Текст книги "На хвосте Техас"

Глава 5

Юноша, поступивший на работу в отель, может избрать несколько вариантов, как вести себя в дальнейшем. Если он не в силах противостоять окружающим соблазнам – женщинам, выпивке и возможности красть все, что плохо лежит, то его чаше всего с треском выгоняют. Но если он в состоянии вести себя подобающим образом (а точнее, умеет прятать концы в воду), то, как правило, без особых хлопот может: 1. Подняться по служебной лестнице и занять на самом верху прочное положение. 2. Ничего не добиться и остаться простым служащим. 3. Используя контакты и связи отеля, заполучить хорошую работу вне его.

Как ни странно, но это сразу бросается в глаза – очень многие юноши избирают для себя то, что отмечено цифрой "2".

Служащий отеля всегда остается «парнем», независимо от возраста, выросшего брюшка и больных ног. Остается им и в шестьдесят пять, как был в четырнадцать, когда впервые стал коридорным, лакеем или «старшим, куда пошлют». Не меняется с течением времени и его заработок: на закате лет он получает не больше, чем в самом начале. Правда, к этому делу можно подойти с другого конца – не меньше, чем когда был молодым. Знаете ли, поменять приятную, полную щедрых чаевых должность на менее доходную работу, пусть и предоставляющую в дальнейшем возможность для роста, – это не та вещь, на которую решится всякий юноша.

И все же некоторые выбирают для себя дело, на котором можно вырасти. Они не мыслят себя в будущем «дедами», одетыми в ливрею и отвешивающими поклоны в благодарность за чаевые, не хотят вечно быть на подхвате у тех, кто за известную мзду волен распоряжаться ими как ему заблагорассудится. Во всяком случае, многие из тех, с кем Митч начинал работать в отеле коридорным, все же смогли выбиться в люди и теперь занимали высокие, почетные должности.

В свое время в силу какого-то предвиденья и просто из-за чувства симпатии Митч помогал им завоевать свое место под солнцем. Поэтому ныне, за редкими исключениями, они тоже были готовы ему помочь, отчасти из благодарности, но главным образом из чисто практических соображений – Митч всегда был при деньгах, а кто знает, когда может понадобиться заем? К тому же с его покладистостью иметь с ним дело было одно удовольствие. Кроме того, для тех, кто так или иначе связан с отелями и кормится за счет постояльцев, характерно презрение ко всем, кого они обирают. И всякий любитель азартных игр, играющий профессионально и зарабатывающий себе этим на жизнь, рассматривается ими как законная добыча.

* * *

Митч рывком распахнул дверь. На пороге стоял пухлый, розовощекий мужчина в тщательно отутюженных брюках и визитке. Ухмыляясь чуть ли не до ушей, он протянул к нему руки:

– Митч! Никак это ты, очаровательный мошенник?! Я только что обнаружил, что ты к нам нагрянул.

Митч с притворным отчаянием простонал:

– Тарк! Да храни нас Господь, это Тарк! – Он втащил толстяка в апартаменты и оповестил Рыжую: – Все пропало, радость моя, здесь сам Таркелсон!

Таркелсон восторженно рассмеялся, когда на оклик Митча чуть ли не бегом ворвалась Рыжая. Она с энтузиазмом заключила толстяка в объятия, запечатлела поцелуй на его лбу и получила ответный в щеку. Затем повернулась к Митчу:

– Есть ли какой-нибудь способ ускользнуть от этого типа?

– Это тот самый вопрос, который у всех на устах, – ответил он.

– Ну, тогда пусть хоть ведет себя прилично, – с напускной строгостью объявила Рыжая, – а не то мы все-таки на тридцатом этаже.

Митч усадил гостя на стул, ножки которого тут же промяли ковер до пола, и поинтересовался, какой пост занимает Таркелсон в этом отеле – моет тарелки или чистит туалеты? Толстяк, хохотнув, сообщил, что претендовал на обе эти должности, но его сочли не заслуживающим столь высокой чести и заставили довольствоваться скромной ролью управляющего. На самом деле, тут же добавил он, слегка помрачнев, работенка эта оказалась не столь уж приятной – это лишь со стороны она выглядит синекурой. Практически всем заправляет концессия – едой, напитками, прачечной, прислугой, газетным киоском и кухней, ему же достались чисто административные функции.

– Впрочем, грех жаловаться, дела у меня идут неплохо. – Лицо Таркелсона вновь посветлело. – Но и вы, ребята, как я вижу, преуспеваете. Когда можешь позволить себе отвалить сорок пять сотен в месяц за номер...

Тут Рыжая испустила вопль и чуть было не хлопнулась в обморок. Митч в отчаянии воззрился на гостя.

– О Боже, Митч! – Таркелсон хлопнул себя ладонью по лбу. – Мне следовало бы догадаться, что ты скрыл от нее такую безделицу.

– И почему только меня угораздило жить с тобой в одной стране?

– Вот я и пришел, чтобы выяснить это среди прочих вещей.

Я имею в виду, внести ясность, есть ли от меня хоть какой-нибудь прок? Рыжая, ты будешь женщиной моей мечты, если сделаешь одолжение и передашь мне телефон...

Она выполнила его просьбу. Мгновенно их глазам предстал совсем другой человек – властный, без тени юмора. В его голосе звучали металлические нотки, когда он разговаривал с портье:

– Надеюсь, Дэвис, есть вещи, которые вы все-таки знаете? Или, по крайней мере, должны знать. При всех прочих равных условиях стоимость проживания в номере зависит еще и от нашего желания иметь постоянных посетителей. Как вам известно, мы хотим, чтобы люди к нам возвращались. Или у вас на сей счет иное мнение? Ну, тогда ладно! Хорошо! Но в дальнейшем консультируйтесь со мной! Ох да, и назначьте плату, хм, в тридцать семь сотен, ну, и еще, скажем, пятьдесят долларов.

Таркелсон положил трубку и лучезарно им улыбнулся. Митч притянул Рыжую к себе на колени и слегка шлепнул, как бы подавая сигнал. Та не замедлила заявить:

– Это прекрасный человек, Митч. Может, нам следует сделать ему небольшой подарок?

– Но у него и так всего навалом, – возразил Митч, – перхоть, окорока, бюст как у женщины...

– Ну давай посмотрим, – перебила его Рыжая, пока толстяк с жалким видом пытался рассмеяться. – Почему бы не дать ему ведро сэндвичей с маслом? Он явно умирает от истощения.

– Для такой утробы ведра хватит лишь на один зубок. Как насчет того, чтобы дать ему на лапу?

– Тогда или прямо сейчас, или никогда, – заявила Рыжая. – В конце концов, он ведь крупная шишка... в обхвате.

– Мы дадим ему всего лишь один шанс, – провозгласил Митч. – Тарк, ты должен истратить те пять сотен скидки, что сделал мне за номер, себе на бутерброды и непременно с маслом.

Таркелсон сначала наотрез отказался принять пять сотен – ведь друзья есть друзья.

Затем отказался принять так много – все-таки друзья есть друзья.

Наконец, согласился взять деньги – и только из-за того, что друзья остаются друзьями, а значит, должны помогать друг другу. И раз уж они помогают ему, то он тоже должен им помочь.

– Кое-что намечается в Зирсдейлском загородном клубе. Могу достать тебе гостевой билет.

– А сможешь включить меня в игру?

– То есть в число избранных? Даже Иисуса Христа и то не смог бы.

Рыжая и Митч в унисон простонали. Потом наперебой стали упрашивать Таркелсона. Тот похохатывал, отшучивался и багровел от восторга. Он, видите ли, страшно смущен тем, что взял такие деньги, хотя видит Бог, как они сейчас ему кстати, так что придется им удружить, чтобы не так уж мучиться угрызениями совести.

– Каков характер, а? – Митч ткнул в него пальцем. – Он и впрямь добудет нам пригласительный билет аж в загородный клуб!

– Вот что значит влияние, – поддакнула Рыжая. – Держу пари, он может даже добиться того, чтобы наши имена занесли в телефонный справочник.

– Он весь – одно сплошное сердце, – продолжил Митч. – Огромное, как... кухонный котел.

Смеясь, менеджер поднял руки вверх:

– Ладно, смейтесь! Но так и быть, попробую кое-что сделать. Уинфилд Лорд-младший заказал у нас номер на следующую неделю, и я знаю, как вас свести. Могу при разговоре с ним сообщить, что ты игрок, тогда он сам постучит к тебе в дверь.

Весьма довольный собой, Таркелсон перевел сияющий взгляд с Рыжей на Митча. Затем его улыбка медленно сошла на нет, сменившись почти комическим недоумением.

– Пожалуйста, – взмолился он, – что же мне сделать, скажите на милость, чтобы угодить вам обоим?

– Не пользуйся в моем присутствии скверными словечками, – озадачила его Рыжая.

– Хм? Не...

– Такими, как Уинфилд Лорд-младший, – пояснил Митч.

– Ну, верно, он скунс вонючий, – согласился менеджер. – И что с того? Зажмите нос покрепче и хапните его денежки, а они, как известно, не пахнут. Мой Бог, эти Лорды владеют половиной штата Техас!

– Деньги в Техасе утекают как вода, – заметил Митч. – Во всяком случае, те, что были у Лорда. За десять лет – двадцать миллионов. Все, что у него сейчас осталось, это долги и подмоченная репутация.

– Мы принимаем его чеки, – возразил Таркелсон. – И у нас никогда не было с ним ни малейшей неприятности.

– Это другое дело. Его законные расходы оплачивает мать из своего кошелька.

– Я случайно знаю, что Фрэнк Даунинг тоже принял от него расписку более чем на пятьдесят тысяч и получил по ней все, вплоть до цента.

Митч и тут нашел что возразить. Он сказал, что всем известно, каково иметь дело с Фрэнком Даунингом. Матери Уинфилда предстоял выбор – или уплатить сполна, или прятать сына у себя на ранчо всю его оставшуюся жизнь.

– Даунинг, Фрэнк Даунинг, – размышляла вслух Рыжая. – Вроде бы мне знакомо это имя?

– Конечно знакомо, – пришел на помощь Митч. – Он содержит кучу заведений в окрестностях Далласа. Своего рода Монте-Карло на далласский манер, только у Фрэнка больше места, пожалуй.

Таркелсон кашлянул, оттянув пальцем тугой воротник от шейных складок, затем произнес с надеждой, что, возможно, ситуация с Уинфилдом Лордом-младшим изменилась к лучшему. Например, может, мама Лорд ослабила завязки на своем бездонном кошельке.

– Думаю, навряд ли, – засомневался Митч, – такие новости распространяются быстро.

– Но ведь ты не знаешь этого наверняка. – Таркелсон повернулся к Рыжей. – Попытка – не пытка, тебе так не кажется, Рыжая?

– Мне кажется так, как кажется Митчу.

– Выходит, Митч – босс? – подмигнул Таркелсон.

– Конечно он босс! И что тут такого странного?

Митч поцеловал ее и, как бы защищая, заключил в объятия.

– Рыжая – это моя овечка. – Его улыбка недвусмысленно говорила об этом. – Перестань терзать мою овечку, Тарк!

– Конечно, она сущий агнец. Разве я спорю? – Менеджер уныло развел руками. – Но, Митч, я все же хочу, чтобы ты повидался с этой птичкой – Лордом. В конце концов, ты уже здесь, а он вскоре сюда заявится. Потратишь немного времени – вот и все, что тебе угрожает.

Митч смешался, прокручивая в голове возможные варианты «за» и «против» этого предложения, и наконец решил, что Таркелсон, возможно, прав. Терять ему особенно было нечего, и сейчас определенно не то время, чтобы упускать вероятный выигрыш. Но все же... все же что-то его удерживало. Где-то в самых тайниках его подсознания какой-то голос нашептывал, что Лорд – сволочь и ничего хорошего ждать от него не приходится.

Но может, просто берут верх личные чувства, а не разум? Однажды Лорд попытался облапать Рыжую. Правда, при этом был настолько пьян, что вряд ли отдавал отчет своим действиям, даже, наверное, толком не представлял, кто она такая. Однако сам факт говорит о многом.

Митч вздохнул, раздираемый противоположными чувствами: с одной стороны, настоятельным желанием быть практичным, а с другой, почти неодолимым – послать Лорда к черту.

– Дай мне немного подумать, – проговорил он наконец. – Я уже почти склоняюсь к мысли хорошенько потрясти Уинни Лорда, но только после того, как выясню, есть ли там чего трясти. Мне надо день или два, чтобы обмозговать возможные варианты. Если решу, что овчинка стоит выделки, то тебе за наводку десять процентов.

– Ох, ну что ты! – робко запротестовал Таркелсон. – В этом нет никакой необходимости.

– Десять процентов – это все, на что ты можешь рассчитывать, – подтвердил Митч. – А пока мы возьмем пригласительный билет на званый вечер в загородный клуб. Естественно, я не смогу принять участия в намечаемой у них там игре, но, по крайней мере, развлеку Рыжую.

Та поцеловала Митча и показала язык Таркелсону. Хохотнув, менеджер поднялся со стула и пообещал прямо сейчас же принести пригласительный билет.

– Лучше этого не делай, – попросила Рыжая. – Положи его в ящик для писем.

– Но я буду только рад...

– Рад чему? Быть убитым на месте? – окрысился Митч. – Рыжая, ты должна поведать этому человеку о птичках и пчелках.

Таркелсон удалился посмеиваясь.

Митч и Рыжая вернулись в спальню.

Во второй половине дня у них был легкий и запоздалый ленч. Затем, когда Рыжая вызвала к себе специалиста из салона красоты, находящегося на первом этаже, Митч отправился присмотреть машину напрокат. При этом испытал некоторые затруднения, решая, что выбрать: седан, «линкольн-континенталь» или черный «ягуар» с откидным верхом. Наконец, чувствуя, что седан, возможно, слишком уж бросается в глаза, остановился на «ягуаре».

Выбор оказался не из лучших. В чем он и убедился позднее, около восьми часов вечера, когда сворачивал на длинную подъездную дорожку, ведущую к клубу. Впереди них в «роллс-ройсе», размером с товарный вагон, с шофером и облаченным в ливрею лакеем, ехал пожилой мужчина в вечернем костюме. Посмотрев пристально в заднее стекло, он подался вперед, проконсультировался о чем-то с лакеем и шофером, также одетым в ливрею, после чего те тоже обернулись, чтобы поглядеть на машину Митча. Наконец, выбравшись из своего автомобиля возле самого входа в клуб, пожилой мужчина еще раз бросил презрительный взгляд на «ягуар», его пассажиров и отвернулся с видом, явно говорящим: «Да будь я проклят, если тут есть на что смотреть!» Митч невольно поморщился и мигнул, как от боли.

Итак, машина была плоха. Плоха уже просто потому, что в ней находились Митч и Рыжая. Ему это четко дали понять, и вряд ли требовались дополнительные доказательства столь неприятному факту.

Приземистая развалюха с ревом появилась на дороге, обдала «ягуар» градом гравия и, лихо вырулив, остановилась. Из нее высыпало с полдюжины тинэйджеров – юношей и девушек, одетых в странные одеяния, чуть ли не лохмотья, – которые с криками и смехом вбежали в здание клуба. Швейцар, одетый кучером, и даже с кнутом в руке для пущего сходства, с любовью посмотрел им вслед. Затем, повернувшись к Митчу, принялся придирчиво рассматривать его пригласительный билет.

– Вы здесь с кем-нибудь встречаетесь, сэр? – спросил он, возвращая Митчу билет. – Возможно, я смогу сообщить вам, прибыл ли уже тот человек.

– Мы ни с кем не встречаемся.

– Вижу. Хм. Выражение «гость» здесь используется в фигуральном смысле. Только по приглашению одного из почетных и уважаемых членов...

– Я пользовался много раз пригласительными билетами, – холодно возразил Митч, – и никогда не слышал ни о чем подобном.

– Оно и видно. Поэтому... Ну да ладно! – Он дал знак кнутом одетому в униформу помощнику, и тот подбежал, чтобы отогнать «ягуар». – Мы будем держать машину наготове для вас, сэр.

Митч почувствовал, что рука Рыжей дрожит в его ладони. Помогая ей подняться к дверям клуба по трем длинным ступеням, он ободряюще улыбнулся. Но сам не ощутил и толики того спокойствия, которое пытался изобразить. Если говорить об эмоциях, то главной из них была ярость. В его душе бурно закипал гнев на себя за то, что он привел ее сюда.

Таркелсону следовало бы знать, куда он их направляет. Конечно, возможно, Тарк и знал, да только по слухам. Видимо, полагал, что Митч и сам не менее его наслышан о клубе. И все же... Информация была важным аспектом в работе Митча, не менее важным, чем умение в запарке большой игры, повинуясь условному рефлексу, нащупать нужную нить в лабиринте ложных ходов и сообразовать с нею свое поведение, подкрепляя слово делом и дело словом. Мазь – вот лучшее средство от ссадин, если вы согласны терпеть пинки от мелких сошек, охраняющих птиц большого полета. Но раз уж вы привыкли играть по-крупному, то на входе было бы лучше произнести магические слова «Джек Зирсдейл» – имя неоспоримого главы легендарной «хьюстонской сотни».

Зирсдейл был основателем клуба. Членство в нем ограничивалось семействами и связанными с ними людьми той самой пресловутой «сотни». Предположительно к избранным принадлежал и владелец отеля, в котором Митч и Рыжая остановились. А почему бы и нет? Отсюда и пригласительные билеты под рукой – бизнес есть бизнес – для особо ценных постояльцев. Но сам по себе пригласительный билет еще не означает почтение к гостю. Как к нему относиться, будет видно уже потом, по ходу дела. Разумеется, если его ожидают, тогда не грех быть с ним и любезным...

Митч же был чужаком для всех, разве не так? Он ничем не мог ни навредить, ни помочь клану. Отсюда и отношение!

Однако подобное поведение было вовсе не характерным для Техаса, это уж точно. Характерным лишь для самых богатых в Техасе – это да! Митч всегда находил Хьюстон очень дружелюбным городом. Просто он сам напросился на неприятности, решив посетить такое место, как этот клуб.

Сразу же за входной дверью в здание клуба стоял плотный широкоплечий мужчина с подобием улыбки на толстых мясистых губах. Его холодные глаза несколько потеплели, когда он перевел взгляд с Митча на Рыжую. Придав голосу мелодичный оттенок, он произнес:

– В бар? Позвольте мне вас проводить?

Широкоплечий провел их по сводчатому коридору в обширное помещение, где тихо звучала музыка и слышались приглушенные акустикой голоса. Затем проводил их через полумрак к стойке, подождал, пока они усядутся, щелкнул пальцами прислужнику и удалился, отвесив поклон.

Перед ними поставили мартини со льдом. Бармен ненавязчиво поднес зажигалку к их сигаретам и пододвинул пепельницу на долю дюйма ближе. Убедившись, что гостям больше ничего не нужно, он тоже оставил их в покое. Митч поднес свой бокал к бокалу Рыжей, чокнулся и пробормотал, что обстановка становится более непринужденной.

Рыжая согласилась с ним, но ей здесь все еще не нравилось.

– Давай уйдем отсюда как можно скорее, дорогой. Мы не их поля ягоды, и они знают об этом.

– О? А я вот скажу, что мы вторглись сюда с развернутыми знаменами.

– И со следами подошв на штанах. Пожалуйста, Митч...

– Я думаю остаться здесь на обед, а может, еще и станцевать пару танцев.

– Все это мы можем себе устроить и в другом месте. – Нахмурившись, она изучала его лицо. – Надеюсь, ты ничего не замышляешь устроить здесь по нашей части, так ведь?

Митч смешался и отпил глоток из бокала. Так как она не скрывала своего беспокойства, задавая ему этот вопрос, он уже совсем было собрался ее успокоить, как вдруг резко закрыл рот. Какой-то высокий мужчина, в безупречном вечернем костюме и с совершенно бесстрастным лицом, проходя мимо них, слегка постучал костяшками пальцев по позвоночнику Митча. Почти не шевеля губами, он процедил буквально два слова.

– Вон отсюда!

Глава 6

Рассуждая здраво, Митч был склонен винить в своей женитьбе собственную мать. Он подсознательно тосковал по ней, когда позволил Тидди заманить себя в ловушку. В терпимости по отношению к этой девушке он как бы искупал те действия, что допустил по отношению к матери в их последнюю встречу – единственную после смерти отца.

Надо сказать, что мысли Митча по поводу его женитьбы были весьма путаными. О Тидди невозможно было думать без того, чтобы при этом ум не зашел за разум. Также трудно было увидеть в ней точную копию его матери. При первой встрече его поразила отнюдь не их схожесть, а явная готовность Тидди предложить ему себя.

Тогда ему выпало ночное дежурство по отелю «старшим, куда пошлют». Тидди, как он уже знал, была аудитором, причем хорошо оплачиваемым, какой-то нефтяной компании и работала главным образом по ночам. Покончив со своими служебными обязанностями, она обычно перекусывала в кафетерии отеля Уже перед самым рассветом, затем просила вызвать ей такси, чтобы оно отвезло ее домой. И случилось так, что в ту ночь вызывать ей такси выпало Митчу.

Это была цветущего вида молодая женщина с окрашенными в пшеничный цвет волосами и слегка веснушчатым носиком. Ее строгая одежда все же предостаточно оставляла для всеобщего обозрения такого, на что стоило посмотреть. И пока они вместе поджидали такси, Митч поймал себя на том, что пялится на нее во все глаза. Но моментом позже понял, что и она внимательно его разглядывает зелеными глазами из-под длинных ресниц. Смутившись, Митч был уже готов потупить взгляд, как вдруг эти глаза дважды моргнули, носик мило сморщился, а она на него... зарычала. Да, именно зарычала!

– Г-р-р-р, – произнесла Тидди. – Р-р-раф-ф!

– Ч-ч-что? – опешил он.

– Г-р-р, воуф! – раздалось в ответ. – Воу-боу!

Митч был не из тех, кому надо тыкать куском пирога под нос, чтобы дать понять, что принесли десерт. Едва узнав номер ее телефона, он тут же нагрянул к ней на квартиру, образно говоря, с тарелкой и вилкой наготове, и со всем пылом заявил, что не прочь разделить с ней постель. Тидди с притворной застенчивостью возразила:

– Я приберегаю свои прелести для муженька. Мне представляется, что если мужчина покупает товар, то он вправе рассчитывать, что им до него никто не пользовался.

Митч заявил, что им ничто не мешает продолжить обсуждение этой темы, лежа в постели, но Тидди отрицательно покачала головой с копной волос пшеничного цвета.

– Ты ведь не хочешь ограбить моего будущего мужа, польстившись на то, что принадлежит ему по праву?

– Ну, посмотри... – Митч нахмурился. – Если ты так к этому относишься, то почему же ты...

– Я подумала, что тебе, возможно, интересно взглянуть на предлагаемый товар, – объяснила Тидди. – Ну как ты можешь заключить сделку, не зная, что тебе предлагают?

– Ух! Что? Хм... – У Митча перехватило дыхание.

– Но пожалуйста, обращайся с осторожностью, – промурлыкала Тидди, стыдливо снимая домашний халат. – Ничто из того, что ты увидишь, возврату не подлежит.

Чокнутая? А то как же! Другого и не скажешь! Митч и сам чувствовал себя чокнутым, когда она проводила его до двери, вежливо пожелав хорошенько отоспаться за день. Выспаться? Да Бога ради, как вообще можно было заснуть после того, как он столько увидел и ничем не попользовался!

Митч еще никогда не чувствовал себя настолько выбитым из колеи и в таком бешенстве. Ну, и... польщенным. Перед ним – а в этом сомневаться не приходилось – была девушка экстракласса, скорее даже женщина, которая, помимо прелестей от плеч и ниже, имела еще и голову, и в ней достаточно ума, чтобы знать себе цену. Такая женщина конечно же могла бы заполучить любого мужчину, однако почему-то предпочла его – парня, который, по сути дела, ничего из себя не представляет. Так, по крайней мере, все это выглядело. А как, скажите на милость, можно закрыть глаза на такой факт?

На следующее утро Митч снова оказался в ее квартире. Готовый почти что сдаться, он пытался выяснить причину ее поведения по отношению к нему и ее желания женить его на себе. Но ответ – вернее, никакого ответа – был один и тот же: «Потому что ты мой сладенький, мой единственный душка».

– Но ты же даже не знаешь меня толком! Впервые увидела всего-то несколько дней тому назад.

– О да, недавно и вместе с тем знала тебя давно, – лучезарно улыбнулась она.

– Но как такое может быть? Я о том, когда ты успела меня узнать?

– Я знаю моего сладенького, – возразила она. – Где бы ни увидела моего муженька, сразу же его узнала бы.

К концу недели Митч на ней женился. Были сотни причин, как ему казалось, вынуждающих его так поступить, и ни одной – против.

В первую брачную ночь они оба изрядно накачались шампанским, да еще так основательно, что утром он весьма смутно себе представлял, что присутствовал на собственной свадьбе. Но когда услышал рыдания Тидди, сразу же вернулся к суровой действительности. Она трясла его за голову, немилосердно тиская в своих объятиях.

– Я... п-просто счастлива, дорогой. Я т-так рада, что ты не умер!

– Гм? Что? – недоуменно пробормотал Митч. – Кто умер?

– Я знала, что ты не можешь быть мертвым, дорогой! Все так считали, и даже генерал написал мне письмо, но я знала, знала, знала...

– Очень мило с твоей стороны. – Митч зевнул и тут же опять заснул.

На следующее утро он не вполне был уверен, что все это ему не приснилось. Более того, Митч почти не думал о странной выходке жены. Тидди была из тех, кто в состоянии заставить мужчину думать о более интересных и восхитительных вещах. Когда же, наконец, встревожившись, Митч обратился к психиатру – постоянному обитателю отеля, где он тогда работал, и тот пояснил, что Тидди, возможно, отвела ему ведущую роль в своих сексуальных фантазиях, уходящих корнями к периоду ее полового созревания, он просто не поверил и даже рассердился.

Этого быть не может, проклятие! Никак не может быть, ну никак! Однако, вне всяких сомнений, именно так и было! И лучшего объяснения для ее поведения он найти не мог. И сон, частью которого Митч оказался – вернее, каким его представляла Тидди в своих грезах, – вскоре обернулся для него кошмаром.

Приблизительно где-то в то же время Митч встретился с матерью. Их свидание, будучи в целом негативным, имело один явный плюс. После него даже Тидди – пусть с натяжкой – стала казаться ему вполне нормальной.

Прошло целых пять лет, как Митч видел последний раз мать на похоронах отца. Она писала ему нерегулярно, весьма туманно, но он отвечал. Однако бывало и так, что его письма возвращались с пометкой: «Адресат выбыл». Однажды Митч получил срочную телеграмму из Далласа с просьбой выслать сто долларов. Раз в год – и так в течение трех лет – мать напоминала о себе в день его рождения тем, что присылала ему десять баксов. Наконец, после почти годового молчания, она сообщила, что вновь вышла замуж, и очень удачно.

Это письмо дошло до него довольно быстро, так как было отправлено из того же самого города, где Митч тогда работал. Он прочел его, ощущая, как сердце щемит от тоски по матери. Поэтому, закончив после полудня работу, отправился с ней повидаться.

Дом ничем не выделялся из ему подобных, расположенных по соседству в этом золотушном районе. С одной стороны к нему примыкала заросшая сорняками одноколейка. С другой стороны – покинутое коммерческое строение с облупленным фасадом, сплошь обклеенным плакатами с изображениями ухмыляющихся или хмурящихся, но с одинаково проницательными глазами прожженных политиканов – идолов недавних избирательных кампаний.

Поднявшись на крыльцо и не решаясь постучаться, Митч глянул вовнутрь через открытую дверь. Жилище относилось к типу так называемых «гладкостволок с обрезанным дулом» – три с половиной смежные комнаты, расположенные в ряд одна за другой. И было почти невозможно не увидеть с порога спальню – вторую комнату от входа, не услышать характерный скрип постельных пружин, недвусмысленно говорящих о том, чем занимались в данный момент обитатели дома.

Митч опустил руку, так и не постучав. Затем тихо спустился на дорожку, прошел до угла и вернулся обратно. На сей раз, направляясь к крыльцу, он громко насвистывал, а поднявшись по ступеням, с силой стукнул в дверь. После второго такого удара послышался шум спускаемой воды в туалете, за ним смачные ругательства мужчины и глупый, похожий на ржание женский смех, который, хотя Митч и никак не мог в такое поверить, принадлежал его матери. Тогда он окликнул ее:

– Мама! Это я, Митч!

К тому времени, когда она наконец подошла к двери, он был готов уже плюнуть на все и уйти. Митч не мог себе представить, как он встретится лицом к лицу с особой, которая пыталась прикрыть свой страх, явственно звучавший в ее голосе, визгливым смехом-ржанием, и проникся уверенностью, что ему вовсе не хочется видеть ее мужа. Он успел заметить его, пока тот метался по спальне – смуглый тип, с прилизанными волосами, широкоплечий, с квадратным туловищем, – и сразу возненавидел всей душой.

Но все же, зная, что сумеет справиться с собой, Митч заставил себя не поддаться искушению уйти и остался стоять на месте. Поэтому минут десять спустя смог наконец поприветствовать мать.

– Фрэнсис, – робко крикнула она через плечо. – Это мой сын, дорогой!

– Велика важность!

– Уф, как ты на это смотришь, могу ли я его впустить, дорогой?

– Это твой щенок – сама решай!

– О, спасибо, дорогой, как я тебе благодарна! – с облегчением выдохнула мать.

И Митчу было дозволено войти.

Она скорее клюнула, нежели поцеловала сына в щеку, явно опасаясь бурным проявлением радости рассердить мужчину в соседней комнате. Митч уселся на простой стул с прямой спинкой, слегка озадаченный видом стоящего напротив дивана, пока наконец не признал в нем переднее сиденье от автомобиля. Мать спросила, чем Митч занимается в настоящее время, и он ответил, что работает старшим ночной смены в главном отеле города.

– Ой, как это здорово, просто великолепно! Ну, разве не здорово, а, Фрэнсис? – тут же заявила мать.

На что последовало:

– Эка важность.

И Митч подумал: «О Боже, что же случилось с ней?»

Ответ ему был известен и в некотором роде даже говорил в ее пользу. Порывистость и готовность постоянно язвить уступили место коровьей покорности и животным инстинктам. Видок у нее был как у ведьмы, потрепанной временем. Но, дьявольщина, подумал Митч, ей ведь скоро стукнет пятьдесят, а ее несравненному Фрэнсису никак не дашь больше тридцати пяти!

– ...Танцор, знаешь ли? – говорила между тем мать. – Фрэнсис очень талантливый танцор. Все так говорят.

– Как здорово! О, это и в самом деле здорово, – отозвался Митч.

– Да, да, он танцует.

– О, – поправил Митч, – ты хочешь сказать, пляшет?

– Д-да... Танцор, в общем.

– Ну, это здорово! Ужасно здорово! – съязвил Митч. Но тут завидев умоляющие глаза матери, решил вести себя поприличнее. – Не сомневаюсь, что у него хорошо получается, – проговорил он. – Хотелось бы как-нибудь на него посмотреть.

Фрэнсис не соизволил появиться в гостиной, пока не вырядился как на парад. На нем был черный костюм в обтяжку, остроносые штиблеты, черная рубашка и желтый галстук. Он дождался, когда Митч привстанет на стуле, и только тогда протянул ему руку. После чего уселся и принялся открывать принесенную с собой банку пива. Открыв ее, наконец устремил пристальный взгляд на Митча, молча, не мигая. Тот ответил ему, улыбаясь, не менее пристальным взглядом.

– Итак, выходит, ты коридорный? – буркнул новоявленный отчим. – И что же ты делаешь, когда какой-нибудь мужик попросит себе бабу?

– А что бы ты стал делать? – вопросом на вопрос ответил Митч.

– Я вот слышал, что птички, подобные вам, сплошь сутенеры.

– Вот как? – деланно удивился Митч. – А сам-то ты как думаешь?

Его мать нервно заерзала и жалобно проблеяла, пытаясь разрядить обстановку, что Митч, возможно, не отказался бы от пива.