Текст книги "Архивы Дрездена: Доказательства вины. Белая ночь"

Не уверен точно, но мне показалось, что я вижу на дверном косяке следы крови.

Яркая надпись на стоявшем в трех футах от меня декоративном почтовом ящике гласила:

КАРПЕНТЕРЫ

О господи!

О господи!

О господи!

Я наслал фагов на Молли.

Глава 30

Я брался из фургона на ватных ногах. Вокруг царило разрушение. Это бессмыслица какая-то! Как, черт подери, такое вообще могло случиться? Как могло мое заклятие послать фагов именно сюда?

Я стоял на тротуаре перед домом, разинув рот, как последний дурак. Не горел ни один уличный фонарь. Разгром освещали лишь фары фургона, но через несколько секунд Томас выключил и их. На улице стояла тишина – ни зевак, ни полиции. Что бы здесь ни произошло, кто-то постарался сделать все так, чтобы не побеспокоить соседей.

Не знаю, сколько я так простоял. Помню, Мыш прижимался к моему бедру. Потом подошел Томас и остановился с другой стороны.

– Гарри? – Похоже, он задавал этот вопрос не в первый раз. – Что это за место?

– Это дом Майкла, – прошептал я. – Его семьи.

Томас вздрогнул. Он огляделся по сторонам и снова повернулся ко мне:

– Эти твари пришли сюда?

Я кивнул. Ноги плохо держали меня.

Я жутко устал.

Что бы здесь ни произошло, все уже кончено. Я ничего не мог изменить, только посмотреть, кто пострадал. И мне очень не хотелось этого делать. Поэтому я продолжал стоять на месте, тупо глядя на дом. Первым нарушил молчание Томас:

– Я посторожу здесь. Обойди дом – может, что-нибудь обнаружишь.

– Иду, – пробормотал я.

Я сглотнул накопившуюся во рту слюну, и мне показалось, я проглотил фунт стальных канцелярских кнопок. Больше всего на свете мне хотелось убежать отсюда.

Вместо этого я потащил свою изможденную задницу через искореженный газон к разбитым дверям. Мыш на трех лапах ковылял за мной.

На дверном косяке и впрямь темнели уже подсохшие кровавые брызги.

Оказавшись в доме, я пересек прихожую и заглянул в гостиную. Повсюду валялись разбросанные в беспорядке обломки мебели. Телевизор лежал на боку, по экрану бежали белые полосы помех. Комнату наполнял негромкий шум – антенна выдернулась из гнезда.

Больше в доме не слышалось ничего.

– Ау! – крикнул я.

Никто не ответил.

Я направился на кухню.

На дверце холодильника висели, придавленные к ней магнитиками, несколько листков бумаги в линейку с какими-то школьными упражнениями. Там же висели детские рисунки цветными фломастерами. На одном из них улыбающаяся фигурка в платье дополнялась надписью корявыми печатными буквами: «Я ЛУБЛЮ ТИБЯ МАМА».

О господи!

Кнопки у меня в желудке превратились в бритвенные лезвия. Если что-то случилось из-за меня… не знаю, что бы я сделал.

– Гарри! – крикнул с улицы Томас. – Гарри, иди сюда!

Голос его звенел от возбуждения. Я вышел из дверей кухни на задний двор и увидел, что Томас спускается с дерева – с дуба, на ветвях которого Майкл построил для своих детей домик, лишь ненамного уступающий размерами моей квартире. С плеча моего брата свисала неподвижная фигурка.

Я сорвал с шеи амулет и засветил его. Томас уложил Дэниела, старшего сына Карпентеров, на траву. Тот дышал, но выглядел бледным. На нем были фланелевые пижамные штаны и белая, покрасневшая от крови футболка. На руке багровел порез, не слишком глубокий, но длинный. Ссадины темнели на лице, на кисти; костяшки пальцев были ободраны и распухли.

Сын Майкла дрался кулаками. Вряд ли это ему помогло, но он дрался.

– Плащ, – резко бросил я. – Он мерзнет.

Томас немедленно снял мой плащ и укутал в него мальчика. Я подложил ему под ноги свой рюкзак.

– Побудьте здесь, – сказал я, снова наведался на кухню, налил стакан воды и вернулся к ним.

Опустившись на колени, я попытался привести мальчика в чувство, чтобы дать ему воды. Он сделал глоток, закашлялся и открыл глаза. Правда, сфокусировать взгляд у него не получалось.

– Дэниел, – негромко произнес я. – Дэниел, это я, Гарри Дрезден.

– Д-дрезден? – переспросил он.

– Ага. Друг твоего папы. Гарри.

– Гарри… – повторил он. Затем его глаза широко распахнулись, и он попытался сесть. – Молли!

– Спокойно, спокойно, – сказал я ему. – Ты ранен. Мы еще не знаем, насколько серьезно. Лежи спокойно.

– Нельзя, – пробормотал он. – Они забрали ее. Мы были… С мамой все в порядке? И с малышней?

Я прикусил губу:

– Не знаю. Тебе известно, где они?

Он поморгал:

– В спасательной комнате.

Я нахмурился:

– Где-где?

– Н-на втором этаже. Убежище. Его папа построил. На всякий случай.

Я переглянулся с Томасом:

– Где это?

Дэниел слабо махнул рукой:

– Мама увела малышню наверх. Мы с Молли не успели к лестнице. Они ворвались. Мы пытались увести их.

– Кто, Дэниел? Кто «они»?

– Чудища из ужастиков. Жнец. Руки-Молоты. – Он поежился. – Пугало.

Я свирепо выругался.

– Томас, останься с ним. Мыш, постереги их. – Я встал и поспешил в дом.

По лестнице я поднялся на второй этаж. Лестница открывалась в коридор, по обе стороны которого располагались спальни, – ближе к родителям жили самые младшие дети. Я заглянул по очереди в каждую спальню. Все оказались пусты, только в двух ближних от лестницы царил разгром. Повсюду валялись разбитые игрушки и поломанная детская мебель.

Если бы я не знал, что искать, я ни за что не заметил бы увеличенного простенка между бельевым чуланом и родительской спальней. Я заглянул в спальню и не обнаружил ничего. Тогда я открыл дверь в бельевой чулан, в котором тоже царил беспорядок. Засветив амулет-пентаграмму, я присмотрелся внимательнее и обнаружил стеновую панель, едва заметно повернутую по отношению к остальным. Я коснулся ее руками, закрыл глаза и прислушался к своим ощущениям.

Я почувствовал энергию. Не оберег – во всяком случае, не из тех оберегов, с какими мне приходилось иметь дело. Это напоминало, скорее, негромкое гудение ровной энергии – иногда я ощущал примерно такое же вокруг Майкла. Энергия веры. Эта панель защищалась разновидностью магии.

– Ласкиэль, – прошептал я про себя. – Заметила?

Она не появилась, но голос ее звучал в моих мыслях достаточно ясно.

Да, мой хозяин. Ангельская работа.

В горле у меня встал комок.

– Настоящих ангелов?

Именно так. Рафаэля или одного из его подручных, судя по всему.

– Это опасно?

Последовала неуверенная пауза.

Возможно. Ты тронут тьмой – и не только моей. Но это предназначено для того, чтобы скрыть находящуюся за ней комнату, а не для того, чтобы поразить нарушителя.

Я сделал глубокий вдох:

– Ладно.

Я протянул руку и с силой постучал по панели. Трижды.

Мне показалось, я услышал какое-то движение. Скрипнули половицы.

Я постучал еще раз.

– Черити! – крикнул я. – Это я, Гарри Дрезден!

На этот раз за перегородкой точно шевелились. Щелкнул замок, и панель плавно скользнула в сторону, а из-за нее высунулся двуствольный дробовик, нацелившийся точно мне в подбородок. Я поперхнулся и скользнул взглядом вдоль ствола. На меня в упор смотрели ледяные голубые глаза Черити.

– Возможно, вы не настоящий Дрезден, – сообщила она.

– Самый что ни на есть настоящий.

– Докажите, – негромким, но не терпящим возражений голосом потребовала она.

– Черити, на такие штуки нет времени. Вам что, права водительские показать?

– Кровь, – напомнила она.

Что ж, разумно. Большинство существ, способных принимать человеческий облик, не обладают человеческой кровеносной системой, да и сама кровь у них другая. Не то чтобы этот тест не имел изъянов, но это, пожалуй, лучшее, что может использовать для уверенности человек, не обладающий способностями чародея. Поэтому я достал из кармана перочинный нож и слегка надрезал им свою обожженную левую руку. Все равно я ничего не чувствовал. Из ранки пошла красная кровь, и я показал ее Черити.

Долгое мгновение она смотрела на мою руку, потом щелкнула предохранителем дробовика, отставила его в сторону и вышла из-за панели. Я увидел за ее спиной освещенное свечой помещение. Все дети Карпентеров, за исключением Молли и Дэниела, находились здесь. Алисия сидела, широко раскрыв напуганные глаза. Остальные спали вповалку.

– Молли, – произнесла Черити, распрямившись. – Дэниел.

– Я нашел его в домике на дереве, – сказал я. – Он ранен.

Она коротко кивнула:

– Насколько сильно?

– Здорово избит, в шоке, но думаю, что непосредственной угрозы жизни нет. С ним Мыш и мой друг.

Черити снова кивнула. Лицо ее оставалось спокойным, почти отстраненным, глаза – холодными, оценивающими. Она здорово держалась, хотя напряжение давало о себе знать. Руки ее заметно дрожали, и она машинально сжимала и разжимала пальцы.

– А Молли?

– Ее пока не нашел, – тихо произнес я. – Возможно, Дэниел знает, что с ней случилось.

– Это были динарианцы? – спросила она.

Я покачал головой:

– Точно не они.

– Они могут вернуться?

Я пожал плечами:

– Вряд ли.

– Но возможно?

– Да.

Она кивнула, и голос ее зазвучал так, словно она размышляет вслух:

– В таком случае первое, что надо сделать, – это отвезти детей в церковь. Удостовериться, что Дэниелу оказана помощь. Попробую передать весточку Майклу. Потом мы найдем Молли.

– Черити, – сказал я. – Подождите.

Черити уперлась мне ладонью в грудь и прижала плечами к противоположной стене бельевого чулана. Голос ее сделался совсем тихим, дикция – безупречной:

– Мои дети в опасности. Я отвезу их в укрытие. Помогите мне или не мешайте.

А потом она отвернулась от меня и начала выносить детей. Алисия помогала ей в меру своих сил. Девочка устала и боялась, но что касается малышей, они спали так крепко, что их не удавалось разбудить. Я подхватил под мышки маленьких Гарри и Хоуп. Черити покосилась на меня с благодарностью, и тут ее самообладание дало трещину. Глаза ее наполнились слезами. Она опустила веки, крепко стиснула зубы, а когда снова подняла взгляд, лицо ее опять стало уверенно-деловитым.

– Спасибо, – сказала она.

– Надо спешить, – отозвался я, и мы поспешили.

Крепкая женщина. Очень крепкая. Между нами имелись шероховатости, но я уважал ее гордую стойкость. О таких матерях читаешь в газетах – когда они приподнимают руками машину, под которую залез кто-то из ее детей.

Вполне возможно, я только что убил ее старшую дочь. Если бы Черити узнала это, если бы она узнала, что это я навлек опасность на ее детей, она бы прикончила меня на месте.

Если Молли пострадала по моей вине, я помогу.

Собор Святой Марии Всех Ангелов не просто церковь. Это монумент. Он велик, его купол вздымается на высоту семнадцатого этажа, и он покрыт всеми видами архитектурного декора, какие только можно припомнить, включая изваяния ангелов, расставленные по периметру крыши и карнизов. Я думаю, можно найти чертову уйму людей, спорящих насчет того, что именно олицетворяет этот монумент, но нет таких, кого не впечатлили бы его размеры, убранство и красота. В городе, полном архитектурных памятников, собор Святой Марии Всех Ангелов не склонит головы ни перед кем другим.

Тем не менее служебный вход с заднего фасада выглядит просто функциональным, не более того. Туда мы и приехали: Черити – на помятом семейном минивэне; мы с Томасом и Мышем – на не менее пострадавшем в бою прокатном фургоне Мадригала. Мы с Мышем вышли. Томас остался. Я нахмурился.

– Надо найти место, где эта тачка не бросалась бы в глаза, – объяснил он. – На случай, если Мадригал объявит его в угон или еще чего.

– Думаешь, он может нам угрожать? – спросил я.

– Не в открытую, – уверенно ответил Томас. – Он скорее шакал, а не волк.

– Мысли позитивнее, – посоветовал я. – Может, Пугало повернулось и догнало его.

Томас вздохнул:

– Мечты, мечты… Он скользкая мелкая крыса, но он выживет. – Мой брат поднял взгляд на церковь. – Я посторожу здесь. Как разберешься там с делами, выходи.

До меня дошло. Томас не хотел ступать на освященную территорию. Как вампир Белой Коллегии, он был настолько близок к людям, насколько это вообще возможно для вампира. Я знал, что освященные объекты не оказывали на него особого действия. Так что дело тут не в сверхъестественной аллергии. Дело просто в восприимчивости.

Томас не хотел заходить в церковь потому, что не питал иллюзий относительно того, что Всевышний и его ведомства будут от него в восторге. Как и я, в делах мирских он предпочитал не высовываться. И уж если он вернулся к прежнему образу жизни, то и на экране теологического радара он явно старался не засвечиваться. Хуже того, вступи он в такое место, и это могло бы заставить его усомниться в избранном им пути – а значит, снова рваться на части.

В общем, я понимал, что он чувствует.

Я не бывал в церкви с тех пор, как коснулся рукой монеты Ласкиэли. Черт, да у меня в башке сидел долбаный Падший ангел… по крайней мере, его факсимильная копия. Если это не оплеуха Богу, то даже не знаю, как это назвать.

Однако мне нужно было делать свою работу.

– Будь осторожен, – вполголоса посоветовал я. – Позвони Мёрфи. Скажи ей, что происходит.

– Ты бы отдохнул, Гарри, – ответил Томас. – Вид у тебя паршивый.

– У меня всегда вид паршивый, – гордо заявил я и протянул ему кулак.

Он легонько стукнул о мои костяшки пальцев своими, сел в Мадригалов фургон и уехал.

Я кивнул, направился к служебному входу и постучал. Я снова был в своем кожаном плаще – для Дэниела нашлось одеяло. И плевать на жару. Мне нужна защита. Привычная тяжесть на плечах и ощущение, как полы плаща при ходьбе прикасаются к моим ногам, приятно успокаивали.

Фортхилл открыл дверь на мой стук, полностью одетый – вплоть до стоячего воротничка, неестественно белевшего в ночи. Взгляд его голубых глаз скользнул мне за спину, на стоянку, и он без лишних слов поспешил к машине Черити. Я последовал за ним. Вместе мы разгрузили машину. Алисия отвела в дом сонных младших братьев и сестер, Фортхилл с Черити перенесли туда же Дэниела, я старался не отставать от них с двумя так и не проснувшимися младшими под мышками.

Фортхилл проводил нас в складское помещение, которое в экстренных ситуациях служит у него спальней для беженцев. С полдюжины сложенных раскладушек располагались у стены; еще одна стояла на полу, занятая кем-то, с головой укрытым одеялом. Фортхилл и Черити уложили сначала Дэниела, потом остальных.

– Что случилось? – спросил Фортхилл вполголоса, чтобы не разбудить спящих. Голос его звучал совершенно спокойно.

Мне не хотелось слушать, как Черити рассказывает об этом.

– Ноги затекли, – сказал я им. – Надо выйти размять. Найдете меня, когда Дэниел придет в сознание?

– Очень хорошо, – кивнула Черити.

Фортхилл, нахмурившись, переводил взгляд с нее на меня и обратно.

Мыш не без усилия встал и хромая заковылял ко мне.

– Нет, малыш, – сказал я ему. – Оставайся здесь и сторожи детей.

Мыш улегся обратно с почти благодарным вздохом.

Я направился прочь. Мне было все равно, куда идти. Слишком много всякого вертелось в моей голове. Я просто шел. Само по себе движение не панацея, но я достаточно устал, чтобы оно не позволяло мыслям и эмоциям захлестнуть меня с головой. Я шагал по коридорам и пустым помещениям.

Я оказался в зале. Мне приходилось бывать в помещениях меньшего размера. Сияющий полированный паркет покрывал весь пол здания. Поперек нефа тянулись ряды деревянных скамей, а с другой стороны от меня возвышался резной алтарь потрясающей красоты. Вместе с балконом и хорами зал вмещает больше тысячи человек, и по воскресеньям здесь проводятся восемь служб на четырех разных языках.

Помимо размеров и красоты в зале имеется еще кое-что, отличающее храм от обычного здания. Я ощущаю здесь энергию, глубокую, согревающую и ободряющую. Здесь спокойно. С минуту я постоял в пустом зале, закрыв глаза. Мне требовался покой – столько, сколько возможно. Потом я медленно пересек помещение, невольно восхищаясь его красотой, и поднялся на балкон, в темный угол.

Я сел и прислонил голову к стене.

В голове моей зазвучал голос Ласкиэли – очень тихий и какой-то странный. Грустный.

Здесь красиво.

Я не стал утруждать себя ответом. Я даже не посоветовал ей убраться. Я подвинул голову так, чтобы она оказалась в самом углу, и закрыл глаза.

Проснулся я от шагов Фортхилла. Я не стал открывать глаза, в надежде, что, увидев меня спящим, он уйдет.

Вместо этого он уселся в паре футов от меня и принялся терпеливо ждать.

Уловка не сработала. Я открыл глаза и посмотрел на него.

– Что случилось? – тихо спросил он.

Я сжал губы и отвернулся.

– Ничего страшного, – так же тихо произнес Фортхилл. – Если вы решите рассказать мне, об этом не узнает больше никто.

– Может, мне не хочется говорить, – буркнул я.

– Разумеется, – кивнул он. – Но если вдруг захотите, мое предложение остается в силе. Порой единственный способ вынести тяжелое бремя – это поделиться им с кем-то. Выбор за вами.

Выбор.

Иногда мне кажется, что это было бы просто замечательно – не иметь выбора. Если бы у меня не было выбора, я не совершал бы ошибок.

– Есть вещи, которыми я не стал бы делиться со священником, – сказал я не столько ему, сколько размышляя вслух.

Он кивнул. Потом снял воротничок и отложил в сторону. Он устроился на скамье поудобнее, полез в карман и извлек оттуда плоскую серебряную фляжку. Отвинтив крышку, сделал глоток и протянул фляжку мне:

– Тогда поделитесь с вашим барменом.

Я невольно усмехнулся в ответ. Потом покачал головой, взял фляжку и отхлебнул. Превосходный мягкий скотч. Я сделал еще глоток и рассказал Фортхиллу о том, что произошло на конвенте и как это выплеснулось на дом Карпентеров. Он слушал. Мы передавали фляжку из рук в руки, пока она не опустела.

– Это я послал тех тварей к ней в дом, – закончил я. – Я никак не думал, что выйдет вот так.

– Конечно нет, – согласился он.

– Только мне от этого совсем не легче.

– И не могло бы, – кивнул он. – Только вы должны понимать, что вы человек, обладающий властью.

– Как это?

– Власть, – произнес он, сделав рукой всеобъемлющий жест. – Вся власть одинакова. Магия. Физическая сила. Экономическая сила. Политическая. Любая власть служит единой цели – дает обладателю большую широту выбора. Порождает альтернативные образы действия.

– Ну да, – пробормотал я. – И что?

– А то, – сказал он. – У вас больше выбора. Из чего следует, что и возможности сделать ошибку у вас больше. Вы же человек. Время от времени и вам доводится давать осечку.

– Я бы не возражал против этого, – буркнул я. – Если бы платил за все только я один.

– Но это не в вашей власти, – возразил он. – Вы не в силах предугадать все варианты исхода. Вы не могли знать, что эти создания направятся в дом Карпентеров.

Я стиснул зубы:

– Ну и что? Дэниел ранен. Молли, возможно, мертва.

– Вы не можете повлиять на их состояние, – сказал Фортхилл. – Всякая власть имеет пределы.

– Тогда к чему этот разговор? – вдруг вскипел я. Голос мой пошел гулять эхом по огромному залу. – Что хорошего – обладать властью, достаточной, чтобы убить семью друга, но недостаточной, чтобы их защитить? Какого черта вы вообще от меня хотите? Мне пришлось сделать этот идиотский выбор. И как мне теперь быть?

– Порой, – ответил он совершенно серьезно, – необходимо лишь верить.

Я рассмеялся – громко и горько. Искаженное эхо моего смеха постепенно угасло где-то под сводами.

– Верить, – хмыкнул я. – Во что верить?

– Все открывается в свое время, – сказал Фортхилл. – Даже то, что представляется вблизи уродливым, при взгляде со стороны может обернуться прекрасным.

– Так покажите, – огрызнулся я. – Покажите мне хоть что-нибудь прекрасное в этом месилове. Хоть одну гребаную серебряную нить.

Секунду-другую он молчал, задумчиво поджав губы.

– Основатель нашего Ордена говорил, – произнес он наконец, – что в самых обыденных ситуациях спрятано что-то святое, что-то Божественное – и каждому предстоит самому открыть это.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался я.

– То, что добро не всегда выступает явно. Его не так просто увидеть. И необязательно найти его в тех местах, где мы ожидаем. Вам нужно понять, что добро, порожденное событиями этой ночи, может не иметь ничего общего с победой над сверхъестественным злом или спасением чьих-то жизней. Это может оказаться чем-то очень небольшим. Очень обыденным.

Я нахмурился:

– Например?

Он вытряхнул последнюю каплю из фляжки себе в рот и встал. Потом сунул пустую фляжку в карман и снова надел свой воротничок.

– Боюсь, вам не меня надо об этом спрашивать. – Он положил руку мне на плечо и кивнул в сторону алтаря. – Но я вот что скажу: я пожил на этой земле чуть дольше вашего и знаю: так или иначе, все проходит. Я видел, как ситуации похуже этой оборачиваются иной стороной. Для Молли еще есть надежда, Гарри. Мы просто должны делать все, что в наших силах, и действовать по возможности с мудростью и состраданием. И еще мы должны верить: то, над чем мы не властны, подвластно Ему.

С минуту я сидел молча. Потом поднял взгляд:

– Вы почти заставили меня поверить.

Он вопросительно поднял бровь:

– Но?

– Не знаю, способен ли я на это. Не знаю, доступно ли это вообще для меня.

К уголкам его глаз сбежались морщинки.

– Тогда, возможно, вам стоит верить в то, что настанет день, когда вы поверите. – Его пальцы сжали и отпустили мое плечо.

Он повернулся, чтобы уходить.

– Падре, – позвал я.

Он задержался.

– Вы… вы не скажете Черити?

Он повернул голову, и я увидел на его лице печаль.

– Нет. Вы не единственный, кто очень боится поверить.

Внизу послышались торопливые шаги, и под балконом показался Мыш, а за ним Алисия. Большой серый пес уселся и задрал к нам морду. Алисия, задыхаясь, вертела головой:

– Отец?

– Мы здесь, – откликнулся Фортхилл.

– Быстрее, – выдохнула она. – Мама просила передать вам, что Дэниел пришел в сознание.

Глава 31

Дэниел поведал нам все, что помнил о нападении. Все получилось довольно просто. Он услышал шаги Молли внизу и спустился поговорить с сестрой. Тут в дверь постучали. Молли пошла открывать. Они обменялись парой слов, а потом Молли закричала и захлопнула дверь.

– Она вбежала в гостиную, – рассказывал Дэниел. – А они разнесли дверь у нее за спиной и тоже вошли. – Он поежился. – Они хотели подняться на второй этаж, и Молли сказала, что нам надо отвлечь их. Я схватил кочергу у камина и прыгнул на них. – Он покачал головой. – Я думал, это просто ряженые. Знаете… вроде как тупые грабители или что-то в этом роде. Но Жнец меня схватил. И хотел… Резанул меня этим своим кривым ножом. – Он кивнул в сторону забинтованной руки. – Молли ударила его, и он отпустил меня.

– Чем ударила? – спросил я.

Он покачал головой. Худенькое лицо его, казалось, осунулось еще сильнее от боли, усталости и потрясения. Говорил он как-то сухо, словно пересказывал события невероятного фильма, а не то, что произошло на самом деле.

– Я не видел. Наверное, битой или еще чем. Он меня уронил.

– А что потом? – спросил я.

Он судорожно сглотнул:

– Я упал и ударился головой об пол. А они ее схватили. Жнец и Пугало. Схватили и потащили к двери. Она кричала… – Он прикусил губу. – Я хотел им помешать, но Руки-Молоты бросился за мной. Тогда я выбежал через кухню и забрался в дом на дереве – понимаете, я сообразил… Ну, рук-то у него толком нет. Молотки только. Как ему за мной карабкаться?

Он посмотрел на Черити, и голос его виновато дрогнул:

– Прости, мамочка. Я хотел им помешать. Только они были такие… такие здоровые… – Глаза его заблестели от слез, и он всхлипнул.

Черити крепко обняла сына и шепнула что-то на ухо. Дэниел затих, только плечи его вздрагивали.

Я встал и отошел в дальний угол. Фортхилл присоединился ко мне.

– Эти твари, – шепнул я ему, – наносят не только физические травмы. Они ранят психику тех, на кого нападают.

– Думаете, с Дэниелом это произошло? – спросил Фортхилл.

– Надо посмотреть повнимательнее, но такое вполне вероятно. Некоторое время парню тяжело придется, – ответил я. – Это похоже на эмоциональную травму. Смерть близких… что-то в этом роде. Это ранит людей примерно так же. От подобного не сразу оправляются.

– Я тоже видел такое, – кивнул Фортхилл. – Да, я вам не успел сказать… Мне кажется, вам стоит знать, что Нельсон пришел ко мне вчера вечером.

Я кивнул в сторону той раскладушки, что была занята, когда мы приехали:

– Это он?

– Да.

– И как он вам показался?

Фортхилл пожевал губу:

– Если бы я не знал, что это вы его послали, я бы подумал, что у парня тяжелая ломка. Он говорил почти невнятно. Очень возбужденно. На самом деле был сильно напуган, при этом не мог объяснить, чем именно. Мне удалось немного его успокоить, хотя он чуть в обморок не упал.

Я нахмурился и запустил правую пятерню в волосы:

– Вам не показалось, что его кто-то преследовал?

– Нет. Хотя, возможно, я чего-то и не заметил. – Он устало и немного виновато улыбнулся. – Час поздний. И после десяти вечера я уже не совсем тот, что был когда-то.

– Спасибо, что помогли ему, – сказал я.

– Да не за что. А кто он такой?

– Парень Молли, – ответил я и оглянулся на мать, утешающую сына. – Возможно, Черити необязательно об этом знать.

Отец Фортхилл прикрыл глаза и вздохнул:

– О господи!

– Вот именно, – кивнул я.

– Позволите вопрос?

– Конечно.

– Эти создания, фаги, если они, как вы говорите, порождения мира духов, то как им удалось переступить порог дома?

– Традиционным путем, – вздохнул я. – Получив приглашение.

– От кого?

– Возможно, от Молли, – ответил я.

Он нахмурился:

– Мне трудно поверить в то, что она могла так поступить.

Я почувствовал, что губы мои непроизвольно сжались.

– Возможно, она не знала, что они монстры. Они же меняют форму. Возможно, они явились ей в облике кого-то из ее знакомых, кого она могла пригласить.

– А, – кивнул Фортхилл. – Ясно. Например, в виде вас.

– Возможно, – тихо произнес я. – В таком случае это уже второй раз, когда кто-то использует мое лицо, чтобы ударить по семье Майкла.

Некоторое время Фортхилл молчал.

– Насколько я понял, – произнес он наконец, – в предыдущих случаях эти создания убивали всех без разбора. Почему тогда они забрали Молли, а не просто убили?

– Пока не знаю, – признался я. – Мне вообще пока непонятно, как мое заклятие привело их к Молли. Я даже толком не знаю, что это за твари и откуда. Из чего следует, что я не могу пока понять ни того, зачем они вообще появлялись, ни того, куда они унесли девочку. – Я с досадой махнул рукой. – Это меня с ума сводит: имеется чертова уйма фактов, и они никак не выстраиваются.

– Вы устали, – заметил Фортхилл. – Возможно, если бы вы отдохнули…

Я покачал головой:

– Нет, падре. Твари, которые ее забрали, не отдыхают. Чем дольше она находится в их руках, тем меньше шансов у нас увидеть ее снова. – Я потер глаза. – Просто надо все продумать хорошенько.

Фортхилл кивнул мне и обернулся. На другом конце комнаты Черити укрывала сына одеялом. Даже Алисию сморила усталость, так что бодрствовали теперь только взрослые.

– Что ж, не буду вам мешать. Вы хоть ели что-нибудь последние полдня?

– В мезозойскую эру, – признался я.

– Сэндвич?

Мой желудок откликнулся на это предложение рокочущим звуком.

– Только если вы настаиваете…

– Сейчас что-нибудь соображу, – кивнул Фортхилл. – Прошу прощения.

Он подошел к Черити, взял ее за руку и, негромко сказав ей что-то, повел к двери. Теперь, когда о ее детях позаботились, она выглядела так, словно вот-вот развалится на части. Они вдвоем покинули помещение, оставив меня в полумраке в обществе Мыша и полудюжины спящих детей.

Я думал. И еще думал. Я собрал все известные мне факты и вертел так и этак, пытаясь сложить из них хоть что-нибудь – что угодно, только бы настал конец этому безумию.

Фаги. Ответ крылся в фагах. Стоит мне понять, кто они такие, и я смогу вычислить, кто может их использовать и что мне сделать, чтобы узнать о них побольше. Должно же у них иметься что-то общее, – что-то, что связывало бы их воедино, какой-то факт, подсказка, с помощью которой я мог бы оценивать их мотивации и намерения.

Но что у них, черт подери, может быть общего, кроме того, что все они – монстры, питающиеся страхом? Они возникали в самых разных местах: в туалете, на кухне, на стоянке, в конференц-зале. Жертв себе они тоже выбирали произвольно. Все они появлялись в виде персонажей ужастиков, но этот факт представлялся мне относительно второстепенным. Сколько я ни тужился, мне не удавалось больше найти ничего, что связывало бы их, что помогло бы их опознать.

Раздосадованный, я встал, приблизился к раскладушке, на которой лежал Дэниел, и включил Зрение. Даже это потребовало от меня больших усилий и времени, чем обычно. Я напрягся и посмотрел на мальчика.

Я не ошибся. Он подвергся психической порке. Фаги терзали его разум и душу точно так же, как ранили его плоть. Эти раны виделись мне длинными кровоточащими порезами. Вот бедняга! Эта гадость будет долго преследовать его. Я пожелал ему отдохнуть хоть немного, прежде чем он проснется от кошмаров.

Я довольно долго смотрел на Дэниела, чтобы его страдания как следует запечатлелись у меня в памяти. Я хотел до конца своих дней помнить, как выглядят последствия моих ошибок.

Услышав слева какой-то звук, я машинально повернул голову, обратив Взгляд на источник – беспокойно ворочавшегося Нельсона.

Если маленький Дэниел страдал от жестокого избиения, душа Нельсона, похоже, оказалась в руках самого ада. Вся верхняя часть тела предстала моему Взгляду покрытой отвратительными гноящимися нарывами и кровоточащими язвами от жутких ожогов. Самые тяжелые повреждения начинались у основания шеи и сходили на нет у поясницы.

На обоих висках темнели крошечные аккуратные отверстия, обожженные по краям, будто нанесенные лазерным скальпелем.

В точности такие, как у Рози.

В мозгу у меня зазмеились логические цепочки, от которых разом закружилась голова. Я выключил Зрение и больно ударился задом об пол.

Я понял.

Я понял, почему мое заклятие послало фагов в дом Карпентеров.

Я понял, почему похитили Молли. И мог бы предположить с хорошей долей вероятности, куда именно ее унесли.

Я понял, что общего имеют между собой фаги.

Я понял, кто их вызывал.

Это наполнило меня таким ледяным, острым страхом, что я едва мог шевелиться. Я с трудом поднес руку ко рту, чтобы удержаться от беспомощных всхлипов.

Не сразу, но мне все же удалось заставить себя успокоиться. К этому времени вернулся Фортхилл с сэндвичами. Он поставил себе раскладушку, лег и сразу же уснул.

Я съел сэндвичи. Потом встал и отправился на поиски Черити.

Я обнаружил ее в зале, на верхнем ярусе балкона. Она смотрела на алтарь и никак не отреагировала, когда я поднялся по ступенькам и сел рядом с ней на скамью. С минуту я сидел молча.

– Черити, – прошептал я. – Мне нужно спросить у вас кое-что.

Она сидела в каменном молчании. Только подбородок ее чуть качнулся вверх и вниз.

– Как давно? – тихо сказал я.

– Как давно – что? – уточнила она.

Я сделал глубокий вдох:

– Много ли времени прошло с тех пор, как вы занимались магией?

Глава 32

Выстрели я в нее – и то вряд ли добился бы большей реакции. Черити разом побледнела как простыня. Она застыла, судорожно цепляясь за спинку соседней скамьи. Пальцы ее побелели, и дерево скрипнуло. Стиснув зубы, она низко опустила голову.