не дави на меня, братец. Я заставлю тебя пожалеть об этом!

В ответ Томас рассмеялся:

– Реку вспять не повернешь. Уходи, пока цел.

– Не валяй дурака, – ответил Мадригал. – Знаешь, сколько он стоит?

– Тех денег, что тратятся в аду? – спросил Томас. – Потому что, если ты будешь настаивать, этим и кончится.

Мадригал злобно оскалился:

– Ты сможешь хладнокровно убить свою родню, Томас? Ты?

Не всякой статуе удалось бы состроить такое каменное лицо, как у Томаса.

– Может, до тебя еще не дошло, Мадригал. Я же изгнан, ты что, забыл? Ты мне не родня.

Долгую минуту Мадригал молча смотрел на Томаса.

– Ты блефуешь, – произнес он наконец.

Томас поднял бровь и бросил на меня взгляд:

– Он думает, я блефую.

– Только так, чтобы он мог говорить, – попросил я.

– Идет, – кивнул Томас и выстрелил Крейну в ногу.

Когда глаза, ослепленные вспышкой, обрели способность видеть, а эхо выстрела стихло, я обнаружил, что Мадригал катается по земле, шипя от боли. Потом он съежился, сжав руками то, что осталось от лодыжки и ступни. Кровь, слишком бледная, чтобы сойти за человеческую, сочилась на гравий.

– Туше, – хмыкнул Роулинс с нескрываемым удовлетворением.

Потребовалось некоторое время, чтобы Мадригал немного пришел в себя и восстановил способность говорить.

– Ты труп, – прохрипел он прерывающимся от боли голосом. – Ты бесхребетная мелкая свинья. Ты труп. Дядя убьет тебя за это.

Мой единоутробный брат улыбнулся и снова передернул цевье обреза.

– Не думаю, что отца это волнует, – ответил он. – Одним племянником больше, одним меньше… тем более таким, который знается со сбродом вроде Мальвора.

– Ага, – негромко произнес я, сложив два и два. – Кажется, до меня дошло. Он вроде них.

– Вроде кого? – не понял Томас.

– Фобофагов, – вполголоса пояснил я. – Он кормится страхом так же, как ты кормишься похотью.

Лицо у Томаса сделалось таким, словно его подташнивает.

– Да. Многие из клана Мальвора питаются таким образом.

Бледное, перекошенное от боли лицо Мадригала скривилось в нехорошей ухмылке.

– Тебе стоило бы самому попробовать как-нибудь, братец.

– Дерьмо это, Мад, – сказал Томас. В его словах прозвучала едва заметная нотка горечи, а может, жалости – я бы не заметил ее, не проживи я с ним почти два года. Черт возьми, я даже не уверен, что он ощутил ее сам. – Дерьмо. И ты с этим превращаешься в дерьмо.

– Ты питаешься страстью смертных – страстью к маленькой смерти, – произнес Мадригал, полуприкрыв веки. – Я питаюсь их страстью к смерти настоящей. Мы оба питаемся. В конце концов, мы оба убиваем. Никакой разницы.

– Разница в том, что, раз начав, ты уже не позволяешь им бежать и жаловаться на тебя в полицию, – возразил Томас. – Ты держишь их, пока они не умирают.

Мадригал расхохотался, нимало не задумываясь о том, насколько искренне звучит его смех в сложившемся положении. У меня даже зародилось впечатление, что вампир слегка съехал с катушек.

– Томас, Томас, – ласково произнес Мадригал. – Этакое бедное, жалостное сердечко. Так заботишься о здоровье своих коровок – так, словно сам никогда их не отведывал. Словно не убивал их сам.

Лицо Томаса снова стало непроницаемым, но глаза вспыхнули внезапным гневом.

Улыбка Мадригала сделалась шире. Зубы его ярко блеснули в темноте.

– Я бы на твоем месте кушал досыта. А ты… что ж, в отсутствие твоей маленькой темноглазой шлюшки…

Выражение лица Томаса не изменилось ни на йоту. Дробовик рявкнул еще раз, и картечь полоснула Мадригала по коленям. Еще больше бледной крови забрызгало гравий.

Вот черт…

Мадригал снова съежился от боли, не в силах даже крикнуть.

Томас поставил башмак ему на шею. Лицо его так и оставалось непроницаемо-ледяным, если не считать полыхавшей в глазах ярости. Он дослал в патронник новый патрон и держал теперь обрез одной рукой, приставив ствол к скуле Мадригала.

Мадригал застыл, перекосившись от боли, с широко раскрытыми глазами, полными паники.

– Никогда, – очень тихо и отчетливо произнес Томас. – Никогда не смей говорить о Жюстине.

Мадригал не произнес ничего, но мои инстинкты снова взвыли. Что-то в том, как он держался, что-то в его взгляде подсказывало мне, что он играет. Он намеренно завел разговор о Жюстине. Он играл на чувствах Томаса, отвлекая нас.

Я оглянулся и увидел, что Глау поднялся на ноги, как будто это не он только что получил в грудь смертельную дозу картечи с расстояния в десять футов. Более того, он во весь опор несся через стоянку, направляясь к припаркованному футах в пятидесяти от него фургону. Он бежал совершенно бесшумно, не хрустя гравием, не скрипя ботинками, и на мгновение мне показалось, что я вижу дюйма полтора воздуха между его подошвами и землей.

– Томас, – сказал я. – Глау убегает.

– Не дергайся, – бросил Томас, не спуская глаз с Мадригала.

Я услышал хруст гравия, стук когтей, и из тени, в которой прятался Томас, вынырнул Мыш. Мимо меня он пробежал еще в неспешном, прогулочном темпе, но к моменту, когда Глау добрался до фургона, Мыш разогнался до скорости хорошего скакуна. Мне даже померещилось разлившееся вокруг пса сияние, что-то вроде огней святого Эльма. Не добегая до Глау нескольких футов, Мыш взвился в прыжке. Я увидел отражение лица Глау в ветровом стекле фургона, его выпученные от потрясения глаза. А потом Мыш с размаху тараном врезался Глау в спину.

Удар сбил жабеныша с ног и с жуткой силой швырнул на мятый бампер фургона. Глау приложился от души – даже на расстоянии в полсотни ярдов я услышал хруст ломающихся костей. Голова его ударилась о капот и отскочила резиновым мячиком. Глау сполз с бампера на землю и остался лежать бесформенной кучкой.

Мыш приземлился и тут же крутанулся мордой к Глау. Несколько секунд он напряженно смотрел на него, широко расставив лапы. Потом пару раз копнул гравий задними лапами, словно вызывая на драку.

Глау не шевелился.

Мыш фыркнул и, мотнув мордой, чихнул – выразительно, словно произнес вслух: «Вот так!»

А потом пес повернулся и, чуть припадая на одну лапу, затрусил ко мне. На его морде сияла гордая собачья улыбка.

Он привычно сунул свою лобастую башку мне под руку, требуя ласки, и я привычно почесал его за ухом. Что-то в груди моей разом отпустило, словно лопнул невидимый нарыв. Моя собака жива и здорова. Может, взгляд мой и затуманился немного. Я припал на колено и охватил рукой шею этого мохнатого увальня.

– Умница, пес, – сказал я.

Мыш гордо качнул хвостом и прижался ко мне.

Удостоверившись, что глаза мои просохли, я поднял голову и увидел, что Мадригал смотрит на пса с нескрываемым ужасом.

– Это н-не собака, – прошептал вампир.

– Но за сухарик «Скуби-Снэк» сделает что угодно, – заверил я его. – Колитесь, Мадригал. Зачем вы в Чикаго? И какое отношение имеете к нападениям?

Он облизнул губы и мотнул головой.

– Я не обязан вам отвечать, – заявил он. – И у вас нет времени заставить меня. Стрельба. Даже в этом квартале полиция приедет очень скоро.

– Верно, – согласился я. – Поэтому мы поступим очень просто. Томас, как только услышишь сирену, жми на спуск.

Мадригал поперхнулся.

Я улыбнулся:

– Мне нужны ответы. Только и всего. Ответьте на мои вопросы, и мы уйдем. В противном случае… – Я пожал плечами и сделал неопределенное движение в сторону Томаса.

Мыш покосился на Мадригала и негромко зарычал.

Мадригал бросил взгляд на лежавшего Глау: тот, Бог свидетель, начал шевелиться – правда, оглушенно и бестолково. Мыш зарычал громче, и Мадригал сделал попытку отодвинуться от моей собаки чуть подальше.

– Даже если я все скажу, что помешает вам убить меня сразу, как вы узнаете все, что вам нужно?

– Мадригал, – негромко произнес Томас. – Ты злобный сукин сын, но ты все еще мой родственник. Я предпочел бы не убивать тебя. Мы сохранили жизнь твоему джанну. Сыграй честно, и вы оба уйдете живыми.

– Ты занял сторону этого смертного типа против своих, Томас?

– Моя родня выгнала меня взашей, – напомнил Томас. – Я берусь за любую работу, какую могу найти.