Текст книги "По зову сердца"

Джинни не стала возражать. Хотя Джейк был всего-навсего продюсером документального кино, его уважали так, как мало кого уважали в этом городе. Он-то знал, что на его похороны придут все, кто известен или хочет стать известным в мире кино, хотя бы ради фотографий в колонках светской хроники.

Удивление вызывало другое: как Лайза, прожив почти пять лет в Лос-Анджелесе, сохранила такую наивность.

Несколько минут они сидели молча. Джинни не знала, что должна сказать дочери, боялась выдать свое отчаяние и злость, боялась показать Лайзе, какая буря кипит у нее в душе. Больше всего ей хотелось, чтобы дочь оставила ее наедине с горем.

Но так как Лайза не уходила, Джинни наконец спросила:

– Тебе рано вставать утром?

– Я попросила Гарри заехать за мной.

Лайза умолкла. Джинни вдруг поняла, что следит за каждым своим вдохом и выдохом.

– Я переночую здесь, – добавила Лайза.

«Так и есть, – подумала Джинни. – Долг дочери – поддержать мать, успокоить ее».

Джинни поднялась и включила свет над изголовьем кровати.

– Спасибо тебе. – Тряхнув головой, она отбросила волосы со лба. – Лайза, мне сорок семь лет, и я пока не нуждаюсь в сиделке.

К тому же зачем дочери заботиться о такой матери?

– Решено, – возразила Лайза. – Я остаюсь.

Джинни внимательно посмотрела на Лайзу. «Полно, да моя ли это дочь? У меня темные волосы, а Лайза – блондинка, совсем как моя мать. Усмехаясь, я поджимаю губы, а у Лайзы сердечная, теплая улыбка, как у моей матери. У нас обеих хорошие фигуры и один размер одежды, но Лайза выше и оттого кажется стройнее. Боже, как страшно… Лайза добрая, чего никак не скажешь о тех, кто зачал ее. Если бы наши голоса были не так похожи, никто не поверил бы, что я – мать Лайзы».

Джинни покачала головой и подошла к раздвижной стеклянной двери ванной комнаты. За ней пенилась горячая вода – будто ничего не случилось и все идет по-прежнему.

«Интересно, у Лайзы так же играют гормоны, как у меня? Есть ли у нее повседневная настоятельная потребность в сексе? Ну, что-то вроде привычки чистить зубы? Наверное, Лайзе не нужна кровать, ванна или костюмерная мужчины, испытывающего желание. Наверное, она может получить то, что хочет, прямо перед камерой».

А что теперь делать Джинни, когда постель ее пуста и холодна?

Она быстро подошла к Лайзе.

– У тебя сегодня вечером нет никакой встречи?

– Нет.

Джинни вдруг захотелось курить. Курение помогало заполнять неловкие паузы в разговорах и, выиграв время, решать, что можно сказать, а что – нет. Но вскоре после того, как в доме появилась Лайза, Джейк попросил жену бросить курить. Он всегда был так добр к ней, что Джинни подчинилась. Отказавшись от курения, она ни разу не пожалела об этом. Сигарета Брэда показалась ей отвратительной. И сейчас Джинни не знала, стоит ли вновь начинать курить. Возможно, она и начнет. Отныне все пойдет по-другому. Все.

– Сейчас мне не до свиданий, – продолжала между тем Лайза. – Шоу отнимает все время.

– Но это ведь только шоу.

Лайза пожала плечами:

– Может, мне пока не встретился кто-то необыкновенный.

– Но у тебя полно поклонников. Неужели среди них нет ни одного «необыкновенного»?

– Желтая пресса пишет, будто меня видели с Лоренцо Ламасом, а сплю я с Брэдом Питтом и вообще, что я – тайный плод любви Роберта Редфорда и Джейн Фонда.

Джинни невольно рассмеялась.

Лайза встала и потянулась.

– Честно говоря, мама, – начала она, и Джинни напряглась: Лайза называла ее мамой только в тех случаях, когда хотела сказать что-то действительно серьезное, – меня пугают серьезные отношения.

Джинни не призналась дочери, что у нее было множество связей. Их с лихвой хватило бы на две жизни, но серьезные отношения у нее были только с Джейком. И такими они стали лишь после того, как они прожили несколько лет в браке и она наконец раскрылась перед ним.

– Для подобных отношений нужно время, – заметила Джинни.

– В этом году мне исполнится тридцать. Думаешь, это мало? – Лайза тряхнула головой и повернулась ч матери. – Странно, что я так жалею себя. Ведь только что умер Джейк.

– Каждая смерть открывает нам нас самих, – задумчиво проговорила Джинни. – В конце концов, в смерти нет ничего необычного.

– Она страшна для тех, кто остается, – отозвалась Лайза.

– Да. Но я за свою жизнь потеряла много людей, а жизнь все-таки продолжается.

– Джинни, а что ты собираешься делать? – спросила вдруг Лайза. – Теперь, когда Джейка нет?

Голова Джинни закружилась так же, как два дня назад, когда Джейк упал замертво.

– Не знаю, – ответила она. – Наверное, продам фирму Джейка. Возможно, отправлюсь путешествовать.

Джинни опять посмотрела на дверь ванной. Ее смутил неожиданный вопрос, и она задумалась: а что же действительно теперь делать? Неужели вернуться… в пустоту? Или топить боль в водке? Да и удастся ли се утопить? Джинни бросила пить несколько лет назад, причем не по настоянию Джейка, она пришла к этому решению сама. Нет, конечно, нельзя сказать, что Джейк был совсем ни при чем; ей хотелось сделать приятное мужу… да хоть кому-нибудь, хоть когда-нибудь. А ради кого теперь тянуться к добру?

Неожиданно из соседней комнаты послышался голос:

– У меня есть для Джинни интересное предложение: стать моим партнером по бизнесу.

Когда Брэд вошел в спальню, Джинни вспыхнула от гнева:

– Я думала, ты уехал.

Брэд широко улыбался. Ей показалось, что в его лице есть что-то кошачье.

– Как любящий брат, я отвез Джоди в ее святилище и вернулся, чтобы приготовить вам коктейль.

Джинни взглянула на Лайзу, потом вновь на Брэда:

– В последний раз я видела бар не в спальне.

Она позволила Брэду приготовить большую порцию коктейля из водки с мартини, поскольку совсем не хотела затевать с ним ссору на глазах у дочери. Пока Брэд уверенно орудовал у любимого бара Джейка (этот большой неуклюжий бар Джейк приобрел давным-давно, когда проводил с Джинни медовый месяц на Гавайях), она смотрела на него и думала: «Как нелепо, что он стоит сейчас там, где должен стоять его отец».

Джинни прислонилась к бару и взяла у Брэда стакан. К счастью, Лайза расположилась на диване в дальнем конце комнаты. Как всегда, она отказалась от спиртного, и Брэд налил ей содовой воды.

– Помянем папу! – Брэд поднял стакан.

Джинни молча приподняла свой, сделала маленький глоток и поставила стакан на стойку.

– Брэд, – начала она, желая отвергнуть его предложения прежде, чем он начнет выкладывать их при Лайзе. – Наши дела – будут они у нас с тобой или нет – мы обсудим потом. Сегодня похоронили твоего отца, и я думаю только об этом.

Видимо, не слушая ее, он поигрывал стаканом.

– Кстати, о делах. Что вы намерены делать с «Лэнсинг продакшнз»?

Так называлась фирма Джейка. Он вырос в городе Лэнсинг, штат Мичиган, и любил говорить, что не забывает о своем «низком происхождении».

– Наверное, оставлю фирму за собой, – ответила Джинни. – Я всю жизнь мечтала о Голливуде. – Разумеется, это была ложь. Она вовсе не собиралась заниматься тем, чем занимался Джейк, и уже получила три предложения для «обсуждения». Но Джинни не желала сообщать Брэду ничего, что было близко к истине. – Если ты ищешь работу, – продолжала она, – боюсь, я не намерена расширять штат.

– Я не о работе. – Брэд держался спокойно и уверенно, как опытный делец. – Честно говоря, я подумал, что следовало бы составить вам компанию после похорон.

Джинни вновь взяла стакан, но не поднесла к губам.

– Как видишь, со мной моя дочь.

Брэд кивнул, поднял глаза на Лайзу и улыбнулся Джинни:

– Да, я заметил.

Джинни в эту секунду пожалела, что не интересовалась законами и не знает, восстановлена ли в Калифорнии смертная казнь за убийство.

– Брэд, – с трудом выговорила она, – полагаю, тебе пора.

Лайза вздрогнула, заподозрив, что мать и ее пасынок вот-вот кинутся друг на друга.

– Если вам надо поговорить, – проговорила она, – я, пожалуй, выйду.

Джинни опять поразилась наивности Лайзы. Впрочем, слава Богу. Она содрогнулась при мысли о том, что произойдет, если Лайза узнает про нее и Брэда, узнает про совершенную ею чудовищную ошибку.

– Нам не о чем говорить, – холодно возразила Джинни. – Буду очень признательна, если вы оба оставите меня. Сегодня был трудный день, и я хочу побыть одна.

– Бедная дорогая мамочка! – Брэд отставил свой стакан и отошел от бара. – Ну ничего. Я еще вернусь. Не могу видеть, как вы страдаете.

С этими словами он вышел.

Лайза посмотрела на мать. Интуиция подсказала ей, что не стоит сейчас говорить про Брэда.

– Ты в самом деле не хочешь, чтобы я осталась?

– Да. – После ухода Брэда дыхание Джинни восстановилось. Она подошла к дочери и обняла ее. – Позвони мне утром. Со мной все будет хорошо. Обещаю.

Но ей было плохо. Джинни не спала почти всю ночь, смотрела в потолок, молилась, чтобы Господь послал ей сон и избавил от пустоты в душе.

Глава 3

Джесс не хотелось, чтобы Мора в этот раз приезжала домой на выходные.

Но была пятница, и Мора пообещала приехать. Несмотря ни на что, даже на бессонную ночь, Джесс стойко восприняла известие.

Она сидела и смотрела на оранжевые языки пламени, плясавшие в газовом камине. Больше всего сейчас ей была нужна передышка. Тревис отправился с друзьями в Вермонт покататься на лыжах, а Чак – так ведь Чак, Джесс отлично это помнила, в Бостоне. Впрочем, он редко наведывался домой с тех пор, как снял квартиру в Манхэттене. Если бы не Мора, Джесс обрела бы желанный покой, закуталась в старый халат и провалялась бы всю субботу и воскресенье с книжкой, отгородившись от снега и слякоти и позабыв – или не позабыв? – о письме. Надежда мало-помалу укрепилась бы в ее сердце. И еще – в тишине она обдумала бы, можно ли предпринять хоть что-нибудь.

Но Мора все же приедет. Придется тащиться с ней в Манхэттен, чтобы выбирать наряды для поездки в Седону. Бесконечная болтовня не оставит времени на размышления. И все-таки Джесс радовало, что Мору пока интересует ее мнение, а не только чеки на внушительные суммы.

Прижавшись лбом к холодному стеклу, Джесс спросила себя, стала бы она сама проводить долгие часы в магазинах со своей матерью, если бы та была жива, а не умерла, оставив ее пятнадцатилетней девчонкой?

Поход по магазинам был у них когда-то ритуалом: сначала драгоценности, потом чай в кафе, оловянные солдатики и, поющие куклы…

В детстве Джесс выпадали волшебные минуты, когда она и мать улетали далеко-далеко от строгого отца, от повседневных дел и обязанностей, которые возлагало на них положение жены и дочери Джеральда Бейтса.

И эта жизнь осталась позади, когда Джесс исполнилось пятнадцать.

Она повернула на пальце кольцо с алмазом и изумрудом, то самое, которое носила с того дня, как волшебство исчезло навеки.

В тот промозглый мартовский день, в день похорон, Джесс услышала, как одна дама сказала другой: «Таблетки». «И водка», – как бы подтвердила вторая.

Джесс была потрясена до глубины души. Самоубийство? Эта мысль пронзила ее так же сильно, как ледяной взгляд отца в тех случаях, когда он не одобрял ее поступки.

Самоубийство. Мама? Нет, это невозможно. Только не мама. Только не ее легкомысленная, веселая мама.

Но Джесс почему-то поверила, что это правда. Пожалуй, она всегда знала, что у ее матери такая же хрупкая душа, как и тело. Джесс понимала, что счастливые дни не могут длиться долго.

Она тряхнула головой. Вдали за окном проплывала ярко освещенная баржа. Не стоило вспоминать о матери. Прошло уже тридцать лет. Были радости за эти тридцать лет, были и горести. Последних больше, гораздо больше. Но ярче всего запечатлелись в памяти чудесные годы, когда мать была жива, и отчаяние, охватившее се, когда она узнала, что мать умерла. Хуже была разве что потеря ребенка, от которого Джесс отреклась.

Она снова повернула на пальце золотое кольцо, как бы замыкая на ключ все, что принесли с собой мысли о том ребенке, – память о прошлом, о преступлении, о душевной пустоте, о Ричарде.

Ричарда ее отец презирал, потому что семья Ричарда не принадлежала к их кругу. Это Ричард пришел на похороны, чтобы утешить Джесс, а потом взял за руку и отвел к отцовскому лимузину, где обнимал, целовал и слизывал слезы с ее щек. И она обнимала и целовала его. В тот холодный мартовский день в лимузине был зачат ребенок, который теперь в могиле.

А может, и нет.

«Я – твоя дочь». Вот что сообщалось в письме.

Джесс переплела пальцы и сжала их с такой силой, что камни кольца впились в кожу.

– Да что же это такое? – проговорила она вслух. – Почему возвращается эта боль?

– Мама! – раздался в прихожей голос Моры.

Джесс моргнула, провела по глазам ладонью, собралась с духом и повернула голову:

– Мора, я не слышала, как ты вошла.

– С кем ты разговаривала? У тебя гости?

Джесс разжала пальцы и вымученно улыбнулась:

– Нет, никого нет. Я не разговаривала, а пела.

Ее миниатюрная светловолосая дочка, точная копия самой Джесс, только еще не пострадавшая от неумолимого времени, впорхнула в комнату и швырнула рюкзак на диван. В который раз Джесс вознесла хвалу Всевышнему за то, что Мора выросла уверенной в себе и не изведала мучительной боли сомнений, тягот неведения, раскаяния и многих лет безысходного горя.

– Что-то я никакой мелодии не расслышала. А у тебя случайно крыша не поехала?

Джесс подошла к дочери и обняла ее.

– Не знала, что современные психологи пользуются такой терминологией. – Она потянула носом. – Пахнет мокрой шерстью. Ты хорошо доехала?

Только в этом году Джесс преодолела ежесекундный страх за Мору. Раньше она постоянно представляла себе, как на шоссе между Гринвичем и Скидмором джип Моры врезается в превысивший скорость грузовик, груда искореженного металла летит в кювет, а из-под колес грузовика разлетаются учебники дочери. Джесс боялась за всех своих детей, и страх этот стал паническим пять лет назад, когда она узнала, что Эми погибла под колесами автомобиля. К счастью, кроме Эми, никто из детей Джесс пока не пострадал.

Если только Эми действительно была ее дочерью.

– В Нью-Хейвене идет дождь, – сообщила Мора, высвободившись из материнских объятий и сняв пальто. – Что у нас на ужин?

– Тревис уехал кататься на лыжах, так что мы с тобой сегодня вдвоем. Давай сходим в новый тайский ресторанчик.

– А может, просто закажем на дом пиццу? Надеюсь, Эдди позвонит.

Эдди – очередное увлечение Моры – ездил на «порше» и учился на менеджера в Йеле. Джесс до сих пор считала, что Море было бы лучше с менее самовлюбленным парнем.

Джесс понимала: Мора приехала не столько потому, что так уж хотела побродить с матерью по магазинам. Ее привлекала близость Йельского университета к Гринвичу. Тем не менее Джесс улыбнулась и пошла к телефону, чтобы заказать пиццу с капустой брокколи – как любит Мора. Она утешалась мыслью о том, что вечером у нее, может быть, все же найдется время облачиться в халат.

Эдди действительно позвонил, поэтому вояж по магазинам вышел недолгим. Мора собиралась ехать в Йель.

– Мам, ну ты же понимаешь! – умоляюще сказала дочь в закусочной на углу Пятьдесят седьмой улицы и Третьей авеню.

Конечно, она понимала. На дворе девяностые годы, поколения отличаются одно от другого, как заурядный куриный сандвич, что лежит перед Джесс на пластиковой тарелке, от изысканного салата из даров моря.

– В последние дни ты часто встречаешься с Эдди, как я вижу, – заметила она.

– Какое там часто, мама! Всю неделю нас с ним разделяют двести миль.

.Джесс бросила взгляд на сандвич.

– Как по-твоему, это серьезно?

– Серьезно? – рассмеялась Мора. – Мама, ты как будто из романа Джорджа Элиотаnote 3Note3
  Джордж Элиот – псевдоним английской писательницы Мэри Энн Эванс (1819-1880). Имя использовано как символ чопорной викторианской эпохи.


[Закрыть]. Серьезно! – повторила она, фыркнув. – О, моя Джессика, ну что мы стали бы делать, если бы… положение… оказалось серьезным?

Забыв о раздражении, Джесс расхохоталась. Ей передалось веселье дочери. Она уже не помнила, когда в последний раз вот столь искренне смеялась, когда чувствовала себя так же беззаботно.

«Наверное, – подумала она, – нужно показать Море письмо и поделиться с ней своими чувствами».

– Мам, не волнуйся, – говорила Мора. – Мы с Эдди очень осторожны.

Джесс поняла это так: да, они спят вместе, но пользуются презервативами, чтобы не допустить беременности или, не дай Бог, не заболеть СПИДом.

Она пригубила чай. Итак, пора рассказать Море про письмо.

– Жаль, что тебе не нравится Эдди, – заметила Мора.

Джесс поставила чашку на стол.

– Я не говорила, что он мне не нравится.

– Правильно. Но я же вижу, когда ты из-за меня на стенку лезешь.

Джесс отщипнула кусочек сандвича, поняв, что упустила момент поговорить о письме. Сейчас начнется очередная пикировка с дочерью.

– Наверное, ты потому не любишь его, что он напоминает тебе папу, – усмехнулась Мора.

– Твой отец здесь ни при чем.

Впрочем, отчасти Мора права: судя по всему, у Эдди и Чарльза одна система ценностей. Оба стремятся к общению с нужными людьми, к приобретению солидных вещей…

– Да нет, мам, он ни капельки не похож на папу, – настаивала Мора. – Эдди классный. А папа – как мятая, пропахшая потом рубашка.

И снова Джесс расхохоталась – Мора дала отменную характеристику отцу. Джесс пришлось признать, что иногда она недооценивает способность детей к самостоятельным суждениям.

Прикрыв рот рукой, она проговорила:

– Передай мне счет. Нам еще нужно сходить в «Сакс», а потом поедем домой.

Мора протянула счет: тридцать четыре доллара за чай и два сандвича. Покачав головой, Джесс потянулась к бумажнику. Ладно, пусть ей не удалось рассказать Море про письмо, зато она посмеялась от души.

Выслушивая бесконечные «Мам, ну мне это очень нужно!», Джесс не спрашивала дочь, намерена ли та заночевать у Эдди. Она только радовалась, что в данный момент нет ни снега, ни мороза. Правда, дороги, вероятно, скользкие после вчерашнего дождя, так как к вечеру похолодало.

Помогая Море выгружать свертки и относить их в квартиру, Джесс старалась не думать о грузовиках, превышающих скорость.

Мора быстро прошмыгнула на кухню, – ? Послушаю-ка я автоответчик.

Джесс повесила пальто в платяной шкаф.

Би-и-ип.

Джесс слишком устала, чтобы прислушиваться к звукам, доносившимся из кухни. Там кто-то включился на автоответчик. Поправив чехлы на лыжах, она захлопнула дверцы шкафа. Итак, вечер можно провести в покое. Завернуться в халат и…

В дверях кухни появилась Мора.

– Эй, мам, на автоответчике какое-то жуткое сообщение.

Вообще это характерная для Моры реплика. Начав встречаться с Эдди, Мора взяла за привычку называть подруг матери «жуткими». Жизнь Джесс вела, по мнению Моры, «жуткую», так как не ходила в клубы или на приемы, как когда-то. Джесс надеялась, что рано или поздно Мора поймет: без всего этого можно прекрасно обойтись.

– Что там? – спросила она.

– Понятия не имею. Послушай сама.

Джесс прошла на кухню. Мора смотрела на автоответчик, как на дохлого зайца на шоссе. Вот тогда Джесс догадалась, что сообщение связано с письмом.

Она наклонилась и нажала на кнопку.

Би-и-ип.

– Почему не отзываешься? – шепотом произнес явно искаженный голос. – Почему моя мама не отзывается?

И – щелчок.

Джесс и Мора застыли как статуи.

– Мама, – прошептала наконец Мора, – кто это?

Джесс обхватила себя руками, чтобы унять внезапную дрожь. Наверное, стоило сказать Море, что это какой-то заказчик, склонный к глупым шуткам, или придурковатая знакомая. Можно было просто пожать плечами, и тогда Мора без дальнейших расспросов уехала бы к своему Эдди. Но Джесс вспомнила, что несколько лет назад заключила договор с детьми: всегда, при любых обстоятельствах говорить друг другу правду.

Она уже солгала Чаку, объясняя, почему хочет позвонить Чарльзу. Хватит, нельзя врать и Море.

Джесс повернула на пальце кольцо.

– Давай-ка я сварю шоколад.

Мора вздохнула и изобразила улыбку:

– Ого, кажется, предстоит интересный разговор.

Мора всегда поддерживала Джесс в ее вечной борьбе с Чарльзом. Ей было всего шестнадцать, но она горой встала за мать, когда, как и другие члены семьи, узнала, что Джесс родила ребенка задолго до появления на свет старшего сына, Чака, задолго до того, как общество (за исключением самых стойких консерваторов-моралистов) перестало клеймить позором незамужних женщин, имевших детей вне брака.

Мора была с ней рядом. Она помогла матери пережить осуждение братьев. Чарльз тогда остался непреклонен, но Мора убеждала Джесс, что все нормально: ведь она – мать своим детям и любит их.

Конечно, это случилось давно, с тех пор прошло почти пять лет, и невинная школьница успела стать опытной, самоуверенной студенткой.

Протянув Море синий конверт и отхлебнув горячего шоколада, Джесс наблюдала за выражением лица дочери. Через несколько секунд Мора презрительно фыркнула:

– Кто это прислал?

– Не знаю. Наверное, тот же, кто оставил сообщение на автоответчике.

– Я даже не поняла, мужчина это или женщина.

– Я тоже.

– Короче, эта сволочь утверждает, что твоя дочь жива.

– Точно.

– Мама, а это возможно?

– Не знаю, родная.

– Я же помню, миссис Готорн прислала тебе фотографию! – воскликнула Мора. – Эми так похожа на тебя! Она твоя дочь.

– Может, мне просто слишком хотелось увидеть в ней свои черты, – возразила Джесс.

Мора встала из-за стола, подошла к раковине и вылила туда остатки шоколада.

– Мама, ты же не знаешь, кто этим занимается. А что, если это какой-нибудь чокнутый?

Джесс не стала говорить, что будущему психологу не следует употреблять выражения вроде «поехала крыша» или «чокнутый».

– Во всяком случае, – сказала она, стараясь не выдать своего волнения, – этому человеку известно, что я когда-то отказалась от ребенка.

– И что же?

– Значит, он хочет, чтобы я встретилась с моей дочерью, либо намерен свести меня с ума.

– И что ты собираешься сделать?

– Не знаю. Да и что я могу?

Мора топнула ногой.

– Послушай, мама, плюнь на это. Пора тебе забыть о прошлом.

Джесс вздрогнула от неожиданности.

– Что-о? Разве ты не знаешь, что я всегда именно к этому и стремилась?

– Как же! Ты ведь сама решила найти того ребенка.

Когда-то врач Моры сказал Джесс, будто ее дочь мучает чувство вины из-за того, что она забеременела в шестнадцать лет. Эти слова и подтолкнули Джесс к дальнейшим действиям. Иначе она никогда не узнала бы, что Эми погибла, и не развелась с Чарльзом. Наверное, то, что случилось с Морой, повлияло и на ее собственное душевное равновесие. Как бы то ни было, Джесс надеялась, что многие тысячи долларов, заплаченные за интенсивную терапию, помогли Море преодолеть все трудности.

– Ну, – не слишком уверенно, даже смущенно начала Джесс, – это было пять лет назад. Я хотела найти того ребенка, поскольку не сделала для него то, что следовало.

– Вот-вот, а теперь появляется какой-то псих и пытается выудить у тебя деньги.

– Какие еще деньги? Я давно не скрываю, что у меня был внебрачный ребенок.

– Да, мама, – желчно возразила Мора. – Ты не скрываешь. Зато другие члены семьи, возможно, не хотят, чтобы все это выплыло наружу. – Она поставила кружку в раковину и направилась к двери. – Я еду к Эдди.

Джесс даже не встала со стула. Она не ожидала, что Мора проявит такое хладнокровие и рассудительность. Наверное, все дело во влиянии Эдди и его друзей из клуба. Джесс отхлебнула шоколада и задумалась: а как бы отреагировал Тревис? Интересно, а Чак имеет отношение к этому письму?

Почему же все это случилось именно сейчас, когда ее жизнь вроде бы наладилась, стала наконец спокойной и предсказуемой?

Джесс закрыла глаза. Наверное, лучше всего последовать совету Моры и наплевать на все, не беспокоить родных, не лелеять надежду на то, что дочь жива. Сердцем она чувствовала, что Эми – ее дочь. Но Эми уже нет, девочка умерла.

Джесс медленно поднялась со стула, подошла к автоответчику и стерла тревожное сообщение.

Телефон зазвонил сразу после полуночи. Джесс открыла глаза. Сердце ее бешено колотилось, руки дрожали.

Звонок.

Это она. Или тот, кто вознамерился свести ее с ума. Но нет, им это не удастся. Даже Чаку.

Джесс протянула руку и взяла трубку.

– Мама! Я тебя разбудила?

Мора.

– Да, родная. – Джесс почувствовала, что сердце забилось ровнее. – В чем дело?

– Я решила переночевать у Эдди, – сказала Мора. – Пошел снег, а ведь ты беспокоишься, когда я езжу в такую погоду.

– Хорошо, родная, – выдохнула в трубку Джесс, хотя совсем не желала, чтобы Мора оставалась на ночь у Эдди. – Увидимся завтра.

После паузы Мора тихо добавила:

– Мам, извини меня. Я не хотела тебя обидеть. Я люблю тебя.

– Я тебя тоже, Мора.

После звонка дочери она уже не смогла заснуть. Конечно, Джесс беспокоилась за Мору и к тому же понимала, что злополучное письмо и сообщение на автоответчике сведут ее с ума, если она немедленно не предпримет что-нибудь. Что ж, надо отправляться в путь. Есть человек, который способен ей помочь.

Мэри Фрэнсис Тейлор, посвятив много лет незамужним матерям и их внебрачным детям, наконец удалилась на покой и поселилась в Фалмуте у своей сестры Лоретты. Старая дева, она так и не обрела счастья. Во всяком случае, девочки в «Ларчвуд-Холле» считали так до тех пор, пока не увидели, как Бад Уилсон выходит ночью из ее спальни, застегивая ширинку. О, то была ночь… разочарования.

Но сейчас Джесс не желала предаваться грустным воспоминаниям. Дело прежде всего.

Проведя беспокойную ночь, она встала, оделась потеплее и написала записку Море, сообщив, что выезжает за город. Джесс рассчитывала вернуться до отъезда Моры в Скидмор. Возможно, тогда ей удастся успокоить дочь.

Проведя в пути четыре часа, Джесс наконец собралась с мыслями и пришла к выводу, что Чарльз ни при чем – он не настолько изобретателен. Если бы ему понадобились деньги, он отыскал бы более простой способ добыть их. И Чак не имеет к этому отношения, решила Джесс, к своему огромному облегчению. Пусть он пошел в отца, но как-никак ее сын. Они с Чаком никогда не были особенно близки, но и не ссорились. К тому же в последние годы и виделись довольно редко.

Сворачивая с 28-го шоссе, Джесс подумала: «Согласилась бы Мора с этими выводами?»

Виляя по узким улочкам, она наконец подъехала к коттеджу мисс Тейлор. За время, прошедшее после ее первого и последнего визита сюда, черепичная крыша стала совсем серой, а забор покосился. Дом же явно нуждался в услугах маляра. А главное – здесь царила мертвая тишина.

«Наверное, – подумала Джесс, – так же выглядит и Вайнард в межсезонье, когда нет туристов».

Внезапно ее охватил страх. Она поняла, что не знает, о чем говорить с мисс Тейлор. И все-таки Джесс вылезла из машины и вдохнула сырой морской воздух.

«Конечно, – внушала она себе, – мисс Тейлор знает, произошла ли в самом деле путаница. Если Эми не моя дочь, а мой ребенок жив, мисс Тейлор об этом, разумеется, известно».

Джесс прошла по обледеневшей дорожке к дому, остановилась у переднего входа, подула на ладони и позвонила.

«Только бы она оказалась дома», – мысленно взмолилась Джесс.

За дверью послышались шаркающие шаги. Сколько лет сейчас мисс Тейлор? Не меньше восьмидесяти. Лоретта, наверное, еще старше; правда, ее Джесс видела один-единственный раз пять лет назад.

Дверь открылась, и на пороге появилась Лоретта, совсем сгорбленная. Кожа ее казалась прозрачной.

– Вы Лоретта Тейлор? – спросила Джесс.

Старуха нахмурилась:

– Что такое? Чего вам нужно?

Джесс кашлянула.

– Я приезжала к вам несколько лет назад, – очень громко заговорила она, предполагая, что старуха глуховата. – Меня зовут Джессика Рэндалл. Я хотела бы поговорить с вашей сестрой.

Почему-то последняя фраза прозвучала как вопрос.

– Напрасно потратили время, – проворчала Лоретта. – Моя сестра умерла.

Джесс придержала закрывающуюся дверь:

– Подождите, пожалуйста. Расскажите, что случилось.

– Она умерла прошлым летом. От своих чертовых сигарет. Джесс закрыла глаза и представила мисс Тейлор: ярко накрашенные губы, неизменная сигарета без фильтра в пожелтевших пальцах.

– О, мне так жаль… Я не знала…

– Теперь знаете, – отрезала Лоретта и захлопнула дверь. Джесс стояла на крыльце, засунув руки в карманы. Ей казалось, что дверь вот-вот откроется, на пороге появится мисс Тейлор, извинится за сестру, которая любит пошутить, и пригласит гостью в дом.

Но дверь не открылась.

Оборвалась еще одна ниточка, связывавшая Джесс с прошлым.

Мисс Тейлор больше нет.

Новая утрата ножом резанула по сердцу Джесс, и она осознала, что без мисс Тейлор ей уже никогда не узнать правду. Только мисс Тейлор она могла доверять.

Небо темнело. Начинался мелкий дождь.